Текст книги "Первая Пуническая война"

II. Сицилия

1. Десант Аппия Клавдия. 264 г. до н. э

К этому времени обстановка в Мессане резко обострилась. Командир карфагенского отряда Ганнон засел со своими людьми в местном акрополе и тем самым осложнил жизнь не только мамертинцам, но и римлянам. Позиция Ганнона была безупречной, и ему оставалось только ждать, когда на помощь придут соотечественники или царь Сиракуз Гиерон, искренне ненавидевший мамертинцев и желающий уничтожить это разбойничье племя. Все шансы на успешное завершение операции по захвату Мессаны были на стороне карфагенян, но Ганнон проявил редкую глупость и все испортил своими безответственными действиями. Рассказ Полибия об этих событиях довольно лаконичен, историк лишь ограничивается краткой фразой: «Мамертинцы частью угрозами, частью хитростью вытеснили уже карфагенского военачальника из кремля, призвали Аппия и передали ему город» (I, 11). Более подробная информация содержится в текстах Диона Кассия и Зонары, на основании которой можно восстановить весь ход этих трагических событий.

Римляне не сразу пришли на помощь мамертинцам, поскольку квиритов до поры до времени отвлекали другие проблемы. Они были извещены о том, что в городе находится карфагенский гарнизон под командованием Ганнона, а Мессинский пролив охраняет грозный флот пунийцев. Но свое присутствие в регионе необходимо было обозначить, и в Регий прибыл Гай Клавдий, военный трибун консула Аппия Клавдия Кавдекса. Осознав, что если он отправится в Мессану на корабле, то неминуемо подвергнется атаке карфагенских пентер, трибун пошел на осознанный риск, сел в рыбацкую лодку и пересек пролив. Оказавшись в городе, он отправился к представителям проримской партии и начал с ними переговоры о передаче города римлянам. Во время этого визита трибун выяснил, что многие мамертинцы не хотят оказаться в подчинении у квиритов, но при этом им надоело и господство карфагенян.

Исходя из этого, Гай Клавдий резко изменил повестку собрания и стал говорить о том, что римляне просто хотят освободить мамертинцев от карфагенян, поскольку не желают усиления влияния пунийцев вблизи Италии. Такая речь была встречена громкими аплодисментами со стороны присутствующих, но в это время появился Ганнон с большим отрядом воинов. Однако вместо того, чтобы арестовать Гая Клавдия как шпиона, а затем начать переговоры с консулом о его судьбе, командир гарнизона отпустил трибуна обратно в Италию. И, как оказалось, зря. Пообещав мамертинцам помощь, Гай Клавдий сел в свою лодку и уплыл обратно, но теперь он уже располагал всей необходимой информацией. Во время недолгого морского путешествия трибун изучил стоянки карфагенских кораблей в Мессинском проливе и сделал соответствующие выводы. Исходя из сложившегося положения дел, Гай Клавдий задумал высадить в римский десант в Мессане и овладеть городом.

Однако трибун недооценил своего врага. Увидев, что римляне от слов перешли к делу, Ганнон был просто вынужден дать им адекватный ответ. И когда триремы Клавдия начали движение через пролив в сторону Мессаны, то их атаковали карфагенские корабли. Некоторые суда пунийцы захватили и увели на буксире в город, остальным нанесли серьезные повреждения. Гаю Клавдию пришлось вернуться в Регий и приступить к ремонту трирем, а Ганнон проявил удивительное миролюбие и вернул римлянам все захваченные корабли. При этом карфагенский военачальник сделал своему римскому коллеге серьезное внушение, чтобы тот соблюдал мир, иначе он не позволит квиритам «даже руки вымыть в море».

