Текст книги "Волшебный напиток"

Пергаментный свиток содержал наставление о том, как проводить магизацию. Оно было написано на профессиональном лабораторном жаргоне хим-колдунов. Даже Тирания с трудом понимала этот язык. Наставление звучало так:

 
Возьми тьфурорных суперстанций
И фантатомных гробосом,
Путем психидных стимулянций
Внедри их в фотомраклюксон.
Вальпургизацией гидризма
Получишь черный меланхоль,
Его посредством мозгоклизма
Спиритизируй в бредоголь.
За чумовидным хлопоформом
Фонтанно вспыхнет вымираж,
Под адвантюрным флорохормом
Возможен срыв на клоунаж!
А ты в хрюшон – плюйкозы дозу,
Да трех схамелеонь жабрисс,
И сдинамитится бомбоза
До дребезгов летальных грызг.
И если грызги катафальны,
Их бандитарность возрастет,
Империмент пройдет мерзально,
Он вклад в террорию внесет.
Итак, вперед без ойфории!
Взирай на взгрыв в налейдоскоп,
Не допускай метеории
Кикиморических свинкой.
Сморозишь – недолюциферит
Космофурийный Садиак.
Да постарайся промегерить
Кошмарципанный мышькрысьяк…
 

И так далее, и так далее, все в таком же роде.

Бредовред запустил все магические компьютеры, подключенные к адскому информационно-вычислительному центру, ввел в них информацию. Машины заработали на всю катушку – если можно так сказать об электронной технике. Поднялся писк, треск, жужжание, гул, компьютеры мигали, урчали и выплевывали формулы и диаграммы. Просмотрев их, колдун узнал, что делать дальше с жидкостью в чаше.

Надо было, например, создать антигравитационное поле, чтобы возникла полная невесомость. Только в условиях невесомости можно было извлечь варево из сосуда, что Бредовред и сделал. Жидкость, с легка подрагивая, повисла в воздухе в виде большого шара. Теперь Бредовред смог обстрелять шар зарядами монстро-частиц. Пока варево находилось в сосуде, это было невозможно, Холодное пламя не пропускало монстро-частицы.

Следует заметить, что во время этой операции невесомыми стали и сам Бредовред и его тетка. Невесомость страшно осложнила работу. Колдун висел в воздухе вниз головой, а Тирания барахталась под потолком и вертелась вокруг собственной оси, как веретено. Обстреляв шар монстро-частицами, Бредовред кое-как добрался по воздуху вплавь до генератора антигравитации и отключил машину. И тогда шар грузно плюхнулся в свою чашу, а тетка и племянник приземлились на пол, крепко стукнувшись задами.

Впрочем, подобного рода неприятные случайности почти неизбежны во время столь опасных экспериментов, рвение колдуна и ведьмы от этого ничуть не уменьшилось.

Однако немного позже все-таки произошло нечто непредвиденное. Даже привычные ко всяким неожиданностям колдун и ведьма натерпелись страху. Жидкость в чаше вдруг ожила!

В природе существуют живые организмы, которые называются амебами. Они крошечные, увидеть их можно только в микроскоп. А тут все содержимое стеклянной чаши вдруг превратилось в гигантскую амебу. Она перевалила через край чаши и распласталась на полу, словно здоровенная лужа желатина. И поползла. Тетка с племянником в страхе попятились, потом бросились в разные стороны. А гигантская амеба разделилась на две, одна поползла за колдуном, другая – за ведьмой. Никакого сомнения – чудовища хотели их съесть. Лишь с большим трудом Бредовред и Тирания хитростью заманили амеб обратно в чашу. Там чудища жадно набросились друг на друга. А сожрав друг друга, они тут же снова превратились в жидкость. Опасность миновала.

Наконец, процесс магизации был завершен. Теперь вещество в сосуде сверкало и переливалось, как ртуть. Благодаря магизации оно могло вобрать в себя любую волшебную силу и обрести таинственную способность выполнять любые желания.

Мориц вспрыгнул на небольшой козырек над боковым входом колокольни, оттуда перескочил на навес над главным порталом, затем вскарабкался на маленькую островерхую башенку, всю в причудливых выступах и зубцах. С ее верхушки он смело прыгнул на карниз, который находился еще выше. С карниза Мориц чуть было не сорвался, потому что там под слоем снега таился лед, однако котишке все же удалось удержаться.

