Текст книги "Тень ветра"

ГЛАВА 6

День начался неудачно. А закончился еще хуже. Потянулось с ночи, которую Саймон провел не у себя, а в постели Долорес Чинта, смуглой черноглазой бразильянки, преподававшей в Центре португальский и испанский. Она была лет на семь постарше его, отличалась огненным темпераментом и обожала синеглазых мускулистых парней – желательно блондинов шестифутового роста. Ричард вполне соответствовал всем этим требованиям, и потому их дружба с Долорес крепла изо дня в день, из ночи в ночь. За пятнадцать месяцев он вполне освоился с испанским и португальским, а также превзошел все тонкости и деликатные приемы, коим опытная и страстная любовница может научить юного неофита. При всем том Долорес, не в пример ревнивой манекенщице Алине, была женщиной широких взглядов и не возражала против занятий Ричарда арабским с Курри Вамик, агентом-стажером из Ирака. Полное имя Курри было Куррат ул-Айн, и значило это «услада взоров». Но взорами у них с Ричардом Саймоном дело не ограничилось, так что теперь он постигал арабский в темпе вальса. Разумеется, тогда, когда не занимался португальским.

Вчерашние занятия были очень плодотворными и завершились в три пополуночи. Затем он уснул, прижавшись щекой к полным золотистым грудям Долорес; уснул и увидел сон, не тревоживший его уже побольше года.

Первая серия разворачивалась как бы на планете Колумбия, у морского побережья, канадского или японского, куда ему предстояло десантироваться с «летающего крыла», чтоб уничтожить ракетную базу на тренировочном полигоне. Обычное учебное задание, думал Ричард, вглядываясь в скалистые берега, поросшие соснами да елями, и размышляя, где ждет его Дейв Уокер с молодцами из группы перехвата. В лесу? Или среди прибрежных утесов? Или на периметре объекта? Скорее всего и здесь, и там, и тут… Он понимал, что видит сон, но даже во сне мысль о хитроумном техасце не покидала его, заставляя тревожно хмуриться.

База внизу была как на ладони – торчала среди деревьев россыпью серого и серебристого. Колючая проволока, пункт управления, решетчатая полусфера радиолокатора, пусковые шахты, направляющие аппарели… Сорок ракет класса «Розовый Дьявол» на эстакадах, по пятнадцати «Вельзевулов» и «Огненных Мечей» в шахтах… Еще – дюжина СИГов, самонаводящихся импульсных гаубиц-лазеров, носивших выразительное название «Содом и Гоморра»… В общем, штатный ракетный комплекс «Ариман», ячейка ракетной сети «Вальхалла» либо «Апокалипсис», какие использовались в высокоразвитых Стабильных Мирах – разумеется, лишь с целью космической обороны. Задача агента-стажера Саймона заключалась в том, чтоб вывести из строя системы управления оружием с помощью «вопилок». Эти «вопилки» совсем не походили на те, которые пугали ультразвуком змей да рогатых кабанов на Тайяхате; они предназначались для создания помех и начисто вырубали вражескую электронику. Размер их не превышал песчинки, но от такого песочка, подброшенного куда следует, «Ариман» становился полным импотентом: приходи и бери тепленьким.

Едва Ричард подумал о своем задании, как «крыло» исчезло, а он взвился в воздух, подброшенный ударом катапульты. Затем началось стремительное падение – вероятно, его выбросили не с парашютом, а с ракетным ранцем и посадка предполагалась не на сушу, а прямиком в морские воды. Как бывает во сне, этот этап операции куда-то провалился, и Ричард вдруг обнаружил, что крадется вдоль темных отвесных утесов, что его комбинезон и шлем покрыты соленой влагой и что в руках он сжимает цилиндр метателя. Он выстрелил, целясь в нависший над ним карниз; серая тонкая нить, разматываясь, сверкнула на солнце, стрела с негромким стуком впилась в камень, и цилиндр тут же потянул Ричарда вверх. Он полез на скалу, быстро перебирая ногами и крепко стиснув рифленый ствол метателя в левой руке; правую оттягивал «рейнджер», снаряженный, конечно, не боевыми патронами, а шариками с «хохотуном». Ричард лез и прикидывал, как перевалится через гранитный гребень, как выставит над камнями шлем – чтоб пощекотать нервы ребятам Уокера; как – ежели они начнут стрельбу – обойдет их с фланга, даст две-три очереди и ринется в лес; а коль стрелять не будут, значит, проморгали его высадку или шеф-инструктор задумал какую-то гадость. В таком случае надо будет полежать с полчаса да обозреть окрестности, сделавшись травой среди трав или камнем среди камней… Или мраком во мраке, или отпечатком ступни на воде… Как учил Чочинга… А после змеей ускользнуть в сосняк… в чащу, в кусты, в подлесок… только его и видели…

