Текст книги "АБеВеГа русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных обрядов"

Манжи

– так калмыки называют своего дьячка. См. Вера.

Марцана

– славянская богиня, почиталась она богиней жатвы.

Масленица

– вместо приуготовления себя воздержанием к несению великого и строгого поста, простолюдины почти всю эту неделю имеют без снимания наполненный стол особый на этой неделе приуготовляемым кушаньем, как то: разного рода блинами, оладьями, пряженцами и прочим, которое все вообще называется масленицей, и от утра и до вечера, оставив все прочие упражнения, пьют и едят. Ходят ко всем для прощанья а к кумам и кум ам носят превеликие пряники, а также большие косяки мыла; катаются на горах в различном и смешном одеянии, также в харях и масках. В последний вечер сырной недели не должно ни огня разводить, ни свеч зажигать.

Мастер-Пас

– мордва под этим именем почитает некоего идола и приносит ему в жертву черную корову, тогда как Пас-Ачускаю – рыжую.

Медведь

– остяки и другие идолопоклонники зверя этого почитают особенно, предопределяют ему после смерти такую же, по крайней мере, как и себе участь По убиении его поют извинительные песни и оказывают повешенным шкурам много учтивости, дабы они в царстве мертвых им не мешали.

Медюн

– лакомая бухарская пища, делается наподобие наших маковников из толченого мака с медом и пряными кореньями. Кто поест медюна, тот становится после этого весел и замысловат.

Мертвец

– пригрезившийся во сне мертвец значит, что будет снег.

Мечеть

– магометанские мечети обыкновенно строятся четырехугольными с башенками по четырем углам, сверху которых мужчины, которые ни что иное, как наши церковные старосты, созывают народ к службе Божьей во времена, определенные законом. Эти мечети обыкновенно бывают внутри со сводом, в который свет проходит через многие окна; ничего в них больше не находится, кроме ковров и соломенных рогож, постланных на землю вместо скамей, какие бывают в наших церквях, на которые, придя к службе Божьей, садятся, поджав ноги по восточному обыкновению. Сверх этого есть еще одно возвышенное место, на котором садится имам (или поп), который отправляет службу. Подмечено, что это место всегда делается к той стороне, где находится Мекка. Мечети освещаются в ночное время через многое число паникадил, прицепленных к своду на копейное деревко вышиною; впрочем в магометанских мечетях весьма чисто, а люди, которые в них входят, башмаки свои оставляют при дверях, чтобы не замарать пола. Когда нет золота и прочих украшений, которые видятся в богатых мечетях, в убогих, по крайней мере, выбелены преизрядно бывают стены, на которых расписаны многие места из ал-Корана. Перед мечетью обыкновенно делается небольшое четырехугольное место, окруженное преизрядно выбеленными галереями, где также видится написано имя Божие с главными его свойствами на многих местах, а посередине этого места сделан фонтан, чтобы те, которые входят в мечеть, всегда могли чинить свои омовения, определенные законом. Которые хотят быть имамами и муллами, те всеконечно должны знать арабский язык, потому что весь ал-Коран написан этим языком; а сверх всего надлежит им читать хотя бы некоторую часть наилучших толкований на эту книгу. В мечетях ал-Коран читается всегда по-арабски, хотя подлый[41]41
  В значении «простой», не знатный.


[Закрыть] народ турецкий, персидский и татарский не разумеет ни слова на этом языке. Кажется, что духовные магометане возлюбили таким же способом арабский язык, как и католики латинский. Однако у магометан хотя бы то делается для неразумия простого народа, что мулла, прочитав из ал-Корана некоторое место, определенное к тому дню, обыкновенно прибавляет небольшое толкование на простом языке для тех, которые не разумеют арабского языка. Имам у магометан не что иное, как у католиков первый приходской поп, а мулла – как доктор богословия.

Митг

– камчадальский морской бог, имеющий рыбий вид. См. Вера.

Младенец

– когда кто похвалит младенца, то мать облизывает ему лицо по три раза и плюет на землю, чтобы уроки его не взяли; в том же намерении обмывают его всегда перед спаньем во всякое время, а когда начинает ходить и первый раз переступает ногами, то хватают скорее нож и режут им ту часть пола, которая случится тогда между его ногами, знаменуя тем, что они разрезывают или разрешают его нехождение, и таковой поспешностью и суеверием часто отрезают у младенцев пальцы.

