Текст книги "Стилет для «Тайфуна»"

– Товарищ генерал! Разрешите обратиться?

Подбежавший боец лихо козырнул.

– Короче! Давай докладывай! Мы сейчас не плацу.

– Доложил комбат дивизионного разведбата. Батальон выдвигался для зачистки города и на перегоне западнее встретил идущий навстречу поезд. Паровоз расстреляли, остановили, эшелон проверили, шел к фронту с боеприпасами. Артиллерийскими. Комбат разведчиков запрашивает, что ему с этим делать?

– Что ему делать? Передай, паровоз расстрелял – пусть теперь руками толкает поезд сюда. Наши минеры теперь стали большими затейниками – приспособят к делу. Хотя… хватит расслабляться, пойдем служить. Сам передам. Как там штаб, развернули?

Аэродром «Дебрево».

Особый район

За сутки, с утра 19-го до утра 20-го, Захарову урывками удалось поспать несколько часов. За несколько заходов. Причем не в своем комфортабельном модуле (спасибо союзникам!), где он уже как-то быстро привык спать на кровати и раздевшись, а в машине, пока куда-то ехал, за столом в штабе, в кресле на КП. А все почему? Началось то, к чему готовились все эти дни. Ну, готовилась в основном пехота, у летчиков все шло по плану. То есть это дерьмо под названием группа армий «Центр» трогать нас боялось, а нам было не до того. И вот наконец-то командование решило, что настал момент, и в эту кучу засунули палку в виде четырех мотострелковых дивизий и активно ею там поворочали, вызвав вонь и реакцию. Это, так сказать, грубое определение ситуации. Можно выразиться подипломатичней. Дивизии наступили немцам на их самые больные мозоли, стали костью в горле и чирьем на заднице. И все это одновременно. Плюс генерал Жуков под Москвой начал их больно кусать за все выступающие части. Само собой, любой организм в таком случае инстинктивно задергается. У немцев это проявилось тем, что они наплевали на опасность русских авианалетов и принялись маршировать по дорогам средь белого дня. Причем очень обильно и в разные стороны. Дивизия Захарова далеко не летала, но в своем районе стала активно доказывать всем спешащим, что здесь ходить можно только ночью. И то оглядываясь и большими группами. Благо подопечные дивизии 20-й армии помощи на данный момент не просили. Немцы еще не собрали достаточно сил, чтобы иметь надежду их обидеть. Представители штаба дивизии в пехоте докладывали, что дивизии что те кроты – закапываются в землю. Иногда лишь разведка перестреливается с дозорами подходящих немецких подразделений. Кстати, именно идущие к плацдармам дивизий колонны являлись все же первоочередной задачей дивизии. Мы ж одна семья – гарнизон Особого района.

Так прошел день. А с полуночи зашевелились союзники. Самолеты поголовно осматривались, снаряжались и заправлялись. Все имеющееся вооружение самолетов приводилось в боевую готовность. В это же время в очередной раз чистилась полоса. Эта ночь была назначена последним сроком для перегона самолетов на Большую землю, куда-то за Москву. Почему так, именно не позже 20 декабря, Захаров не знал, но по секрету ему шепнули, что это вопрос политический.

Первыми взлетали большие. Это было в утренних сумерках. Получалось, что садиться им за Москвой придется уже посветлу. Перед этим на аэродром приехала большая представительная делегация, которая взошла почему-то не на борт белоснежного красавца Ил-18, а разместилась в простом Ил-14. Ил-18 взлетел первым. За ним поднялся Ан-12. В грузовом отсеке он вез разобранный вертолет МИ-1 и какую-то странную машину со сложенной лестницей, оказавшейся трапом. В самолеты с передним расположением шасси подняться без него было весьма проблематично. А их еще в этом времени не было. Или вероятность, что нет, была весьма высока. Поэтому захватили на всякий случай. Последними загрузили в самолеты затянутые в брезент поршневые авиадвигатели, дожившие до XXI столетия. Это должно было сократить время на запуск их в серию.