Почему Ганнон так поступил? Разве он не видел, что война уже стоит на пороге, что римляне сбросили маску и начало открытых боевых действий является лишь вопросом времени? Карфагенский военачальник не мог этого не понимать, но вместо того, чтобы обратиться к своему правительству и доложить реальную обстановку, предпочел вести политику уступок и всячески демонстрировать миролюбие своему хищному соседу, совершенно не понимая, что такое безвольное поведение лишь усиливает его агрессию. Ганнону надо было всеми мерами раздувать дипломатический скандал и выносить решение вопроса на уровень сената и карфагенского совета, а он продолжал заниматься самодеятельностью, совсем не отвечающей интересам Картхадашта. Мнение о том, что Ганнон проявил политическую мудрость, сдав Мессану римлянам, действительности не соответствует, поскольку противник этим бы явно не удовольствовался и продолжил наступление в глубь острова. Войны было не избежать, и никакая дипломатия и политика уступок не могла ее предотвратить. На посту командира гарнизона Мессаны Ганнон проявил удивительную политическую близорукость, за что впоследствии и поплатился.

Между тем Гай Клавдий не угомонился и продолжил свои попытки по овладению Мессаной. Поскольку он уже очень хорошо изучил пролив между Сицилией и Италией, то дождался попутного ветра, сел на корабль и вновь оказался в городе. Причем в этот раз не один, а с отрядом легионеров. Почему Ганнон в этот раз не перехватил вражескую трирему, остается загадкой: то ли продолжал придерживаться своей беззубой и миролюбивой политики, то ли имело место обычное разгильдяйство. Но, как бы там ни было, именно этот визит трибуна оказался для Ганнона роковым.

Появившись в городе, Гай Клавдий созвал мамертинцев на собрание и стал их убеждать принять помощь римлян. А между делом обронил, что пусть на собрание явится Ганнон и объяснит, на каком основании карфагенский гарнизон занимает акрополь Мессаны. Мамертинцы с энтузиазмом восприняли это предложение, и вскоре их посланец стоял перед Ганноном. Услышав, чего от него хотят, карфагенский военачальник откровенно струсил. Он боялся идти на собрание, но в то же время опасался, что, если ответит отказом, в Мессане начнется восстание. Самым логичным в этой ситуации было закрепиться на акрополе и слать гонцов с просьбой о помощи в Лилибей, Акрагант, Панорм и другие города на Сицилии, где стояли карфагенские гарнизоны. Даже к царю Сиракуз Гиерону. И обязательно запросить правительство в Картхадаште о том, что делать в такой критической ситуации. Но Ганнон то ли по глупости, то ли со страху из двух зол выбрал большее, прибыл на собрание и принял активное участие в развернувшихся дискуссиях. Однако Клавдию вскоре надоело заниматься пустой болтовней, и он приказал своим людям арестовать Ганнона. Под одобрительные возгласы мамертинцев легионеры скрутили карфагенянину руки и отвели на трирему.

Вскоре на судно поднялся Гай Клавдий и привел очень убедительные аргументы в пользу того, что карфагеняне должны покинуть Мессану. Ганнон находился в полной его власти, хотел сохранить жизнь и поэтому был вынужден выполнить все, к чему его принуждал Клавдий. Другое дело, что на акрополе находился заместитель Ганнона, и было неизвестно, как он воспримет приказ начальника о сдаче цитадели – командир гарнизона находился в плену, и теперь все его распоряжения можно было игнорировать. При этом Ганнон должен был либо отправить письменный приказ, либо лично объявить о выводе войск своему заместителю. Но второй вариант исключался, поскольку для этого Клавдию пришлось бы отпустить Ганнона обратно на акрополь, что могло привести к непредсказуемым последствиям. Но, как бы там ни было, заместитель командира гарнизона оказался таким же нерешительным и трусливым человеком, как и его начальник. Испугавшись брать на себя ответственность за судьбу Мессаны и карфагенских воинов, находившихся в городе, он подчинился приказу Ганнона и сдал акрополь Гаю Клавдию. Таким образом римляне без каких-либо серьезных усилий со своей стороны заполучили Мессану, а энергичный военный трибун сделал то, что должны были сделать несколько легионов. В отличие от Ганнона, Гай Клавдий достоин уважения как человек, который не щадит себя для блага страны и ради этого может поставить на кон собственную жизнь.

