Текст книги "Ангела Меркель. Самый влиятельный политик Европы"

Олимпиада по русскому языку

После Пражской весны пастор Каснер, можно сказать, ушел в тень. Хотя семья Каснеров вела себя осторожно и старалась не раскачивать лодку, все они, не афишируя этого, придерживались прежних убеждений. Как подобает христианину, Ангела прошла конфирмацию. Она подтвердила свою веру в Бога в возрасте 15 лет. Кроме того, она продолжала вести работу в ССНМ и занималась там организацией различных мероприятий. Но успешнее всего она проявляла себя в учебе. Вероятно, у нее не было бы возможности добиваться таких успехов, если бы власти относились к ее отцу с бóльшим подозрением. Другим детям лютеранских священнослужителей и пасторов приходилось труднее. С теми, кто проявлял признаки недовольства или протеста, разбирались быстро, эффективно и безжалостно. Не при помощи (по крайней мере, в большинстве случаев) тюрьмы, пыток и т. п., но карьерные перспективы блокировали эффективно.

Христиан, несмотря на все заверения режима, по-прежнему выделяли из общей массы. Одной такой жертвой стал Ульрих Шенайх (после падения коммунизма в 1989 г. он стал мэром Темплина). Шенайх, сын священника-нонконформиста, не был членом ССНМ. По этой причине его, несмотря на исключительно высокие оценки, сочли неподходящим для учебы в EOS – элитной средней школе и, по существу, не допустили до высшего образования.

Ангела тоже жила в страхе; она постоянно боялась, что даже крохотный неверный шаг может погубить ее. Каждый день мать говорила ей, что нужно правильно вести себя – более того, что ей необходимо вести себя лучше, чем другие дети, – если она хочет попасть в университет. Она знала, что детей священнослужителей система подвергает дискриминации. Будучи спрошенной о профессии отца, Ангела не смогла бы скрыть от спрашивающих, что он пастор. Но немецкое слово Pfarer (пастор) произносится почти так же, как Fahrer (водитель). Произнеся первое из этих слов чуть-чуть неправильно, Ангела могла создать у слушателей впечатление о том, что ее отец относится к рабочему классу, а не является христианским священником – человеком однозначно буржуазным и реакционным. Действительно ли ей удалось обмануть кого-то таким способом, мы не знаем. Ее отец был достаточно известной фигурой, и маловероятно, что учителя не знали, что Ангела Каснер – дочь пастора Каснера. Но стремление идти в ногу с государством и подыгрывать режиму, одержимому трудовым народом вообще и рабочим классом в частности, несомненно шло ей на пользу и показывало, что эта девочка знает свое место.

В Восточной Германии обществом управляла политическая партия, готовая шпионить за своими гражданами и убивать их при попытке к бегству. Если считать тоталитарным правительство, которое стремится контролировать не только жизни людей, но и их мысли, то Восточная Германия, безусловно, была тоталитарным обществом. Это было одно из самых сложных автократических государств в истории человечества. Сюжет с фальшивыми счетами в фильме Флориана Хенкеля фон Доннерсмарка «Жизнь других» (2006 г.) и описание в телесериале «Германия 83» не так уж далеки от истины, что может подтвердить всякий, кому довелось побывать в архивах Штази. И все же даже Ангела Меркель признает, что не все в ней было плохо. «У меня было чудесное детство. И этот факт люди с Запада часто упускают из виду, я имею в виду то, что не все в Восточной Германии было завязано на политику», – много лет спустя пыталась она убедить слушателей. Создавалось впечатление, что она испытывала странную потребность защитить государство, которое в свое время прикладывало все силы, чтобы контролировать ее жизнь.

Была ли Восточная Германия тоталитарным государством в том смысле, в каком это понятие рассматривают историки и социологи, – это, в конце концов, вопрос семантики. Режим, бесспорно, изо всех сил старался формировать своих граждан в нужном ему духе при помощи идеологической обработки и запугивания. Образование было важной частью подавляющей машины репрессий. Школы ничего не оставляли на волю случая, и школа, в которой училась Ангела, не была исключением. Часто говорится, что тоталитарные режимы хотели создать новый тип человека, который вписывался бы в образ идеологии исторического материализма. Ангеле и другим учащимся прямо говорили, что они посещают образовательное учреждение, «которое является обрабатывающим цехом, и что тем, кто не готов вписываться в общий шаблон, придется уйти».