Ворон взлетел на карниз и хрипло закаркал.

– Ну все, хватит! Немедленно спускайся. Ты слышишь или нет? Только кости себе переломаешь. Ты слишком жирный, и вообще, у тебя нет данных для таких кунштюков.

Но кот полез еще выше.

– У-ух! – Якоб разозлился не на шутку. – Клюв мой – враг мой! Чтоб он отсох! И чего я тогда не промолчал? Пускай бы все перья у меня повылезли, да только чтоб ничего я не сказал!.. Да что ж это такое, или в твоей дурьей кошачьей башке и впрямь мозгов нет? Говорят тебе – пустое это дело. Колокола там, наверху, слишком тяжелые. Ничего

не выйдет, даже если мы вдвоем на них навалимся.

– А вот это мы еще посмотрим! – с непреклонной решимостью крикнул в ответ Мориц.

Он лез все выше и выше. И чем выше он забирался, тем беспощаднее хлестала его метель.

Забравшись на выступ над большим круглым окном, которое находилось над центральным порталом колокольни, Мориц вдруг почувствовал, что силы ему изменили. Все завертелось у него в голове. Он ведь и вообще-то был никудышным спортсменом, а вдобавок сказывалось то, что он долго сидел в баке с ядовитыми отходами.

Мориц перепрыгнул на водосточный желоб с лепным украшением в виде головы ухмыляющегося черта с торчащими острыми ушами. И тут котишка заскользил вниз – не очень быстро, но неудержимо. Он непременно сорвался бы и упал – а даже для бывалого кота падение с такой огромной высоты означало верную смерть. К счастью, Якоб вовремя подоспел на помощь. В последний момент он схватил котишку за хвост.

Морица трясло, он с трудом перевел дух и прижался к стене, чтобы укрыться от ледяного ветра. От холода лапы у него совсем закоченели.

Ворон уселся рядом с ним на водосточный желоб.

– Так. Ну, все, шутки в сторону. Последний раз тебе говорю: даже если ты все-таки заберешься на самый верх, ничего у тебя не получится. Да пошевели ты хоть раз в жизни мозгами, дуралей! Предположим, мы с тобой ухитримся сделать так, что колокол зазвонит. Да только гиблое это дело, ничего не выйдет, в сотый раз тебе говорю. Ну а дальше что? Ведь твой маэстро и моя мадама тоже услышат звон. И мигом смекнут, что колдовское зелье больше не исполняет желания шиворот-навыворот. И что тогда? Им же все равно! Они же всю эту возню с липовыми желаниями затеяли, чтобы нас одурачить. Но раз мы не присутствуем при их колдовстве, значит, им не надо никого морочить. Они просто начнут желать всему миру всяческих зол, и их искренние страшные пожелания исполнятся с буквальной точностью. И незачем им что-то такое выдумывать да мучиться, раз мы здесь и не можем им помешать. Или ты воображаешь, что сможешь спуститься вниз с этой верхотуры, пробежать всю дорогу до виллы твоего маэстры и все-таки не опоздать на их новогодний праздничек? Интересно, как это тебе удастся? Хочешь знать, что с тобой будет? Крышка тебе будет – вот что! Окочуришься как последний дурак, а чего ради? Пропадешь ни за грош.

Но Мориц не слушал. Голос ворона доносился к нему словно из дальней дали, котишка чувствовал себя совсем больным и несчастным, ему было не уследить за стремительным полетом мысли Якоба, да еще такой сложной. Он думал только об одном: до вершины оставалось ровно такое же расстояние, как до земли. И Мориц должен подняться наверх – так он решил. Разумно это решение или нет – для него не имело значения. Усы у Морица заледенели, глазенки слезились от резкого ветра, но кот снова начал карабкаться по стене.

– Эй! – обиженно крикнул Якоб. – Я тебе больше не напарник, слышишь? Хочешь погибнуть – ну и погибай! Но один! А мне геройства не надо. У меня и так резьматизма. И твоим упрямством я сыт по горло! Я сматываюсь, понял? Все, я слинял, меня тут нет! Приветик! Чао! Покеда! Адье, дорогой коллега!

