Текст книги "Твоя вина"

13. Ноа

Проснувшись, я первым делом включила мобильник. Накануне я так и не ответила на последнее сообщение Ника.

Открыла приложение и увидела, что он прислал еще одно четыре часа назад. Я просто растаяла, рассматривая фотографию: Николас был рядом с Мэдди, оба высунули языки и улыбались. Он был настолько красивым, с взъерошенными черными волосами… а девочка была на него похожа, но при этом, конечно же, сильно отличалась от старшего брата… Я прекрасно понимала, что, когда он ездит повидаться с Мэдди, ему бывает сложно и потом он долго приходит в себя.

Я скучала по Нику. Мне ужасно хотелось услышать его голос. Почему моего парня нет рядом?

К счастью, мама отдыхала в отдельной спальне, поэтому мне никто не мешал. Я набрала номер Ника. С нетерпением ждала его ответа… В Америке уже ночь, наверное, он спал, однако я очень хотела услышать его голос.

– Ноа? – тихо сказал он после нескольких гудков.

– Скучаю по тебе, – призналась я.

Я услышала какой-то шум и представила, как он включает ночник и проводит рукой по волосам, зевая и окончательно просыпаясь.

– Не буди меня для этого, Рыжая, – пробормотал он, застонав. – Скажи лучше, что развлекаешься и даже не вспоминаешь обо мне, а если нет, эта глупая поездка не имеет никакого смысла.

Я грустно улыбнулась, положив голову на подушку.

– Ты в курсе, что я хорошо провожу время, но без тебя все не так, – ответила я, зная, что, несмотря на его заявление, Нику нравится, когда я говорю, что тоскую без него. – Как дела у Мэдди? – спросила я. Я бы с удовольствием навестила малышку вместе с ним. Мне нравилось смотреть, как он играет с сестренкой: это был совершенно другой Ник, милый и терпеливый, веселый и надежный.

На мгновение наступила тишина, а затем Николас вздохнул.

– Ее привела мать, – пояснил он тоном, который я слишком хорошо знала. – И это надо видеть… она вся такая надутая, настоящая сорокалетняя Барби. Она понимает, что при ребенке я не буду обращаться к ней так, как она того заслуживает.

Проклятье. Я еще не забыла, как плохо ему стало, когда Мэдди очутилась в больнице. В его голосе было столько отчаяния, а на глаза навернулись горькие слезы. Он так любил младшую сестру, но не слишком часто с ней виделся…

– Не следовало форсировать события, – раздраженно заметила я.

Ник, конечно, понимал, что мать хочет восстановить с ним контакт, в конце концов, он ведь ее сын, но нельзя было помещать парня между молотом и наковальней.

– Не возьму в толк, какого черта ей надо, но я не хочу ее видеть, мне незачем что-либо знать о ней или о ее жизни, – зло добавил Ник, однако я уловила в его голосе умело скрытую грусть и сразу же сообразила, что в глубине души он жаждет увидеться с матерью и, наверное, поговорить с ней начистоту.

– Николас… тебе не кажется, что… – осторожно начала я, но он прервал меня.

– Пожалуйста, Ноа, не надо, даже не пытайся! Я не собираюсь общаться с этой женщиной, не желаю находиться с ней в одной комнате! – рявкнул Ник.

Только однажды я намекнула, что ему все же стоит встретиться с матерью, дать ей возможность объясниться или, по крайней мере, попытаться сохранить добрые отношения, но он пришел в ярость. Было что-то еще, что Ник не рассказывал мне. Я понимала, что он бы не ненавидел ее с такой силой только по той причине, что она его бросила. Разумеется, для ребенка, это самое ужасное, но случилось кое-что еще.

Ник хранил от меня какой-то секрет, связанный с его мамой, и не хотел им делиться со мной.

– Ладно, извини, – согласилась я, пытаясь разрядить атмосферу.

Он беспокойно задышал в телефон.

– Я мечтаю проникнуть в тебя, Ноа, забыть обо всем дерьме и часами заниматься с тобой любовью. Будь проклят час, когда ты уехала.

