Текст книги "Девушка-огонь. 13 историй любви"

Девушка-огонь

…Мигающий жёлтый в долю секунды превратился в тревожный красный. Чертыхаясь и кляня про себя дурацкие распорядки, мотоциклист резко затормозил перед светофором, с эффектным лихачеством остановив переднее колесо своей черно-красной Хонды точно на белой линии, разграничивающей дорогу и пешеходный переход. Который, естественно был пуст – желающих переходить дорогу в три часа ночи не было; жители окрестных домов давно спали в своих тёплых постелях, набираясь сил перед новым рабочим днём.

«И для кого, интересно, здесь всю ночь загорается зелёный человечек?», раздраженно думал мотоциклист, нетерпеливо покручивая руль, как вдруг его слух уловил пронзительные крики, раздававшиеся откуда-то сбоку. Прислушавшись, мотоциклист явственно услышал отчаянное «Помогите! Мамочка! Помогите же кто-нибууудь!» Судя по голосу, кричала девушка; звуки неслись из бокового переулка, вливающегося в проспект сразу за светофором.

Мотоциклист огляделся – в пределах видимости не было ни машин, ни прохожих. Навстречу движению по тротуару держась за руки шли парень и девушка. Не дойдя до переулка, парочка бросилась на другую сторону улицы. «Сдрейфили…» разочарованно констатировал мотоциклист и, не дожидаясь зелёного сигнала, отключил фару и, проехав мимо красноглазого светофора, подрулил к переулку.

На узкой тёмной улице шла какая-то возня. Присмотревшись, мотоциклист увидел, как несколько мужчин прижимают к стене светловолосую девушку, которая отчаянно сопротивляется. Мычание и неразборчивый гортанный гул мужских голосов прервал девичий крик «Помогите!» и тут же затих – видимо кому-то из нападавших удалось закрыть ей рот.

У мотоциклиста в секунду вскипела кровь. Волна обжигающего гнева затмила разум. «Ах вы уроды!» пронеслось в голове. Сквозь ослепляющую ярость пыталась пробиться мысль о том, что силы неравны; но сердце лишь забилось чаще, накачивая кровь адреналином. Всего секунду мотоциклист смотрел на поле грядущей битвы, утверждая единственно верное для себя решение.

Что было силы выжав газ и включив фару, он свернул в переулок и с гортанным криком помчался на тёмную массу мужских рук, голов, ног…

***

…Минуту спустя небольшой пятачок переулка представлял собой странную картину. На асфальте вяло шевелились двое мужчин; чуть в стороне лежал мотоциклист в кожанке и шлеме. Рядом с ним поблескивал мотоцикл с крутящимся передним колесом. Ещё два мужских силуэта, сверкая подошвами, бежали прочь по ярко освещённому проспекту. Светловолосая девушка истерично всхлипывала и одергивала платье, пытаясь осмыслить происшедшее.

Как в замедленном кадре мужчины пытались подняться, сопровождая свои движения стонами и непонятным бормотанием. Мотоциклист оторвался от асфальта и хрипло спросил:

– Ну ты как?

Услышав этот голос, девушка бросилась к спасителю и заревела в голос.

– Ладно, не реви. Всё позади уже. Чёрт, как рука болит… Может, ключица сломана? А нет, рука вроде работает… Ты где живёшь, давай отвезу тебя. Надо валить отсюда. Садись и держись.

Мотоциклист поднял мотоцикл, развернул его к выезду из переулка, и покачиваясь, уселся за руль. Всхлипывающая жертва нападения спросила, махнув рукой в сторону копошащихся на асфальте теней:

– А …эти?

– А тебе не по х…? Шевелятся, значит живы, – ответил брезгливо мотоциклист, – Садись. По дороге покажешь, куда ехать.

Семь минут спустя они стояли у освещённого фонарём подъезда километрах в трёх от места, где произошло нападение. Освежённая скоростью и прохладным ночным ветерком девушка в платье, неуклюже слезла с мотоцикла и сказала, обращаясь к мотоциклисту:

– Спасибо Вам. Если бы не Вы… Если бы не Вы… – Продолжить фразу у неё не хватило духа.