Весь аэродром наблюдал, как оглушая ревом округу в шлейфе поднятой снежной пыли гиганты отрывались от земли и с разворотом круто уходили в серое утреннее небо. Далее они отходили в район ожидания, где поднимались на семь тысяч и становились в круг, ожидая остальных.

Потом поднялся Ту-16, за ним Ил-14 и Ил-28. За ними пошли «маленькие» – сначала эскадрилья охранения МиГ-3 дивизии Захарова, потом четверка МиГ-17, пара УТИ МиГ-15, МиГ-19, МиГ-21 и СУ-25. На эшелоне боевые машины взяли транспортники в «коробочку» и пошли на восток. В районе Кубинки летчики 43-й дивизии должны были передать подопечных летчикам 6-го авиакорпуса ПВО.

20 декабря 1941 г.

Щелковский аэродром

Вождь советского народа непривычно рано для себя бодрствовал. Так рано он обычно не просыпался. Нет, никто не мог упрекнуть его, что он слишком много спит, когда идет война и социалистическое Отечество в опасности. Просто он очень поздно ложился спать. Обычно уже под утро. Но сегодня было сделано исключение. Причина, конечно, была важной, но еще больше им двигало простое человеческое любопытство. В принципе, он не обязан был лично встречать самолеты, и уж тем более по протоколу встреча с чрезвычайным и полномочным послом союзной державы должна была произойти не здесь, на аэродроме.

Люди, стоявшие на страже этикета, предупредили, что встреча им, главой государства, посла, пусть и союзной державы, на аэродроме – признак нехороший, указывающий на явное неравноправие сторон. Убедил их только аргумент, что гражданин СССР Джугашвили хочет посмотреть, на что истрачены деньги советского народа, так сказать, в действии. А гражданин Российской Федерации Никонов представит товар, закупленный на вышеозначенные деньги. Исключительно товарно-денежные отношения. Никакой политики. И это не является препятствием при успешности сделки – отметить ее парой бокалов хорошего вина или даже чего покрепче. А то, что при встрече будет присутствовать наркоминдел Молотов, так по случайности он товарищу или господину Никонову является близкой родней. Так что не нужно видеть второй смысл там, где его нет. И этикету найдется время. Всему свое время.

– Летят! – произнес главком ВВС Павел Жигарев, глядя из-под ладони в утреннее небо на восток.

– Не вижу! – произнес Сталин, старательно смотревший в ту же сторону.

– Я тоже. Но слышу. Очень уж незнакомый звук моторов. Ни на что не похожий. Да и облачность сегодня по минимуму.

Жигарев обернулся к будке КП.

– Дежурный! Связь с бортами есть?

– Есть! Снижаются до пятисот. Ниже границы облачности. Сказали, аэродром им знакомый. Пройдут группой над полосой и потом разойдутся на «коробочку». Первыми будут садиться «маленькие».

– Ну, посмотрим! На картинках-то я их видел, а вот вживую…

Группа вывалилась из облачности в паре километров от аэродрома. Первым шел большой четырехмоторный белый красавец-лайнер. Истребители сопровождения МиГ-3 держались в стороне. Им категорически было запрещено приближаться к эскортируемым. Сталин помнил катастрофу с «Максимом Горьким».

– А вот этого я не помню на фотографиях, – несколько озабоченно произнес главком. – Но красив! Неожиданно. Нужно уточнить – что это и почему?

– И почем? – добавил молчавший Молотов.

Следом шел большой серый транспортник. Тоже четырехмоторный.

– Это Ан-12, – по памяти прокомментировал Жигарев. – Военно-транспортный самолет. У союзников уже устарел и маловат стал. ТТХ…

– Я помню. Не надо, – прервал его Сталин, с интересом рассматривая пролетающий над полосой самолет.

– А этот похож на «Дуглас», – указал на пролетавший самолет Молотов.

– Он как раз на замену ему и проектировался, – пояснил ему Жигарев.

Ту-16, Ил-28, следом за ними строем «пеленг» прошедшая четверка реактивных МиГов, выполнивших в конце полосы «горку», два непохожих друг на друга МиГ-19 и МиГ-21 и закончившие этот своеобразный парад «спарки» вызвали на лице главкома мечтательность. Столь явную, что Молотов не сдержался.

