Текст книги "Тетери-потятери! Иди! Поэзия"

Таки нет

 
Раз Григорий Цимбалюк
Ощутил, в природе глюк.
Потому как его хряк
В половых делах обмяк.
 
 
Нет, вы знаете, что кнур
В половых делах не шнур.
Не обмякнет, не свернёт,
Пока свинке не ввернёт!
 
 
Он для этих дел мастак,
И рождён не просто так,
А для счастия свиней,
И потомства длинных дней.
 
 
Вот я это написал,
А чего решить дерзал?
Ну, ослаб чуток кабан,
Что ж я сразу – в барабан!
 
 
Это было всё не так,
Цимбалюк сломал кутак.
Трактор сдвинул он на спор,
Проржавевший, без рессор.
 
 
Ну, а кнур был на кону,
Цимбалюк пропьёт жену,
Ну, а сала не отдаст,
Нет его, мол: Вас ис дас?»
 
 
Обвязав конец платком,
Трактор наградив пинком,
Гриц отправился к себе
Силы набирать в естьбе.
 
 
Тут пришёл свинячий грипп,
Кнур наш помер, Гриц загиб.
В целом, где та бузина,
Да дядька, сдохший от вина?
 

Под Сталинградом. Август

 
Тёмны тученьки над полем,
Грозовые облака,
Никого мы не неволим
Смерть найти наверняка.
 
 
Отходили к Сталинграду,
Без приказа ни на шаг.
И живую здесь преграду
Ощутил в сраженьях враг.
 
 
Год второй войны Великой,
Полыхает раной фронт,
Смертью страшной, многоликой
Уходя за горизонт.
 
 
Сколько нонче здесь поляжет,
Нам их всех не сосчитать.
Но, их смерть живых обяжет
Жизнь по-новому читать.
 
 
Так решили мы, однако,
Что за Волгой нет земли.
Сталинград – на сердце знаком,
Батальон! Огонь, пали!
 

Своих жалко!

 
«Чёрный ворон» и «Маруся»,
Атрибутикой утруся.
Явно, год тридцать седьмой,
И террор пришёл домой.
 
 
Жуткий Берия кровавый,
Злой мингрелец и лукавый,
Ловит в подворотнях дев,
И насилует, раздев.
 
 
А затем, в руках букет,
И талоны на обед.
Сам в Сухановскую в ночь,
Попытать людей не прочь!
 
 
Вот, мол, пик террора здесь,
И этапы по Бог весь,
Словом, полный беспредел,
Кто был честным, не у дел!
 
 
Двадцать лет как взяли власть,
Кровь такая пролилась,
Что утопнуть – дважды два,
Не болела голова.
 
 
Потому к ногтю не их,
Кто был раньше слишком лих,
Дачи, всякие пайки,
Старые большевики.
 
 
Но, нашёл и их топор,
Он продолжил старый спор.
Хрен романтикам в суму,
Погуляли, и в тюрьму.
 
 
На прагматиков рассчёт,
Тех, кто в обществе сечёт,
Строит, рулит, сталь варит,
И словесно – не горит!
 
 
Кстати, Берия – палач,
Был позднее, плачь, не плачь.
Лишь в году тридцать восьмом,
Стал наркомом при Самом!
 

Оставшиеся

 
Отсветом снега зелёным
Над нами луна,
Веретеном раскалённым
Горит на гитаре струна,
 
 
Отблеск костра отражает
Со врезками гриф,
Лес окружающий нам подражает,
Как лодочке риф.
 
 
Только палатка, да спальники
Против мороза и города ржи,
Все мы большие начальники,
Так что и врём не по лжи.
 
 
Завтра поутру отсюда
Взлетит вертолёт.
Ну, а пустую посуду
Медведь приберёт!
 
 
Просто решили собраться
По-новой друзья.
Много пришлось им подраться,
Что б выйти из грязи в князья.
 