Мотоциклист снял шлем. Длинные рыжие волосы рассыпались по обтянутыми чёрной кожей куртки плечам, заиграв яркими всполохами в свете фонаря. Красивые тёмные глаза смотрели грустно и устало.

– Не гуляй больше по ночам, подруга. Небезопасно это, как видишь.

Удивлённая сверх меры девушка в платье во все газа смотрела на свою …спасительницу. Мысль о том, что лихой мотоциклист оказался девушкой не укладывалась в голове.

– Как Вас зовут? – наконец, выдавила она.

– Наташа, – девушка улыбнулась и нахлобучила поцарапанный шлем обратно. – Иди, я дождусь пока ты зайдёшь в подъезд.

Светловолосая девушка послушно пошла в сторону подъезда. Открыв дверь, она повернулась и сказала с чувством «Спасибо, Наташа!.. Спасибо!» Её голос сорвался, и она растаяла в светлом проёме двери.

Мотоциклистка резко нажала на клаксон, к неудовольствию чутко спящих пронзив ночную тишину коротким прощальным сигналом, выжала газ и растворилась в густой предрассветной тьме московской ночи.

4 сентября 2013г.

Вероника

Меня посадили, когда я был уже вполне взрослым, состоявшимся мужчиной.

С целью в жизни, с очередной красавицей-женой, с вызывающей зависть коллег недвижимостью, с большими планами…

Всё рухнуло в один миг. И не то, чтобы меня «невиновным» упекли, нет, было конечно за что. Но вот только срок дали – мама не горюй! – настолько несоразмерный моим незаконным выкрутасам, что я почти два года после суда не мог придти в себя. За это время случилось многое – и недвижимость уплыла неведомо куда и красавица-жена сбежала и друзья молча исчезли один за другим…

Но всё это вызывало в душе лишь лёгкую досаду, потому что в ней полыхал совсем другой огонь – ненависть и жажда мести. Все эти огненные порывы были направлены в сторону лишь одного человека – следователя, который вёл моё дело. Имя «Илья Зиновьевич» было выжжено на душе кровавым тавром и вызывало приступы жгучей лихорадки.

Именно ему я ставил в вину, что вместо одной статьи, по которой я мог получить максимум 7 лет, в моём деле «выросли» целых пять, включая особо тяжкие. Суд оценил мастерски составленный следователем «букет» на двадцать лет…

Двадцать лет!

Можете себе представить, что такое двадцать лет для молодого полного сил мужчины с грандиозными планами? И всё из-за того, что подосланный мне судьбой беспринципный следак захотел выслужиться перед начальством, состряпав красивое дельце… О, как я его ненавидел! Эта ненависть и убивала, и одновременно придавала сил. Начиная с третьего года отсидки я строил всевозможные планы мести мерзавцу. Воображение рисовало одну картинку за другой, с каждым разом страшнее и красочней. «Подожди, Илья Зиновьевич, – мысленно обещал я ему, – твой личный армагеддон ещё впереди!»

Гонимый жаждой справедливого возмездия я начал заниматься в лагерной «качалке». Через какое-то время мне пришла мысль, что убить его и снова сесть будет равносильно самоубийству – в мои планы не входило провести всю жизнь в тюрьме. Я начал обдумывать более изощренные и изысканные варианты мщения. За десять лет окончил заочные курсы психологии и юриспруденции, самостоятельно освоил английский, перечитал всю местную библиотеку и подтянул свой IQ на несколько пунктов… Все это требовало больших усилий, поскольку тюремная жизнь постоянно отвлекала от самосовершенствования…

Год назад у меня появился новый сосед по проходняку – молодой быстроглазый парень, чем-то напомнивший мне меня самого лет пятнадцать назад. Тогда я и не подозревал, что именно этот парнишка подтолкнёт колёсико моей пропащей судьбы к переломному повороту… Санька оказался отличным приятелем, надежным и с понятиями, но при этом задиристым и упрямым. Пару раз пришлось помочь ему выпутаться из затруднительных ситуаций и, в конце концов, он стал прислушиваться к моим советам…

У Саньки на воле осталась зазноба, с которой он перезванивался, как только выпадала малейшая возможность. Зазнобу звали Юлька, и часто из Санькиной трубы до меня доносились отзвуки её пронзительного заливистого смеха. Однажды я вдруг поймал себя на том, что с завистью прислушиваюсь к их воркованию… Видать, и Санька понял моё настроение и однажды в шутку предложил познакомить меня с Юлькиной подружкой – жизнерадостной девушкой с красивым именем Вероника.