Услышав его слова, я почувствовала, как бабочки порхают в животе. Я еще сердилась, но слова Ника разожгли мою страсть. Мне так хотелось оказаться в его объятиях, позволить ему целовать мое тело, почувствовать, как его руки обездвиживают меня на кровати, твердо и уверенно, но всегда с бесконечной нежностью и заботой…

– Мне жаль, что мой отъезд так ужасен для тебя… правда, Ник. Я тоже мечтаю быть с тобой прямо сейчас, – ответила я, пытаясь достучаться до парня, но осознавая, что Николас – человек, которому нужен физический контакт, чтобы почувствовать себя хорошо и ощущать, что его любят… Не представляю, достаточно ли моих фраз, чтобы заставить его понять, как сильно я его люблю и как мне жаль, что он страдает из-за матери, и никто не может помочь, кроме меня, поскольку он никогда не говорил об этом ни с кем, даже с Лионом.

– Не волнуйся за меня, Ноа, я в порядке, – заявил он секунду спустя. С одной стороны, Ник хотел, чтобы путешествие было приятным, но с другой – упрекал, потому что я оставила его.

Я вздохнула и подумала, что моя мама наверняка уже проснулась. Мы долго спали, и, если хотели успеть сделать все, что планировали сегодня, должны были поторопиться.

– Мне пора, – сообщила я, хотя и желала говорить с ним часами.

Он молчал.

– Береги себя. Я тебя люблю, – наконец сказал он и дал отбой.

Путешествие было потрясающим, как бы я ни скучала по Нику, я не могла поверить, что мне посчастливилось побывать во всех этих замечательных местах. Италия мне очень понравилась, мы посетили римский Колизей и гуляли по старым улицам, ели тортеллини, начиненные сыром, мясом и овощами, и лучшее малиновое мороженое, которое я когда-либо пробовала в жизни.

А теперь мы уже второй день в Лондоне. Я влюбилась в этот город. Все здесь казалось сошедшим прямо из романа Диккенса. Книги английских классиков, которые я успела прочитать, помогли мне познакомиться с британской столицей. Я словно переносилась в романтические истории, в которых женщины прогуливались по Гайд-парку верхом или пешком, всегда в компании своих спутников, разумеется.

Повсюду возвышались старинные, но прекрасно сохранившиеся здания. На улице Пикадилли, как всегда, бродили толпы людей: менеджеры в деловых костюмах, хиппи в разноцветных вязаных шапочках и просто туристы, такие же, как и я, прогуливались туда-сюда и любовались витринами этой великолепной улицы. Универмаг «Хэрродс» очаровал меня, но также и ужаснул ценами, хотя, думаю, кому-то вроде Лейстеров отдать десять фунтов за крошечную упаковку шоколадных конфет не составляло никакого труда.

Мама была в восторге от лондонского великолепия. Она казалась такой же взбудораженной, как и я, а ведь она и Уильям уже успели попутешествовать вдвоем. Медовый месяц они тоже провели в Лондоне, а затем отправились на две недели в Дубай.

Тем не менее мать была гораздо более подготовленной, что было видно невооруженным глазом. Она даже посмеивалась надо мной, но мы обе знали, что, сколько бы городов она ни повидала, эта поездка для нее – особенная, ведь мы проводили все дни вместе.

Шло время. Мы путешествовали уже четырнадцать дней. Еще предстояло посетить Францию и Испанию. Уже минуло три дня с момента последнего разговора с Николасом. Обычно мне не приходилось делить номер с мамой. Мы всегда спали в люксе с двумя отдельными комнатами, но во Франции с бронированием что-то перепутали, поэтому мы оказались не просто в одном номере, но и в одной кровати.

– Тебе нравится Париж? – спросила мама, снимая сережки.

Она уже надела пижаму, а я была завернута в полотенце, с волос капала вода: только что я приняла душ.

– Прекрасный город, – ответила я, вытираясь.

Я повернулась к зеркалу, у которого мама расчесывала волосы. Ее глаза в зеркале на несколько секунд застыли, рассматривая шрам на моем животе.

Я не должна была раздеваться перед ней. Я ведь знала, как она огорчается каждый раз, когда видит свидетельство того, что в детстве я едва не погибла, спасаясь от отца. В ней воскресали плохие воспоминания, они пронзали ее разум, и я захотела заставить мать вернуться к любой радостной мысли, прежде чем она обвинит себя в чем-то, в чем не виновата.