– О чем мечтаешь, Павел Федорович? Хочется сесть за штурвал одного из них? – Молотов кивнул в сторону уже ставших точками на небе самолетов.

– И об этом тоже. Эх! Да! Но главным образом мечтаю о большем. О том, чтобы поскорее освоить производство вот этих истребителей и бомбардировщиков. Двигатель-то на них один и тот же. А двигатель самолета – это самый главный элемент, от которого пляшут все его характеристики. И как мне пояснили в КБ Микояна – сделать они его смогут. Может, не все сразу гладко будет, но сделают. И это в обозримом будущем. А такие самолеты нам позарез нужны!

Через час, когда все самолеты встали на отведенные им места и их взяло под охрану подразделение НКВД, вся группа во главе со Сталиным выехала на стоянку. Экипажи прилетевших самолетов были построены в одну шеренгу, а чуть в стороне стояла группа гражданских. Возглавлял ее невысокий человек. Именно к нему и направился Сталин, а за ним и все остальные.

– Здравствуйте! Это неофициальная встреча. Давайте без лишнего политеса, – сразу же предупредил Сталин группу прибывших.

– Здравствуйте, товарищ Сталин! Никонов Вячеслав Алексеевич, – и Никонов пожал протянутую руку. Сталин задержал рукопожатие, с интересом разглядывая Никонова. Тот ответил ему взглядом. Однако вождь заметил, как он бросал короткие взгляды ему за плечо.

– Вячеслав! – не оборачиваясь, бросил Сталин. – Внук совсем на тебя не похож. Но по глазам вижу – любит деда. – И, усмехнувшись в усы, продолжил: – Завидую! Я думаю, товарищи, так как наша встреча неофициальная, мы сможем далее обойтись без товарищей Никонова и Молотова.

И Сталин направился к строю пилотов. За ним двинулись сопровождавшие его члены российского посольства. На бетоне аэродрома остались стоять двое мужчин, пристально вглядывавшихся друг в друга. Наконец один из них – тот, что постарше, сделал шаг вперед и произнес:

– Ну, здравствуй, дед!

Не доходя до строя летчиков, Сталин неожиданно остановился и задал вопрос членам российского посольства:

– Ответьте мне! Я видел, вы прилетели вот на этом самолете, который заменяет собой наш ПС-84. Не просветите нас – почему посольство не воспользовалось этим незнакомым нам красавцем? Ведь он явно больше. И еще – его нет в списках поставок техники Россией, оплаченных нами.

– Товарищ Сталин! Этот самолет – подарок президента Российской Федерации вам на день рождения. Поэтому мы сочли неэтичным пользоваться подарком без разрешения хозяина, – ответил заместитель Никонова.

– Вот как! Интересно! И что это за самолет? В общих словах. А за подарок – передайте господину…

Заместитель поспешил заметить:

– Можно и «товарищу». У нас в ходу оба обращения. Это самолет из правительственного авиаотряда. Подготовлен для приема на борту главы государства и членов правительства. Я не очень хорошо разбираюсь в этом специфичном вопросе. Думаю, командир корабля сможет просветить нас всех в полной мере.

– Передайте товарищу Путину мою благодарность. Я не очень люблю путешествовать. Особенно летать. Однако этот самолет ставит под сомнения мои привычки. Пойдемте, познакомимся с товарищами летчиками.

22 декабря 1941 г.

Москва. Кремль

– Итак, прежде чем мы дадим слово товарищу Жукову, думаю, правильным будет узнать о положении в дивизиях Двадцатой армии. Товарищ Ершаков, доложите ситуацию.

Ершаков на экране большого монитора по вбитой годами службы привычке немедленно встал из-за стола, за которым сидел в своем штабе в районе деревни Хватов Завод. При этом голова и верхняя часть тела генерала вышла за границы захвата телекамеры, установленной на столе для селекторного совещания.

– Товарищ Ершаков! Сядьте! Нам, всем присутствующим здесь, крайне неудобно общаться с человеком без головы.

