Текст книги "Ангела Меркель. Самый влиятельный политик Европы"

Глава 3
Ангела в Лейпциге

Ангела хотела изучать медицину. Это была хорошая, уважаемая профессия. У нее были нужные оценки и целеустремленность, к тому же она доказала, что обладает необходимым вниманием к деталям. Поэтому ее родители были удивлены, когда дочь сообщила им, что поедет в Лейпциг, большой город на юге страны, чтобы изучать физику в Университете имени Карла Маркса. Мы не знаем, был ли это свободный выбор. Возможно, и даже весьма правдоподобно, что склонный к сверхконтролю режим Восточной Германии «подтолкнул» ее к изучению именно этого предмета. Но возможно также, что Ангела выбрала Лейпциг как удачный повод уехать из дома. Девятнадцатилетней девушке было душно в доме священника в Вальдхофе, а Темплин буквально вызывал у нее клаустрофобию. «Я хотела уехать» и «Больше всего я хотела выбраться из этого городка», – говорила она позже.

Существует много очень веских причин критиковать Восточную Германию и все остальные коммунистические государства, но необходимо признать, что студентам там оказывали материальную поддержку, какой больше не могут похвалиться почти никакие страны. Там не было платы за обучение, а все студенты получали безвозмездную стипендию в 190 марок – примерно третью часть среднего заработка квалифицированного рабочего. Более того, образование, которое получали Ангела и ее товарищи по университету, было очень высокого качества. Университет имени Карла Маркса, называвшийся до 1953 г. просто Лейпцигским университетом, имел завидную репутацию. Список выпускников у него выглядел солиднее, чем у большинства других германских – а также британских и американских, – университетов. Среди его бывших студентов – философы Готфрид Лейбниц и Фридрих Ницше, композитор Рихард Вагнер, национальный поэт Германии Иоганн Вольфганг Гёте, историк Леопольд фон Ранке; в естественных науках – это нобелевские лауреаты Вернер Гейзенберг и Густав Герц. Последний – племянник физика Генриха Герца, доказавшего существование электромагнитных волн, – тогда лишь недавно ушел в отставку. Ангеле предстояло учиться в университете с традициями качества, насчитывающими не одно столетие, и вполне современной известностью за первоклассное обучение в области естественных наук вообще и физики в частности.

Ангела и еще 70 первокурсников (что характерно, 63 из них были мужчинами) были в какой-то мере ограждены от идеологического влияния в изучаемом предмете. Законы физики не так просто включить в то, что Фридрих Энгельс в свое время назвал «научным социализмом». Позже Ангела сказала: «Я хотела изучать физику потому, что восточногерманский режим не мог просто отменить ни правила элементарной арифметики, ни законы физики». Несмотря на это – а может быть, именно поэтому, – студентам факультета физики и наук о Земле вменялось в обязанность слушать вспомогательные курсы по марксистской политической экономии и русскому языку и заниматься начальной военной подготовкой – и все это помимо изучения таких предметов, как квантовая механика, математика, классическая физика и электроника.

Университет всемерно старался внушить своим студентам, что академическая успеваемость должна идти рука об руку с активной преданностью коммунизму. Будущим студентам сразу говорили, что они должны «доказать свою готовность работать на благо социалистического общества». Большинство из них были членами ССНМ, а многие также состояли в Обществе германо-советской дружбы – пропагандистской организации, продвигавшей «дружбу» между Восточной Германией и СССР посредством грантов на путешествия и учебу.

Ангела не была членом последней из этих организаций, но позже открыто признавала, что вела в первой активную деятельность: «Будучи студенткой, я действительно состояла в ССНМ. Я даже работала секретарем по культуре и отвечала за покупку театральных билетов», – сказала она много лет спустя в ответ на неудобный вопрос журналиста о прошлом. Некоторые, возможно, увидят в этом ответе неявное признание того, что Ангела была больше, чем просто секретарем по культуре. Однако есть верные косвенные свидетельства того, что она не всегда строго придерживалась линии партии и даже отступала при случае от нее в сторону. К примеру, время от времени она посещала встречи Лютеранского студенческого общества. Она делала это, несмотря на двойственное отношение университета к организованной религии. Но ее приверженность христианской вере не означала, что она готова пожертвовать карьерой ради религиозных убеждений. Так, она отказалась стать студенткой-представителем Лютеранского общества. Что бы она ни говорила позже, приверженность христианству вовсе не была главной движущей силой в ее жизни.

