Текст книги "Что может быть лучше? (сборник)"

Крепкий коктейль

Впервые опубликовано в General Erotic. 2001. № 51.

Закончив с делами, я взял такси и приехал к Plato Place. Это был тайно знаменитый клуб группового секса в Нью-Йорке, о котором мне рассказывали на наших местных оргиях. Было ещё рано, часов семь вечера, но я уже видел парочки, входящие в неприглядную дверь. Я знал, что туда не пускали одиноких мужчин, и рассчитывал, что у входа найдутся одинокие женщины, которых можно будет купить и взять с собой в качестве партнёрш. Но то ли было слишком рано, то ли ещё по какой причине, но по пустынной улице двигались только машины.

Вот, хлопнув дверьми джипа, появилась очередная парочка. Мужчина нёс большую спортивную сумку, а женщина – такую же поменьше. Можно было подумать, что они идут в спортивный клуб. Впрочем, групповой секс – это и есть самый приятный вид спорта. Когда парочка вошла внутрь, моя фантазия окатила меня новой волной образов наслаждений, которые пенятся за этими стенами.

Послонявшись у входа ещё с полчаса, так и не увидев одиноких женщин, я решил поехать в какой-нибудь бар и купить проститутку, чтобы взять её с собой. Я остановил такси и попросил отвезти меня в ближайший бар, полный женщин. Таксист сказал, что знает место неподалёку, в котором есть не только женщины, но и весьма необычное представление.

– Вези, – скомандовал я.

Вскоре мы подъехали к дверям, над которыми неон круглился буквами: CLUB «COCKTAIL»[8]8
  Клуб «КОКТЕЙЛЬ» (англ.)


[Закрыть].

«Слеза комсомолки?» – ухмыльнулся я про себя.

– А почему такое название? – спросил я шофёра, расплачиваясь с ним. – В этом клубе только один коктейль?

– Говорят, что такой коктейль, как здесь, больше нигде не найти.

– Попробуем, – сказал я и пошёл ко входу.

Дверь была закрыта, я нажал на кнопку звонка. Меня явно осмотрели в глазок. Дверь открыла женщина в закрытом чёрном вечернем платье, до шеи облегающем её стройную фигуру с широкими бёдрами.

– Вы хотите испить наш коктейль? – спросила она с ласковой улыбкой.

– А что это за коктейль? – не понял я.

– Заходите, – пригласила она, не ответив на мой вопрос, но поняв, что я здесь впервые.

Я переступил за порог, и дверь за мной захлопнулась.

– Вы готовы к совершенно необычному? – спросила женщина, глядя мне прямо в глаза.

– Всегда готов! – ответил я не задумываясь.

– Входная плата двадцать пять долларов.

Я вытащил из кармана стодолларовую бумажку и протянул ей. Она взяла её и сказала:

– Следуйте за мной, я дам вам сдачу.

Она спрятала руку с банкнотой за спиной и повернулась, чтобы повести меня куда-то – платье на спине оканчивалось ниже ягодиц, и меня обдало чудом её роскошного голого зада. Между ягодиц торчала моя стодолларовая бумажка, которую женщина туда положила, как обыкновенно женщины кладут деньги между грудей в лифчик. Я шёл за ней, зачарованный контрастом чёрного платья и белого роскошного зада, славно поигрывающего в ходьбе.

По обе стороны прохода стояли красивые молодые мужчины, одетые в трико, сквозь которые просматривались их полустоячие члены. Женщина, проходя мимо, невзначай коснулась рукой двух из них. Мужчины восприняли это как само собой разумеющееся, с улыбкой.

Мы вошли в зал со столиками человек на тридцать, с небольшой круглой сценой посередине. Одним глазом я смотрел по сторонам, а другим следил за задом – так безотрывно смотрят оленята на белый хвостик матери, бегущей впереди. Женщина подошла к бару, вытащила из ягодиц сотню и, получив у бармена сдачу, уже не стала вкладывать её в свой «кошелёк», а принесла мне в руке.

– А я бы хотел получить сдачу из того же места, – сказал я, беря деньги.