Могилы

– по погребении покойника ижорцы ночью носят на могилы пищу и зарывают ее в оные, веря, что и на том свете люди жить долженствуют так же, как и здесь, для чего и пища им потребна; а как могилы их весьма плоски, то оную пищу вырывают собаки. Ижорцы же, думая, что то съедают мертвые, для того и много раз оное повторяют.

Черемисы всякому умершему завязывают в пояс по нескольку копеек, да сверх того наделяют его посудой и другими домашними надобностями, кладут палку, чтобы было чем обороняться от собак и пучок розовых лоз, который, по их мнению, отвращает злых духов. Всякий провожатый за горящими на могиле свечами съедает свой блин и, откусив три куска от оного, кладет на могилу и говорит: это тебе пригодится. До выноса же покойника, горит перед ним восковая свеча, а на груди лежит пирог. В четверг на Страстной неделе происходят общие поминки; всякий, засветив на гробах свойственников своих свечи, ест на них мясо или пирог, да и покойникам по небольшой доле оставляет на могилах. По зарытии покойника в землю, скачут иные народы через огонь, веря, что смерть и душа покойника следовать за ними уже не сможет.

Изнемогающего и при последнем издыхании находящегося татарина посещает мулла и читает над ним молитвы из ал-Корана до тех пор, пока не упокоится. Умершего мужчитну обмывают мужчины, а женский пол – старухи и в награждение себе получают все, что при смерти при покойнике было. Обмыв, обертывают холстом мужчину в три ряда, а женщину впятеро; собираются все знакомые, ближние и соседи мужского пола и выносят из дома в лубке или доске вон головой. Не доходя шагов с сорок до могилы, останавливаются и начинают все молиться Богу на полдень, таким же порядком, как в мечети. Проговорив молитвы, ставят покойника в могилу на доске или в лубке, где ему делают особенный погреб в боку и проход в оный закладывают или досками или лубьем, а остальное отверстие засыпают. С могилы семью умершего уже не посещают, но расходятся по домам, ибо после умершего пиршествовать прежде трех дней за грех вменяется, да и домашним первые три дня заготовлять для себя пищу – также не без греха, почему они и питаются только подаянием своих соседей.

По прошествии трех дней уже собираются в дом умершего все знакомые, к чему приглашается и мулла, который читает по умершему в доме молитву. Награждение мулле бывает, кроме денежного подаяния, кожи всех животных, которые на поминовение закалываются.

Другие поминки бывают у них по прошествии семи дней, а третьи – по прошествии сорока дней, ибо они думают, что в эти дни душа ходит по мытарствам и, приходя в дом свой смотрит, как ее поминают, почему и Му-Азин (муэдзин) не остается без платы, он получает все оставшееся после покойника, чтобы каждый вечер над могилой или в своем доме читал просительные молитвы в пользу умершего.

Когда калмык часует[42]42
  «Вост. доживать век часами, быть при смерти, отходить, умирать, быть при издыхании. Я застал его, уж он часует». В.И. Даль


[Закрыть], то приходят к нему гелюни и читают свои молитвы, при чем бывает и некоторый род исповеди, и молитвы продолжаются до последнего калмыцкого издыхания, а как скоро умрет, то гелюнь, чтобы более удостовериться о смерти, ставит на стол зеркало и небольшую дорожку к нему усыпает золой, приказывая душе умершего, чтобы она никаких следов на этой дорожке не оставляла; и когда прозорливый гелюнь ничего такого не приметит, указывает душе путь по своему «Сударю», по каковому пути она путешествовать должна. Тогда приходят сродники и ближайшие и поют обыкновенную голосистую надгробную песнь. Гелюнь рассматривает еще свой «Сударь» и определяет куда уснадобить покойника имя, год и число его рождения, день и час его кончины определяют ему похороны. На иного падает жребий быть растерзанным зверями и хищными птицами, другому – стать снедью рыбам, третий сожигается в пепел, а счастливого предают земле. У последних обертывают в восчатую бумагу все члены и зарывают в землю со всем воинским снаряжением, к которому принадлежит пищаль, лук, стрелы, сабля и седло, а тех, которых калмыцкая судьба определила бросить в воду или быть повергнуты на снедь зверям, сбрую кладут в капищах, по-видимому, для вооружения бурханских сил. Но Черноярские казаки и другие проезжающие не редко это суеверие себе на пользу употребляют. Против этого калмыки вооружают некоего скрытного пристава, который всех, дерзающих похитить что-нибудь из этого священного места, казнит смертью. Умерших никогда не выносят из кибитки в дверь, но поднимаю одно звено сзади, откуда и выносят. Над погребенными ставят четыре шеста, обращенных на все части мира, на шестах вешают значки с надписью года и числа рождения и кончины покойника с молитвой к бурханам.