– Ты говорила с Николасом? – спросила она через минуту, когда я забралась в постель уже в пижаме и ждала, когда она закончит наносить все кремы, которые взяла в поездку.

– Да, он передавал тебе привет, – солгала я, стараясь не выдать себя. Отношения между Николасом и моей матерью были не самыми лучшими, поэтому я старалась не говорить ничего лишнего.

Мама задумчиво кивнула.

– Ты счастлива с ним, Ноа? – вдруг спросила она.

Я не ожидала вопроса и на несколько мгновений потеряла дар речи. Ответ был прост: конечно, я счастлива с ним больше, чем с кем-либо еще. Затем я вспомнила, что однажды, когда мы с Ником еще не встречались, он спросил меня о том же: была ли я счастлива.

Я тогда ответила, что счастлива, когда он рядом. Но ведь теперь его нет возле меня! А что я испытываю вдали от него? Была ли полностью счастлива прямо сейчас, находясь здесь, в номере отеля, за тысячи километров от Ника, хоть и знала, что он любит меня – и очень скоро мы снова будем вместе?

– Твое молчание тревожит.

Я подняла глаза и поняла, что мать неправильно все истолковала.

– Конечно, я счастлива с ним, я люблю его, мамочка, – поспешила уточнить я.

Она нахмурилась.

– Ты выглядишь не очень уверенной, – заявила она, но, похоже, я услышала некоторое облегчение в ее голосе.

– Проблема в том, что я слишком люблю его, – бросила я. – Моя жизнь без него не имела бы никакого смысла, и это пугает меня.

Мама на секунду закрыла глаза, а потом внимательно посмотрела на меня.

– Тут нет никакой логики.

Конечно, у меня она была. У нас с Николасом все серьезно, с ним я чувствовала себя защищенной, он оберегал меня от кошмаров, обеспечивал безопасность, которой мне не хватало на протяжении всей моей жизни. Он был единственным человеком, которому я могла рассказать о любых проблемах. Поэтому, когда мы были в разлуке, я чувствовала, что теряю контроль над собой. Меня преследовали мысли, которых не должно быть, я чувствовала то, что не должна ощущать.

– В этом вся логика мира, мама. Я думала, что ты, из множества людей, которых я знаю, поймешь меня, ведь я вижу, как ты влюблена в Уильяма.

Она покачала головой.

– Ты ошибаешься, никто не должен быть причиной твоего существования, слышишь меня, Ноа? – Внезапно она побледнела и с тревогой посмотрела на меня. – Моя жизнь долгое время вращалась вокруг одного человека, того, кто не заслуживал ни минуты моего внимания. Когда я была с твоим отцом, верила, что только он способен вынести меня, считала, что никто никогда не сможет любить меня, а я не сумею жить без него.

Мое сердце начало учащенно биться. Очень редко мама рассказывала мне об отце.

– Боль, которую он причинял мне, не могла сравниться со страхом, который я испытывала, находясь вдали от него… Такие люди, как твой отец, проникают в разум и делают с партнером, что захотят. Никогда не позволяй мужчине захватить твою душу, Ноа. Ты не можешь предугадать, что он собирается с ней делать, хранить и почитать – или позволить ей увянуть в его руках.

– Николас не такой! – нервно крикнула я. Я не хотела слышать это из уст матери. Зачем она говорит мне такое! Сердце снова будет разбито. Николас любит меня и никогда не бросит, он не был похож на отца и никогда не будет.

– Ноа, хочу сказать лишь одно: на первом месте должна быть именно ты, а потом остальные… Мы всегда должны ставить себя на первое место, и если твое счастье зависит от парня, значит, тут есть над чем задуматься. Мужчины приходят и уходят, но счастье – это то, что только ты можешь себе дать.

Я старалась, чтобы сказанное не повлияло на меня, однако слова матери крепко засели в душе. И ночь стала показательным примером.