– Вам предоставится такая возможность, – ответила женщина и повела меня к столику в третьем ряду у самой сцены. Первые два ряда были уже заняты. На стене висел огромный экран, на котором демонстрируется действо, происходящее на сцене, и «ведущая» заверила меня, что с любого места всё будет видно замечательно. Я сел за столик, женщина повернулась и унесла от меня свой зад.

Тихо разливалась музыка. Между столиками ходили официантки, тоже в закрытых спереди платьях, с оголёнными руками и с вырезом на спине, полностью открывающим зад. Когда девушки наклонялись над столиком, ставя напитки или принимая заказ, их зады смотрелись ещё прекраснее. Одна из них оказалась рядом со мной.

– Что вы хотите заказать? – спросила официантка, юная и красивая.

– Я бы заказал твой зад… но давай начнём с коктейля, именем которого назван клуб.

– Он ещё не готов, – ответила официантка. – А пока я могу принести всё, что вы хотите из бара.

Я заказал своё любимое питьё. Официантка ушла, поигрывая дивной плотью. Я с облегчением заметил, что у бара сидело несколько женщин с очевидными намерениями на лицах. После представления было с кем пойти в Plato Place.

Когда официантка вернулась с коктейлем и склонилась, ставя его мне на столик, мужчина, сидящий со стороны её распахнувшегося зада, раскрыл ей руками ягодицы и погрузил между них своё лицо. Официантка весело подмигнула мне, осталась склонённой секунд пять, распрямилась и взяла из рук моего соседа награду в двадцать долларов. «За пять секунд 20 долларов, – стал я подсчитывать в уме её часовую зарплату. – Больше моей!»

Я сосал свой коктейль через соломинку странной формы, но ещё более странного действия: с виду это была обыкновенная пластиковая прозрачная соломинка, правда чуть сужающаяся на конце, но стоило её взять в рот, как она увеличивалась в диаметре раза в два, таким образом поток коктейля нарастал, и ты его выпивал быстрее. Но за счёт чего увеличивала свой диаметр соломинка, я не мог понять – быть может, это была реакция на тепло моих губ или на давление. Что это тогда за материал? Но я решил не вдаваться в научные вопросы, а посвятил своё внимание сцене, которая вдруг осветилась ярким светом, и видеокамеры, смотрящие на круглое ложе, стоящее посередине сцены, спустились с потолка.

Музыка в зале умолкла. За столиками сидели мужчины. Некоторые были с женщинами. Все затаили дыхание, даже те, кто пришёл сюда не в первый раз.

На сцену поднялась обнажённая златоволосая женщина с весьма красивыми чертами лица. Она низко поклонилась залу, поворачиваясь задом в разные стороны зала. В данном случае приветствовал публику её зад, а не лицо. Каждый её поклон сопровождался громкими аплодисментами, особенно с той стороны зала, к которой она оказывалась спиной.

Затем она легла животом на низкое ложе. Экран на стене вспыхнул и увеличил и вознёс её зад. С двух сторон на сцену поднялись мужчины. Я их узнал – они стояли при входе, но теперь они были обнажены и члены у них стремились вверх. Мужчины расположились полукругом вокруг женщины и дрочили. Один подошёл к женщине и дал ей хуй в рот. Она радостно взялась за работу, но тут мужчина отделился от неё и переместился к её заду. На огромном экране появился его смазанный член, медленно входящий в её анус, а затем быстро задвигавшийся и извергнувший семя через секунд двадцать, не больше. Отсутствие музыки давало место вздохам, всхлипам, стонам. Тем временем женщина энергично сосала хуй следующего мужчины, пока остальные продолжали не менее энергично онанировать. Когда первый мужчина кончил, второй сразу занял его место, что очень наглядно было видно на экране, и тоже кончил за считанные секунды. Мужчины издавали счастливые стоны, а женщина, каждый раз, чувствуя заполняющее её семя, восклицала: Oh God![9]9
  О, Боже! (англ.)


[Закрыть] Зал безмолвствовал в усиливающемся возбуждении.

