Текст книги "Тайна старого колодца"

Сомнений не оставалось. Бухарев был тем самым шофером ЗИЛа с бежевой кабиной, всучившим Столбову туфли и косынку, тем самым "дядей Гришей", у которого стажировался Щелчков. Оставалось выяснить, как эти вещи и серебряный портсигар, бесспорно принадлежавший Зорькину, попали к Бухареву.

В гостиницу Антон заявился уже в одиннадцатом часу вечера. Схватил в охапку щупленького Славу Голубева и закружил его в вальсе, восхищенно приговаривая:

– Какой ты молодец, Славка! Какой молодец! Если бы не ты, у Жарикова не кончились бы папиросы и я не увидел бы его серебряный портсигар. Славка! Я с тобой в разведку готов идти…

– Отпусти, ребра сломаешь! – вырывался ничего не понимающий Слава. – Ты можешь объяснить по-человечески?

– Нашелся дядя Гриша! Бухарев его фамилия. Судя по всему, в следственном изоляторе сидит. Я виделся со старушкой, у которой он квартировал, – Антон отпустил Славу и с размаха сел на свою койку. – Завтра я с самого раннего утра бегу в уголовный розыск. Дело Бухарева, кажется, ведет Степан Степанович Стуков. Это один из толковых инспекторов. Я его знаю. А ты позвонишь подполковнику и доложишь, что откопали мы с тобой "дядю Гришу". Понял, Славка?!

– Чего тут не понять? – Голубев подмигнул Антону: – А ты сомневался, Фома неверующий.

19. Концы в воду

На столе подполковника Гладышева зазвонил телефон. По тому, как требовательно и протяжно залились звонки, Гладышев понял, что вызывает междугородная.

Слава Голубев необычно взволнованным голосом, торопливо, но вразумительно доложил:

– Товарищ подполковник, нашли мы "дядю Гришу". Бирюков в уголовном розыске заканчивает его допрос. К вечеру вернемся домой, в райотдел.

– Молодцы! Особенно не торопитесь, постарайтесь все возможное выяснить до конца.

– Бирюков просил передать, что чемодан Зорькина утоплен в Потеряевом озере, – продолжал тараторить Слава. – Позвоните, пожалуйста, Маркелу Маркеловичу Чернышеву, чтобы он срочно организовал поиски этого чемодана. В нем вещественные доказательства должны быть.

– Ты когда-нибудь видел Потеряево озеро? – спросил Гладышев. – Скорее "дядю Гришу" в Новосибирске найти, чем в этом море воды чемодан.

– Бирюков сказал, что чемодан выброшен из машины в том месте, где дорога идет у самого озера. В общем, где тонул Бирюков. Это место Столбов знает.

– Другое дело… – Гладышев помолчал. – Я сам сейчас выеду в Ярское.

Откровенно говоря, отправляя Бирюкова с Голубевым в командировку, подполковник в общем-то был согласен с Кайровым и не особо верил в успех. Не так-то просто в городе почти с полуторамиллионным населением отыскать, по существу, неизвестного человека, хоть этот человек и не иголка. Сейчас, после сообщения Голубева, будто гора свалилась с плеч подполковника. Через полчаса после разговора с Голубевым он уже мчался на служебной "Волге" в Ярское.

Как обычно, Чернышева в конторе не было. Милицейская машина долго петляла по скошенным колхозным лугам, прежде чем подполковник отыскал Маркела Маркеловича. Обрадовавшись встрече, Чернышев выслушал подполковника, энергично хлопнул себя по коленке.

– Памятник вам при жизни надо ставить! Такой давности дело раскопали, – он почесал в затылке. – Глубокое озеро-то. Как искать, голуба моя, будем? Столбову можно поручить?

– Конечно. Почему ж нельзя?

– Тогда найдем! Лучше Столбова у нас в Ярском никто не ныряет. А спросил-то о нем вот почему: прошлый раз Кайров будто подозрение ему высказывал…

– Почему подозрение? – подполковник нахмурился. – Прежде чем до истины добраться, приходится сотни всяческих предположений перекрутить.

– Вообще-то правильно, – согласился Чернышев. – Дело серьезное. Тут с плеча рубить нельзя, чтобы дров не наломать.

