Текст книги "Демоны рая"

– Два раза в день, – повторил Эриг.

– Но я же здоров!

– У тебя шок.

– Нет! Нет у меня никакого шока!

– Не спорь с доктором, – холодно сказал Эриг. Он отступил на два шага, взял с полки небольшое овальное зеркало, поднес его к лицу Яра. Спросил:

– Ну так что? Вопрос снимается?

Яр посмотрел на свое отражение.

Да, грязный. Да, исцарапанный. Глаза немного дикие, как у того люда, у Чика. Но…

Зеркало дрогнуло, и Яр увидел свои волосы.

Он сперва решил даже, что это парик, так сильно они были всклокочены.

И они были белые. Совсем седые, словно у древнего старика, доедающего последние в своей жизни дозы танатола.

– Два раза в день, – холодным голосом проговорил Эриг. – Под моим контролем.

Яр, почти не слыша доктора, смотрел на свое отражение. Дрожащая рука его рылась в растрепанных седых волосах.

Глава 17

Через два дня от густо выпавшего снега не осталось и следа. Лес вновь сделался темным и мрачным, а деревня утонула в грязи. Яр теперь часто подходил к мутному зеркалу, висящему на стене, втайне надеясь, что старческая белизна его волос сойдет так же, как растаявший снег. В городе он смог бы перекраситься в любой цвет. Но здесь, в маленьком полудиком мирке, отрезанном от цивилизации, никто и не помнил, кажется, о существовании такой элементарной вещи, как краска для волос. Впрочем, здесь не было много еще чего. Вспомни любую простейшую вещь, любой обыденный предмет – и можно с уверенностью утверждать, что его здесь нет. И, что хуже всего, его невозможно раздобыть.

Крем для лица, для рук, любой парфюм, тушь для ресниц – если хоть что-то из этого и завалялось у бежей в сундуках, то оно давно уже высохло, испортилось, пришло в негодность. Ароматизаторы, пищевые концентраты, карточки расширенного сервиса, электронные ключи – этому нет здесь применения. Пылесосы, коммуникаторы, климат-центры, спортивные тренажеры – всё это здесь одинаково ненужно. Узнать точное время – проблема, потому что часы имеются не у каждого, а те, что есть, показывают неизвестно что, поскольку синхронизировались в последний раз много лет тому назад. Да что говорить – нормальной столовой посуды не найти, туалетной бумаги, настоящего мыла – нет!

Зато здесь полно других вещей, о которых в большом мире и не знают.

Коса, кочерга, топор, огниво – там это всего лишь забытые слова из древних словарей. Здесь – конкретные вещи, без которых не обойтись, с которыми нужно учиться обращаться.

Яр постоянно размышлял о непохожести прежней своей жизни и нынешнего существования. Удивлялся ежедневным открытиям и человеческой находчивости. Признавал, что один вне города он бы не выжил. И никто бы не выжил, даже Гнат, даже Ларс или Айван.

Он часто разговаривал об этом с одноногим соседом. Ларс, соглашаясь с его умозаключениями, рассказывал, какие сложности пришлось преодолевать поселившейся в лесу команде Айвана. Нет, вовсе не дикие звери и не болезни мешали им освоиться на новом месте. Основная проблема крылась в обустройстве быта. Добыть воды, приготовить еду, защититься от непогоды – в городе всё это решалось нажатием нужных кнопок или голосовым приказом. Это казалось таким элементарным, это было таким привычным, что человек просто терялся, не зная с чего начать, когда нужной кнопки не оказывалось, а голосовые команды лишь распугивали лесных пичуг.

Вечером к их беседе обычно присоединялся Херберт. Днями сибер трудился, и Ларс не однажды шутил, что, мол, хоть кто-то из их тройки оказался действительно полезен общине. Заходили к ним и люди: Айван навещал, Эриг приходил с обязательным осмотром и прилагающимся к нему лекарством, забегал картавый Саня. Но чаще прочих появлялся Вик – парнишка, который наткнулся на них в лесу и, фактически, спас от верной смерти. Он жадно слушал их воспоминания об удивительной городской жизни, круглыми глазами смотрел на движущиеся картинки, показываемые Хербертом, и высказывал осторожное желание когда-нибудь побывать в городе. Вик не сомневался, что некоторые жители деревни иногда уходят в запретные земли, и, вроде бы, даже посещают большой мир.

