Текст книги "Большая охота"

В принципе, сам процесс охоты на лося не очень сложен, особенно в период гона. Самец часто теряет всякую осторожность, он идёт на звук, причём это отнюдь не обязательно звук, похожий на голос коровы или другого быка. Лося может привлечь треск бензоэлектростанции, шум пилы-ножовки или звук топора. Кроме того, бык хорошо заметен из-за огромных рогов, которые носит на голове. Очищенные лопаты блестят на солнце и в мелкой растительности выдают этого зверя в буквальном смысле с головой.

Тополёво-чозениевые леса – самое высокопродуктивное лосиное местообитание.

Сложности охоты на лося связаны не с особенностями его поведения, а с трудностями преимущественно технического характера. Дело в том, что восточносибирский лось обитает в районах, максимально удалённых от воздушных и автомобильных трасс. Повсеместное распространение всепроходимых грузовиков «Урал» и сеть зимников очень сильно сократили и без того неширокую область распространения этого зверя. Наконец, некоторые злые языки утверждают, что значительное количество рекордных лосей, добытых камчатскими компаниями якобы в бассейне Пенжины, на самом деле отстреляны на труднодоступных для охотнадзора территориях Чукотки и Магаданской области, куда охотники доставляются вертолётами. Так что последним убежищем гигантского лося России служат глушайшие долины труднодоступнейших рек региона. Там, куда не пройдёт «Урал» с грузом для прииска или старательской артели, не поднимется лодка от ближайшего посёлка и ни при какой заправке не дотянет разбойничий камчатский вертолёт с девятью-десятью стрелками на борту.

Само по себе изобилие сохатых не является стопроцентной гарантией добычи первоклассного трофея. Чаще всего попадаются на глаза самки и небольшие самцы. Около восьмидесяти процентов от общего числа зверей – животные нетрофейных кондиций. Кроме того, большой лось – совершенно не обязательно обладатель больших рогов. Как раз наоборот: рекордные «короны» носят самцы-«середнячки».

Узкие речные поймы – идеальное место для поиска гигантских лосей.

Что касается использования в трофейной охоте собак, я, в отличие от подавляющего большинства охотников, считаю их ненужным и даже вредным довеском. Дело в том, что по-настоящему большой лось, равно как и по-настоящему большой медведь, не раздумывая, «на махах» уходит от собак. Кроме того, во время гона рядом с быком обычно находятся корова и молодой лосёк – так называемый «подсох». Они-то и увлекаются снующими вокруг них мелкими лающими тварями. Кроме того, в по-настоящему диких местах довольно обычно убивать достойный трофей прямо из лагеря, а присутствие в лагере собак распугивает всех зверей в радиусе полукилометра вокруг.

Ленточные леса – места обитания гигантских лосей.

Охота на лосей – это прежде всего охота «на слух».

Лось, особенно крупный рогач-сохатый, – вообще-то животное довольно громкое. Он хрустит копытами о гальку, он шуршит шерстью о кусты, он фыркает и сопит, он, в конце концов, стучит рогами о стволы кустов и деревьев. Даже осторожно идущего по тропе сохатого внимательный человек в безветренную погоду способен услышать шагов за семьдесят. Кроме того, во время кормёжки он с довольно большим шумом обламывает ветки. Вообще-то, в лосиных местах достаточно пройти километра три по островам пойменного леса, осматриваясь и прислушиваясь, чтобы хотя бы один раз засечь лосей на кормёжке. Хруст веток в тихую погоду слышен издалека, и осторожный человек, ориентируясь по нему, может подобраться к пасущимся животным довольно близко. Но при этом надо помнить, что лоси в это время по одному обычно не ходят, и, подкрадываясь на хруст, иметь в виду, что в любой момент вы можете спугнуть другого сохатого или лосиху, которых не слышно, потому что они на отдыхе.

Лосиха с детёнышем.

Я двигался сквозь высокий сырой лес в среднем течении реки Омолон – одного из притоков Колымы, последней великой реки сибирского Севера. Двигался практически бесшумно: волглая листва под ногами, обутыми в сапоги с подошвой из мягкой резины, гасила звук моих шагов, а суконная куртка и хлопчатобумажные штаны не издавали ни малейшего шороха. Тем не менее приходилось очень внимательно следить, чтобы не наступить на ветки, которые могут хрустнуть под ногами. Для этого я при каждом шаге очень аккуратно вдавливал ногу в листву, пока не ощущал твёрдое сопротивление почвы. Или пока не чувствовал подошвой пружинящую ветку, после чего быстро убирал ногу и искал другое место, чтобы опустить на него ступню.