Вечером за околицей Ярского, у берега Потеряева озера, можно было наблюдать необычную картину. Столбов в одних плавках, с длинным шестом в руках, обхватив ногами два сколоченных вместе бревна, словно забавляясь, медленно кружил почти на одном месте, будто измерял шестом глубину. Иногда он останавливался, осторожно сползал с бревен и скрывался под водой.

Вынырнув, отфыркивался, снова забирался на свое плавучее сооружение и, передвинувшись на несколько метров, принимался за прежнее. Чернышев и подполковник Гладышев сидели на берегу и внимательно следили за Столбовым.

Чуть поодаль от них, сбившись стайкой, нахохлились деревенские ребятишки, без которых конечно же не могло обойтись такое непонятное занятие. Не обошлось оно и без Егора Кузьмича Стрельникова. Неслышно подойдя к Чернышеву и подполковнику, он поздоровался, несколько минут, щурясь от вечернего солнца, глядел на Столбова и, не сдержав любопытства, проговорил:

– Никак, слышь-ка, глубину Витька измеряет…

Чернышев с улыбкой посмотрел на старика:

– Тебе, Егор Кузьмич, не сидится дома.

– Дак какие у меня дела могут быть дома, Маркел Маркелыч? Можно сказать, нахожусь на заслуженном отдыхе. А отдых я понимаю так: желаешь – дома сиди, желаешь – совершай прогулки. Вот когда мы с Юркой Резкиным помогать тебе приходили на сенометку, ты не ругался…

Стрельников помолчал, видимо, рассчитывая, что Чернышев поддержит разговор, но тот стал закуривать.

– Должно быть, что-то строить решили? – опять не утерпел старик.

– Фонтан в озере отгрохаем, чтобы вода метров на десять вверх бузовала, – серьезно сказал Чернышев.

– Ух, ты, мать честная! – Егор Кузьмич сдернул с головы картуз. – Дак это ж сколько денег на такое сооружение понадобится?

– Сто тысяч.

Старик раскрыл рот, похлопал белесыми ресничками:

– Не иначе, слышь-ка, заморских иностранцев встречать надумал, Маркел Маркелыч. Только, если разобраться, к чему такой агромадный фонтан? Прямо сказать – ни к чему. Будет вода переливаться из пустого в порожнее, и вся затея. Колхозникам смотреть на фонтан некогда. Пожалуй, только я зрителем номер один и могу стать. Иностранцы-то приедут и уедут.

– Ну, уж только один ты и будешь смотреть, – с самым серьезным видом проговорил Чернышев и показал на дорогу. – Вон Проня Тодырев, когда проснется, поглядит.

От деревни к озеру в неизменной тельняшке с обрезанными рукавами лениво-задумчивой походкой приближался Проня. Перед ним, пиная в дорожной пыли засохший лошадиный котях, как мультипликационный медвежонок, в длинных широких трусах колобком катился пацан Степка.

Не дожидаясь, когда Проня подойдет, Чернышев сердито сплюнул, поднялся и пошел к берегу. За ним потянулся Егор Кузьмич.

Подойдя к подполковнику, Проня поздоровался, несколько минут без всякого интереса глядел на Столбова, зевнул и сел на траву. Пацан Степка дал около него кругаля, шмыгнул облупившимся носом и погнал котях к густому репейнику, буйно лопушившемуся широкими листьями неподалеку на пригорке.

Молча просидев минут пять, Проня повернулся к подполковнику, равнодушно спросил:

– Вы, как понимаю, из милиции?

Гладышев кивнул головой. Проня кашлянул, словно хотел что-то сказать, но не решился. Столбов по-прежнему не выпускал из рук шеста. Чернышев, расхаживая по берегу, подсказывал, где лучше искать. Следом за Маркелом Маркеловичем тенью следовал Слышка. К ним подошел Юрка Резкин.

– Тут до вас молодой следователь был, – вдруг заговорил Проня. – Насчет колодца, значит, разбирался.

– Так… – неопределенно произнес подполковник. – И что же дальше?

– Просил меня бумагу написать. А чо писать? Все как ясный день. К тому же подчерк у меня некрасивый и время для писанины нет.

– Какую бумагу?

– Обнаковенную, навроде объяснения или заявления. Как Витька Столбов разводным ключом человека ухайдакал и ключ затырил. А на меня хотел свалить, что я упер у него ключ.

