Текст книги "Хитник"

– А то, – согласился Глеб, входя в «Экономикон» следом за бабаем. На всякий случай закрыв за собой дверь на массивную щеколду, парень осмотрелся по сторонам – как оказалось, внутреннее убранство гостиничного холла полностью соответствовало «экономному» названию гостиницы. Тусклый плафон над дверью – то ли газовый, то ли масляный – высвечивал спартански непритязательную обстановку: пара тёмных окон по обе стороны двери, покрытый дешёвым линолеумом пол и непонятного цвета бумажные обои на стенах. Ещё ряд пластиковых стульев вдоль правой стены и невысокая стойка портье у другой – больше на первом этаже ничего примечательного не имелось.

В конце холла, наискосок перечеркнув дальнюю стену от первого до второго этажей, протянулась деревянная лестница – широкая, с прямыми ступеньками и поручнем. Общая планировка «Экономикона» напомнила Глебу виденные в кино-вестернах салуны: опоясывающий второй этаж балкон с заграждением и, конечно же, двери, ведущие в номера. Для полноты впечатления не хватало только пьяных ковбоев, визжащих девочек и регулярных выстрелов в потолок… хотя, как подумал Глеб, дело это наживное, местные селяне быстро освоятся.

Тем временем бабай, покряхтывая от усталости, поднялся на верхний этаж, открыл первую попавшуюся дверь и заглянул внутрь комнаты.

– Нормально! – крикнул сверху Модест. – Койка есть, бельё тоже. Я Федула тут уложу, а сам в соседний нумер определюсь, поди, они все здесь свободные, – бабай скрылся за дверью.

Глеб направился было к лестнице, когда в спину ему донёсся свистящий шёпот:

– Товарисч, а товарисч! – Глеб, едва не подпрыгнув от испуга, оглянулся: из-за стойки портье медленно, как усталая подводная лодка, поднимался некий гражданин устрашающего вида. Железный шлем, помятый медный панцирь и зажатая в руке рогатка не оставляли сомнений в том, что перед Глебом находился один из участников прошлой охоты. Вернее, из неучастников – наверняка перебрал пива и уснул под столом, не попав на разборку с призраками. Зато пережил удары огненных, ледяных и останавливающих боллов, пожар, вырезание корчмы из реальности плюс все её последующие колдовские изменения… Да, подобных лишений, ясен пень, в трезвом уме и твёрдой памяти никому не вынести! Глеб с умилением смотрел на нечаянного естествоиспытателя, ощущая, наверное, тоже самое, что испытывал академик Павлов, глядя на выжившую в опасном эксперименте собачку.

– Товарисч, – заговорщицким шёпотом продолжил незнакомец, – подскажите, где я? И почему? И вообсче, может, я крепко сплю и вы мне просто снитесь? Дайте подтверждение, товарисч!

– Да, вы спите, – замогильным голосом ответил Глеб, – и вам снится удивительный сон. Продолжайте отдыхать дальше, товарисч, не отвлекайтесь на всякие пустяки.

– Вас по-о-онял, – с растяжкой сказал гражданин и так же медленно опустился за стойку, откуда вскоре послышался размеренный храп. Глеб, хихикая, поднялся на второй этаж, нашёл незанятую комнату: разделся, отметился в крохотном санузле и, рухнув на узкую койку, немедленно уснул.

День начался с громких криков на улице.

Глеб продрал глаза, зевнул, встал с кровати и, почёсывая до неприличия отросшую щетину, подошёл к арочному окошку. Окно располагалось над входом в гостиницу, видимость была прекрасная: чистое блекло-синее небо, ни облачка, а стоявшее в зените солнце – аккурат между туманными стенами – намекало о скором обеде.

Поселковые домики отсюда, со второго этажа, казались чистыми и опрятными; вымытые утренним дождём островерхие крыши, покрытые одинаково серым шифером, создавали впечатление армейского единообразия и порядка. Впрочем, милитаристский дух портила разношерстная толпа, неуверенно топчущаяся перед «Экономиконом». Были здесь охотники-рогаточники, но уже без доспехов, мрачно глазеющие на чудную постройку; были и жёны охотников – удивлённо охающие, ахающие, причитающие из-за спин своих мужей. Меж взрослых, путаясь у них в ногах, бегала с криками шустрая ребятня, для которой всё происходящее казалось забавным праздником; вездесущие псины, всю ночь просидевшие взаперти вместе с хозяевами, теперь бурно радовались новому развлечению, добавляя к шуму многоголосый лай. А уж совсем поодаль, изредка поглядывая на всенародное собрание, флегматично паслись козы и коровы – похоже, весь посёлок собрался поглазеть на дивное диво! На превращённую в гостиничный замок погорелую корчму.

