Текст книги "Жизнь замечательных"

«человек в плащ-палатке и сапогах резиновых…»

 
человек в плащ-палатке и сапогах резиновых
с рюкзаком, полным белых и подосиновых,
в смешной шляпе защитного цвета,
куда-то идёт из лета.
 
 
по дороге просёлочной сапогами ших-ших.
хороший мужик.
 

«у розенбаума усы, как у моржа…»

 
у розенбаума усы, как у моржа,
но не за то любим он в час досуга,
не потому кассетка зажева.
 
 
а потому, что лишь гоп-стоп во степи подруга,
потому, что вальс-бостон в степи жена.
 

«дункан маклауд…»

 
дункан маклауд
ведёт аккаунт.
 
 
пейзажи, смешные килты, стишки.
но ни одной башки
окровавленной,
ни даже меч.
один раз только смерч
запостил,
 
 
да и тот потёр быстренько.
 

«при выходе из вагона забывал свои вещи…»

 
при выходе из вагона забывал свои вещи
и ехали вещи дальше одни, зловещи.
 

«милый куинджи…»

 
милый куинджи,
вешний и вышний,
трав позазнобырь,
огарь и выгарь в себя повлюбивший,
выгарь и огарь!
 
 
тучи камышные.
ветви скворешные.
степь неврастенька.
птицы помешные.
горы повышные.
стёгана деньга.
 
 
вялилась липушка,
побыли здеся,
вышли-повышли.
смейся-посмейся,
милый архипушка,
звонкий куинджи.
 

чаруса
(2016)

«из кандалакши посадные люди…»

 
из кандалакши посадные люди,
с мурма́нска,
с лавозера снова,
заходят на гриб боровик
с орудьем привольным простым,
покуда шатун-апатит
себя не заложит в берлогу
до синих апрель-ручеёв.
 
 
отщёлкает сёмга хвостом
рыбацкие байды.
 
 
да в сторону мглы засверкнёт
предпоследний комар.
 
 
и солнца не станет.
 
 
лишь вытегра речка течёт.
лишь ветер пакеты влечёт.
 

«плавица излегоша…»

 
плавица излегоша.
ивница на сомовочку.
на лог синий.
на сухую чеглу.
на битюжок-буравль.
 
 
тойда елизаветовкой чигорак
напеняет.
тойда манит кривуша.
тойда варона матюшина
по грибань учигла.
 
 
верно каверье:
 
 
енда шинокостная еманча плавица —
самовочка девица.
 

«люта шелонь!..»

 
люта шелонь!
 
 
ужинка – семка да ровка.
 
 
инницы лжа,
цаплинки кунью лусня,
жижицу голубочит.
 
 
а сама, черногузка-финёвка,
ловает пузна,
хлавит иной бобровец,
шершенка-свира,
шестиха иё бараздынь.
 

«идрица нища…»

 
идрица нища.
 
 
но ливица мне огнегоша,
перевольница счастливица
пыть намешочивать цне.
 
 
цепенкой хвырой бочить,
вожжить бубною и кыжей.
 
 
велой усыней лысти,
ораженья тая.
 
 
елким пупыром дрожить.
 

«кымслую евл евл…»

 
кымслую евл евл.
пшаную жавл жавл.
чашенного не птал,
изволожило ное мя!
 
 
«волымя-колымя» —
 
 
то клинанье изварное.
 

«пылка рубеженка…»

 
пылка рубеженка:
губенка мож, а мож добша.
 
 
толи ёолицей льстя,
толи локнём ало́я.
 
 
сверетица стербень.
порусти цевла усвяты.
 

«как на озере ильмень…»

 
как на озере ильмень
во ухе ловил пельмень.
 
 
бель русалка шуровалась
у завет куста.
 
 
но в ухе всё попадалась
только мста, мста, мста.
 

«инта нша безоглядный…»

 
инта нша безоглядный.
инта рса шипабесная.
инта крыл-любинец.
 
 
инты:
 
 
павшинские,
невертельные,
новострогожкинские
нежнедевицы —
парные
и широкие,
 
 
пшой и непрядвой чёркнутые,
воспоют за вас зеленя.
 

чужие письма
(2016)

«чонить да гденить…»

1

 
чонить да гденить
пусть слезень какой востропёрый
шерстень какойт
или иной сиволап
беглое мнут
да плоское знай надувают
 
 
про клён кудрявый поют
зелёный ствол
нарезной.
 

2

 
а в спиридоньевке люба
полёвок среди поплавков
поплевочков утешных
гнездень с утра засвербит
и левкойный покой
иварот.
 
 
выбегут людно
в кальсонах одних
в поднизах
девки и парни.
 
 
на то ведь и праздник нам даден.
 

«в плавнях и радостях, гриша, тебя испознать…»

1

 
в плавнях и радостях, гриша, тебя испознать,
преисполнить нарядно.
чтобы треух трепетал
и смазный блистал полсапог.
 
 
и почерёмухи штоп!
и сирени!
 
 
а вне цепенели зловласки.
 

2

 
не страшна нам, рябина,
твоя дробина.
 