Я никогда не стремился заводить заочные отношения – во-первых, не верил в их искренность и долговечность, во-вторых, привык обходиться своими силами и зэки, которые тянули с «заох» деньги и передачки вызывали у меня пренебрежение. Да и не до глупостей мне было, ведь у меня была моя Цель. На воле меня ждал Илья Зиновьевич…

…Но устоять перед соблазном живого общения с приятной девушкой я всё же не смог.

Вероника совершила переворот в моей устоявшейся жизни и утрамбованной отчаянием философии. Разговоры с ней были как затяжные глотки свежего воздуха, врывающиеся в затхлое помещение через распахнутую в летний дождь форточку… Юная, неиспорченная соблазнами современной жизни, девушка оказалась обладательницей сильного характера и неисчерпаемого жизнелюбия. Проникнувшись жалостью к «несчастному сидельцу», она решила взять надо мной шефство и ежедневно обсуждала со мной всевозможные сценарии моего возвращения в жизнь, поддерживая и заряжая своим оптимизмом. Мы обсуждали, чем я мог бы заняться на воле, как много сейчас интересных возможностей в жизни, сколько существует путей и дорог для амбициозного человека с мозгами, как важно быть настроенным на позитив и крутить в голове картинки неминуемого успеха… Незаметно для себя я втянулся в эту полусказочную игру в счастье. Всё реже и реже вспоминал о своей Цели, потому что в голове настойчиво крутились образы Вероники и новой жизни, которая обязательно встретит меня на пороге свободы… Настал день когда я понял, что влюбился и представляю свою дальнейшую жизнь только накрепко связанной с жизнью Вероники.

Это открытие стало для меня сладко-горьким откровением… Что я могу дать этой девочке, кроме своей ненависти? Как она представит меня своим друзьям и семье? Будет ли счастлива рядом с бывшим зэком – она, которую ждет ясное и чистое как июльское небо будущее.

Наше чувство оказалось взаимным, и счастье переполняло меня даже среди серых прокуренных лагерных стен. Впервые в жизни я начал писать стихи – я рифмовал строчки о листочках и цветочках как какой-нибудь влюбленный шестиклассник. Я больше не замечал колючку, меня перестали напрягать шмоны, я уже не вздрагивал на проверках… Я думал только о Ней. И лишь одна посторонняя мысль иногда разъярённым сверлом ввинчивалась в мозг: месть! «Неужели ты позволишь этой гниде, укравшей у тебя двадцать лет жизни, спокойно доживать свой век?!», – нашёптывал какой-то противный голосок, и кожа покрывалась мурашками ярости. Ненависть никуда не исчезла, она тлела где-то глубоко в моей душе, прикрытая красочными цветами любви…

И я стал пытаться соединить несоединимое – вписать свой план отмщения в яркую картинку нашего с Вероникой грядущего счастья…

Всё рухнуло в тот день, когда Вероника впервые приехала ко мне на короткое свидание. Её фамилия вызвала у меня нервный трепет. В наших разговорах мы почти не касались темы её семьи, я знал только, что её мать учительница, а отец работает снабженцем в какой-то госструктуре. И вот как гром среди ясного неба – идя в комнату свиданий, я услышал ненавистную мне фамилию!

Вероника ждала меня за стеклом – прекрасная и сияющая как бриллиант в ювелирной витрине. Ещё надеясь на простое совпадение, но уже предчувствуя душой страшную правду, я спросил у неё имя отца. Её лучистые голубые глаза посмотрели с нежностью, уголки губ безмятежно приподнялись в радостной улыбке. Тюрьма показалась ей пугающей и неуютной, но она видела только меня, улыбалась только мне.

Господи! Это моя женщина! Та, которую я ждал почти сорок лет! Та, за которую готов не раздумывая умереть! Та, которая вернула мне жизнь, и которая подарит жизнь нашим детям! Вероника! Моя мечта, моя Богиня, моя любовь!