Перед народом, взгромоздясь на невесть откуда взятую бочку, ораторствовал Федул, бережно придерживаемый бабаем сзади за свитер – чтоб ненароком с высоты не сверзился. Гном в азарте размахивал ручками и притопывал ножками; издали казалось, что Федул отплясывает на бочке развесёлый английский танец «джигу». Глеб, всё ещё зевая, открыл окно, навалился грудью на подоконник и, рассеянно поплёвывая с высоты на пластиковый козырёк входа, принялся слушать о чём вещает гном: как оказалось, ни о чём. Друг Федул, не жалея красок, расписывал ночное происшествие – разумеется, в лестном для себя виде. Короче, врал напропалую.

– …И тогда великий Снюссер возвестил громово: «Возрадуйся, я пришёл дать тебе свободу! По милости нашего Императора, наслышанного о добрых деяниях твоих, отныне ты – вольный эльф!» И взмахнул он своим огненным посохом, и отпали у меня рога, и объяла меня чудесная благодать, от которой даже застарелый насморк сразу прошёл… И воскликнул я криком сильным: «О великий маг! Помоги славным жителям Перекрёстка, верни им корчму, не дай ей сгореть. Ибо это их радость, очаг вечерних бдений, не лишай же их удовольствия невинного…» И сказал добрый чародей: «Да будет так!» В тот же миг грянул страшный гром, затряслась земля и свершилось то, что свершилось…

– П-подтверждаю, – к бочке-трибуне, бесцеремонно расталкивая зрителей и заметно пошатываясь, выбрался знакомый Глебу «товарисч» в медном панцире, но уже без шлема. – Я всему тому свидетель! Всё видел самолично, чтоб мне лопнуть, коли вру… В подвале вина и пива – завались! Вино замечательное, я уже проверил вместе с товарисчем Мо… Модестом, ни одного бочонка не пропустил, аж замаялся малость. А есчё окороков, да солений-копчений, да колбасы без счёту… Знатный подарок, – устав от произнесённой речи, «товарисч» привалился спиной к трибуне и затих, безвольно уронив голову на грудь. Видимо, дала себя знать тщательная проверка винных запасов.

– И потому, славные граждане Перекрёстка, – сделав многозначительную паузу, с надрывом воскликнул гном, – учитывая мои заслуги перед обществом, я прошу вас о необременительной помощи: снабдить меня на дорогу к вольной жизни сообразным капиталом, дабы я не бедствовал и не христарадничал в пути, – Федул патетически воздел руки к солнцу. – Небо не забудет вашей доброты! Типа того, ага.

– Небо не видело такого позорного пацака как ты, Федул, – с усмешкой передразнил гнома парень, закрыл окно и, насвистывая любимое «Мама, мама, что я буду делать…», направился в санузел, мыться под душем. А если повезёт, то и побриться – как-никак, всё ж гостиница! Глядишь, какая одноразовая бритва в умывальном комплекте и отыщется.

Бритва действительно нашлась: через полчаса Глеб – умытый, гладко выбритый и ладно одетый – собрался было спуститься на первый этаж. Но перед выходом неожиданно вспомнил наказ таинственного советчика по имени «архив номер три» и решил всё ж спрятать кинжал в неведомой ему надреальности. От греха подальше и во избежание неприятностей, так сказать. Однако для того, чтобы артефакт не материализовался в неподходящий момент, требовалось придумать редко используемое в разговоре слово – особый звуковой ключ, который не произнесёшь случайно. Впрочем, долго ломать голову Глебу не пришлось: он припомнил аптеку Хинцельмана и лекарство, которым лепрекон вылечил своё похмелье; эхма, не захочешь, а запомнишь столь полезное название! Жаль, не попользовался таблетками, не запасся ими впрок…

– Каспарамид! – объявил Глеб и трижды несильно уколол себя в левую ладонь кончиком серебряного клинка. Кинжал исчез из руки: в неплотно сжатом кулаке остался лишь воздух.

