Текст книги "За стеклом [Коламбия-роуд]"

– Сказала ведь, в другой раз! Слушай, как можно быть таким циником и одновременно вести эту твою колонку?

– Люблю черный юмор, – пояснил брат. – Поживешь с мое, тоже будешь его ценить. Значит, я ошибаюсь?

– Сейчас не время задавать подобные вопросы – вот и все, что я сказала.

– То есть я так понимаю, ты его не любишь?

– Даже если и люблю, – сказала я, – то Слим узнает об этом первым.

Павлов сощурился. Пальцы забарабанили чуть быстрее, подсказывая, что на сей раз я не смогу смутить его испытующим взглядом.

– Ладно, – сдалась я. – Наверное, люблю.

– То есть как «наверное»?

Сквозь летящие капли дождя я увидела, как на противоположной стороне улицы распахнулась дверь банка и оттуда выбежал Слим, с прижатой к груди сумкой и выражением угрюмой сосредоточенности на лице. Оно чуть смягчилось, стоило ему поймать мой взгляд. Я инстинктивно потянулась к ключу зажигания, приведенная в чувство его благополучным возвращением и тем, какую четкость обрело вдруг все окружающее. Значит, я и вправду его люблю?

– Без всяких «наверное», – подтвердила я, заведя машину со второй попытки, и повернулась к Павлову: – Впусти его и пристегни ремень. И держи язык за зубами.

Обратно мы ехали без музыки. Только нескончаемый писк «дворников»: протяжный стон – туда, скрежет – обратно. Перед выездом на трассу мы останавливались дважды: один раз, чтобы Павлов мог помочиться в кустах, и второй, когда Слим постановил, что им нужно поменяться местами. Слишком велико было искушение стукнуть по маячившему впереди затылку.

– Мы что, не можем просто забыть обо всем? – упрашивала я, вновь отъезжая от обочины.

– Меня уговаривать не надо, – сказал Слим, ткнув большим пальцем через плечо. – Скажи это ему.

– Кукла из «Маппет-шоу» [11]11
  «Маппет-шоу» – телевизионная программа, участниками которой были куклы с характерными большими глазами и широко открывавшимися ртами. Шоу снималось под руководством американского кукловода и продюсера Джима Хэнсона с 1976 по 1981 год.


[Закрыть] – и та справилась бы лучше, – донесся голос с заднего сиденья. – С другой стороны, мне легко говорить, я ведь не рисковал своей шкурой.

– По-твоему, это похоже на комплимент, Павлов? – Я подрегулировала сиденье, пытаясь сделать поездку чуть более сносной. Как и болтовня моего брата, шоссе казалось бесконечным. Беспросветный пейзаж вымокших под дождем топких кочек и устрашающе темное небо над ними. Время от времени я поглядывала на Слима: вот человек, виновный в том, что я направляюсь домой с удвоенным грузом мыслей в голове.

– Ребята, – произнес мой брат после короткой паузы, – у вас будут неприятности, если я так и останусь сидеть сзади. Мне уже что-то нехорошо.

– Хрена с два, – прорычал Слим. – Сиди, где сидишь. С глаз долой – из сердца вон.

Пятьсот ярдов тишины и покоя, но затем Павлов не вытерпел и назвал Слима слюнтяем. Произнесенное вполголоса слово почти заглушил скрежет «дворников», но этого хватило, чтобы Слим подпрыгнул на сиденье, развернулся и принялся орать:

– Я не промочил штанишки, ясно? Чего мне было бояться, двух клерков пенсионного возраста?

– Вот и расскажи все толком.

– Павлов, уже входя в дверь, я был наэлектризован. Дамочки за стеклом даже не подозревали, что их ждет. Они даже улыбались мне. И я улыбнулся им в ответ, правда, слегка угрожающе, и решил, что лучше всего будет обратиться к обеим сразу.

– Тебе не обязательно вновь все это переживать, – сказала я.

Слим немного поерзал, все еще злясь на Павлова, но ему не терпелось добиться от нас обоих понимания.

– Я просто хочу, чтобы вы уяснили: я был готов потребовать деньги. Правда. Я держал в голове весь сценарий, в точности как мы и репетировали, и я ни за что не отступил бы от текста.