Но когда он поднялся наверх, на скалы, сосен и елей там не было, и не было бойцов Карательного Корпуса ООН, нынешних его противников в игре, не было рыжего Дейва Уокера – и, разумеется, не было базы. Начиналась вторая серия сна: перед ним раскинулся тайятский лес из неохватных деревьев чои, а в промежутках меж ними Ричард узрел гряду каменистых холмов, подобных гигантским пням – столь крутыми были их склоны, а вершины казались срезанными косой. Он сразу узнал это место; а за ответом на вопрос «где?» явился и второй ответ – «когда?».

Именно тогда он пробыл в лесу восемь месяцев и ожерелье его потяжелело, спустившись ниже груди; именно тогда Чоч, сын Чочинги, уже не старался прикрыть его от ударов и он точил клинки дважды в день, на рассвете и на закате, – и не было дня, чтоб они не окрасились кровью… Как и у тех каменных пней, в сотне лиг от мирной земли Чимары…

Их было трое – Читари Одноухий, Ченга Нож и Дик Две Руки; трое воинов в серебристо-серых повязках Теней Ветра, трое лазутчиков, искавших вражеский стан. Но вместо врагов они наткнулись на друзей – почти друзей, ибо с кланом Горького Камня было заключено перемирие. Мысль о перемирии мелькнула у Дика, едва он разглядел наголовные повязки Горьких Камней; перемирие – значит, их не убьют, как загнанных крыс, не проткнут дротиками, не прикончат снарядом, пущенным из пращи. Этот клан носил свое имя не зря: его бойцы умели метать камни, и были те камни воистину горькими для их врагов. Но Тени Ветра считались друзьями – почти друзьями.

Впрочем, сие не означало, что их отпустят с миром, спев Песню Приветствия и наделив дарами. Но схватка – если дойдет до схватки – будет почетной, один на один, с равным оружием, и победителя отпустят и не станут ему мстить. Все-таки друзья, не враги…

Толпа Горьких Камней раздалась, и вперед выступил их предводитель. Дик его не знал. Вероятно, этот воин родился не в Чимаре, но был человеком заслуженным вроде Чоча, сына Чочинги: пальцы и уши целы, а Шнур Доблести свисает ниже чресел. Он запел; звали его Циваром Дробителем Черепов, и на своем веку он свершил не один славный подвиг.

Читари, старший из трех лазутчиков, ответил – спокойно и с достоинством, без оскорбительных намеков и жестов. Ченга тоже казался невозмутимым, только оглаживал пояс, за которым торчали рукояти полудюжины метательных ножей. Глядя на воинов, Дик тоже сделал бесстрастное лицо, хоть не терпелось ему узнать, кому выпадет честь сразиться первым.

После обмена Песнями Цивар произнес:

– Странное шепнули мне как-то Четыре звезды – про воина из земель двуруких, такого же доблестного и умелого, как наши воины. Будто бы молод он, но отважен и ловок и обучен самим Наставником Чочингой – да придет к нему смерть на рассвете! Не поверил я и решил поглядеть.

– Гляди! – сказал Читари и вытолкнул Дика вперед.

Цивар усмехнулся.

– Вижу двурукого ко-тохару в повязке Теней Ветра. Вижу, что он молод. Вижу за его поясом клинки. Больше не вижу ничего!

– Шнур видишь? – спросил Читари.

– Ожерелье? – Цивар сощурил глаза. – Маленькое ожерелье… незаметное… Кто из вашего клана дал ему такое поносить? Или не нашлось побольше?

