Текст книги "Первая Пуническая война"

Михаил Елисеев
Первая Пуническая война

Предисловие

Первой Пунической войне суждено было навсегда остаться в тени второй войны Рима с Карфагеном. Морские битвы при Милах и Экноме, грандиозные сражения на суше при Панорме и Баграде оказались забыты на фоне блестящих побед Ганнибала при Треббии, Тразименском озере и Каннах. Несмотря на это, Первая Пуническая была одним из самых масштабных военных противостояний Древнего мира, которое продолжалось двадцать три года. Недаром древнегреческий историк II века до н. э. Полибий из всех войн эпохи выделил именно первую схватку между Карфагенской державой и Римской республикой: «нелегко указать более продолжительную войну, лучшее во всех отношениях вооружение, более напряженную деятельность, более многочисленные сражения и более замечательные превратности счастия, чем те, какие испытаны были обеими сторонами в этой войне. Самые государства хранили в то время свои учреждения нерушимо, пользовались умеренным благосостоянием и были равносильны. Поэтому всякий желающий оценить верно особенности и силу обоих государств должен принимать за основу сравнения скорее эту войну, а не последующие» (I, 13). Историк говорит ясно и недвусмысленно: именно Первая Пуническая является наиболее показательной войной между двумя сверхдержавами античности.

Боевые действия развернулись в Сицилии и Африке, на полях сражений бились многотысячные армии, а огромные флоты погибали в морских сражениях и от буйства стихий. Чаша весов постоянно колебалась то в одну, то в другую сторону, и никто не мог предсказать, на чьей стороне будет победа. Как в Риме, так и в Карфагене появились талантливые военачальники, резко выделявшиеся среди своих товарищей по оружию. У римлян это были консулы Гай Лутаций Катул, победивший пунийский флот в битве при Эгадских островах, и Луций Цецилий Метелл, разгромивший вражескую армию при Панорме. Карфагенский адмирал Атарбал уничтожил римские военно-морские силы в сражении при Дрепане и заставил сенат надолго отказаться от борьбы за господство на море, а легендарный Гамилькар Барка едва не выиграл битву за Сицилию.

К концу войны враждующие стороны были сильно истощены. Но армия Рима обладала более мощными мобилизационными ресурсами, чем наемные войска Карфагена. Да и сами римляне с гораздо большей стойкостью переносили выпавшие на их долю трудности и лишения, чем карфагеняне. В решающий момент сенат сумел мобилизовать народ, и это последнее усилие обернулось для Римской республики победой в войне. Пунийцы не нашли в себе сил поступить так же, как их враги, проявили слабость и в итоге проиграли.

Но беды карфагенян на этом не закончились. Грандиозное восстание наемников и местного ливийского населения поставило Карфаген на грань гибели. Для пунийцев эта война оказалась страшнее войны с римлянами, поскольку здесь речь шла о самом их существовании. Лишь военный гений Гамилькара Барки и сосредоточение всех сил и ресурсов государства позволили карфагенянам одержать верх над армиями восставших. Но цена, заплаченная за победу, оказалась очень высокой, страна была полностью разорена, а римляне, пользуясь трудным положением пунийцев, аннексировали Сардинию.

Однако в Карфагене нашлись люди, готовые восстановить военную мощь своей страны и поднять на международной арене ее подорванный престиж. Герой войны с римлянами и восставшими наемниками Гамилькар Барка начал завоевание Испании, чтобы создать на Иберийском полуострове базу для новой войны с Римом. Когда Гамилькар погиб в бою, его зять Гасдрубал продолжил наступление на земли испанских племен. Основав Новый Карфаген, Гасдрубал превратил Испанию в плацдарм для нападения на Италию. После убийства Гасдрубала карфагенскую армию в Иберии возглавил сын Гамилькара Ганнибал.

С детства воспитанный в ненависти к Риму, Ганнибал рассматривал свое пребывание в Испании как подготовку к большой войне с республикой. Перед походом в Италию он должен был обезопасить тыл и поэтому провел серию операций против непокорных испанских племен. Битва на реке Таг поставила точку в завоевании карфагенянами большей части Иберийского полуострова. Оценив обстановку, Ганнибал перешел к активным действиям против Рима и атаковал союзный им город Сагунт. Разрушение Сагунта ознаменовало начало нового вооруженного противостояния двух держав в Западном Средиземноморье.

