Текст книги "Первая Пуническая война"

Осада затянулась, но до решающего столкновения дело не доходило, в течение пяти месяцев происходили лишь мелкие стычки, в которых ни одна сторона не имела решающего перевеса. По свидетельству Диодора Сицилийского, всего под Акрагантом было собрано до 100 000 человек, причем большая часть этих людей была задействована Луцием Постумием и Квинтом Мамилием на осадных работах (Diod. XXIII, 7).

Рассказ Полибия об осаде Акраганта достаточно подробен, но некоторые детали историк все же упускает из виду и вспоминает о них как бы мимоходом и совсем по другому поводу. Рассказывая об осаде города Лилибея римлянами, историк упомянет некого ахейца Алексона, «который раньше спас акрагантян, когда сиракузские наемники замышляли измену» (I, 43). Причем, как следует из текста, предательство замышлялось масштабное: «Алексон… своею преданностью спас не только город и поля акрагантян, но самые учреждения их и свободу» (I, 43). Поскольку Алексон служил наемником в гарнизоне Лилибея, где оказал местному командованию большие услуги, вне всякого сомнения, он и в 263 году до н. э. сражался на стороне пунийцев.

В связи с этим информация о заговоре наемников из Сиракуз в Акраганте представляется очень интересной. Судя по всему, сицилийские эллины охотно служили за деньги в армии Карфагена, а Гиерон не препятствовал своим подданным таким способом зарабатывать на жизнь. Но все изменилось после того, как царь стал другом и союзником римского народа. Гиерон прекрасно понимал, что если квириты узнают о том, как граждане Сиракуз сражаются в Акраганте под карфагенскими знаменами, то лично для него это обернется очень большими неприятностями. В том, что царь принял меры предосторожности и через лазутчиков посоветовал эллинам сдать Акрагант римлянам, не было ничего невероятного, могло быть и так, что нити заговора сиракузских наемников тянулись во дворец Гиерона. Но только предположение, все могло быть и по-другому.

Осада продолжалась. Для защитников Акраганта наступили трудные времена, поскольку из-за большого скопления людей, которых насчитывалось не меньше 50 000 человек (Polyb. I, 18), в городе начался голод. Собственными силами командир гарнизона Ганнибал решить эту проблему не мог и поэтому запросил помощи из Карфагена. Посланцы военачальника регулярно прибывали в столицу, где пытались разъяснить членам совета всю величину опасности, нависшей над осажденным городом. И Ганнибала услышали. Для деблокады Акраганта была сформирована большая армия, усиленная отрядами нумидийской конницы и боевых слонов, под командованием военачальника Ганнона. Войска погрузились на корабли и отправились на Сицилию. Но римляне об этом до поры до времени ничего не знали и со свойственной им методичностью продолжали осаду города.

3. Битва при Акраганте. 262 г. до н. э

Карфагенская армия высадилась в Лилибее. Ганнон оказался толковым военачальником, хорошо разбирающимся в стратегии и тактике, что значительно повышало шансы пунийцев на успех. В отличие от остальных карфагенских полководцев, которые сначала совершали какое-либо действие и только потом думали, у Ганнона был прямо противоположный подход к делу. Он сразу же начал знакомиться с обстановкой и быстро составил неплохой поэтапный план освобождения Акраганта от римской осады.

Перебросив войска в Гераклею, Ганнон оказался в непосредственной близости от Акраганта, но не бросился сломя голову в битву, а стал действовать совершенно иначе. Внезапной атакой карфагеняне взяли город Гербес, где захватили склады с запасами продовольствия для римской армии. Полибий не сообщает подробностей этой операции и пишет лишь о том, что город был взят хитростью (I, 18). Диодор Сицилийский намекает, что пунийцы захватили Гербес при поддержке местных жителей, которым, очевидно, надоело римское присутствие (Diod. XXIII, 8). Впрочем, для Мегелла и Витула это не имело уже никакого значения, поскольку у них сразу же возникли колоссальные проблемы со снабжением армии. Ганнон повел дело настолько искусно, что вскоре сами римляне оказались в положении осажденных и консулам стало не до Акраганта. Легионеры голодали, в римской армии не хватало ни метательных снарядов, ни прочего воинского снаряжения, а дело неуклонно шло к тому, что осаду придется снять. И здесь решающую роль сыграл Гиерон. Царь четко выполнял свои обязанности римского союзника, не давая своим новым «друзьям» ни малейшего повода усомниться в своей верности. Пусть и небольшими партиями, но он доставлял в римский лагерь необходимое количество продовольствия и тем самым не позволил консулам с позором уйти от стен Акраганта.