Это было уже оскорблением, но Дик молчал – все, что надо, скажет Читари, на правах старшего.

– Маленький Шнур, – согласился Одноухий, – совсем маленький, незаметный. Можно сделать его длиннее. Ну, у кого завелись лишние пальцы? – И он с мрачным видом оглядел толпу Горьких Камней.

– Ха, пальцы! Кто говорит о пальцах! – Цивар пренебрежительно махнул всеми четырьмя конечностями. – Мой Наставник был таким же мудрым, как Чо-чинга, и он говорил: отрезав пальцы, не забудь про печень.

– Сам будешь резать, великий воин? – пойнтересовался Читари и бросил на Дика такой взгляд, будто уже считал его покойником.

– Нет! Я же сказал: хочу посмотреть. Резать будет он!

И тогда из шеренги Горьких Камней выступил Цор.

Время в лесу и для него не прошло даром: сделался он могуч и крепок, как молодое дерево шой, – с выпуклыми мышцами, что скрывали ложбинку меж плечевых суставов, с толстой шеей и длинными мускулистыми ногами. Но не эти перемены, вполне естественные и неизбежные, поразили Дика, а то, как Цор снарядился для схватки. Не взял он щита, не натянул боевых рукавиц, не прихватил палицы, которой можно было б не убить, а оглушить; только четыре клинка нес он, четыре длинных сверкающих лезвия, и это значило, что бой будет смертельным.

– Или ты проткнешь ему глотку, или Чоч доберется до моей, – пробормотал Читари, разглядывая Цора. – Ты уж постарайся, Две Руки!

Дик кивнул, делая шаг вперед. Его мечи с тихим шелестом выскользнули из ножен – такие же длинные и блестящие, такие же смертоносные, как у противника. Два против четырех…

Они с Цором не любили друг друга. Соперничали во всем: кто прыгнет дальше и заберется повыше, кто поднимет камень потяжелей, кто кому намнет бока да наделает синяков – на тренировочной арене или втихую, где-нибудь у водопадов, за скалами. Превозносили своих Наставников (Цор обучался у Цаба, хорошего воина, но не столь знаменитого, как Чочинга), хвалились силой и знанием тайных приемов, пели оскорбительные Песни, придумывали обидные клички… Дрались из-за Чии – чем дальше, тем чаще, хоть о причине этих побоищ не говорили никому. Цор, пожалуй, был посильнее, а Дик – увертливей, так что вел в счете все-таки он. И полагал, что сейчас поставит точку в их затянувшемся соревновании.

Они сходились.

Сон разворачивался с поразительной реальностью. Дик снова видел, как разгораются в зрачках Цора яростные огоньки, как подрагивают острия его мечей; два были вскинуты вверх, два – опущены, и рукояти прижаты к бедрам. Он поймал чей-то ненавидящий взгляд, на мгновение скосил глаза и усмехнулся. Цохани умма Цор… Торчит за спиной Цивара, стиснув в каждой руке по дротику…

В отличие от Дика – того Дика, что сближался с Цором, – Ричард Саймон знал, чем закончится их схватка и что произойдет потом. Не самое приятное из воспоминаний, но, как говорится, с чужого ожерелья свой палец не снимешь… А ожерелье было чужим и находилось в руках того, кто посылает тревожные воспоминания и сны.

Схватка во сне, как наяву, была короткой. Долгими бывали учебные бои, когда оттачивалось мастерство владения оружием и проверялось, крепок ли сердцем будущий воин. Но если бились насмерть, а не затем, чтоб размяться или заполучить трофей, все решалось в два-три удара. Или в один – стремительный, как бросок змеи.

Сейчас, превзойдя все хитрости фехтовального искусства двуруких, Ричард Саймон понимал, что тай сражаются иначе. По крайней мере не так, как европейцы в Средневековье и в эпоху Возрождения; их техника была сродни восточной, достигшей совершенства еще тогда, когда понятия «Запад» и «Восток» относились к Старой Земле и не являлись пустым звуком. Ожидание, маневр, выпад… Смерть! В этом искусстве японские самураи были куда лаконичней гвардейцев кардинала и мушкетеров короля.

