Текст книги "Что может быть лучше? (сборник)"

Родители решили ограничить количество участников в оргиях, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию, – этот предел был установлен в четверо мужчин и ещё одной женщины. С одной стороны, они хотели подстраховать дочку от возможно чрезмерных для неё желаний четверых мужчин и разбавить их пыл ещё одной женщиной, а с другой стороны, они не хотели допускать более одной женщины, чтобы для Свити хватало мужского внимания. Однако Свити умудрялась привлекать к себе желания не только мужчин, но и женщин. Свити ревниво требовала, чтобы мужчины кончали только в неё, и делилась она спермой только так: когда мужчина изливался ей в рот, она не глотала сперму, а, держа её во рту, склонялась над лежащей женщиной и целовала, кормя её спермой из своего рта.

Родители с тревожной радостью наблюдали за жизнью своей ущербной дочери, показывающей им чудеса похоти и свободы, которые они сами никогда не испытывали в такой мере. Родители занимали важные посты в больших фирмах, и времени да и сил на себя оставалось мало.

Как это часто происходит, родители перекладывают свои несвершившиеся надежды на ребёнка, радуясь, когда он их наконец достигает. Так и в данном случае, родители видели, что вся жизнь их дочери состоит из наслаждений – о такой жизни в ранней юности они мечтали сами.

Существование своей дочери представлялось родителям идеальным – в нём не было ничего, кроме наслаждения, а Свити ни о чём ином и не мечтала. Самым прекрасным казалось то, что она ни о чём другом и не была в состоянии мечтать. Никаких жизненных забот не ложилось на покатые полные плечи их дочери, а тот необходимый участок мозга, который управлял наслаждениями, был в идеальном порядке, и это всё, что ей требовалось для абсолютно счастливой жизни.

Более того, родители гордились тем, что без их активного участия и решительности их собственная мечта не свершилась бы в дочкиной жизни.

Родители не выпускали Свити никуда из дома из естественного опасения, что она будет бросаться на всех мужчин и женщин. Поэтому они построили вокруг своего участка высокий забор, благо участок был большой и лесистый, в нём резвилась Свити, бегая и прыгая со скакалкой, поджидая очередных партнёров и партнёрш.

Вскоре жизнь Свити превратилась в сплошные оргии, в которых участвовали несколько мужчин и женщин, – она огорчалась только тогда, когда ей уделялось недостаточное внимание из-за усталости партнёров, – сама Свити никогда не уставала и не просила перерыва. Оргазмы у неё следовали один за другим: Свити достигала их легко и в различных позах. Она вдохновляла и возбуждала всех участников, которые искренне любили её. Далеко не все участники оргий знали о её ограниченном уме и так как словесных переговоров в процессе не происходило, то многие не замечали умственной ущербности Свити, а воспринимали её как экстраординарную в любви красивую женщину.

Она действительно была идеальной женщиной – страстной, бесстыдной, умелой. Всё, что ей требовалось, – это внимание: прежде всего доведение её до оргазма, потому как если этого не делалось, то она зверела и плакала. Но если она кончала вдоволь, то она любила искренне всякого, кто её ублажал. От мужчины Свити также требовалась ласка в промежутках между оргазмами. Это всё, что ей было нужно.

Свити быстро усвоила своим детским умом, что наслаждение ей может дать любой мужчина. И потому она не привязывалась к кому-то одному, а желала всех.

С некоторых пор родители стали замечать нечто удивительное, происходящее со Свити. Однажды за обедом ни с того ни с сего она произнесла: «Признаться, я о вас совершенно забыла». У родителей от удивления отвалились челюсти – Свити никогда не произносила такой длинной фразы так слитно и чисто да ещё абсолютно не имеющей ни к чему отношения. Неясно, был ли ей понятен смысл этой фразы, но по просьбе родителей она её повторила ещё и ещё раз.

– Кто тебя научил это говорить? – спросила мать.

