Текст книги "Ангела Меркель. Самый влиятельный политик Европы"

Холодная война: «Один Гельмут уходит, другой приходит»

Тем временем Холодная война вспыхнула с новой силой. Годы разрядки – снижения напряженности в отношениях Востока и Запада в 1960–1970-х гг. – заканчивались. Но прежде, чем утрата доверия в очередной раз подтолкнула мир к ядерной войне, кое-что произошло.

В 1975 г., когда Ангела еще готовила вишневые коктейли «Жаждущем Пегасе», лидеры всех европейских стран, а также США и Канады, приняли на международном саммите в столице Финляндии Хельсинки некое соглашение. Согласно этому соглашению, обе стороны признали существующие границы и отказались от вмешательства во «внутренние дела» друг друга. Обстановка на саммите царила самая дружеская, а фотографии Гельмута Шмидта, мирно беседующего с Эрихом Хонеккером, обошли все мировые СМИ.

Поначалу Восток оказался в выигрыше. Они добились признания, которого жаждали, и к тому же заплатили за это очень скромными уступками – или, по крайней мере, им так казалось. Единственной, по существу, уступкой коммунистов стало формальное признание ими «прав человека и фундаментальных свобод». Генри Киссинджер, государственный секретарь США немецкого происхождения, был разочарован: «Это бессмысленно… это просто попытка произвести впечатление на левых», – сказал он президенту США Джеральду Форду.

Но история доказала, что на этот раз доктор Киссинджер, отличавшийся острым умом, ошибся. Хельсинкская декларация, хотя по международному праву и не была обязывающей, стала, тем не менее, для защитников прав человека в коммунистических странах мощным оружием и документом, к которому можно было апеллировать в случае нарушения этих самых прав. Они так и делали. Само собой разумеется, эта декларация не привела к внезапному наступлению эры строгой законности; не привела она и к появлению в Восточной Европе политически независимых судов. Но постепенно Хельсинкский документ стал настоящим манифестом диссидентского и либерального движения в коммунистических странах. Как отметил в книге «Холодная война» историк Джон Гэддис, «это означало, что люди, жившие под властью коммунистических систем, – по крайней мере, самые храбрые из них, – могли требовать официального разрешения говорить то, что думают».

Хельсинкская декларация оказалась последней из относительно большого числа соглашений, нацеленных на снижение напряженности в отношениях между Востоком и Западом. Резкий поворот и возврат к новой Холодной войне начался по решению коммунистических стран, в особенности Советского Союза. В 1978 г. СССР решил заменить свои ядерные ракеты средней дальности вновь разработанными ракетами SS-20. Технически это новое оружие было несложным, и русские, кажется, просто хотели консолидировать то, что рассматривалось как их традиционные вооруженные силы в Центральной Европе. Но страны НАТО – и в первую очередь Западную Германию – встревожило такое развитие событий. Президент США Джимми Картер и канцлер Германии Гельмут Шмидт решили ответить тем же. На саммите НАТО в декабре 1979 г. западный альянс объявил о том, что если СССР немедленно не начнет с ним переговоры о разоружении, то НАТО начнет развертывание в Западной Европе ракет «Першинг II» и новых крылатых ракет. Это заявление получило известность как «двойное решение НАТО». Начался новый процесс эскалации политического противостояния между двумя сверхдержавами и их союзниками. Через несколько недель после этого решения НАТО Советский Союз направил армию в Афганистан.

Здесь опять следует сделать некоторые пояснения. После переворота, который организовал просоветски настроенный Нур Тараки в 1978 г., мусульманское население начало бунтовать. Тараки сначала ответил массовыми казнями, которые только ухудшили дело. Тогда он обратился за помощью к своим советским союзникам. Брежнев послал Тараки военных советников и материальную помощь. Однако Советы быстро поняли, что их союзнику не хватает сил, чтобы разобраться с ситуацией. В Афганистане была развернута 40-я армия. На Рождество 1979 г. Брежнев приказал казнить бывшего друга и устроил в стране марионеточный режим под руководством Бабрака Кармаля. Скорость, с которой действовал Брежнев, была четким сигналом Западу. Политика Советского Союза по отношению к Афганистану показала, насколько несентиментальным и жестким может быть подход Кремля к внешней политике. Но Запад мало что мог сделать. Для начала американцы и их союзники организовали бойкот Московской олимпиады 1980 г. А через несколько месяцев американские избиратели выбрали президентом страны республиканца Рональда Рейгана, который ясно заявлял, что собирается занять более жесткую позицию по отношению к Советскому Союзу.

