Текст книги "Когда Бог был женщиной. Как древнейшая религия Богини сменилась патриархальной верой в богов-мужчин"

Выводы

Несмотря на то, что причинно-следственные связи между матрилинейностью, высоким статусом женщин и почитанием Богини часто выглядят запутанными, нельзя не отметить тот факт, что многочисленные свидетельства говорят о тесной взаимозависимости между системой родства по женской линии и религией Богини во многих районах Ближнего Востока. Хотя большая часть имеющегося материала относится к царским семьям, этого вполне достаточно для гипотезы о том, что матрилинейные обычаи в большинстве сфер жизни распространялись и на население в целом. При изучении перехода от религии Богини к поклонению верховному мужскому божеству с его последующим влиянием на положение женщин можно выявить определенные закономерности.

С начала II тысячелетия до н. э. ассирийцы поддерживали тесные политические и торговые контакты с хеттами – индоевропейцами по происхождению. Примерно с того же времени в разных городах северной Сирии появились индоевропейские (хурритские) князья. К 1600 г. до н. э. Вавилон попал под контроль касситов, возглавляемых индоевропейцами. К 1500 г. до н. э. Ассирия уже находилась всецело под властью хурритов, которые образовали царство Митанни[70]70
  Митанни – древнее хурритское государство на территории Северной Месопотамии и прилегающих областей. Столица Митанни – Вашшуканни – располагалась у истоков реки Хабур.


[Закрыть]. Эти завоевания сопровождались появлением мифа о Мардуке, который якобы убил Богиню Тиамат, чтобы получить место верховного бога в Вавилоне. В Ассирии рассказывали ту же легенду, просто заменив имя Мардук на Ашшур. На всем протяжении II тысячелетия до н. э. индоевропейцы продолжали вторгаться в земли Ханаана и Месопотамии и, как будет объяснено в последующих главах, могли сыграть существенную роль в формировании еврейской религии и права.

На данном этапе полезно обобщить некоторые из изменений в законодательстве, повлиявших на повседневную жизнь женщин. Так, в Эшнунне (Шумер) примерно в 2000 г. до н. э., если мужчина совершал насилие над женщиной, его казнили. В Древнем Вавилоне времен правления Хаммурапи, еще до крупных вторжений индоевропейцев, хотя многие северяне уже в то время жили в Вавилонии, наказание было тем же. В законах Ассирии, датированных периодом между 1450 и 1250 гг. до н. э. (когда Ассирия уже попала под контроль индоевропейцев), мы читаем, что если мужчина изнасилует женщину, то муж или отец пострадавшей должен затем изнасиловать жену или дочь виновного и/или выдать собственную дочь замуж за насильника. Последняя часть также вошла в законы евреев, которые добавляли к этому, что если изнасилованная женщина была уже замужем или обручена, ее следовало казнить. Похоже, что в ассирийских законах впервые упоминается об аборте, наказанием за который была смертная казнь.

Реформы Урукагины (около 2300 г. до н. э.) ссылаются на тот факт, что в прежние времена женщины брали двух мужей, хотя в его царствование это было запрещено. Согласно законам Эшнунны, мужчина, взявший себе вторую жену после того, как первая родила ему ребенка, должен быть изгнан из дома без какого-либо имущества. В Эшнунне, если женщина родила ребенка от другого мужчины, пока ее супруг отсутствовал на войне, от мужа ожидалось, что по возвращении он примет свою жену обратно. Никакого наказания за супружескую неверность не предусматривалось. По законам Хаммурапи, если женщина вступила в сексуальные отношения с другим мужчиной, ей следовало принести обет в храме и вернуться домой к своему супругу. Ассирийские и еврейские законы давали мужу право убить как жену, так и ее любовника.

Иногда проводить сравнения между различными местностями и историческими периодами довольно затруднительно, поскольку законы, судя по всему, кодифицировали вполне конкретные случаи и ссылались на разные ситуации. Основные изменения в законах, касавшихся женщин, затрагивали их право заниматься экономической деятельностью, наследовать имущество и передавать его своим детям, а также отношение к проблемам изнасилования, абортов, супружеской неверности со стороны мужа или жены, и – только у древних евреев – утраты невестой девственности до брака (что каралось у них смертной казнью). Поскольку данные законы в первую очередь затрагивали деловую и сексуальную активность женщин, представляется вероятным, что их главной мишенью служили прежние матрилинейные порядки. Уже сам по себе факт, что так много законов касалось именно женщин, указывает на постепенное изменение их места в экономике и сексуальной жизни, от первых засвидетельствованных вторжений с севера (около 2300 г. до н. э.), и до появления древнееврейских законов, предположительно записанных между 1250 и 1000 гг. до н. э., хотя, как уже упоминалось выше, ни одного оригинального их текста на иврите до сих пор не найдено.