Ангела поддавалась идеологической обработке, по крайней мере, внешне. Ей помогали усердие в учебе и спокойное уравновешенное поведение. Еще одним фактором, всегда говорившим в ее пользу, было почти безупречное владение русским языком. Каждый год школа организовывала состязания для знатоков этого языка. В Ангеле силен был дух соревновательности. «Что бы она ни делала, она во всем хотела быть лучшей», – воспоминал один из ее одноклассников. В русском она определенно была лучшей, а никакому другому предмету в восточногерманской школе не уделялось больше внимания и времени, чем языку Советского Союза. В 1969 г. Ангела получила разрешение участвовать в национальных состязаниях по русскому языку за девятый класс, хотя она тогда училась только в восьмом классе. Она завоевала бронзовую медаль. На следующий год она завоевала золотые медали в олимпиадах по русскому языку на городском, региональном и национальном уровнях. В награду она получила поездку в Москву в том году, когда Советский Союз отмечал сотую годовщину со дня рождения Ленина.

В гимназии

Результаты по русскому языку и математике по окончании школы второй ступени обеспечили ей место в другой школе, в высшей степени элитарной, – в расширенной средней школе, или Гимназии. В самом начале учебы в ней Ангеле и ее одноклассникам сообщили, что они должны вести себя достойно звания учащихся элитной коммунистической школы. Директор школы герр Габриель (женатый на учительнице музыки, учившей Ангелу в начальной школе) был коммунистом до мозга костей. Он бравировал тем, что возвращает подарки, присланные ему братом из «несоциалистической части страны», и давал ясно понять, что ожидает такого же поведения и от учащихся. Это было серьезной проблемой для Ангелы, которая, благодаря родственникам на Западе, пользовалась в основном западным гардеробом, потому что денег у Каснеров было совсем немного.

Чтобы дополнительно укрепить свой образ как человека бескомпромиссного, герр Габриель даже не допускал к занятиям учащихся, появившихся в школе с сумками из «Карштадта» – хорошо известного в Германии торгового центра: «Какие еще доказательства вам требуются? Разве сумка из капиталистического универмага не является доказательством антисоциалистических наклонностей?» Послушать рассказы, так он действовал прямо по учебнику Штази, где говорилось о тонком терроре и запугивании. Одного примера достаточно. Один из одноклассников Ангелы Бодо Ирке (после 1989 г. он стал местным политиком среднего звена в Социал-демократической партии) был предприимчивым мальчиком. От родственников на Западе он получал экземпляры «Браво» – безобидного, хотя и слегка низкопробного журнала, рассказывавшего о последних новинках поп-музыки и частной жизни западных знаменитостей. Почувствовав, что из этого можно получать прибыль, предприимчивый школьник начал продавать фотокопии страниц журнала своим соученикам, готовым платить немалые деньги за последние новости о таких людях и группах, как Дэвид Кэссиди, Донни Осмонд и Bay City Rollers. Герр Габриель поймал его на горячем. Молодой человек был на некоторое время отстранен от занятий и предупрежден, что повторение этого проступка приведет к полному исключению из школы. Повторений не было.

Учиться в гимназию пришла уже другая Ангела. Она не была больше пай-девочкой, какой ее знали в школе имени Гёте, теперь она любила погулять на вечеринках и втайне покуривала с приятелями. «Нам нравилось уходить курить в лес, и Ангела приносила сигареты», – вспоминал позже ее приятель. После рождения младшей сестры Ангела переселилась в отдельную комнату в маленьком, похожем на сарайчик, здании, примыкавшем к Вальдхофу. Бабушка из Гамбурга присылала ей открытки с картинами импрессионистов, и Ангела, которой особенно нравился французский импрессионист Поль Сезанн, увешивала ими стену. Как все подростки шестидесятых, она активно интересовалась поп-музыкой. Некоторым из ее приятелей нравились «Роллинг Стоунз», но Ангела их не любила (возможно, это ирония судьбы, но четыре десятилетия спустя партия ХДС использовала их песню «Энджи» в качестве основной музыкальной темы ее избирательной кампании). Вместо этого Ангела любила «Битлз», особенно Пола Маккартни. Во время поездки в Москву после выигранной олимпиады по русскому языку она купила первую в жизни пластинку, и это был сингл группы «Битлз» «Желтая подводная лодка».