– Оба-на, – почему-то ничуть не удивившись сказал Глеб и, распахнув дверь, вышел на ограждённый балкон. Вышел и остановился у ограждения, с подозрением глядя вниз, на первый этаж: как ни странно, в гостиничном замке было тихо и пустынно. Хотя после пламенной речи гнома и заявлений нетрезвого «товарисча» Глеб ожидал совсем иного – радостной суеты, установленных в холле столов и подготовки к пиру, что горой. Халява ведь! Можно сказать, красный день календаря.

Спустившись по лестнице, Глеб вышел на улицу.

Неподалёку от дверей стояли гном, бабай и знатный командор Калбасик – на этот раз сэр граничник был без зебры, но в привычном боевом облачении. А больше никого по близости не оказалось, разошёлся народ по своим делам… Или же его командорски, в приказном порядке отправили куда подальше от непланового праздника с неплановой выпивкой.

Сэр Калбасик что-то втолковывал гному тихим голосом, для Федула явно неприятное: гном, с независимым видом скрестив руки на груди, то и дело морщился – будто старого кефиру по ошибке хлебнул. И ещё раз хлебнул. И ещё.

Бабай, с двумя объёмистыми флягами по бокам и полным мешком через плечо, со скукой поглядывал по сторонам, ожидая окончания беседы.

– День добрый, – поприветствовал Глеб, подходя к троице, – у нас какие-то проблемы?

– Возможно, – коротко ответил сэр Калбасик. – Потому не смею вас более задерживать. Вот моё рекомендательное письмо на беспрепятственное пересечение любой из границ нашего Перекрёстка. Прощайте, – граничник сунул в руки Глебу запечатанный конверт, развернулся и, прямой как столб, ушёл по направлению к домам.

– Чего это с ним? – озаботился Глеб, пряча письмо во внутренний карман куртки, поближе к паспорту. – Не выспался, что ли?

– Да ну их всех к чёрту, – зло ответил гном. – Стараешься для людей, выкладываешься на полную катушку, а тебя чуть ли не вредителем объявляют! Не нравится, им, видишь ли, что меня дед Снюссер по личному приказу Императора амнистировал. Что дырки в «могильнике» заросли и сама башня обновилась, мол, на кого ж они теперь охотиться будут – это тоже на меня повесили… типа, если б не моя амнистия, то и дед сюда не приходил бы. А самое главное то, что с моей подачи корчму переделали! Нарушил вековую традицию, блин. Теперь им и замок снести жалко, и новую корчму как бы смысла нету строить… ха, вот же у пипла дилемма появилась!

Предупредили через Калбасика, если до сумерек отсюда не уберёмся, нас или крепко поколотят, или вовсе насмерть прибьют. Одно слово, хамство и огульный произвол, – убитым голосом подытожил сказанное Федул.

– Меньше врать и выделываться надо было, – безо всякого сочувствия заметил Глеб. – Заладил как пацан: «Я крутой! Это всё я натворил! О-го-го мне!» А после денежек клянчить начал, за свои никому здесь не нужные геройские подвиги… Тьфу да и только. Здесь народ тёртый, бывалый, хвастунов и имперских любимчиков однозначно не любят! А попрошаек тем более. Я так думаю.

– Ну и хрен с ними, – внезапно оживился гном. – Плевать! Зато через год-два о нас тут легенды рассказывать будут, а после слух пойдёт по всем Ничейным Землям – о великом бойце Федуле и его верных спутниках-оруженосцах. О грандиозной битве эльфа со злобным старцем Снюссером и убийственном выстреле колдовским бриллиантом в лобешник Спящему Деду – о, это многого стоит!

– Ты того, не слишком увлекайся, – охладил пыл Федула парень. – Во-первых, никто не видел твоей разборки с имперским магом. А во-вторых, он же – по твоей легенде – амнистировать тебя пришёл, а не драться! Как-то оно, понимаешь, одно с другим не состыковывается.

– Пускай время по своим местам честные факты расставит, – насупился гном. – Героическая правда обо мне, рано или поздно, всё равно всплывёт! Когда-нибудь, но обязательно.

