Текст книги "Антропология повседневности"

Я памятник воздвиг себе нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

А. С. Пушкин

В студенческие годы кумирами большинства молодежи становились, как правило, талантливые профессора и преподаватели, наделенные замечательной памятью и обладающие огромным запасом информации. В 1960–1970-е гг. непререкаемым авторитетом для студентов и аспирантов кафедры этнографии МГУ были профессора С. А. Токарев и Н. Н. Чебоксаров. Их энциклопедические знания, готовность щедро делиться потрясали. По историческому факультету ходили легенды и байки о невероятной памяти и эрудиции А. В. Арциховского и А. К. Бокщанина, которые, по рассказам свидетелей, соревновались в мгновенном запоминании целых страниц телефонной книги.

Однако наряду с кумирами-учителями в элитном этнологическом пространстве всегда были наши ровесники: кумиры-коллеги, кумиры-друзья. Сегодня, на склоне лет, бессонными ночами я часто задумываюсь, каким памятником наделила бы моя душа двух моих самых талантливых друзей – Юрия Исраэловича Мкртумяна и Юрия Борисовича Симченко.

Бесценные воспоминания, посвященные С. А. Арутюновым моему другу Юре Мкртумяну (01.01.1939–12.11.2005), и некролог, посвященный Юре Симченко (1935– 30.01. 1995), не заглушают горечь утраты и не вполне выражают огромные масштабы личности каждого из них, вклада, внесенного ими в отечественную этнологию[30]30
  ЭО. 2006. № 3. С. 158–166.


[Закрыть]. Они навсегда рядом в моей памяти, и поэтому я не могу писать об одном из них, не упоминая другого. В данной статье, посвященной в основном памяти выдающегося ученого, писателя, общественного деятеля Ю. Б. Симченко, я начинаю, тем не менее, свой рассказ-воспоминание поклонением памяти Ю. И. Мкртумяна, с которым я был дружен с 1959 г. С Юрой Симченко я познакомился позднее, в начале 1970-х гг.

1960. Фото из архива М. Н. Губогло. Слева направо: Ю. И. Мкртумян, В. А. Илюшин, М. Н. Губогло

Весь 1959–1960 учебный год я провел в знаменитом общежитии МГУ на Стромынке. Вместе с нами с Юрой в большой и просторной 485-й комнате с отдельными тумбочками возле каждой панцирной кровати проживали семеро гуманитариев вместо четверых: Вольдемар Дмитриев, будущий знаменитый тележурналист, превосходно владевший французским языком едва ли не со студенческих лет; Володя Илюшин, блестящий знаток «Капитала» Маркса, конспектирующий этот фолиант даже в новогоднюю ночь, активный участник нашумевшего философско-социологического семинара Б. А. Грушина при «Комсомольской правде»; Геннадий Варюхин. ставший позднее кумиром студенческой молодежи Чебоксарского госуниверситета; Игорь Гришин, со студенческих лет грезивший стать специалистом по истории Швеции и, наконец, Боря Ветров – к тому времени единственный среди нас аспирант, поражавший нас, второкурсников, свободным владением китайским языком.

После окончания МГУ я ни с кем из обитателей той 485-й комнаты не встречался на научных меридианах, хотя часто бывал в гостях у Г. Варюхина в Чебоксарах, пока он не переехал в Нижний Новгород. В 1987 г. во время III Международного конгресса фольклористов, посвященного жизненному циклу и состоявшемуся в Цюрихе, я побывал дома у знаменитого тележурналиста Вольдемара Дмитриева. Он жил и работал тогда в Женеве.