 
В прорву слетели
Тревожные злые года.
Ну, а угрозы метели,
И холод совсем ерунда.
 

Суровый Дант не отвергал сонета

 
«Суровый Дант не отвергал сонета.»
Или «Иными мыслями пронизана планета!»
 
 
Если бы у бабушек выросли тестикулы,
Это были б дедушки, ну, и стоя сикали!
 
 
Если бы чего-нибудь, да с кабы смешать бы
Отросли б тогда елды, что бы всех сношать бы!
 
 
Сидит заяц на заборе, курит валяный сапог,
А на заячьем приборе надпись: Спи, Членистоног.
 
 
Вот петух пришёл на речку, ломом подпоясанный,
Там нашёл себе овечку… А лом, на хрен, выбросил.
 
 
Голова плыла по речке противу течения,
Хорошо с катамараном, просто развлечение.
 
 
А у нашего села, у села Чугуева
Наковальня проплыла, железяка ржавая.
 
 
Дворник выбежал, куда, ты ж железка, не звезда!
Так что, больно не звезди, лучше с литрой заходи!
 
 
Ничего что из железа, я считаю, это деза.
Пьём мы всё, что пьёт народ, а железка – женский род!
 
 
Песнь такая есть – куплеты,
Бди-куплеты, не сонеты.
Их язык и нрав остёр,
Всем по серьгам для сестёр!
 

Ночной патруль

 
У пекарни ноченькой
Булочки французские,
Да с колбаской сочненькой,
Вот уж нравы русские.
 
 
Не идти ж в столовую,
Там где парк автобусный,
Кашу есть лиловую,
Больно цветик гробостный.
 
 
А потом к заводику,
Путь к пивку заветному,
К вахте и проходику,
К счастью несусветному.
 
 
После в место тихое,
Отоспаться рады мы,
Время нонче лихое,
Что ж себе мы гадами?
 
 
Так служить согласные,
Мы же откровенные,
В патруле полиции
Парни здоровенные.
 

Жук и плодожорка

 
Раз приходит плодожорка
К колорадскому жуку,
Говорит, забита норка,
Мужу я гоню пургу.
 
 
Мол, с тобою мы врагами,
И как встречу, пасть порву,
Затопчу шестью ногами,
Причиндалы оторву.
 
 
Тот и верит, дурачина,
Что с убогого возьмёшь,
Словом, в целом, не мущина,
Час в постель не отожмёшь.
 
 
А с тобой, красавец рьяный,
Оторвусь по полной я,
Ты же буен, вечно пьяный,
Так пойдём, судьба моя!
 
 
Я по фруктам обретаюсь,
По картофелю ты спец.
Целый день в садах мотаюсь
Оторвёмся, наконец.
 
 
Нет вражды из интереса,
Очень разные пути,
Ты с картошкой тешишь беса,
Мне по яблоки идти!
 
 
И они создали пару,
Хороша была любовь,
Поддавали столько пару,
Что порой кипела кровь.
 
 
А теперь морали время,
Чё там я хотел сказать?
Нету тут морали бремя,
Надоело с ней влезать.
 
 
Аморальные герои?
Это как на них взглянуть!
А по мне такие сбои
Тоже способ отдохнуть.
 
 
И в стишатах нет подтекста,
Всё при них и наяву,
Мы ведь тоже не из теста,
И не курим трынь-траву!
 
 
А какой там кто расцветки,
Рассмотреть и разорвать,
В кубик-рубик будут детки?
И на это наплевать!
 

Жареные подробности

 
Сколько стоит идеал
Что прелюбы содеял?
И, желательно, ни в чём,
И в страстях, вот я о чём!
 
 
Ну, там Джоли без порток,
Между ног завороток,
Вся в истоме, как во сне,
На ней Клинтон в седине!
 
 
Волочкова на пляжу
Голосянку шлёт ежу,
Ты же с иглами, урод,
В тот же лезешь огород!
 
