Текст книги "Первая Пуническая война"

В отличие от триеры, на тетрере (у римлян квадрирема, у Полибия четырехпалубник) было два ряда весел, каждым гребли два человека. Корабль, с тремя рядами весел, «где на нижнем (на самых коротких и легких веслах), сидело по одному человеку, а на верхних по два»[28]28
  Хлевов А. Морские войны Рима. С. 465.


[Закрыть], назывался пентера (у римлян квинквирема, у Полибия пятипалубник). Гексера (у римлян сексирема, в тексте «Всеобщей истории» шестипалубник) «в таком случае располагала также тремя рядами весел с одним, двумя и тремя гребцами соответственно – длина весел росла с высотой»[29]29
  Там же.


[Закрыть]. Такая же классификация применяется и для кораблей более высокого уровня: септера (септирема, семипалубник), октера (восьмипалубник), эннера (девятипалубник) или децемрера (десятипалубник). Децемрера могла иметь три ряда весел по каждому борту, самое длинное (с самого высокого яруса) приводилось в движение четырьмя гребцами, а два более коротких (в двух нижних рядах) – тремя гребцами каждое, что и делает равным десяти число гребцов. Соответственно увеличивались высота бортов и ширина корпуса корабля.

Помимо классификации судов по количеству гребцов у боевых кораблей античности существовало разделение на корабли открытые – афракты – и корабли закрытые (Полибий называет их иногда палубные) – катафракты. Разница заключалась в том, что суда-катафракты имели крытую палубу, а это в значительной степени повышало их боеспособность. Корабли-афракты строились беспалубные и обладали значительно большей маневренностью, поскольку были намного легче. В связи с этими особенностями происходило и разделение тактических задач кораблей во время боевых действий.

Со временем ударная и огневая мощь больших военных судов была увеличена за счет возведения на них боевых башен, в которых устанавливались большие метательные машины. На острове Родос изобрели приспособления, с помощью которых из корзин бросали тлеющие угли на вражеские суда. Такое увлечение превращением кораблей в плавучие крепости вылилось в гигантоманию, когда были созданы монстры, не имеющие практического применения, но зато демонстрирующие мощь государства. В III веке до н. э. в Египте был построен корабль, имевший два носа, две кормы и восемь таранов. Царь Гиерон II, правивший в Сиракузах, приказал построить еще более мощное и несуразное судно. На свет появился корабль с восемью башнями, вооруженный катапультой, метавшей огромные ядра и длинные копья. Обшитый свинцовой чешуей, корабль мог выдержать удары вражеских таранов, а наличие на нем библиотеки, гимнасия, помещения для прогулок и даже грядок с диковинными растениями делало присутствие на нем не только безопасным, но и приятным. И хотя техническое оснащение корабля проводилось под непосредственным руководством Архимеда, родственника Гиерона (Athen. V, 43), практического толку от такого чуда было немного. Возможно, что это понимал и сам ученый, но решил поучаствовать в проекте только из уважения к своему царственному родственнику. К чести карфагенян, они не занимались подобными глупостями, делая ставку на быстроту и маневр, мастерство экипажей и искусство флотоводцев.

Историки античности не упоминают о том, что на карфагенских боевых кораблях стояли метательные машины и башни для стрелков. Как следует из текста «Всеобщей истории» Полибия, пунийцы в бою совершали такие сложные маневры, как «проплыв» и удар тараном. Когда враждебные флоты сходились, то корабли выстраивались в боевые порядки и начинали сближение. Главной задачей военачальников было разбить вражеский строй, для чего и предназначался «проплыв». Делая «проплыв», атакующий корабль должен был пройти между двумя кораблями противника, сломать им весла и лишить возможности маневрирования. Стоявшие на палубе воины в это время расстреливали неприятельскую команду из луков, метали во вражеских гребцов копья и дротики. Если «проплыв» удавался, то в образовавшуюся брешь устремлялись другие корабли, разрушая боевой порядок неприятельского флота. В осуществлении этого маневра карфагеняне достигли высочайшего мастерства.