– А как же хурбы? – спросил Яр.

Вик не знал. А Ларс, кажется, не захотел отвечать. Яр долго приставал к нему, вопрошая, правда ли, что поселившиеся здесь люди иногда возвращаются в город. Но однозначного ответа он так и не добился.

Кое-что прояснил позднее Айван. Прежде чем ответить на неудобный вопрос, старик поинтересовался, откуда у Яра такая информация. Тот помялся, догадываясь, что выдавать Вика будет не вполне правильно. И всё же признался. К немалому его облегчению, Айван лишь добродушно посмеялся. Он рассказал, что, действительно, некоторые его люди ходят в запретную пустыню к границам города – туда, где с помощью специальных антенн можно поймать сигналы сетей. А еще, добавил Айван, бывают люди, которые уходят в город, потому что не могут больше здесь жить.

– Обычно мы таких не удерживаем, – сказал старик. – Даже можем помочь: снаряжаем в путь, даем воды и провизии.

– И что с ними случается? – спросил Яр.

– Их встречают хурбы, – помолчав, ответил Айван.

– Разве они не понимают, что идут на смерть?

– Сложно сказать… Когда человеком завладевает мысль о том, чтобы вернуться, он словно сходит с ума. Кто-то уверяет себя и всех окружающих, что никаких хурбов нет, и никогда не было, что они всего лишь безобидные фантомы. Кто-то надеется отыскать в городе безопасное место. Кто-то считает, что за прошедшее время его умение видеть хурбов прошло, а, значит, они его не тронут.

– Это возможно?

– Я не знаю подобных случаев… А есть и такие люди, что предпочитают умереть, чем жить так, как все мы здесь живем.

– Неужели?

– Да.

– Верю с трудом.

– Ты просто мало здесь пожил. Твоя адаптация еще не закончилась. Ты трудишься на легких работах, ты живешь в доме с искусственным освещением, где безостановочно работает медийник, где туалет с унитазом. Ты особо не задумываешься о том, что ешь, что пьешь, тебя пока ни в чем не ограничивают…

– И ты занимаешься постоянным самообманом, – добавил со своей кровати Ларс. – Ты продолжаешь думать, что всё это временно. Веришь, что рано или поздно твоя жизнь станет прежней.

– Именно так, – подтвердил старик.

– Ничего подобного я не думаю, – запротестовал Яр.

– Ну-ну, – Ларс хмыкнул. – Вот когда ты в полной мере осознаешь, что вся твоя оставшаяся жизнь пройдет здесь, в этом лесу, в этих домиках без удобств, когда ты поймешь, что это не просто временное убежище, когда заметишь, как ты изменился, одичал и опустился, когда всякая надежда на возвращение угаснет – вот тогда твоя душа сожмется от ужаса, и ты вспомнишь мои слова.

– Всё правильно, – негромко согласился Айван. – Первый кризис наступает через год. Через три года он повторяется в еще более острой форме. Не все выдерживают… Не все…

Яр закусил губу, не зная, что ответить. А потом Ларс сменил тему.

* * *

Когда горькое лекарство, прописанное доктором, наконец-то закончилось, Яра стали мучить кошмары. Каждую ночь ему снились зловещие безликие фигуры, выходящие из тени и неотступно его преследующие. Он видел мертвую Алету, и Маю, и беременную Ольшу – тоже мертвую. Жены окружали его и манили к себе, и он видел страшные раны на их обнаженных телах. Каждую ночь его нездоровый разум переносился в сумрачный лес, где два огромных зверя рвали друг друга, а потом обращали к нему свои окровавленные морды, и он стрелял в них, стрелял, стрелял, но всё впустую, всё мимо…

Он, крича, просыпался в поту. Он будил Ларса, и долго смотрел на мерцающий экран крохотного медийника, пытаясь понять, о чем это так тихо говорят забытые актеры.