Но Ганнон не унимался. Военачальник видел, что римские лагеря расположены неудачно, в местах, где постоянно вспыхивают болезни, и поэтому пришел к вполне логичному выводу, что в данный момент карфагенская армия сильнее римской. Согласно Диодору Сицилийскому, под командованием Ганнона было 50 000 пехотинцев, 6000 всадников и 60 боевых слонов (Diod. XXIII, 8). Отвергать данную информацию у нас нет никаких оснований, поскольку историк Филин, на которого ссылается Диодор, был как раз родом из Акраганта. Вне всякого сомнения, он был очень хорошо осведомлен обо всех нюансах достопамятной осады.

Ганнон посчитал, что пришла пора атаковать римлян, и решил спровоцировать консулов на сражение. Как пишет Полибий, он покинул Гераклею и выступил против Мегелла и Витула. Карфагенский полководец действовал очень тонко, он сумел навязать противнику свою волю и заставил его принять сражение там, где это было выгодно пунийцам. Нумидийская конница ушла вперед и атаковала вражеские позиции, провоцируя римскую кавалерию вступить в сражение. Консулы попались на эту маленькую хитрость и отправили своих всадников в атаку. Но нумидийцы искусно ушли из-под удара, а затем развернулись и вновь напали на римлян. Таким образом, чередуя атаки и отступления, нумидийцы выманили римскую конницу под удар главных сил карфагенской армии, атаковавшей противника сразу с нескольких направлений. Римляне были разгромлены и обратились в бегство, а неутомимые нумидийские наездники преследовали их до самого лагеря. После этого успеха армия Ганнона промаршировала к Акраганту и встала лагерем на холме Тор, в десяти стадиях от римского расположения. После этого в течение двух месяцев ничего не происходило, за исключением ежедневных стычек дозорных и легковооруженных воинов. Ганнон решил вести с римлянами войну на истощение сил, чтобы заставить Луция Постумия и Квинта Мамилия снять осаду Акраганта без генерального сражения.

Скорее всего, именно к этому периоду кампании на Сицилии относится рассказ Фронтина о военной хитрости Луция Постумия Мегелла: «Консул Постумий, когда его лагерь в Сицилии находился в трех милях от пунического и карфагенские командиры ежедневно выстраивались к бою под самой оградой лагеря, постоянно оборонялся малыми силами, вступая в легкие стычки перед валом. Когда пунийцы, привыкнув к его способу действий, перестали уже с ним считаться, он, подготовив всех остальных на отдыхе внутри лагеря, по-прежнему с небольшим отрядом сдерживал напор противника и задержал его дольше обычного; когда же к шести часам уставшие и изнывавшие к тому же от голода стали возвращаться к себе, он со своими свежими силами обратил в бегство неприятеля, измотанного вышеуказанными трудностями» (Frontin. II, I, 4). Косвенно данная информация подтверждается Диодором Сицилийским. Историк пишет, что Ганнон два раза сражался с римлянами и потерял в этих боях 200 всадников и 3000 пехотинцев. Понесла урон и пунийская элефантерия: восемь слонов были убиты, а тридцать три ранены. В плен попали до 4000 карфагенян (Diod. XXIII, 8). Но это были бои местного значения, до полномасштабной битвы дело пока не доходило.