Численность карфагенских флотилий обычно колебалась от ста до двух сотен боевых кораблей. Во время Пунических войн самая большая армада, которую выставил Картхадашт против римлян в 256 году до н. э., насчитывала 350 судов. В случае тяжелых потерь в морских сражениях карфагеняне могли довольно быстро восстановить свой флот. Связано это было с тем, что все детали для сборки судов изготавливались заранее, маркировались и складывались в доках[30]30
  Дриди Э. Карфаген и Пунический мир. С. 182.


[Закрыть]. Таким образом, для ввода в строй нового корабля пунийцам много времени не требовалось. Но для того, чтобы содержать такой огромный флот и поддерживать его в боевой готовности, нужна была мощнейшая инфраструктура. И она в Карфагене была.

Арсенал, доки, верфи, мастерские, порты и гавани – все это было построено пунийцами. Аппиан оставил подробное описание военного и торгового портов Картхадашта: «Гавани Карфагена были взаимно связаны, так что можно было проплывать из одной в другую; вход же в них из открытого моря был шириной в семьдесят футов[31]31
  70 футов – около 22 метров.


[Закрыть], и запирался он железными цепями. Первая гавань была предоставлена торговым судам, и в ней было много различных причалов; во внутренней же гавани посредине был остров, и как этот остров, так и гавань были охвачены огромными набережными. Эти набережные были богаты верфями и доками, рассчитанными на двести двадцать кораблей, и, помимо верфей, складами, где держалось все нужное для оснащения триер. Перед каждым доком стояли две ионические колонны, окружавшие гавань и остров, что вместе с гаванью создавало впечатление круглой галереи. На острове было сооружено на возвышении помещение для командующего флотом, откуда трубач должен был давать сигналы, а глашатай – передавать приказы, командующий же – за всем наблюдать. Этот остров был расположен у входа в гавань и поднимался высоко вверх, так что командующий мог видеть все происходящее в море, а подплывающим нельзя было ясно видеть, что делается внутри гавани. Даже вошедшим в гавань купеческим судам не были видны верфи, ибо их окружала двойная стена и были особые ворота, которыми купцы из первой гавани попадали в город, не проходя через верфи» (VIII, 96).

Бытует мнение, что строительство военного порта в Карфагене началось после поражения Ганнибала при Заме в 202 году до н. э. На мой взгляд, такое предположение несостоятельно. Пунийцам незачем было строить такую огромную военную гавань, ведь согласно мирному договору с Римом им разрешалось иметь не более десяти кораблей. Зачем правительству Карфагена надо было вкладывать громадные средства в весьма сомнительное предприятие? Такой амбициозный проект трудно было сохранить в тайне, вне всякого сомнения, в Риме бы узнали об этом масштабном строительстве и задали ряд неудобных вопросов членам карфагенского совета. И какой бы сенаторы получили ответ? Проблема заключается в том, что вразумительного ответа на этот вопрос нет.

Удивительно, но эти два древних порта сохранились до наших дней. Если ехать на пригородном поезде из столицы Туниса в сторону городка Сиди-Бу-Саид, то они будут находиться между железнодорожными станциями «Carthage Salammbo» и «Carthage Byrsa». Торговая гавань, некогда имевшая форму прямоугольника, теперь отдаленно напоминает овал, а остров посредине военного порта, где раньше находился наблюдательный пункт командующего флотом, превратился в полуостров. Между двумя гаванями находится Океанографический музей. О былом величии практически ничего не напоминает, за исключением макета, дающего наглядное представление о том, как выглядели торговый и военный порты в древности.

3. Римляне

Наиболее полное и подробное описание римской армии эпохи больших завоеваний оставил Полибий. Некогда историк был начальником конницы Ахейского союза, хорошо знал военное дело, и поэтому приводимая им информация имеет особую ценность. Во время Третьей Македонской войны Полибий в качестве посланца ахейцев находился в римской армии и состоял при консуле Квинте Марции Филиппе. Со Сципионом Эмилианом Полибий был в дружеских отношениях и благодаря протекции своего влиятельного товарища принял участие в осаде Карфагена в качестве военного советника. Греческий историк очень хорошо знал структуру и организацию римской армии, ее тактические особенности, видел легионы в бою и на марше, при осаде городов и строительстве лагерей. Поэтому информация Полибия заслуживает самого пристального внимания.