Ангела тогда особенно не лезла в политику. Но опять же, с чего бы ей? Политика в Восточной Германии ничем не напоминала политику на Западе. Тем не менее, она продолжала интересоваться вопросами политики и следила за развитием событий по другую сторону железного занавеса. На тот момент всеобщее внимание на Западе привлекал один политик – Вилли Брандт.

Вилли Брандт: «Жизнь героя»

«Жизнь героя» – название симфонической поэмы немецкого композитора Рихарда Штрауса. В немецком языке эта фраза часто используется для обозначения величия, и одним из тех, чья жизнь описывается таким образом, является бывший канцлер Германии Вилли Брандт.

Политически 1970-е гг. были богаты событиями и в Восточной, и в Западной Германии. На Западе Большая коалиция консерваторов и социалистов распалась в 1969 г., и Вилли Брандт из социалистической СДПГ сформировал новую коалицию, на этот раз со Свободной демократической партией, выступавшей за гражданские свободы и свободные рынки. Но еще важнее (по крайней мере для тех, кто жил на Востоке) было то, что Брандт запустил свою новую Ост-Политик (политику по отношению к Востоку), целью которой было развитие прагматических отношений с режимом Ульбрихта без какого бы то ни было оправдания коммунистической системы.

Прежнее правительство Западной Германии проводило в отношении Восточной Германии жесткую и бескомпромиссную политику. В качестве мэра Берлина Вилли Брандт тогда был в авангарде противодействия режиму Ульбрихта и принимал участие во всех «обязательных антикоммунистических ритуалах и сопровождающей их риторике», как позже выразился один историк. Чтобы понять значение новой восточной политики Брандта необходимо разобраться в контексте этого нового направления.

Базовым постулатом западногерманской внешней политики до 1969 г. являлась так называемая доктрина Хальштейна, согласно которой Западная Германия ни в коем случае не должна была иметь дипломатических отношений ни с одной страной, признавшей Восточную Германию. Эта доктрина, названная по имени Вернера Хальштейна, заместителя министра иностранных дел Западной Германии, в теории была негибкой, а на практике реализовывалась весьма непоследовательно (Западная Германия имела дипломатические отношения с Москвой, несмотря на то, что Советский Союз признавал Восточную Германию, а Большая коалиция ХДС и социал-демократов даже признала такие коммунистические государства, как Чехословакия, Румыния и Югославия).

Под лозунгом «Перемены через сближение» Брандт начал работать с Востоком, не признавая официально коммунистический режим. Отчасти это означало, что он готов принять сложившиеся в мире реалии; Восточная Германия существовала, и объединение в обозримом будущем представлялось маловероятным.

Брандт, разделявший многие черты Джона Кеннеди – от телегеничности и харизмы до распутства, – стал иконой германской политики 1960–1970-х гг., а может, и дальше, и здесь уместно будет кратко рассказать о нем и о его жизни.

Он был рожден вне брака в северном городе Любеке в 1913 г. и получил при рождении имя Герберт Ганс Карл Фрам. В 1932 г. он закончил гимназию, но по политическим мотивам не был допущен в университет. Не имея возможности добиваться академической карьеры, он недолгое время обучался на экспедитора, но большую часть свободного времени при этом тратил на написание статей в разные газеты.

Став социал-демократом еще в ранней юности, после захвата власти нацистами в 1933 г. он бежал из страны и осел в Норвегии, где в совершенстве выучил язык и сменил имя, став Вилли Брандтом. Уже как норвежский гражданин он стал видным критиком нацистской Германии. В нескольких статьях, написанных по-норвежски, он зло осмеял гитлеровский режим и стал таким образом бельмом на глазу национал-социалистов. Когда Гитлер в 1940 г. оккупировал Норвегию, Брандт бежал в Швецию и научился писать по-шведски так, что мог и здесь работать журналистом. Кроме того, он негласно работал на норвежскую тайную полицию и даже ездил в нацистскую Германию под видом норвежского студента по обмену.