 
Я себе лежу в песке,
Вся-то в неге и тоске,
Тут ты впёрся между ног,
Поуродуй тебя Бог!
 
 
Ну, какой меж нами секс?
Вот по слову фекс, брек, пекс
Превратись в болеруна.
Ой! Им и баба не нужна!
 
 
Только радость, что скандал,
Остальное, всяк видал.
И за это вот деньгу?
Я смеюсь, до не могу!
 

Фильм ужасов! Сценарий

 
Колобка повесили,
Хоть и трудно было,
После, в морге, взвесили,
Килограмм на рыло.
 
 
Времена суровые,
Колобок – он с корочкой,
И жлобы здоровые
Ели хлеб с икорочкой.
 
 
Жуткая история,
Дело с каннибалами,
Видна бутафория,
Эпилог с анналами
Бабушке и дедушке
Хрен, а не точило,
Всё ушло соседушке,
Что донос строчила.
 
 
Девица-красавица,
Целка одинокая,
Хочет всем понравиться,
Тля головоногая.
 
 
С чёрно-красным знаменем,
Рыщет под сусеками,
Угрожает пламенем,
Связью с правосеками.
 
 
Полюбила колобка,
Окрутить хотела,
Ну, а тот моргнул слегка,
И слинял умело.
 
 
Мол, от бабушки ушёл,
И от дедушки ушёл,
С тобой счастья не нашёл,
Извиняюсь, я пошёл!
 
 
Не успел он про зверей,
«Воронок» уж у дверей!
Оказался – диверсант,
И коломенский курсант!
 
 
Тут нам нужен хэппи энд,
Настроений инструмент.
Реинкарнен колобок,
Даже сделали пупок.
 
 
А девицу встретил Он,
Лесбиянец Фарион.
Скоро пятое дитя
Понесут крестить шутя!
 
 
Все довольны, все смеются,
У меня, аж, пейсы вьются.
Или, может, не они?
А на ёлочке огни?
 
 
Отжигай, братан, гони,
Колобка не хорони.
Хрена ль будет? Сказка он.
Так что жги со всех сторон!
 
 
Я тут думал и гадал,
Колобок в петле? Скандал!
Но, есть же маятник Фуко,
И висит себе легко!
 

Сансон

 
В небе очень быстро вечерело,
Вон и месяц двинулся на дело.
Звёзды, чередом совсем не чинным,
Кувыркались в небушке овчинном.
 
 
Всё давало свет, хоть и немного,
Освещалась с кладбища дорога,
Это был январь – метельный месяц,
В город шла колонна, трупов десять!
 
 
Старший прозывался там Юпитер,
Вёл их жрать в прекрасный город Питер,
Мол, живьё там бродит в окоёме,
Словно шпроты в рижском водоёме.
 
 
Мертвецы гляделися прилично,
Сам Юпитер одевал их лично.
Новенькие саваны и тапки,
Голодны, и всех порвут на тряпки.
 
 
И уже почти дошли, бродяги,
Но, им повстречались доходяги,
Два бомжа вот первая их встреча,
Пили что-то в банке из-под «Лечо!»
 
 
И на них набросилася банда,
Получилось вроде реприманда,
Только лишь по разу и куснули,
Как в смертельном сне в момент заснули!
 
 
А потом рассыпалися тихо,
Лихо налетело тут на лихо.
Бомж несовместимым оказался,
И Юпитер сдох, как ни держался!
 
 
Грустная история, ребяты,
Мертвецы ни в чём не виноваты.
Кто же знал о смерти после смерти?
Ведь о ней не знают даже черти!
 

Льдинка

 
У меня на сердце льдинка,
Да не тает.
Там давно одна блондинка,
Обитает.
 
 
Проводницей оказалась,
Стюардесса,
Но, любовь не завязалась.
Тешим беса.
 