Свити ткнула пальцем в телевизор.

– Ты слышала, что кто-то говорил это по телевизору?

– Ага, – сказала Свити и встала из-за стола, чтобы подойти к окну, у которого она поджидала приезжающих на оргию друзей.

– Подожди минуточку, – попросил отец и бросился включать телевизор.

Диктор читал последние известия. Отец увеличил громкость и попросил дочку:

– Повтори что-нибудь, пожалуйста. Постарайся.

Свити, не глядя на телевизор, а всматриваясь в окно, бросила прежнее: «Признаться, я о вас совершенно забыла».

К дому подъезжали две машины с любовниками Свити, и она бросилась открывать им дверь.

Когда все поднялись на третий этаж, родители стали восторженно обсуждать случившееся. Самое главное было то, что Свити могла говорить нормально – произнесённая фраза свидетельствовала о том, что мозг дочки может обучаться, в противовес обречённому диагнозу врачей.

Следующие несколько дней родители потратили на то, чтобы обучить Свити какой-либо другой фразе – они удерживали Свити у телевизора как только могли и показывали различные программы, в которых преобладала речь. Но ни одного нового слова она произнести не могла, а лишь по просьбе опять повторяла фразу: «Признаться, я о вас совершенно забыла».

Вскоре Свити удивила родителей ещё одной фразой, на этот раз куцей: «…меня крепче, и скорее кончайте, другие ждут. Дай мне твой…» Мать и отец переглянулись и уставились на дочь.

– А где ты научилась этому? – спросила мать, предполагая, что дочка укажет наверх, на третий этаж, потому что эта фраза могла быть произнесена её партнёршей или даже одним из её партнёров.

Но Свити опять указала пальцем на телевизор. Родители знали, что по этому телевизору она не могла услышать таких слов, поскольку они не держали в доме порнографических фильмов и порноканалов тоже у них не было.

– На этом телевизоре ты это слышала? – переспросила мать.

– Мой телевизор, – уточнила Свити.

Родители поняли, что, наверно, гости приносили видео и Свити видела порнографический фильм по телевизору в своей спальне. В начале сексуального образования Мэт приносил порнографические видео, которые оказывались замечательным учебным пособием для Свити. Она радостно копировала всё, что она видела на экране, – это было значительно эффективнее, чем начинать с показа наяву. Когда Свити видела что-либо на экране, она уже знала, что она хочет и что от неё хотят партнёры – зрительное объяснение было для неё самым понятным, а следовательно, желанным. Но, обучившись основам, Свити стала сама предлагать и показывать сексуальные контакты в таких формах и комбинациях, которые явно указывали на её интеллектуальные способности, которые были скрыты и проявлялись только в области секса. Но, по-видимому, недавно кто-то принёс видео, не зная о нынешнем безразличии Свити к порнографии, когда она была свободна вершить её самостоятельно.

Родители недоумевали: почему только две фразы их дочь научилась выговаривать слитно и по-взрослому? Почему именно эти фразы произвели на неё такое впечатление? И если вторая фраза несла энергию, которая могла заставить запомнить её, то первая фраза была совершенно «ниоткуда».

Вскоре появилась и третья фраза: «…есней выступит замечательный певец и композитор, которого вы все прекрасно…» На этом фраза, произнесённая Свити с безупречной дикцией, обрывалась, и родители не могли узнать, о каком певце и композиторе шла речь. Свити иногда повторяла все три фразы одна за другой и, если не прислушиваться к словам, то издали была полная уверенность, что слышится речь нормального человека. Свити не заставляла себя уговаривать и легко произносила три фразы без всяких пауз: «Признаться, я о вас совершенно забыла…меня крепче, и скорее кончайте, другие ждут. Дай мне твой… …есней выступит замечательный певец и композитор, которого вы все прекрасно…»

Родители каждый раз не могли удержаться от смеха, когда Свити торжественно произносила эту поэму. А дочка воспринимала это как поощрение и декламировала «рассказ» с ещё большим пафосом.