Её губы размыкаются, телефонная трубка потрескивает и шепчет мне прямо в ухо изумрудным сопрано: «Илья Зиновьевич…»

Ночь с Жанной Д'Арк

Шел второй день, как они покинули Нанси. К вечеру отряд совсем сбавил скорость. Кони устали, путники замёрзли. Ноябрь хоть и не был особо холодным, с наступлением сумерек всё-таки давал о себе знать. Когда знаменосец выронил из застывшей руки золотое знамя с чёрным крестом, Жиль понял, что пора делать привал.

Дорога шла вдоль реки и, к счастью, за очередным поворотом показались огоньки окрестной деревушки. Жиль отправил нескольких кавалеристов к реке, чтобы выбрали место для водопоя, остальных в деревню на постой, а сам развернул карту. В этом месте река Маас делала небольшой поворот; а судя по карте, чуть южнее деревни был незамерзающий источник, где можно было пополнить запасы питьевой воды.

Взяв с собой дюжину верных людей, Жиль отправился к роднику. Карта не врала. Под большим камнем журчала вода, а совсем рядом, за редким кустарником был виден костер и несколько тёмных фигур. Одна из них двигалась вокруг костра и размахивала руками. Жилю стало любопытно, он подал знак своим спутникам, чтобы остановились, спешился и подошел к костру.

Блики пламени освещали угрюмые и усталые лица людей в лохмотьях, которые задумчиво слушали высокую девушку. Жиль присмотрелся. Юное лицо, сияющие светлые глаза, легкий румянец. На вид ей было не больше шестнадцати. Одета она была чуть лучше, чем сидящие вокруг бродяги. «Девушка из деревни, принесла еды нищим, которых нынче полно на дорогах», догадался он и прислушался.

– Нельзя убегать! Когда война приходит в дом, его надо защищать! Я знаю, что очень скоро всё изменится. Вот увидите! Я помогу вернуть корону нашему дофину. Главное, добраться до него. Богу угодно, чтобы мы защищались!

– Дочка, не рассказывай сказки, – прошелестел один из стариков. – У тебя доброе сердце, но ты, наверное, слишком много мечтаешь за вышивкой.

– Это не сказки! – с горячностью возразила девушка. – Видите это дерево – она указала на росший невдалеке огромный бук, уходящий кроной во тьму. – Это дерево фей! Рядом с ним я часто слышу ангельские голоса. Их ни с чем не спутаешь. Они говорят так, как будто поют!…

«Деревенская сумасшедшая», – подумал Жиль, – «Но как хороша! Её речь просто завораживает! Такая могла бы повести за собой и целую армию! А ведь на вид совсем дитя».

Он вышел из тьмы в освещённый костром круг. Тени, сидящие вокруг огня, замерли. И только девушка смело посмотрела ему в лицо.

– Кто ты, рыцарь?

Жиля восхитила её смелость, но он не смог побороть соблазн произвести впечатление на юную деревенскую простушку.

– Жиль де Монморанси-Лаваль, граф де Бриен, барон де Ре к твоим услугам, юная дева.

Он чуть склонил голову, не спуская с неё ироничного взгляда, безуспешно пытаясь увидеть следы смущения на сияющем румянцем лице.

– Я Жанетта. Скажите, Вы идете сражаться?

– Увы, нет. Мы движемся во дворец дофина, Жаннета, потому что сражаться с англичанами самостоятельно у меня нет планов. А ты, как я слышал, призываешь этих несчастных беженцев ввязаться в драку? Может, тебе собрать свою армию из нищих и бродяг, юная дева?

Жанетта будто и не слышала издёвки.

– Барон прошу Вас, возьмите меня с собой к дофину! Я должна увидеться с ним! Я должна! Я могу спасти Францию!

– Это тебе твои ангелы сказали? – Жиль поневоле ощутил что-то вроде уважения к её уверенности. «Если и сумасшедшая, то явно с Божьим даром убеждать», подумал он про себя, а вслух сказал:

– Мои люди сейчас размещаются в деревне, и я с радостью передохну в доме твоих родителей. Пойдём, покажешь дорогу. Эти оборванцы вполне в состоянии поддерживать огонь и без твоих проповедей.

