Текст книги "Большая охота"

Когда мне приходится объяснять другим охотникам все сложности охоты на снежного барана, я чаще всего использую внедрённый в нашу речь фантастом Лукьяненко термин «иной». Правда, «иным» этот зверь является лишь по отношению к подавляющему большинству нашей северной дичи, которая привыкла рассчитывать в основном не на зрение, а на обоняние и слух. В этом плане баран гораздо ближе нам, приматам: у него, выражаясь словами замечательного зоолога Ф. Б. Чернявского, «к глазам привязан бинокль». Даже более того – бинокль сам по себе подразумевает ограниченный обзор, а выпуклые огромные бараньи глаза, безусловно, имеют такое же поле зрения, что и у человека. При этом обоняние у барана развито не очень хорошо. Тот же Чернявский утверждал, что в определённой ситуации к этому зверю можно подходить даже по ветру, если не попадаться ему на глаза, конечно. С осторожностью, конечно, но подойти можно. Я не Чернявский, который четыре полевых сезона прожил бок о бок с баранами на Корякском нагорье, поэтому так подходить не рискую. Стараюсь учитывать все факторы. Все факторы, как правило, учесть не удаётся, но стараюсь по максимуму. А по максимуму – это значит, надо проложить маршрут подхода к группе таким образом, чтобы выйти на неё по возможности сверху и производить при этом как можно меньше шума. Ибо если Господь или Мать-Природа (уж кто там кому ближе – не знаю) и обделил (а) этого зверя нюхом, то уж в слухе ему точно не отказал(а).

Мир снежных баранов.

Но, на беду снежного барана, есть у него и другая особенность – та самая, которая делает его для неторопливого и внимательного человека дичью достаточно доступной. Дело в том, что этот зверь очень консервативен. И обитает на крайне ограниченной территории. Он (я говорю о взрослых баранах – молодёжи это не касается) занимает какой-нибудь маленький горный узелок, иногда – систему отрогов горного узла, иногда – несколько километров скалистого морского берега. Поэтому-то баран и пострадал больше всех прочих при столкновении с представителями человечьего племени бродяг. Если стойбище оленеводов или лагерь геологической экспедиции располагались возле горного узла, населённого баранами, то за короткое время люди изводили всех обитателей ближайших скал подчистую. Особенно гибельным для баранов было сочетание такой экспедиционно-съёмочной партии с вертолётом Ми-4. Собственно, именно этой комбинации мы обязаны катастрофическим снижением численности снежного барана на Северо-Востоке в шестидесятые-семидесятые годы.

Однако консерватизм барана не только в ограниченности территории обитания. Этот зверь осваивает настолько малопитательный растительный корм, что при пастьбе способен оставаться на одном месте чрезвычайно долго. В плане освоения территории он являет собой полную противоположность северному оленю:

у баранов малочисленные группы живут всю жизнь на одном месте, там рождаются, размножаются, там же и умирают. Поэтому, выйдя на пастбище поутру (а баран, как и северный олень, – дневной вид), он постарается получить с этого пастбища максимум. Что значит – с девяностопроцентной вероятностью останется на нём до самого вечера.

Это и есть второй ключик к успешной охоте на нашего зверя.

Сейчас семь часов утра, но я никуда не тороплюсь. Я осматриваю соседние склоны, изучаю пути подхода, думаю, в конце концов. Практика показывает, что подход к баранам на хороший выстрел может продолжаться целый день, всё равно они останутся в радиусе трёхсот метров от того места, где ты заметил их утром. Главное – не торопиться.

Одна из главных помех при выходе на заранее присмотренное стадо баранов, будь то стадо рогачей (в американской традиции – «пул холостяков») или маточное стадо, – это наличие неподалёку другой группы этих животных, которую вы просмотрели. А просмотреть барана несложно. В местах его обитания в высокогорье отсутствует не только древесная растительность, но и кусты (на морском побережье это не так, но о баранах охотского берега наш разговор ещё впереди), зато хватает узких закрытых долин ручьёв, скал, изломов и цирков. Как сказал Г. Федосеев о подобных местах, «застывшие судороги Земли». При этом ваша возможная добыча вполне может находиться в радиусе досягаемости сигнализации этих не обнаруженных вами баранов. Так зачастую и получается: трудишься целый день, ползаешь по чёрт его знает каким крутякам, оказываешься уже метрах в пятистах от выбранного стада – как вдруг, буквально из-под самых ног, лёгкими скачками выносятся три или четыре овцы с ягнятами, выстраиваются в линию и перемахивают соседний отрог – только пыль столбом и мелкие камешки из-под копыт. Откуда они взялись?

«Пул холостяков».

Срочно выглядываешь туда, где ещё ну вот десять минут назад спокойно паслись вожделенные рогачи, – и что же? А ничего, только ветер посвистывает, клоня скудные северные злаки…

Вообще, система сигнализации у снежных баранов развита настолько хорошо, что я склонен объяснять её только вмешательством свыше или, на худой конец, особо жёстким естественным отбором.

Ну во-первых, над пасущимся стадом или группой холостяков всегда стоит «часовой». Это баран, который постоянно занимает верхнюю точку и поглядывает по сторонам.

Во-вторых, пасущиеся бараны, как правило, поглядывают в разные стороны. Большие знатоки бараньей охоты утверждают, что все звери имеют свой сектор обзора, но я в этом сомневаюсь.

Насторожились.