– Виноват, товарищ Сталин! Привычка.

Ершаков сел за стол.

– Докладываю о положении в дивизиях Двадцатой армии. Против сто тридцать четвертой дивизии, удерживающей узел дорог восточнее Спас-Деменска, сегодня утром была проведена скоординированная атака силами двух дивизий – мотопехотной и танковой из состава оперативных резервов группы армий «Центр». Мотопехота прибыла вчера из района западнее Можайского оборонительного рубежа, а танкисты – из-под Тулы. Это Вторая танковая группа. Немцы очень ограничены во времени, поэтому, прибыв утром, уже после обеда силами до полка пехоты под прикрытием артиллерии и при поддержке самоходных орудий атаковали высоту 275,6 на Варшавском шоссе. Артиллерия сто тридцать четвертой дивизии с помощью приданного подразделения союзников подавила артиллерию противника, атака пехоты и самоходок была отбита силами закрепившегося на высоте мотострелкового батальона. Сегодня утром позиции дивизии атаковали обе дивизии – с востока и юга. Атака была отбита без использования резервов дивизии. Активно работала приданная дивизии авиация. На их счету уничтоженные позиции артиллерии и удар по штабу танковой дивизии.

В данный момент времени противник активно устанавливает позиции сто тридцать четвертой дивизии по всему фронту. Ночью наверняка будет работать их разведка. Сегодня ожидается, по данным радиоперехвата, подход еще одной пехотной дивизии от Калуги, и уже сейчас разгружаются подразделения второй пехотной дивизии, переброшенной с южного направления по железной дороге. На северном и западном направлениях пока прибытия частей противника не отмечено. Штабом армии ситуация на фронте сто тридцать четвертой дивизии оценивается как самая сложная. В случае ухудшения положения дивизии штаб готов к переброске на помощь дивизии армейского резерва.

Сто первая дивизия. Район Ельни. В целом тихо. Со стороны Смоленска прибыла полицейская дивизия. Тяжелого вооружения не имеет. Похоже, прислали все, что могли прислать. Отметились короткими перестрелками с нашим боевым охранением, более никакой активности не проявляют. Здесь нужно ждать прибытия резервов из Европы.

Сто сорок четвертая дивизия. Район Дорогобужа. В расположение дивизии вышли подразделения бригад четвертого воздушно-десантного корпуса генерала Левашова. Комдив генерал Пронин принял командование над объединенной группировкой сил. Суммарно у нас там около двадцати пяти тысяч человек. В данный момент подразделения десантников перегруппировываются и приводят себя в порядок. Все же месяц в лесах… Позиции им определены. Сколько-нибудь значительных сил противника в районе Дорогобужа не отмечено.

Сто шестьдесят шестая дивизия занимает самые прочные позиции. За прошедшее время они были в максимально возможной степени доработаны для упрочения обороны с востока. Вчера от Вязьмы подошла мотопехотная дивизия немцев. Командир дивизии, видимо, не обладал развединформацией о противнике, поэтому дивизия развернулась и атаковала с ходу. Атака была отбита с большими потерями для немцев. В данный момент в районе расположения дивизии тихо. Ожидается подход дополнительных сил, но добыть более подробную информацию не удалось.

Во всех дивизиях круглосуточно в две смены идет инженерное оборудование позиций. Отмечается крайне малочисленное присутствие немецкой авиации. Это связано с тем, что позиции всех дивизий входят в радиус действий ракетных систем союзников. Поэтому действовать они могут в основном одиночными самолетами и с малых высот, где крайне эффективно работает ПВО дивизий. За эти два дня сбито шесть самолетов немцев. Плюс три самолета над позициями дивизий сбили летчики Захарова.

Доклад закончил.

– Хорошо товарищ Ершаков! – Сталин, привычно прохаживающийся по дорожке и внимательно слушавший доклад, поблагодарил командарма и подошел к карте Западного фронта. Внимательно всмотревшись в места плацдармов армии Ершакова, обозначенные красными флажками в глубине позиций врага, констатировал: – Двадцатая армия – это стилет, ударивший в сочленение немецкого панциря. И нам нужно правильно воспользоваться этим эффектом. Товарищ Жуков! Что у вас?