Так минут за пять в зад женщины излилось семя десяти мужчин. Сделав доброе и приятное дело, мужчины уходили со сцены, благодарно целуя женщину в ягодицу. Женщина лежала, широко разведя ноги. Когда последний мужчина вытащил опустошённый член и её сфинктер, уже привыкший к раскрытости, нехотя закрылся, женщина продолжала лежать. Затем она торжественным и медленным жестом широко растянула руками свои ягодицы и мужской голос из громкоговорителя произнёс: «Коктейль подан!»

В этот момент ко мне подошла официантка и положила меню, где было всего две строчки:

Коктейль – $800

Коктейль со льдом – $1000.

Я вопросительно посмотрел на неё. Она пояснила:

– Со льдом – это значит с отсосом.

– А… – протянул я, будто мне стало понятно, что значит «коктейль с отсосом». Сам коктейль ведь тоже нужно сосать. Но тут настала эпоха Просвещения.

На сцену поднялся мужчина, вышедший из-за столика. С другой стороны на сцену вышла обнажённая женщина с маленьким подносиком в руках, на котором лежала соломинка, подобная той, что торчала из моего бокала. Мужчина взял соломинку и дрожащей от нетерпения рукой аккуратно ввёл её глубоко в анус лежащей на ложе женщине. Та радостно улыбалась. Мужчина взял соломинку в рот, и она расширилась. Анус раскрылся как цветок.

Женщина, которая принесла соломинку, опустилась на колени перед мужчиной, вытащила член из брюк и взяла его в рот. На экране появились губы мужчины вокруг утопленной чуть ли не на всю длину соломинки и было отчётливо видно, как сквозь её прозрачные стенки поднималась в рот мужчины бело-коричневая масса. Он жадно её глотал, пока женщина на коленях высасывала из его хуя чистое семя.

Мужчина отпрянул от соломинки, насыщенный с одной стороны и опустошённый с другой, спрятал член в брюки, застегнул молнию на ширинке и под рукоплескания ушёл со сцены. Не менее благодарные аплодисменты обрушились и на женщину, что потчевала его коктейлем, и ту, что играла роль льда. Мужчина, спускаясь со сцены, чуть не потерял равновесие – видно, коктейль был крепок. Напиток этот можно было по праву назвать «Сучий потрох».

На сцену уже поднималась следующая женщина и укладывалась на ложе, и следом за ней выходили те же мужчины.

«Быстро оправились, – подумал я. – Интересно, сколько женщин они заполняют за вечер?»

Я заметил, как очередной любитель коктейля за соседним столиком уже нетерпеливо предвкушал свою порцию, расплачиваясь с официанткой стодолларовыми купюрами.

Я уже насытился этим зрелищем, и мне давно хотелось удовлетворить не только зрение. Расплатившись за свой обычный коктейль, я подошёл к наиболее мне приглянувшейся проститутке у бара и спросил, сколько будет стоить её сопровождение меня в Plato Place.

Цена определялась тем, со сколькими мужчинами (включая меня) и женщинами я захочу, чтобы она вступала в контакт. Я сказал, что ни со мной, ни с кем другим она не обязана иметь контакт, а послужит лишь пропуском, а потом она может уйти.

– Ты, наверно, никогда не был в Plato Place. Они не позволяют женщине уйти, пока она не даст кончить хотя бы одному мужчине.

– Хорошо, тогда я заплачу за одного, – сказал я и отсчитал ей купюры. – Как тебя зовут? – спросил я её, когда мы уселись в такси.

– Уэнди. Тебе понравилось представление? – поинтересовалась она.

– Питательное представление. Интересно, сколько женщин заполняют эти мужчины за ночь?

– Уж не думаешь ли ты, что они кончают?

– А что, разве нет? – поразился я.

– Конечно нет, – им кончать внутрь запрещено – женщины боятся заразиться. А если, бывает, кто-то не удержится, так его сразу выгоняют.

– Откуда ты знаешь?

– Я одно время тоже здесь коктейлем потчевала.

– А из чего же там белое берётся?

– Очень просто – менеджер разводит водой солёный йогурт и впрыскивает ей в зад перед выходом.

– Неужели знатоки вкус не различают?

– А дерьмо всё собой забивает.

Обманность, лживость этого коктейля сделала его более отвратительным для меня, чем даже физиологическая натуральность истинного.

