Текст книги "Введение в конституционное право с разъяснением сложных вопросов"

Во-первых, оно необходимо, потому что «каждый человек более бережно заботится о том, что принадлежит ему одному, а не всем вместе, а также потому что он будет лениться и оставлять другим делать то, что касается общих дел сообщества, как это происходит в тех случаях, когда много слуг. Во-вторых, потому что дела людей организуются более правильно, если каждый человек проявляет заботу о своих делах; если такой заботы нет, возникают недоразумения, вызванные тем, что каждый должен следить за какими-то предметами, не имея к ним интереса. В-третьих, поскольку безопасность государства обеспечивается в большей степени тогда, когда человек доволен тем, что он имеет… Споры возникают чаще там, где предметы собственности не разделены»[21]21
  Цит. по: Лафитский В.И. Великие конституции (Истоки, факторы развития и роль в современном мире). М.: БИБЛИО-ГЛОБУС, 2017. С. 158–159.


[Закрыть].

Большевики так и не смогли полностью истребить понятие «мое», ибо ложной оказалась сама базовая посылка – предположение, будто обычный человек, сочтя высшей справедливостью обобществление собственности, ощутит себя совладельцем «общенародной собственности», вдохновится этим и станет трудиться так, как если бы работал на себя. Поэтому в качестве компромисса было узаконено понятие «личная собственность». Например, в ст. 10 Конституции СССР 1936 г. провозглашалось: «Право личной собственности граждан на их трудовые доходы и сбережения, на жилой дом и подсобное домашнее хозяйство, на предметы домашнего хозяйства и обихода, на предметы личного потребления и удобства, равно как право наследования личной собственности граждан – охраняются законом».

Можно, конечно, отобрать у людей собственность. Нельзя только отучить от желания ее иметь. И дело тут вовсе не в стремлении к богатству, а в том, что возможность распоряжаться пусть даже малым дает человеку столь необходимое ему ощущение свободы, личной автономии. Под влиянием некоторых сильных мотивов человек способен отказаться от земных благ. Но только по своей воле.

Этот термин ввел в оборот Карл Маркс (1818–1883) в работе «Гражданская война во Франции», посвященной периоду Парижской коммуны[22]22
  Слово «коммуна», более или менее соответствующее русскому слову «община», вошло в политический обиход во Франции еще в 1791 г., а Парижской коммуной с 1792 г. назывался парижский муниципалитет. Однако сегодня этим термином обычно обозначают период рабочего революционного самоуправления, продержавшегося чуть более двух месяцев во время Франко-прусской войны в 1871 г.


[Закрыть] (1871 г.).

«Коммуна, – писал Маркс, – должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы»[23]23
  Маркс К. Гражданская война во Франции. Воззвание Генерального совета международного товарищества рабочих // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 17. М.: Госполитиздат, 1960. С. 342.


[Закрыть]. Развивая этот тезис, В.И. Ленин писал: «Продажный и прогнивший парламентаризм буржуазного общества Коммуна заменяет учреждениями, в коих свобода суждения и обсуждения не вырождается в обман, ибо парламентарии должны сами работать, сами исполнять свои законы, сами проверять то, что получается в жизни, сами отвечать непосредственно перед своими избирателями. Представительные учреждения остаются, но парламентаризма, как особой системы, как разделения труда законодательного и исполнительного, как привилегированного положения для депутатов, здесь нет»[24]24
  Ленин В.И. Государство и революция. С. 47−48.


[Закрыть].

Но и с этим, «вторым китом» ленинской концепции также случился конфуз. Да, Советы из органов революционной борьбы превратились в органы власти. Да, формально именно они выражали «полноту власти народа», не случайно это слово даже дало название новому государству – Советское. Но очень быстро оказалось, что новый тип управления служит не «отмиранию государства», на смену которому согласно марксистско-ленинской доктрине должно прийти «полное общественное самоуправление», а, наоборот, отмиранию всяких гражданских навыков самоорганизации и самодеятельности.