– Мы просто не могли этого предусмотреть, – вставила я, ругая себя за недальновидность. – Наверное, нас слишком заботило их присутствие в нашем собственном доме, чтобы допустить, что эти чертовы машинки могут оказаться где-то еще.

– Две камеры видеонаблюдения, – продолжал Слим, будто мы нуждались в напоминании, – и обе уставились прямо на меня, мигая огоньками. Что мне оставалось делать? Улыбаться телезрителям?

– Любой на твоем месте просто удалился бы, не уронив достоинства.

– Не заводи опять эту волынку, – предупредил Слим, но Павлова было уже не унять.

– Я и то ушел бы, глазом не моргнув, хотя, признаюсь, налетчик из меня никудышный.

– Ты оставался в машине, – напомнила я.

– Циско, но он додумался открыть сберегательный счет!

Естественно, я приняла сторону Слима, из солидарности и сочувствия. Но, стараясь предупредить готовую вспыхнуть ссору, я не могла не задаваться вопросом: так ли легко напугать меня саму? Роуз уверяла, что никто не сможет привязать к ограблению человека без криминального прошлого, и это я еще могла понять. Даже кадры, отснятые видеокамерой, бессильны наделить лица именами. На подобных записях, которые мелькают в телепрограммах о мире криминала, всякий кажется подозрительным. По разным причинам, от резкого контраста до неудачных ракурсов съемки, все эти кадры заставляют ни в чем не повинных людей казаться преступниками, скрывающими что-то ужасное. «Если бы Слим отважился потребовать деньги, – думала я, – и не оставил бы ничего, кроме своей физиономии на экране, полиции пришлось бы выстроить в ряд всех бездельников страны, чтобы вычислить его. Но главное – это заткнуло бы пасть моему братцу».

– Полиция уже здесь! – завопил он вдруг. – Пригнись, Слим!

Я с хорошим запасом объехала одинокого бобби на велосипеде, посмотрела, как он крутит педали позади нас, и заявила Павлову, что тот испытывает судьбу.

– Они уже ищут беглецов! – Мой брат прильнул к стеклу щекой, озирая небо. – Вертолетов пока не видать, но расслабляться еще рано.

– Хватит болтать вздор! – Слим потянулся к бардачку. – Куда девалась моя кассета с Доктором Дрэ? Она была в магнитофоне.

Я объяснила, что она сзади: улетела куда-то, стоило нажать кнопку выброса.

Павлов пошарил вокруг – сначала на полке за спинкой сиденья, потом под ногами – и вскоре вклинился между нами со Слимом, сжимая в руке нечто совершенно не похожее на кассету.

– Вынужден сообщить, что нашел тут кое-что.

Маленькая сберегательная книжечка с обложкой зеленого цвета. Оформлена под кожу. На передней обложке – наклейка с гусенком из мультфильма, внизу оставлено место для имени владельца. В детстве у меня была в точности такая же, вспомнилось мне. У нас обоих имелись такие, и у меня, и у Павлова. «Сбережения малышей» или что-то в этом духе. Как выяснилось, именно «сбережения» мой брат как раз и держал в руке.

– Она лежала в кармане моей куртки, – возмутился Слим и попытался выхватить книжку. – А ну, отдай, гнусный ворюга!

Павлов, державший книжку вне пределов его досягаемости, заявил, что та, должно быть, выпала, когда они менялись местами. Он уселся поудобнее, чтобы внимательно изучить находку, и зашуршал страничками, то и дело смачивая палец слюной.

– Быть того не может, – заявил Павлов. – Как ты мог?…

– Ну, я запаниковал… и схватил ближайший бланк со стола.

– То, что он открыл детский счет в банке, – это еще полбеды.

– Павлов, молчи, я тебя заклинаю, – подозрительно зазвенел голос Слима.

– Что там? – спросила я, переводя взгляд с дороги впереди на отражение в зеркале заднего обзора.

– «На вашем счету двадцать фунтов».

– Не может быть! – Я едва подавила смешок. Брат сунул книжку мне под нос. Слим сидел тихо, глядя прямо перед собой.

– Ты отправляешься грабить банк, – сказал Павлов, – и отдаешь им деньги?

– Наши последние деньги, между прочим, – сказала я, и мы оба прыснули.