Ту ночь они провели под одной крышей, проговорив до самого рассвета. Жиль дэ Рэ, будущий маршал Франции, чернокнижник и «душегуб», из милости задушенный на собственной казни и на столетия превратившийся в страшилку для детей под именем «Синяя Борода». И Жанна д'Арк, будущая народная героиня, Орлеанская дева – спасительница Франции, мученица и святая, погибшая в страшных муках на костре инквизиции…

Она рассказала ему о голосах ангелов и о том, что она избрана Царём Небесным для защиты короля Франции. О том, что она не боится ни холода, ни голода, ни насмешек и прямо сейчас готова идти с ним к дофину. О том, как полгода назад она была у Бодрикура, коменданта ближайшего городка, который с усмешкой отправил её обратно к отцу. О том, что будь она во главе армии, первым делом сняла бы осаду с Орлеана. Она говорила о судьбе Франции так, как будто была полководцем, а не крестьянской девушкой.

Когда ночь в окне стала бледнеть, Жанна поднялась.

– Пойдем, – сказала она. Не задавая вопросов, Жиль пошёл следом. Ему казалось, что он околдован этой деревенской девчонкой с глазами мадонны.

Они пришли к «дереву фей», к гигантскому буку, у которого Жанне являлись голоса. Совсем неподалёку тлел вчерашний костёр, вокруг которого угадывались тёмные фигуры спящих беженцев.

Жанна склонилась над корнями дерева и стала разгребать припорошенный рассветным инеем слой прошлогодних листьев. Жиль увидел, как что-то сверкнуло и нагнулся, чтобы помочь. Под деревом лежал тяжелый меч, с мощной рукояткой и остро отточенным клинком. На гарде эфеса ясно читалась золочёная гравировка «Lib rateur de la France».

Жиль взял меч в руку и сделал несколько колющих движений. Клинок рассекал воздух с грозным свистом, металл приятно холодил руку сквозь перчатку.

– Откуда это у тебя? – спросил Жиль.

– Он появился под деревом, когда я молилась, ещё полгода назад. Именно тогда я решилась пойти в город и просить, чтобы мне переправили к дофину. Но меч тогда был слишком тяжёл для меня… И сейчас всё ещё тяжёл. Возьми его и сохрани для меня.

Жиль был восхищён. В свои двадцать три года он видел много женщин, но такой не встречал. «Ей стоило родится рыцарем!», думал он, оценивающе оглядывая высокую хрупкую фигурку. Сердце защемило от страшного предчувствия, но он отмахнулся от ненужных мыслей.

Утром они вместе помолились и …простились. Не смотря на твёрдую уверенность в том, что Жанна действительно избрана Богом, Жиль проявил врожденное упрямство фаталиста. Прощаясь, он сказал ей только одну фразу:

– Если тебе суждено спасти Францию, я буду под твоим знаменем до конца!

…Всадников уже давно не было видно, а Жанна всё смотрела туда, куда ушёл отряд. Она знала, что скоро уйдёт за ним вслед, чтобы выполнить предназначенное.

Последняя любовь Джо Дассена

В тот день он был действительно счастлив. Так счастлив, что, наверное, и умереть в такую минуту не страшно. На календаре было 17 августа, а за бортом самолёта – жаркое лето 1980-го. Газеты обсуждали обстрел турецкого консульства в Лионе, итоги «советской олимпиады» в Москве, которую проигнорировали некоторые весьма влиятельные страны, экстремальную жару в Венгрии, из-за которой температура воды в Дунае и в Балатоне била все рекорды, предстоящую премьеру мелодрамы «Банкирша» с Роми Шнайдер в главной роли…

Джо бегло просмотрел новости и отложил газету. В прохладном салоне самолёта, летящего над бесконечной гладью океана с ним были самые дорогие ему люди. И то, что пытался ему пролепетать двухлетней Джонатан казалось намного интересней газетных сенсаций. Его обожаемые сыновья и мама летели вместе с ним в поистине самое райское место на земле, в уютный уголок, который он открыл для себя почти восемь лет назад, и с первого взгляда «заболел» им. Радостное настроение усиливало предвкушение встречи с Натали. Выйдя из больницы в Нёйи после второго микроинфаркта, который настиг его прямо на концерте, он сразу же позвонил ей, и она пообещала, что возьмёт срочный отпуск, чтобы побыть вместе с ним на Таити.

