Текст книги "Ревнивый старик"

Мигель де Сервантес
РЕВНИВЫЙ СТАРИК

Лица:

Каньисарес, старик.

Лоренса, жена его.

Ортигоса, соседка.

Кристина, служанка Лоренсы, ее племянница.

Кум Каньисареса.

Альгуасил.

Музыканты и плясун.

Молодой человек (без речей).

Сцена первая

Комната.

Входят донья Лоренса, Кристина и Ортигоса.

Лоренса. Это чудо, сеньора Ортигоса, что он не запер дверь; он моя скорбь, мое иго, мое отчаяние! Ведь это в первый раз с тех пор, как я вышла замуж, я говорю с посторонними. О, как бы я желала, чтоб он провалился не только из дому, но и со свету белого, и он, и тот, кто меня выдал замуж!

Ортигоса. Ну, сеньора моя, донья Лоренса, не печальтесь уж очень. Вместо старого горшка можно новый купить.

Лоренса. Да, вот такими-то и другими подобными пословицами и прибаутками меня и обманули. Будьте вы прокляты его деньги, исключая крестов, будьте вы прокляты его драгоценности, будьте вы прокляты наряды, и будь проклято все, что он мне дарил и обещал! На что мне все это, коли я среди роскоши и бедна и при всем изобилии голодна?

Кристина. Вот правда, сеньора тетя, справедливо ты рассуждаешь. Я лучше соглашусь ходить в тряпках, одну повесить сзади, другую спереди, только б иметь молодого мужа, чем погрязнуть с таким гнилым стариком, за какого ты вышла.

Лоренса. Я вышла? Что ты, племянница! Меня выдали, ей-богу, выдали; а я, как скромная девчонка, лучше умела покоряться, чем спорить. Если б тогда я была так опытна в этих вещах, как теперь, я б лучше перекусила себе язык пополам, чем сказала это «да». Скажешь только две буквы, а плачь потом две тысячи лет из-за них. Но уж я так думаю: чему быть, того не миновать; и уж чему надо случиться, так ни предупредить, ни отвратить этого нет никакой человеческой возможности.

Кристина. Боже мой, какой дрянной старик! Всю-то ночь двигает под кроватью эту посуду. «Вставай, Кристина, погрей мне простыню, я иззяб досмерти; подай мне тростник, меня камень давит». Мазей да лекарств у нас в комнате столько же, как в аптеке. У меня и одеться-то нет времени, а я еще служи ему сиделкой. Тьфу, тьфу, тьфу, поношенный старикашка! Грыжа ревнивая! Да еще какой ревнивый-то, каких в свете нет!

Лоренса. Правда, племянница, правда.

Кристина. Помилуй бог, чтоб я солгала когда!

Ортигоса. Ну так, сеньора донья Лоренса, сделайте то, что я вам говорила, и увидите, как это будет хорошо. Молодой человек свеж, как подорожник; очень любит вас, умеет молчать и быть благодарным за то, что для него делают. А так как ревность и подозрительность старика нам долго разговаривать не позволяют, то будьте решительнее и смелей; и я тем самым порядком, как мы придумали, проведу любезного к вам в комнату и опять уведу, хотя бы у старика было глаз больше, чем у Аргуса, и пусть он, как Сагори[1]1
  …как Сагори. – Островский неправильно перевел испанское слово zahori, которое означает «ясновидящий», и сделал из него имя собственное.


[Закрыть], видит на семь сажен в землю.

Лоренса. Для меня это внове, и потому я робка и не хочу из-за удовольствия рисковать своей честью.

Кристина. Сеньора тетенька, это ведь похоже на песенку про Гомеса Арьяса[2]2
  …песенку про Гомеса Арьяса – популярная в эпоху Сервантеса песенка, возникновение которой относится к войнам с маврами. Согласно преданию, распутный дворянин Гомес Арьяс продал горячо любившую его девушку коменданту мавританской крепости Бенамеджи. Рефрен жалобы этой девушки в песне звучит так: «Сеньор дон Гомес Арьяс, сжалься надо мной, не дай меня заточить в крепости Бенамеджи».


[Закрыть]:

 
Сеньор Гомес Арьяс,
Сжальтесь надо мной.
Над невинной крошечкой,
Девкой молодой!
 

Лоренса. Ведь это в тебе нечистый говорит, племянница, коли разобрать твои слова.

Кристина. Не знаю, кто во мне говорит, только знаю, что, как сеньора Ортигоса рассказывает, я все бы это сделала точь-в-точь.

Лоренса. А честь, племянница?

Кристина. А удовольствия, тетенька?

Лоренса. А если узнают?

Кристина. А если не узнают?

Лоренса. А кто мне порукой, что все это не будет известно?

Ортигоса. Кто порукой? Наше старание, ум, ловкость, а больше всего смелость и мои выдумки.

Кристина. Ну, сеньора Ортигоса, приведите к нам любовника, чистенького, развязного, даже немножко и дерзкого, и пуще всего молодого.

Ортигоса. Все это есть в нем, про кого я говорю-то, да еще и другие два качества: богат и щедр.

Лоренса. Я не ищу богатства, сеньора Ортигоса; у меня пропасть драгоценных вещей, и уж я совсем запуталась в разных цветных платьях, которых у меня множество; в этом отношении мне и желать больше нечего. Дай бог здоровья Каньисаресу, он меня рядит в платья, как куклу, а в драгоценности, как витрину у богатого бриллиантщика. Вот если б он не забивал окон, не запирал дверей, не осматривал поминутно весь дом, не изгонял котов и собак за то, что носят мужские клички; если б он не делал этого и разных других штук, и в сказках не слыханных, я бы охотно отдала ему назад его подарки и деньги.