Если мужское семя есть материальное воплощение оргазма, то оно в этом смысле может вызывать интерес у женщины или мужчины: им может представляться, что они глотают овеществлённый оргазм. А смесь его с женским дерьмом может представлять феноменологический эффект воссоединения блаженства с его тотальной тщетностью. Тщетностью, исходящей из творительницы жизни и тем дерьмо оживляющей.

Наверно, эти размышления пагубно отобразились на моём лице, потому что Уэнди участливо предложила:

– Если хочешь, я могу тебе настоящее представление устроить. Но я не хочу больше пятерых мужчин, пяти вполне хватит для настоящего коктейля.

– Всё это хорошо, только мне твой напиток не нужен. Я его не пить хочу, а делать.

– Ну и будешь делать, – сказала Уэнди примирительно.

Мы подъехали к Plato Place.

Я вышел из машины, открыл дверь и подал спутнице руку. Рука её была мягкой и горячей. Облегающее платье выдавало большую грудь и зад. Уэнди, надо сказать, была весьма очаровательна.

Уэнди по-заговорщически зашептала мне на ухо, хотя мы стояли одни у двери. Шепча, она коснулась моего уха языком. Наверно, чтобы я лучше слышал. И действительно, я навострил это ухо, которым услышал следующее:

– Я найду здесь любителя коктейля, а ты найди ещё четверых. Остальное я беру на себя.

– А что остальное?

– Соломинка у меня есть…

Тут дверь Plato Place открылась, и мы вошли во влажный полумрак.

Телесный ум

Впервые опубликовано в General Erotic. 2001. № 52.

К ужасу родителей, их дочка Свити, дожив до четырёх лет, перестала умственно развиваться. Как будто в мозгу кто-то что-то выключил. А тело продолжало расти и по-своему умнеть, вырабатывая нужные гормоны. Врачи исследовали Свити упорно и долго и пришли к выводу, что они ничего сделать не могут. Девочка, а потом девушка и женщина, была обречена жить с умом четырёхлетней всю свою жизнь.

Шёл год за годом, и родители смирились со своей судьбой и судьбой дочки. Они в юности наркоманничали, совокуплялись с кем попало, пили до упаду, и теперь совесть мучила их, что, быть может, в её ущербности виноват их прежний образ жизни. Но врачи не находили связи с этим, потому что родители уже давно вели пристойный образ жизни, при котором и зачали дочку.

Свити выросла в красивую девушку, весёлую, добрую и доверчивую. Когда у Свити начались менструации, родители объяснили их как способ очищения организма, который изнутри вымывается кровью, как руки – водой, родители не хотели связывать менструацию с процессом деторождения – больше всего они опасались, что дочка может легко забеременеть.

В школу Свити не ходила, родители обучали её делать мелкие хозяйственные дела, развлекали телевизором, книжками с картинками (читать она так и не научилась) и главное – охраняли от взрослого мира.

С первого взгляда было невозможно различить в стройной полногрудой девушке четырёхлетний ум, но стоило Свити произнести несколько слов, как её умственный возраст становился очевидным: она говорила короткими фразами, с трудом складывая слова и часто их искажая. Взгляд её, если присмотреться, был странным для взрослой девушки.

Люди, не знающие о её ситуации, принимали Свити за дурочку, но она была умненькой для четырёхлетнего возраста. Она любила своих кукол мужского пола и, держа их, всегда клала одну руку себе между ног.

Лет с шести она стала открыто мастурбировать. Родители с трудом научили её, что делать это нужно наедине, в своей комнате. Они понимали, что запрещать мастурбацию бесполезно и вредно – пусть их дочка, обделённая духовным, интеллектуальным наслаждением, будет хотя бы получать наслаждение физическое – решили они.

Лет с десяти Свити стала проявлять острый интерес к мальчикам. Если родители не успевали уследить, Свити подходила к незнакомым мальчикам, обнимала их и пыталась прижаться к ним всем телом и особенно губами к губам. Мальчики пугались, смеялись, сердились, но не возвращали ласки. А когда некоторые отталкивали Свити, она плакала от неразделённого желания. Родители утешали её и размышляли, что делать с её растущей жаждой наслаждения – Свити тормошила свой клитор по многу раз на дню, и размер его из-за постоянных упражнений был выдающимся.