*****

…Они познакомились в конце весны, когда он летел на Таити из Лос-Анджелеса. Джо сидел у окна, кресло рядом пустовало. Он задумчиво смотрел на облака, выкуривая сигарету за сигаретой, и думал о том, что, если ему ещё хоть раз придется лечь в больницу, он уйдёт со сцены насовсем. «Можно просто делать студийные записи новых песен, не обязательно ведь всё время гастролировать; пластинки ничуть не хуже живых концертов», пытался убедить он себя, но мысль не хотела задерживаться. Он возвращал её усилием воли и пытался додумать, а она ускользала, снова и снова…

Потянувшись за новой сигаретой, он заметил, что пачка пуста. По проходу шла симпатичная стюардесса, с бело-голубым шейным платком на трогательно тонкой шее. «Ей бы больше пошел ярко оранжевый или красный», подумалось Джо. Синий больше к лицу белокожим блондинкам, а перед ним была кареглазая шатенка, крепко сбитая, с загорелой кожей. Он поймал её взгляд и глазами попросил подойти.

– Чем могу помочь Вам, сэр, – очень правильный английский казался слишком певучим, чтобы быть родным, гласные звучали чуть длиннее и как будто нараспев. Джо безошибочно определил в ней таитянку.

– Принесите, пожалуйста, сигареты, мисс – он показал ей пустую пачку и улыбнулся своей непринуждённоё фирменной улыбкой, от которой растаяло немало неприступных сердец. – И ещё, если можно, воды и – он усилием воли затормозил готовое сорваться с губ слово «бурбон» – …сухого красного вина.

– Конечно, сэр, – её ответная улыбка вспыхнула на милом личике как яркий фонарик. Луч солнца, ловко проскользнувший в салон самолёта через иллюминатор, отразился в белоснежных зубах, отправив во все стороны сотни микроскопических солнечных зайчиков.

«Совсем девчонка, ещё, наверное, краснеть не разучилась», с симпатией подумал Джо и отвернулся к окну. Со своей второй женой он когда-то тоже познакомился в самолёте, в маленьком самолетике, летевшем из Женевы в Куршевель. Она показалась ему такой нежной и беззащитной, когда, роняя слёзы перебирала нервными руками платочек, что он не смог устоять перед искушением утешить её. Страсть вспыхнула как спичка, которая, сгорев дотла, больно обжигает ладонь. Пять лет они встречались тайно и всё было прекрасно, но после свадьбы её как подменили. Милый жизнерадостный ангелочек превратился в хищную взбалмошную стервочку, и всего через полтора года брак стал невыносимым страданием, которое не приглушали ни алкоголь, ни более сильные средства…

Джо задумчиво сжал губы. Месяц назад он подал на развод, но всё ещё не был до конца уверен, правильно ли поступает. Ведь он действительно любил её. Может надо просто пожить немного врозь? Забрать у Кристин детей и дать ей время придти в себя. Ведь неурядицы и проблемы бывают у всех…

– Ваши напитки и сигареты, сэр, – симпатичная таитянка подала ему пачку сигарет, помогла разложить столик и поставила на него маленькую бутылку с сухим вином и два пластиковых стаканчика, один из которых был наполнен водой. Пока она расставляла стаканы, наблюдательный взгляд Джо заметил крошечную татуировку у неё на нижней части ребра ладони. Мозг автоматически распознал в мелких буковках что-то знакомое, что-то, что он уже когда-то видел.

– Как зовут прекрасного ангела-хранителя этого самолёта? – спросил он с немного застенчивой улыбкой. Стюардесса не сразу поняла о чём он спрашивает, а когда поняла, то покраснела и снова улыбнулась улыбкой «сотни солнечных зайчиков»: – Натали, сэр.