Мои руки были связаны. Повязка так плотно закрывала глаза, что свет не пробивался через ткань. Сердце бешено билось, холодный пот стекал по телу, дыхание, учащенное от страха, свидетельствовало о том, что у меня вот-вот начнется приступ паники.

Я была одна, никого рядом. Бесконечная тьма окружала меня, а вместе с ней и причина всех моих страхов. Затем внезапно с меня сняли повязку и развязали веревки на руках. В большое окно проникал дневной свет. Я побежала по бесконечному коридору, а внутренний голос твердил, что я должна остановиться: ведь на другой стороне меня не ждет ничего хорошего.

Я все равно выбралась из коридора, и меня сразу окружила толпа одинаковых Ронни, направивших на меня пистолеты. Я замерла, боязливая и дрожащая. От пота футболка стала мокрой.

– Ты знаешь, что должна сделать, – сказали мне все Ронни одновременно.

Я повернулась к пистолету, который лежал на разбитом деревянном ящике. Дрожащими руками схватила пушку и после нескольких секунд колебаний, как профессионал, сняла оружие с предохранителя и повернулась, чтобы встретиться лицом к лицу с человеком, который стоял на коленях прямо передо мной.

– Не делай этого, Ноа, пожалуйста… – попросил меня отец и заплакал, испуганно посмотрев на меня.

Моя рука затряслась, но я не отступила.

– Прости, папа…

Я распахнула глаза. В голове звучал грохот выстрела, у меня перехватило дыхание. Надо мной склонилась мама, она была сильно обеспокоена.

– Боже мой, Ноа! – воскликнула она, облегченно вздохнув, когда увидела, что я могу нормально дышать.

Я понемногу приходила в себя. Я вспотела и дрожала как лист. Одеяло обернулось вокруг моего тела, будто хотело задушить, и только когда я поднесла руки к лицу, поняла, что плачу.

– Мне приснился кошмар… – сказала я ломким голосом.

Мама наблюдала за мной со страхом, отражавшимся в ее глазах.

– Как давно тебе снятся кошмары? – спросила она, озадаченно глядя на меня.

Я почувствовала, что атмосфера в комнате изменилась. Ее глаза больше не были испуганны, снова появился… этот взгляд.

Я не хотела признаваться, что кошмары стали нормальным явлением моей жизни, чем-то, от чего мне удавалось уклоняться только тогда, когда рядом находился Николас. Незачем ей волноваться, а значит, и мне не надо говорить, что я видела сон о том, как убиваю отца, нажимаю курок, и на стены брызжет кровь…

Я встала с кровати и поплелась в ванную комнату. Но мама остановила меня, крепко взяв за руку.

– Как давно, Ноа?..

Мне нужно было сбежать от мамы и стереть из памяти ее озабоченное лицо, я не хотела, чтобы она чувствовала себя плохо. Она не должна знать, что со мной происходит.

– Только сегодня, мамочка. Наверное, потому, что мы в новом месте… я обычно нервничаю в незнакомых местах.

Мать хмуро наблюдала за мной, но больше не задерживала, когда я вырвалась и заперлась в ванной комнате.

Я бы позвонила Николасу, только он мог успокоить меня, но тогда придется объяснять ему, что произошло, а мы находимся далеко друг от друга, могут возникнуть всякие недомолвки и еще что-нибудь… Он может меня не понять.

Я умылась холодной водой и похлопала себя по щекам, пытаясь остудиться. Когда я вошла в спальную комнату, намеренно проигнорировала подозрительный взгляд матери и легла на кровать.

«Не делай этого, Ноа, пожалуйста…»

Слова отца продолжали звучать в моей голове. Не знаю, как я снова уснула.

До возвращения оставалось пять дней. Я была измотана не только физически, но и морально. Мне отчаянно хотелось спать двадцать четыре часа кряду, но я могла бы это делать лишь с Ником, сжимающим меня в объятиях. К счастью, мы с мамой уже занимали разные комнаты, но темные круги под ее глазами стали свидетельством того, что она не забыла о случившемся.

Имелась и еще одна проблема: я до сих пор не сказала, что собираюсь переехать к Нику. Она наверняка придет в ярость. Но я уже все решила. Она не заставит меня передумать.