После сопоставления фактов родители пришли к очевидному заключению, что эти три фразы дочка почерпнула из телевизионных передач или видеозаписей, которые она слышала по телевизору в своей спальне. Но родители хотели во что бы то ни стало выяснить, почему именно эти фразы запомнились Свити. Родители решили снова установить скрытую камеру в спальне. Это был первый раз, как они воспользовались камерой с тех пор, когда они проверяли Мэта.

На следующий день после установки камеры Свити одарила родителей ещё одной фразой: «…одня пасмурно и дождливо, но зато завтра вы насладитесь солнечным небом».

Мать и отец радостно поцеловали дочку и бросились просматривать, что же засняла камера в спальне.

Много воды утекло со времени первой записи скрытой камерой – из неумелой девочки Свити превратилась в такую мессалину, что смутила даже своих опытных родителей. Из записи стало понятно, что один из мужчин включил телевизор – он опасался, что стоны Свити услышат родители. Родители с упоением смотрели, как наслаждается их дочь и фоном слышалась передача по телевизору. Один мужчина лизал лежащей Свити клитор, член другого мужчины она сосала, другие мужчины ждали своей очереди и лизали ей грудь. Свити явно приближалась к оргазму, одной рукой она держала член мужчины, другой прижимала к себе голову лижущего клитор. Свити напряглась и прекратила на мгновение насаживаться головой на мужчину, и в этот момент родители услышали голос телевизионного диктора: «Сегодня пасмурно и дождливо, но зато завтра вы насладитесь солнечным небом». Свити мычала от наслаждения, продолжив движения головой, приостановленные на мгновение предоргазмья.

Дальше смотреть родителям было уже неинтересно, и они выключили запись – загадка была разгадана: в момент оргазма Свити становилась способной воспринимать и запоминать поступающую звуковую информацию, а потом точно воспроизводить её.

Родители были счастливы – открывался путь обучения для недавно безнадёжной дочери. Они стали разрабатывать план. Сначала они поставили ещё один эксперимент, чтобы подтвердить своё открытие: они попросили Свити помастурбировать и включили запись сонетов Шекспира. Как и следовало ожидать, строчки, прозвучавшие во время оргазма, Свити запомнила и потом декламировала:

 
Я лгу тебе, ты лжёшь невольно мне,
И, кажется, довольны мы впол…[10]10
  В переводе С.Я. Маршака.


[Закрыть]
 

Гипотеза подтверждалась: оргазм открывал мозг Свити к восприятию и запоминанию информации, который был непроницаем для информации во все другие времена.

Теперь вставала задача, как вложить Свити не обрывочную информацию, а систематические знания – ведь время оргазма, увы, так кратко и повторять его можно тоже лишь ограниченное количество раз.

С этим вопросом родители обратились к врачам, и те ухватились за этот феномен. Свити бушевала и плакала, когда родители привезли её в медицинскую лабораторию, где врачи начали было ставить на ней эксперименты. Возникала дилемма – вкладывать в голову дочери знания и тем делать её несчастной или оставить её на детском уровне мышления, но счастливой. Родители приняли решение не мучить свою девочку экспериментами в лаборатории, а делать всё, что можно, в их доме, но не в ущерб наслаждениям, жизненно необходимым для Свити.

Врачи предложили поставить следующий эксперимент – записать текст, который читается в течение часа, а потом проиграть его с такой большой скоростью, чтобы он был проговорен за несколько секунд оргазма. Таким образом проверялось, насколько восприимчив становится мозг Свити и сможет ли он воспринять и обработать настолько уплотнённую во времени информацию. Чтобы наверняка захватить секунды оргазма, врачи записали текст заведомо более длинный, так что общее время быстрого его проигрывания было растянуто минуты на три. Поэтому, наблюдая скрытой камерой за наслаждением Свити, врачи включили запись заведомо до оргазма и запись закончилась заведомо после его завершения. В качестве текста был выбран учебник литературы.