– Ну и что? Там обещали неплохие проценты. – Слим позволил себе улыбнуться. – По крайней мере, хоть что-то мы в итоге заработаем.

– Знаете что? – Я решительно переключила скорость. Какой-то паршивой веб-камере ни за что на свете не удастся оставить нас троих без крыши над головой. – Сдается мне, надо принять вызов.

18

• Настоящим Съемщики дают свое согласие на проживание в доме, оборудованном одной веб-камерой в каждой комнате (за исключением ванной уборной).

• Домовладелец имеет полное право использовать в своих интересах материал, запечатленный веб-камерами, для демонстрации своих возможностей на рынке недвижимости, транслируя его в режиме прямого эфира через оплачиваемый Домовладельцем веб-сайт.

• Обзору веб-камер ни при каких обстоятельствах не должны чиниться никакие препятствия.

• Запрещается непристойное, оскорбительное, богохульное и/или противозаконное поведение. В равной мере недопустимы любые инсценированные действия Съемщиков (по предварительной договоренности).

• Домовладелец имеет целью представить свое имущество в наилучшем свете и поэтому дает согласие произвести улучшения в отделке интерьера и, соответственно, меблировки. Съемщики не принимают на себя в связи с этим никаких дополнительных финансовых обязательств.

• При условии соблюдения договаривающимися сторонами условий данного Соглашения, Домовладелец отказывается от взимания со Съемщиков какой-либо арендной платы вплоть до заключения нового соглашения.

– Вот увидите, какую красоту мы тут наведем! Жить вам, ребята, во дворце! Даже погода нынче разгулялась!

Понедельник, половина девятого утра. Над головой – небесная синева, рядом – цветочный рынок в полном своем великолепии, а наши подписи на контракте еще не успели высохнуть. Документ стандартного образца с особыми поправками, внесенными устроителем всей этой затеи. Картье лично настаивал на упрощении церемонии, собрав нас втроем вот так, прямо перед домом. Свою подпись он ставил, распластав бумаги по оконному стеклу, и глаза его определенно замутняла подступившая влага. Он даже завершил процедуру в своем стиле – подходящим к случаю роскошным росчерком. Наш домовладелец явился забрать причитающееся, и лучезарная улыбка не покидала его лица с тех самых пор, как мы согласились на его условия.

– Эти веб-камеры… – произнесла я, отступая на шаг, чтобы пропустить в дом еще одного увешанного связками кабелей рабочего. – Неужели их так сложно устанавливать?

Фрэнк Картье поглядел на Павлова со Слимом с такой усмешкой, будто подобные мелочи могли заботить только меня. Он прибыл не более десяти минут тому назад, а в двери вошло уже с полдюжины нанятых им работников.

– Циско просто прелесть, не правда ли? Я без ума от нее. «Неужели их так сложно устанавливать?»

– Ну и?

– Дорогая, там нет сложностей, о которых тебе стоит беспокоиться. – Картье принялся рыться в сумке на поясе, отвечая мне поучающим тоном. – Улучшение жилищных условий необходимо производить по всем правилам, если уж вообще решил этим заниматься, а я задумал привести ваш дом в порядок.

– За исключением ванной и туалета, – поспешно вставил Павлов, – мы ведь договаривались.

Картье подтвердил, что именно так все и будет, и небрежно вытащил из кармана связку банкнот. Нам стало не по себе при виде такой кучи денег.

– Вы даже не заметите, что мы там вообще побывали, – пообещал Картье, а мимо нас в это время прошмыгнула еще парочка рабочих. Они тащили нечто показавшееся мне чем-то средним между компьютером и шкафчиком из раздевалки спортзала. Протянув палец, Слим коснулся его и присвистнул, словно матовая поверхность была раскалена докрасна.

– Да это же, – сказал он, – сервер, черт меня побери!

– А что такое сервер? – Уставясь на него, я ждала объяснений.

– Сервер – это связующее звено со Всемирной Паутиной. – Картье вернулся к подсчету, деньги перетекали из одной руки в другую так, словно он искал нечто затерявшееся среди купюр. – Мозги, которым подчинено все.

– А нельзя ли поставить его во дворе? – затаил дыхание Павлов. – Как насчет радиации? Может, это что-то вроде огромного мобильного телефона?

На этот раз Картье ответил моему брату таким долгим испытующим взглядом, что мне стало зябко. Голубые глаза мясника, замершие без движения под бровями.