Оставшееся имение делят между собой ближайшие сродники, как то: дети и прочие на равные части. Кибитку со всем прибором получает гелюнь и прочие причетники.

Ханы и другие знатные владельцы исключаются из похоронного жребия; им калмыцкая судьба от века предопределила быть сожженными, исключая одни головные кости, которые со всем остальным пеплом кладутся в золотой сосуд и отсылаются к Далай-Ламе, где все их угодники опочивают и которых они называют белгюни. Сосуд, наполненный ханским пеплом должны сопровождать и великие подарки, дабы умилостивить их святыню и иходатайствовать хану вечное блаженство. При таких случаях многие зажиточные калмыки посылают дары своим угодникам, Далай-Ламе и всему его прибору для благоденствия своей душе и отошедшей братии. Оттуда возвращающиеся привозят известие, где чей сродник находится, в каком именно раю или муке, и какими средствами можно кого избавить от муки; ибо Далай-Лама, по их суеверию, получает обстоятельные известия от своего гадания обо всем, что на том свете происходит, и может своим предстательством из беззаконника произвести в святые.

Чуваши кладут своих покойников в худые гробы во всем одеянии и захоранивают, оборотя головой к западу. Сказывают, что еще и ныне кладут они мужчинам в гроб всякую мелочь, а наипаче лапти, кочатык[43]43
  «Кочедык, кочадык м. кодочиг, коточик, костыг, лапотное шило, свайка. Его отселе кочедыком не выковырнешь, прижился. Такой работящийи, что помер с кочедыком в руках! Не спеши языком, торопись кочедыком, делай.» В.И. Даль


[Закрыть], ножик, немного лыка и огниво.

Общее кладбище, которые выбирают они в отдалении как от деревни, так и от керемета и от всех больших дорог, называется у них мазар. Трижды отправляют они погребение своего сродника, и к тому ныне называют среду на Страстной неделе. Семик, то есть четверг перед пятницей и 8 число ноября, которое они называют Юбуих; в этот последний день они не только приносят у могилы жертву, но и в головах у покойного ставят деревянные столбы. Выкопав яму, в которую должно столб поставить, бросает каждый из находящихся при том по куску мяса и вливают немного браги, потом жертву едят, пьют и веселятся.

Для погребения мертвых выкапывают они[44]44
  Этот отрывок явно не относится к чувашам, очевидно, имеется ввиду какой-то степной народ, налицо, очевидно ошибка наборщика.


[Закрыть] могилы или вколачивают в землю колья, переплетают хворостом, кладут мертвого поверх земли в платье, покрывают ветвями и засыпают землей, но подле головы, обыкновенно лежащей к северу, вколачивают толстый кол и не вынимают его до тех пор, пока совсем не сделают могильный бугор, а как этот кол вытянут, то остается дыра в могиле. В каменистых местах складывают они кучу камней над мертвым телом, поэтому неудивительно, что во всех степях находится множество таких могильных бугров, число которых и впредь умножаться будет, однако по большей части хоронят они мертвых около могил тех усопших, коих за святых почитают, и притом возле старых мечетей, а особенно, а особенно в тех местах, где находится уже много могил.

Погребение умершему черемису бывает таким образом: прежде всего обмывают умершего водой, по обычаю других народов; потом надевают на него чистую рубашку, онучи и лапти, причем все должно быть сделано из нового полотна; в самый день его смерти выкапывают могилу в их общих кладбищах и, вырыв яму, ставят в нее три доски, между которых кладут мертвое тело и с ним вместе ножик, кочедык (дабы придя на тот свет, смог сплести себе лапти) деревянную палочку[45]45
  Палочку с умершим кладут с таким намерением, чтобы он мог оборониться от лютости псов, которые находятся на том свете, где он после смерти обитать должен. (Прим. автора).


[Закрыть] и пучок прутьев из шипового дерева; а это для того, чтобы нечистый дух не прикасался к телу мертвого, ибо по мнению их, демон опасается этих прутьев.