Но почему марксизм счел, что государство – это зло и потому от него следует отказаться? Из-за совершенно извращенного его понимания – только как машины для подавления одного класса другим (подобное понимание государства как организованного насилия свойственно не только марксистам, но и анархистам). В.И. Ленин считал центральным местом в вопросе о государстве тезис Ф. Энгельса из его письма к известному немецкому социал-демократу А. Бебелю:

«Так как государство есть лишь преходящее учреждение, которым приходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противников, то говорить о свободном народном государстве есть чистая бессмыслица: пока пролетариат еще нуждается в государстве, он нуждается в нем не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство, как таковое, перестает существовать. Мы предложили бы поэтому поставить везде вместо слова государство слово: “община” (Gemeinwesen), прекрасное старое немецкое слово, соответствующее французскому слову “коммуна”»[25]25
  Энгельс Ф. Письмо А. Бебелю // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 19. М.: Госполитиздат, 1961. С. 5.


[Закрыть].

И когда антагонистических классов больше не будет, считает марксизм, не будет нужна и «машина подавления» вместе с «ее правом», которое в марксизме понимается как «воля господствующего класса, возведенная в закон».

А кто, спросите вы, будет тогда осуществлять хотя бы элементарные публичные функции, которые обычно выполняет государство? Вопрос закономерный, но и на него у Ленина был ответ. Осуществлять «государственные функции» будет сам народ. Это еще одна излюбленная мысль Ленина: «поголовное участие всех в управлении» (под «всеми», разумеется, понимались пролетариат и беднейшее крестьянство, а также сочувствующие идеям революции «представители интеллигенции»). Именно на убежденности в возможности «поголовного участия» Ленин и строил всю конструкцию социалистического управления как переходного этапа к коммунистическому самоуправлению.

Но понятно, что даже «поголовное участие в управлении» нужно было ввести в какие-то организационные формы. И основную форму Ленин увидел в революционных органах, стихийно созданных в период первой русской революции 1905−1907 гг. в некоторых промышленных центрах Центральной России и Урала, – Советах рабочих депутатов. Их-то он и решил противопоставить «буржуазному парламентаризму», т. е. принципу разделения властей.

Неужели Ленин не понимал, что этот принцип является одной из гарантий от деспотии? Возможно, понимал. Но, воспринимая всемирную историю лишь как историю классовой борьбы, он считал, что разделение властей сыграло свою роль в борьбе с абсолютизмом, а вот в социалистическом (переходном к коммунизму) государстве этот принцип «камуфлирует господство буржуазии»:

«Раз в несколько лет решать, какой член господствующего класса будет подавлять, раздавлять народ в парламенте, – вот в чем настоящая суть буржуазного парламентаризма, не только в парламентарно-конституционных монархиях, но и в самых демократических республиках (намек на США. – М. К.). <…> Выход из парламентаризма, конечно, не в уничтожении представительных учреждений и выборности, а в превращении представительных учреждений из говорилен, в “работающие” учреждения»[26]26
  Ленин В.И. Государство и революция. С. 46.


[Закрыть].

Следовательно, рассуждал Ленин, зачем нужны всякие «буржуазные штучки» вроде разделения властей, коль скоро вся власть окажется в руках трудового народа, а народ не может быть тираном сам для себя.

Ленин разработал довольно детальный план, согласно которому Советы не просто соединяли бы в себе разные функции, но и строились на совершенно иных принципах, нежели органы законодательной и исполнительной ветвей власти в демократиях. Эти принципы нашли отражение уже в первой «пролетарской конституции» – Конституции РСФСР 1918 г. (напомню, что СССР образовался в 1922 г., а первая союзная Конституция была принята в 1924 г.). Вот они:

1. Постоянная ротация депутатов. Другими словами, отсутствие сроков полномочий Советов и совсем короткие сроки полномочий депутатов (например, в местных Советах – 3 месяца).