Они сошлись на расстояние пары шагов и окаменели. Время тянулось точно питон, скользящий среди трав; и каждая травинка была секундой, и каждая отделяла миг прошедший от грядущего мгновения, жизнь от смерти, свет от тьмы. Все те же знакомые Дику шутки времени: то оно замрет, застынет ледяной глыбой, то ринется вскачь подобно яростному водопаду…

Сверкнули клинки, коротко лязгнула сталь, метнулись тени. Каа, питон, завершил свое бесконечное скольжение, последняя секунда истекла, один из бойцов был мертв, другой – жив. Оба меча Дика подрагивали над распростертым безжизненным телом, словно цветы на серебристых стеблях: левый торчал меж ребер, правый пронзил гортань.

Потом раздался гневный вопль, и Дик увидел, как Цохани вскидывает дротик.

С этого момента синхронизация яви и сна распалась. В реальности предводитель Горьких Камней сшиб Цохани наземь, придавил коленом, вырвал оружие. Но во сне брат убитого Цора успел метнуть копье, и оно полетело к Ричарду Саймону, и был его полет стремителен, неудержим и смертоносен, и Ричард – каким-то шестым или десятым чувством – понимал, что не успеет уклониться от удара. Чудилось, будто дротик метнул ему в самое сердце тайятский лес; и казалось, что лес, ощутив чужака, околдовал его, сделал беспомощной и неподвижной мишенью.

Копье летело, а он ждал, ждал, ждал… Это ожидание было страшнее смерти.

Ричард пробудился с зубовным скрежетом и с явным предчувствием, что день сегодняшний сложится неудачно. Так оно и получилось. Или сон подействовал на него, или разнежили ночные игры с прелестной Долорес, только был он тем утром рассеян, а предмет занятий рассеянности не допускал. Искусство грабежа требует полной сосредоточенности, а коль капканы на пути грабителя настраивал Кастальский, так лучше не шутить с судьбой. Кастальский, тихий лысоватый человечек, принадлежал к той же породе инструкторов-хитрецов, что и Дейв Уокер. Правда, хитрости у него были иного свойства, не техасские, а компьютерные, но любая из них могла перетряхнуть мозги или подвесить за ребро.

С этой мыслью агент-стажер Ричард Саймон натянул шлем коммуникатора, а инструктор Кастальский ввел задачу и исходные установки. Сегодня агенту-стажеру полагалось ограбить банк. Любой, по собственному усмотрению; чем больше унесешь и чем надежней заметешь следы, тем выше результирующий балл. В этом состязании компьютер был ему верным союзником и непримиримым врагом: одни программы работали на Ричарда, другие сопротивлялись грабежу, а весь спектакль шел в театре, имитировавшем региональную Инфор-Сеть Соединенных Штатов.

В ее гигантский лабиринт Ричард сумел пробраться без труда – лишь раздался тонкий писк звуковых сигналов да полыхнули багровым заревом предупреждающие надписи. Эти фразы, которые он лицезрел пару минут, беспрерывно мигали, требуя сообщить пароль доступа, фамилию, адрес, номер банковского счета и кучу других сведений, коими Ричард отнюдь не собирался делиться с электронными стражами. Затем вопросы сменились списком карательных мер; самой легкой из них являлся штраф в сотню кредиток, самой тяжкой – трехмесячная ссылка в Каторжный Мир. Впрочем, это Ричарда Саймона не пугало: чтоб наказать, надо поймать! А он был сейчас не человеком, не личностью – с документами, подданством и всем прочим, что полагалось иметь благонадежному гражданину; по сути дела, он являлся призраком, точнее, тенью призрака, неощутимо торившей свой путь среди пестрых указателей Инфор-Сети.

Инфор-Сеть представлялась Ричарду чудовищной трехмерной паутиной, развешанной в сияющей пустоте. Нити-проходы переплетались, скрещивались, прихотливой узорчатой вязью заполняли пространство; их пересечения подмигивали разноцветными огоньками. Было нетрудно вообразить, что находишься в огромном сооружении, среди коридоров, комнат и камер, втиснутых в некое подземелье, напоминавшее кнос-ский лабиринт. Здесь бродили свои минотавры, подстерегавшие неосторожного путника рядом с ловушками и капканами, у волчьих ям, опускных решеток и бездонных пропастей. Впрочем, Ричард их не боялся; он считал себя достаточно ловким и осторожным.