– Знаем мы, что обычно всплывает, – усмехнулся Глеб, но развивать свою мысль не стал, пожалел «великого бойца», уж больно несчастным тот выглядел.

– Я так понимаю, уже можно идти? – деликатно напомнил бабай. – А то солнышко за туманную стену ушло, скоро, поди, смеркаться начнёт. Тогда нас бить станут, что, по-моему, никому из нас вовсе не улыбается.

– Да, действительно, – парень мельком глянул на небо. – В обход посёлка шагом марш! И чем скорее, тем лучше. – Глеб, подавая друзьям пример, бодро зашагал прочь от замка гостиничного типа, по пустырю, мимо домиков с шиферными крышами.

Минут через десять быстрой ходьбы беглые путешественники вышли на бетонную полосу дороги, окружённую рядами нечастых деревьев.

– Вперёд, наш боевой отряд! – Глеб махнул рукой вдаль, – к центру Перекрёстка, а дальше… Да, кстати! А куда дальше-то? Федул, ты, надеюсь, выяснил, где именно находится Музейная Тюрьма? Надо ли нам куда сворачивать, или же так и чесать по прямой, до самой западной границы?

– Не выяснил, – обиженно буркнул гном. – Потому что гадский Калбасик ничего конкретного про неё не знает. Слышал, дескать, чего-то, какие-то непонятные слухи, но что к чему – понятия не имеет. Ну и ладно, мы у кого встречного спросим. Или у другого граничника, более душевного, гостеприимного.

– В том-то и дело, у какого именно? – хмыкнул Глеб. – Как бы не пришлось нам впустую топать, мы ж не знаем верного направления! Выйдем, скажем, к западному граничнику, а тот направит нас на север, вот и делай ненужный круг.

– От судьбы всё равно не уйдёшь, – флегматично сообщил бабай, поправляя мешок на плече. – Коли суждено нам пройти лишнего, значит, будем идти. Не беда! Главное, провиант и выпивка имеется, а остальное как-нибудь само собой сложится. Я, к счастью, успел собрать в дорогу всё необходимое – когда ревизировал подвал вместе с неразумно охочим до пьянства «товарисчем».

– Провиант! – обрадовался гном, – выпивка! Я ж совсем позабыл об этой желудочной радости. Давайте устроим привал, причём немедленно, а? – Федул тут же принялся выискивать взглядом местечко получше, где можно было бы осесть и сытно подкрепиться – особенно выпивкой, после всех пережитых волнений. Однако подходящего местечка не нашлось: унылые сжатые поля к отдыху не располагали.

– Какой ещё нафиг привал? – удивился Глеб. – Вон посёлок, отсюда видно! Нет уж, давай уберёмся от него подальше, а там сообразим и поесть, и выпить.

– Резонно, – вынужден был согласился гном. – Тем более, что присесть всё равно негде, один лишь мокрый бетон да непролазная грязь полевого свойства. И вообще, жратеньки-питеньки можно и на ходу, – Федул похлопал по фляге на боку Модеста. – Что у нас в питейных и продуктовых запасах?

– В одной фляге свежее тёмное пиво, в другой – вино, – по-хозяйски подробно стал перечислять бабай, – домашнее, не слишком крепкое. В мешке копчёный окорок, пара резаных буханок хлеба, около десятка кружков сырокопчёной колбасы и головка козьего сыра. Одна, зато большая!

– Слушай, а обычная вода у нас есть? – заинтересовался Глеб. – Что-то ты о ней не упоминал. Как же в походе да без воды? Непорядок.

– Ха, сдалась нам та вода, – фыркнул гном, – баловство одно! Вон, подходи к любой луже и пей, никаких проблем. То ли дело пиво и вино, их в лужи не наливают, нет подобных жизненно необходимых дождей. А жаль, – от души посетовал Федул, – как бы оно пригодилось усталым путникам! Например, пивная гроза с сырным градом… такой, знаешь, копчёный сыр, завитый косичкой. Или затяжной марочный дождик, можно даже и из сухого вина, – Федул сглотнул голодную слюну и, ухватив бабая за полу фуфайки, требовательно заканючил:

– Жрать давай, срочно! Помираю, ослабеваю! И вина стакан, непременно… ты стакан-то догадался спереть, или как?

