Текст книги "Первая Пуническая война"

* * *

Весть о победе вызвала в Картхадаште бурю ликования. Улицы города заполонили десятки тысяч людей, во дворцах и тавернах вино лилось рекой, в храмах совершались торжественные жертвоприношения. Слухи один невероятнее другого будоражили город, но все сходились в одном – армия ненавистных римлян уничтожена, а ее командующий попал в плен. Так почему это произошло?

Анней Флор вкратце изложил ход африканской кампании римлян, начав с подвигов Марка Атилия: «Он начал осаду самого источника войны – Карфагена – и подступил к его воротам. Тут воинское счастье отвернулось от римлян, но лишь настолько, чтобы умножились знаки римской доблести, величие которой почти всегда выявляется в бедствиях. Враги обратились за внешней помощью. Лакедемон послал к ним полководца Ксантиппа, и муж, опытнейший в военном искусстве, побеждает нас. Позорное поражение, неведомое ранее римлянам: врагам достался храбрейший полководец живым» (I, XVIII).

Возникает принципиальный вопрос: когда карфагеняне отправили вербовщиков на Пелопоннес? До или после неудачи при Адисе? Из текста «Всеобщей истории» Полибия следует, что Ксантипп появился в Карфагене во время переговоров карфагенян с Регулом: «Около этого времени прибыл в Карфаген один из раньше посланных в Элладу вербовщиков с огромным числом наемников. В среде их был некий лакедемонец Ксантипп, человек лаконского воспитания, превосходно испытанный в военном деле» (I, 32). Из этого следует, что карфагеняне отправились в Грецию задолго до сражения при Адисе, иначе они просто не успели бы своевременно прибыть на место, навербовать солдат и вернуться в Картхадашт во время переговоров с консулом.

По свидетельству Аппиана, отправка вербовщиков произошла после того, как три карфагенских полководца потерпели поражение от Регула, а правительство убедилось в несостоятельности высшего армейского руководства: «Карфагеняне стали просить лакедемонян прислать им военачальника, полагая, что они несут поражения вследствие отсутствия надлежащей военной власти. Лакедемоняне послали им Ксантиппа» (VIII, 4). Евтропий поддерживает версию Аппиана и пишет о том: «Побежденные карфагеняне попросили мира у римлян. Так как Регул согласился дать его лишь на жесточайших условиях, африканцы обратились за помощью к лакедемонянам» (II, 21). Сопоставив всю информацию, приходим к выводу, что достоверными являются сведения, сообщенные Полибием.

Греческий историк совершенно справедливо видел причины поражений пунийцев в слабой подготовке высшего командного состава карфагенской армии: «Карфагеняне понесли поражение не от римлян, но от себя самих благодаря неопытности своих вождей» (Polyb. I, 32). На данный факт Полибий обратит внимание и при описании смотра пунийской армии, устроенного Ксантиппом. Выскажется бывший начальник конницы Ахейского союза весьма жестко: «Когда он вывел войско из города и выстроил его в порядке, когда начал передвигать с места на место отдельные части и командовать по правилам военного искусства, карфагеняне поняли огромную разницу между опытностью его и неумелостью прежних вождей» (Polyb. I, 32).

Замечание Е. Родионова о том, что если бы не появился Ксантипп, то «вряд ли можно утверждать, что в его отсутствие в Карфагене не нашлось бы человека, способного правильно оценить обстановку, силы сторон и разработать подходящую случаю тактику»[56]56
  Родионов Е. Пунические войны. С. 109.


[Закрыть], вряд ли соответствует действительности. Ведь не нашлось! А стоило спартанцу покинуть Африку, как пунийцы практически сразу же вновь были нещадно биты римлянами в сухопутном сражении. Поэтому можно говорить о том, что в лице Ксантиппа судьба подарила Картхадашту шанс на спасение.