2. Императивный мандат депутата. Наказы, т. е. поручения избирателей, даваемые депутатам, и свобода отзыва избирателями своих депутатов (Ленин подчеркивал, что отзыв должен быть «непременно легким»).

3. Непрямое избирательное право. Съезды Советов, начиная с губернских и кончая высшим органом – Всероссийским съездом Советов, формировались не непосредственно населением, а нижестоящими органами. Например, Всероссийский съезд Советов составлялся из представителей городских Советов и представителей губернских съездов Советов.

4. Неравное избирательное право. Промышленные рабочие в те годы составляли меньшинство населения (Россия была еще крестьянской страной). Поэтому, дабы обеспечить численное превосходство пролетариата («наиболее сознательной», по мысли большевиков, части трудящихся) в Советах, устанавливались разные нормы представительства от городского и сельского населения при формировании съездов Советов. В состав того же Всероссийского съезда Советов представители городских Советов входили из расчета 1 депутат на 25 тыс. избирателей, а представители губернских съездов Советов – из расчета 1 депутат на 125 тыс. жителей.

5. Невсеобщее избирательное право («ценз пролетарской диктатуры»). Поскольку на повестке дня стояла задача постепенной ликвидации буржуазии как класса, избирательных прав официально лишались не только «лица, признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишенными, а равно лица, состоящие под опекой», а также «лица, осужденные за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором», что соответствует обычным ограничениям, но и:

«а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;

б) лица, живущие на нетрудовой доход, как-то проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. п.;

в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники;

г) монахи и духовные служители церквей и религиозных культов;

д) служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также члены царствовавшего в России дома» (ст. 65).

6. Сочетание территориального принципа образования избирательных участков с производственным. Речь шла о том, что депутаты в городах избирались непосредственно трудовыми коллективами, т. е. по предприятиям, а не избирателями по месту жительства.

7. Иерархическая система Советов. Советы изначально образовали «вертикаль», основанную на принципе «демократического централизма», который в том или ином виде закреплялся всеми советскими конституциями. В Конституции РСФСР 1918 г. устанавливалось, что все Советы «имеют предметом своей деятельности: проведение в жизнь всех постановлений соответствующих высших органов Советской власти» (ст. 61) и что вышестоящие Советы и даже их исполнительные комитеты имеют «право отмены решений действующих в их районе Советов, с извещением об этом в важнейших случаях Центральной Советской власти» (ст. 62).

8. Иерархия внутри Советов. Несмотря на принцип «работающей корпорации», внутри Советов сразу же были выделены постоянно действующие органы. Например, ст. 31 Конституции 1918 г. гласила: «Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов является высшим законодательным, распорядительным и контролирующим органом Российской Социалистической Федеративной Советской Республики». Кроме того, существовали и исполнительные органы Советов – от исполнительных комитетов до Совета народных комиссаров на общегосударственном уровне.

Не буду сейчас говорить о том, что реальная власть в государстве моментально перетекла к партийным органам (об этом чуть ниже). Главное, что доктрина «полугосударства» («отмирающего государства») оказалась губительной для перспектив гражданской самоорганизации людей и вообще для права в России. Отказ от системы разделения властей означал пренебрежение правовыми ограничителями властных институтов: раз власть «народная», кто вправе ограничить «его величество народ»? Но сама по себе это ложная и опасная идея, ибо право (а оно не тождественно совокупности законов и подзаконных актов) должно стоять и над сувереном – народом. Большевики тем самым не только ни на йоту не приблизились к лелеемой ими идее «отмирания государства», но, наоборот, создали условия для отстранения людей от всякого гражданского участия в управлении.