Редко кого судьба одаривала одновременно двумя такими друзьями, каковыми были для меня Юра Симченко и Юра Мкртумян. И хотя они заканчивали разные вузы: один – Историко-архивный институт, а другой вместе со мной – кафедру этнографии Исторического факультета МГУ, – оба были этнографами от Бога. Полевая этнография была их судьбой. Они были совершенно разными людьми, но они были едины в своей приверженности к этнографии, к изучению культур и народов, к их происхождению, этнической истории и культуре. Ничем иным, как сакральной любовью к своей профессии и озабоченностью судьбами народов, нельзя объяснить ряд типологических сходств их общественных практик и в их творчестве, в их публикациях и в инвестировании конкретных рекомендаций в директивные органы с целью улучшения условий жизни изучаемых народов.

Вряд ли можно стать истинным этнографом-профессионалом, если не любить науку этнологию или не любить народы, независимо от их этнической, религиозной или расовой принадлежности. Оба были преданы науке о народах.

Чтобы быть этнографом, надо не только обладать этим искусным ремеслом. Надо родиться с навыками и особым чутьем на значения. Оба моих друга, и Юра Мкртумян и Юра Симченко, обладали таким чутьем. У одного из них это чутье коренилось в его непоколебимой жизненной позиции, для которой высшим эталоном служил принцип справедливости Другому, обладавшему музыкальным слухом (учился в консерватории), этнографическое чутье было даровано самой природой. Перефразируя классика, можно сказать, что никто не должен жаловаться на отсутствие тонкого слуха, необходимого настройщику пианино, или на недостаток особой вкусовой чувствительности, без которой трудно быть дегустатором изящных вин. Точно так же нельзя лить слезы, если нет чутья на этнографическое значение, без которого трудно быть этнографом.

Еще в ранние студенческие годы, увлекшись идеями М. О. Косвена, Ю. И. Мкртумян посвятил свой первый научный доклад «Матриархату» как особой стадии в истории первобытного общества и сохранившимся его пережиткам у некоторых народов Кавказа. Он и остался верен этой теме, как своей первой любви, на всю оставшуюся жизнь, хотя и посвятил ряд своих фундаментальных работ этнографии армянского народа.

Одна из оригинальных публикаций Ю. Б. Симченко, опубликованная в сборнике «Общественный строй у народов Сибири», была посвящена проблематике материнского рода. Ю. Мкртумян и Ю. Симченко знали друг друга. И я, конечно, рассказывал каждому из них о другом, но в моей памяти, увы, не зацепилось в какой степени они лично были знакомы.

Приверженность каждого из них, как истинных этнографов, «духу предков» не выступала общим местом, характерным для тривиальных праздничных тостов, а была условием представить народы, которым они посвятили свое вдохновение и творчество, во всем своем блеске и величии.

Воскресным днем на подмосковной горе. 1960 г. Ю. И. Мкртумян и М. Н. Губогло. Фото из архива М. Н. Губогло

Еще одна концептуально-этнокультурная параллель в творчестве двух талантливых людей проявилась в том, что Ю. Мкртумян написал ряд ключевых разделов в коллективную монографию «Культура жизнеобеспечения и этнос». Книга, ставшая классикой, увидела свет в Ереване в 1983 г., а Ю. Б. Симченко выпустил индивидуальную монографию под одноименным названием, посвященную нганасанам (Ю. Б. Симченко. Нганасаны. Система жизнеобеспечения. М., 1992).

Утренняя зарядка на Стромынке. Справа налево: В. Илюшин, Ю. Мкртумян, М. Губогло. 1959 г.

Со студентами-практикантами в ежегодных этнографических экспедициях Ю. Мкртумян объездил практически все районы Армении. Ю. Б. Симченко вместе с В. Васильевым и А. Линденбергом на собаках и оленях проехал по всей Арктике от Чукотки до Кольского полуострова. Не случайно полушутя-полусерьезно, но убежденно он называл этот тысячекилометровый маршрут «Великой Северной экспедицией. 1964–1965». И гордился тем, что побывал среди нганасан, ненцев, чукчей, коряков, эскимосов, намекая на сходство своих полевых этнографических путешествий и исследований с Великими экспедициями XVIII–XIX вв.