Несколько дней он терпел, ждал, что кошмары отступятся от него. Так и не дождавшись, обратился к Эригу с просьбой дать еще хотя бы немного спасительной микстуры. Но доктор отказал, заметив строго, что привычка к подобным лекарствам сгубила немало хороших людей.

Яр на него разозлился. И доктор, кажется, почувствовал это.

– Тебе нужно на что-то переключить мозги, – сказал он. – Я скажу Айвану, чтоб он нашел для тебя подходящее занятие.

Так у Яра появилась постоянная работа – ему доверили кормить кур и собирать яйца на общественном птичнике. Работа была несложная, и Яр быстро ее освоил. Теперь ему приходилось часто бывать на улице, и он перезнакомился, кажется, со всеми деревенскими жителями. У него даже хватило смелости на то, чтобы завести ни к чему не обязывающий флирт с одинокой соседкой Лерой, женщиной неглупой, стройной и даже, пожалуй, красивой – несмотря на многолетнее отсутствие макияжа на ее лице.

То ли, действительно, работа помогла, то ли просто нужное время прошло, но страшные сны теперь почти не беспокоили его. Он и засыпать стал легче, быстрее, и спал крепче, не просыпаясь, даже если знакомые кошмары вдруг к нему возвращались.

Через неделю он пошел в школу – так распорядился Айван. А вот Ларса учиться не позвали, то ли из-за его инвалидности, то ли полагая, что он и так знает достаточно. Но проводник сам вызвался составить Яру компанию.

Школой называлась большая светлая комната в доме Айвана. Здесь же размещалась деревенская библиотека: несколько сот книг, бумажных справочников и сброшюрованных распечаток стояли на подписанных углем полках. Имелись здесь и компьютер, и мощный медийный центр, и даже мультифункциональный блок-процессор, подобный тому, что используют правохранители, – но доступ к этим электронным богатствам открывался лишь по особому разрешению старосты.

Пришедшие на занятие ученики садились на пол, некоторые приносили из своих домов табуретки или маленькие легкие скамейки и устраивались на них. Единственное плетеное кресло, что стояло возле печи, занимал учитель. Чаще всего в кресло садился седоволосый Петр – старый товарищ Айвана, один из основателей деревни. Иногда Петра подменял доктор Эриг или старший охотник Георг – человек немногословный, строгий и нелюдимый.

Яр стеснялся компании малолетних школяров и поначалу забивался куда-нибудь поглубже в угол, молчал, не решаясь задавать вопросы, но учителя слушал с большим интересом. Многое из услышанного было для Яра совершенно непонятно и, чтобы разобраться, он оставался в классе после урока, когда все дети, даже самые любопытные, расходились. Случалось, что их беседы с учителем затягивались до позднего вечера.

– Общепринятое мнение, будто города были спроектированы такими, какие они есть сейчас, весьма спорно. Мы считаем, что мегаполисы возникли на базе древних городов. Те просто развивались, росли, сливались. Известно, что в старом мире большинство жителей обитало вне крупных городов и занималось, в основном, сельским хозяйством. Но потом порядок начал меняться. Новые технологии облегчили труд на земле, производительность его выросла, и оставшиеся без работы крестьяне двинулись в города. Я упрощаю, конечно. Но результат ясен и нагляден: история человечества – это движение людских масс от периферии к центрам. Города всасывали население древних стран, и чем цивилизованней становился мир, тем быстрее шла урбанизация. Жители небогатых периферий стремились в богатые центры. Остающиеся вне городов люди были слабы и нежизнеспособны. Они вымерли, как прачеловеки.

– Вымерли? А как же люды? Кто они такие?