К этому времени ситуация в Акраганте ухудшилась. Воины и горожане страдали от голода, и поэтому Ганнибал каждый день с помощью сигнальных огней или вестников уведомлял Ганнона о том, что положение в городе критическое. Осознав, что больше ждать нельзя, карфагенский полководец решил дать римлянам генеральное сражение. Он и сам к этому давно стремился, а теперь ситуация складывалась так, что иного выхода просто не было. К решающей битве стремились и консулы. Легионеры и так уже ослабели от голода и болезней, а если организованная Ганнонм блокада продлится дальше, то римская армия вообще могла утратить боеспособность. Таким образом, обе стороны были готовы к встрече на поле боя.

К сожалению, о самой битве информации практически не сохранилось, за исключением невнятного рассказа Полибия: «Противники вывели войска на разделявшее лагеря пространство и ударили друг на друга. Сражение длилось долго, пока наконец римляне не обратили в бегство карфагенских наемников, сражавшихся в первых рядах. Когда бежавшие устремились на слонов и на задние ряды, все войско финикиян пришло в смятение. Бегство сделалось всеобщим, большинство карфагенян были истреблены, и лишь немногие спаслись в Гераклее; римляне захватили большую часть слонов и весь обоз» (I, 18). На таком шатком основании невозможно делать какие-либо выводы, хотя кое-что и можно предположить.

Прежде всего, обратим внимание на то, что Полибий конкретно называет участок фронта, где римляне одержали вверх над карфагенянами, – центр. И это явно не досужее утверждение, скорее всего, так оно в действительности и было. Приведу лишь несколько примеров. Во время Второй Пунической войны карфагенская армия под командованием Гасдрубала Баркида в битве против Корнелия и Публия Сципионов сомнет вражеские фланги, но не удержит центр позиций. Мощный удар легионов в середину пунийского строя приведет к прорыву боевой линии Гасдрубала и полному разгрому карфагенян. Далее. В битве при Треббии в 218 году до н. э. Ганнибал вновь сокрушит римские фланги и возьмет противника в кольцо, но не сумеет парировать атаку легионеров в центре позиций. Около 10 000 римлян сумеют вырваться из ловушки и укрыться за крепостными стенами Плацентии. Через год у Тразименского озера римская армия опять попадет в окружение, и вновь 6000 легионеров лобовой атакой прорвут карфагенский строй. И только в битве при Каннах Ганнибал придумает, как бороться с этой напастью, и его воины не оставят римлянам ни единого шанса вырваться из кольца. Поэтому то, что произошло под Акрагантом, не было исключением из общего правила. Ганнон был первым из карфагенских полководцев, встретившимся с легионами в генеральном сражении на открытой местности, и о многих особенностях ведения боя римлянами мог просто не знать. На наглядных примерах из истории второй войны между Римом и Карфагеном мы уже убедились, что даже лучшие пунийские полководцы долгое время ничего не могли противопоставить сокрушительному натиску легионов. При этом надо учитывать, что Ганнон был одним из самых талантливых карфагенских военачальников Первой Пунической войны. До этого злосчастного сражения все его действия были точными и выверенными, и поэтому невозможно говорить о его некомпетентности.

Наибольшие сомнения вызывает утверждение Полибия о том, что бегущие наемники «устремились на слонов и на задние ряды». Как это можно понять? Невозможно поверить в то, что Ганнон оказался настолько глуп, что расположил элефантерию позади боевых порядков тяжеловооруженной пехоты. Остается предположить, что Полибий что-то напутал и неверно изложил свою мысль. Другого внятного объяснения просто не может быть.