Мама вела себя более осторожно, чем раньше. Она всегда чувствовала, когда что-то идет не так, как ей хотелось. Я старалась отвлекать ее разными нейтральными вопросами, но понимала, что едва мы прилетим в Калифорнию, начнется ад. Вот почему я считала дни, которые оставались до встречи с Ником. С ним я могла бы противостоять ей.

Прошло много лет со смерти отца. Мама была не в состоянии защитить меня, потому что все до сих пор прокручивалось в моей голове, все будто застряло внутри меня… и я понятия не имела, как это преодолеть.

14. Ник

До возвращения Ноа оставалось два дня. Наверное, во всей жизни я никого не хотел видеть так сильно, как ее. Я разрывался между желанием осыпать ее поцелуями или задушить, потому что она уехала, бросив меня, а я не знал, что буду делать в первую очередь.

В последний раз, когда мы разговаривали то телефону, она была немного растерянной. Жаловалась, что устала и умирает от желания увидеть меня, а я считал часы, чтобы этот момент настал. Я прибрал в пентхаусе (отвратительное занятие!), купил еду и даже вытер котенка влажными салфетками. В итоге Н сильно исцарапал мне руки, и пришлось считать до ста, чтобы успокоиться и не выбросить комок шерсти с балкона.

Я мечтал о том, чтобы мы с Ноа провели лучшую ночь в нашей жизни. Пусть она поймет, сколько упустила, когда отправилась в путешествие и оставила меня здесь. Мне хотелось, чтобы она зависела от меня так же, как я от нее.

Почти весь месяц я провел дома или на работе, разбираясь с делами и желая, чтобы время пролетело как можно быстрее. Я старался показать себя с лучшей стороны и надеялся на то, что сумею убедить отца относиться ко мне серьезно.

На следующий вечер, когда я только вышел из душа, завернутый в полотенце, чтобы не замочить пол, в дверь позвонили.

Я выругался и быстро одел боксеры. Когда я открыл дверь, то увидел Лиона.

– Мне нужна твоя помощь, – заявил он.

Я удивился, а он молниеносно захлопнул за собой дверь. На парня было тяжело смотреть. Мы не встречались целую неделю: этот человек совсем не походил на прежнего Лиона.

– Что, черт возьми, случилось? – спросил я и направился в гостиную.

Лион уже устроился на диване. Он даже не взглянул на меня и отчаянным жестом обхватил голову руками.

Он был взъерошен, расстроен и помят, словно неделю не принимал душ. Взгляд, который он мельком бросил на меня, заставил понять, что, хотя сейчас он не пьян, но накануне явно перебрал со спиртным.

– Я попал в беду.

А это не могло означать ничего хорошего. Если он так говорит, у парня действительно серьезные проблемы, иначе он бы даже не заикнулся.

– Ты ведь знаешь, что полтора года назад я перестал продавать… – начал он, и я сообразил, к чему он ведет, услышав слово «продавать».

Я схватил брюки, лежавшие на диване, и надел их.

– Не говори, что ты опять занимаешься этим дерьмом, Лион! – резко воскликнул я.

Лион провел ладонью по затылку и смерил меня взглядом.

– А что ты хочешь услышать, Ник? Я не мог отказаться от возможности заработать столько денег! Лука сейчас живет у меня, этот идиот хотел сделать все сам, но его недавно выпустили из тюрьмы, он не должен рисковать, ведь если его поймают…

– Он, значит, не рискует? Ну а как насчет тебя, Лион?.. Ты полный придурок, и если будешь творить глупости, то окажешься за решеткой!

– Даже не думай осуждать меня! – крикнул он, вскочив с дивана. – У тебя есть все!

Я выпрямился, контролируя желание пнуть парня: он являлся моим другом, и я знал, что ему плохо из-за материального положения, но ведь были бои и гонки. Да, незаконные, но это не то же самое, что наркодилерство, поскольку за продажу всякой ядовитой дряни можно схлопотать больше десяти лет.

– В какую заваруху ты ввязался? – спросил я, стараясь сохранять хладнокровие.

Лион тревожно оглянулся, его зеленые глаза, контрастировавшие с темной кожей, так и впились в меня.