И в эту минуту он увидел, что котишка повис и болтается в воздухе, уцепившись за водосточный желоб передними лапами. Якоб подлетел к нему, ухватил клювом за шкирку и из последних сил втащил на желоб.

Чтоб из меня чучело сделали! – сердито прокаркал он. – Уронили меня, видно, в детстве, то есть яйцо уронили, которым я тогда был. Вот с тех пор, видать, непорядок с головой, ясное дело.

Но тут ворон почувствовал, что окончательно выбился из сил. Пребывание в мусорном баке и для него не прошло даром. Якобу стало худо, хоть плачь.

– Все, дальше не полечу, каркнул он. – Буду сидеть тут и точка. По мне, пускай лучше мир гибнет. А я больше не могу. Если взлечу, так аккурат ухну вниз камнем, ясное дело… – Он посмотрел вниз. Далеко-далеко внизу мерцали огоньки – там лежал город.

Началась новая фаза колдовского эксперимента, и теперь руководство взяла на себя Тирания. Дело в том, что инструкция, следуя которой надо было придать пуншу волшебную силу, была составлена на ведьмовском жаргоне. Это был довольно замысловатый язык. Он состоял из слов самого обыкновенного человеческого языка, но использовались эти слова совершенно по-дурацки. Каждое слово означало совсем не то, что оно означает в нормальном языке. Например, «мальчик» значит «глобус», «девочка» – «бочка», «гулять» – «лопнуть», «сад» это «чемодан», «смотреть» значит «щипать», «собака» значит «кусок», «рыжий» значит «шустрый». Вот и выходит, что предложение: «Мальчик и девочка гуляли в саду и увидели там рыжую собаку» надо понимать так: «Глобус и бочка лопнули в чемодане и ущипнули шустрый кусок».

Тирания владела ведьмовским жаргоном в совершенстве. Для тех, кто по-ведьмовски не понимал, рецепт пунша выглядел абсолютной абракадаброй:

 
Мастер на славу
варит отраву,
Каплет какао в табак,
Шарит в карманах
у тараканов,
Жарит на масле башмак.
Ухает ухо
Глухо, ух, глухо.
Туфля уткнулась в трубу.
Тюкают хрюшки
Клювами плюшки,
Клюква малюет клюку.
Слон желторотый
В волнах компота
Бодро уходит на дно.
Стриженый финик
Щиплет полтинник
Сивой синице назло.
Лебедь в берете
Едет в карете,
Свежие скрепки жует.
В клетке на ветке
Тлеют объедки,
Сельдь серенады поет…
И так далее…
 

На самом деле инструкция была в пять раз длиннее, но в качестве образчика нам с вами хватит и небольшого отрывка.

Тирания сделала перевод с ведьмовского. Затем все огни в лаборатории были погашены и в полном мраке тетка и племянник пустились колдовать наперегонки, стараясь перещеголять друг друга. Словно в дурном сне, из мракаявлялись фантастические видения, они то набрасывались друг на друга, то шли в атаку, то отступали и наконец исчезали, а на смену являлись все новые и новые.

Вот завертелись в воздухе огненные смерчи, они кружились, рассыпали искры и вдруг выросли в огромные столбы пламени, потом уменьшились до размеров светлячка, и тут их склевал чей-то клюв, хотя никакой птицы не было видно. Надвинулась серая туча, из которой свешивался, уцепившись хвостом, скелет собаки. Вдруг собачьи кости превратились в огненных змей – они сплелись в клубок и покатились по полу. Оскалил зубы и страшно заржал лошадиный череп с пустыми глазницами. Крысы с человечьими головами пустились плясать и водить хоровод вокруг чаши с пуншем. Громадный синий клоп, на спину которого уселась верхом ведьма, бросился бежать наперегонки с огромным желтым скорпионом, которого оседлал колдун. С потолка дождем посыпались розовые пиявки, и тут появилось гигантское, высотой с человека черное яйцо, оно треснуло, на пол высыпало множество маленьких черных рук, – пятерни забегали по лаборатории, как пауки. Показались песочные часы, в которых песок бежал не вниз, а вверх. В черном мраке проплыла огненная рыбина. Крохотный робот на трехколесном велосипеде поразил копьем каменного голубя, и тот рассыпался в прах. Бритоголовый гигант с торчащими голыми ребрами сжимался, как гармошка, и снова вытягивался во весь свой огромный рост…

Этому не было конца – видения все быстрее сменяли друг друга, и все они исчезали, нырнув в чашу с волшебным пуншем, и всякий раз ее содержимое вскипало и шумно бурлило, словно в него погружали раскаленное железо.