В Карфагене сразу же оценили размер опасности. Члены совета не тешили себя иллюзиями, что все закончится с захватом Мессаны римлянами, было очевидно, что борьба только начинается. В том, что бывшие союзники постараются распространить свое влияние на весь остров, никто не сомневался. И если Ганнон надеялся найти понимание своим действиям у правительства Картхадашта, то он глубоко заблуждался. Как написал Полибий, «обвинив его в выдаче кремля по безрассудству и трусости», бывшего командира гарнизона приколотили к деревянному кресту (I, 11). Трудно сказать, как развивались события, если бы Ганнон продемонстрировал хотя бы половину той решительности и храбрости, что проявил Гай Клавдий. При определенном раскладе можно было предотвратить высадку легионов на Сицилии и с помощью того же Гиерона зачистить Мессану от представителей проримской партии. А со временем и вовсе покончить с мамертинцами. Все испортил Ганнон.

Члены карфагенского совета не собирались мириться с таким положением дел. К римлянам был отправлен посол с требованием покинуть Мессану, а когда квириты ответили отказом, то на Сицилии высадилась карфагенская армия под командованием Ганнона, сына Ганнибала (Diod. XXIII, 1). Пунийцы высадились в Лилибее, откуда Ганнон (не путать с бывшим командиром гарнизона Мессаны) отправился в Акрагант, где по его приказу начали дополнительно укреплять городские стены и башни. Одновременно собрал свои войска и царь Гиерон. Военный союз между Карфагеном и Сиракузами стал свершившимся фактом, и направлен он был против Рима. Пунийский флот занял позиции около мыса Пелориады[47]47
  Пелориады – современный поселок Торре-ди-Фаро.


[Закрыть] на северной оконечности Сицилии, а армия Гиерона расположилась около Халкидской горы и отсюда повела осаду Мессаны. Вскоре к городу подошли карфагенские войска и встали лагерем около селения Син. Мамертинцы оказались в полной блокаде, и все их надежды были только на помощь римлян. Но консул Аппий Клавдий Кавдекс, прибывший с легионами в Регий, пока не предпринимал никаких попыток переправиться в Сицилию, поскольку боялся карфагенского флота. Вместо этого он отправил к Гиерону и пунийцам послов, чтобы те убедили союзников оставить Мессану в покое.

Но миссия не задалась. Пока консульские посланцы вдохновенно бубнили о величии и славе римского народа, а затем стали перечислять подвиги квиритов в Италии, Гиерон и карфагенский полководец Ганнон, сын Ганнибала, только многозначительно переглядывались. Когда же римские уполномоченные замолчали, царь Сиракуз с раздражением сказал, что утомлен как римским пустословием, так и их желанием спасти мамертинцев, этих убийц и разбойников, у которых на руках кровь невинных людей. И если римляне продолжат оказывать помощь этим врагам рода человеческого, то всем будет ясно, что конечной целью квиритов является захват всей Сицилии. Потому что им нет никакого смысла начинать войну с такими могущественными государствами, как Сиракузы и Карфаген, только из-за того, чтобы спасти бандитов от заслуженной кары. Прикрываясь высокими словами, римляне преследуют свои корыстные интересы (Diod. XXIII, 1).

Гиерон даже и не подозревал, насколько оказался прав. Римские послы поняли, что толку от переговоров не будет, и поспешили вернуться в Регий.