– Что? Что?.. – удивился подполковник. – Какой ключ? Какого человека?

– Тяжелый ключ, железный, каким гайки откручивают… – начал объяснять Проня, но его прервал басовитый детский рев.

Из-за лопухов, весь в репейных колючках, выкатился Степка и, размазывая по лицу слезы, подбежал к Проне.

– Чо базлаешь, поносник! – сердито прикрикнул на него Проня и виновато посмотрел на подполковника. – Во неугомонный пацан уродился! Чуть проглядишь, куда ни есть да врюхается. Сей секунд на глазах был и уже успел к репьям припаяться, – повернулся к Степке: – Заглохни!

Степка поперхнулся, разом прекратил рев. Сообразив, что от отца ждать помощи нечего, вытряхнулся из трусов и, громко швыркая носом, сосредоточенно стал отрывать от них репейные колючки.

– Вот я и говорю, чо писать. Все, как ясный день… – опять начал Проня, но и на этот раз его прервали.

Бойкий, весь облупившийся от загара сорванец из стайки нахохлившейся ребятни, наблюдающей с берега за Столбовым, звонко крикнул:

– Дядя Витя! Вот там камень замытый есть!

– Где? – повернувшись к нему, спросил Столбов.

– Вот там! – парнишка подбежал к берегу и показал рукой в озеро. – Я в него сколько раз макушкой долбался, когда нырял. Глубоко над ним, но донырнуть можно.

Столбов медленно добрался до указанного места и стал прощупывать дно шестом. Парнишка понаблюдал, плюхнулся в воду и подплыл к Столбову.

– Вот тут вот! – крикнул он, скрываясь под водой.

Столбов нырнул следом. Через несколько секунд оба вынырнули, подержавшись за бревна, отдышались и опять скрылись в воде. На этот раз они пробыли под водой дольше обычного и появились с чем-то тяжелым. Подполковник не сразу догадался, что это чемодан. Облепленная тиной и озерным илом, находка и впрямь походила на большущий камень. Столбов, придерживаясь за бревна, подгреб к мелкому месту, обмыл чемодан и тяжело вынес его на берег. Вокруг мигом собралась толпа.

Пластмассовые упругие стенки чемодана ничуть не пострадали от воды и не потеряли своего первоначального коричневого цвета. Только никелированные замки проржавели настолько, что их пришлось взломать. Подполковник перевернул чемодан и встряхнул. Вместе с илом из него вывалились несколько кирпичей и тяжелый разводной ключ. Все, как по команде, склонились над ним.

Оказавшийся ближе других к ключу Проня поднял его и стал вытирать от ила. Только Резкин и Маркел Маркелович продолжали смотреть на чемодан.

– Его?.. – тихо спросил Чернышев.

– Похоже, что его, – так же тихо ответил Резкин.

– А ключ Витькин… – вдруг сказал Проня, показывая пальцем на ключе выбитые зубилом две буквы "В. С", как иногда механизаторы метят свои инструменты.

Столбова будто ударили из-за спины. Он резко качнулся вперед, почти вырвал из Прониных рук ключ и уставился на него.

– Твой?.. – повернувшись к нему, удивился Маркел Маркелович. – Как он в чемодан попал?

Столбов растерянно обвел взглядом присутствующих, пожал плечами.

Чернышев поймал Проню за тельняшку, притянул к себе:

– Ты об этом ключе следователю толковал?

– Поговорим в конторе, подожди, Маркел Маркелович, – остановил подполковник и прикрикнул на раскрывших рты ребятишек: – Брысь, котята!

Егор Кузьмич Стрельников, испуганно переводя взгляд с одного на другого, удивленно проговорил:

– Антересная история, слышь-ка, а? Чемодан – в озеро и концы – в воду.

Проню повезли в контору на милицейской "Волге". Степка, так и не надев усыпанные репейными колючками трусы, сидел у него на коленях, восхищенно крутя головенкой по сторонам. У своей избы Проня попросил шофера притормозить и вытолкнул Степку из машины.

– А-а-а… – привычно запел Степка.