Рассмотрим некоторые аспекты битвы при Баграде и начнем с событий, которые предшествовали сражению. Полибий конкретной привязки к местности не дает, за исключением указания о том, где в канун битвы находилась главная база Регула: «Овладев городом, который назывался Тунетом и был удобно расположен для выполнения задуманных планов и для нападения на Карфаген и его окрестности, римляне разбили здесь свой лагерь» (I, 30). Поэтому исходной точкой событий будем считать Тунет.

О дальнейших событиях Полибий рассказывает так: «Приблизившись к карфагенянам, римляне в первый же день разбили свой лагерь стадиях в десяти от неприятеля. На следующий день вожди карфагенян советовались о том, как поступить и что сделать при таком положении. Войско рвалось в битву, воины собирались кучками, произносили имя Ксантиппа и требовали, чтобы он вел их возможно скорее в бой» (I, 33). А теперь сравним рассказ Полибия с описанием тех же самых событий Аппианом: «Атилий же, который стоял лагерем около озера, двинулся на врагов вокруг озера в самую жару; его войско страдало от тяжести вооружения, жажды, духоты и изнурительного пути, к тому же с крутых холмов сверху его поражали камнями и стрелами. Когда к вечеру он приблизился к врагам и их разделяла только река, он тотчас перешел реку, чтобы и этим испугать Ксантиппа; но тот вывел через ворота из лагеря выстроенное в боевом порядке войско, надеясь, что он одолеет усталого и пострадавшего в пути врага и что самая ночь окажет помощь победителям. И действительно, Ксантипп не обманулся в этой надежде: из тридцати тысяч человек, которых вел Атилий, немногие с трудом бежали в город Аспид, все же остальные – одни погибли, другие же были взяты в плен» (VIII, 3). Разница между двумя свидетельствами колоссальная, и надо сказать, что в этот раз информация Аппиана выглядит гораздо правдоподобней рассказа Полибия по той простой причине, что сведения, сообщаемые Аппианом, можно привязать к конкретной местности. В любом другом случае сложно понять всю гениальность выбранной Ксантиппом стратегии.

Прежде всего обратим внимание на такой момент. Аппиан пишет, что армия Регула огибала озеро, затем прошла мимо холмов и только после этого вышла к реке, где находился лагерь Ксантиппа. Грубо говоря, двигалась по часовой стрелке. Но, для того чтобы атаковать карфагенскую армию на реке Баград, римлянам надо было просто выдвинуться на север из Тунета и не делать огромный крюк вокруг озера. Значит, что-то заставило Марка Атилия так поступить. Здесь может быть только один вариант развития событий – армия Ксантиппа покинула Карфаген, прошла севернее Тунета и стала огибать озеро по направлению с севера на юг. Чтобы помешать карфагенянам, атаковать полуостров Кап-Бон, Регул был вынужден перебросить легионы южнее Тунета. Что же касается Ксантиппа, то, узнав об этом маневре Регула, стратег мог начать отводить армию на исходные позиции. Увидев, что пунийцы отступают, Регул решил преследовать врага. Только в этом случае римляне могли обойти озеро и выйти к холмам, которые находятся к северу от современного Туниса, где попали под удар мобильных войск Ксантиппа. И лишь пройдя мимо этих возвышенностей, римляне выходили к реке Баград. Таким образом, весь рассказ Аппиана четко согласуется с рельефом местности, существующим в наши дни. Тактика Ксантиппа заключалась в том, чтобы измотать вражескую армию и нанести ей потери до решающего столкновения. Замысел спартанца увенчался успехом.