 
Нету чувства, нет совсем,
Одна лишь тяга,
Я спокойно сплю и ем,
Себе во благо.
 
 
А вот ночью мы единые
В постели,
Хорошо хоть ночи длинные
В метели.
 
 
Летом ночи коротки, а нам
Всё мало,
Я за эти ночи всё отдам,
Отравы жало.
 
 
Так меня захомутала
Эта дева,
Скрепы – словно из металла,
Сева!
 
 
Ну, а может чувство тут
Всё же?
А страдания придут
Позже?
 
 
Нас вот двое, идеал
В трахах!
И кто любовь нарисовал
В ахах?
 

Новизна

 
Как-то раз одна жена,
Отхлебнув любви вина,
Стала позы изменять,
Что бы секса суть понять!
 
 
Мол, когда сравнений нет,
И табурет – авторитет,
И она в том – не одна,
Мужу верная жена.
 
 
Камасутра – идеал,
Прочитал – и секс объял!
Пусть елда как у кота,
Новизна – не маята!
 
 
Позы разны по рукам,
По ногам, и по порткам,
Сбоку муж, вверху жена
Чашу страсти пьёт до дна,
 
 
Мужу водки подлила,
И на подвиг завела,
Ваня, мол, сегодня мы
В секс уйдём от поз тюрьмы!
 
 
Но, заклинило на раз,
Пыл любовный поугас,
Толь суставы подвели,
Толь народ не той земли.
 
 
Дверь открыли, как смогли,
Их в больничку привезли,
В дверь неся наискосок,
И сгибая ног мысок.
 
 
Разобрали, но с трудом,
Смех стоял на весь дурдом.
Ныне пара не у дел,
Страх охоту к сексу съел!
 
 
Только я вам так скажу,
В сексе колко и ежу!
А который аматёр
Тот в таких делах востёр.
 
 
На любителя и мёд,
Что горчит и вяжет рот.
На хрена нам новизна?
Новый год – вся в секс страна!
 

Груши и муж!

 
*чистая хренотень*
 
 
Как-то утром чей-то муж
Сильно перекушал груш.
То есть, значить, много съел,
Он проглот был и пострел!
 
 
Груша Груше тоже рознь,
Аграфена как огонь,
Хоть и мужняя жена,
Только чистый сатана!
 
 
Поругалась Груша с мужем,
Дом тащившим общим гужем,
Отвела, в натуре, душу,
Мужа пооббив как грушу.
 
 
Дальше – гольные намёки,
Муж на эти все упрёки,
Положил на Грушу ствол,
Тот с которым в мир пришёл!
 
 
Околачивать не стал,
Может ствол был слишком мал,
Только Груша взвыла в глас,
Мол, не муж, а пидарас!
 
 
Так разрушилась семья,
Груши вились, как змея.
Не арбузы ж эти груши,
Что бы плеть плести на суши?
 

Голохвостов был хорошим!

 
Ведь это же очень и очень!
Сказал и задумался сам.
Над чем мы там, в целом, регочем,
Слезу теребя по усам?
 
 
Родился и стал брадобреем
Бессмысленный некий герой,
Мы, вроде, глядим и мудреем,
Над ним усмехаясь порой!
 
 
Но, сей господин, для примера,
Был лишь Бальзаминову брат,
Гулял он, и ширилась вера,
В брильянт, что в полсотни карат.
 
 
Который найдёт на помойке
Расцвеченый модой петух.
Пусть будут и сшибки и сбойки,
Азарт у него не потух!
 
 
Серко обрели бы зятьюшку,
Девица – желанный ялдык,
На всяку старушку прорушку
Готовит славянский язык.
 
 
И вовсе мы все не боимся
Парнягу того, кузнеца,
И как же потом удивимся,
Увидив оскал у бойца!
 
 
Снесут к разъедрёному Богу,
Страну, где и жили Серко.
И к счастью откроют дорогу,
Да выжить на ней не легко!
 