Оба моих друга, о которых идет речь, обладали исключительным даром коммуникабельности. Бесценны в этом отношении собранные ими полевые этнографические материалы, опубликованные и хранящиеся в архивах. Но не только в этом соль. Назову еще одну параллель. На заре своей трудовой деятельности Ю. Б. Симченко в 1959–1961 гг. работал в системе Министерства иностранных дел. После развала Советского Союза уже в зрелом возрасте Ю. И. Мкртумян стал дипломатом, назначенным чрезвычайным и полномочным послом Республики Армения в Российской Федерации.

Трудно перечислить названия общих курсов лекций по этнографии, которые читал студентам заведующий кафедрой этнографии и секретарь парткома Ереванского университета Ю. И. Мкртумян. Это, вероятно, стоило ему нескольких ненаписанных книг, которые, вне всякого сомнения, будут написаны поколениями воспитанных им армянских этнографов.

Разработанное им концептуальное членение культуры на производственную, жизнеобеспечивающую, соционормативную и гуманитарную, озвученное в 1978 г., получило широкое признание в научном мире и, по словам С. А. Арутюнова, «с тех пор кочует из книги в книгу, из статьи в статью» [Арутюнов 2006: 159]. Точно также невозможно в краткой статье указать все научные публикации, беллетристические и художественные произведения Ю. Б. Симченко, мимо которых сегодня нельзя пройти молодым исследователям, избравшим себе стезю специализации по этнографии народов Севера.

Однако об одной его капитальной идее, на реализацию которой потребовалось около двух лет, нельзя не упомянуть особо. В тревожные, смутные времена на стыке двух роковых десятилетий 1980–1990-х гг., когда на глазах разваливался Советский Союз и возрождалась новая Россия, потребовались знания и опыт отечественных этнографов для ответа на вызовы этнической мобилизации и взбунтовавшегося этнического самосознания народов. Растерявшиеся чиновники государственных учреждений и ведомств, в том числе силовых структур, в панике бросились к специалистам за объяснениями перипетий и этапов этнической истории и культуры народов, за историческими и этнокультурными справками.

Чрезвычайно востребованными и уместными оказались опыт и знания Юрия Борисовича, выступившего инициатором трех серий материалов и публикаций, посвященных происхождению и этнокультурному облику народов Советского Союза.

По заказу МВД мы подготовили с Юрием Борисовичем 118 этнографических справок, которые в сжатом виде были опубликованы сначала в еженедельном приложении «Союз» к газете «Известия» (№ 1–52, 1991; № 1–52, 1992), а затем в переименованном приложении «Жизнь» (№ 1–13, 1992).

Этнографическая экспедиция МГУ к западносибирским татарам. Слева направо: Г. Е. Марков (начальник экспедиции), С. Федорова, Е. Федосова (аспирантки), М. Губогло (студент кафедры этнографии)

Обладая глубокими знаниями и богатым багажом личных наблюдений, Юрий Борисович на одном дыхании мог в течение одного дня написать две-три статьи энциклопедического характера объемом до 4–5 страниц о происхождении и особенностях культуры любого из народов Севера и Дальнего Востока. В то время как мне над каждой статьей по Европейским, Среднеазиатским и Кавказским тюркским народам приходилось корпеть по 2–3 дня.

Получив копеечные гонорары за свое «изделие» в некоторых министерствах и ведомствах в центре Москвы, в том числе на улице Куйбышева, мы с Юрием Борисовичем шли в маленький колбасный магазин, что приютился в начале 1990-х гг. на углу Солянки и проезда Серова, напротив храма Всех Святых на Кулишках, и закупали в небольшом количестве редкие в те дни вкусные, но дорогие сорта колбас и прочих копченостей. Сказывался пережитый Юрием Борисовичем «синдром голода» в годы Великой Отечественной войны и мною – в годы сибирской депортации.