После войны Брандт отказался от норвежского гражданства и вновь стал гражданином Германии. Безупречный военный послужной лист человека, активно участвовавшего в сопротивлении тирании, обеспечил ему стремительное выдвижение на передний край германской политики. Многие политики, особенно из Христианско-демократической партии, прежде были неуместно близки к нацистам. Но только не Брандт, который сумел в полном объеме воспользоваться своей репутацией. В 1957 г. в возрасте всего лишь 42 лет он стал мэром Западного Берлина. А поскольку это был не только город, но и федеральная земля ФРГ, то Бранд, по существу, стал его премьер-министром и в этом качестве – членом германского сената (бундесрата).

Брандт не пользовался всеобщей любовью. В 1961 г., выдвинувшись на пост канцлера, он стал жертвой кампании по очернению, устроенной его политическими оппонентами. Канцлер Конрад Аденауэр из ХДС, признавая талант молодого политика, в то же время называл его «незаконнорожденным» и «так называемым Вилли Брандтом». Последний эпитет должен был заклеймить Брандта как предателя, оставившего Родину в трудный час. Ту же тактику использовал и Франц Йозеф Штраус – тучный, громогласный и напористый политик из баварской партии ХСС на юге Германии. Баварский политик во всеуслышание задавался вопросом, что на самом деле делал Брандт в изгнании, и намекал, что Брандт, может, вовсе и не немец.

Тем временем Конрад Аденауэр продолжал свои нападки, утверждая невероятное: что строительство Берлинской стены было частью операции Советского Союза, целью которой было продвинуть Вилли Брандта в канцлеры (стена была построена во время федеральной выборной кампании 1961 г.).

Ни одно из этих обвинений не основывалось на чем-то таком неудобном, как факты. Напротив, руководство Штази было в ужасе от перспектив, ожидавших Восточную Германию в случае канцлерства Брандта. Милитарист и солдат Холодной войны Аденауэр в кресле канцлера вполне отвечал целям коммунистической пропаганды. Брандт, с другой стороны, мог стать угрозой. У восточных немцев был личный интерес в переизбрании консервативного правительства. Они даже оказывали помощь, как позже выяснилось. Маркус Вольф, один из руководителей Штази, лично отвечал за доставку сфабрикованной дезинформации руководству ХДС и немецкой прессе; подготовленные Штази материалы должны были показать, что Брандт был кем угодно – от американского шпиона до агента гестапо. Все это было неправдой, но помогло Аденауэру и послужило целям коммунистического режима Ульбрихта.

После двух неудачных попыток стать канцлером (в 1965 г. он вновь выдвигал свою кандидатуру) и работы министром иностранных дел в Большой коалиции Брандт наконец выиграл в 1969 г. федеральные выборы. Он немедленно инициировал процесс реформ, целью которых было продемонстрировать, что в его части Германии социальная политика лучше, чем на будто бы «социалистическом» Востоке, а также – что не менее важно – что Западная Германия готова объясниться и извиниться за Вторую мировую войну. Время для этого давно назрело.

Супруги-психологи Александр и Маргарита Митчерлих в книге «Неспособность к скорби», оказавшей большое влияние, утверждали, что немцы в большинстве своем отрицают прошлое и делают все возможное, чтобы организовать своего рода коллективную амнезию в отношении периода нацизма. Психологи призывали своих соотечественников примириться с прошлым – начать процесс, получивший известность как «примирение с прошлым».

В чем-то Митчерлихи были правы. Сразу же после Второй мировой войны многие «капитаны индустрии», бывшие членами нацистской партии, остались на своих постах, причем с благословения Западных союзников, то есть США, Британии и Франции. В некоторой степени это было понятно и оправдано с практической точки зрения, поскольку позволяло Германии экономически вновь встать на ноги, а также внесло некоторый вклад в повышение уровня процветания, предотвратив таким образом радикализацию, порожденную лишениями 1920-х – начала 1930-х гг.