– Догадался, – кивнул Модест, на ходу выуживая из мешка кружок копчёной колбасы и полбуханки хлеба: разломив и хлеб, и колбасу на три части, бабай выдал каждому его порцию. Некоторое время путники шли молча, вгрызаясь в походные бутерброды, чавкая и утробно мыча – последнее относилось только к жутко оголодавшему Федулу. Дальше пошёл в ход украденный стакан; ни пиво, ни вино не остались без должного внимания. К счастью, фляги у Модеста были словно бездонные: невзирая на частые призывы гнома экономить выпивку – призывы к другим, не к себе, любимому, – и пива, и вина хватило с избытком всем, даже по полфляги осталось.

Негостеприимный посёлок остался далеко позади; безоблачное небо постепенно начинало темнеть – приближался вечер. Деревья вокруг дороги стали расти гуще, напоминая уже не защитную полосу зелёных насаждений, а самый настоящий лес. Пора было подумать о ночлеге – путешествовать через ночную чащу, пусть и по хорошей дороге, занятие не из радостных. Мало ли кто в том лесочке обитает: того и гляди, могут засаду по тёмной поре устроить, для ознакомления с карманами беззащитных путников… Рогатку Федула и свой запрятанный в надреальности кинжал Глеб стоящим оружием не считал, какой прок от них во время серьёзной драки!

Бабай, как будто подслушав мысли Глеба, неожиданно сказал:

– Кстати, на развилке дорог стоит довольно приличная избушка, как раз для таких, как мы, запоздалых путников. Правда, без всяких удобств, зато бесплатная. Может, поднажмём и успеем туда до темноты? Больно уж посреди леса на ночь останавливаться не хочется. Неуютно оно, понимаешь, некомфортно!

– А ты, брателло, откуда про ту избушку знаешь? – обрадованно спросил гном. – Ночлежная избушка – эт-хорошо. Пусть и дрянная, без тёплого сортира и умывальника, зато экономная до неоплачиваемости, что при нашем финансовом кризисе есть американческий вери гуд! Главное, чтобы крыша над головой да лавка, на которой растянуться можно. А всё остальное у нас самих есть – в смысле, выпить-закусить.

– Дык, один из селян ноне обмолвился, – охотно пояснил Модест. – Я там потолковал с утреца пораньше с первопришедшими к гостинице, пока вы оба отдыхали, они мне про избу-то и рассказали. А уж после ты, громогласный наш, вышел и начал с бочки соловьём заливаться о делах своих великих… Тут мне уже не до бесед стало.

– Ага. Гм, – смутился Федул, словно ему о чём-то неприличном напомнили, и поспешил сменить тему разговора: – Глебушка, а как там наш Хитник поживает? Что-то давненько я от него вестей не слышал. Уж не приболел ли он, сидючи в твоих заразно бестолковых мозгах?

– Точно! – в возбуждении щёлкнул пальцами Глеб, – то-то я последнее время ощущаю, что мне чего-то не хватает! Молчит Хитник, с прошлой ночи молчит. Как я «Экономикон» создал, так мастер-хак и умолк… Может, крепко спит?

– Давай наш Модя тебе в ухо даст, – сходу предложил неугомонный гном, тайком подмигивая бабаю, – не сильно, чуть-чуть. Чтобы, значит, у тебя небольшое мозготрясение произошло – глядишь, Хитник и проснётся… Если, конечно, он спит, а не ковыряется в своих замороченных архивах.

– Я категорически против! – не на шутку испугался Глеб, видя как бабай демонстративно постукивает кулаком об ладонь, – не дамся, мои мозги, собственные! И меня, гады, покалечите, и Хитника угробить можете. Голова всё ж, не задница… Вот доберёмся до гостевой избушки, там я и попробую с ним связаться, – клятвенно пообещал парень.

– Тогда поднажали, – решил гном. – Надо обязательно до темна успеть, ой надо! Глянь-ка, вроде бы на горизонте тучки собираются. – И они «поднажали».

Глава 14

Долгожданная избушка обнаружилась возле пересечения двух бетонных дорог, на специально оборудованной полянке – собранный из досок одноэтажный домик с небольшой верандой и тёмными неосвещёнными окнами. Точно такие же домики можно увидеть в любом садоводческом обществе, эдакий типовой вариант для непритязательных дачников. Рядом с домиком находился крытый колодец с воротом и мятым ведром на цепи; судя по отсутствию обязательной при таких домах будочки – с вырезанным в дверце сердечком – туалетные дела предполагалось решать в лесочке. На свой страх и риск.