– Мы считаем, что люды – это бывшие жители города. Мегаполис теряет какое-то количество людей, высеивает их в окружающую среду – мы называем этот процесс эмиссией. Ты сам видел окраины, где живут опустившиеся горожане. И нам кажется логичным, что некоторые из них оказываются здесь, за городом. Видимо, процесс этот шел всегда, постоянно, с древних времен. Городские жители по тем или иным причинам покидали мегаполис и селились близ его границ. Конечно, современный горожанин не выжил бы в диких условиях. Но, как я уже сказал, процесс эмиссии идет очень давно, с той поры, когда простой человек еще умел брать от природы всё необходимое для жизни. Эти остаточные, передающиеся от поколения к поколению знания и позволили людам выжить. А теперь вот мы учимся у них…

Каждый день ученики узнавали что-то новое. Даже Ларс признавал, что лекции идут ему на пользу. Они уже отличали съедобные грибы от ядовитых, знали пользу некоторых ягод и трав, могли развести огонь с помощью сухого мха и двух деревяшек, определяли птиц по издаваемым звукам, по оставленным следам угадывали зверей, разделяя их на безопасных и тех, от кого желательно держаться подальше.

Порой их внеурочные беседы заканчивались спором. И больше всех горячился Яр.

– То, что вы делаете со стариками, это неправильно! – убеждал он доктора Эрига. – Они видят свою старость, свое старение. Они умирают в полном разуме! – Яр ни за что бы не решился поднять эту волнующую его тему в присутствии Петра или Айвана. – Это страшно! Отвратительно!

– Ты про танатол?

– Да!

– Танатол – это наркотик, ввергающий человека в маразм.

– Это лекарство для легкого завершения жизни!

– Ты не первый, кого ужасают наши правила. И я даже знаю, почему это так. Ты представляешь себя на их месте. Ты не желаешь умирать в ясном разуме, ты хочешь тихо и незаметно для себя скончаться… Да, мы не даем старикам танатол. Это преступное расточительство – лишать разума самых опытных людей общины. Да они и сами не хотят. Не веришь? Спроси у них…

Эти споры в какой-то степени заменяли Яру сетевое общение, без которого ему было всё трудней и трудней обходиться. Жизнь потихоньку приходила в норму, хоть и оставалась по-прежнему дикой и непривычной, и Яр всё отчетливей ощущал, чего он лишился, покинув город. Страх почти уже не беспокоил его, страх уходил по мере того, как Яр постигал устройство нового мира. Теперь другое чувство мучило Яра – тоска. Он скучал по шуму города, по его ночной иллюминации, по гуляющим толпам людей. Скучал по настоящей жизни…

А потом их с Ларсом переселили на новые места. Яру досталась небольшая изолированная комната в доме, где жили две бездетные семьи. Ларс переехал к Айвану, в небольшой бревенчатый приделок с отдельным входом. Неожиданное одиночество еще более обострило страдания Яра. Он искал себе дополнительную работу, только бы не оставаться надолго в своей пустой комнатке, где даже электричество включали лишь на два часа в сутки. Шел первый месяц зимы, было темно и холодно. Вечерами в печной трубе подвывал ветер, за единственным окном шевелились мрачные тени деревьев, рассыхающийся потолок потрескивал, и казалось, что на него ступает кто-то тяжелый. Яр включал оставшийся у него комми и в тысячный раз пересматривал фото и видео – яркие кусочки прошлой жизни. Он часто звал к себе гостей, и еще чаще ходил в гости к другим. Он начал посещать библиотеку. Он сделался завсегдатаем бани. Он стал спать с Лерой, у которой, как он выяснил позже, было еще два любовника.

Он боялся остаться наедине с собой.

Слишком тихо было вокруг.

Слишком пусто было внутри.

* * *

– Когда вырасту, отправлюсь в город, – мечтательно сказал Вик, глядя на пляшущий в жерле печи огонь.

– Возьмешь меня с собой, – вяло пошутил Яр.

– И меня, – отозвался Ларс. – Пусть сделают мне новую ногу. Местная медицина на это не способна.

– Местная медицина готова сделать тебе липовую ногу, – сказал доктор Эриг, откидываясь на спинку скрипучего стула.

Сидя за небольшим круглым столиком, они играли в домино вырезанными из яблони костяшками. На свободном табурете рядом стояли тарелка с жареным хлебом, две кружки и глиняный кувшин с вином.

– Зачем тебе в город? – спросил Эриг.

– А посмотреть хочу, – сказал Вик. – На дома в десять сосен. На сиберов. На огни.