Затем мы поднимались вверх по проезду Серова (сегодня Лубянский проезд) мимо памятника Героям Плевны и здания ЦК комсомола и далее, огибая Политехнический музей, заходили в уютную забегаловку, где жарили вкуснейших цыплят табака. Поскольку в те годы Юрий Борисович предпочитал воздерживаться от горячительного, мы, съедая по целому цыпленку, хмелели не от алкоголя, а от обильной еды. И так мы повторяли каждый раз, когда удавалось предложить наше «изделие» очередному ведомству.

Опьянение от обильно съеденного мяса было Юрию Борисовичу не в новинку. Ему приходилось наблюдать такие обычаи в дни молодости во время его этнографических странствий. Приведу отрывок из его частично опубликованных дневников.

Долганы-старики – по свидетельству Юрия Борисовича – особенно любят подкисшее мясо. Добудут оленя и не разделывают его на части. Только скроют от чаек. Тогда закисает зелень в брюхе оленя. Брюхо раздувается как шар, кишки становятся толстыми, и запах из брюха тянется именно кислый, а не тухлый. Старики наедаются такого мяса допьяна. Образуется какой-то процент спирта при закисании. Старикам этого вполне хватает. Говорят, чтобы согреться, надо наесться кислого мяса. Вроде бы как, по нашим понятиям, рюмку пропустить. А еще старики говорят, что можно запьянеть, если наесться заячьих желудков… У зайца в желудке настоящий самогонный завод [Симченко 1993: 171].

Сидят слева направо: В. Илюшин, Ю. Мкртумян. Стоит М. Губогло

Однако воздержание не всегда было характерно для его буйной, неуемной натуры. Его страсть и «юношеский пыл» к познанию истории, повседневной жизни и культуры народов не знали границ. Не раз он подвергал себя смертельной опасности «не любопытства ради, а познания для». Так, например, с помощью своего проводника Ашурмамата Логорбоева в Таджикистане он попробовал единственный раз анашу, а на Чукотке – ядовитый мухоморный отвар. При этом в каждом случае, обладая богатырским телосложением, он добавлял «слабо действующие» на его организм дозы до тех пор, пока наркотик «не проберет» [Симченко 1993: 140–145].

В начале 1970-х гг., когда я жил на ул. Кравченко, мне иногда привозили в дар от земляков 20-литровые кислородные подушки, наполненные эксклюзивно приготовленным крепким кагором из знаменитых Казаяклийских подвалов, что на юге Молдавии. Однажды мы с Юрием Борисовичем были назначены ответственными от партбюро Института этнографии АН СССР за работу избирательного участка. Он располагался, если не ошибаюсь, в школе № 47, где-то во дворах, примыкающих к Ленинскому проспекту. Начало избирательной кампании мы отметили с Юрой рано утром, еще до начала голосования. Затем во имя успешной работы сотрудников Института этнографии на поприще избирательного дела мы еще несколько раз возвращались к «кислородной подушке». К контрольному сроку, когда по телефону нас проверяла вышестоящая инстанция, мы докладывали в Черемушкинский райком КПСС о том, что по закрепленному за нашим институтом избирательному участку к 16.00 проголосовало досрочно около 110 % избирателей. Как мы избежали крупного скандала с далеко идущими последствиями, до сих пор не знаю.

Будучи заведующим Координационно-методическим центром «Народы и культуры» Института этнологии и антропологии РАН и главным редактором альманаха «Российский этнограф», Ю. Б. Симченко совместно с коллегами разработал крупномасштабную программу выпуска этнографических монографий, посвященных народам России и евразийского пространства. К настоящему времени уже увидели свет более двух десятков книг этой серии, в том числе по этнографии русских, белорусов, украинцев, татар, молдаван, гагаузов, узбеков, абхазов, народов Поволжья и Прибалтики, Крыма, Сибири и других.