– Без сервера, – произнес наконец Картье, – у нас не будет никакого веб-сайта. Без веб-сайта не будет веб-камер. А без веб-камер у вас не будет ни кола ни двора.

Звук отбойного молотка, донесшийся изнутри дома, придал этой фразе завершенность, а наступившему молчанию – трепет.

– Сервер нас не пугает, – уверил Слим, испепелив Павлова взглядом. – Мы будем хорошо о нем заботиться.

– Тогда я хорошенько позабочусь о вас самих, – Фрэнк продолжал перебирать купюры. Интуиция меня не подвела: он явно искал что-то. Визитку, затерявшуюся меж двух последних бумажек. Зажав бумажку двумя пальцами, он высвободил ее и протянул нам.

– Что это? – спросила я, переворачивая визитку.

– Ваш новый адрес, – сказал он, – в виртуальном смысле слова.

– Caminside.co.uk?

– Запоминающийся, верно? Подумайте-ка сами. – Он выдержал паузу, а затем выдохнул, разъясняя очевидное:

– Игра слов. – Caminside. Cam Inside. Come inside! [12]12
  Cam Inside – камера внутри (англ.). Come inside – добро пожаловать (англ.).


[Закрыть]

– Остроумно, – согласился Слим.

– И когда же мы нырнем в Сеть? – спросил Павлов. – Или как там это называется?

На лице Фрэнка Картье внезапно проявились морщины, словно от незаслуженно нанесенной обиды. Они лишь углубились, когда в доме прекратился стук и начался визг. За кошачьим концертом в стиле кунг-фу, донесшимся через открытое окно, последовало невнятное бормотание, похожее на ругательства. Картье ущипнул себя за переносицу и затем поправил туго перевязанный пучок седых волос под затылком. Уставившись на плитки мостовой, он дергал себя за этот поросячий хвостик, пока крики не прекратились.

– Вы уж простите Кензо его выражения, – сказал он. – От спешки он слегка перевозбудился, но вместе со своими ребятами выметется отсюда еще до заката.

– Это что, займет целый день? – в голосе Павлова явно звучал ужас.

– Мы имеем дело с наемными работниками, – напомнил ему Картье. – Дело на час может растянуться на неделю. Что тут еще сказать?

– Но я не могу так долго оставаться на улице!

– Ему нужно перекусить, – пояснил Слим, – а мне хотелось бы вернуться к незаконченной игре.

– Кто такой этот Кензо? – запоздало вмешалась я.

И в ту же минуту деньги оказались у меня. Картье сунул мне всю пачку без единого слова, ничего не объясняя. И затем повернулся к человеку, качавшему права громче остальных. Теребя звенья браслета, он ждал, пока Павлов не произведет необходимые расчеты.

– В подобных обстоятельствах, – вымолвил мой брат, – я полагаю, мы сможем выжить и на улице.

– Отлично. А теперь идите и ни в чем себе не отказывайте.

Наш домовладелец вновь запустил руку в карман куртки. Впрочем, на сей раз оттуда появились не фисташки, а тонкая сигара. Покатав ее под ноздрями, он сказал:

– Считайте это компенсацией за причиненные неудобства. Рекламной акцией, если хотите. Чем угодно. Только постарайтесь вернуться в наилучшей форме, поскольку ровно в полночь мы распахнем виртуальные двери и пригласим войти потенциальных спонсоров. – Прикурив сигарку, Картье по очереди заглянул в глаза каждому из нас. – Я хочу видеть образцовых жильцов, понятно? В доме полно места, где вы сможете отдохнуть, так что не огорчайте меня перед веб-камерами.

– Не станем, – уверил его Слим. – Как же иначе?

Деньги были теплыми на ощупь, и казалось, что они продолжали нагреваться, пока Картье повторял условия нашего соглашения. Я и представить себе не могла, сколько Картье мне сунул, но, похоже, на эту сумму можно было купить целую кучу удовольствий – больше, чем я могла бы заработать за день. Или за месяц, раз уж на то пошло. Вот почему я помедлила, прежде чем сказать:

– Простите, но мы не можем принять эти деньги…

– …не пожав друг другу руки, – оборвал меня брат и, заслонив своим телом, ухватился за ладонь нашего домовладельца.