На следующий день родители попросили Свити рассказать, что она знает нового – она уже привыкла к этому вопросу последнее время, потому что родители часто просили повторять услышанное ею во время оргазмов. Свити насупила брови, сосредоточилась как никогда ранее и с полуслова, которым, очевидно, фиксировалось мгновение, когда её мозг распахнулся оргазмом для потока информации, начала декламировать: «..дернизм стал главенствующим литературным направлением конца двадцатого века…»

К восторженному удивлению родителей и врача, присутствовавшего в доме для этого эксперимента, Свити декламировала около часа и также на полуслове оборвала свою речь: «Влияние русской литературы на мировую культуру было не…»

Свити была явно утомлена от этой декламации и сразу заснула. Все были потрясены. Оказывается, Свити вовсе не была умственно недоразвитой, а, напротив, имела уникальные умственные способности.

Однако сразу после демонстрации одного таланта Свити почувствовала потерю другого. В тот же вечер во время очередной оргии родители услышали злобный вой и крик дочки – такого они не слышали никогда, они бросились наверх в спальню и увидели рыдающую дочку. Вокруг неё сидели в недоумении трое обнажённых мужчин.

– Что случилось? – вопросили родители смятённых любовников.

– Она никак не может кончить, – смущённо объяснил один.

– Раньше она всегда кончала легко и раз за разом, – оправдывался другой.

– Мы делаем всё что можем, – пояснил третий.

– Мама, я хочу! – выкрикнула дочка, вся в слезах.

– Успокойся, дорогая, ты отдохни немножко, и всё получится, – утешали родители.

Но в тот вечер так ничего и не получилось. Не получилось и назавтра, и на послезавтра. Свити спалила вибратор от многочасового непрестанного использования, натёрла мозоли о клитор на двух пальцах, но никак не могла достичь столь необходимого оргазма.

Свои попытки она перемежала с выкрикиванием фраз, которые засели у неё в голове из учебника литературы.

Врачи пришли к несложному выводу, что тело таким образом сопротивляется поступающей информации. Родители поняли, что нужно сделать выбор: либо пичкать Свити новыми знаниями во имя её будущего умственного развития, которое вовсе не гарантировало радости и счастья, либо прекратить эксперимент и оставить дочку со счастьем, которое она уже испытывала. Конечно же родители решили вернуть всё в прежнее русло, но сделать это было пока невозможно – Свити бесилась от неудовлетворяемого возбуждения так сильно, что пришлось давать ей успокоительные лекарства. Речь шла лишь о том, как вернуть дочке способность наслаждаться.

Родители решили начать как бы сначала, что вернуло бы, по их представлению, Свити к счастливому началу её сексуальной жизни.

Отец разыскал Мэта, которому рассказал о том, что произошло с его дочерью за эти годы. Мэт живо заинтересовался своей подопечной и радостно согласился прийти и попытаться вернуть Свити её способность наслаждаться. Родители нарочно не предупреждали дочку о визите Мэта, чтобы неожиданность тоже способствовала пробиванию возникшей стены перед оргазмом дочери. Когда Свити увидела Мэта в дверях, она сразу узнала его и воскликнула: «Доктор Мэт!» Она бросилась к нему, поцеловала, обвив его шею руками, взяла за руку и повела за собой в спальню. Через несколько минут родители услышали счастливый стон дочери, а через час счастливые любовники спустились вниз – глаза Свити сияли удовлетворённостью, которой они давно не видели. Свити с обожанием смотрела на Мэта, свою первую любовь, и то и дело брала его член в руку. Любовники наскоро пообедали с родителями и снова уединились в спальне.

Свити к тому времени было уже двадцать восемь лет, и становилось необходимым позаботиться о её будущем – родители думали о времени, когда они состарятся и не смогут больше ухаживать за дочкой и за её желаниями.