Задаваясь вопросом, в какой степени обычаи родства по женской линии в совокупности с почитанием женского божества влияли на статус женщин, нам, вероятно, лучше всего обратить внимание на представительниц древнееврейских племен, выбравших для себя поклонение единому мужскому божеству, и на последующие законы, регулировавшие положение и права этих женщин в том обществе, в котором им приходилось жить.

Можно также допустить возможность того, что и на более личностном уровне, подобно тому, как еврейские патриархи молились о сыновьях и радовались, когда у них появлялся наследник мужского пола, чтобы продолжить род (точка зрения, не столь уж далекая от взглядов многих семей и в наши дни), в матрилинейных обществах, напротив, девочки ставились выше, а рождение дочерей считалось особым благословением. По словам кураторов Археологического музея Кембриджского университета в Англии, даже сегодня «среди матрилинейных ашанти[71]71
  Ашанти – африканский народ группы акан. Живут в центральных районах Ганы. Численность – 3,3 млн чел.


[Закрыть] в Африке дети женского пола особенно ценятся из-за их способности передавать кровь (могья) и давать жизнь новым поколениям (абусуа)». В древние времена в городе Аринна в Анатолии поклонялись не только Богине Солнца, но и двум ее дочерям и внучке. Народ кхаси из индийского штата Ассам чтил свою Богиню наряду с тремя ее дочерями и своенравным сыном. Можно лишь догадываться, какое эмоциональное воздействие это могло оказывать на самооценку и развитие молодой девушки в те времена.

Осознание взаимосвязи между почитанием Богини и передачей прав на имя, собственность и трон по материнской линии чрезвычайно важно для понимания причин последующего истребления Ее религии. Как я объясню ниже, вероятно, основной из них стало недовольство поклонением Богине (и всем, что оно собой воплощало) со стороны патриархальных захватчиков, прибывших с севера.

Судя по постоянному присутствию Богини как верховного божества в неолитических и энеолитических обществах Ближнего и Среднего Востока, Ее религия, а также сопутствовавшие ей матрилинейные обычаи, по-видимому, просуществовали без особых проблем в течение многих тысячелетий. Именно с вторжением северян, незадолго до своего проникновения в области поклонения Богине установивших у себя патрилинейные и патриархальные обычаи как следствие культа единого мужского божества, происходят разительные перемены в религиозных верованиях и социальных обычаях. Кем же были эти люди с севера? И как им удалось постепенно вытеснить и в конечном итоге полностью искоренить древнюю религию Богини, насчитывавшую не одну тысячу лет?

4. Захватчики с Севера

Почему и когда северные племена выбрали для себя мужское божество – вопрос спорный. От самых ранних этапов их развития не сохранилось ни скрижалей, ни храмовых сооружений. И лишь с их появлением в сообществах поклонников Богини на Ближнем и Среднем Востоке, к тому времени уже превратившихся в процветающие городские центры, они обращают на себя наше внимание.

Отсутствие каких-либо свидетельств существования более древних культурных центров на их северной прародине (в России и в Кавказском регионе) незадолго до вторжений предполагает, что вплоть до их прибытия на Ближний и Средний Восток они, по всей видимости, оставались кочевниками – охотниками и рыболовами, возможно, пастухами, лишь недавно открывшими для себя сельское хозяйство. Эти северные народы упоминаются в различных контекстах как индоевропейцы, индоиранцы, индоарии или просто арии. Сохранившиеся от исторических периодов описания представляют их агрессивными воителями, разъезжающими парами в запряженных конями боевых колесницах. Доисторические образы искусных моряков, плававших вдоль берегов и по рекам Европы и Ближнего Востока, более умозрительны.