Тома уникальной серии, в создании которой приняли участие этнографы России и ученые сопредельных стран ближнего зарубежья, можно считать духовным монументом, посвященным памяти Ю. Б. Симченко – выдающегося ученого археолога, этнографа, писателя, поэта, инициатора серии «Народы и культуры», маяка для своих друзей и кумира народов тундры и тайги, многим из которых он раскрыл тайну их происхождения и, воспев их культурное наследие, даровал основу для национальной гордости.

Прах Юрия Борисовича покоится на Истринском кладбище. Несколько лет мы с женой и с Надеждой Анатольевной Дубовой убирали осенью его могилу, зараставшую за лето травой и бурьяном. Однако два года тому назад, когда рядом с родителями и Юрием Борисовичем лег прах его младшего брата, могила стала ухоженной, прибранной, и мы ограничиваемся только возложением цветов нашему кумиру.

Ю. И. Мкртумян угощает. 1962 г. В честь окончания МГУ Мкртумян и Губогло совершили круиз Москва – Киев– Одесса – Кишинев – Вильнюс – Москва. Фото из архива М. Н. Губогло

Щедрость Юрия Борисовича и Юрия Исраэловича была сказочной. Однажды в безденежные студенческие годы, еще не зная особенностей традиций и обычаев народов Кавказа, я случайно обмолвился, что в магазине, из которого мы с Ю. Мкртумяном только что вышли, мне понравился спортивный тренировочный костюм. Вечером этот костюм уже был мне подарен.

Недавно в Интернете я прочитал воспоминания о том, как, заметив, что у близкого друга старая шапка, Ю. Б. Симченко, будучи уже тяжело больным, тут же достал из шкафа и подарил красивую, совершенно еще не ношенную шапку[31]31
  http://www.forumklassika.ra/php?b=4300


[Закрыть].

К сожалению, только первый том серии «Русские», увидевший свет (1997, 1998) двумя изданиями, был опубликован под редакцией двух главных ее редакторов – В. А. Тишкова и Ю. Б. Симченко. В первом томе фолианта «Русские» фамилия Ю. Б. Симченко уже, увы, была в траурной рамке.

Оба моих друга, царство им небесное, достойны увековечения их памяти монументами высокой пробы и достояния. Оба сочетали в себе глубокие научные знания, заводной энергичный характер и значительные способности организаторов. Три важнейшие грани таланта Юрия Мкртумяна – справедливость, нравственность и щедрость – видятся мне ассоциированными с колоколом, водруженным на древней Новгородской земле, отражающим тысячелетнюю историю России. Сегодня мало кого оставит равнодушным гений юного скульптора Михаила Микешина, адекватно схватившего суть идентичности России, страны, вобравшей в себя к середине XIX в. десять веков истории, непростую судьбу населяющих ее народов и суть ее свободолюбивой, самодостаточной и самостоятельной государственности.

Рискуя показаться чрезмерно пафосным, могу сказать, что крест на вершине Новгородского монумента, поддерживаемый ангелом и коленопреклоненной женщиной, можно было бы воспринимать как непоколебимую нравственность Ю. Мкртумяна чистейшей пробы. Переход от верхней части колокола сначала в полусферу и далее в шар, символизирующий идентичность российской государственности, в том числе шесть групп фигур исторических персонажей, олицетворяющих шесть периодов русской истории, ассоциируется в моем сознании с принципом справедливости, которую непоколебимо отстаивал Юрий Мкртумян в своих произведениях и тогда, когда занимал высокие общественные посты, в том числе от члена ЦК КПСС до чрезвычайного полномочного посла Армении в Российской Федерации.

И, наконец, редкая в наше время щедрость Ю. Мкртумяна как в духовном, так и в материальном аспектах, на мой взгляд, ассоциирована с нижним ярусом Новгородского памятника, изображающего народы как многоэтническую основу России, обильную на языки, культуры и религии.