Вот только эти проклятые сны…

С уверенностью, рожденной опытом предыдущих тренировок, он ринулся вперед. В проходе, который Ричард преодолевал со скоростью мысли, не ожидалось ничего неприятного, ничего страшного; то была широкая магистраль, доступная любому хакеру-новичку. Еще четырежды его запрашивали насчет кода доступа, но фединг-нейтрализатор успешно гасил тревожные сигналы; он все еще оставался тенью в эфемерном мире теней. Он был отлично экипирован, вооружен и готов к схватке в любой момент, но пока что активные средства взлома и уничтожения не требовались; битва была еще впереди.

Внезапно необозримое пространство раскрылось перед ним – подобие просторного зала со множеством врат, дверей и проходов, ведущих к другим частям Инфор-Сети. То был региональный центр, каких насчитывалось около трех десятков; узел, где перекрещивались сотни неощутимых и невесомых нитей трехмерной паутины. Здесь Ричард также бывал не раз и знал, чего ожидать в каждом из многочисленных ответвлений. В некоторые можно было проникнуть с легкостью – в те, что вели в книгохранилища, к техническим каталогам открытого доступа, к безобидным фильмотекам и собраниям музыкальных записей. Вход в другие врата требовал оплаты, а кое-где желающему прогуляться по инфор-коридорам полагалось представить целый ворох свидетельств насчет психической вменяемости, социального статуса, возраста и дееспособности.

Иронически хмыкнув, Ричард миновал шеренгу этих полузапретных дверей. Сегодня его целью являлись не порнофильмы, не записи менторитмов, вгоняющие в транс, не рецепты патентованных лекарств и не секреты местных политиков, канувших в вечность два столетия назад. В свое время Кастальский велел ему ознакомиться с содержимым каждого такого тайника – не любопытства ради, а для полезной практики; и теперь взлом охраняющих их запоров не представлял проблемы. Даже без дешифратора он смог бы вскрыть любой электронный замок.

Дальше! Дальше!

Дальше начинались дела посерьезней – ряд надежно блокированных дверей и узких извилистых ходов, снабженных всевозможными ловушками. В этих коридорах-артериях в лихорадочном ритме бился пульс делового мира Колумбии; здесь хранились настоящие сокровища – не деньги, не золото, не бриллианты, но то, что заменяло их: колонки цифр с кодовыми значками. Вся эта часть Инфор-Сети сама по себе была гигантской сетью, сплетенной невероятных размеров пауком, которому Ричард жаждал учинить небольшое кровопускание. Совсем крохотное и почти незаметное, если соотнести его с тем объемом драгоценной влаги, что циркулировала в жилах вселенной оборотных средств, кредитов и ссуд. Фактически он и собирался взять ссуду, только безвозвратную. Такую ссуду, чтоб заслужить у Кастальского балл «а».

Коротко звякнул дешифратор, и врата в Империю Финансов растворились, разъехавшись в стороны двумя светящимися полосками. Алые буквы неощутимой преградой повисли перед ним – очередной запрос пароля, идентификатора банка и номера счета. «Будет тебе и счет, – с неожиданной злостью подумал Ричард, вдавливая клавишу фединга, – будет! Но – в нужное время и в нужном месте!»

Он постарался успокоиться; операция вступала в самую решающую фазу. Он находился сейчас в некоем подобии светового тоннеля с многочисленными люками, украшенными эмблемами и надписями; за каждым из них таились пещеры Али-Бабы, но стерегли их не сорок разбойников, а электронные монстры с невероятным нюхом, живучие и смертоносные, как зубастый реке с Тайяхата.

Подобравшись к одной из этих дверей, он снова включил дешифратор.

Чейз-Комптон Манхаттан Банк… Не самый крупный, но вполне подходящий для его целей. Респектабельность, безупречная репутация, проверенная временем надежность… Как раз то, что нужно!