Обсуждая их происхождение, Хоукс упоминает о мезолитических и неолитических группах, известных как «культуры боевых топоров». Она пишет:

Ни по одному другому вопросу мнения авторитетов не расходились столь кардинально и не отличались большей субъективностью, чем по вопросу о происхождении этих культур. Причина пристрастности кроется в том, в чем все авторитеты сходятся – а именно, что в культурах боевых топоров коренятся истоки индоевропейских народов. Что можно утверждать с определенной долей уверенности, так это то, что обладатели боевых топоров переняли многое в этническом, социальном и культурном плане от охотников-рыболовов лесных культур, таких как маглемозе и кундская. Возможно, так было не всегда и не везде, но со временем их характер становился все более патриархальным, воинственным и склонным к экспансии[72]72
  Некоторые авторитеты связывают индоевропейцев с людьми неолитической курганной культуры России, жившими к северу от Черного моря и Кавказских гор. Было высказано предположение, что обитатели курганов впоследствии доминировали над народами неолитической Европы, а один автор даже выдвинул гипотезу, что именно они в ту эпоху принесли индоевропейский язык народам Европы. (Поскольку у нас нет никаких сведений ни о языке курганной культуры, ни о языке европейцев данного периода, эта гипотеза в настоящее время должна оставаться чисто умозрительной.) – Прим. авт.


[Закрыть].

Эти маглемозийцы и кунды эпохи мезолита (около 15 000–8000 лет до н. э.) обычно селились в лесных и прибрежных районах Северной Европы, особенно на территории современной Дании. Их стоянки, как правило, располагались севернее, чем у более ранних граветто-ориньякских групп, которые оставили нам в наследство фигурки Венер.

Карта 2. Местоположение областей, которые упоминаются в главе 4

Нашествие северных народов было не единичным крупным событием, а скорее целой серией миграций, которые происходили волнообразно в течение как минимум одной тысячи, а возможно, и трех тысяч лет. Вторжения исторического периода, начавшиеся около 2400 г. до н. э., подтверждаются письменными источниками и сохранившимися артефактами и согласуются с мнением большинства историков и археологов. Предположения о вторжениях в доисторические эпохи, основанные на некоторых косвенных свидетельствах, а также на этимологических связях, пока остаются недоказанными. Эти более ранние и менее массированные вторжения относятся к 4000–3000 гг. до н. э., то есть ко времени до появления письменных источников. Обычно они не связаны с одними и теми же племенами-захватчиками. Вместе с тем, учитывая все имеющиеся данные, я полагаю, что о них следует упомянуть наряду с документально подтвержденными событиями более поздних эпох, чтобы читатель мог сделать собственные выводы.

Особенно примечателен тот факт, что в исторические периоды северные захватчики считали себя чем-то вроде высшей расы. Такое отношение, по-видимому, основывалось в первую очередь на их способности подчинять себе более древние и развитые в культурном отношении народы, почитавшие Богиню. Индоевропейцы находились в постоянном конфликте не только с жителями земель, на которые они вторгались, но и друг с другом. Модель, обнаруживающая себя в любой области, где бы они ни появлялись – группа воинов-агрессоров, сопровождаемых знатью из числа жреческой касты, которые сначала вторгались, захватывали, а потом правили коренным населением тех местностей, куда они проникали.

Даты их появления на Ближнем Востоке разнятся. Профессор Джеймс предполагает, что индоевропейцы обосновались на Иранском плато к IV тысячелетию до н. э. Кураторы музея Фицуильяма в Кембридже (Англия) датируют их проникновение в Анатолию концом IV или началом III тысячелетия до н. э. Профессор Олбрайт предполагает, что они появились в Анатолии «не позднее начала III тысячелетия», в то время как профессор Сетон Ллойд пишет: «Примерно в 2300 г. до н. э. мощная волна индоевропейских народов, говоривших на диалекте, получившем название лувийского, захлестнула Анатолию».

Профессор Гордон утверждает, что «индоевропейцы появляются на Ближнем Востоке вскоре после 2000 г. до н. э. Хотя их главными представителями были хетты, митаннийские цари и божества часто носят индоевропейские имена… Иранское плато должно было послужить благодатной почвой для арийцев (как мы можем назвать ту ветвь индоевропейских народов, к которой относятся иранцы)». Далее Гордон уточняет, что «приток индоевропейских иммигрантов на Ближний Восток во II тысячелетии до н. э. произвел революцию в военном искусстве. Вновь прибывшие использовали боевые колесницы, запряженные лошадьми, которые представляли собой мощную и стремительную ударную силу, доселе неизвестную на Ближнем Востоке… Элитные офицеры-колесничие, носившие индоевропейское название марьянну[73]73
  Марьянну (форма единственного числа от «marya», означавшего «молодой воин» или «юный герой») были потомственной кастой знатных возничих колесниц, существовавшей в нескольких обществах бронзового века на Ближнем Востоке.