– Ну, посмотришь, а дальше что?

– А не знаю пока. Может, останусь. А, может, сюда вернусь. Привезу что-нибудь с собой. Сибера, например. Такого же, как Херберт. Или даже лучше.

– Ногу мне привези, – сказал Ларс.

Уже два часа они сидели в единственной комнате небольшого приземистого строения с плоской крышей и крохотными оконцами. Место это называлось клубом, здесь всю ночь горел электрический свет, и играла негромкая музыка. Зал был маленький, но, не смотря на это, он редко когда бывал заполнен хотя бы наполовину: жители маленькой общины слишком уставали за день, чтоб еще и ночь проводить в бодрствовании. Основные посиделки проходили здесь вечерами, собирались обычно люди бессемейные, свободные, группировались по интересам: кто-то играл в карты, шашки или домино, кто-то танцевал, кто-то пересматривал старые ситкомы на крохотном портативном медийнике.

– На фабрики интересно бы глянуть, – проговорил Вик, размешивая ладонями костяшки домино. – И девчонок тамошних бы поглядеть.

Ларс хмыкнул. Эриг неодобрительно покосился на мальчишку, покачал головой.

– На хурбов тоже хочешь посмотреть? – попытался пошутить Яр.

– Не, – посерьезнев, ответил Вик. – Хурбов не надо.

Они разобрали замес домино.

– А кто вообще назвал хурбов хурбами? – спросил Яр, выстраивая забор из своих костяшек. Он так и не научился держать их в ладонях. – И почему?

– Трудно сказать, – отозвался Эриг. – Я слышал несколько версий, но больше верю в собственную.

– О-о! – протянул Ларс. – Ну-ка, выкладывай. – Он пришлепнул к столу первую костяшку-дубль. Новая партия началась.

– Эволюция, – глубокомысленно изрек Эриг, устремляя палец в потолок. – Представляете, что это?

– Нет, – сказал Вик.

– Угу, – ответил Яр.

Ларс промолчал. Кажется, игра интересовала его куда больше, чем теория доктора.

– Развитие жизни на Земле шло от простых форм к сложным: простейшие стали многоклеточными, рыбы вышли на сушу, приматы превратились в людей. Принято считать, что на этом эволюция остановилась. Человек – последнее звено развития, высшая ступень – так, якобы, задумал Творец, созидая наш мир в доисторические времена. Но давайте предположим, что это не так. Представим, что эволюция продолжается, что она никогда не останавливалась. И что мы увидим? Человечество создало совершенно новую среду обитания: огромные города, мегаполисы. Возникли абсолютно уникальные условия, ведь современный город – это замкнутая система, не похожая ни на что ранее существующее. Что, если эволюция продолжалась внутри мегаполисов?..

– Рыба! – Ларс впечатал в столешницу деревянную костяшку. Все принялись считать очки.

– Рыбы, – напомнил Эриг, – превратились в пресмыкающихся, когда изменились условия их обитания. Они покинули воду, и вышли на сушу. Новая среда, новые существа, новые возможности. В этом и заключается суть эволюции – приспособление через изменение…

По очкам получилось, что проиграл Яр. Он и стал замешивать полированные костяшки, с интересом слушая неспешные логические построения доктора.

– И вот человечество создало свои мегаполисы. Человечество переселилось в них. Но ведь это не наша среда! Вспомните – мы миллионы лет жили на природе, мы родились там, среди зверей. Вот она – наша среда, здесь! – Эриг широко развел руки. – Но вот мы, будто рыбы, очутились в совершенно новых условиях – в городе. Не изменит ли город нас подобно тому, как суша изменила рыб? Среди тех появились пресмыкающиеся, а среди нас зародились хурбы.

– Звучит гнусно, – сказал Ларс. – Они произошли от нас, но убивают нас.

– Если следовать моей логике, – продолжал доктор, – то хурбы должны быть приспособлены к жизни в мегаполисе куда лучше, чем мы. Мне сложно угадать, как именно они изменились, ведь рыбам сложно представить, что дышать можно и вне воды…

– Хурбы невидимы! – напомнил Яр.

– Да, мы их не замечаем.