Но, как бы там ни было, битва при Акраганте закончилась поражением карфагенян, судьба осажденного города была решена. Ганнибал Старший понял, что никаких шансов на успешное продолжение борьбы нет, и решил спасти остатки гарнизона. По его приказу солдаты набили плетенки мякиной и, когда наступила ночь, покинули город. Ганнибал все правильно рассчитал и, пока римляне праздновали победу над Ганноном, сумел вывести своих людей из осажденного города. Пунийцы забросали рвы плетенками с мякиной, спокойно преодолели все препятствия и, пока во вражеском лагере царило веселье, скрылись в темноте. Наутро римляне обнаружили, что враг бежал, и устремились в погоню, но карфагенский арьергард легко отразил это сумбурное нападение. Махнув рукой на Ганнибала, консулы повели своих людей на Акрагант и без труда ворвались в город. Согласно свидетельству Диодора Сицилийского, пунийская твердыня пала после шести месяцев осады, при этом 25 000 человек попали в плен. Всех их продали в рабство. Также историк указал и римские потери – 1500 кавалеристов и 30 000 легионеров (Diod. XXIII, 9). Очень высокая плата за взятие карфагенской крепости.

Павел Орозий подвел итоги борьбы римлян и карфагенян за Акрагант: «Консулы обнесли насыпями и валом Арагант, город на Сицилии, и находившийся там гарнизон пунийцев. И когда осажденный таким образом Ганнибал Старший, полководец пунийцев, был доведен до крайней нужды, неожиданно появился Ганнон, новый полководец карфагенян, с [войском] в полторы тысячи всадников и тридцать тысяч пехоты, имея также тридцать слонов, и на некоторое время отсрочил захват города; однако вслед за этим город был взят. Пунийцы, поверженные и сокрушенные в страшной битве, потеряли одиннадцать слонов, араганнтяне были все проданы в качестве пленников; Ганнибал Старший в результате внезапной вылазки спасся с немногими бегством» (IV, 7.4). Обратим внимание, что приводимые историком цифры относительно численности карфагенской армии несколько отличаются от данных Диодора Сицилийского. Но тот же Полибий пишет, что Ганнон выступил под Акрагант, взяв «около пятидесяти слонов» (I, 19) – меньше, чем у Диодора, и больше, чем у Орозия. Возможно, что часть войск Ганнон все же оставил в Гераклее, или же потери, понесенные пунийцами в первых боях под Акрагантом, были больше, чем обозначил Диодор. Что-либо утверждать наверняка невозможно.

* * *

Некоторое время Ганнон командовал пунийской армией на Сицилии, а затем был отозван в Карфаген. Тем не менее ему довелось повоевать и против новых римских консулов, Луция Валерия Флакка и Тита Отацилия Красса. По крайней мере, так следует из рассказа Фронтина: «Карфагенский полководец Ганнон в Сицилии узнал, что около четырех тысяч галльских наемников сговорились перебежать к римлянам, так как они несколько месяцев не получали жалованья. Наказать их он не решался, боясь мятежа. Он поэтому обещал щедро вознаградить их за просрочку. Когда галлы благодарили его за это, он обещал им в подходящий момент предоставить возможность пограбить. Вместе с тем он направил преданнейшего казначея к консулу Отацилию; выдав себя за перебежчика по вымышленным мотивам, он донес, что в ближайшую ночь четыре тысячи галлов будут высланы для грабежа, и их можно будет перехватить. Отацилий, с одной стороны, не сразу поверил перебежчику, однако, с другой стороны, не счел возможным оставить такое дело без внимания. Он расположил в засаде отборнейший отряд. Галлы были перехвачены, и Ганнону от этой хитрости была двойная польза: галлы нанесли римлянам урон и сами все были перебиты» (Frontin. III,XVI, 3). Но этот частный успех не оказал никакого влияния на дальнейшую судьбу военачальника. В Картхадаште на Ганнона наложили штраф в 6000 золотых монет, а затем и вовсе лишили гражданских прав. Новым командующим сицилийской армией стал Гамилькар.