На крик из ограды мигом выбежала Фроська. Увидев Проню в милицейской машине, схватила Степку на руки и запричитала:

– Посадят дурачка, как пить дать – посадят! Вот же послал господь-бог чуду-юду на мою голову. Это ж наверняка опять в какую-то оказию ввязался…

20. Булочкин держит речь

Перед тем, как Слава Голубев позвонил подполковнику и попросил начать в Потеряевом озере поиск чемодана, Антон успел сделать многое. Пригласив с собою Жарикова, он прежде всего побывал в областном управлении милиции и узнал, что Бухарев, как и предполагалось, арестован по делу об убийстве женщины, труп которой подняли из канализационного колодца. Подтвердилось и другое предположение Антона – расследованием этого убийства занимался инспектор уголовного розыска Стуков.

Степану Степановичу Стукову, прозванному сослуживцами "Эс в кубе", было под шестьдесят. Большую их часть он проработал в уголовном розыске. Долгое время возглавлял розыск, а теперь, выйдя на пенсию, согласился по просьбе начальства поработать годик-другой инспектором по особо сложным делам.

Работу свою Степан Степанович знал настолько, что ходили слухи, будто уголовники, преступления которых начинал расследовать Стуков, безнадежно говорили "достукался". Это означало: сколько ни крути и ни скрывайся – скамьи подсудимых не миновать.

Антон познакомился со Степаном Степановичем на преддипломной практике и, шагая вместе с Жариковым из областного управления в уголовный розыск, радовался предстоящей встрече. Обрадовался и Степан Степанович.

– Какими судьбами?! – воскликнул он, когда Антон и Жариков вошли в его кабинет.

Антон улыбнулся:

– Гора с горой не сходится…

– А пьяный с милиционером всегда сойдутся, – шутливо подхватил Стуков, взъерошил свой седенький короткий чубчик и сквозь массивные роговые очки стал разглядывать Антона. – Первый раз вижу тебя в милицейской форме. А что? Идет, честное слово, идет! – и гостеприимно предложил: – Ну, садитесь, садитесь. Рассказывайте, с чем пришли.

– Хотим посмотреть на Бухарева, – придвигая Жарикову стул, сказал Антон. – У вас его фотография есть?

– Конечно, – Стуков порылся в столе, достал небольшой снимок и подал его Антону.

Со снимка смотрело широкоскулое небритое лицо пожилого мужчины: наморщенный лоб, спутанные волосы, короткая крепкая шея и тяжелый, будто испуганный взгляд широко открытых глаз прямо в объектив фотоаппарата.

Жариков, взглянув на фотографию, сразу признал бывшего сменщика. Антон поблагодарил его за помощь и, пожимая на прощанье руку, сказал:

– Портсигар придется пока у вас забрать.

– Зачем он мне! – отмахнулся Жариков. – Ворованный, не иначе.

Оставшись вдвоем со Степаном Степановичем, Антон подробно рассказал причину своего визита. Стуков, покачав головой, сказал:

– Сейчас должны привести на допрос оригинального типа. Такого клоуна нам разыграл, что пришлось психиатров подключать. Думали, свихнулся. Оказывается, все в норме – мепробаматом перехлестнул. В больнице подправили.

– Граф-Булочкин? – спросил Антон.

– Совершенно точно. В вашем районе его задержали. Так вот: Бухарев не знает, что Булочкин задержан, и всю вину по делу за убийство женщины валит на него. Мы вам об этом убийстве сообщали, когда ориентировку на Булочкина высылали. Булочкин с Бухаревым наказание вместе отбывали до побега. Потом Булочкин досиживал, а Бухарев где-то года с шестьдесят пятого был на свободе, работал шофером, а последние два года опять покатился по прежней дорожке. Пока неизвестно, чем вызвана последняя встреча Графа с Бухаревым. По имеющимся у нас сведениям, она носит почти случайный характер, но между ними произошел какой-то конфликт, после которого Граф улизнул от нас в ваш район. На предыдущих допросах он показаний об этом принципиально не стал давать. Сейчас мы с тобой проведем небольшой эксперимент. Показания Бухарева полностью записаны на магнитофонную ленту, кое-что из этой записи прокрутим Булочкину и посмотрим, как он на это среагирует.

Антон подал Степану Степановичу портсигар, взятый у Жарикова.

– Надо узнать, как вот эта серебряная штука попала к Бухареву.