– А ты уже придумал, как это им удается? – спросил Ларс.

– Скорей всего, это какой-то психический феномен. Что-то вроде гипноза. Или той самой телепатии, о которой так любят говорить разные шоумены. Кстати, вы знаете, как звучит “человек городской” на одном из древних языков? Впрочем, откуда вам знать… Хомо урбанус… Хомо. Урбанус… Хурб… Понимаете теперь?

– Ерунда какая-то, – неуверенно сказал Ларс.

– И вот еще один аргумент в пользу моей теории, – сказал доктор. – Появление космачей. Этих существ раньше не существовало. В старинных документах можно найти упоминания о неких прямоходящих волосатых великанах. Они считались существами почти сказочными, и называли их по-разному: снежный человек, йетти, алмасты. Возможно, от них и пошло племя космачей. Полагаю, они появились в то самое время, когда люди замкнулись в городах, освободив от своего присутствия большую часть планеты. Космачи заняли наше место. Их появление подтверждает, что эволюция продолжается. С нами или без нас – но она идет.

Стало тихо, даже музыка почему-то смолкла, лишь трещал огонь в печи.

– Я хочу посмотреть на хурбов, – сказал Вик.

Дальше они почти не разговаривали, переваривая услышанное. Игра сделалась рассеянной и неинтересной. Кое-как закончив три партии, они догрызли хлеб, распрощались и разошлись по домам.

А ночью Яру снились кошмары: хурбы, медведи и космачи, мертвые жены и живой Чик-дурачок, бегущий через жуткий лес.

Кошмар продолжился и когда Яр проснулся.

Ранним утром.

Наяву.

* * *

Айвану не спалось. Он долго ворочался в постели, ругая хромоногого Веню, так жарко натопившего в доме. Когда лежать стало совсем невмоготу, Айван, кряхтя, слез с кровати, оделся и вышел на свежий воздух.

На улице было тихо. Айван попытался вспомнить, как шумит город, и не смог. Он попробовал вообразить, что сейчас его окружают многоэтажные строения, – и не сумел.

Рядом тихонько стукнула дверь. Луч фонаря скользнул по бревенчатой стене, прыгнул на Айвана и тут же погас. Старик открыл глаза, повернул голову.

– Не спишь? – спросил Ларс, убирая фонарик в карман длинного теплого халата.

– Не спится, – сказал Айван.

– Мне тоже. Нога чешется. Там, где ее нет… Слышу, ступеньки скрипят. Дай, думаю, погляжу…

– Жарко дома, – сказал Айван. – Да и в голову лезет разное.

Они присели на скамейку и замолчали, дыша одним воздухом, чувствуя тепло друг друга, глядя в одном направлении.

– Хурбы вышли на границы, – сказал Айван в пустоту. – Они уничтожили две окраинные общины. Сегодня я получил весточку от наших людей в городе.

Ларс не отозвался – он давно уже ждал чего-то подобного.

Они долго молчали и глядели на спящие избы, на голое небо, предвещающее мороз, на огонек сторожевой башни у деревенских ворот, на черную дорогу с еще более черными пятнами луж. В ночи чувствовалось какое-то шевеление, но опасности от него не исходило: то вздрагивали от ночной влаги ветки деревьев, то слетали с чердаков крылатые животные, то ворочалась под навесами сонная домашняя скотина – это было привычное движение, повседневное и незаметное.

– Не засну сегодня, – вздохнул Айван. – Пойду, пожалуй, пройдусь. Проверю, не спит ли дежурный. Кто там у нас сегодня?

– Арслан, – сказал Ларс, припомнив, кому он сегодня выдавал карабин с боекомплектом.

– Арслан спать не должен. Но всё равно проверю. Пойдешь со мной?

Ларс пожал плечами:

– Ходок я никудышный. Если вытерпишь такого – пойду.