Мурка

 
Долго продолжалась тайная работа,
Мурка была в банду внедрена.
Началась охота, а её забота,
И опасна и замудрена.
 
 
Кто пошёл на дело, сколько пушек было,
Кто барыжил добытый хабар?
Грустно и уныло, всё наружу всплыло,
В банде кипеж был и тарабар!
 
 
Но, волки не лохи, ни к чему тут охи,
Есть среди воров своя ЧеКа.
И как-то раз на вздохе, скажем так – подвохе,
Подловили Мурку два волка.
 
 
В ресторанном зале с агентом из МУРа
Мурку увидали, всё поняв,
Плановая встреча, опер-агентура,
И ушли оттуда, месть уняв!
 
 
А немного после, возле ресторана,
Мурку раскатали в два ствола,
Боль, на сердце рана, от глубин обмана,
Мурка, ты скажи, что за дела?
 
 
Климова Маруся, капитан запаса,
Ты в реальной жизни ожила,
Ток пробил на массу, стала жизнь не в кассу,
Песня заменить тебя смогла!
 

Погоды и мечты

 
Дождь по крышам стучит и по людям,
Неба серого вязкая муть,
По себе о погодах мы судим,
На себя примеряем чуть-чуть.
 
 
И тоскует в чащобе избушка,
Вечерок, и дымок над трубой.
В той избушке ждёт деток старушка,
Для неё это сон голубой.
 
 
Ждёт, что Гретхен и Ганс спозаранку
Увалили из дома тайком,
Что б к ночи набрести на полянку,
Где старушка их встретит чайком.
 
 
Но, посадит их старая в клетку,
Будет сытно и долго кормить,
Всё затем, что бы съесть малолетку,
И про братца, отнюдь, не забыть!
 
 
Только дети проворные были,
И старушку засунули в печь.
Все деньжонки забрать не забыли,
Перед тем как спокойно убечь!
 
 
И воротит старушку погода,
Посылает ей страшные сны.
Так всегда шутит с нами природа,
Тут коварные пассы видны!
 

После смерти физической!

 
Скажем так, в глубинах Ада
Проживанье – не награда!
Только, заслужил – носи,
О судьбе не голоси!
 
 
Ты бессмертен – срок идёт,
И не каплет, не течёт!
А глядишь, в судьбе зачёт,
Ангел в Рай тебя влечёт!
 
 
Там получишь белый клифт,
Станешь сахарно-соплив,
Балалайка, в виде арфы,
Нет ни выпивки, ни Марфы!
 
 
Тела, кстати, тоже нет,
Лезь на пальму, чти сонет,
Пой «Осанну», славь судьбу,
Как и все, дуди в трубу.
 
 
Ты один что ли такой,
Для кого покой дугой?
Подберёшь там корешей,
И в побег, набрав грошей.
 
 
Или, хоть чего добыв,
Ну, чего в Раю избыв.
Прямо к Аду караван,
И откроешь там дуван.
 
 
Боли нет, коль нету тел,
Рай и Ад не беспредел.
Будет мучится душа,
Очень долго, не спеша.
 
 
Или, если Рай, то кайф,
По-английски «лакки лайф»,
И теперь мне ясно всё,
Куда нас всех смерть несёт!
 
 
Мы в компьютер попадём,
В Ад и Рай мы побредём,
Но, не в тот, что на столе,
А в тот, что в Господа игре!
 

Любят всякое

 
Мой любимый – не мужчина,
Так, романтик,
Бытовая чертовщина,
Сбоку бантик.
 
 
Я и гвоздь могу вхреначить,
И проводку,
На стакане обозначить
Ровно сотку.
 
 
Пропахать на даче грядки,
Стоя пыром,
И прикончить беспорядки
В доме миром.
 
 
Уложить в кровать детей,
Помыть посуду,
Он же в мире весь идей,
Курвой буду!
 