* * *

Перед консулом Аппием Клавдием стоял сложнейший вопрос – как переправить армию в целости и сохранности на Сицилию? От исхода этой операции зависел весь дальнейший ход войны, и римский военачальник это прекрасно понимал. Однако средства для переправы, которыми он располагал, были весьма ограниченными. Как пишет Полибий, у римлян не было боевых кораблей, и эскадру они формировали исключительно за счет италийских союзников. Здесь им огромную помощь оказали города Южной Италии, в частности Тарент, Локры Эпизефирские, Неаполь и Элея (I, 20), предоставившие транспортные суда и триеры вместе с экипажами. В свете приведенной выше информации прорываться через Мессинский пролив с помощью силы было смерти подобно, поэтому римский военачальник решил действовать хитростью. Полибий не приводит практически никаких подробностей успешной высадки римского десанта на Сицилии, отмечая только, что происходила она ночью (I, 11). Также историк обращает внимание на то, что одна карфагенская пентера все-таки атаковала эскадру Аппия Клавдия, но села на мель и была захвачена римлянами.

Более подробный рассказ о переправе содержится у Фронтина: «Консул Аппий Клавдий в Первой Пунической войне не мог переправить войско из Регия в Мессану, так как пунийцы стерегли пролив. Тогда он пустил слух, что не может вести войну, начатую без разрешения народа, и притворился, будто ведет флот по направлению к Италии: когда в результате пунийцы, поверив в взятое им направление, отошли, он повернул корабли и пригнал их к Сицилии» (I, IV, 11). Вот и все. Римляне высадились в гавани и заняли город. Но Аппий Клавдий понимал, насколько ненадежным является его положение, ведь на суше противник имел численное превосходство, а на море по-прежнему господствовал карфагенский флот. Поэтому консул в очередной раз отправил послов к Гиерону и его союзникам, требуя отступить от Мессаны и прекратить войну с мамертинцами. Но Гиерон и Ганнон, сын Ганнибала, решили раз и навсегда покончить со злом, которое олицетворяли бывшие наемники Агафокла, поэтому война стала неизбежной.

Консул решил воспользоваться тем обстоятельством, что лагеря греков и карфагенян стоят на значительном расстоянии друг от друга. Аппий Клавдий решил бить врагов по одному, вывел из города легионы и повел их против армии Гиерона. Мы не знаем, посылал ли царь гонцов к своим союзникам с просьбой о помощи, или же решил сражаться в одиночестве, чтобы не делиться с Ганноном лаврами победителя. В любом случае Гиерон допустил роковую ошибку, вступив в битву с римлянами в одиночестве. Греческая фаланга атаковала римские легионы, а сиракузские всадники вступили в бой с римской кавалерией. Сражение разгорелось по всему фронту и продолжалось до тех пор, пока строй гоплитов не рассыпался под ударами римских манипул. Не выдержав натиска легионеров, эллины обратились в паническое бегство, а римляне преследовали их до самого лагеря. Аппий Клавдий не рискнул штурмовать вражеские укрепления, приказал снять доспехи с убитых греков и увел легионы обратно в Мессану.

Гиерон оказался в критической ситуации. Его армия была разгромлена, понесла тяжелые потери, и в сложившейся ситуации ни о каком продолжении войны с римлянами речи быть не могло. Необходимо было защищать Сиракузы, а сделать это можно было, только укрывшись за неприступными стенами города. Поэтому ночью царь приказал поджечь лагерь и осадную технику, приготовленную для штурма Мессаны, а сам увел остатки своих войск в Сиракузы. Когда телохранители растолкали мирно спящего Аппия Клавдия и доложили, что лагерь Гиерона объят огнем, консул понял, что первый раунд борьбы за Мессану им выигран. Следующий удар легионов должен был обрушиться на армию Карфагена.

Но с пунийцами все получилось гораздо сложнее, чем с эллинами. В отличие от Гиерона, Ганнон, сын Ганнибала, решил не вступать с римлянами в открытый бой, а дать сражение от обороны, укрыв армию за лагерными укреплениями. Аппий Клавдий, преисполнившись уверенности после победы над царем, не разобрался в ситуации и на рассвете отправил легионеров штурмовать вражеское расположение. Но карфагенский военачальник был готов к такому развитию событий, поэтому выдвинул на валы критских лучников и балеарских пращников, прикрыв их отрядами тяжелой пехоты. Стоявшие в лагере метательные машины развернули в сторону наступающих легионов, и, когда римляне оказались в пределах поражения, на них обрушился град метательных снарядов.