Риторика Рейгана пришлась по душе Ангеле – на тот момент докторантке Академии наук. После развода она стала больше интересоваться политикой; многие из ее новых друзей, в основном физиков и химиков, живо следили за развитием отношений между Востоком и Западом. Но для Ангелы и ее соотечественников – и вообще для всех, кто жил под властью Советов – ситуация тогда выглядела довольно печально.

На востоке, в Польше, движение независимых профсоюзов «Солидарность» усилилось и расцвело при относительно открытом режиме коммунистического лидера Эдварда Герека. Но Вторая холодная война (как часто называют период после 1979 г.) и растущее напряжение между Советским Союзом и Западом погасили краткий проблеск надежды на то, что Польша может стать более свободной. Герек был смещен генералом Войцехом Ярузельским – польским аристократом, который стал коммунистом и получил военное образование в Москве. После того, как число членов «Солидарности» превысило девять миллионов – это примерно треть взрослого населения страны, – Ярузельский ввел военное положение. Герек был заключен в тюрьму. Ангела видела все это своими глазами, когда ездила в Польшу в составе научной делегации. Она испытала шок и стала с еще большей опаской относиться к коммунистической идее.

Отношения между Востоком и Западом начали меняться к худшему. Ангела и ее новые друзья наблюдали это в передачах западногерманского телевидения. Власти, естественно, это знали. Ничто не могло избежать их внимания. Физически Академия наук располагалась рядом со штабом гвардейского полка имени Феликса Дзержинского – элитного подразделения моторизованной пехоты численностью не менее 11 700 человек. Однако в отличие от Польши, где Министерство общественной безопасности воспользовалось силовой тактикой, Штази выбрали более тонкие методы.

Настроить против режима целый класс ядерных физиков – людей, ответственных, в конце концов, за разработку новых, более хитроумных вооружений, – было был близоруко. Более того, применение традиционной тактики запугивания вполне могло побудить оппозицию режиму уйти в подполье, где их деятельность было бы не так удобно и намного сложнее отслеживать. Вместо этого Коммунистическая партия организовала культурную конференцию, на которой было указано, что многие на Западе активно выступают против военной эскалации. Это почти никого не убедило. Молодые христиане, в частности, начали работу против милитаризации. Как всегда, оппозиционное движение использовало хитрую тактику. В свое время советский скульптор Евгений Вучетич изваял скульптуру под названием «Перекуем мечи на орала». Эта скульптура была подарена Организации Объединенных Наций и помещена перед ее штаб-квартирой в Нью-Йорке. Сама по себе фраза «перековать мечи на орала» взята из библейской Книги Исаии: «И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала». Движение могло утверждать, что этими словами его участники всего лишь отдают дань уважения товарищу по борьбе из другой коммунистической страны, подразумевая при этом известного скульптора из Советского Союза. В то же время употребление этой фразы – цитаты из Ветхого Завета – указывало на христианскую веру протестующих. Последнее адресовалось американским политикам.

Независимое движение за мир стало головной болью для восточногерманского режима, и ряды оппозиции начали расти. Дома, в Темплине, брат Ангелы Маркус начал организовывать семинары с оппозиционными режиму учеными и врачами. Ангела в этом не участвовала. Она продолжала работать над докторской диссертацией, стараясь завершить ее, и – самое главное – радовалась жизни.

На Западе, надо сказать, движение за мир тоже было оппозиционным. Гельмут Шмидт, канцлер и социал-демократ, был архитектором «двойного решения НАТО». Но теперь он все чаще сталкивался с оппозицией в своей собственной партии, где хотели, чтобы он проводил более социалистическую экономическую политику, и от партнера по коалиции, Свободной демократической партии, где требовали урезания расходов и социальных программ. Ситуация все больше заходила в тупик. 1 октября 1982 г. Шмидт проиграл с германском парламенте голосование о недоверии, потому что свободные демократы вместе с оппозицией ХДС/ХСС проголосовали против него. Шмидта сменил консервативный Гельмут Коль.