– Натали, – Джо немного посмаковал это имя голосовыми связками, – очень музыкальное имя, и Вам идёт, – Он улыбнулся и тут же стал немного вкрадчивым; так часто случалось, когда его захватывал азарт исследователя. Всё-таки этнограф в нём был неискореним…

– Вы позволите взглянуть на Вашу руку, Натали?

Из дневника Натали.

«Я чувствовала, что этот рейс будет необычным; всё утро ощущалось какое-то волнение и лёгкое покалывание в груди. Пассажиров было не очень много, в основном туристы, с чемоданами и кучей ручной клади. Один пассажир несколько выделялся на фоне этой разношёрстной и радостно возбужденной толпы. Он был в элегантных светлых брюках и белой рубашке, в тёмных очках, с небольшой дорожной сумкой в руке.

Приветливо улыбнулся, кивнул как старой знакомой, войдя в самолёт, занял место 27F и почти сразу уткнулся в книгу, покуривая длинные коричневые сигареты, от которых по салону разнёсся приятный запах благородного табака. Мы раздали пассажирам напитки и газеты и через какое-то время завтрак, после которого большинство задремало и в салоне стало тихо. Тогда элегантный пассажир оторвался от книги и попросил принести ему сигарет, вина и воды. Пока мы разговаривали, я разглядела его как следует. Густые вьющиеся волосы, невероятно яркие синие глаза, необычная форма губ, на которые хотелось смотреть не отрываясь, потрясающе располагающая улыбка, приятный запах дорогого парфюма и хорошего табака – вот мои первые впечатления. Хотелось улыбаться ему в ответ не профессиональной улыбкой стюардессы, а искренне и радостно, как старому другу.

…Я ставила стаканы на столик, когда он вдруг спросил моё имя, назвав меня ангелом, а потом неожиданно попросил показать руку…

У меня на руке есть крошечная татуировка «ariì», которую мне сделали ещё в детстве, когда я даже не понимала, что она означает. Несмотря на то, что татуировки на Таити считаются гордостью и украшением, стюардессам нашей компании строго запрещено наносить рисунки и надписи на тело. Первое время я тщательно замазывала это место тональным кремом и пудрой, но потом расслабилась – и вот результат! Этот обаятельный элегантный господин заметил мою татуировку! Сердце забилось от волнения, я ужасно боялась, что будет скандал и меня уволят.

Он бережно взял мою руку, прочитал вслух надпись и сказал на довольно хорошем таитянском языке: «Красавица принадлежит к знатному роду! Это интересно»

Я была изумлена. «Вы говорите на нашем языке?» спросила я тоже по-таитянски.

«Совсем немного», ответил он и перешел на английский. Больше чем знание языка меня изумило то, что он смог правильно истолковать мою татуировку. Я почувствовала, что снова краснею, как и тогда, когда он спросил моё имя.

«Меня зовут Джо», – представился он очень просто и протянул руку. Это было необычно, но я протянула свою в ответ. Всего лишь за одну минуту наши руки дважды прикоснулись… Его тёплое рукопожатие мгновенно сняло неловкость. Я пожелала ему приятно провести время и пошла обслуживать других пассажиров.

Трансатлантические перелёты всегда полны забот. Кому-то нужно одеяло, кому-то вода, кого-то постоянно тошнит, кто-то истерит, когда самолёт проходит через зону турбулентности. Есть пассажиры, которым скучно и они часто вызывают стюардесс без повода, например, узнать на какой высоте мы летим, какая сейчас погода на Таити, нет ли у нас на борту «чего-нибудь покрепче»…

Во время полёта я следила глазами за Джо и пару раз нам удалось перекинуться короткими фразами. Каждый раз он улыбался мне – как мне казалось, заговорщицки – и мысль, что он знает мой маленький секрет была приятна. Несколько раз к нему подходили другие пассажиры, и тут же отходили. Когда подошёл третий человек подряд, Джо вспылил и даже повысил голос: «Зачем вам эта моя закорючка?! Оставьте меня в покое! Я такой же человек, как и вы, я просто хочу отдохнуть!» Тогда я поняла, что все эти люди подходили к нему за автографом. Я не смогла утерпеть и попросила у помощника капитана разрешения заглянуть в список пассажиров. Напротив квадратика с цифрой 27F было вписано «Dassin».