Политически признание того, что немцы должны искупить прошлые грехи, устраивало Брандта. Его политический оппонент и предшественник на посту канцлера Курт Георг Кизингер в свое время работал в отделе пропаганды Йозефа Геббельса и до сих пор общался с бывшими видными нацистами. Неспособность примириться с прошлым отмечала и политику восточногерманского коммунистического режима. Ульбрихт, как мы уже видели, включил бывших нацистов в систему, организовав для них политическую партию, НДПГ.

Однако в конце концов коллективное отрицание потеряло смысл. Даже те, кто были лишь пассивными зрителями, были виновны в том, что принимали преступления нацистского режима. Брандт хотел, чтобы его соотечественники вгляделись в свое прошлое, но, будучи политиком, он хотел одновременно заработать какие-то политические очки; он хотел показать, что он движется вперед и готов рассматривать вину Германии. Его визави на Востоке, с другой стороны, не мог или не хотел сделать то же самое. Это давало Брандту преимущество.

Политически Брандт испытывал сильное давление: от него ждали действий. Политика никогда не делается в вакууме. Студенческие бунты, потрясшие мир в 1968 г., имели множество самых разных причин и целей; протестанты в американских университетах Беркли и Колумбии выступали против Вьетнамской войны. В Париже в 1968 г. так называемый «французский май» представлял собой протест против все более автократических тенденций в президентском правлении героя войны генерала Шарля де Голля. В Западной Германии поколение 1968-го бунтовало против коллективной забывчивости старшего поколения. В первую очередь молодых протестантов возмущало то, что их по-прежнему учат профессора, бывшие когда-то нацистами, а управляют ими политики, которые – говоря дипломатическим языком, – соглашались с нацистским режимом.

Тот факт, что полицейская расправа со студенческими протестами в Берлине вызывала в памяти воспоминания о диктатуре 1930-х гг., не способствовала разрешению ситуации. Полиция даже застрелила одного из студенческих вожаков. О том, что Восточная Германия активно раздувает пламя недовольства, ходили слухи, но доказать в то время ничего не удалось. Только много позже вскрылось, что западногерманский полицейский, застреливший студента Бруно Онерсорга, был секретным агентом восточногерманской Штази и членом Коммунистической партии Восточной Германии, СЕПГ.

Отчасти именно из-за этого и для того, чтобы умиротворить чувства в обществе, выросшие из этих протестов, Брандт на следующий год был избран канцлером. И именно целям студенческого движения, а также коллективной вине немцев, он посвятил свое инаугурационное выступление перед германским парламентом, выдвинув лозунг «Wir wollen mehr Demokratie wagen» (в буквальном переводе это означает «Позволим себе больше демократии», но буквальный перевод не в силах передать поэтический смысл этого лозунга). Преданность демократии и репутация «хорошего немца» сделали Брандта авторитетным лидером – и одновременно поставили режим на Востоке в невыгодное положение.

Брандт был журналистом по профессии. Он знал силу средств массовой информации, особенно телевидения, и использовал их весьма эффективно. В 1970 г. он посетил Варшаву; произошло это сразу после заключения мирного договора с этой страной, в котором Германия признала линию Одер – Нейсе в качестве окончательной границы с Польшей. Во время этого визита он, традиционно для главы государства, посетил мемориал жертв восстания в еврейском гетто польской столицы в период нацистской оккупации. Тогда немцы без разбора убивали жителей-евреев – всего в гетто за время восстания было убито 13 000 человек, из которых 6000 были сожжены живьем.

День был пасмурный и неприятно дождливый, поэтому за Брандтом следовала только обычная группа политических корреспондентов и горсточка папарацци. Никто не ожидал ничего интересного. Но Брандт внезапно нарушил стандартный протокол. Он опустился на колени на мокрый асфальт перед мемориалом и опустил голову, как будто он – хороший немец – каялся за вину своих соотечественников. Это «Варшавское коленопреклонение», как его начали называть в Германии, стало одним из наиболее мощных жестов, предпринятых каким бы то ни было германским лидером после войны.