Все граждане Рима считались военнообязанными, их призывной возраст был от 17 до 46 лет. Полибий пишет, что «они обязаны до сорокашестилетнего возраста совершить десять походов в коннице или двадцать в пехоте» (VI, 19). Гражданин не мог занять в Риме какую-либо государственную должность, если не исполнил свой долг перед родиной и не совершил десять годичных походов.

Главной организационной единицей римской армии интересующего нас периода был легион. По словам Полибия, его численность варьировалась в зависимости от ситуации: «определяется она в четыре тысячи двести человек пехоты или в пять тысяч, если предвидится более трудная война» (VI, 20). Об этом же пишет и Тит Ливий: «Обычно набирали четыре легиона по пять тысяч пехотинцев и для каждого легиона по триста всадников. Другое такое же войско добавлялось после набора латинов» (VIII, 8). Кроме всадников, на каждый легион приходилось 1200 легковооруженных воинов, которых называли велитами. Однако в строевой расчет легиона подразделения мобильных войск не входили[32]32
  Разин Е. История военного искусства. С. 272.


[Закрыть]: «Что касается легковооруженных, то падающее на легион количество их распределяется поровну между всеми частями» (Polyb. VI, 24). Таким образом, велиты не делились на мелкие тактические единицы, а просто распределялись между манипулами гастатов, принципов и триариев по 40 бойцов на подразделение. Во времена ранней Римской республики легкая пехота была представлена рорариями и акцензами, первые были вооружены копьем и дротиком, вторые – только пращой. Но к началу Первой Пунической войны им на смену пришли велиты – по крайней мере, Полибий об этих воинах уже не упоминает.

Собственно римская армия состояла из четырех легионов: «у римлян четыре легиона составляют основное и первоначальное деление войска» (Polyb. VI, 19). Под командованием каждого консула было по два легиона, составлявших основу консульской армии. Но когда стратегическая обстановка требовала объединить войска, консулы командовали объединенной армией по очереди, через день, что приводило к очень негативным последствиям, поскольку принцип единоначалия есть залог победы на войне.

Основываясь на данных источников, Питер Коннолли следующим образом изобразил командную структуру римской армии: «Избранные консулы назначали 24 военных трибуна. Десять из них были старшими, их срок службы должен был составлять не менее десяти лет; остальные 14 должны были прослужить не менее пяти лет. Первые два из избранных старших трибунов назначались в первый легион, следующие три – во второй, следующие два – в третий и следующие три – в четвертый. По такому же принципу назначали и младших трибунов: первые четыре – в первый легион, следующие три – во второй и т. д. В результате в каждом легионе было по шесть трибунов»[33]33
  Коннолли П. Греция и Рим. Энциклопедия военной истории. С. 125.


[Закрыть]. По крайней мере, так утверждает Полибий: «в каждом легионе, как мы только что сказали, имеется по шести трибунов, а каждому из двух консулов подначальны всегда у римлян два легиона; ясно отсюда, что консула сопровождают в походе непременно двенадцать трибунов» (VI, 24).

Каждый легион делился на более мелкие тактические единицы, называемые манипулами, которые в свою очередь делились на две центурии. Всего в легионе было 30 манипул: 10 манипул гастатов, 10 манипул принципов и 10 манипул триариев. Манипулы гастатов и принципов насчитывали по 120 человек, триариев – 60. Командование манипулами и центуриями возлагалось на центурионов. На этих опытных воинах и держалась римская армия, причем как в эпоху республики, так и в эпоху империи. Центурионы получали свою должность исключительно за воинский опыт и заслуги на поле брани: «Во всех поименованных выше разрядах легиона, за исключением наимладших, трибуны выбирают во внимание к личным достоинствам по десяти человек в начальники отрядов; засим в каждом легионе производится новый выбор других десяти начальников. Все они называются центурионами, и один из них, выбранный первым центурионом, входит в состав военного совета. Центурионы в свою очередь выбирают сами такое же число помощников себе» (Polyb. VI, 24). Недаром Валерий Максим вознес хвалу этим замечательным воинам: «Блеск нашего Города померк бы без яркой доблести, выказанной центурионами» (III, 8.7).