Но вот видения промчались в последнем бешеном вихре, и прогремел взрыв – кунштюк-пунш в чаше из Холодного пламени вспыхнул желтым огнем.

Бредовред включил электрическое освещение. В результате столь тяжких трудов они с Тиранией вконец вымотались. Нужно было подкрепиться – принять особые волшебные таблетки, чтобы выдержать последнюю и самую трудную процедуру. Но они не могли позволить себе роскошь – сделать перерыв для отдыха. Ведь время мчалось неумолимо.

Четвертая, последняя фаза, была совершенно особенной. Ее нельзя было произвести в нашем мире, то есть там, где существует то, что зовется временем и пространством. Колдун и ведьма должны были перенестись в четырехмерное пространство. А инструкция по перемещению была написана на трансгалактическом языке, который абсолютно непереводим, потому что выражает понятия и процессы, существующие только в четырехмерном пространстве, – в нашем мире их просто нет.

Эта последняя, невероятно трудная работа была необходима, чтобы придать пуншу способность делать все наоборот, выполнять все желания шиворот-навыворот, а не в прямом смысле.

Инструкция гласила:

 
Мордочарный трубогрох
Квадромыро жвакни,
Дурогадный умамрок
Топозыро дрякни!
Щипцарапни, звизварни
Реживжиком пшишки,
Уйло, юйло обдрыгни,
Распохрясив хришки.
Гнусозлыкцы-шпырьянцы
Щурбят ва Пыхаре…
Визоплеслые фрыксы
Жвырят усь тутаре.
Забуркочат грязьвейки
Плюйко, флозетливо,
Сжахнут чухло пустерки
Ас фумос щихливых.
Глобожор ды, гладнопрорв?
Хра! – забрызло хвакнет
Мордочарный трубогрох
Хи подзырбо дрякнет!
 

Сначала ни Бредовред, ни Тирания не знали, как расшифровать эту инструкцию. Но они знали, что и читать, и говорить на трансгалактическом можно, лишь находясь в четырехмерном пространстве. Так что выхода не было – колдун и ведьма отправились в четырехмерное пространство.

А оно существует не где-то далеко, а прямо тут, в том месте, где мы находимся. Просто мы его не воспринимаем – ведь наши глаза устроены с расчетом на трехмерное пространство.

Тирания, будь она одна, ничего не придумала бы, но ее племяннику был известен способ перемещения из трехмерного пространства в четырехмерное.

Он извлек откуда-то медицинский шприц и маленький причудливой формы пузырек, в котором булькала бесцветная жидкость. «Люциферский Сатанинский Допинг» было написано на этикетке.

– Вот это нужно ввести в кровь, – сказал Бредовред.

Тирания кивнула:

– Наконец-то я вижу, мое золотко, что не напрасно платила денежки за твое обучение. А ты испытал на себе действие этого вещества?

– Да, тетя, было такое. Пару раз. Я, знаешь ли, совершал с его помощью небольшие такие путешествия… Отчасти с исследовательской целью, ну и ради удовольствия.

– Тогда – в путь!

– Погоди, тетя. Я должен предупредить тебя, что это путешествие небезопасное. Очень важно правильно рассчитать дозу.

– Что ты хочешь сказать?

Бредовред усмехнулся так, что ведьме сделалось очень, очень не по себе.