Как же так? Ведь Ленин рассматривал свою систему именно как противоположность системе бюрократической. Он видел гарантии от обюрокрачивания в выборности и сменяемости Советов, в умеренной зарплате чиновников (не выше зарплаты квалифицированного рабочего) и, наконец, в массовом участии трудящихся в управлении. Но в том и дело, что ни одна из этих «гарантий» не стала преградой для набиравшей силы номенклатуры. Да и не могла стать. Все по той же причине: эти благие пожелания совершенно не учитывали психологию обычного человека.

Впрочем, не только в этом дело. Ленин не отказался от платного государственного аппарата вообще, а только «поместил» его в своей доктрине в совершенно иные условия: аппарат должен существовать в структуре довольно аморфных представительных органов, работающих скорее как общественные организации. Такие условия просто не могли не привести к тому, что этот самый аппарат – исполнительные комитеты Советов (исполкомы) со всеми их управлениями, отделами и подотделами – мгновенно понял, «кто в доме хозяин». Примечательно, что уже в 1922 г. известный государствовед-марксист М.А. Рейснер (1868–1928) сетовал, что «Совдепия превращается в “Исполкомию”», и ставил риторический вопрос, «не находятся ли исполкомы перед слишком большим соблазном известного освобождения от докучливого надзора и контроля Советов и подавления последних в пользу расширения своей власти?»[27]27
  Рейснер М.А. Централизация, разделение функций и Советы // Власть Советов. 1922. № 10. С. 15.


[Закрыть].

После принятия Конституции СССР 1936 г. организационная модель советской власти отошла от некоторых деталей ленинской доктрины. Были ликвидированы съезды Советов, а выборы во все их звенья, вплоть до Верховного Совета, стали прямыми; установлены сроки их полномочий; введено равное и всеобщее избирательное право (хотя по-прежнему по судебному решению некоторые граждане – так называемые лишенцы – могли быть лишены избирательных прав); ликвидирован производственный принцип при проведении выборов. Та же модель была перенесена и в Конституцию СССР 1977 г. (Только Советы депутатов трудящихся стали именоваться Советами народных депутатов. Практического смысла это не несло, но должно было выразить некое «развитие социализма»: в отличие от ст. 3 Конституции 1936 г., гласившей, что «вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся», ст. 2 Конституции 1977 г. закрепляла, что «вся власть в СССР принадлежит народу. Народ осуществляет государственную власть через Советы народных депутатов, составляющие политическую основу СССР».) Однако это никоим образом не влияло и не могло повлиять на суть советской системы.

Во-первых, коммунистический режим к середине 1930-х годов перестал опасаться не только «буржуазного», но и «мелкобуржуазного влияния» в Советах (после тотальной коллективизации собственно крестьян в сталинском СССР почти не осталось). Недаром официальная идеология провозгласила, что социализм в стране «в основном» построен. Во-вторых, всем, в том числе депутатам, давно стало ясно, что «собственно Советы» (т. е. без исполкомов) абсолютно ничего не решают. Об этом бессилии можно судить хотя бы по крайне редкому созыву сессий Советов. Например, устанавливалось, что сессии «высшего органа государственной власти» – Верховного Совета СССР созываются два раза в год, при этом длились они два, редко три дня (!). Чуть чаще созывались сессии местных Советов (в зависимости от уровня от четырех до шести раз в год), но длились, как правило, один день. Наконец, в-третьих, к этому времени сами исполкомы и их отраслевые и функциональные органы окончательно перешли под полный контроль соответствующих партийных комитетов.

Это, едва ли не самое лукавое, условие новой государственности выполнить было легче всего, опять же по причине той самой человеческой психологии. Но зачем оно понадобилось Ленину в его концепции? Все логично (в марксистской, разумеется, логике).

Хотя центральной идеей в концепции советского государства было «поголовное участие трудящихся в управлении», Ленин понимал, что этого трудно добиться в «темном мужицком царстве»[28]28
  Бердяев Н.А. Философия неравенства. М.: ИМА-ПРЕСС, 1990. С. 24.


[Закрыть], как называл тогдашнюю Россию Н.А. Бердяев (1874–1948). И уж тем более, что в скором времени вряд ли появится «человек с коммунистическим сознанием».