Прозвонил дешифратор; магическое «сезам» было найдено, и двери растворились подобно диафрагме фотокамеры. На один крохотный миг, но Ричарду хватило его, чтоб проскользнуть внутрь, в ларец с сокровищами, в храм невероятного богатства. Он замер, выбирая дальнейший путь, и вдруг на него рухнула темнота.

Ловушка!

Во мраке возникли зеленые искорки. Они устремились к нему, растягиваясь, формируя решетчатый каркас, охватывая нарушителя плотной клеткой, грозя неизбежным допросом. Выходит, дешифратору еще надо потрудиться… Хитрец Кастальский предусмотрел еще один пароль, перекрывавший вход в хранилище, и найти его требовалось побыстрее.

Ричард подключил дополнительные модули, удвоил, утроил скорость поиска; зеленая решетка светилась перед ним, преграждая путь. Мгновения тянулись как века. Лицо Ричарда окаменело, зрачки следили за вязью цифр, стремительно мелькавших в призрачном окошке дешифратора. Сейчас он ничего не мог поделать, разве лишь сбежать; сейчас крохотная отмычка-микросхема сражалась за него, перебирая миллионы чисел, прокладывая дорогу к богатству и победе.

Долгожданный звон! Зеленые линии решетки дрогнули, расплылись, исчезли, и тут же в него ударила бело-фиолетовая молния. Защита, к счастью, устояла, но активные средства атаки требовали незамедлительных мер. Не менее активных! Его пальцы заплясали по призрачным клавишам, управлявшим деструктором-распылителем. Сжечь! Уничтожить! Развеять облаком хаотических сигналов! И – что самое важное! – замести следы.

В этой игре, напоминавшей битвы в тайятских лесах, ему не грозило физическое уничтожение. Но яростные молнии, хлеставшие оборонительный щит, могли обратиться в путы, пленить его призрачное «я», ринуться по проложенному им следу, будто свора гепардов, почуявших крыс… И если б этим электронным демонам сопутствовал успех, он не отделался бы тремя месяцами! О нет! Проникновение в святая святых каралось куда серьезней – ссылкой в Каторжный Мир на пять или восемь лет! И, разумеется, нулевым баллом, который вывел бы ему Кастальский.

Ричард дрался, как загнанный в угол рогатый кабан, распыляя белые клинки молний, рассеивая федингом тревожные сигналы. Сражение происходило в полной тишине, словно странный беззвучный шторм, бушующий под непроницаемо-темным небом. Краем глаза он видел, что дешифратор, вмонтированный в шлем, трудится по-прежнему, пытаясь найти третью кодовую комбинацию. Видимо, этот пароль был последним. Если удастся его раскрыть…

Удалось! Сверкающие молнии погасли, и Ричард помчался вперед, сквозь призрачные колонки цифр, дрожащих в голубоватой пустоте. Перечень депозитов, текущих и накопительных счетов, дневной оборот, данные по филиалам, какие-то листинги, справки, отчеты… Это его не интересовало. Налоги, межбанковский кредит, брокерские операции… Дальше! Дальше! Быстрее! Символы прихода и расхода… Перечисления!

Резко ударив по клавише, он активировал эту позицию и принялся с лихорадочной поспешностью набирать коды своих условных счетов. Их выдал Кастальский – около двадцати, на обоих колумбийских материках и в разных странах, начиная от Австралии и кончая Канадой; инструктор был человеком предусмотрительным. Ричард Саймон – тоже, и потому на каждый счет он брал сравнительно немного, сто или двести тысяч, указывая времена предстоящих переводов с разбросом в пять-десять минут – так, чтобы вся процедура завершилась в течение двух часов.

Виктория! Победа! На экране один за другим стали загораться сигналы подтверждения. Ричард подумал о том, что сейчас, пробившись к цели, мог выкачать не один десяток миллионов… Соблазн был велик; на долю секунды пальцы его дрогнули, готовые добавить пару нулей в сумму очередного перевода, но вместо этого он запустил программу-вирус, которой полагалось уничтожить все следы его вмешательства. Разумный берет немного, чтобы тот, кого обчистили, не грохнул во все колокола…

Впрочем, что означает немного? Поколебавшись, Ричард отослал на свой токийский счет триста тысяч, а в банк «Каир Коммерс» – пятьсот.