Теперь разберем саму битву. Помимо информации Полибия, о сражении сохранилось два небольших рассказа Фронтина. В одном из них Секст Юлий пишет следующее: «Лакедемонянин Ксантипп одной только переменой позиции повернул ход Пунической войны. Приходившие уже в отчаяние карфагеняне подзадорили его платой, и он обратил внимание, что африканцы, превосходившие противника конницей и слонами, взбираются на холмы, а римляне, сила которых была в пехоте, занимают равнины. Тогда он вывел пунийцев на ровное место. Расстроив при помощи слонов ряды римлян и преследуя рассыпавшихся солдат нумидийской конницей, он разбил войска, до того одерживавшие победы на суше и на море» (II, II, 11). В дальнейшем Фронтин более подробно распишет боевое построение карфагенской армии: «Лакедемонянин Ксаптипп в Африке в деле против М. Атилия Регула поставил на первой линии легковооруженные части, а цвет войска – в резерве и приказал своим вспомогательным войскам, метнув дротики, отступить перед врагом, а когда они окажутся на линии своих войск, немедленно разбежаться в стороны и вновь ринуться вперед с флангов; в результате, когда враг попал под удар наиболее сильной части, фланговые, в свою очередь, его окружили» (Frontin. II, III, 10).

По большому счету, информация Фронтина не так уж и сильно отличается от рассказа Полибия: «Ксантипп вывел слонов из стоянки и поставил их в одну линию в челе всего войска, фалангу карфагенян выстроил в тылу их на умеренном расстоянии. Одну часть наемников он поместил на правом крыле; другая часть, самая легкая, вместе с конницей заняла место впереди обоих флангов» (I, 33). Грамотно расположив войска, Ксантипп вновь начисто переиграл Регула. Остальное уже зависело от простых солдат.

Поражение римлян было сокрушительным: «Полководец Ксантипп, который был отправлен лакедемонянами, наголову разгромил римского полководца Регула. Ибо только две тысячи человек из всего римского войска спаслись бегством, пятьсот человек вместе с главнокомандующим Регулом были взяты в плен, тридцать тысяч было убито, а самого Регула заключили в оковы» (Eutrop. II, 21). Об этом же пишет и Павел Орозий. Поведав о назначении карфагенским правительством наемника Ксантиппа на пост командующего, писатель всячески подчеркивает роль спартанского военачальника в победе над легионами: «И вот они возлагают ведение войны на Ксантиппа, царя лакедемонян, призванного со вспомогательными частями. Ксантипп, когда провел смотр отрядов пунийцев и вывел их в поле, значительно изменив их строй к лучшему, вступил в сражение с римлянами. Огромное поражение потерпели там римляне, ибо тридцать тысяч римских воинов было уничтожено тогда в той стычке. Регул, тот славный полководец, был захвачен в плен вместе с пятью сотнями воинов и, закованный в цепи, подарил карфагенянам в десятый год Пунической войны славный триумф. Ксантипп, соучастник столь дерзновенного предприятия, побоявшись перемены ситуации, не отличавшейся стабильностью, тотчас же удалился из Африки в Грецию» (IV, 9, 2). Обратим внимание, что Ксантипп здесь называется спартанским царем, чего в действительности быть не могло. Но, с другой стороны, это косвенно указывает на то, что военачальник был знатного рода, а не простым солдатом удачи.

Сведения о римских потерях, приводимые Орозием и Евтропием, совпадают, оба историка определяют их в 30 000 человек. Но это значительно больше, чем численность всей армии Регула, обозначенная Полибием, – 12 000 пехотинцев и 500 всадников. В этом свете представляется вполне вероятным, что данные Аппиана о численности армии Регула в битве при Баграде – 30 000 воинов – не так уж и нереальны (VIII, 3). По крайней мере, это в какой-то степени подтверждается сведениями Орозия и Евтропия. Честно говоря, цифры Полибия мне представляются заниженными. В сенате не могли не понимать, насколько опасно оставлять под командованием Регула такие незначительные силы. То, что «отцы отечества» отправили в Италию большую часть флота, представляется вполне логичным. Но они не должны были сильно ослаблять сухопутную армию, поскольку речь шла о взятии Карфагена и победоносном окончании войны. Впрочем, это только предположение.