Ленин считал, что критики коммунистической теории плохо ее знают, поскольку о том, что «высшая фаза развития коммунизма наступит (вскоре после революции. – М. К.), ни одному социалисту в голову не приходило, а предвидение великих социалистов, что она наступит, предполагает и не теперешнюю производительность труда и не теперешнего обывателя, способного “зря” – вроде как бурсаки у Помяловского[29]29
  Русский писатель Н.Г. Помяловский (1835–1863) наиболее известен как р автор повести «Очерки бурсы», хотя у него есть и другие неплохие произведения, например «Мещанское счастье», «Молотов». Бурса – училище, содержащееся на казенный счет, дававшее, по сути, начальное образование и готовившее для церкви пономарей, дьячков, писцов. В основном туда отдавали своих детей крестьяне и мещане, в том числе чтобы спасти от солдатчины.


[Закрыть] – портить склады общественного богатства и требовать невозможного»[30]30
  Ленин В.И. Государство и революция. С. 97.


[Закрыть].

Так вот, понимая это, Ленин считал, что для решения таких задач требуется некий, как он говорил, «авангард трудящихся» – коммунистическая партия, которая должна включать наиболее «сознательных» рабочих, крестьян и служащих. И посмотрите, какая стройная конструкция ему рисовалась:

«Организационной задачей и будет задача выделения из народных масс руководителей и организаторов. Эта громадная, гигантская работа стоит теперь на очереди дня. Ее нельзя было бы и думать выполнить, если бы не было Советской власти, отцеживающего аппарата, который может выдвигать людей»[31]31
  Ленин В.И. Доклад о деятельности Совета народных комиссаров 11 (24) января // Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 35. М.: Политиздат, 1974. С. 276.


[Закрыть]. «Советская власть есть новый тип государства без бюрократии, без полиции, без постоянной армии, с заменой буржуазного демократизма новой демократией, – демократией, которая выдвигает авангард трудящихся масс, делая из них и законодателя, и исполнителя, и военную охрану, и создает аппарат, который может перевоспитать массы»[32]32
  Ленин В.И. Доклад о пересмотре программы и изменении названия партии 8 марта // Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 36. М.: Политиздат, 1969. С. 51.


[Закрыть].

Однако Ленин не увидел в руководящей роли партии «клетку раковой опухоли» (или не захотел увидеть, ибо тогда разрушилась бы вся доктрина). Идея «авангарда» фактически обосновала существование некоей «жреческой касты», которая обладает монопольным правом на истину и которой, следовательно, никто и ничто не смеет противостоять. Впрочем, неверно сравнивать коммунистическую партию в советской модели с кастой. В отличие от последней, «партия»[33]33
  Кавычки вокруг слова «партия» означают его условный характер. Оно р буквально означает часть. Коммунистическая же партия после Октября 1917 г., быстро расправившись даже со своими союзниками по революционной борьбе – левыми эсерами и меньшевиками, стала уже не частью, а целым.


[Закрыть] фактически срослась с государством, точнее, не она сама, а ее органы, начиная от райкомов и кончая Политбюро ЦК (РКП(б), ВКП(б)) КПСС.

В 1992 г. в Конституционном Суде РФ проходил процесс, который в публицистике получил название «дело о КПСС». И хотя решение по этому делу представляется половинчатым, в нем есть весьма красноречивые слова. Вот отрывки из раздела III мотивировочной части Постановления:

«В стране в течение длительного времени господствовал режим неограниченной, опирающейся на насилие власти узкой группы коммунистических функционеров, объединенных в политбюро ЦК КПСС во главе с генеральным секретарем ЦК КПСС.