Покидая пост, Шмидт в своем выступлении спросил, как несвободные и лишенные гражданских прав граждане Востока отнесутся к вотуму недоверия в правительстве, получившем на выборах мандат на свою деятельность. Уже собираясь сойти с трибуны, он еще раз взглянул в аудиторию и сказал: «Еще одно последнее слово. Я знаю, что в Восточной Германии это тоже смотрят, – он сделал паузу, как бы под влиянием нехарактерных для него эмоций, и обратился к восточным немцам: – Мы благодарны вам за доверие. Мы вас не подведем. Все могут, все должны рассчитывать на нашу непрекращающуюся солидарность».

Шмидт был обижен и, возможно, немного мелодраматичен. Не было никаких оснований предполагать, что его преемник Гельмут Коль будет демонстрировать меньшую солидарность с братьями на Востоке. Некоторые наблюдатели, такие как писатель Эрнст Юнгер, были лаконичны в комментариях. В день голосования в парламенте пожилой писатель, многое видевший в жизни, написал: «Три часа пополудни; Habemus papam (лат. «У нас новый папа) – один Гельмут уходит, другой приходит».

Внешне новый канцлер совсем не походил на своего предшественника. Шмидт был – и продолжает быть – воспитанным, культурным человеком с кока-колой и постоянными сигаретами – в общем, тем, что называют Бильдунгсбергер[2]2
    Социальный класс, возникший в Германии в середине XVIII века как образованный социальный слой буржуазии, мужчины и женщины, получившие образование, основанное на метафизических ценностях идеализма и классических исследований греко-римской культуры античности. – Прим. ред.


[Закрыть]. Он олицетворял собой очень германскую идею образованности – идею о том, что слуги народа должны быть скорее интеллектуалами, нежели бизнесменами (как в Америке) или чиновниками (как во Франции).

Преемник Шмидта был совсем не таким. Гельмут Коль, родившийся в 1930 г., был сыном мелкого чиновника из Людвигсхафена-на-Рейне – довольно скучного промышленного городка на юго-западе Западной Германии. Коль учился в университете, но не проявил себя особенным интеллектуалом. Этот слегка неуклюжий полноватый человек, заядлый курильщик, внешне казался провинциалом. После окончания учебы он работал в VCI – Ассоциации химической промышленности.

Коль был не интеллектуалом, а политическим функционером. Искусство политики он осваивал, лоббируя интересы промышленников, работая за кулисами, вне поля зрения широкой публики. Параллельно с работой в VCI он делал карьеру в рядах Христианско-демократического союза. Он был одним из основателей молодежного крыла этой партии, а в возрасте 29 лет избрался в ландтаг – земельный парламент – земли Рейнланд-Пфальц, расположенной на границе с Бельгией и Люксембургом. Всего за три года Коль вырос до главы парламентской фракции. В 1966 г., когда ему не было и сорока лет, Коль сменил на посту своего однопартийца христианского демократа Петера Альтмайера и стал премьер-министром земли.

С точки зрения политики трудно понять, почему многие недооценивали Гельмута Коля. Ранний успех – он стал лидером Христианско-демократического союза Германии в 1973 г., после того как его предшественник Райнер Барцель проиграл выборы Вилли Брандту, – должен был бы завоевать ему уважение. «Коль» по-немецки – капуста, и всегда находились любители пошутить над Гельмутом по этому поводу. Свой вклад в копилку шуток внес и художник-карикатурист Ганс Иоганн Георг Тракслер; он нарисовал Коля в виде груши, намекая на плотное телосложение политика. С тех пор к Колю приклеилось ироничное прозвище «Груша».