Ветки трещали метрах в ста пятидесяти от меня.

Судя по звукам, в чаще омолонской урёмы кормился лось, причём не один и даже не два. Скорее всего, там стояли рогач с самкой и, возможно, прошлогодний детёныш.

Три дня назад со склона нависшей над рекой сопки мне удалось увидеть самца с роскошной короной рогов размахом не меньше ста шестидесяти сантиметров. Но пока я спускался вниз и ориентировался в сплетении спрятанных среди леса проток, сохатый уже успел уйти довольно далеко. По крайней мере, следы его потерялись среди множества других лосиных следов, оставленных этим и другими многочисленными в здешних местах лосями.

Вчера же вопреки всем законам природы (а был самый конец сентября) начался мокрый снег, неожиданно перешедший в дождь.

И мои надежды подманить этого лося рёвом разом сошли на нет. Поскольку лоси Северо-Востока практически не ревут и не идут на рёв в плохую, тем более влажную и тёплую погоду. Но влажная и тёплая погода давала мне другой, очень важный шанс – шанс на успешный подход к зверю во время кормёжки.

Лось, зверь довольно громкий, больше всего шума издаёт как раз во время кормёжки: звук обламываемых им веток в тихом лесу раздаётся очень далеко. Услышав в одном месте треск более двух веток подряд (а этот хруст слышен почти за полкилометра), вы понимаете, что с очень большой вероятностью подошли к кормящемуся лосю, а то и группе лосей.

Здесь начинается собственно охота. Охота такая же увлекательная, как охота на глухарином току, только гораздо более сложная и ответственная.

Большой сохатый в густом лесу.

Дело в том, что лось хоть и производит довольно много шума сам, но отнюдь не глохнет при этом, как глухарь. Напротив, его большие уши, как радары, всё время сканируют пространство на триста шестьдесят градусов.

Кроме того, как я уже говорил, лоси стараются держаться группами. А наиболее шумным является, естественно, самый большой и самый рогатый из них. К нему и крадётся охотник, ориентируясь на треск веток и другие сопутствующие звуки. Но при этом довольно часто по дороге неожиданно натыкается на лосиху или её годовалого отпрыска, которые тут же поднимают тревогу– и вся лосиная семья уходит в чащу…

Вот и сейчас краем глаза я усматриваю какое-то движение справа. Замираю, скашиваю глаза и вижу лосиху средних размеров, медленно ощипывающую куртину ивняка. Она меня не замечает, но это ненадолго: достаточно мне шевельнуться, как её чуткие уши предупредят её о появлении постороннего.

От меня до лосихи, или, как зовут самок сибирские промышленники, коровы, метров семьдесят. А шум, производимый самцом, раздаётся где-то метрах в ста впереди, в непролазной чащобе.

Я рискую и делаю шаг вперёд. Но неприятность приходит ко мне совсем с другой стороны. Оказывается, пока я косился на лосиху, за мной наблюдал молодой лось – её детёныш, который так же, как и я, замер, но уже слева от меня, в тридцати метрах. Двигаясь очень тихо, я попал прямо в середину кормовой площадки лосиной семьи, и теперь все звери разом насторожились и встали.

Первой не выдерживает корова. Она издаёт странный стрекочущий звук – и лес сразу же взрывается треском и грохотом. Лоси – довольно скрытные животные, но вот что-что, а тихо бегать в лесу они не умеют. Впереди убегает от меня самец – с силой летящего сквозь чащобу падающего дерева, слева и справа наутёк бросаются самка с детёнышем. На мгновение я вижу впереди огромные блестящие от влаги рога, и… Всё стихает. Сегодня – не судьба.

В ряде случаев лосей можно разглядеть днём со склона какой-нибудь возвышенности и затем, определив их предположительное местонахождение, попытаться добыть тем или иным способом. Охоту с подхода, описание которой я здесь привёл, практикуют лишь единицы, и её нельзя назвать рекомендованной для добычи трофейного зверя. Прежде всего потому, что при трофейной охоте стрелки подходят к зверю вдвоём – спортсмен и сопровождающий. А значит, производят вдвое больше шума, благодаря чему звери скрываются раньше, чем их успевают заметить.

Я вспоминаю один интересный эпизод, который мне пришлось пережить в чукотской тундре в середине лета.