Тут его и шарахнуло!

Вероятно, сумма в половину миллиона являлась запретной – чем-то вроде триггера реле, включавшего хитроумную ловушку. А ловушка была знатной – «калейдоскоп» на пятьдесят цветов и сто оттенков, от кружения коих у Ричарда помутилось в голове. Он, однако, успел выбраться, зажмурив глаза и тыкая клавиши вслепую, но когда инструктор снял с него шлем, под веками продолжалось мельтешение ярких пятен, а под черепом грохотали отбойные молотки.

Кастальский оглядел его, с обидной грустью пробормотал, что жадность фраера сгубила, вывел оценку «Ь» и выпроводил из класса. К счастью, свое резюме инструктор произнес на русском, и коллеги Ричарда, Маблунга Квамо и Грим Дервин, сказанного не поняли. Впрочем, сейчас им было не до ехидных замечаний Кастальского; каждый грабил свой банк.

На подгибавшихся ногах Ричард выбрался в коридор и только тут сообразил, что через час у него стрельбы. Стрелять же после «калейдоскопа» все одно что глядеть на конкурс красавиц по телевизору: слюна течет, а зуб неймет. Вдобавок и глаза разбегаются.

Ричард поднялся на крышу жилого блока, отыскал уединенный уголок, шуганул прибиравших там роботов и двадцать минут предавался медитации, вдыхая сладкий аромат магнолий. Зрение восстановилось, руки и ноги вроде бы не дрожали, но последствия перенесенного шока были еще заметны – в затылке покалывало и в горле першило. Стараясь не обращать внимания на эти зловещие симптомы, он поехал на лифте вниз, добрался до вестибюля тренировочного комплекса, украшенного статуями древних героев, свернул в Зал Стрельб и доложил о прибытии. Тут была уже вся его учебная команда: светловолосый Ферди Ковач из Чехии, Европа; Лаик Идрис из Объединенных Эмиратов, Колумбия; Маблунга Квамо с Черной Африки и щеголеватый Грим Дервин с Мирафлорес, одного из Независимых Миров. Дервин выглядел бодрячком, а Квамо, рослый чернокожий парень, косил глазом и дергал щекой – не иначе как тоже хлебнул неприятностей у Кастальского.

Кроме пяти стажеров, были здесь инструкторы – и, разумеется, Дейв Уокер, рыжий, энергичный и бледнолицый, в неизменном сером комбинезоне. Взглянув на Ричарда, он покачал головой и буркнул:

– А ты, похоже, вчера в «Катафалке» засиделся? Ручонки-то не дрожат?

– Никак нет, сэр! – ответствовал Ричард согласно уставу и отправился на позицию.

Стрельбы, как и различные виды единоборств, считались в Центре важнейшим элементом подготовки. На то он и был Центром, а не академией, не университетом и не колледжем. Имелось у него длинное официальное название, но немногие использовали его, а говорили просто – Центр. Точно также, как вышестоящее заведение называли Конторой, по давней традиции, сохранившейся еще с тех времен, когда ЦРУ располагалось в Лэнгли и не имело никакого отношения к ООН. У Конторы было множество агентств и отделений во всех мирах, но Учебный Центр был один – здесь, в Грин Ривер, на океанском побережье Орегона. И учили в нем на совесть. Университеты и колледжи могли готовить будущих юристов и полицейских, технических экспертов и аналитиков, тактиков и стратегов, но полевые агенты – жилы и мускулы ЦРУ – обучались в Центре. Только так, и никак иначе!

Агентам полагалось стрелять быстро и метко. Из карабинов и винтовок, из пулеметов и разрядников, из пистолетов, огнеметов, автоматов всех систем. Из всего, что может выпустить пулю, ампулу с газом или лазерный луч.