– Я должен доставить посылку в Гарденс сегодня вечером, думал, передам на пляже, по-быстрому, но мне позвонили, и теперь надо идти в злачный район самому.

Черт, Никерсон Гарденс – худшее место в Лос-Анджелесе, я и Лион много лет назад зареклись туда ходить, потому что однажды ввязались в настоящую стычку. Если бы не отец, нас обоих бы замуровали в стены, и мы поклялись больше никогда туда не возвращаться.

– Только не проси составить тебе компанию…

– Сделаем все быстро, доставим дерьмо по адресу и вернемся, чувак.

Черт! Я не хотел проблем, нет, только не сейчас, когда жизнь потихоньку стала налаживаться. После того, что случилось с Ронни и отцом Ноа, я поклялся никогда не попадать в неприятности – и мне совсем не хотелось тащить Рыжую в болото. Я был виноват в истории с Ронни, как и во всем остальном, что произошло позже. Ничего бы не случилось, если бы я не позволил Ноа проникнуть в темный мир.

– Я не поеду, Лион, – объявил я, глядя на него.

Сначала он казался недоуменным, а затем разозлился.

– Это самоубийство, идти туда в одиночку, и ты в курсе, Ник. По крайней мере, покарауль у машины, когда я пойду на встречу. Ты сказал, что мы братья в хорошем и в плохом, и теперь ты мне нужен.

«Че-е-е-е-е-е-е-е-е-е-р-т».

– Это просто доставка товара? – спросил я, зная, что пожалею, если соглашусь.

Его лицо просветлело.

– Я отдам ее, и мы уберемся, чувак, клянусь, – сказал он.

Ситуация напомнила мне то время, когда мы жили вместе, и я стал помогать Лиону с этой гадостью. Тогда мы были намного моложе и безответственнее, я не хотел снова заниматься глупостями, ведь теперь на кону стояло многое, я не мог возвращаться в мир бандитов.

– Я буду за рулем, – предложил я, схватив ключи и желая послать парня куда подальше.

Конечно, Лион всегда был рядом, когда я нуждался в его помощи. Я бы хотел, чтобы он никогда не ввязывался ни во что подобное, но ничего не мог поделать. Мой отец предлагал ему работу в компании, но он сказал твердое «нет» и продолжал трудиться в мастерской в поте лица. Отвергнув предложение Уилла, он отказался от единственного шанса на лучшую жизнь, лишенную материальных проблем.

Я задумался. Ноа прилетит завтра, поэтому у меня есть достаточно времени, чтобы выполнить просьбу Лиона и сразу вернуться домой, привести себя в порядок и быть готовым забрать ее в аэропорту. Я сунул ключи от машины в карман и вышел из пентхауса, не оглядываясь.

Когда мы сели в машину и покинули парковку, воцарилась тишина.

– Спасибо за поддержку, Ник, – сказал Лион, уставившись в окно.

– Дженна знает, чем ты торгуешь?

Лион напрягся при упоминании о подруге.

– Нет, и никогда не узнает, – решительно ответил он.

Это не к добру. Я не собирался вмешиваться в их отношения, но, похоже, нейтралитет приведет к неприятностям.

Когда мы прибыли в Гарденс, воспоминания, которые я хотел забыть, заполнили разум… Ронни, его дружки по банде, гонки, похищение Ноа, ее отец – сукин сын, наставивший на родную дочь пистолет… Черт, в опасном районе скопилось столько мерзости! Я опять поклялся, что больше сюда не приеду.

– Сейчас направо, – указал Лион, когда мы подъехали к знакомому перекрестку.

– Нам ведь не в «Миднайт»? – нервно спросил я, повернувшись к Лиону.

«Миднайт» – ночной клуб, где собирались местные барыги: диско-бар для отбросов общества. Когда мы были подростками, тоже там тусовались, занимались всем, чем угодно, пока не перешли черту. Приходили с оружием, якшались с парнями, которые продавали дурь людям с деньгами. Но потом я решил, что с меня хватит. Конечно, нелегко просто так уйти. До сих пор помню, как меня избивали: мне даже сломали три ребра, и это стало последней каплей.

Затем случилась история с матерью, и мне пришлось жить с отцом. С тех пор я здесь не бывал.