Римляне уделяли огромное внимание младшему командному составу армии. Поэтому в манипуле было два центуриона – centurio prior и centurio posterior, причем старшим был именно первый. Полибий объяснил, для чего это было необходимо: «Назначение двух начальников в каждом отряде имеет следующее основание: не зная, как будет действовать начальник, не случится ли с ним чего, между тем военное дело не допускает перерыва, римляне не желают оставлять манипул когда бы то ни было без вождя и начальника. Если оба центуриона на месте, то один из них, выбранный первым, ведет правое крыло манипула, а выбранный вторым – левое; если один из центурионов отсутствует, то остающийся командует целой манипулой. От центурионов римляне требуют не столько смелости и отваги, сколько умения командовать, а также стойкости и душевной твердости, дабы они не кидались без нужды на врага и не начинали сражения, но умели бы выдерживать натиск одолевающего противника и оставаться на месте до последнего издыхания» (VI, 24).

Огромную роль в армии Римской республики играли войска союзников. Пехотные контингенты латинских и италийских союзников насчитывали до 5000 воинов, а конные подразделения состояли из 900 всадников. Эти отряды назывались алами (крыльями) и содержались за счет союзников. Каждый римский легион действовал при поддержке ал, образуя войсковую группу из 10 000 пеших воинов и 1200 кавалеристов. В консульской армии римские легионы сражались в центре, оставляя фланги союзникам. Младший состав союзных подразделений укомплектовывался из латинов и италиков, более высокие должности занимались военачальниками из Рима. Обо всех остальных элементах военной организации союзников можно говорить только предположительно. «Как сказано выше, римляне набирают ежегодно четыре легиона, а легион имеет в себе около четырех тысяч пехоты и двести человек конницы. Если же предстоит более важное дело, тогда каждый легион составляют из пяти тысяч пехоты и трехсот человек конницы. Что касается союзников, то пехота их равняется по численности римским легионам, конница же обыкновенно втрое многочисленнее римской. Половина этого числа союзников и два легиона даются каждому из двух консулов и отправляются на войну. Для большей части войн употребляются один консул и два легиона, а также вышеупомянутое число союзников: лишь в редких случаях римляне пользуются единовременно для одной войны всеми военными силами» (Polyb. III, 107).

Полибий подробно описывает, по какому принципу формировалась армия Римской республики в III в. до н. э.: «После того военные трибуны в Риме, по приведении новобранцев к присяге, назначают день и место, когда и куда солдаты каждого легиона должны явиться безоружными, и затем распускают их. Когда в назначенный день новобранцы соберутся, самых молодых из них и беднейших трибуны зачисляют в легковооруженные, следующих за ними– в так называемые hastati, людей наиболее цветущего возраста – в principes, а старейших – в triarii. Таковы у римлян и в таком числе деления каждого легиона, различающиеся не только по названиям и возрастам, но и по роду оружия. Распределение солдат производится таким образом: старейших, так называемых триариев, полагается шестьсот человек, principes – тысяча двести, столько же hastati, а прочие, наимладшие, образуют разряд легковооруженных. Если число солдат превышает четыре тысячи, соответственно изменится распределение солдат по разрядам, за исключением триариев, число которых всегда остается неизменным» (VI, 21).

Рассмотрим снаряжение воинов римской армии. Начнем с мобильных войск. Вооружение велитов соответствовало тем задачам, которые перед ними ставились: «Самым юным из солдат трибуны предписывают вооружаться мечом, дротиками и легким щитом. Щит сколочен крепко и для обороны достаточно велик. По виду он круглый и имеет три фута в поперечнике. Легковооруженные, кроме того, носят на голове гладкую шапку, иногда волчью шкуру или что-нибудь в этом роде как для покрытия головы, так и для того, чтобы дать отдельным начальникам возможность отличать по этому знаку храбрых в сражении от нерадивых. Древко дротика имеет обыкновенно в длину два локтя и в толщину один дюйм. Наконечник его длиною в пядень и так тонок и заострен, что непременно гнется после первого же удара, и потому противник не может метать его обратно; иначе дротиком пользовались бы обе стороны» (Polyb. VI, 22).