Полибий потери сторон обозначил следующим образом: «Около пятисот человек, бежавших вместе с консулом Марком, скоро попали в руки неприятелей и вместе с начальником взяты в плен. Со стороны карфагенян пало около восьмисот наемников, поставленных против левого неприятельского фланга. Из римлян спаслось около двух тысяч человек, тех самых, которые избежали опасности в то время, как неприятель преследовал остальных римлян. Все прочее войско погибло, за исключением консула Марка и бежавших вместе с ним солдат» (I, 34). За исключением разницы в цифрах, суть сообщений Полибия, Аппиана, Орозия и Евтропия совпадает.

В битве при Баграде Ксантипп проявил себя прекрасным тактиком и стратегом. Изначально навязав свою волю Регулу, он дал римлянам бой в том месте и тогда, когда это было выгодно карфагенянам. Стратегемы эллинов восторжествовали над римской военной школой. Недаром Полибий подчеркивает, что командующий получил спартанское воспитание. И пусть к этому времени Спарта обладала лишь тенью былого могущества, но древние традиции еще жили в городе. Ксантипп наглядно продемонстрировал карфагенянам, что у них есть все предпосылки для победы над Римом и что их главная беда заключается в бездарности полководцев, что Бостары и Гасдрубалы губят армию в силу своей некомпетентности. Командовать должны военные профессионалы, а не случайные люди, выбранные на ответственные посты благодаря своему богатству и положению в обществе.

Роль Ксантиппа в победе над римлянами признавали все античные авторы, это отметил и Аврелий Виктор, когда рассказывал о судьбе консула Регула: «Вскоре затем искусством наемника лакедемонянина Ксантиппа он был захвачен в плен и посажен в тюрьму» (De vir. Ill. XL, 4). Практически теми же словами выскажется и Тит Ливий: «Волею Фортуны, пожелавшей явить в Регуле сугубый образец величия, он разбит и взят в плен Ксантиппом, лакедемонским полководцем, призванным карфагенянами» (Liv. Per. 18). О судьбе Регула будет рассказано в следующей главе, а пока разберемся, что же случилось с Ксантиппом после его великой победы, поскольку на этот счет существует два прямо противоположных мнения.

* * *

О дальнейшей судьбе спартанского полководца Полибий рассказывает так: «Ксантипп, столько содействовавший восстановлению сил карфагенян, вскоре после этого отплыл домой по здравом и верном размышлении. И в самом деле, славные, необыкновенные подвиги порождают сильную неприязнь и злостные клеветы, и если туземцы благодаря многочисленным узам родства и дружбы в силах побороть эти чувства, то люди чужие скоро изнемогают в борьбе с ними и гибнут. Впрочем, об отъезде Ксантиппа существует и другой рассказ, для сообщения которого мы постараемся выбрать более подходящее место» (I, 36). Но текст Полибия, где он хотел привести альтернативную версию о дальнейшей судьбе стратега, не сохранился. Этот рассказ присутствует у Аппиана: «Для Ксантиппа его счастливая победа была началом несчастий: карфагеняне, чтобы не казалось, что столь славная победа была делом лакедемонян, сделав вид, что хотят почтить его многими дарами и отправить в Лакедемон на триэрах, поручили начальникам триэр утопить его вместе с плывшими с ним лаконцами. Таким образом он понес наказание за свой подвиг» (VIII, 4). Вот так, по мнению Аппиана, закончился жизненный путь одного из выдающихся полководцев античности.

Павел Орозий полностью солидарен с Полибием: «Ксантипп, соучастник столь дерзновенного предприятия, побоявшись перемены ситуации, не отличавшейся стабильностью, тотчас же удалился из Африки в Грецию» (IV, 9, 2). Ксантипп как человек умный понимал, что шансов на дальнейшую карьеру в Карфагене у него нет, потому что Гасдрубалы, Бостары и Гамилькары, жестоко битые римлянами на полях сражений, после того как опасность миновала, вновь приберут к своим рукам командование армией. В этом случае спартанец становился помехой, со всеми вытекающими из этого последствиями. Исходя из сложившейся ситуации, Ксантипп, как только получил вознаграждение, покинул Карфаген и уплыл в Грецию.