[Закрыть], вскоре стали новой аристократией на всей захваченной ими территории, включая Египет».

Из Анатолии и Ирана эти племена продолжали двигаться далее на юг, в Месопотамию и Ханаан. По словам профессора Олбрайта,

…существуют как археологические, так и документальные свидетельства, указывающие на массовую миграцию или переселение с северо-востока в Сирию в XVIII в. до н. э. В результате этого переселения хурритские и индоиранские племена наводнили страну. К XV веку мы обнаруживаем, что большая часть Восточной и Северной Сирии занята преимущественно хурритами и индоиранцами… Мегиддо, Иерусалим и Аскалон [все – в Ханаане] управляются князьями с анатолийскими или индоиранскими именами. Черепной тип в Мегиддо, ранее близкий к средиземноморскому, теперь становится брахицефальным альпийским.

Поскольку вторжения носили спорадический характер, проследить за ними трудно, и, вероятно, потребовались бы целые тома, чтобы дать подробное объяснение по каждой отдельно взятой области на протяжении длительного периода времени. Однако исторические, мифологические и археологические данные свидетельствуют о том, что именно эти северные народы принесли с собой концепцию света как олицетворения добра и тьмы как воплощения зла (символика, вполне возможно, связанная с их расовыми предрассудками по отношению к более темнокожим жителям южных областей), а также представление о верховном мужском божестве. Образ мужского божества в их последующей литературе, которая неоднократно описывала и оправдывала его превосходство, а также весьма высокое положение, занимаемое в их обществе жреческой кастой, по-видимому, позволяет рассматривать эти вторжения не просто как территориальные завоевания, но как своего рода «крестовые походы».

Появление индоарийских племен, утверждение ими верховенства мужских божеств над женскими божествами коренного населения завоеванных земель и возникшее вследствие этого замысловатое сплетение двух богословий зафиксировано в мифологии каждой из описываемых культур. Именно мифы дают нам свидетельство тех мировоззренческих идей, которые в будущем привели к подавлению религии Богини.

Как пишет Шейла Коллинз: «Богословие в конечном счете неотделимо от политики. То, каким образом человеческие сообщества обожествляют трансцендентное и определяют категории добра и зла, связано в большей степени с динамикой власти в социальных системах, порождающих богословские идеи, чем со спонтанным откровением истины из потустороннего мира».

Судя по религиозно-мифологическим сочинениям царских писцов и представителей жречества, которые были обнаружены в дворцовых архивах индоевропейских правителей исторических периодов и часто создавались на языках покоренных народов, можно предположить, что именно политические цели, а вовсе не религиозное рвение, служили для них мотивацией. Преобладание мифов, объясняющих сотворение Вселенной мужским божеством или возникновение институтов царской власти там, где их ранее не было, недвусмысленно намекает на то, что многие из этих мифов были созданы жрецами вторгшихся племен, чтобы оправдать верховенство новых мужских божеств или избрание царя вследствие его особых отношений с этим мужским божеством.

В отличие от сына/возлюбленного религии Богини, индоевропейское мужское божество чаще всего представлялось как бог грозы, восседающий на высокой горе и испускающий огненное сияние или молнии. Этот повторяющийся символизм наводит на мысль, что северные народы, возможно, когда-то поклонялись вулканам как зримым воплощениям своего божества, о чем я буду говорить подробнее в главе 5. В некоторых областях этот бог считался мужем Богини – как, например, хаттский бог грозы Тару и богиня Солнца Аринна, или Зевс и Гера у греков. В некоторых легендах он предстает мятежным юношей, героически сразившим старшее женское божество – иногда с тем, чтобы завоевать ранее обещанное ему первенство в иерархии богов.

Во многих мифах женское божество символизируется змеей или драконом, чаще всего олицетворявшими тьму и злое начало. Иногда дракон выглядит бесполым или даже мужского пола (при этом тесно связанным со своей матерью или супругой – Богиней). Но основной сюжет и символика в каждом из этих мифов настолько сходны, что, судя по тем из них, где в действительности используется имя женского божества, мы вправе предположить, что дракон или змея – не что иное, как аллегория Богини и ее религии. Богиня, исконное верховное божество народов, завоеванных и управляемых индоевропейскими захватчиками, не игнорировалась, однако была включена в их символику таким образом, что эти якобы религиозные мифы позволяют нам проследить путь к Ее окончательному низвержению.