Большие каменные ядра разбивали в щепки крепкие римские щиты и валили с ног сразу по нескольку человек. Свинцовые шары балеарцев пробивали шлемы и доспехи легионеров, а стрелы критян находили уязвимые места в защитном снаряжении римлян. Этот смертоносный ливень выкосил несколько рядов гастатов, вскоре они не выдержали и обратились в бегство. Ганнон приказал трубить атаку, и карфагенская тяжеловооруженная пехота пошла в наступление. Пунийцы скатились с валов и устремились за убегающими гастатами. Боевой порядок не соблюдался, одна беспорядочная толпа преследовала другую. На этот раз Аппий Клавдий быстро сориентировался в обстановке на поле боя, консул приказал принципам сместиться налево, а триариям – направо и пропустил в тыл гастатов. После чего ввел в бой резервные войска. Карфагеняне не выдержали слаженного удара легионеров и побежали обратно в лагерь. Ганнон велел распахнуть ворота и пропустить за линию укреплений толпу, в которую превратилась его пехота. Сражение закончилось.

Аппий Клавдий вновь не рискнул штурмовать вражеский лагерь, а предпочел отступить в Мессану. Этой же ночью Ганнон покинул расположение и распустил всех своих воинов по городам где они усилили местные гарнизоны. Пользуясь плодами побед над эллинами и карфагенянами, Аппий Клавдий вторгся во владения Гиерона и подверг их полному разорению. Греки и пунийцы избегали встреч с римлянами в открытом бою, отсиживались за стенами городов и с бессильной яростью наблюдали, как обращаются в дым поля и сады Сицилии. Римская армия подошла к Сиракузам и разбила лагерь в окрестностях города. Однако сил для взятия такого огромного мегаполиса у консула было недостаточно, и вскоре легионы ушли в Мессану. Боевые действия затихли.

Молниеносная и победоносная кампания на Сицилии поразила квиритов: «В 483 году от основания Города, то есть в консульство Аппия Клавдия и Кв. Фабия, римляне отправляют к мамертинцам, чьей [родиной] была Мессана, знаменитый город Сицилии, [для борьбы] с Гиероном, царем сиракузян, и с отрядами пунийцев, примкнувшими к Гиерону, вспомогательные силы, а также консула Аппия Клавдия с войском. Он настолько быстро превзошел сиракузян и пунийцев, что сам царь, устрашенный мощью противника, признал себя побежденным, прежде чем вступил в сражение» (Oros. IV, 7, 1).

Луций Анней Флор в образной форме подвел итоги первой кампании первой войны между Римом и Карфагеном: «При консуле Аппии Клавдии римский народ впервые вступил в пролив, пользовавшийся дурной славой из-за мифических чудовищ, яростный из-за бурного течения. Но он был настолько бесстрашен, что принял в дар само неистовство низвергающихся волн и без промедления разбил Гиерона-сиракузянина с такой стремительностью, что впоследствии сам признавался, что увидел себя побежденным, раньше чем заметил врага» (XVIII). Успешная операция Аппия Клавдия по форсированию Мессинского пролива и его победы над Ганноном и Гиероном были первыми кирпичами, заложенными в фундамент грядущей римской победы.