В отличие от колокола, изображающего гражданскую историю России без особых этнографических деталей, памятник в честь Ю. Симченко как талантливого ученого-этнографа, романтика-писателя и человека необыкновенной мужественности мне представляется в виде традиционной колонны, населенной изображениями конкретных людей, событий, фактов, которым посвящены многие страницы его произведений. Его художественно оформленным научным текстам, а также художественным произведениям, созданным на прочной научной основе, предуготована длительная жизнь, неугасаемый интерес, и благодарность читателей.

Составные портреты Ю. Б. Симченко, достойные быть высеченными в мраморе, исключительная природная одаренность, отшлифованная его эрудиция и страсть познания и самопознания, его щедрость и великодушие, свойственные большим и сильным людям, и, наконец, его неисчерпаемый оптимизм, как составная часть его романтической натуры.

Кумир, на то он и кумир, чтобы быть предметом обожания, увековеченным в колонне или в статуе, напоминающей изваяние языческого божества. Для Юрия Борисовича такая статуя или колонна тем более уместна, что ряд своих произведений он посвятил религиозным верованиям и ментальности народов Севера.

Обратимся к сполохам возникающих невольно исторических ассоциаций. Такова, в частности, родоначальница многих колонн в европейских странах, в том числе, с этнографической информатикой, Траянова колонна. Она была воздвигнута архитектором Аполлодором Дамасским в 113–114 г. в честь побед римлян над даками во главе с императором Траяном (53–117), при котором Римская империя максимально расширила свои территории, в том числе инкорпорировав в состав империи земли даков, предков молдаван и румын.

На ленте длиной 190 м, огибающей спиралью 22 раза ствол колонны, помещены рельефы, изображающие эпизоды войны римлян с даками. Изначально колонна была увенчана орлом, позже статуей Траяна. На закате XVI в. вместо Траяна была установлена статуя Петра, которая венчает колонну по сей день.

Изображения 2 500 человек на колонне переданы весьма реалистично, так, что могут служить ценным этнографическим источником для изучения костюмов на рубеже I–II веков н. э., как римлян, так и даков. Важную информацию несут в себе картины действий римской армии, в том числе ее передвижения, постройки укреплений, переправ через реки, сражений, истязаний пленников.

Автор памятника императору Александру I, французский архитектор Исаакиевского собора Монферран, вопреки своей воле оказался под влиянием таких всемирно известных образцов, как Траянова колонна в Риме и Вандомская в Париже. Однако художник не примирился с рабским повторением Траяновой колонны и, во-первых, отказался от барельефов, которые спирально обвивают стержень античной колонны, а, во-вторых, соорудил колонну из гигантского монолита, сделав ее выше остальных подобных колонн. На вершине колонны фигура ангела с ликом, напоминающим лицо Александра, а морда змеи, попранной крестом Ангела, имеет сходство с лицом Наполеона.

Главный смысл Александрийского столпа в том, что ствол его девственно чист и лишен мельтешения сражающихся фигур и изображений беспощадной войны. Искусствоведы находят это сильным решением Санкт-Петербургского памятника, в отличие от Вандомской колонны, тривиально копирующей колонну Траяна. Не опасаясь быть обвиненным в плагиате, на колонне в честь Ю. Б. Симченко я бы поместил не сцены войн и сражений, а мирных персонажей из его научных и художественных произведений, в том числе собранные им тамги у народов Сибири и Севера, сюжеты из его капитальной научной монографии «Культура охотников на оленей Северной Европы» (1976), его друзей шаманов, удэгейского старика Неадигу, сцены и приемы охоты на дикого оленя, его разделку, инвентарь, виды промысла, предметы материальной культуры, лица и одежду прекрасных женщин и мудрых мужчин из числа многих народов Севера, исполнение обрядов в соответствии с верованиями нганасан, ненцев и других народов Севера, которых обессмертил в своих произведениях Ю. Б. Симченко и которые заслуживают быть увековечены на колонне, посвященной его творчеству.