– Стерплю…

* * *

Они не спеша проследовали через всю деревню. Заглянули в тесную генераторную, где под половицами, урча системой охлаждения, работали три реактора, снятые со строительных сиберов. Посетили арсенал – сухую, недавно отрытую землянку, освещенную двумя тусклыми лампочками. Они обогнули кухню, прошли рядом с баней, из приоткрытой черной двери которой все еще тянуло влажным жаром, миновали загороженный деревянными щитами отстойник и завернули на пустые дровяные склады, заваленные мусором. Заготовленные дрова до поры до времени оставались в лесу. Вывести их можно было только санями по снегу.

За сараями начинался частокол, и ворота были уже совсем рядом.

К сторожевой вышке выйти незамеченными не получилось. Дежурный издалека окликнул их, опознал по голосам, доложил, что в округе всё спокойно, и пригласил подняться на чай. Ларсу лезть по вертикальной лестнице было затруднительно, но он справился – преодолел все ступени, забросил руки на платформу, выдохнул, подтянулся. Арслан подхватил его под локоть, помог.

Сторожевая вышка, сбитая из сосновых жердей, поднималась над частоколом метров на восемь. Смотровая площадка, огороженная провисающими веревками, была чуть подсвечена неярким теплым светом – в дырявой, стоящей на камнях бочке тлели угли, согревая дежурного и гостей. Было тесно, но места хватило всем. Арслан не обманул – чай у него действительно имелся, и был он горячий. Пах чай брусничным листом, можжевельником, мятой и малиной, на вкус слегка горчил, а бодрил не хуже настоящего энергетика. Нашлась и закуска – медовые сухарики, неприятно липкие, зато чертовски вкусные. Вообще, наверху оказалось весьма уютно: навес из елового лапника защищал от возможной непогоды, раскаленная бочка дышала приятным теплом, высота давала ощущение полной безопасности.

Остаток ночи они провели наверху. Чай у Арслана не кончался, не кончались угли в бочке, не кончались и разговоры. А под самое утро, когда чуть посветлевшее небо затянули невесть откуда взявшиеся тучи, вдруг загудел прибитый к столбу зуммер.

– Замыкание на периметре, – пояснил Арслан встревожившимся гостям. – Может, кабан подошел. Или лось. Бывает… Сейчас поглядим…

Он встал, отключил сигнализацию. Перешагнув через ноги Ларса, подошел к пузатому прожектору, закрепленному на краю платформы. Щелкнул рубильником – на воротах появилось яркое овальное пятно. Арслан покрутил что-то – и пятно сделалось шире.

– Если это кабанчик или олень, то будет у нас сегодня жаркое из свежатины. А лося периметр не берет. Мощности разряда не хватает.

Он провел лучом по бревнам частокола. Вонзил его в лес. Перевел свет на поле. И, тихо выругавшись, переменившись вдруг в лице, скакнул к стальному листу, висящему на проволоке под еловой крышей.

Ларс приподнялся.

В луче прожектора двигались высокие фигуры. Не лоси, не олени и не кабаны.

– Космачи, – сказал Арслан, выругался еще раз и, размахнувшись, ударил железной кочергой по стальному листу.

Вязкий тревожный звон поплыл над деревней.

* * *

Яр проснулся от далекого шума и сразу же вспомнил город. На короткое мгновение ему даже показалось, что он каким-то чудом перенесся в свою квартиру, а разбудившие его звуки доносятся с людных улиц, щедро освещенных даровым электричеством.

Он открыл глаза, чтобы убедиться, что чуда не произошло.

Убедился…

В деревне творилось что-то необычное. За окнами еще не рассвело, а гомон стоял, будто в пьяный праздничный день. Отрывисто лязгало железо, стучали двери, перекликались многочисленные голоса.

Яр подошел к окну, отдернул куцую занавеску. Увидел, как бежит куда-то сосед с факелом в одной руке и с топором в другой. Заметил отблески большого огня в лужах и стеклах близких домов, вспомнил, как однажды Ларс пытался объяснить ему, что такое пожар.

Яр щелкнул выключателем – электричества не было. Одеваться пришлось в темноте. Собираясь, он лихорадочно пытался припомнить, что рассказывал Петр о пожарах и борьбе с ними. В голову лезло что-то про окапывание, и он решил, что прихватит с собой лопату.

И ведро!