 
у нас лист золотой
с осени позатой.
 

«как я держался за поручни в дальних вагонах, наташа…»

 
как я держался за поручни в дальних вагонах, наташа,
как перекуривал в сцепах
под вейник простой,
под пренежный кипрей и полынь.
 
 
под одуванчик в откосах
и шпал перемельк неизбывный.
 
 
я станций названий не помню, наташа,
но реку вот помню.
не широка и приглядна, как та́волга,
а так, недоро́соль,
с кувшинкой-сироткой,
да мост небольшой, полумост.
 
 
ещё там рыбак возлежал,
сигарет напросил:
– можно пару?
 
 
с простым жигулёвским,
с плотвичкой в пакете шерша.
 
 
вечерний с прищуром рыбак.
 

«бутеров с докторской сделаю, ксюша…»

 
бутеров с докторской сделаю, ксюша,
и в поле прилягу.
пусть шмель мохнатый гудит надо мной,
раздушистым таким.
 
 
пусть самолёты летят,
отражаются в истре.
 
 
осень уже, наливай.
будем пить, пировать.
 

«божоле, моя радость, свезли к нам в сельпо божоле!..»

 
божоле, моя радость, свезли к нам в сельпо божоле!
хватит выжимок градных!
я от сахара тучен настал,
ни в один не влезаю ремень.
 
 
то ли дело сия молодая да пенная крова!
словно с лова
налёдного
я их на кукане пронёс
по самой деревне.
 
 
и все мужики побежали.
 

«на фантастических тварей я, джинни, пойду…»

 
на фантастических тварей я, джинни, пойду,
где они обитают,
на ряд восьмой, на девятый,
на сладкий солёный поп-корн,
на кока-колу со льдом,
развалюсь в кресле маглом привольным,
буду трубочку-палочку грызть,
да глядеть на мой мир без меня.
 

«сахарной ваты возьми…»

 
сахарной ваты возьми
вместо пудры, кристина.
в магазине «весна» по субботам
она так бесплатно легка.
так прекрасен морозец на щёчках,
а в уггах тепло и уютно,
так айда до метро налегке
через мост, через парк,
мимо уток на теплоцентрали,
стеклянный камыш, диспансер.
 

«в нежный каршеринг тебя увлеку я, надежда…»

 
в нежный каршеринг тебя увлеку я, надежда.
от тёплого стана до свиблово,
и после опять в тёплый стан.
по восемь рублей за минуту.
отличный тариф в холода.
 

«на проезде шокальского, зина…»

 
на проезде шокальского, зина,
посреди жёлтых сталинок нежных,
средь зелёных рядов гаражей
и автобусов синей сурьмы
я себя придержу,
вдохну воздух морозный, прилежный,
в снегопад погляжу,
на слепящего солнца шафран…
 
 
а в кафе «дежа вю»
уж наверно поспели
хинкали.
 

«во раскатах страханских себя обрету, валентина…»

 
во раскатах страханских себя обрету, валентина.
в изумрудных полоях плеснёт от меня рыба сом,
хоть на вилы бери
иль в хомут запрягай его силу,
а то водные лыжи востри – ничему нет преград по весне.
 
 
черепахи берут хорошо на опарыш и че́рвя.
 
 
а вот щук не видал я.
одних краснопёрок тазы.
 
 
икряные.
с отливом на солнце.
артельный гирлянд рождества.
 

«за цыганской звездой ненадёжной ушёл я неловко, танюша…»

 
за цыганской звездой ненадёжной ушёл я неловко, танюша.
в синем таборе светлом волшебные семки щелка́ть.
бередить ласки-струны,
да кровь поновлять вином пенным.
в хороводе цветастом рыдать на разрыв панчавэ.
 
 
промотал я, танюша, в три дня золотишко и камни.
и сапог растерял, и порочный бобровый вратник.
только горсточки смирны остались, что ты мне дарила,
родная,
во нательном схороне.
в мешочке кожа́ном простом.
 
 
возвращался домой я в рубахе нательной, с похмелья,
во портах беспризорных.
как вкруг эти двое,
оне
вопросили меня:
– третьим будешь?
влекли меня третьим…
 
 
мы к хозяйке стучали.
там сильно ребенок кричал.
 
 
где скот дворный
ребёнок кричал
на задах.
 
 
мы лишь только проведать зашли.
 

рассеянный свет
(2017)

«в пришвину, юра, ходила я…»

 
в пришвину, юра, ходила я,
во самые чащи, застенчива.
где лишь связь немобилая,
да в чёрной воде рыба-женщина.
 
 
ноги – в тинь,
телом – линь,
вместо платья – лилия.
и как дика полынь
под лилией линия
 
 
бикини.
 
 
всё как у богини —
губы карасиные,
русая коса.
 
 
и глаза красивые.
чёрные глаза.
 
 
парни, девки все набьёмса
на её полянке.
и она поёт как бьёнсе
о своём бианки.
 
 
а потом водой плеснёт,
махнёт разнотравицей,
в кого капля попадёт —
тот сердцем закружится.
 