– Немцы продолжают наступать на участке севернее Волоколамска общим направлением на Клин, выставляя заслоны против Калининского фронта. Им хватило оперативных резервов для купирования ударов Западного фронта. На сегодняшний день наступательные возможности Западного фронта исчерпаны. И немцы это поняли. Поэтому по данным разведки фронта несколько пехотных дивизий, предназначенных для усиления оборонительных возможностей на направлениях наших ударов, отправлены в тыл. Скорей всего, к плацдармам Ершакова. Свободных сил в оперативной глубине противник в данный момент не имеет. До возможного прибытия подкреплений из Европы еще минимум три-четыре дня. Это без учета дивизий Двадцатой армии, перекрывших основные магистрали к фронту и уже несколько дней препятствующих снабжению немецкого фронта. Понятно, что есть обходные маршруты, но их пропускные возможности несопоставимы с магистралями. Фактически группа «Центр» сейчас уже находится на голодном пайке, выбирая свои последние и невеликие запасы. Штаб фронта считает, что наступил момент введения в сражение стратегических резервов.

– Генеральный Штаб?

– Генеральный Штаб согласен с оценкой ситуации командующим фронтом и поддерживает его предложение.

– Хорошо! Через сколько наши войска смогут перейти в наступление?

– Сутки, товарищ Сталин.

– Отдавайте приказ. И уделите пристальное внимание группировкам, задачей которых является прорыв к плацдармам Ершакова. Они не должны втягиваться в бои за населенные пункты и терять темп и время. Их задача лежит там, – Сталин рукой указал на карту.

25 декабря 1941 г.

Особый район. Штаб 20-й армии

– Николай Васильевич! Давай по обстановке за сегодня. И мне сводку передай потом – через час Сталину докладывать.

– Вот, Филипп Афанасьевич! – начштаба Корнеев передал командарму сводку за 25 декабря. – Я ее писал, поэтому и так помню.

– Итак, сто тридцать четвертая дивизия. Ситуация очень серьезная. Штаб считает, что на подходе момент принятия решения о подкреплении дивизии. До сегодняшнего дня дивизия успешно оборонялась против танковой, мотопехотной и двух пехотных дивизий. При этом имея минимальные потери, как в людях, так и в вооружении. Даже дивизионный резерв в лице танкового полка ни разу еще не использовался. Однако этот успех имеет цену. И цена эта – расход артиллерийских боеприпасов. Дивизионных запасов хватит еще на два дня, после чего дивизионная артиллерия калибров 122 мм и 152 мм вынуждена будет отказаться от помощи пехоте в отражении атак. Максимум – контрбатарейная борьба. Правда, сейчас особенно не с кем и бороться. Артиллерия немецких дивизий изрядно прорежена за эти дни. Но! По данным разведки южнее Спас-Деменска по Варшавскому шоссе прибыла и уже развертывается еще одна мотопехотная дивизия. С юга на станции Шайковка разгружается танковая дивизия. Предположительно из состава Первой танковой группы Клейста. Летчики Захарова провели успешные штурмовки районов сосредоточения прибывших дивизий. Однако понятно, что их сил на серьезное ослабление дивизий маловато.

– Что по ситуации на левом фланге Западного фронта?

– Сегодня, по-видимому, первая линия правого фланга группы «Центр» войсками Сорок третьей, Сорок девятой и Пятидесятой армий будет прорвана на всю глубину. От себя хочу отметить – Костенко, Крейзер и Курочкин показывают гораздо лучшие результаты, нежели генералы Голубев, Захаркин и Болдин. Это из информации по Московской битве. Да и рубеж, с которого началось наступление, к нам значительно ближе.

Продолжу. Возможно, уже сегодня ночью или завтра в прорыв направлением на Спас-Деменск будет введена конно-механизированная группа генерала Белова. Таким образом, сто тридцать четвертой дивизии нужно еще продержаться четыре-пять дней. Если немцы не найдут резервов остановить Белова.

– Хорошо. Далее.