За то время, пока путешественники добирались до полянки, небо затянуло низкими тучами и в конце концов грянул холодный, не по-осеннему проливной дождь. Так что последнюю сотню метров друзья пробежали, разбрызгивая лужи и громко, чуть ли не хором, ругаясь; бегущая изо всех сил троица напоминала известных киногероев, удирающих от вредного пса-барбоса с динамитной шашкой в пасти. В неожиданном соревновании победила молодость – Глеб первым пришёл к финишу стометровки.

Отдышавшись на веранде, парень толкнул незапертую дверь и вошёл в избушку. В домике, по вечерней дождливой поре, было темновато; лишь когда глаза привыкли к полумраку, Глеб разглядел нехитрую ночлежную обстановку.

Гостевая избушка роскошью не поражала: два двухъярусных лежака со скатанными матрасами, кухонный стол с керосиновой лампой и стопкой чистых тарелок, несколько табуретов, чугунная печурка с выведенной в крышу коленчатой трубой, а рядом с печуркой – аккуратная поленица колотых дров. Глеб скинул на один из лежаков куртку и кепку, нашёл возле лампы коробок спичек, зажёг фитиль: в избушке немедленно стало светло и по-домашнему уютно.

– Кр-расота! – радостно завопил с порога гном, – чисто, симпатично и, главное, сухо! Страсть как уважаю людей, содержащих жильё в надлежащем порядке… Эх, как бы мне тут не насвинячить сверх меры, – Федул с сомнением глянул на свой вытянувшийся от дождя свитер, хлюпающие водой кроссовки и равнодушно махнул рукой: – А, ладно, как-нибудь само собой уберётся. – Оставляя грязные следы, гном протопал к лежакам, стянул с себя мокрую одёжку и развесил её сушиться; поставив кроссовки на печурку, Федул принялся разжигать в ней огонь.

Бабай вошёл в домик чинно, не торопясь, первым делом сказал: «Мир сему дому!» и разулся сразу же за порогом, поставив мокрые лапти у стены; Глеб, застыдившись грязных туфлей, поспешил разуться тоже. Модест водрузил на стол мешок, там же сложил фляги, а уж после разделся, повесив фуфайку и будёновку на трубу печурки, для просушки.

– Опаньки, готово, – доложил гном, с лязгом закрывая дверцу печки. – Сейчас, брателлы, у нас будет жарко как в сауне – попарим, стало быть, продрогшие косточки! Чтоб никакая хворь после дождика к нам не привязалась. А для полноты эффекта обязательно выкушаем оставшееся вино… Ну и пиво заодно, чтоб в одиночестве не заскучало, хе-хе! – Федул раскатил матрас и завалился на лежанку, нога на ногу, руки под голову.

– Любопытно, кто ж здесь порядок поддерживает? – присев на табурет и наливая в стакан пиво спросил Глеб. Просто так спросил, риторически. Однако бабай, подумав, ответил со всей обстоятельностью:

– Да сами постояльцы, небось, и поддерживают. Это как в таёжной охотничьей заимке – кто пришёл, тот и временный хозяин. Живи сколько надо, но уходя будь любезен навести порядок, наколоть дровишек и оставить лишние продукты, соль, свечи и спички для того, кто придёт после тебя. В тайге всяко бывает, случается банка консервов на той заимке чью-нибудь жизнь спасает! Особенно зимой.

– А ты откуда знаешь? – лениво приоткрыл глаза Федул. – Охотничал там, что ли? Или вырос в тех местах, как мальчик Маугли таёжного розлива?

– Нет, – вздохнул Модест. – Мне дед рассказывал, он когда-то в тамошних краях залётных туристов-любителей промышлял. По долгу службы пугал… ну, бывало, и харчил их с голодухи, да. Но туристы со временем перевелись, а контрабандисты, что нынче кедр и сосну валят, ни в чертей, ни в бабаев не верят – чуть что, первым делом стреляют на поражение, а уж после выясняют, кто к ним среди ночи пожаловал. И с какой целью… Неинтересно теперь бабаям в тайге работать! Для здоровья вредно.