Врачи советовали давать ей подавляющие либидо лекарства. Но родители, помня о своей молодости, не хотели лишать свою дочь последнего. Они поступили иначе – они повели её к гинекологу, и ей перевязали трубы.

Когда Свити исполнилось восемнадцать, родители с грустной радостью отпраздновали её совершеннолетие, которое не давало дочке свободы, а лишь утверждало пожизненное попечение, которое ей будет необходимо.

Однажды родители устроили Свити работать в Macdonald's, где её работой было вытирать столы. На следующий день менеджер позвонил родителям и сообщил, что вынужден её уволить, так как она пристаёт ко всем мужчинам.

Оказавшись дома, без открывшегося ей было мира мужчин, Свити загрустила и предавалась отчаянной мастурбации. Даже её любимые мультики Том и Джерри, казалось, лишь ещё более возбуждали её.

Именно в это время Мэта познакомили со Свити. Мэту тогда исполнилось тридцать. Он играл в теннис раз в неделю с отцом Свити, и однажды тот взял с собой дочку на корт.

Мэт ничего не знал о Свити и, завидев её, был радостно встревожен её привлекательностью. Отец представил дочку, и та улыбнулась, не сказав ни слова, так что Мэт пока не догадывался ни о чём. Свити следила за игрой, а когда Мэт спросил её, хочет ли она поиграть в теннис, за неё ответил отец, что она играть не умеет. Когда сет закончился, Свити подошла к Мэту со спины, обняла его и лизнула в ухо. Мэт повернулся к ней и почувствовал губы девушки на своих. Мэт в тревоге оглянулся на отца, думая, что тот ринется к ним, чтобы оторвать Свити от Мэта. Но отец поощрительно предупредил:

– Не пугайся её, она ведёт себя как четырёхлетняя девочка, на этом возрасте остановилось её умственное развитие.

Мэт почувствовал острую жалость и обнял Свити за талию, чуть отстранив лицо от её губ, и погладил её по голове. Свити радостно засмеялась, сняла его руку со своей головы и поцеловала. Мэта это пронзило ещё глубже. Отец подошёл к ним, взял Свити за руку и сказал как маленькой девочке:

– Нам пора домой спать.

Но Свити держалась за Мэта другой рукой.

– Пойдём к нам домой, – предложила она ему.

– Ты не хочешь с нами пообедать? – поддержал её отец.

– Когда? – удивился Мэт.

– Сегодня вечером.

– Хорошо, – сразу согласился Мэт. Ему захотелось побольше разузнать о Свити и, быть может, даже поиграть в куклы с этой девушкой-девочкой.

А родители решили следующее. Сексуальная жизнь дочки с мужчиной должна начаться, но произойти это должно так, чтобы Свити не была травмирована грубостью или невежеством незнакомого мужчины. Поэтому родители решили сами выбрать для неё мужчину, который был бы с ней ласков, заботлив и смог бы её удовлетворять. Мэт представлялся хорошим кандидатом.

Обед прошёл за общим столом. Свити ела по-взрослому, координация движений у неё не была нарушена. Она не спускала глаз с Мэта и всё время улыбалась ему. Когда их взгляды встречались, Мэт видел в глазах Свити ничем не скрываемое желание, и он вежливо отводил глаза. Будь это обычная ситуация, он приступил бы к неотложным действиям, а здесь он недоумевал: «Куда же смотрят родители?»

После десерта отец пригласил Мэта в свой кабинет. Следом за ними туда вошла мать. Свити тоже хотела присоединиться, но мать попросила её посмотреть телевизор, пообещав, что Мэт скоро к ней вернётся. Отец прикрыл за Свити дверь и обратился к Мэту:

– Тебе нравится наша дочь?

– Да, – сказал Мэт, – красивая девушка, как жаль, что…

Но тут отец его прервал:

– Она созревшая девушка. И ей нужен мужчина. Ты, наверно, сам об этом уже догадался.

– Да, это заметно, – сказал Мэт, улыбнувшись, и автоматически взялся за ухо, в которое Свити его лизнула.