2. Выбор Гиерона. 263 г. до н. э

Новые консулы Маний Валерий Максим Корвин Мессала и Маний Отацилий Красс привели на Сицилию четыре римских легиона по 4000 пехотинцев и 300 всадников в каждом (Polyb. I, 16). Вместе с контингентами союзников это была очень грозная сила, и сицилийские эллины это быстро прочувствовали. Когда после непродолжительной осады был взят приступом город Гадранион, в консульский лагерь потянулись посланцы от городов, находившихся в подчинении у Гиерона и карфагенян. Вскоре количество таких делегаций возросло до шестидесяти семи (Diod. XXIII, 4), что не могло не порадовать Красса и Мессалу. Евтропий с восторгом пишет об этой кампании: «На следующий год, в консульство Валерия Марка и Отацилия <Красса>, в Сицилии римлянами были совершены великие деяния. Жители городов Тавромений и Катина и, кроме того, еще пятидесяти городов были приняты под защиту Рима» (II, 19). Несмотря на разницу в цифрах Диодора и Евтропия относительно населенных пунктов, куда были введены римские гарнизоны, это был очень большой успех консулов. Владычество карфагенян на острове сильно пошатнулось, но гораздо большее значение имел тот факт, что Гиерон решил радикально пересмотреть свою внешнюю политику.

Царь знал, что римляне вместе со своими новыми сицилийскими союзниками выступили в поход на Сиракузы. Вся надежда Гиерона был на неприступные укрепления столицы, поскольку после неудачной битвы с римлянами в его распоряжении осталось очень мало воинов. В том, что Сиракузы способны выдержать любую осаду, Гиерон не сомневался, но также он понимал, что в одиночку против Римской республики ему не выстоять. А придут или нет на помощь карфагенские союзники, было неизвестно. Заложив руки за спину, Гиерон бесцельно бродил по огромному дворцу, небрежно наброшенный на плечи пурпурный плащ волочился по мраморным полам. От решения, которое царь должен был принять, зависела не только его участь, но и судьба Сиракуз. Из Карфагена и Лилибея не было никаких вестей, Гиерон был предоставлен сам себе.

И царь решился. Он знал, что в городе зреет недовольство, которое раздувают родственники погибших в сражении с римлянами воинов, и что эти волнения очень быстро могут перерасти в опасную смуту. Поэтому решил действовать на опережение, и в римский лагерь отправилось посольство Гиерона с мирными инициативами. Мессала и Красс отнеслись к предложению царя очень благожелательно, для этого у них были все основания. Дело в том, что консулы серьезно озаботились проблемой снабжения армии, поскольку при полном господстве карфагенян на море это было очень нелегко сделать. Но если Гиерон становился другом и союзником римского народа, данный вопрос отпадал сам собой, поскольку римляне теперь могли рассчитывать на его помощь. Другим важным моментом было то, что, лишившись поддержки Сиракуз, Карфаген оставался без союзников в войне с Римом. Все эти соображения и вынудили Красса и Мессалу принять предложения Гиерона, в противном случае Сиракузам была бы уготована незавидная судьба. Римляне славились своим упорством и могли хоть десять лет осаждать город, но все равно добиться своего. Однако царь не сумел предотвратить гибели Сиракуз, а только ее отсрочил, пусть и на долгое время.

Павел Орозий прямо указывает на то, что Гиерон пошел на мир с римлянами только тогда, «когда силы были истощены и утрачена всякая надежда [на успех]» (IV, 7, 1). Царь был просто вынужден это сделать, никакой особой любви к сыновьям волчицы он не испытывал. Карфагеняне допустили большую стратегическую ошибку, когда не оказали своему пусть и временному, но союзнику поддержку в трудное для него время. Расплата за такую непредусмотрительность наступила очень быстро, потому что Гиерон оперативно стал снабжать римлян всем необходимым, чем значительно облегчил им ведение кампании против пунийцев и сильно усложнил жизнь своим бывшим товарищам по оружию. Консулы, в свою очередь, при заключении договора постарались сделать так, чтобы ни в чем не ущемить достоинства и интересов царя. Полибий пишет, что согласно условиям соглашения Гиерон должен был вернуть всех пленных римлян и выплатить контрибуцию в размере 100 талантов серебра (I, 16). Сумма просто смешная по сравнению с теми денежными выплатами, которые римляне будут в дальнейшем накладывать на побежденные державы. Правда, Павел Орозий увеличивает размер контрибуции, уплаченной Гиероном: «Он, после того как в слезах выпрашивал мир, от консула получил в наказание [приказ выплатить] двести талантов серебра» (IV, 7, 1).