4. Римский флот выходит в море… 261–260 гг. до н. э

После падения Акраганта римляне осадили город Митистрат. Но боги отвернулись от квиритов, осада затянулась на семь месяцев, и в итоге консулы были вынуждены отступить. Римская осадная техника оказалась бессильна против стен и башен Митистрата. Желая занести в свой актив хоть какое-то достижение, Красс и Флакк захватили крепость Мазару и продали в рабство всех ее защитников. Инициатива в войне перешла к римлянам, и они всячески старались развить свой успех. В то же время в сенате росло понимание, что, пока Карфаген господствует на море, все успехи квиритов на суше будут более чем сомнительны.

Полибий обращает внимание на тот факт, что к этому времени аппетиты сенаторов возросли, они решили завладеть всей Сицилией и полностью изгнать карфагенян с острова (I, 20). «Отцам отечества» было мало Мессаны и захваченных территорий, они хотели большего. Тщательно изучив положение дел на театре военных действий, сенаторы пришли к выводу, что ситуация на суше складывается в пользу римлян. Но здесь и крылся корень проблемы. Если консулы силой оружия заняли центральные районы Сицилии, а многие греческие города в регионе после падения Акраганта добровольно признали власть Рима, то ситуация в приморских районах была совершенно иная. Получая по морю регулярную помощь из Карфагена, города и крепости, расположенные вдоль побережья Сицилии, оказывали римлянам отчаянное сопротивление. Создалась патовая ситуация, где никто из противников не мог добиться преимущества. К тому же пунийский флот регулярно совершал набеги на берега Италии, нанося тем самым противнику большой урон, в то время как Африка оставалась недоступна для римлян. Чтобы добиться перевеса в войне, необходимо было пойти на радикальные меры, и римляне это сделали, когда приняли большую судостроительную программу.

Говорить о том, что у квиритов совсем не было кораблей, возможным не представляется: у такого мощного и стабильного государства, как Римская республика, торговый флот должен был быть обязательно. В гавани Остии базировались многочисленные купеческие суда, на которых служили гребцами выходцы из Южной Италии. Поэтому все было не так страшно, как об этом пишет Полибий. Другое дело, что использовать торговые корабли в военных действиях можно было разве что в качестве транспортов. Поэтому сенаторы и приняли постановление о строительстве военного флота.

По информации Полибия (I, 20), на верфях было заложено 100 пентер (у римлян квинквирема) и 20 триер (трирем). Аналогичные данные о численности римского флота приводит и Диодор Сицилийский (XXIII, 10). Но у римских и италийских корабелов не было опыта строительства квинквирем, поэтому вспомнили о карфагенской пентере, которая была захвачена римлянами при переправе Аппия Клавдия на Сицилию. Используя вражеский корабль как образец, римляне начали строительство военного флота и завершили его в рекордно короткий срок – «через 60 дней после того, как был срублен лес, флот из 160 кораблей стоял на якоре, так что казалось, будто не искусство людей, а дар богов превратил деревья в корабли» (Flor. XVIII). Сложно сказать, насколько это свидетельство соответствует действительности, поскольку с трудом верится, что такое большое количество кораблей можно построить в столь рекордно короткие сроки.

Пока шло строительство судов, начальники собирали команды гребцов и тренировали их на суше. На берегу моря вкопали скамьи, на них посадили будущих гребцов в том порядке, в каком они будут сидеть на корабле на веслах, и приучали их с вытянутыми руками наклоняться вперед, а затем откидываться назад. Ритм движениям задавал барабан келевста, под его громкие звуки новобранцы отрабатывали слаженность движений. И так изо дня в день, с утра до вечера, до тех пор, пока не были построены корабли. Впрочем, гребцами на кораблях служила еще та публика. У Павла Орозия сохранилось очень интересное свидетельство, которое можно датировать 259 годом до н. э. Это действительно серьезная информация: «В тот же год три тысячи рабов вместе с четырьмя тысячами гребцов составили на погибель города Рима заговор, и если бы скорая измена не разрушила заговор, то оставленный без защиты город погиб бы от рабской руки» (IV, 7, 12). Но кто стоял во главе заговора и какие цели преследовали заговорщики, была в этом деле замешана карфагенская разведка или нет, мы не знаем. Но если пунийцы действительно приложили к этому руку, то можно только восхититься их дальновидностью.