*****

Те восемь часов, которые они провели на одном борту стали началом истории, которой, увы, вряд ли можно назвать счастливой. Едва они приземлились, Джо спросил, когда у Натали следующий рейс. Узнав, что она улетает только через два дня, он сказал: «Вот и отлично. Вы живёте в Папеэте? Знаете ресторанчик „Папит“ на площади Второго Июля, у берега? Я буду ждать Вас там завтра. Я завтракаю поздно, в два часа. Приходите, Натали, поболтаем».

На следующий день, когда они встретились «за завтраком» Натали узнала, что ради совместной трапезы он преодолел 200 километров, поскольку сразу после прилёта отправился на остров Тахаа, где у него был свой клочок земли с двумя крошечными фаре, в одном из которых он и заночевал. Этот жест покорил её сердце не меньше чем сам Джо – обаятельный, весёлый, расслабленный, безумно интересный рассказчик. Весь день он рассказывал ей небылицы про парижский бомонд и про приключения своей американской юности, и был ужасно доволен собой, когда Натали от его рассказов то безудержно смеялась, то совершенно искренне роняла слезу.

Вечер и ночь этого дня они провели вместе в небольшой квартирке Натали в Папеэте. Когда утром она стояла у окна, закутанная в простыню и смотрела как солнце поднимается над океаном, Джо подошёл, чтобы обнять её перед уходом, и прошептал на ухо:

А вот у окна дева светлая… Боже!..

Старинное платье и взгляд темных глаз.

Я в жизни иной ее видел, быть может,

Мечтал я и грезил… а встретил сейчас…

– Чудесные стихи, – Натали не поворачиваясь положила голову ему на плечо, не желая признаться, что ей не хочется, чтобы он уходил.

– Это Жерар де Нерваль, один из моих любимых поэтов. Странно, откуда он мог узнать о тебе? – Джо рассмеялся и крепче сжал её в объятьях.

…Когда неделю спустя она вернулась из рейса, он ждал её в аэропорту, чтобы увезти в свой дом на побережье и на два дня спрятать от всего мира. «Я хочу здесь остаться, Натали. Насовсем, – говорил он, накручивая её тёмные локоны на свои пальцы, – Нет разницы, где закопают тело, важна лишь душа, а моей душе здесь легко и спокойно и мне совсем не хочется никуда уезжать. Хочешь спою тебе что-нибудь?» Он брал гитару и пел ей и новые, и давно знакомые ей по пластинкам и радио песни. Пел по-английски, по-французски, по-испански, и сердце Натали замирало от красоты его голоса и мелодий.

Оба дня и обе ночи он был весел, бодр и неутомим, почти совсем не спал, много пел и рассказывал о своих грандиозных планах на лето. В первый день он учил её кататься на водных лыжах, смеясь и подбадривая; рядом с ним было совсем не страшно нестись на огромной скорости, преодолевая сопротивление воды. На второй день они отправились на автомобильную прогулку по острову, и устроили небольшой пикник, во время которого утолили не только голод…

Когда они вернулись в дом, уставшую от впечатлений и эмоций Натали сморил сон и Джо на несколько часов уехал в город, чтобы повидаться с кем-то из местных друзей. Она проснулась от его размашистых звонких шагов. Босиком спустившись из спальни в столовую Натали увидела, как Джо наклонился над отполированной поверхностью стола, чуть ли не припав к нему лицом.

– Джо? – позвала девушка.

Он вздрогнул от её голоса, поднялся во весь рост и резко запрокинул голову назад. Потом закрыв стол своим телом что-то аккуратно смахнул в маленькую серебряную коробочку, похожую на старинную табакерку. Повернувшись к Натали, он улыбнулся ей своей самой лучезарной улыбкой и сказал:

– Ты проснулась уже, принцесса? Очень вовремя! Мы приглашены на ужин к друзьям, так что собирайся.

Натали поняла, что объяснений по поводу того, что она случайно увидела, не будет и не решилась спросить, что он прячет в своей серебряной «табакерке». По её лицу пробежала лёгкая тень, но она улыбнулась и с сияющим лицом пошла к тому, кто ждал её внизу, такой желанный и уже любимый.