Наш смешанный отряд (три геолога и я, биолог) работал в окрестностях озера Эльгыгытгын – то ли метеоритного, то ли вулканического кратера в центральной части Анадырского нагорья. У нас имелись два карабина Мосина и одностволка 20-го калибра. В озере в изобилии водились гольцы, а к его берегам регулярно подкочёвывали стада диких северных оленей, так что мы надеялись, что без подножного корма не останемся. Однако…

Голец в озере первые три недели нашего пребывания не желал брать никакую ведомую нам приманку, а олени забыли подкочевать, оставив нас наедине с ящиком свиной и ящиком говяжьей тушёнки.

Через две недели вышедшие на маршрут геологи вдруг вернулись с радостными возгласами «Сохатый!».

Учитывая, что до ближайших мест обитания лосей было около ста двадцати километров, я усомнился. Но, выскочив из домика, увидел маячащее в долине Энмываама бурое пятно с характерной головой-«чемоданом» и бурым горбом посреди туловища.

Рассыпавшись цепью поперёк долины, мы сделали попытку подойти к зверю. Но не зря у сохатого за спиной были эти сто двадцать километров! Презрев все наши усилия подойти к нему в мелких зарослях тундрового ивняка (максимум пятьдесят сантиметров высотой), он вышел на совершено открытые щебнистые горные склоны и с прытью, сделавшей бы честь любому северному оленю, умчался горной тундрой куда-то в даль светлую.

Убегающий по снегу.

Иногда кажется, что водных преград для сохатого не существует: он способен переплыть самые широкие реки Сибири.

Расстроенные геологи вернулись в домик и стали снова собираться на маршрут.

Я же присел на кочку и немного подумал.

Понятно, сохатого мы подшумели. Что немудрено такой толпой на открытом месте, да в придачу зверь настёганный. Однако что лось станет делать дальше? В ближайших окрестностях было всего два подобия леса – та полоса кустарника, в которой сейчас сидел я, и ещё одна, похожая, где-то в паре километров отсюда, за небольшой сопкой. Вся остальная территория представляла собой унылую хрусткую мелкую щебёнку, лишь местами поросшую серым сухим ягелем.

«Однако скучно ж сохатому без кустов», – сказал я себе и двинулся к известному мне «оазису».

Но двинулся не просто так, а с умыслом – чтобы аккуратненько выглянуть из-за перегиба и, не вставая в полный рост, осмотреть кустарничковый остров.

И что вы думаете? Едва я окинул взглядом этот уголок «недо-тундры», как узрел всего в трёхстах метрах от меня торчащие среди кустов горбатую спину и уши.

Нам очень хотелось мяса, и я решил не рисковать – лёг и с упора выделил в зверя, уложив его одним выстрелом на месте.

Со времён своего появления в 1648 году на Северо-Востоке русский мужик стрелял лося. Причём делал это довольно успешно.

На Анадыре первые казачьи ватаги появились в 1650 году; по их «сказкам» и «отпискам», они добывали до двухсот лосей за год.

А в конце XIX века путешествовавший по казённой надобности в Анадырском крае полковник Олсуфьев уже не застал лосей в бассейне этой реки. Понемногу лоси стали там появляться в середине XX века. А во второй половине этого же столетия случился резкий скачок их численности на окраине ареала.

В начале семидесятых годов мой отец, учитывая лосей с самолёта на том же Анадыре, определил их численность в четыреста особей. Спустя почти пятнадцать лет, в 1984 году, мне самому пришлось принимать участие в аналогичной работе. И лосей было уже в десять раз больше – около четырёх тысяч!

Сегодня, как уже было сказано выше, на северо-востоке Сибири обитает около пятнадцати тысяч голов гигантского лося. Из этого поголовья только около десяти процентов можно считать годными в качестве трофея. Так что трофейный потенциал этого подвида лосей в Евразии очень и очень ограничен. И, что характерно, расположен этот потенциал в самых труднодоступных районах одного из самых малонаселённых регионов мира.

В летнее время лоси находят убежище от кровососов и корм в потаённых таёжных озёрах.

Молодой лось на пустоши.

Мало того что русский мужик почти четыреста лет стрелял гигантского лося довольно успешно, он ещё и стрелял его чем попало. Кремнёвые фузеи ватаг Михайлы Стадухина и Федота Попова (того самого, в отряде которого служил Семён Дежнёв), как и большинство сибирских ружей того времени, были относительно небольшого для той эпохи калибра – не более 5–7 линий. Объяснялось это тем, что свинец вдалеке от, как бы их сейчас назвали, баз снабжения был практически недоступен передовым отрядам. Более того, именно по причине экономии свинца местные жители вполне успешно добывали лося копьём и ловили в петли.