Мэт был и стал идеальным кандидатом для попечителя: честный, заботливый, нежный. Да к тому же он нуждался в деньгах, а родители обеспечивали ему безбедное существование при условии заботы о дочери. В эти обязанности входило не только удовлетворение её жизненных потребностей, но и покупка ей любовников, когда она состарится.

Так жизнь Свити продолжилась, состоя из счастливых оргий, но с той лишь разницей, что теперь она не позволяла включать видео и телевизор во время наслаждений.

На это у Свити хватало ума.

Орление

Впервые опубликовано в General Erotic. 2002. № 53.

Этот мужчина мог обернуться орлом и прилететь в город, полный женщин. Они любили ходить по улицам толпами. Женщины смотрели перед собой, пожирали глазами витрины, раскошеливались или косили глазами на проходящих мужчин, но не поднимали головы и не смотрели в небеса. Однако именно с небес стремительно падал орёл и хватал одну из тех женщин, у которых волосы были забраны в «конский хвост». Благодаря захвату за оттянутые от черепа волосы орёл не касался когтями кожи и не ранил женщину. Кроме того, захват за волосяной жгут был самым надёжным. Орёл тут же взмывал в воздух, держа в когтях вопящую от страха женщину.

– Замолчи, иначе выпущу! – клекотал он, и женщина замолкала, видя под собой землю, беспощадную к тем, кто посмел от неё оторваться, но потом терял силы для сопротивления тяге к ней.

Орлиное гнездо было неподалёку, за городом в лесу, и там не было орлят. Но зато в гнезде было ложе, на которое орёл бросал женщину. Потом он обращался в красивого мужчину с орлиным носом, овладевал добычей и вселял в неё наслаждение, в котором женщина воспаряла значительно выше, чем недавно в орлиных когтях. Когда измождённая счастьем женщина засыпала, мужчина снова обращался в орла и осторожно, чтобы не разбудить, брался когтями за «конский хвост» и летел с ней обратно в город. Женщина уже ничего не боялась и продолжала дремать в полёте. Орёл медленно опускал её в пустынном месте города и исчезал в тучах или голубизне неба.

Женщина, ошеломлённая, но осчастливленная случившимся, торопилась домой, придумывая причину своего отсутствия для мужа, любовника или родителей. А одинокая женщина не обременяла свой мозг ничем и радостно предавалась воспоминаниям по пути к дому.

На следующий день орёл вырывал из толпы другую женщину с «конским хвостом», и всё повторялось снова.

Постепенно среди женщин распространилась молва, что быть унесённой орлом сулит лишь замечательное приключение – невредимые и насыщенные наслаждением женщины, вернувшиеся из орлиного гнезда, рассказывали по секрету своим подругам об испытанном восторге, а те добросовестно доверяли секрет всем, кому могли.

Вскоре все женщины в городе стали прогуливаться по улицам с одной и той же причёской – «конский хвост». Те, кто носил короткую причёску, перестали стричься, в нетерпении отращивая волосы, чтобы можно было сделать из волос хвост. Теперь женщины ожидающе смотрели в небеса и, увидев орла, не бежали прочь, а останавливались и, наклонив голову к земле, выставляли вверх свой «конский хвост», приподнимая его рукой с затылка, чтобы он торчал ещё виднее. А та счастливица, которую орёл выхватывал, уже не орала, вися под орлом, а немела в предвкушении захватывающего дух полёта и наслаждения в орлином гнезде.

Одна изобретательная женщина собрала волосы в «конский хвост» не на затылке, а на темечке, так что её волосы смотрелись как фонтанчик – она таким способом хотела оказаться не только более заметной для орла, но и более удобной для похищения.