– Но…

– Пожалуй, мы пойдем, чтобы дать вам спокойно поработать. – теперь меня заткнул Слим, и внезапно деньги оказались в его ладони, а он уже тянул меня к цветочному рынку, предоставив Павлову заглушать мои протесты.

– Сегодня знаменательный день! – крикнул он нашему домовладельцу, и в этот момент я подчинилась большинству голосов. – Подожди, сама увидишь.

– Да, еще одно, мистер Картье! – Слим обернулся и шел теперь рядом со мной спиною вперед, да еще сложив ладони рупором, чтобы перекричать бурчание толпы. – Пожалуйста, оставьте нам диван! Это антикварная вещь.

Добряк Уильям смотрел на деньги, легшие на его прилавок: крупная сумма, которую оба парня постановили тут же вручить ему.

– На этакую кучу денег, – глубокомысленно промолвил он, – можно накупить много цветов.

Павлов пояснил, что мы собирались покупать не цветы. Тот, другой товар.

– Одно не продается без другого, – предупредил Вилли. – Я работаю только так.

– Добряк, у нас денег до чертиков.

– А у меня цветов – не меньше, – ответил он, подмигнув мне. – Неужели Циско заработала это на временной работе?

– Лучше не спрашивай, – горько сказала я, все еще находясь под надзором. – Из этих денег тянутся ниточки. По идее, мы должны были потратить их, чтобы принарядиться.

– И вы пришли за этим ко мне? – Вилли ткнул себя в грудь растопыренной пятерней. – Я могу, конечно, украсить проходы в церкви. Без проблем. Но людей? Они вряд ли кому покажутся красавчиками, накурившись дерьма, которое я продаю. Может, для них мир действительно меняет краски, но послушайте моего совета: не подходите близко к зеркалам. – Замолчав, он окинул нас троих трезвым взглядом, не выходя из-за прилавка. Слиму и Павлову явно не терпелось затянуться, а дальше хоть трава не расти; я же возвела очи к небесам. – Вы что, переругались? – поинтересовался наш флорист и дилер, навалившись на упертые о прилавок локти.

– Небольшое расхождение во взглядах, – объяснил Слим. – Мы надеялись исправить ситуацию чем-нибудь приличным, но не слишком убойным.

– Говорят, магнолия в цвету страх как хороша.

– Но ее не так уж приятно курить, – уже взволнованно произнес мой брат, подняв деньги с прилавка и хватив пачкой о его край. – Нам что, поискать в другом месте?

Видимо, в следующий миг солнце скрылось за тучкой; во всяком случае, лицо Добряка Уильяма заметно потемнело. Казалось, он вытянулся вверх и напряг все жилы, сразу сделавшись похожим на готовую обрушиться на нас волну прилива.

– Могу я перемолвиться словечком с Циско? – Парни переглянулись, но отшатнулись, стоило Вилли рявкнуть: – Наедине!

– Я что-то не так сделала? – спросила я, гадая, не стоило ли и мне бежать прочь со всех ног. – Я отнесла цветы в больницу, как ты и просил.

– Знаю, – сказал Добряк, все еще хмурясь, глядя куда-то через мое плечо. – Роуз звонила, чтобы поблагодарить.

– Правда? – мой голос дрогнул. – И это все?

– Не-а. – Этим словом Добряк Уильям подвел черту под беседой о своей подруге-взломщице. Лицо его немного смягчилось, когда он выдернул руки из пуховика. – Скажи, когда мы сможем о них позаботиться?

Я уже позабыла про его ногти, но быстро нашлась, сказав, что в последнее время была немного занята. Про неумелый налет на банк я решила не распространяться, рассудив, что, введи его Роуз в курс событий, Вилли, наверное, выскочил бы из-за прилавка при нашем приближении. Вместо этого я опустила взгляд на свои часики.

– Можем заняться этим прямо сейчас, если хочешь.

Его ладони вмиг зарылись обратно в карманы.

– Можно сделать это у тебя дома?

– Не получится. То есть можно, но… – Я объяснила ему про наше соглашение с домовладельцем и показала визитку, которую выдал мне Картье. Добряк Уильям крутил ее в пальцах, пока я объясняла, что сделка решила наши финансовые проблемы, но отныне если ему захочется отполировать свои ногти у нас, то придется делать это под пристальным взором веб-камеры.