Версия Аппиана не выдерживает никакой критики. Во-первых, для командиров кораблей было очень проблематично расправиться с сотней вооруженных до зубов спартанцев, составлявших окружение Ксантиппа (Diod. XXIII, 16). Аппиан пишет, что кораблей было несколько, а значит и греческих наемников на них было более чем достаточно, и необязательно, что все они были выходцы из Лакедемона. Можно не сомневаться, что в случае нападения карфагенян на Ксантиппа и его людей греки поддержали бы соотечественников и дружно выбросили за борт пунийских моряков. Как и в истории с Регулом, о которой в свое время будет рассказано, здесь чувствуется страстное желание историка показать карфагенян в негативном свете – алчными и беспринципными торгашами, способными на любую подлость. Аппиан был греком из Александрии, а эллины, как известно, искренне ненавидели пунийцев, с которыми испокон веков регулярно воевали за Сицилию. Поэтому данный пассаж Аппиана в какой-то степени объясним.

В аналогичном духе выдержано и свидетельство Диодора Сицилийского (XXIII, 16). Будучи сицилийским греком, историк не симпатизирует карфагенянам, и поэтому версия о том, что Ксантиппа погубили пунийцы, для него является приоритетной. Как пишет Диодор, стратега отправили домой на ветхом корабле, в результате чего дырявое судно затонуло в водах Адриатики. Непонятно только, зачем убийцы везли свою жертву так далеко, ведь преступление можно было осуществить и в Средиземном море.

Однако все это частности, а теперь главный аргумент в пользу того, почему рассказ об убийстве Ксантиппа не может быть правдой. Нет никакого сомнения, что слухи о расправе над наемниками и их командиром быстро бы распространились по всему Средиземноморью и вызвали широкий резонанс. Скрыть такое масштабное преступление было просто невозможно. И если бы карфагеняне вздумали вновь прибегнуть к услугам солдат удачи, у них возникли бы серьезные проблемы с набором. Кто захочет идти на службу к людям, у которых одна награда – смерть? Во время продолжавшейся войны с Римом такой поворот событий представлял для карфагенян смертельную угрозу, поскольку именно наемники составляли основу их армии. Спартанец уехал из Карфагена по доброй воле, и поэтому пунийцам не было никакой необходимости его убивать. Басню о подлых карфагенянах и невинно убиенном Ксантиппе всерьез воспринимать не будем, а занесем в разряд эпизодов информационной войны того далекого времени.

4. Беда не приходит одна… 254–252 гг. до н. э

Весть о разгроме легионов Атилия Регула повергла Рим в состояние шока: город притих, затаился в смятении и неуверенности. Сенат спешно собрался на экстренное заседание, чтобы определиться, что делать дальше. Главный вопрос, который предстояло решить «отцам отечества», заключался в том, каким образом эвакуировать из Африки уцелевших легионеров Регула. После недолгого обсуждения пришли к выводу, что надо срочно увеличить флот и отправить все корабли к африканскому побережью, выручать попавших в беду соотечественников. По приказу сената началось сооружение новых боевых кораблей, которые должны были значительно усилить военно-морские силы республики. В сенате не исключали, что карфагенский флот вновь попытается перехватить римлян на пути в Африку.

После отъезда Ксантиппа на родину карфагенские военачальники решили добить остатки римских войск и осадили Аспид. Но легионеры знали, что с ними произойдет в случае падения города, и поэтому сражались отчаянно, терять им было нечего. Все попытки пунийцев взять город либо штурмом, либо осадой потерпели неудачу, и в итоге карфагенская армия была вынуждена отступить от стен Аспида. Немалую роль в этом сыграл слух о том, что римляне готовят очередной флот и в скором времени выйдут в открытое море. А куда и зачем направятся их корабли, карфагенскому командованию было предельно ясно. Поэтому в Картхадаште стали спешно приводить в порядок флот, находившийся в весьма плачевном состоянии после сражения при Экноме. Чинили и заново снаряжали старые суда, строили новые. Работы были произведены достаточно быстро, и вскоре две сотни карфагенских боевых кораблей вспенили острыми носами волны Средиземного моря. Но римляне достойно ответили своим врагам. В начале лета 255 года до н. э. флот из 350 судов под командованием консулов Марка Эмилия Павла и Сервия Фульвия Нобилиора вышел в открытое море и взял курс на юг.