Вскоре эта мода распространилась среди всех женщин. Какую бы причёску они ни носили на работе или дома, но перед выходом на улицу все собирали свои волосы в хвост на темечке. Некоторые женщины перевязывали волосы обыкновенной резинкой, другие прикрепляли к ней разные украшения – от цветов до драгоценностей. Предполагалось, что орёл должен лучше реагировать на блестящее. Но большинство считало это предрассудком, так как никакой закономерности в выборе женщин орлом не наблюдалось: ими бывали молодые и пожилые, красивые и дурнушки. Орёл любил всех, за исключением слишком толстых, да и то, наверно, потому, что у него не хватало сил для полёта с тяжёлым грузом. Заметив эту особенность, все полные женщины сели на диеты, хотя одна толстушка по секрету утверждала, что, когда она была в парке и вышла из рощицы на поляну, на неё упал с неба орёл, бросил её на землю и, никуда не унося, тут же обернулся в мужчину и овладел ею. Так что она даже не носила «конского хвоста», поскольку орёл бы им не заинтересовался из-за его бесполезности, но зато она избегала людных улиц, а слонялась по пустырям да прочим уединённым местам, призывая орла внутренним клёкотом желания. Однако о других подобных случаях было неизвестно, и потому женщины продолжали сбрасывать вес.

Что же делали мужчины в этом городе, чтобы защитить своих женщин (которые вовсе не желали защиты, но мужчины всегда уверены, что женщины в ней нуждаются)? Как всегда, мужчины сначала ничего не замечали. Орёл уносил женщин ненадолго и всегда возвращал невредимыми, и, кроме того, женщины, как обычно, находили убедительные объяснения для своего краткого отсутствия. Так что, когда мужчины спохватились, было уже поздно.

Вскоре от посетивших орлиное гнездо женщин стали рождаться орлицы. Не столько внешне, сколько по своему поведению. Правда, нос у них был крючковатый, и на лобке росли не волосы, а пух. Многим мужчинам это даже нравилось, но если мужчина не удовлетворял такую женщину, а это случалось почти всегда, мужчина не успевал опомниться от оргазма, как она выклёвывала ему член и яйца и проглатывала их не жуя. Вскоре настоящих мужчин в городе осталось лишь несколько сотен. Остальные с выклеванной промежностью смирились с жизнью прислужников при орлицах.

Обыкновенные женщины стали мало интересоваться мужчинами – их влёк орёл, который вошел во вкус и делал налёты на город раза по четыре в день. Некоторые женщины утверждали, что это разные орлы, но никогда не появлялось несколько орлов одновременно.

Каждая женщина толпы, ожидающая своей очереди, с завистью вглядывалась в небеса, видя, как в них парит её любимец и в его когтях зажаты волосы очередной счастливицы.

Некоторые женщины пытались задержаться в орлином гнезде, но орёл был беспощаден, хватал их за волосы, выволакивал из гнезда и доставлял обратно. Одна хитрая женщина, оказавшись в орлином гнезде, вытащила спрятанные ножницы и отрезала себе все волосы на голове, чтобы орлу не за что было её схватить. Орёл рассвирепел, бросил её на спину, вонзил в каждую грудь когти и принёс обратно в город, истекающую кровью, приземлив её на центральной площади в назидание другим.

Это кровавое событие послужило предлогом для возмущённых и ревнивых мужчин города начать готовить месть орлу. Однако месть произошла даже без их прямого вмешательства. Дело в том, что женщины-орлицы, рождавшиеся от союза орла с обыкновенными женщинами, росли со скоростью орлиных птенцов. Поэтому за несколько месяцев эти существа вырастали во взрослых женщин с орлиным носом и пухом на лобке. Но именно ими орёл пренебрегал, какие бы «конские хвосты» они ни сооружали у себя на головах.