Интересную информацию о легковооруженных римских воинах приводит Валерий Максим: «Велитов впервые использовали в войне, когда полководец Фульвий Флакк осаждал Капую. Наши всадники не могли устоять против частых атак кампанских конников, которым они уступали в численности. Тогда центурион Квинт Навий выбрал из пехотинцев наиболее проворных и вооружил каждого из них семью короткими кривыми дротиками и небольшим щитом, а также научил их быстро запрыгивать на коня и спрыгивать с него, так что пехота превращалась в кавалерию и в итоге смогла легко отражать атаки вражеских пехотинцев и всадников, пользуясь похожим оружием. Это тактическое новшество свело на нет атаки вероломных кампанцев, а Навий, его автор, получил от полководца награду» (II, 3.3). Велиты выступали застрельщиками в сражениях, прикрывали строй легионеров с флангов и соответственно, не имели строго определенного места в боевых порядках легиона. Совсем по-другому обстояло дело у гастатов, принципов и триариев.

Оружие и доспехи римских воинов изначально были достаточно разнообразными, поскольку приобретали его граждане за свой счет. Но впоследствии в Риме обратили на это внимание и привели экипировку легионеров под единый знаменатель. Изменялось и само снаряжение римского воина. Тит Ливий пишет, что в «прежние времена щиты у римлян были круглые, но с той поры как воины стали получать жалованье, они заменили их на большие продолговатые» (VIII, 8). Полибий довольно подробно рассказал о вооружении легионеров, однако здесь необходимо учитывать один момент. Дело в том, что информация, которую сообщает историк, относится к середине II века до н. э., когда со времени окончания Первой Пунической войны прошло немало времени. В частности, иберийский меч, о котором упоминает Полибий, появился в легионах во время Испанской кампании Сципиона. До этого на вооружении легионеров был прямой короткий меч, пригодный как для колющих, так и для режущих ударов. В остальном же рассказ Полибия вполне может быть отнесен к эпохе Первой Пунической войны: «Воинам второго возраста, так называемым hastati, отдается приказание носить полное вооружение. В состав его прежде всего входит щит шириною в выпуклой части в два с половиною фута, а длиною в четыре фута; толщина же щита на ободе в одну пядь. Он сколочен из двух досок, склеенных между собою бычьим клеем и снаружи обтянутых сначала холстом, потом телячьей кожей. Далее, по краям сверху и снизу, щит имеет железные полосы, которые защищают его от ударов меча и позволяют воину ставить его наземь. Щит снабжен еще железною выпуклостью, охраняющею его от сильных ударов камней, сарис и всякого рода опасных метательных снарядов. Кроме щита в состав вооружения входит меч, который носят у правого бедра и называют иберийским. Он снабжен крепким, прочным клинком, а потому и колет превосходно, и обеими сторонами наносит тяжелый удар. К этому нужно прибавить два метательных копья, медный щит и поножи. Копья различаются на тяжелые и легкие. Круглые тяжелые копья имеют в поперечнике пядень, четырехгранные – столько же в каждой стороне. Легкое копье походит на рогатину средней величины, и его носят вместе с тяжелым. Длина древка в копьях обоего рода около трех локтей. Каждое древко снабжено железным наконечником с крючком такой же длины, как и древко. Наконечник соединяется с древком очень прочно и для дела весьма удобно, потому что его запускают в дерево до середины и укрепляют множеством заклепок, поэтому связь частей не нарушается от употребления никогда, разве изломается железо; между тем толщина наконечника в основании, там, где он соединяется с древком, всего полтора пальца. Вот какое внимание обращают римляне на связь частей копья. Помимо всего сказанного они украшают шлем султаном, состоящим из трех прямых перьев красного или черного цвета почти в локоть длиною. Утвержденные на верхушке шлема перья вместе с остальным вооружением как будто удваивают рост человека и придают воину красивый и внушительный вид. Большинство воинов носит еще медную бляху в пядень ширины и длины, которая прикрепляется на груди и называется нагрудником. Этим и завершается вооружение. Те из граждан, имущество коих определяется цензорами более чем в десять тысяч драхм, прибавляют к остальным доспехам вместо нагрудника кольчугу. Совершенно так же вооружены principes и triarii с той только разницей, что triarii имеют копья вместо дротиков» (VI, 23). Здесь даже комментировать ничего не надо, настолько все изложено понятно и доступно.