Между тем, когда происходят эти странные обряды, подходят родственники к мертвому телу и беспрестанно говорят: ишлют вестюнза каин маныш, то есть ничего не бойся, мертвый. Не понимал я и не мог от них добиться, к чему такие уверения бесчувственному телу. Отвечаю они, что мы выросли при этих обрядах без всякого разумения, а только следуя примеру отцов наших и храним ни мало их не нарушая. Совершив эти обряды, покрывают они мертвого кафтаном и тотчас засыпают землею. Поверх засыпанной могилы кладут они часть испеченного хлеба[46]46
  Испеченный хлеб кладут для того, чтобы умерший, придя на место, которое для него назначено богами, имел бы на первый случай пищу. (Прим. автора).


[Закрыть] и вокруг него наставляют столь много зажженных свечей, сколь великое число из дома умершего прежде померло.

Этими свечами на тот час изображают они подобие умерших предков, а потому и говорят следующие слова: живите на том свете согласно и не бранитесь между собою. Сколь странны их различные дурачества во всех их обрядах, то смешнее всего то, что они, зарыв в землю мертвое тело, огораживают могилу наподобие околицы, а это для того, чтобы мертвый не выходил из этой ограды и не топтал бы на их полях растущего хлеба.

Женщины, как я уже упомянул, при всенародных празднествах не бывают, но на время похорон допускаются жена и мать умершего, которые, плача над могилой, оделяют деньгами бедных людей.

Черемисы думают, что души умерших переселяются в другой свет[47]47
  Ничто так не сходно с обычаями древних скифов, как размышления черемисов о смерти, ибо как те, так и другие считают, что смерть есть ничто иное, как случай, ведущий к другой жизни, что они, оставив этот свет, вступят в пределы мира, устроенного на небесах, где, приняв новое бытие, будут жить в тех же сластолюбиях и забавах, которым привержены были на земле. (Прим. автора).


[Закрыть], о коем они не имеют иного понятия, как только затверженное его имя.

Злые и не чтущие богов в жизни своей будущее будут посажены в некую черную землю, где будут чувствовать беспрестанный холод и тоску; напротив того, люди праведные и добродетельные будут обитать в светлом месте. Все их удовольствие должно состоять в том, что они будут бессмертны и без болезней, и что они будут неразлучны с тем семейством, которое было ими любимо на земле; они будут иметь множество скота и пчел, но при всем том должны они будут пахать пашню и исправлять другие крестьянские работы.

В четверг на последней неделе великого поста бывают у них всеобщие поминки и обряды, при этом употребляемые, как у черемисов, так и у чувашей между собой во всем сходны. Они, избрав какой-нибудь пустой дом, а иногда и жилую избу, устанавливают в дверях ее две деревянные чаши: в одну они кладут испеченные блины, другую наполняют сваренным пивом, перед ними кладут березовое полено, которое обставляют множеством восковых свеч, ибо каждый черемис должен поставить столько свеч, сколь велико число умерших из рода его, а это делается для того, чтобы этот зажженный свет освещал их в том мрачном обиталище, где они, по мнению их, на том свете обитают. Чаша, стоящая с блинами и с пивом, наполняется еще и малыми кусками и каплями, которые бросают и льют поминающие своих родителей и потом говорят: умершие, имейте пищу и питие. При окончании этих странных обрядов выносят они обе чаши во двор и выбрасывают на чистое место, все это тотчас съедают собаки.

Вотяки хоронят своих умерших так же точно, как бы они за верное знали, что они в час смерти своей вступают в другую жизнь. Они кладут с ними топор, нож, чашку, ложку, кошель, кочедык, новые лапти и тому подобные вещи, ими употребляемые, дабы их мертвый не имел ни в чем недостатка, придя на место небесного жилища. Мнение их о душах человеческих согласно с черемисами, и обряды погребения являют то же самое невежество, которое свойственно народам, покрытым тьмою идолослужения и водимым стремлением пустого и несообразного суеверия.

Киргизы вместе с усопшими погребают и их оружие, а могилы осыпают камнями, землею, иногда устанавливают над ними здания, сооруженные из дерева или дикого камня. Посреди него помещается тело усопшего, положенное на ковре. Там родственники и приятели, окружив его, изъявляют знаки своего сокрушения и горести и внемлю молитву, читаемую муллой, который вместе с этим молением прославляет добродетели усопшего, его богатство и храбрость в военных делах. Спустя несколько дней после погребения наследник имения усопшего приуготовляет публичный пир, употребляя при том следующие обряды: он должен жертвовать при этом празднестве некоторой частью своего имения, как то: одним или двумя пленниками[48]48
  Пленников вообще все киргизы называют ясырями. Яицкие казаки именуют их таким же именем. (Прим. автора).