Рассказ Полибия об этой экспедиции краток и скуп: «У Гермесового мыса они встретились с карфагенским флотом и с легкостью при первом же натиске обратили его в бегство, причем захватили сто четырнадцать кораблей с командою; затем взяли с собою остававшихся в Ливии молодых воинов из Аспида и направились к Сицилии» (I, 36). Гораздо больше информации мы находим в «Истории против язычников» Павла Орозия: «И вот консулы Эмилий Павел и Фульвий Нобилиор, когда стало известно о пленении Регула и поражении римского войска, получив повеление отправиться в Африку с флотом в триста кораблей, подступают к Клипее. Тотчас же туда с равным флотом прибывают карфагеняне, и сражения морского избежать невозможно. Сто четыре корабля карфагенян потоплены, тридцать захвачены вместе с экипажами, кроме того, перебито тридцать пять тысяч карфагенских воинов; с другой стороны гибнет тысяча сто римских воинов, когда девять их кораблей оказались выведенными из строя. Консулы стали лагерем у Клипеи. Двое Ганнонов, военачальников пунийцев, вновь направились туда с огромным войском и, вступив в сражение, потеряли девять тысяч воинов» (Oros. IV, 9, 5–7). Еще более интересны сведения Евтропия: «В консульство Марка Эмилия Павла и Сервия Фульвия Нобилиора оба римских консула отправились в Африку с флотом из трехсот кораблей. В первом морском сражении африканцы были побеждены. Консул Эмилий сто четыре вражеских корабля пустил ко дну, тридцать вместе с участниками боя захватил, пятнадцать тысяч врагов или перебил, или пленил, а каждого из своих солдат огромной добычей одарил. И тогда Африка была бы покорена, если бы не случился такой голод, что войско уже не могло дольше там оставаться» (II, 22).

Сопоставив эти свидетельства, мы приходим к очень интересным выводам. Невольно складывается впечатление, что экспедиция Павла и Нобилиора была не чем иным, как попыткой взять реванш за поражение Регула. Об этом свидетельствуют как задействованные римлянами силы, так и их действия на территории Африки. Орозий и Евтропий обозначают численность римского флота в 300 судов, а Полибий и Диодор Сицилийский пишут о 350 боевых кораблях. К военному флоту Диодор добавляет 300 транспортников (XXIII, 18), тем самым еще больше увеличивая римскую армаду. Другой вопрос, насколько информация Диодора соответствует действительности. Впрочем, разница в 50 кораблей могла произойти из-за того, что эти суда были остатками флотилии Регула и присоединились к флоту Павла и Нобилиора по прибытии консулов в Африку. Тем не менее силы, которые римляне в этот раз направили против карфагенян, были весьма и весьма значительные. Но нельзя исключать и того, что мысль о новом походе на Карфаген возникла у консулов после того, как они высадились на африканском побережье.

Обратимся к сражению у Гермесова мыса. Как следует из текста «Всеобщей истории» Полибия, римляне опрокинули карфагенский флот первым же натиском. Соответственно бой был скоротечным. Поэтому можно предположить, что пунийцы предприняли попытку атаковать вражеский флот, но, увидев, что разбить строй неприятельских кораблей не получается, решили сразу же отступить. Относительно потерь карфагенян античные историки более-менее сходятся во мнении, зато римские потери никто из них не называет, за исключением Орозия. Но приводимые им цифры вызывают определенные вопросы, поскольку дисбаланс прослеживается просто дикий: 134 корабля и 35 000 воинов потеряны у карфагенян и 9 судов и 1100 человек – у римлян. Вариантов здесь может быть только два: либо потери пунийцев безбожно завышены, либо потери римлян сильно занижены. Третьего не дано. Что же касается Диодора Сицилийского, то историк не говорит, сколько вражеских кораблей потопили римляне, а упоминает лишь о том, что у пунийцев было захвачено 24 судна (XXIII, 18).