– Ельня, сто первая дивизия. Тут попроще. До сегодняшнего дня фронт дивизии атакам не подвергался. Полицейская дивизия – не тот противник, который может создать проблемы мотострелковой дивизии. Однако сегодня в районе Глинки отмечены прибытие и разгрузка частей двух пехотных дивизий. Завтра следует ожидать начала серьезных боестолкновений на западной части плацдарма.

Сто сорок четвертая дивизия. Дорогобуж. Пехотная дивизия, прибывшая от Семлева, уже третьи сутки безуспешно пытается атаковать с восточного и северо-восточного направления. Немецкая дивизия артиллерии уже практически лишилась. Заслуга как дивизионных артиллеристов, так и летчиков Захарова.

Но вот сегодня батальонный опорник, расположенный в Усвятье, деревне на Старой Смоленской дороге западнее города, подвергся атаке подошедшей танковой дивизии. Немцы оказались непуганые, поэтому, обнаружив позиции батальона, атаковали сразу большими силами. Потеряли за атаку танковую роту и отошли, взяв паузу. И сегодня же были атакованы мотопехотой батальонные опорные пункты 449-го МСП, занимающего оборону за Днепром, севернее города.

В итоге свободным пока остается только южное направление со стороны Ельни.

Сто шестьдесят шестая дивизия. С востока успешно обороняется против трех пехотных дивизий. Сегодня на станции Сафоново начата разгрузка прибывающей из Европы танковой дивизии. Как немцы ее собираются использовать – пока не ясно. Калининский фронт успешно прорвал завесу немецких войск на левом фланге немцев и, взяв город Белый, повернул и развивает наступление на юг. В ударе на этом направлении участвуют три армии – Четвертая ударная, Двадцать девятая и Тридцать девятая. Головной идет армия Еременко, Двадцать девятая и Тридцать девятая обеспечивают фланги и строят внешний и внутренние фронты возможного окружения. После прорыва фронта на пути движения Четвертой ударной немецких частей практически нет. Ему до Сафоново осталось пройти примерно шестьдесят километров. То есть два-три дня марша. Поэтому, возможно, прибывающая немецкая танковая дивизия будет использована ими против Еременко.

В целом дивизии нашей армии в данный момент оттянули на себя в той или иной степени шестнадцать немецких дивизий: четыре танковых, три мотопехотных, восемь пехотных и одну условно пехотную. Это я о полицейской дивизии. Опасное положение складывается на плацдарме сто тридцать четвертой дивизии. В целом штаб считает, что Двадцатая армия оказывает фронту существенную помощь. Это можно смело докладывать Верховному. Доклад закончил.

От себя добавлю. Филипп Афанасьевич! Если бы мне два месяца назад кто-то сказал, что наши четыре дивизии, каждая находясь в окружении, могут успешно сражаться против шестнадцати немецких, я просто посчитал бы человека неуемным фантазером и перестал бы с ним общаться. Правда, помощь союзников весьма существенна. Небольшими силами они практически выключили из борьбы немецкую артиллерию и авиацию. Ну, и разведка и связь – тоже их заслуга.

– Все так, Николай Васильевич! Я тут с Константином Константиновичем пообщался. Он мне показал штат его будущей армии, характеристики техники и вооружения. Так вот, мне осталось только позавидовать. Три корпуса! Девять дивизий, вооруженных однозначно не хуже нас! Представляешь силу?

– Да, Филипп Афанасьевич! Угораздило нас всех попасть в эту столь интересную историю.

– Судьба, Николай Васильевич! Хотя в той истории она, по крайне мере ко мне, не была столь благосклонна. Может, кто-то ошибку исправляет?

26 декабря 1941 г.