Вообще, гигантский лось значительно уступает в крепости на рану и выносливости не только таким признанным чемпионам, как кабан и медведь, но даже северному оленю и своему же собрату – европейскому лосю. Его останавливает пуля из любого более-менее подходящего патрона, пришедшегося по убойной зоне. Более-менее подходящим патроном я называю современные патроны калибра от 8,5 мм с начальной скоростью пули от 650 м/с и весом от 15 г. Естественно, первым в ряду таких патронов я назову распространённый во всём мире 9,3x62, имеющий огромное количество вариантов снаряжения. Лично я рекомендую использовать для этой охоты патроны с пятнадцатиграммовыми пулями и начальной скоростью около 800 м/с. Дело в том, что в местах обитания лося – поймах рек с обширными пространствами гальки и пустошами, покрытыми невысоким ивовым подростом, – может статься стрелять зверя и на восемьдесят, и на триста метров.

Сегодня у охотников-спортсменов, приезжающих добыть гигантского лося, очень популярен патрон.338 Winchester Magnum. Это тоже очень хороший выбор, обеспечивающий высокую мощность при относительно настильной траектории. Лучшими пулями для стрельбы не только лося, но и вообще всех крупных зверей на востоке России я считаю TUG, Evolution и цельнометаллические пули Barnes.

Что касается патронов повышенной мощности, которые, по мнению многих охотников, обладают эффектом overkill (например, 375 Н&Н Magnum, 416 Rigby и т. д.), то я, конечно, приветствую желание охотников стрелять зверя оружием под патрон с максимальной поражающей мощностью, но…

Лось-подросток в начале зимы.

Здесь есть сразу несколько «но».

Во-первых, эффект overkill, по моему скромному мнению, существует лишь в охотничьем воображении. При достижении патроном определённой мощности для стрельбы в какого-то определённого зверя радиус зоны гарантированного поражения, требуемого для остановки зверя, меняется совсем незначительно или не меняется вообще. Короче, стреляный по брюху лось уйдёт километров на пять как с патроном.30–06 Springfield, так и с.416 Rigby. В то же время при попадании в район сердца (если оно не будет задето) битый.30–06 Springfield лось пробежит 400 метров, а битый.416 Rigby – упадёт на месте. Но он точно так же упадёт, будучи стрелян и 9,3x62, и.338 Win. Mag. Кроме того, патроны большого калибра и повышенной мощности дороже. И даже если цена патрона для охотника-спортсмена не имеет решающего значения, то уж тренировки с определённым ружьём под необходимый патрон это значение имеют. А тренировки с оружием под 9,3x62 и под.375 Н&Н Magnum имеют очень большую разницу в физической подготовке!

Но вот из чего в гигантского лося стрелять явно не стоит – так это из оружия под патрон калибра менее 6,5 мм.

Я вспоминаю эпизод, когда один мой знакомый в бассейне Омолона удил хариуса, а рядом с ним лежал карабин «Барс», заряженный патронами «Олень» – с цельнооболочечной пулей весом 2,5 г и начальной скоростью 1110 м/с. Через перекат, в шестидесяти метрах от него, он увидал неторопливо переходящего реку большого самца лося.

Он несколько раз выстрелил из карабина этому лосю в середину шеи. На первый взгляд сохатый даже не шелохнулся – он несколько раз дёрнул шкурой в месте попадания пуль и так же неторопливо скрылся в зарослях. Мой знакомый прошёл по его следу полкилометра, но убедился в том, что зверь ведёт себя так, будто цел и невредим, и бросил это занятие. На следующий день он вытропил этого лося с двуствольным ружьём 16-го калибра и добил его на лёжке.

При разделке обнаружилось, что все вчерашние пули попали в круг на шее зверя радиусом в ладонь. Шея представляла собой одну сплошную гематому – видимо, от последствий гидроудара. И что же? Ни одна пуля не дошла до позвоночника!

Используйте надлежащее оружие надлежащим образом – и удача вам улыбнётся!

Глава 4
Снежный баран

Прохлада и раннее утреннее солнце делают воздух необычайно прозрачным. Эту прозрачную чистоту бессмысленно сравнивать с чем угодно на свете: ни алмаз, ни вода, ни стекло не оставляют такого ощущения. Мягкие пологие солнечные лучи словно облизывают каждый камень, каждое дерево, каждый бугорок, любую неровность рельефа – и весь пейзаж выглядит как никогда объёмным и будто подсвеченным изнутри.