[Закрыть], неким числом верблюдов, панцирем, десятью или двадцатью лошадями, некоторым числом баранов и тому подобным.

Основание этого празднества то, чтобы этой частью поставленного имения награждать тех людей, которые окажут при этом многочисленном стечении народа отменное искусство в ристании. Поэтому каждый приуготовляет для себя наилучшую лошадь, не исключая из того и самого наследника, но чтобы это было безмятежно, то к этому избирают они двух знатных посредников из своих старшин, дабы тем удобнее было засвидетельствовать проворство этих диких рыцарей. Один из них остается на том месте, откуда начнется ристалище, другой там, где назначено им сражаться. Неизвестно им какое число верст составит то расстояние, которое скачут они взапуски, но по словам их надобно думать, что это делает не менее сорока верст, ибо приуготовляющиеся к этому ристанию вместе с посредникам едут сначала весьма тихой ездой, с вечера и до полудня следующего дня, и в этот день, когда спадет солнечный жар, начинают скакать обратно до того места, где ожидают их и назначенные им награды, и где приготовлен для них обед и веселье, обыкновенное на их земле. Пленника, как наилучшую вещь, из поставленных в награду этим рыцарям берет тот, кто опередит всю толпу народа, торжествующего на этом празднестве; панцирь берет последующий за ним, третий – верблюда, четвертый – кармазинный кафтан и хорошую шапку, пятый – лошадь со всем снаряжением, последние довольствуются лошадями и баранами. Сверх этого наследник имения должен выставить на обозрение народу наилучшие сокровища усопшего. Любимая лошадь в наилучшем убранстве должна стоять покрытая черным сукном; на других лошадях положены наилучшие его одежда, военные доспехи, богатые ковры и кибитки. Все они по порядку привязываются к протянутой веревке; подле них стоят его жены, надрывающиеся от слез, также и его пленники и пленницы. Этот обряд основан на том, чтобы показать народу, сколь много имения приобрел он во время жизни своей и потому останется в доброй памяти у всех бывших свидетелями приобретенных им корыстей. Над той кибиткой, где было жилище усопшего, выставляется черный значок в знак сокрушения оставшейся семьи.

Мода

– есть нечто весьма удивительное и тем более чудесное воображение, что в нынешние просвещенные времена владеет умами и размышлениями не суеверных россиян, и есть воображение прилипчивое, предписывающее такие правила, что всякий не следовать им не смеет, а кто противится, тот изгоняется из общества или титулуется всегдашним дураком. Мода есть выше всех высоких наук; она предпочитается уму, добрым человеческим свойствам, чинам и учености. Если вертопрах ни к чему не ученый и ни добрых качеств, ни чинов не имеющий, войдет в компанию, имея на себе кафтан с низким лифом и большие пряжки, то принимается за человека разумного и жить в обществе умеющего, не спрашивают он нем, кто он таков. А когда придет профессор и притом добрых свойств человек, но лиф у его катана высок, да притом и маленькие пряжки, т в ту же минуту называют его невежей и дураком, а по сему же и прочее разумевай. Ибо мода в безобразиях человеческих имеет свою высокость. Например: здесь рыжие волосы почитаются безобразием, а в горах Кавказских отменной женской красотой, для чего и подкрашивают их особыми мазями, так как здесь чернят зубы. Здесь женщина носят для украшения в ушах серьги, а поселившиеся в России персияне и другие языческие народы носят в носу в обеих ноздрях по кольцу. Здесь женщины кладут на платья накладки, а камчадалки вместо этих накладок, вышивают на теле своем кожу, а также и рожу

Модор или Кудоворот

– вотяки почитают этого бога хранителем домов их и имеют к нему великое усердие. Модор же их есть не что иное, как ветви пихтового дерева. См. Вера.

Можжевельник

– верят бшкиры и прочие народы, что можжевельник всех злых духов из жилища выгоняет и предохраняет от всяких волшебных наговоров.

Макошь, Мокош или Мокосль

– славянский бог; имел в Киеве храм, и приносили ему жертвы.