– Я хочу сказать, милая тетя Тираша, что мы с тобой можем очутиться неизвестно где. Если доза будет хоть чуточку меньше, чем надо, ты, тетя, провалишься в двухмерное пространство. А там ты станешь совершенно плоской, как кинокадр. Задней стороны – и той у тебя не будет, один перед останется, вот какой ты сделаешься плоской. А главное, без посторонней помощи ты не сможешь вернуться обратно. И придется тебе навсегда – понимаешь? – навечно остаться двухмерной плоской картинкой, бедная ты моя старушенция. Если же доза окажется слишком большой, ты улетишь в пятимерное или шестимерное пространство. А там, в пяти и шести измерениях, творятся такие диковинные вещи… Ты и сама-то забудешь, из каких частей когда-то состояла. Вот и вернешься обратно не вся, а только частично. Или обретешь новый облик – твои части могут сложиться по-новому, кто его знает, как… Да и вернешься ли вообще?

В течение нескольких минут колдун и ведьма молча глядели друг на друга.

Тирания знала, что до поры до времени племянник нуждается в ее помощи. Пока катастро-фанархисториязвандалкогорючий кунштюк-пунш не готов, Бредовред у без помощи тетки было не обойтись. И Бредовред знал, что она это знает.

Оба усмехнулись одинаковой зловещей усмешкой.

– Хорошо, – с расстановкой заговорила Тирания. – Уверена, ты сделаешь все стопроцентно правильно. Я целиком и полностью полагаюсь на твое себялюбие, золотко.

Бредовред наполнил шприц бесцветной жидкостью. Они с теткой отвернули рукава на левой руке. Бредовред тщательно отмерил количество препарата и сделал инъекции – сперва тетке, затем себе.

И вот их очертания задрожали, начали расплываться, вытягиваться в длину и в ширину, еще миг – и колдун с ведьмой исчезли. И в этот же миг в чаше из Холодного пламени начали твориться поразительные вещи…

– Ты говоришь, я гений? – вдруг заговорил Якоб. – Охо-хо, хорош гений, ничего не скажешь! Так бы и ощипал себя всего за эту дурацкую гениальную идею. Никогда в жизни не буду больше размышлять – клянусь! Не сдержу слова – значит, не взлететь мне в небо до конца моих дней. Одни неприятности от размышлений, честное слово.

Но Мориц не слышал – он залез еще выше и сидел теперь под самой крышей колокольни. Крыша была крутая, почти отвесная.

– А ведь и вправду заберется, – сказал Якоб. – Ох, чтоб мне перелинять, ведь заберется, вот головорез!

Якоб собрал последние силенки и полетел вслед за котом, однако из-за темноты нигде его не увидел. Ворон сел на каменную голову трубящего в трубу ангела-глашатая Страшного суда и огляделся по сторонам.

– Мориц! Мориц, где ты? – закричал он. Ответа не последовало.

И Якоб в отчаянии прокричал в темноту:

– Эй, ты, рыцарь! Даже если ты в самом деле залезешь наверх! Эй! Даже если мы оба туда заберемся и раскачаем колокол – слышишь? Да только ничего не выйдет, так и знай! Так вот, в этом нет смысла! Потому что мы ведь поднимем трезвон теперь! И это будет не новогодний трезвон! А просто звон, обычный звон, вот и все! Ведь дело не в колоколах! Ведь надо, чтоб они зазвонили ровно в полночь!

Ни звука не раздавалось в ответ, лишь ветер свистел и завывал над каменными статуями. Якоб покрепче вцепился когтями в голову ангела с трубой и закричал что было мочи:

– Котик! Котик! Ты жив? Ты здесь или уже сверзился?

На долю секунды ему померещилось, будто где-то в вышине послышалось слабое жалобное мяуканье. Якоб полетел наугад в темноте, то и дело кувыркаясь в воздухе под порывами ледяного ветра.

Поразительно: Мориц в самом деле, сам не зная как, добрался до стрельчатого окна на самом верху и через него проник внутрь колокольни. Якоб тоже влетел в окно. В этот момент котишка потерял сознание и кубарем покатился вниз. Но, к счастью, вниз лететь было недалеко. Он упал на деревянный пол звонницы и остался лежать без движения, словно маленький клочок пестрого меха.

Якоб подлетел к нему и легонько тюкнул клювом. Но котишка даже не шевельнулся.

– Мориц! Ты умер?

Не получив ответа, Якоб печально понурился. И вдруг вздрогнул.

– Не могу не признать, котик, – тихо и торжественно сказал он, – хоть и не отличался ты великим умом, но героем ты был. Предки-артистократы могли бы гордиться тобой. Если бы у тебя были такие предки.