– Ага, – зевнув, сказал гном. Потом принюхался и спросил с тревогой: – Модест! Ты на печке готовить чего-то затеялся? У тебя подгорает!

– Это не у меня, а у тебя, – глянув на печку, рассудительно ответил Модест. – Обувка в собственном соку. С жаренными стельками.

– Мамочки! – вскинулся с лежанки гном. Обжигая пальцы и шипя сквозь зубы, Федул сбросил дымящиеся кроссовки на пол, те мгновенно прилипли к половицам расплавленными подошвами; в воздухе мерзко запахло горелым пластиком.

– Эх-хе, – горестно молвил гном, сидя на корточках и с грустью разглядывая испорченную обувь, – в чём же я дальше пойду? Босиком, да по осенней поре, да по дождю… Модест, понесёшь меня на ручках, а? До Музейной Тюрьмы, а там я уж как-нибудь сам. Может, позаимствую какую обувку у первого встречного экспоната, унты там или боты… чего-нибудь, но сопру обязательно! Да хоть водные лыжи, ей-ей.

– На ручках не обещаю, – бабай открыл входную дверь, избушку проветрить. – Уж больно ты тяжёлый, особенно если долго держать. Я тебе вот чего, я тебе лапоточки сплету, как у меня, – Модест указал рукой на кожаные лапти у порога. – Только лыковые, а то где ж я тут нужные для дела кожаные ремешки возьму?

– Лапти? – Федул, хмурясь, почесал в затылке. – А почему бы и нет? Легко, практично. Опять же – народное творчество, исконное и самобытное; типа, сермяжное, из глубины веков… Решено: бабай, плети лапти! Но обязательно модного фасона, – уточнил гном. – Мне немодные не нужны, какой с ними форс? Эх, ещё бы белую косоворотку, красные революционные шаровары и, всенепременно, крутую балалайку о трёх струнах! Ух как я тогда бы! О-го-го как! Да где ж в этой глухомани балалайку найдёшь?… Впрочем, я всё равно на ней играть не умею, – хихикнув, признался Федул.

– От немодных, конечно, форсу никакого, – согласился Глеб, допивая очередной стакан пива, – зато прикольно. Ты, Федул, зря не паникуй, подожди когда кроссовки остынут – глядишь, в них ещё можно будет какое-то время походить.

– Нет! Только экологически чистые лапти, – гордо отрезал гном. – Я уже загорелся идеей и меня теперь не остановить. Тьфу на те кроссовки, хлам синтетический! Хочу лапти-и-и, – капризно затянул гном, – причём немедленно! Лапти-и-и я хочу! Хочу-хочу-хочу-хочу…

– Федул, а давай винца тяпнем? – вклинившись в «хочутельное» завывание, торопливо предложил Глеб. – По стакашку.

– А давай, – немедленно согласился гном и, усевшись на соседний табурет, выжидательно уставился на парня.

– И то дело, – одобрительно прогудел Модест. – Нервы подлечить, а то вишь как тебя, Федул, на лаптях переклинило! Это, друже, от усталости, голода и стресса. – Бабай выложил из мешка на стол копчёный окорок, уставился на него в замешательстве. – Однако, нож потребен. Негоже зубами мясо рвать, некультурно оно! Поди, не звери, – Модест, не обнаружив на столешнице ничего, кроме лампы и тарелок, отправился бродить по избушке, заглядывая во все закоулки – а вдруг где нож оставлен? А вдруг кто расщедрился?

– Да ну его, ножик тот, – нетерпеливо отмахнулся Федул. – Глеб, давай твой чародейный кинжал, применим его по прямому назначению: мясца настругаем, хлебушка накромсаем… Опять же, печку от горелой пластмассы отчистить надо, а то до сих пор воняет. Давай-давай, не жмись!

– Ну ты придумал, – поразился Глеб, – чародейным артефактом да чугунную печку драить! Тем более мягким серебряным клин… – он осёкся: на ум парню внезапно пришла забавная идея. А, может, и не очень забавная, но ведь розыгрыши не обязательно должны быть только смешными и радостными, не так ли? Судя по тому, что показывают по телеящику в развлекательных передачах – не обязательно.