 
Как во Франции дела,
Или в Чили?
Что-то пишет у стола,
Вон, весь в мыле.
 
 
Ничего меж нами нет,
Нету связок.
Секс бывает раз в сто лет,
Скуд и вязок!
 
 
Я слезами ночь солю,
Злая тема.
Просто я его люблю,
Вот проблема!
 

Где книги, Зин?

 
Встал наш автор поутру,
Руку протянул к перу,
Да нетленку вдруг создал,
И, не промах, и, удал!
 
 
Он построил роман так
Что б понял любой чудак,
И не с ясностью словес,
А с елдой наперевес.
 
 
На страницах – мордобой,
Секс и драка под гобой,
Тайна страшная и кровь,
Да жестокая любовь!
 
 
А потом уж пастораль,
Простыней оскал, мораль,
Ангелочки, гроб с крестом,
Автор всем грозит перстом.
 
 
И, глядите, вот венец,
Средь Гонкуров наш мудрец,
Без протырки в шортов лист,
В белых ризах, свят и чист.
 
 
При Союзе был бардак,
Кроем всё мы так и так.
А писатели, поэты
Были впереди планеты.
 
 
Книжку было не купить,
Тягу к слову не избыть.
В каждой хате – стеллажи,
Раз на софу, и лежи!
 

П.С.

Не перепутайте. Софа с маленькой буквы.

А то бы мы начитались!

Бебе!

 
Зло окутало планету,
Точно знаю, по себе.
Новый год, а денег нету,
Пьянству – бой, а мне бебе!
 
 
Это самое бебе
Не заслоночка в трубе,
Не плотина в огороде,
Запятая на судьбе.
 
 
И никто не виноват,
Даже самый крайний гад.
Я в бегах на ипподроме
Всё спустил в сплошном сороме.
 
 
Мне натура мысль речёт,
Получи бебе в зачёт.
То не вещь, что вся в себе,
А реченье – хрен тебе!
 
 
Говорю себе, дебил,
Лучше б доллары купил
По сто пять за доллар к носу.
Вот бы быть сейчас парносу!
 

Мурцовка

 
Раз Иванович Василий
С Петькой тюрю замесили.
Хлеб и чистый самогон,
Ешь, и радости вагон!
 
 
Эта вещь звалась мурцовка,
По сравненью с ней перцовка,
Слабовата и сдаёт.
Кто откушал, враз поёт.
 
 
Песни разные бывают,
Все, как выпьют, завывают,
Мол, товарищ ты наш Троцкий,
Впереди с отрядом флотским.
 
 
Ну, там, дальше, а-ха-ха,
Красна армия – лиха.
Революция и Лев
Расхреначат вражий хлев!
 
 
Утонул давно Чапаев,
Жива кучка раздолбаев,
И на слёте октябрят
Был чапаевцев отряд.
 
 
Прежде приняли мурцовку,
Дали песню про Каховку,
А за ней и песнь про Льва,
Спьяну вспомнивши слова.
 
 
Только Троцкий в это время
Выбит был давно из стремя.
Огинался за бугром
Политическим вором!
 
 
И чапаевцы пропали,
Кто куда сидеть попали.
А мурцовку всё же пили,
По ночам в барачной гнили!
 

Бабай и робот

 
Как-то раз один бабай,
Натянув свой свой малахай,
Посмотрел сквозь выход в степь,
И увидел сталь и крепь.
 
 
Робот там стоял уныло,
Стало всё ему постыло,
Он давно с иных планет
Рухнул в этот винегрет.
 
 
Подошёл бабай к железу,
Говорит в живую дезу,
Мол, беги и поскорей,
Здесь жильё царя царей!
 
 
Коли сильно рассержуся,
То от зла не воздержуся,
Опасайся и беги,
Мы тут все не хиляки!
 
 
Робот грустно рассмеялся,
Экземпляр смешной попался,
Говорит, прости меня,
Убегу, как от огня.
 