Имеющиеся в деле материалы свидетельствуют о том, что руководящие органы и высшие должностные лица КПСС действовали в подавляющем большинстве случаев втайне от рядовых членов КПСС, а нередко – и от ответственных функционеров партии. На нижестоящих уровнях управления вплоть до района реальная власть принадлежала первым секретарям соответствующих партийных комитетов. Лишь на уровне первичных организаций КПСС имела черты общественного объединения, хотя производственный принцип формирования этих организаций ставил членов КПСС в зависимость от их руководства, тесно связанного с администрацией. Материалами дела, в том числе показаниями свидетелей, подтверждается, что руководящие структуры КПСС были инициаторами, а структуры на местах – зачастую проводниками политики репрессий в отношении миллионов советских людей, в том числе в отношении депортированных народов. Так продолжалось десятилетиями. <…>

До принятия закона СССР об органах госбезопасности продолжало действовать Положение о Комитете госбезопасности при Совете Министров СССР и его органах на местах от 9 января 1959 года, утвержденное президиумом ЦК КПСС. В нем подчеркивалось, что органы КГБ являются политическими, осуществляют мероприятия ЦК КПСС и работают под его непосредственным руководством, руководящие работники КГБ входят в партноменклатуру, приказы председателя КГБ издаются с одобрения ЦК КПСС. <…>

Рядовые члены КПСС (КП РСФСР) одобряли на своих собраниях политические акции центральных и иных комитетов и их аппарата. Лишь в самое последнее время начала появляться критика с их стороны, однако решающего влияния рядовые члены КПСС (КП РСФСР) в своей организации добиться так и не смогли.

Руководящие структуры КПСС и КП РСФСР присвоили государственно-властные полномочия и активно их реализовывали, препятствуя нормальной деятельности конституционных органов власти. Это послужило юридическим основанием для ликвидации данных структур указом высшего должностного лица Российской Федерации. Действия Президента были продиктованы объективной необходимостью исключить возврат к прежнему положению, ликвидировать структуры, повседневная практика которых была основана на том, что КПСС занимала в государственном механизме положение, не согласующееся с основами конституционного строя»[34]34
  Постановление Конституционного Суда РФ от 30 ноября 1992 г. № 9-П «По делу о проверке конституционности Указов Президента Российской Федерации от 23 августа 1991 г. № 79 “О приостановлении деятельности коммунистической партии РСФСР”, от 25 августа 1991 г. № 90 “Об имуществе КПСС и коммунистической партии РСФСР” и от 6 ноября 1991 г. № 169 “О деятельности КПСС и КП РСФСР”, а также о проверке конституционности КПСС и КП РСФСР» // СЗ РФ. 1993. № 11. Ст. 400.


[Закрыть].

Здесь хочу только обратить внимание на то, что слова о присвоении государственно-властных полномочий не вполне верно отражают реальность. Термин «присвоение» предполагает некую незаконность, можно сказать, узурпацию. Но в нашем случае этого не было. Аппарат партии действовал в полном соответствии и с конституциями (разных периодов), и с официальной доктриной.

Выдвигая идею «авангарда», Ленин, как всякий утопист, не желал учитывать природу обычного («массового») человека, в том числе распространенную подверженность искушению возвыситься над остальными. Вновь стоит обратиться к вечной книге – Библии, где весьма ярко описаны как момент человеческой слабости, так и отношение Христа к желанию некоторых из Его учеников возвыситься:

«Тогда приступила к Нему мать сыновей Зеведеевых с сыновьями своими, кланяясь и чего-то прося у Него. Он сказал ей: чего ты хочешь? Она говорит Ему: скажи, чтобы сии два сына мои сели у Тебя один по правую сторону, а другой по левую в Царстве Твоем. Иисус сказал в ответ: не знаете, чего просите. Можете ли пить чашу, которую Я буду пить, или креститься крещением, которым Я крещусь? Они говорят Ему: можем. И говорит им: чашу Мою будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься, но дать сесть у Меня по правую сторону и по левую – не от Меня зависит, но кому уготовано Отцем Моим. Услышав сие, прочие десять учеников вознегодовали на двух братьев. Иисус же, подозвав их, сказал: вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мф. 20:20−28).