Издешковский УР

С утра 26-го у немцев началась какая-то непонятная суета. Танкисты на западном берегу Днепра вместо обычной попытки прорвать оборону советских войск одновременными ударами с разных направлений начали отходить в свой тыл. Их позиции спешно занимала пехотная дивизия, прибывшая ночью из Европы. Кроме этого, сдавала позиции соседу слева пехота, державшая фронт против плацдарма с северо-востока. Все стало понятно примерно через час, когда связисты принесли расшифрованную радиограмму – в окрестности Издешковского УРа прорвался 11-й кавкорпус Калининского фронта. Вот против него немцы и развернули часть сил, занятых блокированием плацдарма. Получив радиограмму с обстановкой в полосе движения корпуса, Додонов начал готовить сводную группу из состава дивизии в составе танкового полка, мотострелкового полка и противотанкового дивизиона под командованием заместителя командира дивизии. Для усиления сводной группы из мотострелковых полков были изъяты и переданы в подчинение командиру сводной группы танковые батальоны. Вместо них позиции оставшихся двух мотострелковых полков, оборонявших плацдарм, были усилены подразделениями зенитного полка дивизии.

Контратаковать решили ночью, максимально используя техническое преимущество и компенсируя этим численную недостаточность. Обеспечивали прорыв артполк и дивизион «Катюш».

Ночная атака оказалась для врага неожиданной и потому успешной. Неожиданность заключалась не в том, что русские могут контратаковать, а в недооценки их возможностей. Точнее, в возможностях их танков. 37– и 50-миллиметровки не смогли их остановить. Еще одной неожиданностью оказалась скорость маневрирования и передвижения русских войск, прорвавших оборону. Пока командир немецкой дивизии под непрерывным артогнем русских перебрасывал и концентрировал силы для удара по флангам прорывающихся, они уже прошли всю глубину обороны дивизии, по пути разгромив все, что попалось им на маршруте. К тому же неожиданно пропала радиосвязь, а проводные линии оказались порваны гусеницами русских танков.

Подозрение командиров немецких дивизий, окруживших русскую дивизию, что они поймали медведя, который их теперь может и не отпустить, подтвердилось.

Боевые порядки немецкой пехотной дивизии, ставшей заслоном на пути движения кавалерийского корпуса, боевая группа 166-й дивизии прошла, как раскаленный нож сквозь масло. Здесь их точно не ждали, приняв ночную стрельбу в тылу за контрбатарейную борьбу и не получив предупреждения от соседей.

К утру 27 декабря в кавкорпусе складывалась следующая ситуация: две кавалерийские дивизии растягивали фронт немецкой пехотной дивизии угрозой обхода флангов за счет большей маршевой скорости, а две танковые бригады и оставшаяся кавдивизия должны были прорвать истончившуюся оборону врага. Одновременно противотанковый полк и числившаяся мотострелковой дивизия сдерживали на правом фланге удар немецкой танковой дивизии, переправившейся через Днепр выше по течению. Мотострелковой дивизию называли исключительно за наличие автотехники. Танков в ней не было от слова «совсем». И численность ее составляла в лучшем случае половину от штата. Если не учитывать возможности 166-й МСД, ситуация складывалась неприятная. Могло так случиться, что оборону немецкой пехоты не удалось бы прорвать, или немецкие танки прорвали бы заслон, что было более вероятно, и частям кавкорпуса пришлось бы отступать на восток или северо-восток, теряя при этом технику и вооружение. Так что прорыв боевой группы 166-й МСД был весьма кстати.

Группа командиров, склонившись над столом, вглядывалась в лежащую карту. Среди них двое выглядели несколько необычно – сухой, среднего роста, степенный и благообразный, со старорежимными седыми бакенбардами майор – командир противотанкового полка, и полковник – живчик-грузин, командир 107-й мотострелковой дивизии, гораздо более молодой, фонтанирующий энергией и кавказским темпераментом. Полковник Чанчибадзе был плоть от плоти советский командир, а вот Савельев успел еще побыть императорским офицером – штабс-капитаном-артиллеристом. Прошел Первую мировую. В гражданскую повоевал с обеих сторон, начав ее на стороне белых и закончив в составе Красной Армии командиром артиллерийской батареи. Когда война закончилась и пятимиллионную Красную Армию сократили в десять раз, места ему в ней не нашлось. Но он и не расстраивался. Навоевался уже по самое некуда. Пошел в школу учителем математики. Это ведь профильный предмет для кадрового артиллериста. Никто так не умеет хорошо и быстро считать в уме, как они. К тому же новая власть всерьез взялась за образование, и учителей катастрофически не хватало. В 41-м по возрасту он уже никак не подходил для призыва, но, когда немцы подошли к Москве, сам явился в военкомат и пошел добровольцем. Согласен был и простым бойцом, но в военкомате попался опытный командир, уже отвоевавший свое на фронте и оставивший там руку. Как он сам говорил, повезло – левую. Ручкой еще воевать мог, да и пистолетом с одной обоймой управлялся.