По наущению мужчин такие женщины стали делать пластические операции по выправлению носа, а на лобке они выщипывали пух и наклеивали волосяной парик. Обыкновенных женщин мужчины перестали выпускать из дома, и на улицах города стали преобладать женщины-орлицы, сделавшие пластические операции. Несколько раз орла удалось провести, и он хватал своих дочерей за «конские хвосты», но, взмывая в небеса, видно, распознавал их и разжимал когти. Оказавшись в свободном падении, эти женщины, следуя зову своей орлиной крови, оборачивались орлицами, их руки превращались в крылья, и они улетали в неизвестном направлении. Но орёл обиделся, устрашился или разочаровался городом и перестал туда прилетать. Быть может, он выбрал другой город для своих налётов.

А женщины тем временем недоумевали и волновались из-за отсутствия орла. И хотя мужчина-орёл никогда не брал одну и ту же женщину себе в гнездо более одного раза, всякая женщина, однажды побывавшая там, не теряла надежды, что именно её орёл захочет взять ещё хотя бы раз.

Своим фланированием женщины, познавшие орла, лишь разжигали любопытство и желание в тех женщинах, что ещё только мечтали попасть к нему в когти. Те и другие напрасно задирали головы к небу в поисках стремительно увеличивающейся чёрной точки – она больше не появлялась.

Мужчины, в отличие от женщин, быстро поверили, что орёл исчез навсегда, и со злой ухмылкой смотрели на их торчащие «конские хвосты».

Женщина по имени Линн, которая мечтала об орле, решила не ждать его прилёта, а самой разыскать гнездо орла, забраться туда и поджидать орла обнажённой. Линн поехала за город, на берег леса, из которого прилетал орёл. Она не знала, где свито орлиное гнездо, но была уверена, что найдёт его.

Линн остановилась в отеле для любителей природы и решила сначала прогуляться по лесу. Она спросила у метрдотеля, велик ли лес, тот подтвердил, что велик, и вручил ей карту окрестных троп. Линн решила погулять часок и вернуться, чтобы отдохнуть перед началом систематических поисков. В лесу она намеревалась влезть на дерево и следить за летящим орлом и таким способом увидеть, где его гнездо.

Линн пошла по широкой тропе, было утро, и небо сквозь листву и иголки сияло синевой. Вокруг пели птицы, шуршали звери, скрипели деревья. Линн всю жизнь провела в городе и редко оказывалась в лесу – последний раз это было лет десять назад, когда муж взял её на романтическую прогулку. Все её впечатления от той прогулки сводились к ощущениям жёсткости земли и боли в ягодицах от муравьиных укусов. Теперь она была в лесу одна, и её захватила дикость природы.

Вскоре Линн заметила, что тропа превратилась в тропинку и то и дело грозит совсем исчезнуть. Линн вспомнила, что в пояснениях к карте было сказано, что некоторые тропинки могут временно теряться, а потом возникать вновь. Поэтому Линн не волновалась, когда под ногами оказался непротоптанный настил из иголок и листьев. Линн, привыкшая к цивилизации, утешала себя, что она скоро услышит шум проезжающих машин, выйдет на шоссе или где-то появится указатель, как в парках, что тропа такая-то находится слева или справа. Но ничего, кроме громкого торжества дикой лесной жизни, Линн не слыхала. Её вдруг охватил страх, что она не знает, куда идти, чтобы выйти из леса, она бросилась назад, где, как ей казалось, была тропинка, по которой она пришла сюда, но она бежала по лесу, а тропы не появлялось. Рядом мелькнул какой-то зверь и скрылся в кустах. Ей показалось, что это волк. Мысли закружились в голове у Линн, устрашая её ещё больше. Как ей выбраться из леса до наступления темноты? А если не получится, где и как провести ночь, чтобы на неё не напали дикие звери? Что ей есть и пить? И тут она вспомнила, что в маленьком рюкзачке за спиной у неё должно быть две сливы и бутылочка с минеральной водой. Трепещущими руками Линн стянула с себя рюкзачок и съела одну сливу. Воду она решила не трогать, хотя пить ей уже хотелось – это был неприкосновенный запас на крайний случай, решила она. Но в то же время она пыталась анализировать своё состояние – так вот что значит «паника». Нельзя позволять себе расслабиться. Нужно выбираться – или находить орла. Но как? Линн посмотрела на карту – на ней была обозначена река. Как далеко эта река от того места, где Линн находилась сейчас, и в какой стороне? Линн ещё раз огляделась вокруг себя, и ей показалось, что чуть подальше местность повышается. Она пошла в том направлении, и действительно, лес взбирался на холм. Вскоре Линн увидела сквозь деревья светящееся на солнце тело реки. Она подпрыгнула от радости и ещё лучше разглядела свою цель. Идя вдоль реки, можно было выйти к пристани, которая была обозначена на карте. Линн бросилась вниз к реке. Путь шёл через высокий кустарник, но Линн решила не сворачивать, чтобы не сбиться с направления, над ней сияло солнце, как ясный ориентир. Она продиралась сквозь кусты выше своего роста и убеждала себя, что движется в нужную сторону. Но в какой-то момент она засомневалась и решила, что если через час она не выйдет к реке, то нужно срочно возвращаться, чтобы успеть на холм до темноты – на холме ей представлялось более безопасно провести ночь.