Рассмотрим сухопутную кампанию Нобилиора и Павла. Полибий про нее вообще ничего не говорит, лишь ограничившись замечанием, что эвакуация остатков легионов Регула прошла успешно. Диодор Сицилийский о боевых действиях на суше во время этой экспедиции не упоминает и все внимание акцентирует на морском сражении. На основании информации Орозия и Евтропия положение дел выглядело следующим образом: легионы вновь расположилась лагерем у Аспида, и вскоре туда подошла карфагенская армия под командованием двух военачальников с одинаковыми именами – Ганнон. Это лишний раз свидетельствует о том, что Ксантипп действительно покинул Картхадашт после победы при Баграде. Под Аспидом между римлянами и карфагенянами произошло сражение, пунийцы потеряли 9000 человек убитыми и отступили. Павел и Нобилиор решили развить успех и начать новое наступление на Карфаген, но столкнулись с проблемами снабжения армии и были вынуждены покинуть Африку.

Оказавшись в сложном положении, карфагенские командиры изменили тактику и повели дело таким образом, что лишили римлян возможности получать продовольствие на территории полуострова Кап-Бон. Возможно, что главная роль здесь принадлежала нумидийской коннице. В пользу этого предположения свидетельствует такой факт. После разгрома Регула карфагеняне направили полководца Гамилькара в Нумидию и Мавретанию, чтобы покарать вождей местных племен, решивших поддержать Регула (Oros. IV, 9, 9). Командующий действовал очень жестко, повесив сторонников Рима и наложив на провинившихся большую контрибуцию в виде 1000 талантов серебра и 200 000 быков. И есть большая вероятность того, что Гамилькар приказал местным вождям выделить в его распоряжение воинские контингенты, которые впоследствии были задействованы против армии Павла и Нобилиора. Отряды нумидийской и мавританской конницы как нельзя лучше подходили для маневренной войны, которую карфагеняне развязали против римлян. Поэтому, не имея возможности что-либо противопоставить противнику и помня о печальном опыте Регула, консулы приняли решение покинуть Африку. Но это – лишь мое предположение и реконструкция возможного хода событий.

Отплыв из Аспида, римская армада взяла курс на Сицилию. И здесь Фортуна отвернула свой божественный лик от квиритов: «Когда римский флот, груженный трофеями, возвращался в Италию, он потерпел страшное кораблекрушение: ведь из трехсот кораблей погибло двести двадцать, едва спаслось лишь восемьдесят, когда груз был сброшен [за борт]» (Oros. IV, 9, 8). Павлу Орозию вторит Евтропий: «Консулы, возвращаясь назад с победоносным флотом, вблизи Сицилии потерпели кораблекрушение. И буря была такова, что из четырехсот шестидесяти четырех кораблей смогло спастись едва ли восемьдесят; о такой морской буре ни в какое другое время прежде не слышали. Но римляне тотчас восстановили двести кораблей, и их дух никоим образом не был сломлен» (II, 22). По информации Диодора Сицилийского, катастрофа произошла недалеко от Камарины, где римляне потеряли 340 боевых кораблей и 300 транспортных судов (XXIII, 18). Обломками разбитых квинквирем было завалено все побережье от Камарины до мыса Пахин, и лишь благодаря помощи царя Гиерона, снабдившего союзников всем необходимым, жалкие остатки некогда грозного флота добрались до Мессаны (Diod. XXIII, 18). О том, что бедствие произошло около Камарины, свидетельствует и Полибий: «Римляне счастливо переплыли уже море и подошли к берегу камаринян, как вдруг захвачены были такой бурей и подверглись таким злоключениям, которые превосходят всякое описание. Так, из трехсот шестидесяти четырех судов уцелело только восемьдесят; остальные или поглощены были волнами, или отброшены прибоем волн и, разбившись о скалы и мысы, покрыли берег трупами и обломками» (I, 37). Орозий, Евтропий и Полибий расходятся во мнениях относительно численности римского флота, но зато единодушны в том, сколько у консулов осталось судов после разразившейся бури, – 80. Свидетельство Диодора Сицилийского стоит особняком: если принимать его цифры, то получается, что у Павла и Нобилиора осталось на плаву лишь десять боевых кораблей.