Не обошла культура «столпо-творения» и седую, вечно юную Армению. Окончив в 895 г. постройку Татевского собора во имя Петра и Павла, епископ Аваннес воздвиг недалеко от церкви, напротив ее южных дверей, «удивительный столб, сложенный из мелких камней». Удивительна история этого столба. На исходе X столетия сюда вторглись арабы, сожгли собор и хотели было разрушить знаменитый столб, но увидели некое чудо и потому не посмели дотронуться до него. В летописи не раскрывается, какое именно чудо предстало перед арабами, но сам столб, как замечательное произведение инженерного и архитектурного искусства, сохранилось до наших дней. Стройная колонна на постаменте предстала перед воспевшей ее Мариеттой Шагинян монументально-неподвижной, сделанной с загадочным фокусом. Если дотронуться до колонны, она закачается на своем полукруглом каменном балансе, но обязательно возвращается в свое исходное положение. Никто не мог разгадать тайну «чудо-столба». Одно время даже думали, что под колонной положена ртуть и что базис колонны – наподобие коленной чашечки. Однако секрет остался неразгаданным.

Как историк, как профессионал-этнограф, Юра Мкртумян был продолжателем славных традиций армянского летописания. К собиранию и к собранным им этнографическим сведениям о системе жизнеобеспечения армян вполне уместно и заслуженно можно отнести слова известного поэта Аветика Исаакяна, сказанные в 1939 г. в стихотворении «Наши историки и наши гусаны».

 
В уединенье темных келий,
В глухих стенах монастырей,
Историки, от скорби сгорбясь,
Перед лампадою своей,
Без сна, ночами,
Запивая заплесневелый хлеб водой,
Записывали ход событий
На свиток желтый и сухой…
 

[Шагинян 1957]

Чрезвычайный и полномочный посол Армении в России Ю. И. Мкртумян в гостях у М. Н. Губогло. Фото из архива М. Н. Губогло

На горе Мтацминда («Святая гора»). Над Тбилиси. Ю. Мкртумян и М. Губогло. 1964 г. Фото из архива М. Н. Губогло

Ю. Б. Симченко не только «записывал», но и познавал и постигал, воспевал и одухотворял народы, о которых писал в своих научных трудах и художественных произведениях. Он постоянно хотел узнать, что возникло из чего.

Он умел смотреть и видеть, слушать и слышать, узнавать и понимать. Его исследовательский дар, дополненный тонким музыкальным слухом (учился в консерватории), гражданское социальное чутье (готовил докладные записки в директивные органы) позволяли ему во время полевых наблюдений записывать уникальные факты из мировоззренческих представлений сибирских народов, скрытый смысл которых становился понятным, пожалуй, лишь позднее в солидных научных фолиантах. Так, например, в середине 1960-х гг., т. е. почти за два десятилетия до выхода в свет знаменитой книги Бенедикта Андерсона «Воображаемое сообщество», Ю. Б. Симченко записал в свой полевой дневник диалог с одним из сибирских шаманов. «Не мир формирует твой взгляд, – поучал умудренный опытом шаман Вальгиргин, – а твой взгляд делает мир» [Симченко 1993: 171].

Надо ли сегодня специально напоминать, что во времена полувековой давности в лекциях университетских профессоров и в студенческих мозгах господствовали, казалось, незыблемые постулаты исторического материализма о том, что «бытие определяет сознание». Словом, мысль мудрого шамана отвергала краеугольный камень марксизма, или, по крайней мере, подвергала его сомнению. Внесение в этнографический дневник крамольного высказывания свидетельствует не только о научной чувствительности молодого этнографа, но и о его гражданской мужественности.

С подачи маститых этнологов России цитаты, впервые извлеченные из этой книги, а затем весь ее основной текст, изданный на русском языке, стали едва ли не Библией неофитов радикализированного конструктивизма. Я тоже не удержался от магии нового подхода к изложению этнической истории и посвятил одну из своих книг воображаемым предкам гагаузов [Губогло 2010].