– Думаю, что узнаем, – уверенно сказал Стуков. – Булочкин – рецидивист махровый. Такие не щадят своих, с позволения сказать, "коллег". К тому же, Граф, еще не зная показаний Бухарева об убийстве женщины, страшно на него обозлен. Затрудняюсь сейчас сказать, чем эта злость вызвана, но уверен, что, спасая свою шкуру, Булочкин выложит все, что знает о художествах Бухарева, если только он сам к этим художествам не причастен, – Стуков брезгливо поморщился. – Кстати, Бухарев – настолько отвратительная личность, какие очень редко встречаются!

В кабинет заглянул сержант и доложил, что доставлен для допроса Булочкин. Стуков кивнул головой, и сержант пропустил в кабинет Графа. Антон сразу приметил, что лицо Булочкина посвежело, руки перестали дрожать, взгляд стал высокомерно-презрительным. Граф спокойно прошел к приготовленному для него стулу, неторопливо сел и, нахмурив брови, уставился на Антона.

– Мы с вами где-то встречались, – прогово– рил он.

Антон кивнул головой:

– На первом допросе, в райцентре.

– Ба! Лейтенант из провинции. Вы соскучились обо мне или приехали на стажировку в областной уголовный розыск? Вас по-прежнему интересует мой друг Юра? Он что, в самом деле приказал долго жить? Или, быть может, в прошлый раз вы с подполковником не очень удачно шутили?

– Есть вещи, которыми не шутят, – строго сказал Антон.

Булочкин настороженно спросил:

– Его смерть вы хотите пришить мне?

– Мы хотим узнать правду.

– Прошлый раз я не темнил. Если хотите, повторю свои показания слово в слово.

– Завидная память, – Степан Степанович сухо улыбнулся.

– Моя профессиональная гордость, – Булочкин откинулся к спинке стула и посмотрел на Степана Степановича. – Предупреждаю, если вы меня вызвали по прошлому делу, то разговор у нас не получится. Мне ужасно надоело слышать одно и то же: женщина – канализация, канализация – женщина. До удивительности примитивное варьирование. Судя по тому, как годы намылили ваши волосы, вы неглупый человек и должны понять, что "мокрые" дела – не мое амплуа.

– Бухарев утверждает обратное, – спокойно сказал Стуков.

– Какой откровенный шантаж! – Булочкин засмеялся. – Я не очень высокого мнения об умственных способностях и моральных качествах Бухарева, но до такой наглости не докатился и он.

– Придется прибегнуть к помощи техники, – Стуков придвинул к себе портативный магнитофон. – Сейчас вы услышите…

– Блатные песни под гитару?

– Показания Бухарева.

Степан Степанович включил магнитофон. Кассеты пришли в движение, послышался голос, в котором Антон сразу узнал голос Стукова:

– Со всей серьезностью еще раз спрашиваю, кто все-таки убил женщину?

– Сколько можно вас убеждать? Булочкин убил! Думаете, почему он из Новосибирска смылся? Если бы не был виноват, чего скрываться… Запутать меня хотите. Ни при чем я здесь, гад буду, ни при чем! – говоривший даже всхлипнул, и Антон представил, как он вытирает слезы.

– Вы и в присутствии Булочкина эти показания повторите? – снова прозвучал голос Стукова.

– Конечно, повторю! Только Булочкин сейчас где-нибудь в Одессе разгуливает. Не так-то просто Булочкина взять, вот вы и стараетесь его дело на меня свалить.

Стуков остановил магнитофон, пристально посмотрел на Графа. Тот понял его молчаливый вопрос, но попробовал отшутиться:

– Явно бездарная и до удивительности нескладная песня.

– Бухарев – ваш сообщник, – сказал Стуков. – Представляете, что вам грозит? Вы узнали его голос?

Булочкин сидел все в той же независимой позе. На его лице нельзя было заметить ни испуга, ни растерянности. Только глаза смотрели колюче-настороженно, как у приготовившегося к прыжку хищника.

– У меня в сообщниках, как вы только что изволили выразиться, никогда не было кретинов. Я свободный и, по мнению одесской милиции, довольно незаурядный художник, – медленно заговорил он. – Надеюсь, вы дадите мне возможность не только услышать, но и увидеть этого любителя звукозаписей. Интересно, как запоет он в моем присутствии?