Некоторые уточнения вносит Диодор Сицилийский. Согласно его данным, помимо Сиракуз под властью Гиерона остались Тавромений, Мегара Гиблейская, Леонтины, Акры и Гелорий. Также историк пишет о том, что мир между царем и римлянами был заключен на пятнадцать лет, а сумма контрибуции составила 150 000 драхм. (Diod. XXIII, 4). Трудно сказать, насколько это последнее известие соответствует действительности, поскольку 150 000 драхм не соответствуют ста талантам. Но, как бы там ни было, в Риме настолько обрадовались заключенному договору, что было решено посылать на остров только два легиона. Исходили из того что раз теперь Гиерон союзник Рима, то и бремя войны он должен разделить с квиритами. Пусть не только снабжает легионы, но и в случае необходимости помогает войсками.

К этому времени в Карфагене вспомнили о своем союзнике из Сиракуз. Военачальник Ганнибал погрузил армию на корабли и отправился на Сицилию, чтобы оказать всяческую поддержку Гиерону в борьбе против римлян. Но когда пунийцы находились около города Ксифоний, стало известно о том, что Сиракузы заключили союз с Римом (Diod. XXIII, 4). Стратегическая ситуация на Сицилии менялась радикально, и Ганнибал это понимал. В отличие от коменданта Мессаны Ганнона, военачальник не стал заниматься самодеятельностью, а предпочел отступить и отправить в Картхадашт посланца, с подробным отчетом о положении дел на острове.

В Карфагене очень серьезно отнеслись к докладу Ганнибала. Члены совета решили усилить группировку карфагенских войск на Сицилии и отправили вербовщиков за наемниками. Среди набранных бойцов преобладали иберийцы, кельты и лигурийцы (лигистины). Пополнение спешно перебросили на остров, где наемные воины пополнили гарнизон Акраганта. Оборона города была возложена на Ганнибала Старшего (Oros. IV, 7, 5). Именно у Акраганта пунийское командование планировало остановить наступление римлян в глубь Сицилии, мощные укрепления города и условия прилегающей местности давали карфагенянам серьезные шансы на успех. В Акрагант свезли значительные запасы воинского снаряжения и продовольствия, увеличили гарнизон и в случае необходимости могли прислать на помощь войска из Африки. Этот город должен был стать центром сопротивления римской агрессии.

* * *

Описание Акраганта сохранилось у Полибия: «…Город акрагантян превосходит множество других городов не только теми достоинствами, о которых говорено раньше, но также сильным местоположением, больше всего красотою и благоустройством. Город расположен всего в восемнадцати стадиях от моря, благодаря чему пользуется всеми выгодами, какие может доставить городу море, и со всех сторон укреплен превосходно как самою природою, так и искусством, именно: городские стены покоятся на крутой скале с отвесными склонами, частью естественными, частью искусственными, и город омывается реками. Так, с южной стороны протекает река, одноименная с городом, а с западной и юго-западной – другая, именуемая Гипсою. На северо-востоке возвышается кремль, который с наружной стороны огражден непереходимою пропастью, а с внутренней из города доступ к нему существует в одном только месте. На вершине кремля находится святилище Афины и Зевса Атабирия, совершенно как у родосцев, так как Акрагант – колония Родоса, то, вероятно, поэтому божество и носит такое же прозвание, как у родосцев. Вообще город изобилует великолепными храмами и портиками, и хотя храм Зевса Олимпийского не закончен, но по замыслу и размерам он, кажется, не уступит любому храму в Элладе» (IX, 27). Оборонительные сооружения Акраганта представляли для римских военачальников серьезную проблему, но вскоре Мессалу и Красса сменили новые консулы – Луций Постумий Мегелл и Квинт Мамилий Витул. Вот им и пришлось разгрызать этот крепкий орешек.