Мужское божество неизменно выступает в качестве могучего поборника света. С небольшими вариациями мы находим в хеттской Анатолии миф о битве между богом грозы и драконом Иллуянкой; в Индии – между Индрой, «Повелителем гор», и Богиней Дану и Ее сыном Вритрой; в северном Ханаане – между Ваалом (который предстает в двоякой роли бога грозы горы Цафон, а также брата/супруга богини Анат) и змеем Лотаном, или Латану (на ханаанском языке слово лат означает «Богиня»); в Вавилоне времен правления индоевропейцев-касситов – между Мардуком и Богиней Тиамат (в подвластной индоевропейскому царству Митанни Ассирии деяния Мардука просто приписывали Ашшуру); в индоевропейской Греции – между Зевсом и змеем Тифоном (сыном Богини Геи), а также между Аполлоном и змеем Пифоном (также считавшимся сыном Геи) и между Геркулесом и драконом-титаном Ладоном, охранявшим священное плодовое дерево Богини Геры (подаренное ей, по преданию, Геей в день ее бракосочетания с Зевсом). Тот же миф появляется и в писаниях древних евреев (чьи связи с индоевропейскими народами также будут подробно обсуждаться в главе 5), где еврейский бог Яхве (Иегова) поражает змея Левиафана (другое ханаанское имя Лотана). Возможно даже, что отголоски его сохранились в преданиях о святом Георгии или о святом Патрике и змеях.

Женская религия, в особенности после первоначальных вторжений, по-видимому, ассимилировала мужских божеств в более древние формы богослужения, и таким образом религия Богини сумела выжить, сохраняя популярность в течение тысячелетий. Ко времени Мардука и Ашшура (XVI в. до н. э.) ее статус в Месопотамии заметно снизился. Однако именно древние евреи, а затем христиане первых веков нашей эры нанесли ей последний удар, после которого религия Богини была окончательно истреблена и почти забыта.

Именно в индоевропейских преданиях коренятся истоки многих представлений древних евреев. Образ бога, восседающего в огненном сиянии на вершине горы, дуализм света и тьмы, символизирующих добро и зло, миф о победе мужского божества над змеем, а также ведущая роль, отводимая правящему классу – все эти черты, получившие широкое распространение в индоевропейской религии и обществе, можно встретить также в еврейских религиозных и политических концепциях. Это влияние или возможная связь с индоевропейскими народами служит возможным объяснением крайне патриархальных воззрений древних евреев, о чем будет сказано подробнее в главе 5. Чтобы лучше понять древнееврейские взгляды и представления, следует для начала обратиться к индоевропейским политическим моделям и религиозным образцам.

Индия – «происхождение каст…»

Индия дает нам одно из наиболее ярких свидетельств вторжений индоариев и покорения ими народов, издревле поклонявшихся Богине. Язык индоариев Индии в наши дни называется санскритом. Ко времени своего появления в стране северные народы еще не обладали собственной письменностью. Они переняли два алфавита, возможно, от аккадцев, и с их помощью стали записывать свои гимны и другие литературные произведения. Наиболее полное собрание их сочинений содержится в Ведах, книгах, составленных в Индии где-то между 1500 и 1200 гг. до н. э. на санскрите с использованием заимствованных систем письма.

В 1963 году профессор Эдвин Джеймс писал:

Похоже, что боги неба уже утвердились в древнем ведическом пантеоне среди арийских племен, когда те начали мигрировать во II тысячелетии до н. э. По прибытии в Индию они обнаружили, вопреки мнению, бытовавшему до 1922 года, когда начались археологические раскопки в долине Инда и ее окрестностях, отнюдь не примитивное аборигенное население, а высокоразвитую городскую цивилизацию, намного превосходившую их собственный относительно простой образ жизни, описанный в Ригведе.

В 1965 году Джузеппе Сормани сообщает, что «арийцы столкнулись с высокоцивилизованными и достаточно древними формами оседлого общества, по сравнению с которыми сами они выглядели просто варварами». К этому он добавляет, что «они давно уже отказались от матриархата и придерживались патриархальных устоев в семье и патриархальной же формы правления».