Одноклассники и другие приятели Ангелы по школе и ССНМ любили заглядывать к ней в гости. Бодо, учившийся с Ангелой в одном классе с начальной школы, признавался, что пастор Каснер был немного «пугающим» и «суровым». Но, с другой стороны, он был «старым», как кажется старым подростку любой человек старше тридцати лет. Однако пастор редко бывал дома, а мать Ангелы была «милой» и «дружелюбной». Вальдхоф – и особенно комната Ангелы с множеством открыток на стенах – был местом постоянных сборищ.

Как все молодые люди, Ангела время от времени доставляла своим родителям беспокойство. Она хотела гулять с друзьями по вечерам, но мать запрещала ей ездить на мопедах с другими подростками; во всяком случае, она должна была появиться дома к определенному времени. Бунтовала ли она? Открыто нет. Она нашла компромисс, который не требовал прямого противостояния, – черта, позже характерная для Меркель-политика. Чтобы избежать родительского контроля, Ангела часто ездила в Берлин к бабушке по отцовской линии. Дедушка Людвиг умер в 1959 г., но его вдова Маргарита жила без особых забот и, возможно, потому, что была одинока, предоставляла внучке-подростку, когда та приезжала в гости, значительную свободу. Ангеле, которая становилась все большим экстравертом, разрешалось не ложиться спать до 10 часов вечера, а то и дольше. Она ходила по музеям, бродила по Восточному Берлину и заговаривала со случайными прохожими. Однако кутежи и гулянки ее не привлекали. Выпивка и мальчики – это было не для нее.

Как мы знаем, Ангеле суждено было стать лидером политической партии с названием, сокращаемым как ХДС. Один из ее одноклассников позже пошутил, сказав репортеру: «Ангела еще в школе была членом ХДС; только тогда это был клуб нецелованных». Ее учитель физики был такого же мнения, хотя и выразился иначе: «Ну, она не принадлежала к тем девочкам, на которых невольно оглядываются мальчики». Ангела с готовностью признавалась, что ее любовная жизнь в гимназические годы была довольно скучной: «Когда я училась в школе, мне иногда нравились мальчики, все это было довольно невинно. Но, с другой стороны, все происходило не так уж быстро. Мы тогда не принимались за это с такой готовностью, как сегодня. Во всяком случае, я была не из ранних». С некоторыми исключениями, она вполне соответствовала образу дочери пастора. Директор школы герр Габриель не помнил, чтобы Ангела Каснер была источником каких бы то ни было проблем: «Она уважительно относилась к старшим», а если и критиковала, то только «так, как все молодые люди всегда критикуют власть». Она не была настроена критически по отношению к режиму, признавался позже бывший коммунист. В некоторых отношениях Ангела казалась скорее конформисткой; она точно не проявляла никаких признаков критического отношения к сталинистскому государству, когда участвовала в тщательно срежиссированных мероприятиях, организованных ССНМ. Женщина, которой позже суждено было стать лидером крупнейшей консервативной партии Германии, была заместителем секретаря местной ячейки коммунистической молодежной организации. «Помнится, она довольно некритично принимала во всем этом участие», – вспоминал еще кто-то из учителей.

Сомнительно, чтобы вся эта деятельность была признаком преданности режиму. При диктатуре хочешь не хочешь приходится соблюдать общепринятые нормы, и Ангела никогда не пыталась скрывать тот факт, что в ССНМ она играла активную роль. «Да, – говорила она, – мне нравилось состоять в ССНМ». Почему? «Из-за досуговой деятельности. В Восточной Германии такие виды деятельности организовывала только эта группа». По всей видимости, она держалась в тени и следовала совету матери, чтобы не показаться подозрительной и не навлечь на себя недовольство властей. Все шло хорошо вплоть до последней недели пребывания в школе.