Умышленно изощренная концепция конструктивизма в отличие от более прямолинейного, в чем-то наивного примордиализма, тем не менее, выступает зеркальным отражением внешне простодушной, но глубокой по сути сентенции сибирского шамана. А в конечном счете не позволяет воздвигать непреодолимую стену между двумя ведущими направлениями в развитии этнологической мысли примордиализма и конструктивизма на рубеже XX–XXI столетий.

Право на такой вывод дает ставшая едва ли не культовой книга уже упомянутого Бенедикта Андерсона «Imagined Communities», увидевшая свет сначала на английском языке (1983, 1991 гг.), а затем переведенная на русский язык в 2001 г. [Anderson 1983].

Подчеркну, что концептуально сходные идеи были высказаны синхронно еще в двух книгах Эрнста Геллнера и Эриха Хобсбаума, увидевших свет одновременно с произведением Б. Андерсона в 1983 г. Все три послужили отправной точкой для поисков и классификаций различных типов наций и этнических общностей: «природных», «воображаемых» и «сконструированных».

Схожая с мыслью сибирского шамана идеологема о нации как повседневном плебисците была высказана еще в конце XIX в. Но вряд ли таежному собеседнику и самому Ю. Б. Симченко довелось ознакомиться с ней, чтобы согласиться с ней и прийти к типологически сходной метафоре.

У меня на книжной полке стоит с дарственной надписью его двухтомная «История России», написанная в стихах совместно с его другом О. Г. Сорокиным [Симченко, Сорокин 1991]. В ней поражает блеск художественных метафор и глубочайшее проникновение в тысячелетнюю историю России, заинтересованное и лояльное отношение к быту тюркских народов, с которыми славянам приходилось жить в мире и родниться, конфликтовать или воевать.

Для того, чтобы написать историческую поэму в 2-х томах, общим объемом более чем полутысячи страниц, Ю. Б. Симченко пригодилась редкостная с молодых лет начитанность, в том числе превосходное знание русского фольклора, выдающихся памятников от искрометного «Слова о полку Игореве» до «Повести временных лет» и многих других бесценных летописных сводов.

Этнологи-профессионалы, как и ученые других гуманитарных наук, смею думать, делятся на тех, кто умело владеет ремеслом (в хорошем смысле) придавать значение тем или иным явлениям традиционной культуры или трезво переосмысливать уже опубликованные тексты, и на тех, кто способен скрытое значение находить в реальной жизни, а не в тиши кабинетов и не на библиотечных полках. Так, например, на основе найденной в ходе археологических раскопок подковы С. И. Вайнштейн сумел предложить цельную теорию происхождения скотоводства и написать по этому поводу запоминающуюся статью или монографию. Ю. Б. Симченко относился именно к этой категории ученых, способных на основе того или иного предмета традиционной культуры написать солидный фолиант.

В феврале 1966 г., будучи аспирантом кафедры этнографии МГУ, я приобрел вышедшую годом ранее книгу Ю. Б. Симченко «Тамги народов Сибири XVII века» (М., 1965). В это время я завершал работу над не состоявшейся впоследствии кандидатской диссертацией, посвященной кочевому способу производства у тюркских народов, в основу которого по тогдашним юношеским представлениям, навеянным трудами моего научного руководителя, были положены коллективное пользование пастбищем и частная собственность на скот. С автором книги я еще не был знаком.

Однако его книга, богато иллюстрированная, привлекла меня, во-первых, тем, что в одной из ее глав речь шла о тюркоязычных якутах, во-вторых, тем, что в ней содержались интересующие меня сведения о знаках собственности или о «конских пятнах», как называли эти знаки якуты в XVII в.

Мой интерес дополнительно подогревался и личными воспоминаниями. До депортации, в конце 1940-х гг., в нашей семье насчитывалось два-три десятка овец, на ушах которых ставились «нишаны» («знаки») для распознавания своих овец и для отличия от чужих, а также «дамга» – печать с заглавной буквой фамилии владельца.