– В общем, это займет пару минут. Отдаю им товар, они платят, и мы валим.

Я затормозил на углу. Отсюда был неплохой обзор на вход в клуб. Мне совсем не хотелось встретиться с каким-нибудь уродом, с которым я общался раньше. Я стиснул руль, а Лион выскочил из машины и направился к двери.

Иногда я думал о том времени и не мог понять, почему облажался. Ну а сейчас, когда у меня наконец-то было то, что нужно, и я узнал, каково это любить кого-то больше всего на свете, даже больше, чем себя, – я снова очутился в дерьме.

Я с нетерпением ждал Лиона, но он пропал, и я занервничал. Прошло уже пятнадцать минут. Мы с ним на такое не рассчитывали.

Выругавшись, я вытащил ключи и вышел из машины, хлопнув дверью. Когда я приблизился к бару, два вышибалы уставились на меня.

– Куда собрался? – сказал один, преградив мне путь.

– Мне не нужны неприятности, – сказал я, мысленно считая до десяти. – Там мой друг.

Прежде чем он успел что-то ответить, какой-то парень с пирсингом на лице вышел из клуба и уставился на меня.

– Впусти его.

Громила посмотрел на меня сверху вниз и отвернулся. Я закатал рукава и переступил порог заведения, понимая, что ничем хорошим это не закончится. И мои опасения подтвердились. Я пошел за парнем с пирсингом в отдельную кабинку в конце бара и обнаружил Лиона, лежащего на полу, с синяком под глазом и окровавленной губой.

Я почувствовал, как тело напряглось, и сразу же сжал кулаки.

– Посмотрите-ка, кто к нам пожаловал, – сказал знакомый голос.

Здесь был Круз, дружок Ронни, тот самый, который вместе с приятелями избил меня ночью, когда мне хватило глупости, ввязаться в очередную драку. Воспоминания о том, что произошло с Ноа, заполнили сознание. Я всеми силами старался избавиться от них и сосредоточиться на будущем, на Ноа и ее защите, на пути, отличном от того, на который ступил в подростковом возрасте… но при виде Лиона, лежащего на полу и покалеченного ублюдком Крузом… вся ярость, которую я сдерживал месяцами, так и полыхнула в груди.

– Я не сомневался, что это только вопрос времени, и ты появишься здесь, – продолжал Круз, опираясь на стол. Черные волосы парня отросли и были собраны в маленький хвостик. Круз скрестил татуированные руки, его взгляд говорил о том, что он явно под кайфом. – Твой друг должен нам денег, папенькин сынок, и он правильно поступил, что привел тебя, чтобы погасить должок.

Я на полсекунды переключился с Круза на Лиона. Последний не смотрел на меня, глаза у него были опухшие и покрасневшие.

– Я тебе ни хрена не должен, придурок. Думай лучше о чем-нибудь другом: от меня ты не получишь ни цента.

Я контролировал себя, но и понятия не имел, как убраться отсюда. Лион казался побежденным, и, несмотря на весь гнев, который я испытывал по отношению к безмозглому другу, в глубине души мне стало жаль парня. Он по уши увяз в дерьме, а мне хватило ума выбраться из этой ямы. Тем не менее я продолжал злиться на него. Мне даже захотелось врезать ему за то, что он втянул меня в свои гребаные проблемы.

Круз неторопливо подошел ко мне.

– Кстати, мне немного неприятно, что Ронни угодил за решетку, хотя… с другой стороны, я много чего заполучил, а все, что у него было, уже принадлежит мне. Ладно, выслушай меня внимательно, – сказал Круз, замерев возле меня. – Я не такой глупый, как ты считаешь. Зато твой друг слишком тупой, он должен мне три тысячи долларов, три штуки баксов, которые я получу деньгами или кровью, тебе решать: или отдашь деньги – и делу конец… или я позабочусь о том, что расквашу физиономию твоего приятеля так, что его родные не узнают.

Я заскрипел зубами, сдерживая себя, я мог думать только об одном: Ноа. Не хотелось попадать в неприятности, не хотелось драться с Крузом. А еще я думал о Дженне, о том, как она отреагирует, если увидит Лиона в состоянии еще худшем, чем сейчас.