Подготовка легионеров была долгим и утомительным процессом, при котором упор делался как на индивидуальные действия воина, так и на коллективные действия в строю манипулы. До наших дней дошла информация о некоторых приемах, которые римляне использовали в бою. В этом свете интересен рассказ Авла Геллия о поединке Тита Манлия Торквата с воином-кельтом: «Вышел некий галл без какого-либо вооружения, кроме щита и двух мечей, украшенный ожерельем и армиллами, превосходивший прочих и силою, и ростом, и молодостью, и в то же время доблестью. Он, когда битва была уже в самом разгаре и обе стороны сражались с величайшим рвением, стал подавать и тем, и другим знаки рукой, чтобы они остановились. Бой прервался. Как только воцарилось молчание, он крикнул громовым голосом, чтобы желающий с ним сразиться выступил вперед. Никто не отваживался – из-за огромности и дикости его вида. Наконец галл принялся насмехаться и показывать язык. Некоему Титу Манлию, происходившему из очень знатного рода, с самого начала было тяжело видеть, как тем, что из столь большого войска никто не выходит, государству оказывается такое бесчестье. Он, говорю я, выступил вперед и не допустил, чтобы римская доблесть стала добычей галла. Вооруженный пехотным щитом и испанским мечом, он стал против галла. Этот страшный бой состоялся на самом мосту, на глазах у обеих армий. Итак, как я уже сказал, они сошлись: галл, по своему обычаю, выставив вперед щит, громко пел; Манлий, доверившись скорее храбрости, чем [военному] искусству, ударил щитом о щит и сбил галла с места. Пока галл снова пытается стать прежним образом, Манлий вторично ударяет щитом о щит и опять сбил его с места; таким образом, он проскользнул под галльским мечом, клинком испанским пронзив ему грудь; затем он беспрерывно тем же способом рубил его правое плечо и не остановился до тех пор, пока не поверг его, чтобы галл не устремился поразить [его]. Повергнув его, он отрубил голову, сорвал ожерелье и, окровавленное, надел себе на шею» (XI, 13).

Обратим внимание на два момента. Во-первых, в данном тексте присутствует анахронизм – Геллий пишет о том, что у Манлия был иберийский меч, чего в действительности быть не могло. Во-вторых, и это главное – насколько умело римлянин пользуется щитом. Перед нами наглядный пример, как в руках опытного бойца щит может стать грозным оружием. Если исходить из того, что аналогичным образом могла действовать вся первая шеренга манипулы во время сражения, то можно представить, насколько трудно приходилось в бою тем, кто сражался с римлянами.

Тит Ливий описывает этот поединок несколько иначе. Но и в его рассказе Манлий мастерски обращается со щитом и благодаря этому побеждает грозного противника: «Галл, возвышаясь как гора над соперником, выставил против его нападения левую руку со щитом и обрушил свой меч с оглушительным звоном, но безуспешно; тогда римлянин, держа клинок острием вверх, с силою поддел снизу вражий щит своим щитом и, обезопасив так всего себя от удара, протиснулся между телом врага и его щитом; двумя ударами подряд он поразил его в живот и пах и поверг врага, рухнувшего во весь свой огромный рост» (VII, 10). Поединок закончился так, как и должен был закончиться: «вооружение римлянина и обороняет его, и поднимает его дух, потому что щит его велик, а меч не портится в действии. Трудно поэтому бороться с римским солдатом и трудно одолеть его» (Polyb. XV, 15). Выучка римской пехоты была высочайшей, что подтвердилось на полях сражений Пунических войн. Полибий подробно рассказывает о том, как муштровал своих легионеров во время Иберийской кампании Сципион Африканский: «Публий… преподал трибунам следующего рода упражнения для сухопутных войск: один день все они должны были пробегать тридцать стадий во всеоружии, на другой день – чистить и чинить вооружение и выставлять его для осмотра перед палатками, на третий – отдыхать и развлекаться, на четвертый одни должны были сражаться друг с другом деревянными мечами, обернутыми в кожу и снабженными на концах кожаными шариками, другие – метать друг в друга копья также с кожаными шариками на концах, на пятый день – снова бегать и возобновлять упражнения. Вместе с тем он строжайше внушал ремесленникам, чтоб вооружение воинов было в полной исправности как для упражнений, так и для настоящей войны» (X, 20). Квириты[34]34
  Квириты (quirites) – так называли римских граждан в эпоху республики.


[Закрыть] действовали по старому доброму принципу: тяжело в учении, легко в бою.