Когда флот был спущен на воду, то некоторое время военачальники и командиры кораблей занимались обучением личного состава непосредственно в открытом море, а затем повели корабли вдоль берега Италии на юг. Произошло это в консульство Гнея Корнелия Сципиона Азины и Гая Дуилия. Римляне были полны желания сразиться с карфагенянами на море, но первый блин как обычно получился комом. И виноват в этом был не кто иной, как Гней Корнелий Сципион, командующий римским флотом. Азина приказал своим военачальникам вести флот в Мессану, а сам с семнадцатью кораблями выдвинулся вперед, чтобы подготовить город и гавань к прибытию огромного количества судов. А дальше начались дела удивительные. Полибий не сообщает подробностей случившегося и только отмечает, что консул с помощью измены решил захватить город Липару, который находился на одном из Липарских островов[48]48
  Липарские острова – группа островов у северного побережья Сицилии.


[Закрыть]. Но кто именно и почему хотел сдать этот город римлянам, неизвестно. Однако дело даже не в этом.

Сципион не продумал до конца своих действий и с малым количеством кораблей легкомысленно отправился захватывать Липару. Римская эскадра беспрепятственно вошла в городскую гавань, и консул стал ждать, когда же ему позволят сойти на берег и впустят в пределы городских стен. Но время шло, а из города на встречу с Гнеем Корнелием так никто и не вышел. Консул в нетерпении мерил широкими шагами корабельную палубу и поглядывал в сторону Липары, но на стенах царила зловещая тишина, лишь иногда поблескивали на солнце шлемы выглядывающих из бойниц стражников. Если бы у Сципиона Азины было больше людей и кораблей, он бы попробовал прорваться в город силой, но в данный момент римлянин не располагал такими возможностями. Поэтому консулу оставалось только ждать. И он дождался.

Карфагенским флотом, стоявшим на рейде Панорма, командовал Ганнибал Старший, бывший командир гарнизона Акраганта. Узнав о том, что у Липары замечена небольшая римская эскадра, он призвал к себе военачальника Боодеса, приказал ему взять двадцать кораблей и уничтожить врага. Боодес прибыл ночью к Липаре и заблокировал выход из гавани. Когда на рассвете Гней Корнелий увидел пунийские корабли, то консула охватил страх. Он не был трусом, но проблема заключалась в том, что консул не имел никакого опыта командования в морских сражениях и просто не знал, что надо делать в такой критической ситуации. Настроение командующего передалось подчиненным, и на кораблях началась паника. Дело кончилось тем, что весь личный состав убежал на сушу, а окончательно впавший в растерянность консул был вынужден сдаться Боодесу. Липара так и не открыла римлянам ворота, иначе бы Сципион укрылся в городе. А так Боодес прибыл в Панорм с захваченными кораблями и пленным вражеским командующим.

Существует и иная версия конфуза у Липары, причем запустил ее в оборот не кто иной, как Тит Ливий. Цель перед собой писатель поставил вполне конкретную – оправдать Сципиона Азину и показать вероломство карфагенян: «Консул Гней Корнелий окружен пунийским флотом и обманом, вышедши для переговоров, взят в плен» (Liv. Per.17). Но информация Ливия не соответствует рассказу Полибия, и поэтому возникает вопрос: чьи сведения являются достоверными? Я полагаю, что здесь прав греческий историк. Дело в том, что Полибий периодически старается показать представителей семейства Сципионов в более выгодном свете, чем это было на самом деле. Иногда даже в ущерб другим римским фамилиям. Но в данной ситуации он ничего не искажает и довольно объективно отображает ход событий. Что же касается Тита Ливия, то римский писатель был неоднократно уличен в сознательном искажении исторических событий и откровенной подтасовке фактов. Поэтому с идеологической точки зрения его подход, данному эпизоду вполне понятен. По мнению Ливия, для римских читателей гораздо полезнее было узнать об очередном пунийском коварстве, чем о некомпетентности Сципиона. Хотя, если подумать, какие переговоры мог вести с врагами консул, оставшись в гордом одиночестве, брошенный на произвол судьбы моряками и легионерами? Несмотря на это, байка Ливия о том, что Гнея Корнелия захватили при помощи обмана, пришлась по душе римским историкам: «Его пригласили якобы на переговоры и схватили – образчик пунийского вероломства!» (Flor. XVIII). Эстафету подхватывает Евтропий: «Консул Корнелий [был захвачен в плен] с помощью обмана» (II, 20).