 
так чего же ты:
плачешь, красавица?
белорыбица,
русалка,
царевна-лягушица?
 

«на дне лежит…»

 
на дне лежит
морской еже
как антифаберже.
как звезда смерти
скукоже
в игольное драже.
 
 
на берегу – огни, галдёж,
бардо бежит,
рыбец.
а морской ёж
на дне лежит,
щетинится, подлец.
 
 
волна нахлынет на волну.
настанет хлад и мгла.
и он набьёт иглою дну
чернильны купола.
 

элегия

 
какой-нибудь заглохший сад.
заросший пруд.
над ряской мошкары десант.
но тут как тут
 
 
среди поросших мхом корней
квакш пво.
и смотрит стая окуней,
как поплавок
 
 
напрасно тратит свой мотыль,
топит блесну.
сад опустел. пуста бутыль.
рыбак уснул.
 

«посидите немножко…»

 
посидите немножко.
будете кофе, чай?
петр евгеньич опаздывает,
десять минут буквально.
может быть дверь закрыть,
чтобы шум не мешал?
это рядом салон красоты,
и фены весь день гудят,
гудят непрерывно.
 
 
хотя, знаете, многим мужчинам нравятся этот звук.
говорят, что-то такое нежное в этом шуме:
так же любимая волосы сушит
в ванной
дома или в гостиничном номере.
кому как.
 

благовещенье

 
вот который уже приходит и говорит:
– мы верим!
но её всю трясёт и она указывает на дверь им.
 
 
зарывается в серый платок,
спотыкается сердцем.
страшен ей этот зимний дымок,
колыбелька с младенцем
на соломе в снегу,
крики стражников в воздухе стылом.
 
 
– как я это смогу?
как, скажи мне, смогу
знать, что будет потом с моим сыном?
 
 
и то схватит шитьё,
то по комнате мечется ульем,
пока ангелы мнутся у дома её:
– подождём, миш, покурим.
 

«ветер, рассеянный свет…»

 
ветер, рассеянный свет
и безутешные ливни
мечутся в духоте
среди трамвайных линий.
 
 
сирень, бросаясь на щит
знака “нет разворота”,
просит её защитить
от чего-то / кого-то.
 
 
(беспечного лихача?
урагана порыва?
тоски мужского плеча?)
 
 
ей завидуют слива,
липа и алыча.
 

«как покажется серпухов белая с речкой через плечо…»

 
как покажется серпухов белая с речкой через плечо,
что с крутого бедра вытекает
да к высокой груди течёт,
и засветятся сквозь облачка с оки
куполочки-соски —
 
 
так и скрылья, судимля и дракинский садовод
прекращают бурленье
лакинских пивовод,
и глядят, хватая воздух в шесть жабр,
на кружевной пожар.
 
 
в их тарусах сквозь свет беспокоен
высота растёт колоколен.
 

«на лиманы пойдём в полжары…»

 
на лиманы пойдём в полжары.
 
 
мимо финифть-горы,
нефть-югры,
ростов-отчима,
татар прочего:
 
 
мангал-казани,
туман-рязани,
халат-девы,
ещё одной темы.
 
 
где воды вращение
спирогидру вьёт —
поперек течения
перемёт.
 
 
а в нём рыбы крепко.
перемёт-репка.
 
 
сучи рукава!
я сам за сома
чёрного,
коля – леща копчёного!
андрей за налима,
чтобы баба любила
до гроба,
витя – за толстолоба,
ксюха – за жерешка,
чтоб найти женишка,
а шалва за стерлядь
(ну что с ним сделать).
 
 
только на судака
нет рыбака.
 
 
за сазана оксана,
из-за любви к форме губ.
 
 
вспенили реку.
одолели репку.
 
 
вытащили.
выложили на ютуб.
 

«всё хотел вратарём, вратарём…»

 
всё хотел вратарём, вратарём,
но потом с воблой и пиварём
вдруг само засиделось,
и куда-то всё делось.
 
 
где мой серый шершавый барак?
день бездельный?
товарищ дворовый?
где яблоня-дичка?
где раздача баранк?
 
 
на свят-месте давно дом не новый, панелька-вторичка.
а где яблони – банк.
 
 
но дорога всё также разбита,
и пойма в рассеянном свете,
над ней облако, где навсегда под хмельком,
на воротах стоит мой напарник, соперник мой, петя.
что хотел как и я – третьяком,
да расцвёл придорожным венком.
 

«как джон сноу почти христос…»

 
как джон сноу почти христос
(он и внешне похож на христа)
из убиенных восста.
 
 
лишь стряхнул с себя восемь чёрных ножей —
как пред ним дом-стена о шестнадцати этажей
бесконечноподъездный.
и каждый подъезд уже знает, что он не местный,
и каждый подъезд пахнет бездной.
 
 
а джон сноу опять ничего не знает.
что за дом такой ледяной,
что за ужас над ним летает,
кто там скрючен и скорчен
лает, а может плачет.
 
 
джон считает – дозор окончен.
но нет.
он теперь только начат.