Сегодня стреляли из штатного оружия: пистолетов «амиго» и «коммандо», пистолета-пулемета «рейнджер» и облегченного автомата «сельва». Для разминки стреляли стоя, затем – на бегу, в прыжке и кувырке, стараясь поразить темные и светлые диски, которые летели со всех сторон, и световые контурные мишени, возникавшие на стенах. Временами свет начинал мигать или отключался вовсе, и тогда палили по звуку – диски в полете посвистывали, а все прочее, что полагалось изрешетить, гудело, звенело или хихикало.

Ричард был не в форме и отстрелялся препаршиво, едва на зачет. Как и Маблунга Квамо, еще один грабитель-неудачник. Дервин тоже выступил не лучшим образом, из чего следовал вывод, что грабеж, даже компьютерный, вреден для здоровья. А вот что касается водных процедур, то они пользительны и успокаивают нервную систему. Это доказали Идрис и Ковач, которым с утра пришлось одолеть пару лиг в бассейне, имитировавшем полярный океан. Правда, лед в нем не плавал, но вода была шесть градусов по Цельсию, а над поверхностью тянуло знобящим ветерком.

Сдав свои пистолеты и пулемет, Ричард собрался в столовую подкрепиться, да не тут-то было. Его инструктор не дремал: пресек пути отступления, поставил по стойке «смирно» и, криво ухмыляясь, начал доискиваться, отчего это агент-стажер не может попасть в блюдце, какое бы и младенец описал? Может, агента-стажера замучил геморрой? Или встретился он в темном углу с призраком Аллена Даллеса[8]8
  Аллен Даллес – директор ЦРУ в 1953—1963 гг., при котором функции Центрального Разведывательного Управления были значительно расширены.


[Закрыть]? А может, то был не Даллес, а тень Берии или папы Мюллера? То-то ручонки у стажера дрожат!

Покорно выслушав все эти издевательства и подначки, Ричард буркнул:

– День неудачный, сэр. А в неудачные дни даже папа Мюллер никого не пытал и не вешал.

– Неудачный? – поразился Дейв Уокер. – Это почему же он неудачный? Кофе утром пересолил? Или на Леди Дот нарвался?

– Нарвался, – сказал Ричард. – На «калейдоскоп» у Кастальского.

– Та-ак… Ну, это следствие, а не причина. Причина лежит глубже! И сейчас мы ее раскопаем.

Пытка продолжалась до тех пор, пока Ричард все не выложил – и про сны, и про дротик, брошенный Цо-хани, и про страстную Долорес, и про свои занятия португальским, растянувшиеся чуть ли не до рассвета. Шеф-инструктор слушал его с полной серьезностью и сочувственно кивал, а затем выразился в том смысле, что женщины – источник всяких бед, но без них не обойтись, а значит, и беды неминуемы. Что же касается данного случая, то агент-стажер давно не мальчик и мог бы различить следствие и причину. Причина – сексуальные излишества, и ведут они к тяжким снам, непростительным промахам и общей моральной деградации. А посему…

Тут Уокер прекратил читать мораль, глубоко задумался (быть может, вспоминая о собственных излишествах), а спустя три-четыре минуты произнес:

– Послушай-ка одну историю, парень. Жили в ок-лахомском городишке Понка-Сити две сотни уродливых баб и красавица Мэрией. Как-то прошел слух, что Боб изнасиловал Мэрией; ну, Боба, разумеется, повесили. Затем повесили Дика, Джона и Питера – за то же самое. А после наступила очередь Майка, Шервуда, Гарри и Фрэнка… Словом, дело шло к тому, что в Понка-Сити совсем не останется парней. Но тут приехал к ним техасец и сказал: повесьте Мэрией! Мэрией повесили, и теперь в Понка-Сити тишь, гладь да Божья благодать. И какой отсюда вывод?

– Женщина – сосуд греха, – брякнул Ричард, томясь и ощущая сосущую пустоту в желудке.

– Это только половина правды, причем не самая важная, – наставительно сказал Уокер. – А вся правда в том, что надо ликвидировать причину, а не следствия. И коль придется тебе вешать Мэрией, намыль веревку получше.

Ричард щелкнул каблуками.

– С Мэрией я еще не знаком, сэр! Прикажете начать с Долорес?

– Ну, не так резво, парень! У нас же не Понка-Сити! Если б мы вздернули всех, с кем Долорес переспала…