Коль обижался на шутников, ненавидел элиту и всегда носил камень за пазухой, но при этом был исключительным политическим функционером и организатором; он инстинктивно понимал политические игры. В 1976 г. Коль проиграл выборы Гельмуту Шмидту. Выборы 1980 г. он пропустил; там от «Союза» (ХДС/ХСС) баллотировался правый лидер баварской ХСС Франц Йозеф Штраус. Коль понимал, что побить Шмидта на тот момент было невозможно. Он рассудил, что поражение Штрауса сильно ослабит южного соперника. «Союз» потерял четыре процента; социал-демократы остались в выигрыше. Шмидт остался канцлером, но Коль остался лидером парламентской фракции ХДС/ХСС в бундестаге (федеральном парламенте Германии). Штраус, бывший на тот момент премьер-министром Баварии, вернулся домой. По существу, он был нейтрализован.

Расчет Коля оправдался – конечно, не без некоторой удачи. Ситуация предоставила ему дополнительный шанс, хотя и без выборов. Став в 1982 г. канцлером, он хотел дать немцам возможность начать все сначала. Шло время перемен, но первым делом Колю был нужен мандат. Он объявил новые выборы.

В марте 1983 г. союз ХДС/ХСС добился значительного успеха (плюс четыре процента по сравнению с результатами 1980 г.). Социал-демократы под руководством нового довольно скучного лидера Ханса-Йохена Фогеля голоса потеряли. Коль в каком-то смысле получил желанный мандат, хотя и вынужден был по-прежнему править вместе со свободными демократами.

В Британии и Америке были избраны соответственно Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган, стоявшие на позициях свободного рынка и урезания социальных гарантий. Гельмут Коль хотел провести аналогичные изменения, хотя его приверженность свободному рынку никогда не была особенно глубокой; как католик, Коль был заинтересован больше в «моральной и духовной», чем в экономической стороне дела. Однако у него была серьезная проблема: его правительство было коалиционным, и младший партнер в нем – Свободная демократическая партия Германии – прежде выступала в роли младшего партнера в правительстве Гельмута Шмидта.

Более того – и Коля это очень тревожило, – его правительство с самого начала оказалось менее «моральным», чем предшествующее. Проповедь традиционных ценностей может ударить бумерангом, в чем, к своему несчастью, убедился британский премьер-министр Джон Мейджор, который десятилетие спустя инициировал кампанию «возвращения к истокам» (кампанию, которая пошла под откос из-за внебрачных романов высокопоставленных членов Консервативной партии). Кроме того, канцлера Коля обвиняли в лицемерии. В немецком случае это были не сексуальные порывы политиков, но алчность и коррупция. Либеральный министр экономики Отто Граф Ламбсдорф – устроивший раскол между социал-демократами и свободными демократами, – оказался замешан в скандале с незаконными пожертвованиями от концерна Флика (стального и угольного конгломерата). Ламбсдорфу пришлось уйти в отставку, но, что было еще хуже для Гельмута Коля, в прессе появились намеки на причастность его самого к получению денег.

В результате Коль уцелел, но снизил градус моралистской риторики в пользу более традиционной социал-либеральной политики. Социал-демократическая оппозиция пребывала в расстройстве; к тому же на пятки ей наступали новые Зеленые – левая партия, выступавшая за чистую окружающую среду, противодействие ядерному оружию и отказ от атомных электростанций. Социал-демократов потеснили влево, и это позволило Колю захватить центральную позицию.

Коль, при всех своих недостатках и личной неуклюжести, постепенно стабилизировал экономику Германии и значительно обогнал восточного соседа. Но несмотря на то, что Западная Германия вроде бы выигрывала экономическое соревнование, на шпионском фронте дела обстояли не так радужно, и восточные немцы по-прежнему способны были получить доступ на самые высокие уровни. Позже выяснилось, к примеру, что Штази приложило руку к тому, что информация о пожертвованиях Флика попала в средства массовой информации, и старательно раздувала скандал. Ганс Адольф Кантер, член ХДС и лоббист концерна Флика, продал эту историю Маркусу Вольфу, известному главе департамента внешней разведки Штази. После этого главный шпион Восточной Германии просто активировал свою шпионскую сеть. В следующей главе мы убедимся, что не в последний раз в истории этому человеку суждено было сыграть ведущую закулисную роль.