Более подробно данную тему развил Полиэн: «Карфагеняне возле Сицилии, узнав, что римляне имеют больше кораблей, чем они, желая их отвлечь, убедили некоторых из собственных граждан стать перебежчиками. Они, придя к римскому военачальнику Гнею Корнелию, обещали передать ему остров Липару, прилежащий Сицилии. Он же, поверив, заполнив половину судов, отплыл на Липару. Карфагеняне же, отправившись, встали на якоре близ римских кораблей и послали к Корнелию послов, которые, умоляя консула, договариваясь о мире и давая клятвы, упросили перейти на их судно, так как военачальник карфагенян тяжело заболел, чтобы на корабле можно было бы более безопасно договориться о том, что нужно для мира. Будучи убежден ими, римлянин перешел на карфагенский корабль, ливийцы же, захватив его, напав со всеми кораблями, легко одержали победу» (VI, 16, 5). По большому счету, иначе как набором нелепостей данный рассказ не назовешь – начиная от заявления, что карфагенские военачальники испугались римского флота (пусть даже и большого). Особенно забавной выглядит сказка о том, как Сципион Азина проникся сочувствием к больному Боодесу и отправился в логово зверя, не приняв никаких мер предосторожности. Испокон веков существует практика, что когда человек ранга Гнея Корнелия отправляется на подобные переговоры, то обязательно берутся заложники очень высокого ранга, чтобы никому даже в голову не пришло сотворить что-либо с вражеским военачальником. Но Полиэн ни о чем подобном не упоминает, у него Сципион выглядит наивным и глупым человеком, чего не могло быть по определению. Поэтому данный пассаж оставим на совести историка. Хотя не исключено, что ученый македонец просто переписал римскую версию развития событий.

Самым наглядным примером того, как римляне спекулировали на этой истории, является рассказ Павла Орозия: «Корнелий Азина, на шестнадцати кораблях отправился к острову Липаре; там, завлеченный Ганнибалом якобы на переговоры о мире, он, обманутый пунийцами, был захвачен и убит в плену» (IV, 7, 9). Несуразности этого свидетельства бросаются в глаза. Во-первых, Сципиона захватил не Ганнибал, а Боодес, а во-вторых, Гнея Корнелия никто в плену не убивал, и он в дальнейшем был освобожден. Правда, неизвестно, при каких обстоятельствах. Может быть, отпустили за выкуп, а может, обменяли на пленных карфагенян. Мало того, в 254 году до н. э. Гней Корнелий Сципион Азина будет выбран консулом во второй раз и вновь примет участие в войне с Карфагеном. Поэтому можно говорить о том, что утверждения римских историков о пленении консула во время неких «переговоров», мягко говоря, не соответствуют действительности.

Но все еще только начиналось. Через несколько дней уже Ганнибал Старший чуть было не оказался в роли Сципиона Азины. Но если римлянина подвела неуверенность в собственных силах, то с Ганнибалом все случилось с точностью до наоборот, и пуниец едва не пал жертвой собственной самоуверенности. Будучи извещен о движении римского флота вдоль побережья Италии, карфагенский военачальник вышел в море с эскадрой из пяти десятков кораблей. Он хотел лично посмотреть на вражеские суда, оценить их мореходные качества, а заодно узнать численность римской армады. Однако действовал Ганнибал крайне безответственно, поскольку даже не удосужился отправить вперед сторожевые корабли. За что и поплатился. Как следует из текста Полибия, карфагенская эскадра неожиданно столкнулась с римским флотом, идущим в походном порядке, потеряла большую часть кораблей и была вынуждена отступить (I, 21). При этом сам Ганнибал едва не попал в плен. Вопрос заключается в том, насколько это сообщение достоверно.