 
И взлетел высоко в небо,
Где давно по делу не был.
Перебрался на Луну,
Окопался и заснул.
 
 
А бабай, дутар освоя,
На улус весь громко воя,
О пришелце рассказал,
И на пальцах показал.
 
 
Он в ущелье потаённом,
Их народом заселённым,
На гранитной на стене
Расписал всё в тишине.
 
 
Человек, и из железа,
Да бабай, как антитеза.
Пораженье чужака,
И улёт за облака!
 
 
Рядом с ступою Яга,
Змей-Горыныча рога,
И в ведре стоит арак,
Вдохновитель всяких врак!
 

Вампиры атакуют

 
Говорят, вампиров нету,
Кто ж на мне оставил мету?
Я в шезлонге, на веранде,
Почивал, как в реприманде.
 
 
А проснулся, осязаю,
И признаться не дерзаю,
Атакован и покусан,
Я вампирским мелким гнусом!
 
 
Измельчал вампир наш ныне,
Приспособился к осине,
Мимикрирует зараза,
Напитавшись до экстаза!
 
 
Все приметы есть: летает,
Кровушкой себя питает,
До нельзя не уловим,
Просто хрень из сказок Гримм!
 
 
И окреп, вода святая
Сквозь их тучки пролетая,
Не приносит им вреда,
Вот такая ерунда.
 
 
Надо б выпить дихлофоса,
Кровь творя для кровососа.
Цапнет, сволочь, и в Раю,
А я песенку пою!
 

Ответ будет

 
Все холмы стали просто высотками,
А лужайки – пространством огня,
Накрывает противник нас «сотками»,
В небе «сушки», ЭРЭСом звеня.
 
 
Мой отец воевал в Белоруссии,
Там был ранен средь рек и болот,
Похоронен в Восточной он Пруссии,
И исчез там реванша оплот.
 
 
Вдруг у нас тут фашисты воспрянули,
Вон, на касках, приметой «Зиг хайль!»
И опять «Дранг нах остен» вслух грянули,
С оселедцами вшивая шваль!
 
 
А друг дружку приветствуют «зигами»,
Пан Шухевич на белом коне,
«Мессершмиты» сменилися «Мигами»,
Всё смешалось на этой войне.
 
 
Только мы просечём ситуацию,
Били батьки, и мы не хужей.
Перебьём эту всю авиацию,
Будет плач за погибших мужей.
 
 
И всего-то просили у Киева
Обойти наш язык стороной,
Но, оттуда, из логова Змиева,
Нам ответили этой войной!
 
 
Кулаком огнедышашим, маховым,
Нас вгоняли в разруху и боль,
Подчиняясь желаниям аховым
Превращали в босоту и голь.
 
 
Долго долго пружина сжималася,
Поглядим на обратный рывок.
Ничего на душе не осталося,
Жизнь в пыли у солдатских сапог!
 

Един

 
Цари с Кавказом воевали,
И так, почти что двести лет,
Но, горцы смело враждовали,
Кинжал кавказский метил след.
 
 
Товарищ Сталин разобрался
В манере, свойственной ему,
Переселить, всех кто не дрался,
А остальных велел в тюрьму.
 
 
Но, при малейших заварухах
Кавказ волчарой на дыбы,
Страна при Ельцине в прорухах,
И вновь с Кавказа в тыл гробы!
 
 
Вдобавок мразь из стран Востока,
И африканцев череда,
С зелёным знаменем Пророка.
На Русь надвинулась беда.
 
 
Но, Бог Россию не оставил,
Едина ноне мощь страны,
На путь содружества направил
Творец, стремления видны!
 
 
За Крым его корят вражины,
Готовы в злобе утопить,
А за него Чечни дружины,
Что не согласны отступить.
 
 
И дагестанцы, и ингуши,
И кабардинец и лезгин,
Свои ему отдали души
И горец, и селец равнин.
 