Так вот, он разобрался, с кем имеет дело, и бывший штабс-капитан конной артиллерии стал командиром противотанкового полка на конной тяге. Дело знакомое ему. Пусть и пушки другие. А вот враг гораздо опасней и сильнее – раньше ему танки на поле боя не встречались.

– Вы все же полагаете, Афанасий Аполлинариевич, что немцы повторят атаку через это поле?

– Именно, Порфирий Георгиевич! Сами видите, позиция у нас хорошая. Мы закрываем единственную в округе доступную дорогу, выводящую врага во фланг и тыл корпуса. Нас можно обойти с севера, но это время, а немцы, судя по всему, очень торопятся. Поэтому утром они ударят здесь же. Систему нашей обороны они уже поняли в ходе вчерашнего боя. Кардинально изменить позиции мы не в силах – значит, завтра они по всей науке ударят. Пройдутся артиллерией и потом продавят танками наш центр.

– Это вы, Афанасий Аполлинариевич, еще про авиацию забыли. Ох, скажу я вам, ощущеньице! Еще не бывали под бомбежкой? А именно вами и вашими пушками они и займутся.

– Ну что же! Будем делать, что должно – и пусть будет, что будет! Однако мы сегодня неплохо им всыпали! Как вы считаете?

– Больше двух десятков танков за бой – очень неплохой результат! Однако сколько у вас осталось пушек в полку?

– Половина. Из тридцати шести по штату. А у вас?

Ответил начальник артиллерии дивизии, грузный лысоватый подполковник.

– У меня шесть сорокапяток и семнадцать полковых. У пэтээрщиков потери незначительны. В матчасти, я имею в виду, но они, конечно, против «четверок» слабоваты.

– А что там у нас на юге за стрельба?

– Для немцев это необычно. Наверно, наши пытаются прорвать оборону.

– Думаю, вы правы. Ну, так что мы делать будем? Что тут можно придумать…

Через полтора часа, общими усилиями продумав несколько сюрпризов для немцев, они уже собирались разойтись по палаткам, когда вбежал взволнованный командир подразделения охраны штаба.

– Товарищ полковник! Разрешите обратиться?

– Ну, что там?

– Там… колонна подошла. Из нашего тыла. Все незнакомые – и люди, и машины, и пушки. Точно не из корпуса.

Не успели ему ответить, как в палатку вошел майор-артиллерист, представившийся командиром отдельного противотанкового дивизиона 166-й мотострелковой дивизии. Одет он был для командира странно – в ватник. Полный набор – штаны и куртка. А на груди странная конструкция с кармашками, из которых торчали длинные изогнутые магазины, тут же в ножнах крепился нож, в маленьких кармашках угадывались гранаты. Когда он принял положение «смирно» из-под локтя правой руки выглянул дырчатый кожух оружейного ствола неизвестной марки. Кроме этого на поясе в кобуре имелся ТТ. После его доклада настроение в палатке резко улучшилось. Во-первых, от известия, что немецкая пехота, закрывшая путь корпусу, ударом с тыла и поддержавшими его частями корпуса с фронта, практически разбита. Идет, как он выразился, зачистка их позиций, и утром кавкорпус продолжит движение к Издешковскому плацдарму. Во-вторых, его дивизион прибыл в помощь. Он же передал письменный приказ командира корпуса полковника Соколова, о том, что им необходимо держать позицию весь световой день, пока корпус и боевая группа 166-й МСД будут заниматься обеспечением прохода к плацдарму. Оставить позиции и выдвигаться вслед за корпусом приказывалось с наступлением темноты.