В данной работе рассматривается не только Первая Пуническая война, но и отрезок времени от заключения мирного договора с Римом вплоть до начала похода Ганнибала на Италию. По большому счету, вторая война между Римом и Карфагеном была не более чем продолжением первой войны через определенный промежуток времени. Соперники просто взяли своеобразный тайм-аут, чтобы отдохнуть и набраться сил перед новой схваткой. Весь вопрос заключался в том, кто раньше будет готов к очередному витку вооруженного противостояния.

Ситуация очень напоминает ту, что сложилась в Европе между Первой и Второй мировыми войнами. Причины, которые породили первую войну, никуда не делись, победители унизили побежденных, и реваншистские настроения овладели умами государственных деятелей проигравшей страны. При таком раскладе вторая война становится логически неизбежной как в XX веке, так и в Древнем мире.

Краткий обзор источников

Прежде всего хотелось бы обратить внимание на принципиальный момент: все, что известно о войнах между Римом и Карфагеном, нам известно со слов греков и римлян – злейших врагов пунийцев. Поэтому говорить о какой-либо объективности при освещении этих событий в письменных источниках не приходится.

Из огромного литературного наследия великого Карфагена уцелел только трактат военачальника Магона «О земледелии» в 28 книгах. И произошло это только потому, что римляне, будучи людьми весьма практичными, сумели оценить важность данного труда. Плиний Старший рассказал о том, как это происходило: «Составить руководство по земледелию почиталось делом весьма важным и у народов чужеземных; этим занимались и цари: Гиерон, Филометор, Аттал, Архелай, и полководцы: Ксенофонт и пуниец Магон, которому сенат наш по взятии Карфагена оказал великую честь: библиотеки он роздал африканским царькам, и только двадцать восемь томов его сочинения постановил перевести на латинский язык, хотя имелось уже руководство, составленное Катоном» (XVIII, 22)[1]1
  Катон, Варрон, Колумелла, Плиний. О сельском хозяйстве. С. 234.


[Закрыть]. А «африканские царьки», судя по всему, зачитали свои библиотеки до дыр. Что же касается трактата Магона, то переводил его Децим Силан, «происходивший из весьма знатного рода» (Plin.HN. XVIII, 23). Хотя существовал и другой перевод, сделанный на греческом языке. Римский ученый-энциклопедист Марк Теренций Варрон (116—27 гг. до н. э.), перечислив греческих авторов, писавших о сельском хозяйстве, сообщает информацию такого свойства: «Их всех известнее Магон карфагенянин, который все разрозненное охватил в двадцати восьми книгах, написанных по-пунийски; Кассий Дионисий из Утики перевел их в двадцати греческих, которые и послал претору Секстилию: в этих свитках он немало чего добавил из книг тех греческих писателей, которых я назвал, а у Магона отнял целых восемь книг» (I, 10). Претор Секстилий был в 88 году до н. э. наместником Африки и прославился тем, что отказал в помощи Гаю Марию, бежавшему из Рима в его провинцию. Как следует из текста, Кассий Дионисий переводил трактат «О земледелии» в конце I века до н. э., что может свидетельствовать только об одном – книги Магона все еще сохранялись на языке оригинала. Вне всякого сомнения, перевод трактата Децимом Силаном на латинский язык был сделан значительно раньше.

Из литературного наследия Карфагена уцелел и «Перипл Ганнона», где рассказывается о путешествии карфагенян вдоль западного побережья Африки. Но произошло это только потому, что «Перипл» был в свое время переведен на греческий язык любознательными эллинами. Немалую роль сыграло и то, что он был записан на стене храма Баала в Карфагене и доступен для всеобщего обозрения, а не написан на папирусе или коже. Иначе бы тоже канул в Лету…

Сохранность греческих и римских письменных источников по истории Первой Пунической войны оставляет желать лучшего, поскольку разделы, посвященные этой теме в трудах историков античности, в силу объективных и субъективных причин просто не дошли до наших дней. А если и сохранились, то излагают ход боевых действий либо в отрывках, либо в краткой и сжатой форме. Рассмотрим вопрос более подробно.