Луций Постумий и Квинт Мамилий решили все боеспособные части сосредоточить против Акраганта и стали стягивать к городу войска из других районов Сицилии. Заморозив военные действия на других участках фронта, они сосредоточили все силы на направлении главного удара. Легионы подошли к городу, консулы осмотрели местность и приказали разбить два лагеря в восьми стадиях от Акраганта. Один лагерь находился около святилища Асклепия, другой перекрывал дорогу на Гераклею Минойскую (Polyb. I, 18). Храм Асклепия был построен к югу от Акраганта, на полпути между городом и морем, его развалины сохранились до наших дней. Поэтому можно предположить, что римские военачальники хотели хотя бы частично контролировать побережье на случай внезапной высадки вражеского десанта. Гераклея Минойская находилась к западу от Акраганта, соответственно с этой же стороны располагался второй консульский лагерь. С этих позиций римляне держали под наблюдением все входы и выходы из города и надеялись перехватывать идущие на помощь гарнизону подкрепления. Акрагант оказался в блокаде.

До поры до времени Мегелл и Витул действовали грамотно, но в дальнейшем допустили серьезную ошибку – пришло время уборки урожая, и консулы не придумали ничего умнее, как отправить легионеров в поля. Командующие исходили из того, что осада затянется надолго, и поэтому необходимо запасти как можно больше зерна. Мысль в целом правильная, но то, как она была претворена в жизнь, не выдерживало никакой критики, потому что легионеры в буквальном смысле слова разбежались по полям и начали битву за урожай. При этом никому из военачальников даже в голову не пришло, что помимо сторожевого охранения необходимо выставить отряды прикрытия. Расплата наступила незамедлительно.

Выждав момент, когда римляне рассеялись по окрестностям, Ганнибал Старший повел своих людей на вылазку. Ворота Акраганта распахнулись, и тысячи конных и пеших воинов хлынули в поля, где в поте лица трудились легионеры. Половина карфагенян атаковала сторожевые посты врага, а другая напала на жнецов, которые не ожидали нападения, сняли оружие и ловко орудовали серпами. Произошло жуткое избиение римлян, уцелели лишь те, кто успел убежать за лагерные укрепления. Зато воины охранения сражались стойко и умирали там, где стояли, тем самым дав возможность своим товарищам в лагере вооружиться и оказать врагу достойное сопротивление. К этому моменту карфагеняне уже прорвались к линии укреплений и карабкались на валы, где центурионы расставляли вдоль частокола легионеров. Пунийцы с остервенением рубили топорами и расшатывали бревна частокола, поднимали товарищей на щитах и помогали им перелезть через ограду, били тяжелым бревном в створки ворот. Казалось, еще немного, и карфагеняне ворвутся в лагерь.

Все закончилось так же быстро, как и началось. Постумий и Мамилий разобрались в ситуации, и одна консульская армия поспешила на помощь другой консульской армии. Ганнибал заметил, что римляне отрезают его войска от города, и приказал трубить отступление. Отбиваясь от наседавших с двух сторон легионеров, карфагеняне ушли за стены Акраганта, но часть пунийцев римлянам удалось окружить у лагерных валов и уничтожить. На этом бой закончился.

Римские военачальники сделали из случившегося правильные выводы и теперь если и посылали своих людей в поля, то в сопровождении отрядов прикрытия. Мало того, между двумя консульскими лагерями было прокопано два рва, один из которых предназначался для отражения вылазок осажденных, а другой – для отражения атак извне. Между двумя рвами расположились войска охранения, наиболее уязвимые для прорыва места были дополнительно укреплены. Теперь Акрагант был полностью изолирован от внешнего мира, доставить в город продовольствие и подкрепления не было никакой возможности. Что же касается консулов, то они превратили расположенный рядом город Гербес в главную базу снабжения и свезли туда все запасы продовольствия. Сюда же доставляли припасы и римские союзники на острове. Таким образом, легионы были обеспечены всем необходимым и, в отличие от карфагенян, ни в чем не испытывали нужды.