После двенадцатого класса Ангела, которой на тот момент было 18 лет, должна была выйти из школы с аттестатом зрелости – что приблизительно соответствует сертификату гимназии, но с упором на более академические предметы. 12 класс, в котором она училась, представлял собой группу чрезвычайно способных ребят. Ангела была одной из лучших учениц и в конце обучения получала высшие баллы по математике и физике, не говоря уж о русском языке. Такие оценки обеспечивали ей место в университете. Все, казалось, было решено и виделось в розовом свете. Однако один-единственный инцидент поставил под угрозу результат всех ее усилий.

В конце учебного года, как раз перед выпуском, классу необходимо было осуществить совместный проект – нечто вроде театральной постановки, призванной показать, что они ценят и понимают базовые постулаты коммунизма. Проект назывался Культурстунде, но при этом не был, как можно понять из буквального перевода названия, «часом культуры»; скорее, это было мероприятие, посвященное информированию или даже идеологической обработке учащихся. Как правило, сдача «часа культуры» была формальностью, но Ангела и ее класс чуть не испортили все дело.

Учащиеся тогда уже несколько месяцев сдавали экзамены и, конечно, устали. Усталость иногда заставляет подростков озорничать и не позволяет вовремя подумать о последствиях. Класс 12 не стал исключением из этого правила. Учащихся попросили подготовить и поставить пьесу о людях, сражающихся против «империалистов». Из контекста ясно, что от класса ожидали пьесу о Вьетнаме. Тогда эта страна Юго-Восточной Азии находилась в центре военного конфликта с Соединенными Штатами, коммунистический режим хотел использовать эту войну между повстанцами Вьетконга и Южным Вьетнамом, за которым стояла Америка, в пропагандистских целях.

Класс, конечно, понимал, чего от них ждут, но ребятам хотелось проявить чуть-чуть свободомыслия. Они считали, что находятся в относительной безопасности, поскольку всем им уже были предложены места в университетах. Они решили провести эксперимент и испытать границы дозволенного. Вместо того, чтобы поставить спектакль о Вьетконге (национальный фронт освобождения Южного Вьетнама), они выбрали для постановки композицию, посвященную их солидарности с Фронтом освобождения Мозамбика (ФРЕЛИМО) – левацкой, но не однозначно марксистской повстанческой организации, сражающейся против португальских колониальных властей в Мозамбике. На бумаге это был разумный выбор, который вполне соответствовал поставленной задаче.

Однако кое-кому из учащихся не хватило храбрости; говорят, что в их числе была и Ангела. Возможно, старшеклассники поняли, что постановка такой пьесы – не слишком хорошая идея. Петер Блисс, председатель школьного отделения ССНМ и товарищ Ангелы по 12 классу, пошел к учителю Чарли Хорну и сказал, что увы, класс не смог завершить работу над пьесой, и они не готовы сыграть ее.

«Ну, это ваша проблема, – сказал герр Хорн, на которого речь молодого человека впечатления не произвела. – Вы сами заявили такую тему, и теперь вам придется объяснить всей школе, почему вы не подготовили спектакль».

Незадолго до назначенного времени – двух часов пополудни – весь класс вышел на сцену. Вперед выступил Петер Блисс. «Я ожидал, что он скажет, почему представление не состоится», – сказал Чарли Хорн. Однако вместо того чтобы объявить об отмене спектакля, Блисс сказал, что представление состоится. «Мы продемонстрируем солидарность не только с вьетнамским народом, но также и с ФРЕЛИМО, сражающимся за освобождение Мозамбика», – объявил Петер перед началом представления пьесы.