Основная информация по истории первой войны Рима с Карфагеном содержится во «Всеобщей истории» Полибия. Но здесь есть несколько моментов, на которые хотелось бы обратить внимание. Дело в том, что Полибий не ставил перед собой цель подробно описать историю Первой Пунической войны. Рассказ об этой войне и восстании наемников, которое последовало по ее окончании, несмотря на масштаб описываемых событий, занимает у Полибия всего одну книгу. Связано это с тем, что греческий историк первые две книги своего труда отвел под введение, где в сжатой форме изложил события, предшествующие Второй Пунической войне. Сам он об этом написал так: «Содержащееся в двух книгах введение уяснит читателям, что покорение мира своей власти римляне задумали и осуществили с помощью верно рассчитанных средств» (I, 3). Таким образом, история Первой Пунической войны служила Полибию лишь своеобразным прологом к рассказу о Второй и Третьей Пунических войнах и эпохе больших римских завоеваний в Восточном Средиземноморье. Не более. Невзирая на все эти недостатки, именно повествование греческого историка дает самую подробную информацию о первом вооруженном конфликте между Римом и Карфагеном. Несмотря на небольшой объем введения, Полибию хотелось дать как можно больше информации об этих судьбоносных событиях. Он логично разъясняет свою позицию: «Немного подробнее мы постараемся изобразить первую войну между римлянами и карфагенянами из-за Сицилии» (I, 13). Таким образом, благодаря похвальному желанию Полибия донести до читателя как можно больше сведений, у нас есть связный рассказ о Первой Пунической войне.

При написании «Всеобщей истории» Полибий активно использовал труды своих предшественников, в частности греческого историка Филина, уроженца сицилийского города Акрагант (Diod. XXIII, 8). Борьба за Акрагант между римлянами и карфагенянами на первом этапе войны имела важнейшее стратегическое значение. И кому, как не Филину было знать все нюансы этого противостояния! Историк из Акраганта придерживался откровенных антиримских взглядов, и Полибий не преминул на данный факт обратить внимание. Другим автором, на которого неоднократно ссылался Полибий, был Квинт Фабий Пиктор, римский историк-анналист[2]2
  Анналисты – римские историки III–I в. до н. э. Условно разделялись на старших, средних и младших анналистов. Фабий Пиктор принадлежал к старшим анналистам, написавшим свои труды в период с III по первую половину II вв. до н. э. Исторические работы старших анналистов больше напоминали литературные произведения, поскольку анналисты злоупотребляли риторическими изысканиями, занимались откровенной фальсификацией исторических фактов с целью прославления Рима.


[Закрыть], живший во второй половине III века до н. э., автор «Анналов», написанных на греческом языке. Естественно, что симпатии Пиктора были на стороне его соотечественников. Но Полибий не удержался и подверг аргументированной критике подход к освещению исторических событий Филина и Фабия, а заодно высказал свое мнение о том, в чем заключается первейшая обязанность историка. И сделал он это на примере Первой Пунической войны: «Остановиться на этой войне побуждало меня, кроме вышесказанного, и то обстоятельство, что писавшие о ней Филин и Фабий, хотя и почитаются весьма сведущими историками ее, сообщают нам известия не вполне точные. Принимая, впрочем, во внимание жизнь их и настроение, я не думаю, что они намеренно говорили неправду, мне кажется, с ними случилось нечто подобное тому, что бывает с людьми влюбленными. Так, благодаря своему настроению и вообще благоговению к карфагенянам Филин находил все действия их разумными, прекрасными и великодушными, во всем этом совершенно отказывая римлянам. Фабий поступал наоборот. В обыденной жизни подобного рода пристрастие, быть может, не заслуживает осуждения, ибо человек честный обязан любить своих друзей и свое отечество, разделять их ненависть и любовь к врагам их и друзьям. Напротив, тому, кто берет на себя задачу историка, необходимо забыть все это и нередко превозносить и украшать своих врагов величайшими похвалами, когда поведение их того заслуживает, порицать и беспощадно осуждать ближайших друзей своих, когда требуют того ошибки в их поведении. Как существо живое делается ни к чему не годным, раз у него отнято зрение, так вся история обращается в бесполезное разглагольствование, раз она лишена истины. По этому же самому мы не должны непременно обличать друзей или восхвалять врагов; не следует смущаться тем, если одних и тех же людей приходится раз порицать, другой раз хвалить, ибо невозможно, чтобы люди, занятые государственными делами, были всегда непогрешимы, равно как неправдоподобно и то, чтобы они постоянно заблуждались. Итак, в историческом повествовании необходимо отрешиться от деятелей и лишь к самым действиям их прилагать соответствующие мнения и суждения» (Polyb. I, 14).