Глава 4
Невыносимая скука бытия: сквоттер в Берлине

Хорст Каснер неодобрительно огляделся. Дочери исполнялось тридцать, и родители приехали из Темплина в Берлин к ней в гости. Дело происходило в квартире Ангелы. Сама она выглядела встревоженной и смущенной; она как будто искала одобрения отца и в то же время знала, что одобрения этого не получит. И не получила.

«Ты добилась не слишком многого, да?» – сказал пастор Каснер и покачал головой. Он явно не одобрял происходящее. Ему казалось, что жизнь дочери как ученого стала «продолжением ее беззаботной студенческой жизни».

Должно быть, выслушивать все это было больно. Ангела всегда была гордостью и радостью отца. По ее словам, она была, «возможно, любимым папиным ребенком». И это было несправедливо. Ангела многого добилась: она окончила Лейпцигский университет и получила диплом с отличием, она публиковала статьи по физике в англоязычных рецензируемых журналах, она получила место в лучшем исследовательском институте страны. Чего еще он мог желать?

Для начала стабильности. Ее личная жизнь, с точки зрения отца, была в полном беспорядке, по крайней мере, если рассматривать ее с позиции его протестантских ценностей. Тот факт, что Ангела развелась с мужем, уже был достаточно неприятен. Когда прихожане спрашивали у пастора Каснера и его жены, как поживает Ангела, им приходилось отделываться пустыми банальностями. Кажется, она находила время ездить по миру, вместо того чтобы сосредоточиться на работе над диссертацией. В то время, как ее брат становился уже признанным ученым, Ангела колесила по миру и жила в столице беззаботной холостой жизнью. Многие ее одноклассники в Темплине успели уже обзавестись семьями. Ангела же, казалось родителям, жила, как студентка, богемной жизнью – и жила, к тому же, как сквоттер, в квартире, в которой ей с формальной точки зрения делать было нечего.

Сразу же после развода с Ульрихом – все бумажные формальности были завершены в 1982 г. – Ангела отправилась путешествовать. У Союза свободной немецкой молодежи было собственное хорошее туристическое агентство, «Молодой турист», занимавшееся организацией поездок за рубеж – хотя, разумеется, только в другие социалистические страны. Ангела с коллегами, большинство которых были действительными членами ССНМ, съездили в Азербайджан и Грузию, входившие тогда в состав Советского Союза. Создавалось впечатление, что она запоздало вошла во вкус и просто наслаждалась жизнью и общением с другими молодыми людьми, хотя Восточная Германия заботилась о том, чтобы каждый ее шаг фиксировался офицером Штази, известным как «бахман». Агенту под прикрытием почти нечего было докладывать. «Она ехала поездом, потом села на автобус, с которого пересела на самолет из Сочи в Восточную Германию», – добросовестно докладывал он своим берлинским хозяевам. Ангела не делала ничего подозрительного. Она знала, как нужно себя вести. В самом деле, дальше в докладе говорилось, что «у нее сложилось очень позитивное впечатление о гостеприимстве и характере Советского Союза».

Но жизнь не всегда была интересной и захватывающей, далеко не всегда. Ее жалование составляло 650 марок в месяц – меньше среднего заработка квалифицированного рабочего, составлявшего 1000 марок. Это было немного для человека с ее уровнем образования. Кроме того, работа в Академии оказалась не такой увлекательной, как ей, вероятно, хотелось. В Лейпциге, как до того дома в Темплине, она была одной из лучших учащихся. От нее ждали многого, – а она в 30 лет все еще пребывала в статусе молодого специалиста. Жизнь могла бы сложиться и получше. Вероятно, ее отец был в чем-то прав, и она, вероятно, знала это. Именно поэтому, должно быть, его комментарии причиняли такую боль.

Вообще-то дела могли обстоять и хуже. По крайней мере, она могла вести общественную жизнь, а статус ученого, в отличие от других профессий, позволял ей свободно путешествовать по социалистическим странам. Вскоре после своего 30-го дня рождения Ангела отправилась в Прагу, в тогдашнюю Чехословакию. Тогда же ее приятель Ганс Йорг Остен помог ей получить место сотрудника в Институте физической химии им. Хейровски, что дало приятную возможность отойти от всякой суеты, закончить диссертацию и поработать с Рудольфом Заградником – международным авторитетом в области квантовой химии.