Отец продолжал:

– Мы долго и мучительно размышляли, – он поднял глаза на жену, стоявшую рядом с ним у кресла, и взял её за руку, – и приняли решение не травить Свити лекарствами, чтобы убить в ней женщину. Мы хотим вверить её надёжному, умелому и ласковому мужчине, чтобы он удовлетворил её желания. Мы давно приглядывались к тебе и хотим предложить тебе Свити для обучения.

– Это большая честь и радость, – ответил Мэт, – но…

Тут мать прервала его:

– Свити не может забеременеть – мы сделали ей операцию.

– Это хорошо, – Мэт в волнении встал с дивана, – но я имел в виду другое. Как вы себе представляете это будет происходить? Вернее, где? Впрочем, я согласен на любые условия, – вдруг осознал Мэт, какое сказочное приключение ему предлагается.

– Условие только одно: чтобы Свити не было больно, чтобы ты был с ней ласков и чтобы она наслаждалась жизнью, которая ей дана, пусть с такими необычными ограничениями.

– Это уже три условия, – уточнил Мэт, засмеявшись, и родители тоже улыбнулись, от утихающего волнения. – Я не считаю это условиями, поскольку всё это само собой разумеется, – радостно выпалил Мэт.

– Вот и прекрасно. Ты можешь начать сегодня. Третий этаж, где спальня Свити, в твоём распоряжении. Только не напугай её, делай всё медленно, осторожно, не торопись.

– Если вы решились довериться мне, – убеждённо и страстно воскликнул Мэт, – то я ни в коей мере не подведу вас и конечно же Свити. Она будет счастлива со мной – обещаю.

Он заметил, как слёзы покатились из глаз матери.

– Не тревожьтесь, пожалуйста, – обратился он к матери, – она будет счастлива, как только может быть счастлива девушка со своим первым мужчиной.

Они вышли из кабинета. В гостиной на полу сидела Свити и смотрела по телевизору мультики. Одну руку она держала между ног. Другой рукой она гладила куклу медвежонка. Её большая грудь была видна в полурасстёгнутую рубашку. Лифчика она не носила, он ей мешал, и после первых неуспешных попыток родители не заставляли её.

– Тебе нравится Мэт? – спросил отец дочку.

– Да, – сказала Свити и погладила медвежонка между ног.

– Мэт – доктор, он тебя положит спать и заодно осмотрит тебя, чтобы ты была здоровенькой. Хорошо?

Свити с радостным лицом повернулась к Мэту и кивнула.

Мэт быстро вошёл в роль и сказал ей:

– Ложись в постель, и я потом приду тебя осмотреть.

Свити послушно пошла к себе в спальню.

Родители в волнении поглядывали друг на друга. Мэт ещё раз заверил их, что он будет исключительно осторожен и нетороплив. Они слышали, как Свити моется в ванной и отплёвывается от зубной пасты – она так и не привыкла к процессу чистки зубов и часто глотала зубную пасту. Тем не менее зубы её были редкой белизны.

– Ну, я пойду, – сказал Мэт.

– С Богом, – благословили его родители.

Мэт поднялся по лестнице на третий этаж, и родители крикнули ему вслед:

– Вторая дверь налево.

Мэт вошёл в заветную дверь. На тумбочке горела лампа. Свити лежала в ночной рубашке под одеялом, держа в руках медвежонка.

Мэт сел на кровать и погладил медвежонка.

– А что ты будешь мне смотреть? – спросила Свити.

– Я хочу осмотреть твою грудь и твой животик, здоровы ли они. Ты ляг пониже, я тебе подниму рубашечку и потрогаю руками, а ты мне скажешь, больно тебе или приятно – хорошо?

Свити кивнула головой.

– Если тебе будет приятно, значит, ты здорова, – объяснил Мэт.

Он отвернул в сторону одеяло и потянул наверх ночную рубашку. Свити, как настоящая женщина, приподняла зад. Взору Мэта открылось роскошное юное тело с высокой грудью, слегка осевшей под своей собственной тяжестью, восторженные овалы бёдер и густо заросший светлыми волосами лобок. И нежнейшая кожа. Мэт стал массировать грудь, легко сжимая пальцами соски, которые сразу окаменели. Мэт изо всех сил делал серьёзное лицо исследователя.