Конечно, Брандт был политиком до мозга костей и человеком с хорошо развитым чутьем на хорошую телевизионную картинку. Некоторые комментаторы были циничны. Гюнтер Грасс, нобелевский лауреат по литературе, одно время писавший для Брандта тексты выступлений, так описал «коленопреклонение» Брандта в романе «Мой век»:

«Моя газета никогда этого бы не напечатала. Им подавай сладкую сентиментальную водичку: “Он принял на свои плечи всю вину…” или «Внезапно канцлер пал на колени» или – если уж пересаливать по-настоящему – “Опустился на колени за всю Германию!” “Внезапно” – скажете тоже! Невозможно представить себе более тщательно рассчитанное действие. И можете быть уверены, что подсказала ему это та темная личность – ну знаете, его личный шпион и переговорщик, тот самый, кто так хорошо умеет впаривать немецкому населению отказ от исторических германских территорий. Теперь большой вождь – большой пьяница – изображает из себя католика. Преклоняет колени. Во что же верит на самом деле этот парень? Ни во что. Чистое шоу. Хотя, надо признать, с чисто политической точки зрения это был гениальный шаг».

Цинизм этого отрывка, несомненно, отражает ту смутную тревогу, с которой некоторый немцы, и не только бывшие нацисты, смотрели на Брандта. Опросы того времени показывали, что большинство немцев не одобряет его жест. Тем не менее, ему удалось четко заявить: Западная Германия примиряется со своим прошлым. Восточная Германия – намекал этот жест – этого не делает. Остальной мир оценил коленопреклонение Брандта. Неудивительно, что в 1971 г. он был удостоен Нобелевской премии мира, а несколькими неделями позже журнал «Тайм» назвал его человеком года.

Еще одним достижением Брандта и еще одной причиной, по которой на Востоке его ненавидели, была его деятельность в области социальных реформ. Западногерманское экономическое чудо и без того было проблемой для коммунистов. Социальными реформами Брандт хотел показать, что богатство в Западной Германии может быть распределено поровну, и что социальная рыночная экономика благотворна не только для богатых «капиталистов» (как утверждал Ульбрихт). Капитализм с человеческим лицом в исполнении Брандта был благотворен также для беднейших членов общества. Увеличение расходов на образование, здравоохранение и, самое главное, больше денег на адаптацию и переподготовку беженцев с Востока позволили Брандту серьезно надавить на коммунистов.

Тот факт, что эти реформы основывались на системе свободного предпринимательства, при котором акциями предприятий владело множество людей, был отмечен руководством Восточной Германии и окончательно подтвердил утверждение Брандта о том, что Западная Германия стремительно обгоняет свою обедневшую сестру. Восточногерманские коммунисты оказались в трудной ситуации. Подобно неудачливой футбольной команде, политбюро сменило менеджера. Вальтер Ульбрихт уступил место Эриху Хонеккеру – вялому пожилому чиновнику с резким голосом, абсолютно лишенному какой бы то ни было харизмы. Кое-кто ожидал, что новый восточногерманский лидер начнет реформы, пытаясь достойно ответить на политику Брандта. Первого он не сделал, а на последнее был принципиально не способен.

В некоторых отношениях Хонеккер превратил Восточную Германию в карикатурную диктатуру: режим, в котором фантастические лозунги и тщательно срежиссированные демонстрации должны были прикрывать катастрофический недостаток легитимности.

Хорошей иллюстрацией к этому утверждению может служить марш 6 октября 1974 г., организованный ССНМ в честь 25-й годовщины учреждения Восточной Германии. Когда 200 000 молодых людей прошли по Берлину с пением патриотических и социалистических песен, председатель ССНМ Эгон Кренц доложил, что «молодежь Восточной Германии подтвердила свою верность и выразила готовность неустанно работать на благо государства». Верил сам Кренц в то, что говорил, или нет, – вопрос открытый. Во всяком случае, одной из песен, которую не спели на этой демонстрации, оказался государственный гимн Восточной Германии «Возрожденная из руин». Хонеккер запретил его пение и объявил, что теперь гимн будет исполняться только инструментально. Дело было в том, что в гимне присутствовали слова «Германия, единое отечество», шедшие вразрез с политикой Хонеккера и с его убеждением в том, что две Германии останутся разделенными навсегда – или, по крайней мере, до мировой коммунистической революции.