Согласно гимнам индоарийской Ригведы, в самом начале времен существовала только асура – безличная жизненная сила. Затем асура распалась на две группы космических существ. Одной из этих групп были враги ариев, известные как данавы или дитьи, чьей матерью была Богиня Дану или Дити; другая группа, явно рассматриваемая ариями как герои, называлась адитьи. Уже само по себе название выдает тот факт, что вся эта мифологическая структура создавалась как реакция на присутствие почитателей Дити, поскольку а-дитья буквально означает «не-Дитьи», т. е. «не (люди) Дити». Это также убедительно свидетельствует о том, что данные гимны были не только записаны, но и задуманы и составлены уже после того, как арии вошли в контакт с последователями Богини.

Один из главных индоарийских богов носил имя Индра, «Повелитель гор», «Сокрушитель (вражеских) твердынь». Получив обещание, что он станет первым среди богов, если ему удастся убить Дану и Ее сына Вритру, он так и поступил, добившись таким образом главенства среди адитьев. В гимне Индре из Ригведы, где описано это событие, Дану и Ее сын сначала представлены как змееподобные демоны; позже, когда они уже лежат мертвыми, их символизируют корова и теленок. Оба символа – корова и змея – известны на Ближнем и Среднем Востоке и связаны с поклонением Богине. Через труп убитого Вритры «текут, перекатываются (космические) воды Ману»[74]74
  Гимн Индре. Ригведа, мандала 1, гимн 32, стих 8.


[Закрыть]. От них, в свою очередь, рождается Солнце. Это представление о боге Солнца, появляющемся из первозданных вод, встречается и в других индоевропейских мифах, а также в связи с двумя доисторическими вторжениями.

Отношение индоарийцев к женщинам ясно выражено в двух фразах из Ригведы, приписываемых Индре: «Женский разум ненаучаем, а сила духа легковесна»[75]75
  Ригведа, мандала 8, гимн 33, стих 17.


[Закрыть]. Нам это утверждение может показаться довольно ироничным в свете уровня культуры патриархальных индоарийцев, поклонявшихся мужским божествам, по сравнению с ориентированной на женщин культурой народов, чтивших Богиню, которых арии силой подчинили себе.

В Ригведе упоминается также древний бог-отец, известный под именами Праджапати и Дьяус Питар. Он появляется как почти абстрактная идея в Ригведе, однако в более поздних писаниях брахманов предстает как «праотец всего». Свидетельства поклонения праотцу встречаются в нескольких гимнах Ригведы. Индоарии ежедневно совершали Питрияджну, приношение предкам. В этом ритуале отец семейства выступал в качестве главного жреца, а впоследствии эта обязанность переходила к его старшему сыну. На санскрите питар означает «отец», но слово пати имеет разные значения – «господин», «правитель», «владыка», «хозяин» и «муж», что еще раз подчеркивает статус мужчин в северных племенах.

Распространение индоарийской культуры положило начало индуистской религии, а также представлению о том, что светлая кожа лучше темной. Брахманы, жрецы более светлокожих индоарийцев, словно олицетворяли собой сложившуюся расовую иерархию. По словам Сормани:

…истинное происхождение каст стало предметом множества исследований, и наиболее достоверные теории прослеживают их корни вплоть до вторжений древних времен. Светлокожие арийцы не желали смешиваться с темнокожими дравидами, исконными жителями этих мест (санскритское слово «каста», варна, означает «цвет»). Первой мерой по разделению населения на касты стали законы, запрещавшие смешанные браки между арийцами и дравидами.

В более поздней «Бхагавад-Гите» («Божественная песнь»[76]76
  Входит в шестую книгу древнеиндийского эпоса «Махабхарата» (Бхишмапарва, гл. 23–40).


[Закрыть]) арийский герой Арджуна говорит о своем страхе перед подрывом родовых устоев, лежащих в самой основе общества. Его беспокоит то, что гибель рода повлечет за собой гибель «закона», бесчестие и развращенность женщин, а это, в свою очередь, приведет к «смешению каст»[77]77
  «С погибелью рода закон гибнет вместе / Где гибнет закон, там и рода бесчестье / Там жены развратны, где род обесчещен / А там и смешение каст из-за женщин! / А там, где смешение каст, – из-за скверны / Мучения грешников будут безмерны…». Цит. по: Махабхарата. Рамаяна. С. 172.


[Закрыть].