– Тебе не больно? – спросил он озабоченно.

– Нет, – сказала Свити.

– Тебе приятно?

– Чуть-чуть, – спокойно сказала она.

Мэт стал опускаться ниже и, поласкав живот, опустился до лобка.

Свити сразу развела ноги, и Мэт прикоснулся пальцем к большому влажному клитору, сбросившему капюшон.

– Здесь приятно, – отрапортовала Свити.

– Очень хорошо, – как бы поставил диагноз Мэт и стал массировать клитор.

– Надо быстро, – проинструктировала «врача» Свити.

Мэт повиновался, и Свити заурчала.

– Тебе не больно? – по-докторски спросил Мэт.

– Приятно, очень-очень – пояснила Свити, прикрыв глаза.

Мэт подумал, что если он доведёт её до оргазма пальцем, то это мало чем будет отличаться от того, что делает она сама, а ему надо было произвести на неё более сильное впечатление, чтобы она хотела повторения прочувствованного.

– Теперь мне надо попробовать, какой вкус у тебя между ног. Если сладко, значит, всё в порядке. А ты мне скажешь, приятно или нет, хорошо?

– Хорошо, – шепнула Свити.

Мэт, дрожа от предвкушения, опустил голову между ног Свити и чуть не потерял сознание от красоты, обдавшей его чудесным запахом и вкусом.

– Приятно-приятно-приятно, – заговорила Свити и, опять-таки как настоящая женщина, прижала голову Мэта к себе. Вскоре она напряглась всем телом и с радостным вздохом расслабилась, отпустив голову Мэта.

Мэт поднялся, сел на кровать и сказал:

– Ты здоровая девочка, Свити. У тебя между ног всё сладко. Но я должен тебя почаще проверять, хорошо? – сказал Мэт, опуская её ночную рубашку и укрывая её одеялом.

– Там солёно, – сказала Свити сонным голосом.

– Ты не там пробовала, – сказал доктор Мэт. – А теперь спи, спокойной ночи.

– Можно, я тебя поцелую? – спросила Свити.

– Поцелуй, – сказал Мэт и подставил щёку.

Свити чмокнула его и повернулась на бок.

Мэт вышел из комнаты, радуясь, что удержался и не стал пока проникать в глубь Свити.

Мэт спустился в гостиную, где его поджидали родители.

– Замечательно! – воскликнули они в голос. – Мы не ошиблись в тебе.

– А откуда вы знаете, что замечательно? – спросил Мэт.

– В спальне установлена скрытая камера, – сказал отец. – Надеюсь, ты придёшь завтра?

– С огромным удовольствием. А теперь мне пора, – сказал Мэт, мечтая о том, чтобы скорей вздрочить и кончить.

– Я тоже пойду спать, – сказал отец.

– А я провожу тебя, – вызвалась мать.

У выходной двери она сказала Мэту:

– Я хочу отблагодарить тебя за терпение, да и тебе тяжело сейчас. – Она встала перед ним на колени и расстегнула ему ширинку.

Мэт с опаской взглянул в сторону гостиной.

– Не волнуйся – он тоже считает, что ты это заслужил, – сказала мать и взяла его вырвавшийся из брюк хуй в рот.

Мэт стал приходить к Свити почти ежедневно. Если он пропускал один день, Свити плакала и сидела у окна, поджидая его. Родители прониклись полным доверием к Мэту и больше не следили за ними в камеру. Во всяком случае, так они сказали Мэту, но его это не заботило. Свити часто повторяла, что любит «доктора Мэта».

Наслаждение оказалось областью для Свити, где её способность к обучению совершенно не была ограниченной. Если она не научилась связно говорить, бегло читать и не могла понять таблицу умножения, то способность получать и давать наслаждение оказалась у неё чрезвычайной – по-видимому, происходила компенсация ущербности мозга во всём остальном. Свити не была обременена ни стыдом, ни предрассудками, ни запретами. Её четырёхлетний мозг был достаточно светел и развит, чтобы воспринять наслаждение и относиться к нему творчески. Взрослое голодное тело стимулировало мозг работать на полную мощь.