Ортигоса. Неужели он так ревнив?

Лоренса. Я вам лучше скажу: он недавно продал очень дорогой ковер, потому что на нем были вышиты мужские фигуры, и купил другой, с деревьями, заплатил дороже, хотя он хуже. Прежде чем войти в мою комнату, надо пройти семь дверей, исключая наружной, и все запираются на ключ, а ключи, – я до сих пор не могу догадаться, куда он их прячет на ночь.

Кристина. Тетенька, я думаю, что он прячет их под рубашку.

Лоренса. Не думай, племянница; я сплю с ним вместе и знаю, что при нем нет ключей.

Кристина. Да еще всю ночь ходит, как домовой, по всему дому; и если случайно услышит музыку на улице, бросает камнями, чтобы уходили. Он злой, он колдун, он старый! Больше нечего и сказать о нем.

Лоренса. Сеньора Ортигоса, смотрите, брюзга скоро воротится домой, он может вас застать – и все пропало. А что он захочет сделать, так делает скоро; и все это мне так опротивело, что остается только надеть петлю на шею, чтоб избавиться от такой жизни.

Ортигоса. А вот, может быть, как начнется для вас новая жизнь, эти дурные мысли и пройдут, и придут другие, более здравые и более приятные для вас.

Кристина. Так и будет; я за это готова дать себе палец на руке отрубить. Я очень люблю сеньору тетеньку, и мне до смерти жаль видеть ее такой задумчивой я скучной и под властью такого старого и перестарого, и хуже, чем старого; я никак досыта не наговорюсь, что он старый, старый…

Лоренса. Однако он тебя любит, Кристина.

Кристина. Оттого, что старый. Я часто слыхала, что старики всегда любят молоденьких девочек.

Ортигоса. Это правда, Кристина. Ну, прощайте; я хочу вернуться домой к обеду. Держите на уме то, о чем мы уговорились; вы увидите, как мы обделаем это дело.

Кристина. Сеньора Ортигоса, сделайте милость, приведите мне какого-нибудь школьника-мальчонка[3]3
  …приведите мне какого-нибудь школьника-мальчонка… – У Сервантеса: «маленького монашка», и в дальнейших репликах Кристины речь идет о монашке. Эта неточность в переводе объясняется, вероятнее всего, цензурными соображениями.


[Закрыть], чтобы и мне какая-нибудь забава была.

Ортигоса. Я этому ребенку рисованного доставлю.

Кристина. Не хочу я рисованного, мне живого, живого, беленького, хорошенького, как жемчужинка!

Лоренса. А если его дядя увидит?

Кристина. Я скажу, что это домовой, дядя испугается, а мне будет весело.

Ортигоса. Хорошо, я приведу; и прощайте. (Уходит).

Кристина. Вот что, тетенька, если Ортигоса приведет любовника, а мне школьника, и сеньор их увидит, нам уж больше нечего делать, как схватить его всем, задушить и бросить в колодезь или похоронить в конюшне.

Лоренса. А ведь ты, пожалуй, готова и сделать то, что говоришь.

Кристина. Так не ревнуй он и оставь нас в покое! Мы ему ничего дурного не сделали и живем, как святые.

Уходят.

Сцена вторая

Улица.

Входят Каньисарес-старик и его кум.

Каньисарес. Сеньор кум, сеньор кум, если семидесятилетний женится на пятнадцатилетней, так он или разум потерял, или имеет желание как можно скорее отправиться на тот свет. Я думал, что донья Лоренсика будет мне подругой и утешением, будет сидеть у моей постели и закроет мне глаза, когда я умирать буду; но едва я успел жениться на ней, как стала меня одолевать тоска да беспокойство всякое. Было хозяйство, так хозяйку захотел; мало было горя, так прибавил.

Кум. Была, кум, ошибка, но небольшая; потому что, по словам апостола, лучше жениться, чем страстями распаляться.

Каньисарес. Где уж мне распаляться! Каждая малая вспышка обратит меня в пепел. Я желал подруги, искал подругу и нашел подругу; но упаси господи от такой подруги, какова она!

Кум. Вы ревнуете жену, сеньор кум?

Каньисарес. К солнцу, которое на нее смотрит, к воздуху, который ее касается, к юбкам, которые бьются об нее.

Кум. Подала она повод?

Каньисарес. Ни малейшего, да и не может ничем, никак, никогда и нигде; окна не только заперты, но закрыты занавесками и ставнями; двери не отпираются никогда; ни одна соседка не переступает моего порога и никогда не переступит, пока я, благодаря бога, жив. Кум, дурное приходит в голову женщинам не на юбилеях, не на процессиях или других народных увеселениях; где они портятся, где они извращаются и где сбиваются с пути, так это у своих соседок и приятельниц. Дурная подруга прикроет срамных дел больше, чем даже покров ночи. Связи начинаются и устраиваются более у приятельниц, чем в разных собраниях.

Кум. Да, я то же думаю. Но, если сеньора донья Лоренса не выходит из дому и к себе никого не принимает, так об чем же, кум, вам печалиться?

Каньисарес. А о том,

...

конец ознакомительного фрагмента