Ленин же, обосновывая «руководящую и направляющую роль» коммунистической партии, звал именно к возвышению над другими. Приведу одну из наиболее известных его цитат:

«Признание главенствующей роли партии должно быть у нас в виду, и мы не можем упускать этого при обсуждении вопроса о деятельности, об организационном строительстве. <…> Вся юридическая и фактическая конституция Советской республики строится на том, что партия все исправляет, назначает и строит по одному принципу, чтобы связанные с пролетариатом коммунистические элементы могли пропитать этот пролетариат своим духом, подчинить его себе, освободить его от того буржуазного обмана, который мы так долго стараемся изжить»[35]35
  Ленин В.И. Речь на Всероссийском совещании политпросветов губернских и уездных отделов народного образования 3 ноября 1920 г. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 41. М.: Политиздат, 1981. С. 402−403.


[Закрыть].

Понятно, что при таком положении «партия» не только становилась весьма привлекательной для карьеристов (хотя в ней было и немало людей, искренне убежденных в достижимости коммунистических идеалов), но и превращалась, как отмечал Ленин уже в 1921 г., в «узкий круг правящих»[36]36
  См.: Ленин В.И. Наказ от СТО (Совета труда и обороны) местным советским учреждениям. Проект // Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 43. М.: Политиздат, 1970. С. 280.


[Закрыть].

Именно тогда и родилась печально знаменитая советская номенклатура. Известный политолог М.С. Восленский (1920–1997), посвятивший исследованию этого феномена свой знаменитый труд, опубликованный в СССР только во времена перестройки, так писал о связи карьеры с членством в «партии»:

«Речь идет не обязательно о головокружительной карьере. Просто, если вы хотите быть уверенным, что начальство на работе не будет к вам придираться, что вы нормально будете продвигаться по службе и будете относиться к числу поощряемых, а не преследуемых, вступайте в партию! Что же касается карьеры в обычном понимании этого слова, то существовало ясное правило: партбилет – не гарантия карьеры, но его отсутствие было гарантией того, что вы никакой карьеры не сделаете. Исключения лишь подтверждали это правило. Впрочем, встречались они только в творческой области: было некоторое количество беспартийных академиков и видных деятелей искусства. Беспартийным оставался, например, знаменитый авиаконструктор академик А.Н. Туполев – своенравный старик, отсидевший свое в сталинской тюрьме – “шарашке”. Беспартийным был Илья Эренбург. Бывали случаи, когда по тактическим соображениям предпочитали не делать партийным кого-либо из известных лиц: вполне благонамеренный поэт Н.С. Тихонов был оставлен беспартийным, так как бессменно занимал пост председателя Советского комитета защиты мира, и, поскольку этот придаток Международного отдела ЦК КПСС объявлен беспартийной организацией, руководство сочло лучшим не давать Н.С. Тихонову партбилета. Анекдотическим курьезом было то, что разгромивший биологическую науку в СССР мракобес Лысенко был беспартийным, хотя по духу своему он вполне подходил даже в члены сталинского ЦК.

Но если в творческой области исключения еще бывали, то одна закономерность фактически не знала исключений: беспартийный не мог занимать даже скромный административный пост; если же по каким-либо соображениям его формально назначали на такой пост (что тоже мыслимо только в области науки и культуры), никто этого всерьез не принимал, и все дела вел специально приставленный партиец. Так, физик с мировым именем, нобелевский лауреат академик П.Л. Капица занимал пост директора Института физических проблем Академии наук СССР, но все административные дела вел его партийный заместитель. В Академии наук СССР вообще была до начала 50-х годов традиция, что президентом был беспартийный, но всегда назначался из числа членов партии фактический руководитель академии: так, при В.Л. Комарове таким был первый вице-президент О.Ю. Шмидт, полярник и Герой Советского Союза, а при С.И. Вавилове – главный ученый секретарь президиума, а затем первый вице-президент А.В. Топчиев, отличавшийся решительностью в действиях и невежеством в науке.