С озабоченным видом порывшись в карманах брюк, Глеб уставился на Федула перепуганным взглядом.

– Т-ты… ч-чего ты? – заикающимся шёпотом спросил гном. – Ки-кинжал по… потерял? – Глеб кивнул с крайне удручённым видом. – В куртке, в карманах бегом-бегом посмотри! – приказал Федул и сам же кинулся к лежаку, проверять глебовы карманы. Разумеется, ничего в них не обнаружилось; не успокоясь на достигнутом, гном заставил Глеба встать с табурета и профессионально ощупал его с ног до нагрудного кармана рубашки – куда только смог дотянуться.

Кинжала не было.

– Ай, всё пропало, ну всё, – гном в отчаянии схватился за голову. – А какие планы у меня были на твой кинжал, пальчики оближешь! Самые великие и потрясные: от переделки личного гардероба до коренной перестройки сообщества магиков. Его, понимаешь, властно-иерархической структуры управления.

– Ух ты! В Императоры, что ли, хотел податься? – оживился Глеб. – Офигеть!

– Почему бы и нет, – уныло подтвердил Федул. – А ты мне подлянку устроил, все устремления нафиг… Эх, натурально без кинжала зарезал! Блин. – Гном отобрал у Глеба стакан, налил из фляги вина и залпом выпил – горе-беду залил. Поправил душевное состояние проверенным способом.

– Вот, нашёл-таки, на подоконнике хранилось, – бабай уселся за стол, положил перед собой ложки-вилки и остро наточенный кухонный нож. – Давайте садиться ужинать… Эй, что тут у вас приключилось? – Модест с нарастающим беспокойством посмотрел на хмурого Федула, на безучастно разглядывающего потолок Глеба. – Ну-ка, признавайтесь!

– Этот Глеб Обычников, этот нехороший человек, он где-то волшебный кинжал посеял, падла, – сообщил гном, вновь наливая в стакан вино. – Как подобное можно ухитриться сделать – ума не приложу!

– А, может, и не потерял, – успокаиваясь, заметил бабай и принялся нарезать мясо толстыми ломтями, – может, кинжал сам ушёл.

– Как это? – в один голос воскликнули Глеб и Федул.

– Очень просто, – Модест достал из мешка хлеб. – Зачастую магические вещи сами решают, кому и сколько времени служить… Иногда, посчитав свою миссию выполненной, они уходят к другому владельцу. Или самоуничтожаются, полностью себя выработав. Но! – бабай аккуратно нарезал хлеб, сложил кусочки стопкой, – ежели та миссия не завершена, а колдовская вещица утеряна при непонятных обстоятельствах, то она, как правило, рано или поздно возвращается к потерявшему её хозяину. Так что не надо грустить, авось всё рано или поздно наладится, – Модест отобрал у гнома стакан, налил себе вина. – В общем, давайте ужинать и не грустить, лады?

– Лады, – буркнул гном, складывая трёхслойный бутерброд: два ломтя мяса, а между ними кусок хлеба. – Что ж, придётся подождать, пока артефакт вновь у Глеба не окажется. А уж после… – гном вгрызся в бутерброд, прошамкал: – мы такоффо ушудим, такого… ням-ням… понатворим, что весь мир вздрогнет. Станем богатыми и знаменитыми! У нас всё будет! Всё!

– И даже балалайка с революционными шароварами, – с серьёзным видом подсказал Глеб. – И косоворотка, непременно.

– Ага, – не слушая парня, в азарте согласился Федул. – Билл Гейц навзрыд заплачет, наши громкие узнав имена! Император от зависти на шёлков шнурке уда…

– Императора не трогай, – прекращая жевать, сурово сказал бабай. – Не по чину рассуждаешь, эльф! Я тебя очень люблю и уважаю, но некоторые темы всё ж трогать не надо. Не советую.

– Ну и ладно, – гном хлебнул винца из общего стакана, сказал задумчиво: – Но каким-нибудь королём я тогда стану непременно! Или царём… э, без разницы. Типа, хотя бы как Одиссей: найду себе подходящую Итаку и воцарюсь там навсегда. Насколько деньги позволят. Кстати, об Одиссее – непонятно чему развеселился гном. – Я вам рассказывал, как на самом деле была захвачена Троя?