Согласно исторической традиции, первой победой римлян над карфагенянами в морском сражении, считается битва при Милах. Об этом свидетельствуют как римские авторы, так и греческие. Если бы все было так, как рассказывает Полибий, вне всякого сомнения, именно эта стычка и была бы объявлена первой викторией квиритов над пунийцами в борьбе за господство на море. Но ничего подобного не произошло. Поэтому можно предположить, что во время данного столкновения карфагеняне просто быстро отступили, когда увидели, что бой складывается не в их пользу. При этом никоим образом нельзя отрицать тот факт, что Ганнибал Старший едва не был захвачен римлянами.

* * *

Когда римские корабли прибыли в Мессану, стало известно о пленении Сципиона. Флот оказался без командующего, и в город был спешно вызван второй консул, Гай Дуилий, командующий сухопутными силами. У Дуилия было очень мало времени, чтобы основательно вникнуть в курс дела, все происходило на бегу и в спешке. Но консул успешно справился со всеми проблемами и, когда узнал, что вражеские корабли под командованием Ганнибала Старшего находятся у Липарских островов, приказал экипажам готовиться к битве. Римлянам предстояло серьезное испытание, они должны были вступить в бой против лучшего флота Западного Средиземноморья. Беда была в том, что римские корабли и их экипажи не имели ни малейших шансов на победу в грядущем сражении.

Полибий был весьма невысокого мнения о новом военном флоте Римской республики и прямо пишет, что построенные квинквиремы и триремы «вследствие дурного устройства были неловки в движениях» (I, 22). Анней Флор также называет римские боевые корабли «тяжеловесными и неуклюжими судами» (XVIII). Да и профессиональные навыки гребцов оставляли желать лучшего. Преимущество карфагенян было несомненным, но римляне решили свести его к минимуму и навязать противнику свою тактику морского боя, отказавшись при этом от соревнований с пунийцами в искусстве маневра и мастерстве вождения кораблей. Римские военачальники решили превратить морскую битву в битву сухопутную и использовать для достижения победы прекрасные качества своей тяжеловооруженной пехоты. История не сохранила для нас имя человека, придумавшего абордажный мостик, который получил среди легионеров прозвище «ворон» (Polyb. I, 22). Но именно это приспособление сыграет решающую роль на начальном этапе морского противостояния Рима и Карфагена. Абордажный мостик достигал до 10 м в длину и до 1,8 м в ширину, с боков мостика были невысокие перила, доходившие человеку до колен. «Ворон» устанавливался на передней части квинквиремы в вертикальном положении, при необходимости его можно было поворачивать в любую сторону. И когда подходил вражеский корабль, «ворона» с помощью каната опускали на неприятельское судно. Железный клюв на конце мостика пробивал палубу и намертво сцеплял корабли. А дальше начиналась атака легионеров, и римляне по абордажному мостику переходили на вражеский корабль непрерывными рядами по двое. Шедшие впереди воины закрывались щитами, отражая вражеские удары, а идущие следом за ними легионеры упирались краями больших щитов в перила, прикрывая себя и товарищей с боков. Мало того, если сцепившиеся корабли стояли борт к борту, то римляне приходили на помощь соотечественникам и атаковали вражеское судно с разных сторон (Polyb. I, 22). Имея плохие корабли и хорошую пехоту, римское командование сознательно выбрало оборонительную тактику, предоставляя карфагенянам полную свободу маневра и возможность атаки с разных направлений. Пусть пунийцы изощряются в искусстве кораблевождения, но как только корабли сойдутся борт о борт, при помощи «воронов» легионеры перейдут на вражеские суда и решат исход битвы в пользу Рима.