Но тут у Якоба потемнело в глазах, и он повалился навзничь рядом с котишкой. Ветер свистел над колокольней, заметал в окно снег, и снегом все больше заносило кота и ворона.

Под почерневшими от времени деревянными брусьями совсем близко – рукой подать – висели огромные темные колокола. Они молчали в ожидании полуночи, когда им предстояло величественным звоном торжественно встретить Новый год.

С бешеной скоростью, как в центрифуге, вращался в чаше из Холодного пламени волшебный пунш – там, словно сбесившаяся золотая рыбка в аквариуме, металась, рассыпая яркие искры, сверкающая хвостатая комета.

Бредовред и Тирания уже вернулись из четырехмерного пространства и теперь, вконец измочаленные, бессильно развалились в креслах. Больше всего на свете им хотелось просто посидеть хоть несколько минут без дела, хоть чуть-чуть передохнуть, но как раз этого они не могли себе позволить – это подвергло бы их жизнь величайшей опасности.

Оба сидели, уставившись на чашу с пуншем.

Напиток в принципе был готов. Никаких процедур теперь не требовалось, все было сделано точно по рецепту, однако в те несколько минут, которые оставались до начала колдовского сатанинского эксперимента, колдун и ведьма должны были одолеть еще одно трудное препятствие. И оно, похоже, было самым коварным. Задача состояла в том, чтобы не делать, вот именно – не делать определенных вещей.

Согласно самой последней инструкции пергаментного свитка, теперь следовало просто-напросто дождаться, пока волнение в чаше само собой не успокоится и вся муть не растворится без осадка. А до этого момента колдун и ведьма ни в коем случае не должны были задавать никаких вопросов, даже мысленно. Ведь всякий вопрос (скажем: «Получится или нет?», или: «Почему я так поступил?», или: «Есть ли в этом смысл?», «Чем все это кончится?») содержит в себе крупицу сомнения.

А в последние минуты никаких сомнений быть не должно. Нельзя было даже мысленно задать и вопрос о том, почему нельзя задавать вопросов.

Дело в том, что пока волнение в чаше не улеглось и пунш не стал прозрачным, он находился в крайне восприимчивом и нестабильном состоянии. Он реагировал Даже на мысли и чувства. Малейшее сомнение в колдовской силе напитка – и варево взорвалось бы как атомная бомба, а уж тогда на воздух взлетели бы не только колдун с ведьмой, но и вилла «Ночной кошмар», да и весь город.

Однако, как всем известно, нет ничего труднее, чем не думать о чем-то, о чем думать запрещено. Например, обычно ты не думаешь о кенгуру. А вот если тебе скажут, что в течение пяти минут ты ни в коем случае не должен думать о кенгуру – ну, как тут сделать так, чтобы не лезли в голову мысли именно о кенгуру? Есть только один выход: предельно сосредоточиться и думать о чем-нибудь другом, не важно о чем.

И вот Бредовред и Тирания сидели в лаборатории и изо всех сил старались думать о чем угодно, только не о пунше, и ни о чем даже мысленно не задавать вопросов. От страха и усердия у них буквально глаза на лоб лезли.

Колдун бормотал себе под нос стишки, которые выучил когда-то в детском адике. (Детский адик у злых волшебников – то, что у обычных людей называется детским садиком). Бормотал он стихи монотонно и уныло:

 
Я грязнуля-поросенок
Перепачкал сто пеленок,
Я неряха, я – хрю-хрю!
Скоро вырасту в свинью.
 

Или вот такие стихи:

 
Маленький мальчик жабу поймал,
Хрясь! – и головку ей оторвал,
Бросил в канавку и дальше пошел.
Вот молодец – поступил хорошо!
 

Он и колыбельную вспомнил, которую когда-то в детстве пела ему матушка:

 
Спи, моя радость, усни,
Глазки скорее сомкни.
Мышки летают в саду,
Дремлют пиявки в пруду…
Спи, моя радость, усни…
Папа твой кровушку пьет.
Он и сыночку нальет,
Пей, мое солнышко, пей,
Будешь, как папа, злодей.
Пей, мое солнышко, пей…
 

Прочел Бредовред и такой стишок:

 
Жучкам и мухам лапки отрывает
Десятилетний полуидиот.
Он идиотом полным стать мечтает,
Вот и ведет себя как идиот.
 