Это время – лучшее для поисков диких животных и наблюдения за ними. Те же солнечные лучи, придающие дополнительную объёмность всему сущему, совершенно специфически подсвечивают шерсть зверей и перья птиц, и они на фоне раскинувшейся панорамы кажутся какими-то фантастическими существами.

Территорию, которую я сейчас оглядываю с высоты, у геологов принято называть Страной Камня. Юго-восточные хребты Колымского нагорья – часть мощнейшей горной системы хребтов Черского. Речные долины здесь располагаются на высоте восьмисот метров над уровнем моря, вершины хребтов поднимаются над ними не больше чем на шестьсот-восемьсот метров. Основной пейзаж здесь – мрачная горная пустыня с тёмной шерстью кедрового стланика в понижениях и редкими стволами лиственницы на обширных пологих предгорьях, покрытых белым хрустким лишайником. На первый взгляд здесь не живёт и не может жить никто крупнее мыши, ну пусть не мыши, а пищухи-сеноставки – зверька размером с мелкую крысу, издающего резкий свистящий писк. К слову, эти зверьки – и не грызуны даже, как можно было бы предположить по их внешнему виду, а довольно близкие родственники зайцев. Эдакие микрозайцы.

Вот и сейчас один из этих «микрозайцев» выглянул в каменную щель в пяти метрах от меня. Я не шевелюсь. Мордочка исчезла, а через пару секунд этот же зверёк выскочил с другой стороны валуна, быстро вскарабкался на вершину и уселся на ней, впитывая всем тельцем каждую каплю падающего на него солнечного света.

Баранья страна.

Я неподвижен. Вообще, здешние места творят с тобой странные вещи: достаточно присесть на секунду на какой-нибудь кусок скалы, как ты ощущаешь, что сам превращаешься в камень. Мысли становятся мудрыми и неторопливыми, движения сами собой сводятся к такому минимуму, что хочется сказать – к нулю. Но при этом обостряются чувства – зрение, слух, обоняние, – как будто на их работу уходит неизрасходованная энергия тела. Поневоле начинаешь думать: а вдруг все эти мистические фигуры – скальные останцы, вертикально стоящие пики, кекуры – окаменевшие со временем живые существа, энергия которых ушла в некий внутренний мир, создаваемый этими горами… Поневоле берёт оторопь, когда думаешь, что же они здесь повидали и услышали…

Я продолжаю сидеть совершенно неподвижно, так, что очень чуткий ко всему на свете пищуховин продолжает воспринимать меня как часть пейзажа. На самом деле я очень, очень активен, просто приложение моих сил, моего внимания находится очень далеко – километрах в полутора отсюда.

На пологое плечо ничем не примечательной сопки выползло с десяток светло-коричневых «муравьёв».

Муравьями они, конечно, кажутся в бинокль – Nikon «на один сезон» с десятикратным увеличением, сделанный в Китае. Сейчас он отрабатывает свою последнюю поездку, после чего уйдёт на заслуженный покой в склад моего охотничьего снаряжения. Кроме того, объектов моего внимания не десять, как мне казалось, когда они двигались плотной группой один за одним. А сейчас звери рассыпались по светло-серому с лёгкой прозеленью бугру, удивительно похожему на хорошо заплесневевшую горбушку чёрного хлеба, и я могу их сосчитать.

Восемь.

Я продолжаю смотреть.

Гигантский масштаб местности принуждает думать макрогеографически. В ста пятидесяти километрах к востоку от меня Охотское море, а примерно на таком же расстоянии к западу – долина великой реки Колымы. В такие ясные прохладные дни осеннего антициклона воздушные потоки здесь очень труднопредсказуемы: сталкиваются воздушные массы, идущие с побережья и из глубины континента. Но, скорее всего, ближе к вечеру воздух нагреется и будет подниматься снизу, поэтому при подходе мне лучше всего придерживаться господствующих высот.

Однако здесь меня подстерегает другое, серьёзное препятствие. Похожие издали на муравьёв звери, к которым я собираюсь подходить, руководствуются, особенно при поиске врагов, зрением, а не обонянием…

Эти звери – снежные бараны.

Я поднимаюсь с камня, и испуганный пищуховин спрыгивает со своего «постамента», издав возмущённый звенящий писк.