То, что руководитель любого советского учреждения – непременно член партии, прочно вошло в установившийся порядок: в каждом парткоме есть гарантированное руководителю место, и показателем влияния руководителя считается количество голосов, поданных за него на выборах в партком. Итак, вступление в КПСС – вопрос не убеждений, а продвижения по работе для большинства и карьеры – для меньшинства»[37]37
  Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М., 1991. С. 37.


[Закрыть].

Ленин, разумеется, видел, во что превращается его детище. Об этом свидетельствует масса его писем, телеграмм, речей и статей начала 1920-х годов, по которым мы можем судить не только о вопиющих фактах злоупотреблений со стороны партийных функционеров и советских чиновников, но и, главное, о том, что «партия», лишенная – в полном соответствии с теоретическим фундаментом – даже намека на политическую конкуренцию, становилась все более закрытой и иерархической.

Ленин как вождь позволял себе беспощадные формулировки в отношении соратников. Вот одно из наиболее известных его выражений в письме в Политбюро ЦК РКП (б): «Верх позора и безобразия: партия у власти защищает “своих” мерзавцев!!!»[38]38
  Ленин В.И. Письмо в Политбюро ЦК РКП(б) от 18 марта 1922 г. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 45. М.: Политиздат, 1970. С. 53.


[Закрыть]. Однако трудно сказать, понял ли он в конце жизни, что закрытая корпорация всегда «защищает своих мерзавцев», или считал это «функциональным отклонением», «болезнью роста», временным явлением. Но даже если он уже и не верил в жизнеспособность своей конструкции, признаться в этом не мог, ибо тогда пришлось бы признать свое теоретическое, да и политическое фиаско. И уж точно не собирались подвергать ревизии «устои системы» его последователи, понимая, что тогда разрушилась бы идеологическая база их абсолютной власти.

* * *

На мой взгляд, одно из обстоятельств, приводящих человечество к социальным катастрофам, состоит в том, что, оценивая новую идею с позиции «что хорошего она сулит», люди не задаются вопросом, «что это отнимет» или «какую опасность несет». Собственно, ничего нового в этом подходе нет. В экономике давно принято просчитывать риски. А вот в социальной инженерии такой принцип практически не применяется.

Ликвидация всяких правовых ограничителей власти привела к соответствующему вполне ожидаемому результату: ничем и никем не сдерживаемые слабости, соблазны и искушения обусловили сначала формирование того самого «узкого круга правящих», а затем естественное воспроизведение правящими тиранической модели власти. Но самое опасное состоит даже не в этом, а в том, что в обществе искажаются представления о добре и зле, о правильном, или хотя бы приемлемом, и недопустимом.

Известный французский философ Андре Глюксман (1937–2015) в одном интервью высказал точную мысль: «Отчаяние и то, что я называю нигилизмом, то есть отсутствие каких-либо нравственных ориентиров, распространились от исполнителей советского террора на саму народную массу, заразили и пронизали ее, как переполненный сосуд, вода из которого заливает весь пол. Это не значит, что население в массе своей стало морально готовым к террору, готовым сорваться с цепи, но оно утеряло понимание того, что является злом. (Замечу, что я не говорю тут об идее добра, которая весьма относительна в современных обществах вообще.) Но для того, чтобы управлять обществом, будь то сверху или снизу, необходимо, чтобы в обществе было выработано определенное понимание того, что является злом. В обществе должно существовать согласие относительно того, чего обязательно следует избегать. Однако после семидесяти лет коммунизма оказалось, что зло – это всё и ничего. И элиты, и простые люди затрудняются сказать, что является самым страшным, худшим»[39]39
  Уроки Солженицына (Интервью с французским философом Андре Глюксманом) // Свободная мысль – XXI. 2004. № 4. С. 180–181.


[Закрыть].