Он читал и многие другие назидательные стишки и пел веселые детские песенки.

Тем временем Тирания подсчитывала в уме, какой доход принесет ей один золотой талер, если положить его в банк под 0,6 процентов годовых в нулевом году. Конечно, если принять, что банк, основанный в году, порядковый номер которого нуль, до сих пор не лопнул.

Эту математическую задачку она решала по формуле, которая известна всем бизнес-ведьмам и бизнес-колдунам:

К = Ко (I + i)n,

где К – капитал, n – порядковый номер года, i – сумма процентов за один год.

Тирания дошла уже до такой суммы, которая равнялась стоимости сотен и тысяч золотых шаров размером с наш земной шар, однако до суммы процентов за текущий год ей было еще далеко. Тирания считала и считала в уме не хуже калькулятора – ведь на карту была поставлена ее жизнь.

Прошло довольно много времени, а кунштюк-пунш все еще бурлил и был мутным. С каждой минутой Бредовред все сильнее чувствовал, что его тело вытягивается в длину и изгибается в виде вопросительного знака. А Тирании мерещилось, что бесчисленные колонки цифр, которые она вообразила, состояли из множества малюсеньких вопросительных знаков – они мельтешили, прыгали и ни за что не хотели выстраиваться в ряды и столбики.

– Ох, ради всех канцерогенов (Канцерогены – химические вещества, воздействие которых на организм при определенных условиях вызывает рак и другие опухоли.)! Это выше моих сил, я не помню больше ни одного стишка…

А Тирания прошептала в ужасе:

– В моих подсчетах все смешалось! Сейчас… Сейчас я начну думать о…

Бац! Племянник отвесил тетушке отменную оплеуху – а что было делать?

Уй-юй-юй! – взвизгнула ведьма. – Ну, погоди! – И влепила племяннику такую затрещину, что у того очки слетели с носа да и улетели в дальний конец лаборатории.

И тут пошла у них такая драка, которая сделала бы честь самым каратистовым каратистам.

Наконец опомнившись, тетка и племянник увидели, что оба сидят на полу и пыхтя глядят друг на друга. У Бредовреда красовался под глазом синяк, у Тирании из носа сочилась кровь.

– Я не хотел тебя обидеть, тетя Тираша, – казал Бредовред. – Но взгляни-ка! – Он показал на чашу из Холодного пламени.

Огневой вихрь полностью утих, вся муть куда-то исчезла. В чаше переливался всеми цветами радуги прозрачный и спокойный катастрофанархисториязвандалкогорючий кунштюк-пунш.

Колдун и ведьма глубоко вздохнули – гора с плеч!

– Дать пощечину – это была гениальная идея, – сказала Тирания. – Все-таки ты хороший мальчик, маленький мой.

– Ну вот, тетя, опасность миновала, и мы можем думать о чем угодно. По-моему, теперь самое время всласть поразмыслить о том, о чем хочется. Как ты считаешь?

– Идет!

Предвкушая удовольствие, ведьма аж глаза закатила.

А Бредовред осклабился. Конечно же, предложив тетке вволю поразмышлять о чем-то приятном, он втайне кое-что уже придумал – то-то тетушка подивится.

Ворон и котишка постепенно пришли в себя после обморока, и в первую минуту обоим показалось, что они спят и видят сон. Ледяной ветер стих, было очень тихо, на небе высыпали звезды, мороз ослаб. Звонница была озарена призрачным золотым светом. И вдруг одна из громадных каменных статуй, что уже много веков подряд взирали на город с высокого стрельчатого окна колокольни, обернулась и шагнула с окна к ним в звонницу. Оказывается, статуя была живая!

Это был худощавый пожилой господин в длинном расшитом золотом плаще. На плечах у него, точно эполеты, лежал снег. На голове у незнакомца была высокая епископская тиара, в левой руке он сжимал жезл с загнутым концом. Светло-голубые глаза под кустистыми белыми бровями смотрели довольно приветливо, но и немного растерянно – незнакомец удивился, увидев кота и птицу.