В Прагу Ангела отправилась не одна. Власти не одобряли людей, путешествующих поодиночке, поскольку при этому у них могли возникнуть вредные идеи. Если ученые ездили парами, то всегда существовала возможность того, что один из них сообщает о том, что делает другой. Никто не знал, кто из находящихся рядом может оказаться шпионом, и это тоже порождало беспокойство, на котором процветали Штази. Ее спутником в Праге был еще один ученый, доктор Иоахим Зауэр, на пару лет старше Ангелы; в то время он был женат и имел двоих сыновей.

Иоахим помогал Ангеле в работе над диссертацией. Ничего странного: он тогда уже был признанным авторитетом в этой области. Но «бахман», продолжавший наблюдение за Ангелой и в Праге, отметил, что пара сблизилась немного чересчур.

Ангела и ее новый друг говорили, в частности, и о политике. Иоахим имел прочные убеждения в этом вопросе – причем, что примечательно, его убеждения существенно отличались от воззрений режима. В частности, ему нравился президент США Рональд Рейган. Михаэль Шильдхельм, еще один приятель Ангелы, вспоминает, что они с друзьями все больше говорили о политике и редко обсуждали научные вопросы: «Сродство между мной и Ангелой имело, так сказать, мало отношения к химии, физике и математике. Строго говоря, оно основывалось на том факте, что кто-то из коллег в соседнем кабинете дважды в день приносил нам турецкий кофе».

Во время этих продолжительных перерывов на кофе физики и химики говорили не о водородных связях, орбиталях или элементарных частицах, но «о поразительных событиях в стране, где шла перестройка, и об речи, которую президент Вайцзеккер произнес по поводу 40-й годовщины окончания Второй мировой войны». Словом «перестройка» обозначалась та политическая и экономическая реструктуризация, что шла в Советском Союзе с середины 1980-х гг., а Вайцзеккер был новым президентом Западной Германии.

События разворачивались, и разворачивались быстро. Чтобы понять политическое пробуждение Ангелы, необходимо взглянуть на уникальное сочетание факторов, определявших в то время ход истории.

Прежде барон Рихард Карл фон Вайцзеккер был мэром Западного Берлина, избранным от ХДС, а в 1984 г. он стал федеральным президентом – церемониальным главой Западной Германии. Кое-кто считал, что консервативный барон (второй снизу ранг германской аристократии) будет проводить жесткую линию. Он не стал этого делать. Неожиданно он обратился к новому советскому лидеру Михаилу Горбачеву, который занял свой пост в 1985 г. и сразу заговорил об изменении отношений между Востоком и Западом. Вайцзеккер сказал: «Важно, что обе стороны помнят и обе стороны уважают друг друга. Михаил Горбачев, генеральный секретарь советской коммунистической партии, заявил, что советское руководство не намерено в год 40-й годовщины окончания войны раздувать антигерманские настроения. Советский Союз, сказал он, предан дружбе между народами. Мы не должны игнорировать этот сигнал из Москвы, особенно в том случае, если сомневаемся во вкладе Советов во взаимоотношения между Востоком и Западом и в уважении к правам человека во всех частях Европы. Мы стремимся к дружбе с народами Советского Союза».

Именно эта часть его речи занимала ученых во время кофе-брейка. Перестройка их буквально завораживала. Особенно манило то, что Советский Союз, бывший до этого автократическим режимом и дергавший за ниточки, теперь, казалось, критиковал режим Хонеккера – и что Западная Германия (по крайней мере, судя по речи Вайцзеккера) солидаризовалась с Кремлем в критике восточногерманского политбюро. Это был совершенно новый поворот.

Перемены в Советском Союзе заметно повлияли на процесс объединения Германии и косвенным образом меньше чем через десятилетие вытолкнули совершенно неизвестного и ничем не проверенного кабинетного ученого – Ангелу Меркель – на политическую сцену.