– Если говорить о моем бизнесе, – наконец сказал он, – мне становится не по себе, стоит только подумать о слежке.

– А нам придется привыкать.

Добряк отвернулся, чтобы бросить взгляд вдоль цветочных лотков, и на этот раз я последовала его примеру. Павлов со Слимом, явно в расстроенных чувствах, крутились на дальней кромке тротуара. Они то появлялись, то исчезали за потоком пешеходов, радующихся погожему деньку.

– Ну и как жизнь под одной крышей? – поинтересовался Вилли. – Ладите вы трое?

– Да, – ответила я, может быть, слишком поспешно, потому что, снова обернувшись к Уильяму, обнаружила на себе его испытующий взгляд. Он ждал продолжения. – Все отлично. Выли перебои с деньгами, но теперь все пойдет как по маслу, раз уж нам больше не нужно беспокоиться об аренде.

Взгляд Добряка Уильяма приковало что-то находившееся над другим моим плечом.

– Постарайтесь не ссориться, – сказал он с отсутствующим видом. – Даже золотые рыбки могут однажды наброситься друг на дружку.

– Не может быть, – сказала я, улыбаясь. – Или все-таки могут?

– Я бы точно разорвал всех вокруг, попади я в аквариум. – Вилли кивнул в сторону нашего дома. – Вот бы Кензо разозлился.

Я развернулась на месте, встревоженная этим именем. Картье все еще виднелся между прилавков: он так и стоял перед нашей калиткой, только теперь шептался с изможденным уроженцем Востока. В прическе этого человека виднелись перья, а руки порхали так же быстро, как и его язык. Насколько я могла судить, единственным его украшением были только скверные татуировки. Скверные в том смысле, что они, кажется, сплошь покрывали руки от запястий до коротких рукавов белой футболки. На таком расстоянии казалось, что эти руки покрыты чешуей. Сходство усилилось, когда Добряк пояснил:

– Кензо принадлежит «Рыбий глаз».

– А что это такое? – спросила я, недоумевая, с чего вдруг этот человек так размахался руками.

– Рыбная лавка, где ничего не купишь. Забыл, как это правильно называется.

– Аквариум?

– Вроде того. Там можно увидеть самые редкие виды, какие известны человеку. Такие жуткие Уродины, не поверишь.

– Ты видел?

Двое собеседников, стоявших у нашего дома, повернулись к эркеру. Картье показывал куда-то кончиком сигары, а его подручный стоял рядом, заложив разукрашенные руки за спину.

– У Кензо на каждый аквариум наставлено по веб-камере. Зайди на его сайт, сама увидишь.

– Так вот зачем он здесь! – сообразила я.

– Сдается мне, вы с Кензо снимаете жилье у одного и того же человека, как почти все в округе.

– Включая и тебя?

– Скажу напрямик: я признаю только одного домовладельца. – Когда Вилли произнес это, я повернулась, едва не ткнувшись лицом в самый пышный букет на всем белом свете: анемоны, васильки и травы всех видов, которые Добряк успел увязать вместе, пока я стояла отвернувшись. Это было роскошное зрелище, и я зарделась, услышав, что это великолепие – для меня одной. Скромно улыбнувшись, Добряк Уильям обвел одним широким жестом небесный свод над нашими головами. – Не зря провидение послало нам такой чудесный денек, так отчего не послушаться? Бери деньги и постарайся потратить их с умом.

– К десяти мне нужно быть на работе.

– Так позвони и скажи, что заболела. Никто и не узнает.

– Думаешь, стоит?

Внезапно лицо Вилли потускнело, и я поняла, что ребята решились-таки вновь присоединиться ко мне. Правда, они старались держаться подальше от Добряка и букета, словно опасались, что их будут бить.

– Ты возьмешь цветы? А то я начинаю обижаться, – сказал Вилли.

– Я должна тебе что-нибудь?

– Только уважение, – твердо ответил он. Приняв букет в руки, я с облегчением увидела, как на его лицо вернулась улыбка. – А теперь давай звони в свою контору, девочка, и оттянись сегодня по-крупному! Наслаждайся, пока можешь: начиная с завтрашнего дня тебе уже будет невдомек, кто забрел на твой огонь.