В первую минуту можно было бы подумать, что этот старец – святой Николай, Сайта-Клаус. Но он был без бороды. А разве кто-нибудь видел бритого Сайта-Клауса?

Старец поднял руку, и тут Якоб и Мориц почувствовали, что не могут ни пошевелиться, ни заговорить. Оба сильно испугались, но в то же время, у них, как ни странно, появилось чувство, что теперь они под надежной защитой.

– Вы что это тут делаете, сорванцы, а? Отвечайте! – Он подошел ближе и склонился, чтобы получше разглядеть ворона и кота. При этом он сощурился – наверное, он был близорук.

Кот и ворон испуганно смотрели на него снизу.

– Мне известно, что вы задумали, – продолжал старец. – Вы же во всю глотку кричали о своих планах, когда забирались сюда наверх. Вы задумали расстроить мой великолепный новогодний звон. Честно говоря, по-моему это не слишком красиво. Я и сам очень люблю разные озорные проделки, ведь я как-никак святой Сильвестр. Но то, что вы собрались устроить нынче вечером, это скверная шутка, согласны? Стало быть, я вовремя подоспел.

Кот и ворон хотели возразить, но по-прежнему не могли вымолвить ни словечка.

– Должно быть, вы не знаете, – продолжал святой Сильвестр, – что раз в год, в день моих именин, я прихожу сюда и смотрю, все ли в порядке. В наказание за то, что вы задумали такую скверную шутку, мне наверное, следует превратить вас в каменные изваяния и на часок-другой поставить в угол. Да, так и сделаю. Посидите-ка тут до утра, подумайте

о своем поведении. Но прежде я желаю услышать, что вы скажете в свое оправдание.

Кот и ворон молчали.

– Вы что же, дара речи лишились? – удивился святой Сильвестр. – Ах да, совсем забыл… – Он снова взмахнул рукой. – Ну, говорите, да не разом, а по очереди. И не вилять! Говорите правду.

Наконец-то два незаслуженно обиженных героя смогли промяукать и прокаркать, что привело их на колокольню и кто они такие, и какой страшный план придуман ведьмой и колдуном. От усердия Мориц и Якоб не раз начинали говорить вместе, так что святому Сильвестру стоило труда понять что к чему. Но чем дальше он слушал, тем добрее светились его глаза.

А Вельзевул Бредовред и Тирания Кровосос к этому времени сами себя загнали, прямо скажем, в тупик.

Когда колдун предложил ради отдыха дать свободу мыслям, он втайне устроил тетке коварную ловушку. Его целью было одурачить ничего не подозревавшую бизнес-ведьму. Кунштюк-пунш был готов, в теткиной помощиБредовред больше не нуждался. Он решил от нее избавиться и использовать всю небывалую колдовскую силу пунша для себя одного. Но, разумеется, Тирания тоже притворялась – она согласилась на короткую передышку, чтобы в свою очередь перехитрить племянника. Она тоже сообразила, что теперь прекрасно может обойтись и без его помощи.

В одно и то же мгновение колдун и ведьма собрали все свои магические силы и попытались загипнотизировать и парализовать один другого пристальным магическим взглядом. Они уставились друг на друга, и началась беззвучная, но страшная борьба. Однако вскоре стало ясно, что сила воли у них абсолютно одинаковая. Вот и сидели они не шевелясь, не говоря ни слова, а от напряжения по лицам у обоих струились капли пота. Колдун не спускал глаз с ведьмы, ведьма – с колдуна. Они гипнотизировали друг друга сосредоточенно, усердно, не давая себе передышки.

Вдруг проснулась и с жужжанием принялась кружить по лаборатории жирная муха, что зимовала где-то на пыльных стеллажах. Она почувствовала, что ее что-то притягивает к себе, словно яркий свет. Но это был не свет, а парализующие лучи, они шли из глаз ведьмы и колдуна и вспыхивали в воздухе электрическими разрядами. Муха влетела в зону действия лучей и тут же с тихим стуком шлепнулась на пол, не в силах шевельнуть лапкой. И до конца своей короткой жизни эта муха осталась парализованной.

Но тетка и племянник тоже не могли двигаться. Гипнотизируя один другого, каждый сам подвергался действию гипноза. И разумеется, по этой причине они не могли перестать гипнотизировать друг друга.