Как будто одного предварительного заявления было недостаточно, класс пошел еще дальше. Заявив о поддержке борющихся африканских товарищей, ребята спели «Интернационал» (в то время официальный гимн международного коммунистического движения), но сделали это по-английски, на языке «империалистов» и главного врага – Соединенных Штатов. В качестве дополнительного штриха один из учащихся прочел стихотворение Христиана Моргенштерна – грубоватого поэта, в чьих произведениях всегда, кажется, присутствует какой-то скрытый смысл. Вполне в духе поэта, учащиеся дерзко продекламировали его стихотворение о кошечке из сборника «Песни висельника»: «Будь внимателен, человек, или окажешься всего лишь еще одной кошкой на стене». Упоминать слово «стена» в постановке, посвященной социалистической солидарности, да еще читать стихи, в которых можно усмотреть насмешки над автократическими системами, было весьма неосмотрительно. 12 класс играл с огнем.

Реакция школы дает нам некоторое представление о том взвинченном состоянии, в котором всегда живут бюрократы и чиновники тоталитарного государства. Директор Габриель, никогда, как мы уже видели, не отличавшийся терпимостью к несогласным, был в ярости. «Это будет иметь последствия», – кричал он. Его непосредственный начальник Клаус Флеминг, глава местного образовательного органа, был проинформирован о происшедшем. Флеминг потребовал, чтобы против молодых людей были немедленно приняты меры и предложил лишить их всех права обучаться в университете. Протест недопустим. Риск лишиться с таким трудом заработанных мест в высшем учебном заведении был не абстрактной угрозой и далеко не теоретической возможностью. Отказ в высшем образовании практиковался достаточно широко. И правда, как вспоминал учитель Чарли Хорн, «был случай, когда в соседнем Грайфсвальде все выпускники местной гимназии лишились своих мест после аналогичного инцидента».

Ангела была шокирована; ее родители, понятно, были шокированы не меньше. Много лет они во всем соглашались с системой, а сама Ангела вступила в ССНМ, отлично проявила себя в изучении русского языка и вообще была образцовой социалистической школьницей. И теперь минутная провокация угрожала погубить все, чего удалось добиться. Каснер был в отчаянии: «Я был в отчаянии и ужасно напуган. Я рассудил, что нужно обратиться к людям, с которыми я был знаком и которые занимали в системе более высокие посты». Он связался с епископом Шёнхерром и попросил старого друга помочь. Высокопоставленный священник сделал, что мог. В конце концов, Ангела, судя по всему, не была в числе зачинщиков, инициировавших постановку злосчастной пьесы. Возможно, она даже пыталась предотвратить конфронтацию, – по крайней мере, это утверждал епископ при обращении к властям.

Но в этой истории был еще один момент, который в конце концов и спас Ангелу. Конечно, при поступлении в гимназию учащихся отбирали по оценкам, но немалое значение при выборе играло и то, что у многих детей родители принадлежали к номенклатуре, то есть были частью правящей партийной элиты. Для Флеминга, местного бюрократа от образования, это представляло проблему. Отказать детям высокопоставленных партийных чиновников в возможности учиться в университете было бы сложно с политической точки зрения. Гнев влиятельных родителей мог вызвать непредвиденные последствия. Кроме того, амбициозный Флеминг опасался, что последствия этого эпизода могут помешать его дальнейшей карьере в партии. Если целому классу его элитной школы внезапно будет отказано в праве учиться в университете, в этом – по крайней мере потенциально – могли обвинить его, особенно если это произойдет в период его пребывания на посту. Даже если сейчас ему не поставят это в вину, позже подобного рода грязь может быть использована против него. В общем, он изменил свое первоначальное решение лишить провинившихся учащихся законных мест в университете.

Герр Флеминг и директор Габриель решили спустить эту проблему на тормозах, но один человек в результате все же пострадал. Имело место серьезное происшествие, и не предпринять ничего вообще было бы признаком слабости. Кого-то надо было принести в жертву. Несколько недель спустя учителя Чарли Хорна вызвали в кабинет директора: «Мне дали лист бумаги с признанием и заявлением о том, что я немедленно покидаю школу. И сказали: «Мы останемся здесь, пока вы это не подпишете».

Хорна понизили и перевели на более младшие классы, но с учетом всех обстоятельств можно считать, что он легко отделался.