Но направление было верным – заросли вдруг кончились, и перед ней в камышах у реки предстали два огромных лося. Линн остановилась как вкопанная. Лоси медленно повернулись к ней и тряхнули рогами. На лосиных мордах проступило недоумение. Линн стояла, моля, чтобы они не бросились на неё, а ушли. Она даже боялась на них смотреть и отвернулась в сторону. Лоси постояли, втягивая ноздрями воздух, медленно повернулись и пошли прочь от Линн. Она радостно вздохнула и зашагала к реке. Посередине реки была мель, и в этом месте река была неглубокой, всего по колено. Линн вышла на мель и увидела вдали пристань, к которой она стремилась. Великое счастье охватило её – вот оно, освобождение, свобода! Она вытащила бутылку и жадно отпила несколько глотков. Теперь все её городские проблемы казались смешными. Жизнь продолжалась, и ничего не было важнее.

В этот момент ей послышался клёкот – она подняла голову и увидела в небе пикирующего орла. Её на мгновение охватил страх, но он быстро сменился радостным трепетом. Орёл схватил её за «конский хвост» и взмыл вместе с ней в небо. Линн, только что осчастливленная спасением, теперь была осчастливлена ещё и грядущей любовью. Она смотрела вниз на лес и пыталась представить, как выглядит орлиное гнездо, в котором орёл должен обернуться красивым мужчиной. По мере полёта Линн стала замечать, что лес под ними редеет, появляются дома, и вскоре Линн узнала знакомый район города, а потом и вовсе свою улицу и дом. Орёл спустился к парадной и плавно поставил Линн у входа, а сам резко взмыл ввысь.

Линн испытывала двойственные чувства. С одной стороны, она была разочарована тем, что орёл, вместо того чтобы принести её в гнездо и там, обернувшись мужчиной, овладеть ею, принёс Линн домой, не испытав желания её вкусить. С другой стороны, она ощущала огромное облегчение от осознания ничтожности её городских проблем по сравнению с недавно испытанным лесным ужасом.

А соседи заметили, что Линн была принесена домой орлом – и завистливый слух прошёл по городу. Все стали ждать рождения очередной женщины-орлицы. Ведь орёл всегда выбирал женщину, готовую забеременеть.

Но произошло нечто совершенно противоположное. Линн, примеряя новое платье перед зеркалом, заметила у себя на лобке пух, повернулась кругом и превратилась в орлицу. Почувствовав необычную силу в своих руках-крыльях, она вспорхнула на подоконник и, пересилив первый страх, выпрыгнула из окна, расправила крылья, взмахнула ими и поднялась над городом. Теперь она точно ощущала направление, в котором ей нужно было лететь.