О причинах грандиозного кораблекрушения рассуждает Полибий. Историк, настроенный по отношению к римлянам очень благожелательно, неожиданно подвергает квиритов жесточайшей критике и называет конкретных виновников катастрофы: «История не знает более тяжкого несчастия, разом обрушившегося на море; причина его лежит не столько в судьбе, сколько в самих начальниках. Дело в том, что кормчие долго и настойчиво убеждали не идти вдоль наружного берега Сицилии, обращенного к Ливийскому морю, так как море там глубоко и высадка на берег трудна: они говорили также, что одно из двух зловещих созвездий еще не скрылось, а другое приближается; плавание их совершалось в промежутке между восходом Ариона и Пса. Всем этим консулы пренебрегли и пустились в открытое море, желая устрашить одержанною победою некоторые из лежащих по пути городов Сицилии и таким образом овладеть ими. Лишь только тогда, когда из-за слабых надежд они попали в большую беду, консулы поняли свое безрассудство» (Polyb. I, 37). Трудно сказать, какую победу здесь подразумевает Полибий, то ли в морском сражении у Гермесова мыса, то ли в битве на суше против армии двух Ганнонов (хотя он о ней даже не упоминал, когда рассказывал об этой экспедиции). Но как бы там ни было, а виновники обрушившегося на римлян несчастья названы – это консулы Марк Эмилий Павел и Сервий Фульвий Нобилиор. Некомпетентность, самоуверенность и непомерное тщеславие военачальников стали причиной трагедии.

О том, что с созвездием Ориона связаны изменения погоды в худшую сторону, в античном мире было хорошо известно, об этом пишет и Вергилий в «Энеиде»:

 
В море, мол, бури шумят, и взошел Орион дожденосный,
И расшатались суда, и для плаванья время опасно (IV, 52).
 

И пусть во время Первой Пунической войны римляне могли этого не знать, но прислушаться к мнению кормчих и командиров кораблей, среди которых было немало греков из Южной Италии, консулы были просто обязаны. Но в силу собственной ограниченности они этого не сделали. Полибий достаточно долго прожил в Риме и очень хорошо знал особенности местного менталитета. Историк просто блестяще характеризует некоторые свойства национального характера квиритов: «Вообще римляне во всех случаях действуют силою, и раз какая-либо цель поставлена, они считают для себя обязательным достигнуть ее, и раз принято какое-либо решение, для них не существует ничего невозможного. Часто благодаря такой стремительности они осуществляют свои замыслы, но подчас терпят и тяжелые неудачи, особенно на море. Действительно, на суше, где они имеют дело с людьми и с человеческими средствами борьбы, римляне большею частью успевают, потому что равные силы они одолевают натиском; здесь лишь изредка терпят они неудачи. Напротив, большие бедствия постигают их всякий раз, когда они вступают в борьбу с морем и небом и действуют с тем же упорством. Так случилось тогда и много раз случалось раньше, так будет и впредь, пока они не отрекутся от этой ложной отваги и упрямства; теперь они воображают, что им можно идти – по морю ли то, или по суше – во всякое время» (Polyb. I, 37). В отличие от пристрастных римских историков, рассказывающих о Пунических войнах, Полибий смотрит на эти события как бы со стороны, что и позволяет ему сохранять при их описании относительную объективность. Удается ему это далеко не всегда, но, тем не менее, несмотря на очевидные проримские симпатии автора, именно мнение Полибия представляет для меня наибольший интерес, поскольку историк не только лично знал многих героев противостояния, но и сам принимал участие в этих эпохальных событиях.