Рама, который появляется в индоарийской мифологии около 400 г. до н. э., хотя легенды о нем, возможно, имели хождение и раньше, служит одним из символов брахманской традиции. Норман Браун, профессор санскрита Пенсильванского университета, характеризует его так:

Рама – мифический посредник распространения арийской (т. е. брахманской или санскритской) культуры на тогда еще неарианизированный юг Индии, где даже сейчас, несмотря на влияние брахманов, в основе культуры лежит дравидийский субстрат… Завоевания Рамы совершаются силой оружия… он, таким образом, представлен несущим свет и культуру аборигенам, которых, когда они непокорны, называют демонами, а когда они добровольно обращаются в его веру – обезьянами и медведями.

Таким образом, не исключено, что патриархальные захватчики, считавшие женщин неполноценными, несут также ответственность и за возникновение расистских предрассудков.

Свет, прообразом которого для арийцев, по-видимому, служила раскаленная лава вулканов, позднее связывался ими с огнем их вездесущих жертв, сиянием небесных светил, прежде всего Солнца, молниями в руках их бога грозы и, возможно, их цветом кожи, более светлым, чем у средиземноморских народов, а также с «царством вечного света», где, как считалось, обитали духи умерших арийцев: «Милостивые праотцы, чья обитель в сияющем свете первозданном»[78]78
  Ригведа, мандала 10, гимн 15, стих 10. В русском переводе это место звучит иначе: «(Те) истинные, что едят и пьют жертвенные возлияния, (Те, что) взяты Индрой (и) богами на одну колесницу (с собой)…».


[Закрыть]. Брахма, имя которого в конечном счете стало именем верховного божества, описывается как «тот, чей облик – свет». Дэв, санскритское слово для обозначения бога, буквально означает «сияющий» или «яркий». Митра, еще один бог, который впервые появляется в Ригведе, но затем играет более важную роль в иранской Авесте, постоянно ассоциируется со светом, тогда как Варуна (не исключено, что это другое имя Дьяуса Питара) ежедневно совершает жертвоприношения, чтобы вывести «сияющее Солнце» из «темной бездны под землей».

Археологические данные, в особенности работы сэра Джона Маршалла, доказывают, что еще до арийских вторжений коренное население Индии почитало Богиню. Самые ранние культуры долины Инда, судя по всему, установили контакты с Шумером и Эламом примерно к 3000 г. до н. э. Религиозные взгляды и убеждения зачастую прочно укоренялись в семье и в общественных нравах. Если большая часть населения когда-то видела в Богине святыню, едва ли стоит удивляться, обнаруживая, что те же самые верования при благоприятных условиях время от времени снова давали о себе знать, хотя временные интервалы могут нас поражать.

В позднейшие периоды индийской истории, как и во многих других регионах, где поклонение мужскому божеству накладывалось на женскую религию, значительная часть людей, и в первую очередь те, кто проживал в более изолированных регионах, продолжали почитать Богиню. Уже в 600 г. н. э. поклонение женскому божеству вновь отмечено в Индии. Она появлялась в Пуранах[79]79
  Пураны – тексты древнеиндийской литературы на санскрите. В основном это писания послеведийского периода, в которых описывается история Вселенной от ее сотворения до разрушения, генеалогия царей, героев и дэвов, а также излагается индуистская философия и космология.


[Закрыть] и тантрических[80]80
  Тантра – общее обозначение эзотерических индийских традиций, представленных главным образом в буддизме, бон и индуизме, использующих особые тайные практики и инициации, которые ведут к освобождению и духовному развитию.


[Закрыть] текстах под разными именами, однако имя Дэви, означающее просто «Богиня», объединяло их все. И все же имя Дэви произошло от санскритского Дэв. Прежнее ее имя, Дану или Дити, было забыто.

Профессор Браун объясняет это так:

Причина, по которой мы не слышим о ней ранее, несомненно, состоит в том, что Великая Мать – не арийского происхождения и довольно поздно получила признание в кругах брахманов. Она сильно отличается от любого из женских божеств Ригведы. Поклонение Великой Богине-Матери и сегодня широко распространено в Индии среди неарийских народов. В южной части Индостана в каждом селении есть свой набор амма, или Матерей, и вся религиозная жизнь деревни строится вокруг служения им… Жрецы этих богинь [у них есть также и жрицы] – не брахманы, но принадлежат к низшим кастам, что указывает на доарийский или по крайней мере неарийский характер их почитания.

Браун утверждает, что Богиня в конечном итоге заняла свое место в сочинениях брахманов, но указывает, что «концепция Великой Матери по-прежнему вызывает у последователей брахманизма недоверие».