В дальнейшем Полибий вновь подвергнет убедительной критике как труд Фабия Пиктора, так и самого историка: «С какою целью я упомянул о Фабии и его сочинении? Не из боязни того, как бы его рассказ не был принят кем-либо с доверием, ибо нелепость его очевидна для читателей сама по себе и без моих объяснений, но для того, чтобы напомнить людям, которые возьмут в руки его сочинение, что следует обращать внимание не на имя писателя, но на содержание его сочинения. Ибо иные читатели обращают внимание не на то, что пишется, а на личность пишущего, и, зная, что писатель был современником описываемых событий и членом римского сената, по тому самому принимают всякое известие его за достоверное. Я же утверждаю, что хотя и не должно пренебрегать показаниями этого историка, однако не следует считать его непогрешимым, напротив, читатели обязаны составлять свои суждения на основании самых событий» (Polyb. III, 9). Вне всякого сомнения, Фабий Пиктор был человеком пристрастным и грешил тем, что многие факты трактовал в пользу своих соотечественников, очень любил занижать римские потери и преувеличивать вражеские, что нашло отражение и в работах последующих поколений римских историков, активно использовавших «Анналы» Фабия, в том числе и Тита Ливия, чей эпический труд «История Рима от основания города» мог бы стать важнейшим источником по интересующему нас вопросу. Но не стал. Потому что вторая декада «Истории», книги с XI по XXI, где подробнейшим образом излагалось описание Первой Пунической войны, до наших дней не дошли, а сохранились лишь в периохах – кратких изложениях.

Историк Аппиан Александрийский, живший во II веке н. э., также затронул тему Первой Пунической войны. Его труд был построен по этническому принципу, Аппиан описывал историю различных территорий вплоть до их присоединения к Риму в том порядке, в каком они попали под его власть. В книге V Аппиан описывал войны на Сицилии, и значительная часть раздела была посвящена Первой Пунической. Но ситуация здесь сложилась такая же, как и со второй декадой Тита Ливия – V книга труда Аппиана не сохранилась. Правда, в VIII книге, рассказывающей о событиях в Ливии, небольшой рассказ посвящен африканской экспедиции римлян в 256–255 гг. до н. э., где автор приводит очень интересную информацию, существенно дополняющую сведения Полибия.

Не обошел вниманием Первую Пуническую войну и Диодор Сицилийский (прим. 90–30 гг. до н. э.), древнегреческий историк из города Агириума на Сицилии. Сообщаемая им информация представляет особый интерес, поскольку именно на Сицилии происходили главные события этого достопамятного конфликта. Однако от книг XXII, XXIII, XXIV и XXV, где излагались события Первой Пунической войны, восстания наемников в Карфагене и завоевания Иберии пунийцами, сохранились только фрагменты. Та же самая ситуация сложилась и с «Римской историей» Диона Кассия, поскольку посвященные данной теме главы опять-таки сохранились только в отрывках. Однако в XII веке византийский историк Иоанн Зонара активно использовал труд Диона Кассия для написания своей исторической хроники, благодаря чему до нас дошло содержание книг с VII по IX «Римской истории». И хотя Зонара эти главы сильно сократил, мы находим в них уникальную информацию о событиях первой войны, которая отсутствует у других античных авторов. В целом же можно констатировать, что Первой Пунической войне в определенной степени не повезло, сведений о ней сохранилось значительно меньше, чем о второй войне между Римом и Карфагеном.