– У меня нет трех тысяч наличными, я не такой ссучившийся барыга, как ты.

Круз рассмеялся, и его дружки, которые тоже были здесь, последовали его примеру.

– Не волнуйся, неподалеку есть банкомат, пойдем туда вместе. Ну что?

Я сделал глубокий вдох, чтобы не разбить ему лицо, повернулся и направился к выходу. Они зашагали за мной. Надо было держаться подальше от этого места. Мало шансов, что я смогу беспрепятственно покинуть злачный район после того, как отдам деньги.

На улице царила своя атмосфера.

Когда я вышел, то почувствовал прохладный ночной воздух и окинул взглядом окрестности. Тут и там околачивались подозрительные парни, рядом крутился какой-то бродяга. Две проститутки разговаривали с потенциальными клиентами, сидевшими в машине. Не было момента удрать.

Лион покачнулся, когда мы вшестером, Круз, трое его подельников, мой друг и я, направились к банкомату, который находился через два квартала от клуба.

– Идиот, – бросил я, сдерживая желание отвесить Лиону оплеуху, мне было все равно, что он мой лучший друг.

– Меня обманули, – пробормотал он и сплюнул. – Они сказали, чтобы я вернул порошок, который не продал, но теперь просят деньги за товар. Они гребаные ублюдки.

– У тебя проблемы покруче, чем у этих парней, и тебе лучше начать их решать, – возразил я, когда мы подошли к банкомату.

Круз молчал. Я терял терпение, мы уставились друг на друга, и я опять сдерживался, чтобы не разбить ему физиономию.

– Не нервируй меня. Отойди… или, клянусь богом, начищу тебе рожу.

Круз усмехнулся, но послушался. Он знал, что лучше не спорить, ведь он хотел получить деньги. Я достал карточку и ввел код. Набрал точную сумму, желая извлечь купюры за один раз и без проблем. Три тысячи долларов. Я честно заработал их, вкалывая в разлуке с Ноа.

– Держи и постарайся не попадаться мне на пути, – пригрозил я, одновременно отдавая деньги.

Круз их пересчитал и расплылся в ухмылке.

– Зря ты завязал, Ник, ты подходишь Гарденс лучше, чем думаешь… а дела, которыми занимаешься в последнее время, ни к чему не приведут.

Я улыбнулся, пытаясь не сорваться, и отвернулся, намереваясь уйти, не оглядываясь.

– И вот еще… – добавил Круз. – Мне было легко сбежать, прежде чем копы добрались до того места, где держали твою девушку… как поживает Ноа?

Я потерял самообладание.

Мой кулак мгновенно врезался в его челюсть: я даже не успел ничего подумать. Через секунду Круз уже распластался на асфальте. Он задергал ногами, пытаясь встать, но я набросился на него. Очередной удар последовал через секунду и пришелся уроду прямо в левый глаз.

– Не смей говорить вслух ее имя, сукин сын!

Я навалился на него и удерживал изо всех сил. Мои кулаки снова и снова молотили по его морде.

Потом я почувствовал, как меня ударили сзади, прямо в ребра.

– Я убью тебя, ублюдок! – крикнул кто-то.

Я не успел среагировать и оказался на асфальте, и теперь трое парней зверски пинали меня. Я схватил первую попавшуюся лодыжку и потянул на себя. Все смешалось: конечности, удары и кровь. Адреналин наполнил вены, не давая чувствовать боль. Ярость ослепляла, имя Ноа разжигало пламя моего гнева.

Я уронил одного урода, встал над ним и начал наносить удары в живот. Краем глаза увидел, что Лион дрался с двумя противниками. Нам долго не продержаться, нас двое против четырех. Друг был уже на пределе.

Он вполне мог сражаться с двумя, даже с тремя, но с четырьмя? Мои силы тоже не безграничны.

Кто-то двинул мне коленом прямо в челюсть, и зрение затуманилось. Я пошатнулся и получил удар в живот, от которого выбило воздух из легких. Я попытался вздохнуть, но из горла вырвался хрип.

– Постарайся не возвращаться сюда, потому что это будет последнее, что ты сделаешь.