Очень интересны рассуждения Полибия о римской кавалерии, поскольку историк раньше занимал должность начальника конницы Ахейского союза и очень хорошо знал то, о чем рассказывал читателям. При этом он делает небольшой исторический экскурс, поведав о снаряжении римских всадников древних времен: «Равным образом и конницу римляне делят на десять эскадронов, turmae, в каждом из них выбирают трех начальников, которые сами назначают себе еще троих помощников. Эскадронный начальник, выбранный первым, ведет эскадрон, а два других имеют звание десятников; все трое называются декурионами. За отсутствием первого из них эскадроном командует второй. Вооружение конницы в наше время походит на эллинское. В старину первоначально конные воины не имели панцирей и шли в битву, опоясанные передниками. Благодаря этому они легко и ловко спешивались и быстро снова вскакивали на лошадь, зато в стычках подвергались большой опасности, потому что дрались обнаженные. Употреблявшиеся тогда копья не пригодны были в двояком отношении: они были тонки и ломки, при взмахе большею частью ломались от самого движения лошадей, еще раньше чем наконечник копья упирался в какой-либо предмет, вот почему воины не могли попадать ими в цель. Потом копья делались с одним только наконечником на верхнем конце, благодаря чему воин наносил только один удар копьем, засим наконечник ломался, и копье становилось совершенно негодным и ненужным. Римский щит изготовлялся из бычьей кожи, имел форму лепешек с выпуклостью посередине, какие употребляются римлянами для жертвоприношений. Для отражения ударов щиты эти были не удобны по своей непрочности, к тому же от дождей кожа их портилась, сырела, и тогда они становились уже негодными, да и без того не были удобны. Так как вооружение это оказалось непригодным, то римляне вскоре переняли вооружение от эллинов. Здесь первый уже удар верхним наконечником копья бывает обыкновенно меток и действен, так как копье сделано прочно и не гнется; к тому же и нижний конец копья, которым можно повернуть его, наносит верный и сильный удар. То же самое и относительно щита, который у эллинов отлично приспособлен для отражения ударов, наносимых издали и вблизи. Римляне сообразили это и вскоре переняли эллинский щит» (VI, 25).

Как человек, хорошо разбирающийся в вопросе, Полибий уделяет большое внимание различным аспектам организации римской армии. Например, он очень подробно расписывает движение легионов на марше: «Обыкновенно во главе движения римляне ставят отборных; за ними следует правое крыло союзников в сопровождении обоза тех и других. Дальше, сопровождаемый собственным обозом, едет первый легион римлян; за ним следует второй легион со своим обозом и с пожитками тех союзников, которые поставлены в тылу армии; движение замыкается левым крылом союзников. Что касается конницы, то частью она идет в тылу отрядов, к коим сопричислена, частью следует по бокам вьючных животных для того, чтобы держать их в сборе и защищать от нападений. Если нападение ожидается с тыла, то все остается в том же порядке, только отборные из союзников замыкают собою движение, а не идут впереди. Положение каждого легиона и каждого крыла то впереди, то сзади меняется через день, дабы все войска, занимая попеременно переднее место в походе, в равной мере пользовались выгодами – запасаться водою и съестными припасами, еще не тронутыми. Впрочем, в тех случаях, когда грозит опасность со стороны неприятеля и когда войско находится в открытой местности, римляне совершают поход в ином порядке, именно: они двигаются тремя параллельными рядами hastati, principes и triarii, причем обоз первых манипул помещается впереди всего, за первыми манипулами следует обоз вторых, за вторыми – третьих, в том же порядке чередуются все обозы и манипулы. Такой походный строй дает войску возможность на случай какой-либо опасности выдвигать манипулы вперед из обозов и, поворачивая их то влево, то вправо, ставить против неприятеля. Таким образом, все войско тяжеловооруженных в короткое время одним движением выстраивается в боевой порядок, если только не нужно выдвинуть вперед и hastati. Вьючные животные и следующая за лагерем толпа, находясь под прикрытием боевой линии, самым положением достаточно защищены от опасности» (VI, 40). Во время марша легионер нес на себе не только свое снаряжение, но и деревянные колья для лагерного частокола: «римляне со щитом на кожаном ремне через плечо, с дротиками в руках, не тяготятся нести еще и палисадины» (XVIII, 18).