Интересный рассказ о Первой Пунической сохранился в «Истории против язычников» христианского теолога Павла Орозия. Главную цель своего труда Орозий обозначает так: «Я решил объяснить начало несчастного состояния людей от первого греха человека» (I, 1, 4). В дальнейшем писатель уточнит хронологические рамки своего труда: «Итак, намереваясь вести повествование от сотворения мира до основания Города, а далее до правления Цезаря [Августа] и рождения Христа, со времени Которого Империя пребывала под властью Рима, или даже до наших дней, насколько мне удастся открыть, я, намереваясь словно бы в зеркале отразить столкновения в роде человеческом и [показать] мир зла, зажженный факелом страстей и пылающий в различных частях» (I, 1, 14–15). Таким образом, Орозий решил ознакомить читателей с историей через призму своих теологических воззрений и представить ее как череду страшных грехопадений рода человеческого от Адама до времени правления императора Гонория (384–423 гг.). Повествование Орозия о первом противостоянии Рима и Карфагена достаточно подробно и информативно, но в целом отражает римскую точку зрения на события. Историк делает краткий экскурс в историю Карфагена от самого его основания, описывает как внутренние смуты в городе, так и войны с сицилийскими греками. При этом периодически ссылается на Помпея Трога и Юстина. Таким образом, рассказ Орозия в какой-то мере восполняет некоторые пробелы в истории Первой Пунической войны.

Марк Юниан Юстин, на которого ссылался Павел Орозий, жил в III веке н. э. и был известен как автор извлечения из не дошедшего до нас обширного исторического труда в 44 книгах более раннего римского историка I века Помпея Трога. В произведении Трога мы сталкиваемся с ярко выраженной антиримской традицией, которую во время переработки первоначального текста пытался сгладить Юстин. Марк Юниан подверг труд Помпея Трога тщательной переработке, отобрал наиболее значимые, на его взгляд, события, а остальные оставил без внимания. Его сочинение называется «История Филиппа» и посвящено оно отцу Александра Великого, македонскому царю Филиппу II. Несмотря на то что главное внимание Юстин уделяет истории Македонии и эллинистического Востока, его труд содержит ценную информацию о Карфагене

Небольшой раздел, посвященный Первой Пунической войне, присутствует в «Римских войнах» Луция Аннея Флора (70—140 гг. н. э.). Полное название труда Флора «Эпитомы Тита Ливия», в нем содержится краткий обзор истории Римской империи. Иногда Флор приводит некоторые данные относительно потерь сторон, но в целом его описание сражений больше напоминает художественное произведение, настолько ярко и красочно они описаны автором. Флавий Евтропий, живший в IV веке н. э., написал «Бревиарий от основания города», где в сокращенной форме изложил историю Рима от Ромула и Рема до правления императора Валентиниана I. О Первой Пунической войне рассказывается во второй книге «Бревиария».

Секст Юлий Фронтин (30—103 г. н. э.), военный и политический деятель эпохи династии Флавиев, в работе под названием «Стратегемы» («Военные хитрости»), также рассказывает о некоторых интересных моментах первого противостояния Рима и Карфагена. Фронтин хорошо знал военное дело, во время правления императора Нерона воевал в Армении под командованием знаменитого военачальника Гнея Домиция Корбулона. Будучи легатом, Фронтин успешно действовал на территории Британии против восставшего местного населения. В «Стратегемах» он рассказывает о различных тактических приемах, благодаря которым были одержаны победы. Ряд эпизодов посвящен и Первой Пунической войне.

Римский историк Корнелий Непот был автором труда «О знаменитых людях», куда входило несколько книг биографий полководцев, деятелей культуры и других выдающихся личностей. В раздел «О знаменитых иноземных полководцах» вошли биографии Гамилькара Барки и его сына Ганнибала. Непот писал простым и доступным языком, в отличие от Плутарха он просто констатировал факты, и поэтому его произведение получилось небольшим по объему. Но ряд интереснейших подробностей, о которых сообщает Непот, отсутствует в трудах других историков античности, что делает его биографии ценным источником.

Немного информации об отдельных эпизодах Первой Пунической войны можно найти в «Стратегемах» Полиэна, историка македонского происхождения, жившего во II веке н. э. Ряд свидетельств содержится в трудах Цицерона и Авла Геллия, но они лишь дополняют общеизвестные факты.