Когда Мэт на второй вечер спросил, знает ли она, что между ног у мальчиков и дядей, Свити закивала головой, и Мэт решил показать Свити свой член. Свити сама взяла его в руку и зачарованно на него смотрела. Мэт объяснил ей, что ему будет так же приятно, если она поцелует ему член, как приятно ей, когда он целует её клитор. Свити, добрая душа, сразу стала лизать его член.

Она хорошо запомнила слово «клитор» и впоследствии выговаривала его легко и показывала на клитор пальцем, когда хотела, чтобы Мэт уделил ему внимание. А она хотела этого практически постоянно.

Обучение шло эффективно и быстро. Свити нравилось всё, что показывал Мэт, и он вспоминал обучение Эжени в «Философии в будуаре», чувствуя себя настоящим Дольмансе. Однако разница была существенной – с ней не нужно было вести умных и долгих разговоров, Свити и без них не боялась и не стыдилась ничего, потому что родители в открытую благословляли Свити на наслаждение.

Жизнь Свити наполнилась смыслом – и это был единственный смысл её жизни – наслаждение. Еда, кров над головой, безусловная любовь родителей – всё это придавалось ей как само собой разумеющееся и бороться за это ей не приходилось, да это было бы для неё невозможно. Так что всё её существо полностью ушло в испытание наслаждений.

Мэт вскоре понял, как поняли и родители, что возникла опасность для Свити отождествлять все наслаждения с Мэтом. Поэтому если Мэт по той или иной причине исчезнет, то у Свити начнутся любовные страдания, а точнее – острая жажда и болезненное стремление получить отнятое наслаждение. Среди людей с нормальным умственным развитием эти чувства назывались бы любовью.

Вот почему Мэт предложил родителям переключить похоть Свити на ещё одного мужчину, которого он предложил привести. Он заверил родителей, что это будет такой же заботливый и умелый мужчина, которого Мэт тоже представит Свити врачом, с которым якобы Мэту нужно посоветоваться относительно её здоровья. Так и сделали. Мэт представил своего приятеля, и родители одобрили его. Свити смотрела на него так же зачарованно, но уже с большим знанием дела. После осмотра Свити «новым врачом» Мэт и его друг стали чередоваться, и Свити радостно принимала каждого из них порознь или вместе.

Мэт нередко смотрел на просветлённое наслаждением лицо Свити и думал, что, будь она обыкновенной девочкой, он, погружая её в разнообразные наслаждения, отвлекал бы её от учения, интеллектуального развития, подавлял бы наслаждением другие интересы и тем самым лишал бы её всех возможностей, кроме сексуальных, которые могла бы даровать ей жизнь. Это могло бы стать достаточным основанием для тяжёлых угрызений совести. Но в данной ситуации он имел дело только с женским телом, ум в котором достиг предела своего развития и не мог функционировать иным способом, кроме как поиском новых наслаждений, которые предоставляло взрослое тело. Иначе говоря, обучение Свити всё-таки происходило, но исключительно в области добычи наслаждений. Так что Мэт испытывал не угрызения совести, а гордость от того, что он делает жизнь Свити наполненной смыслом. По сути, единственным основополагающим смыслом – наслаждением.

Когда Мэт уехал в отпуск и оставил вместо себя своего приятеля, Свити тосковала не столько по Мэту, сколько по второму мужчине. Ей так полюбились два члена одновременно и последовательно, что теперь она спрашивала у сменщика, а где Мэт, а у Мэта, где другой врач, если они приходили порознь.

К тому времени Свити возлюбила все формы секса, и ничто у неё не вызывало отвращения, если хоть как-то было связано с половыми органами.

Любое наслаждение требует увеличения, временно заменять которое может разнообразие. Следующим шагом была связь с женщиной. Свити быстро нашла сходство между своим клитором и клитором другой женщины и влюбилась в 69, которое стало её счастливым числом.

Групповые наслаждения стали нормой, и такой же нормой было, что Свити оказывалась самой любвеобильной из всех участников и участниц.