 
Да вся Россия, кроме диких,
Чьи интересы не у нас,
Любое наше мненье в пики,
А лица – чистый «вырви глаз!»
 
 
Зачем Господь на перепутье
Поставил Богова слугу?
Затем, что б тьма вселенской мути
Не перешла в войны пургу.
 
 
Господь в России посылает
Святых и праведных на бой,
И крест Владимира пылает
Над непокорной головой!
 

Только Бог!

 
Тьма во тьме Вселенных, и живых и тленных,
А при них есть множество планет,
Столько в звёздной дали, звёзд, что всё видали,
Только жизни во Вселенной нет.
 
 
Есть одна планета, разумом согрета,
Создана по слову Божества.
Только лишь сверхразум мог задумать сразу,
Проявив вершины мастерства!
 
 
И создать систему, проведя в жизнь схему,
Человек её венец венцов.
Нет нигде подобий, лишь в угаре фобий
Видим межпланетных мы отцов!
 
 
Бог решил всё сразу, сам и без приказу,
Значит есть сверхразум меж светил.
А у нас надежда, Бог поможет прежде
Чем мы включим ход наш на распыл!
 

Колонна пятая, людьми проклятая!

 
Сшит прикидик по натуре,
Облик строгий, во гневу,
Человек в литературе,
А девизом – пасть порву.
 
 
Кто с поэтом несогласный,
«Ватник», «валеный сапог»,
Стих получит многогласный,
В подтвержденье, что убог!
 
 
А права всегда тусовка,
Лиходейчичей кубло.
От Америки массовка,
Закопчёное стекло!
 
 
Слышь, поэт, валил бы что ли,
На свободные хлеба,
Вот огрузишься на воле,
Правда это коль судьба.
 
 
Ведь на Западе поэты,
На своих не сыпят дрянь.
А начнёшь писать сонеты,
Нету денежек. Табань!
 

Нечто жовто-блакитное

 
Глубокомысленное.
В предверьи скорого финала
Она в неистовстве стонала.
А я спросил, до родов сколько?
И услыхал, беременеет только!
 
 
Сомневающийся.
Я на солнышко гляжу,
И в сомнениях блужу,
Вдруг проснёмся поутру,
Глядя на чёрную дыру?
 
 
Хорошист.
Хорошо любимым быть,
Про нужду навек забыть.
Думал парень в прочной клетке,
Хвостик длинный свесив с ветки.
 
 
Голодной куме.
Вот уж масть, коль выбор есть,
Мужиков штук пять, иль шесть.
В Таиланде, говорят,
Их можно вовсе на подряд.
 
 
Нехорошие они.
Не родятся апельсины
От берёзы, иль осины.
Толерантности в в них нет,
Потому ранжовый цвет!
 
 
Газетная страдательная.
Я – давалая давалка,
Заплатите, сколь не жалко.
Хочешь в зад, а хочешь ртом,
И с оплатою потом!
 
 
Укр. пресса.
Газетёр – не кенгуру,
Он давно отрыл нору.
Поскакал и в норку шасть,
Как бы сдуру не пропасть.
 
 
«Подробности» ТВ. Украина.
Реют цвета шведов над нами,
Жовто-блакитное гордое знамя.
Наши герои – Петлюра с Мазепой,
Смело сражались с судьбиной нелепой.
 
 
С переднего украя.
«Новый год, порядки новые,
И новой проволокой лагерь окружен.»
Сто невзгод, дела хреновые,
А наш блокпост уже не лезет на рожон!
 
 
Едина краина, на кой ей людина?
Всё хорошо, – как маркизой завещано,
Нас не разделит окопная трещина.
Все —украинцы, едина – краина,
Сало зарыли, вперёд, Украина!
 
 
Чому я не сокил?
С нами Америки грозная стать,
И коммунизму у нас не восстать.
Сало бы надо ещё перепрятать,
Ну, поскакал я, не сокил летать!