– Рассчитываете, очная ставка с Бухаревым вам что-то даст? – спросил Стуков.

– Непременно. Встречи со мною оставляют у людей неизгладимый след. У одних это приятные воспоминания о милом собеседнике, у других – горечь о навсегда утерянных ценностях. – Булочкин через силу улыбнулся: – Как я понимаю, вам терять нечего. Поэтому ведите сюда автора этих бездарно-нескладных песен, я буду держать перед ним шикарную речь.

Антон показал Булочкину портсигар.

– Вам знакома эта вещь?

Граф оценивающе взвесил портсигар на ладони, долго разглядывал рисунок крейсера, внимательно несколько раз перечитал дарственную надпись и посмотрел на Антона.

– Память мне подсказывает, что эта безделушка принадлежала Юре, которого я искал в вашем районе. Он подарил ее вам?

– К сожалению, нет. Юрин портсигар оказался у Бухарева.

Лицо Булочкина перекосилось в болезненной гримасе. Он провел ладонью по волосам, печально покачал головой и тихо проговорил:

– Бедный Юра, погибнуть из-за такой безделушки…

Антон и Степан Степанович молчали. Граф низко склонил рыжую голову. Было непонятно, то ли он позирует, то ли что-то обдумывает. Наконец Булочкин выпрямился, снова пригладил ладонью волосы и посмотрел на Степана Степановича.

– У кретина, звукозапись которого мы только что слушали, твердая рука. После нее люди не бюллетенят. Кое-что я знаю, но мне не приходило в голову, что судьба свела Юру с кретином. Я не хочу заниматься пересказом. Прикажите доставить сюда этого подонка, и вы все услышите из первоисточника. Моя речь будет краткой.

Стуков снял телефонную трубку и набрал номер. Бухарева доставили на допрос быстро. Увидев в кабинете Графа, он попятился к выходу, затем шатнулся в сторону, грузно опустился на стул и неподвижно уставился взглядом в пространство. Граф какое-то время презрительно разглядывал его, затем привычно откинулся к спинке стула и с усмешкой спросил:

– Ты не узнал меня, Гриня?

Бухарев сидел, будто набрав в рот воды. Граф повернулся к Степану Степановичу:

– Включите магнитофон. Нам стало скучно. Давайте послушаем…

– Не надо! – почти закричал Бухарев. – Я думал, что тебя не возьмут! Никогда не возьмут!

– Ты думал, Гриня?.. Это же так утомительно! – Булочкин посмотрел на Стукова и Антона, неестественно громко захохотал и широким жестом руки показал на Бухарева: – Оказывается, и в наш электронно-вычислительный век можно встретить мыслителя с лицом дегенерата и убийцы.

Бухарева словно схватили за горло. Массивная челюсть его отвисла, открыв крупный с редкими желтыми зубами рот, глаза бессмысленно уставились в одну точку:

– Никого я не убивал… Никого.

– Сволочь!.. Ты омерзительная сволочь, Гриня! – Булочкина заколотил нервный озноб, глаза покраснели. Граф будто задохнулся от злости, но взял себя в руки: – Маэстро мыслитель, после вашей звукозаписи выходить на волю нет ни малейшего смысла. Мои друзья не простят вам того фарса, который вы разыграли здесь перед работниками уголовного розыска. На второй же день они купят шикарный металлический венок и черную ленту из крепа со словами: "Он скончался оттого, что очень усиленно и много думал". Поэтому самое лучшее в вашем положении – предстать перед народным судом. Гуманные заседатели, может быть, уговорят председательствующего не давать вам вышку, хотя за одного только моего друга Юру вас следует повесить на самой прочной осине, – Булочкин прижал ладонь к груди, лихорадочным взглядом посмотрел на Стукова, затем на Антона и опять повернулся к Бухареву: – А теперь, маэстро мыслитель, прорепетируйте перед работниками уголовного розыска, что вы скажете народному суду о той печальной ночи на тринадцатое сентября шестьдесят шестого года, когда вас свела судьба с моим другом Юрой.

Бухарев смотрел на Графа бессмысленным взглядом. Граф, словно наслаждаясь его растерянностью, немного подождал и крикнул:

– Или мне сказать, сука?!

Бухарев вздрогнул, проглотил слюну:

– Я сам скажу. Все скажу…