Он выбежал на задний двор, где у стены под небольшим навесом стоял разный инструмент. Выбрал лопату поприхватистей и с черенком поглаже. Сдернул с гвоздя ведёрко полегче. И побежал к дороге, к людям, к огню – на шум, в суету. Он увидел, что горят пучки хвороста, лежащие на безопасном расстоянии от домов. Увидел, что люди разбегаются в разные стороны, заметил, что у них в руках оружие, а не ведра с водой. И заподозрил, что никакого пожара нет. Он схватил кого-то, несущегося мимо:

– Что случилось?

– Космачи!

Яр пошатнулся, выронил лопату.

– Ты из какого отряда? – спросили у него.

– Я новенький, – растеряно сказал он.

– Беги к воротам, – посоветовали ему. – Там Айван. Он решит, куда тебе.

* * *

Космачи собирались у ворот. Они пока ничего не предпринимали, просто сходились в одно место и, кажется, о чем-то переговаривались. Их не пугали близкие хлопки петард, они не обращали внимания на луч прожектора, они словно не замечали близкого огня и летящих по ветру искр.

Никогда космачи так себя не вели.

Несколько раз они приближались к запертым воротам и осторожно пробовали их на прочность. Кажется, они понимали, что это единственный вход в деревню.

Айван внимательно следил за действиями великанов. Ему казалось, что он угадывает владеющее ими чувство. И это был не страх. Это было любопытство.

Никогда прежде людям не приходилось сталкиваться с таким большим отрядом космачей. Видимо, на этот раз к деревне подошло целое племя, ищущее приюта в местных лесах, более теплых и богатых дичью. Племя организованное и уверенное в своих силах.

Деревня спешно готовилась к обороне. Каждый знал, куда он должен встать, и что он должен делать. Люди распределились вдоль частокола, заняли места в кронах деревьев, выстроили перед воротами баррикаду из специально заготовленных щитов. Малые дети прятались на чердаках, подростки разбирали заборы на колья и вытаскивали из сараев ловчие сети, женщины топили смолу и кипятили воду. Сибер-друг Херберт, держа перед собой пулемет “Гринго”, стоял точно напротив ворот и спокойно ждал появления врага.

Один только Яр не знал, что ему делать.

– Айван! – крикнул он, наконец-то выглядев старика на платформе сторожевой вышки. – Эй, Айван!

Его крик услышал Ларс. Проводник перегнулся через веревочное ограждение и сердито спросил:

– Чего орешь?

Яр так обрадовался, увидев Ларса, что замахал руками и широко заулыбался. Наверное, со стороны это выглядело глупо и комично, но Яр ничего не мог с собой поделать.

– Оружие у тебя есть? – спросил Ларс.

– Только лопата, – ответил Яр, продолжая лыбиться.

– И ведро, – разглядел сверху Ларс. – Просто отлично: лопату бери наперевес, ведро одевай на голову. И вставай к воротам.

– А можно я тут постою?

– Стой, где хочешь.

На дороге у ворот собралось уже человек двадцать. Среди мужчин Яр заметил малолетнего Вика, вооруженного вилами. Яр вспомнил свирепую схватку космача с медведем, представил, что будет, если такой вот мальчишка с вилами выйдет против заросшего шерстью великана, и содрогнулся. Потом представил на месте мальчишки себя…

Пожалуй, только Херберт с тяжелым пулеметом наперевес мог противостоять космачам. Но если их несколько… Если их много…

Сколько же их там, раз поднялась такая шумиха? Пять? Семь? Ничего отсюда не видно!

К одному из костров подбежал подросток с охапкой еловых лап, кинул ее в огонь и тут же исчез в тени. Пламя на миг потухло, потом прорвалось сквозь трескучую хвою, жадно ее пожирая, и ввинтилось в воздух горячим рыжим смерчем.

– Шестьдесят три, – тихонько сказал Айван. – Это не считая детенышей.

– Я насчитал шестьдесят шесть, – откликнулся Ларс. – А сколько нас?

– Двести семьдесят пять человек вместе с женщинами, детьми и с теми, кто не способен на убийство, – ответил старик. – И еще один сибер.