Ибо это противоречит тем наблюдениям, о которых я буду говорить в дальнейшем. Но фактом является то, что все бараны время от времени поднимают голову и оглядываются. Как только кто-либо из группы замечает что-либо подозрительное (а торчащую из-за камней голову человека баран видит метров за пятьсот), этот зверь поднимается и издаёт очень короткую дробь копытами. Иногда эта дробь бывает столь коротка, что я даже не до конца уверен, происходит ли это всякий раз при объявлении «тревоги второй степени». Возможно, достаточно одному зверю резко подняться, как всё стадо встаёт и замирает. Здесь бараны обычно пялятся в том же направлении, что и встревожившийся первым зверь, но уши сканируют всё окружающее пространство. Наконец кто-то из зверей приходит к выводу, что тревога была напрасной, – и примерно половина стада минуты через четыре возвращается к своим делам, а остальная его часть может пробыть в «режиме готовности к бегству» до получаса. Об этом долгоиграющем эффекте тревоги тоже нужно помнить обязательно. При малейших признаках встревоженности баранов необходимо замереть на месте, лучше – приготовиться к достаточно долгому ожиданию. Ну и после того, как всё стадо более или менее успокоится, лучше постараться уйти из места своего обнаружения и продолжить обход.

Правда, это возможно только тогда, когда вы ещё не приступили к собственно скрадыванию, а находитесь в стадии предварительного подхода. В любом случае подход к баранам – занятие для очень терпеливого человека.

Я знаю одного замечательного охотника, латвийского фотохудожника Андрейса Вайводса, который первую сотню добытых снежных баранов «взял» из двустволки ТОЗ-БМ 16-го калибра. Он подкрадывался к стаду на расстояние тридцати-сорока метров и иногда успевал взять двух и даже трёх животных за один подход. Когда я его спросил, сколько времени это у него занимало, он ответил: «Бывало, целый день подходишь – с темноты до темноты. И чем ближе, тем медленнее – двести метров иногда несколько часов ползёшь. Бывает, замёрзнешь, как собака, думаешь – вот, уже пора, вскакиваешь и подбегаешь вперёд, при этом стреляешь. Метров десять можно выиграть». Один ствол Андрейс заряжал картечью, другой – пулей Бреннеке или Блондо: из его ружья они летели лучше всего остального.

Человек, хотя бы немного знакомый со снежными баранами в природе (или даже просто внимательно читавший литературу об этих животных), определяет места их возможного обитания с полувзгляда. Естественно, большая часть Колымского или Анадырского нагорья предстаёт перед ним как нагромождение невысоких каменистых гор, словно нагребённых пьяным бульдозеристом из серого и желтоватого щебня. Только в роли бульдозериста выступали многочисленные мелкие ледники Северо-Востока. Там, где располагался так называемый узел ледника, обычно возвышаются острые уступчатые горные гребни. Именно на них накапливались массы снега, смерзавшиеся потом в «тело». И это ледниковое тело начинало ползти по долинам, погребая под собой мелкие отроги и уступы, выглаживая их, будто утюгом.

Так вот, о баранах. При осмотре раскинувшейся перед вами гигантской горной страны вы сперва стараетесь углядеть на ней зелёные или хотя бы серые либо жёлто-коричневые пятна, которые свидетельствуют о наличии травянистой растительности. Это и будут горные луга – основное место обитания снежного барана.

Мелкая камнеломка – типичная пища снежного барана в Стране Камня.

Называя эти крутые, поросшие редкими травинками участки склонов лугами, мы, конечно, довольно сильно преувеличиваем. Любого жителя Главного Кавказского хребта или чабана с тянь-шаньских джайляу при виде этих «лугов» неминуемо хватит сердечный приступ. Но именно эти скромные травостои в летнее время привлекают к себе баранов. Зимой им приходится довольствоваться гораздо более скудной диетой.

Вообще, зимняя жизнь снежного барана – это отдельная история. Начать хотя бы с того, что именно зимой – с конца октября по январь – у этих зверей сезон любви. Сезон любви в Северной Якутии или на средней Колыме в ноябре-декабре – видимо, на самом деле нечто совершенно экстремальное. Особенно если учесть, что он проходит в горах. И не просто в горах, а там, где остаются куски чистого от снега грунта. «А почему они там остаются?» – можете спросить вы совершенно закономерно. А потому, что по этим гребням и увалам постоянно гуляет сильнейший ветер. Так что ни ветер, ни мороз, ни снег не в состоянии остудить горячую страсть баранов к продолжению рода.

А питаются бараны в это время ягелем, мелкими кустарничками и морожеными былинками не съеденных за лето трав.

Но это зимой. Летом же, как я говорил выше, местонахождение этих зверей угадывается по мягким зелёным лугам, продольными языками протянувшимся вдоль горных склонов. Иногда эти луга питаются водой из лежащих на горах снежников. Так что местонахождение баранов можно в самом первом приближении прикинуть по оставшимся с весны грязно-белым пятнам, «зависшим» на крутоярах.

Но здесь есть одна очень важная деталь.

Одних лугов недостаточно для того, чтобы данный участок сопки или горный узелок безоговорочно подходил для баранов. Здесь должны иметься и отстой.

Классические отстой представляют собой вертикально стоящие каменные глыбы, подняться на которые можно только с одной стороны. Более того – подняться на которые способен только снежный баран.

Инстинкт ухода на отстой у баранов развился по причине постоянной угрозы со стороны волков, росомах, медведей и, возможно, рысей. При малейшей тревоге животное вихрем взмывает вверх по кажущейся неприступной каменной свечке высотой четыре, а то и десять метров. И застывает на вершине, как памятник самому себе, готовый отбиваться копытами от любого, кто рискнёт взобраться вслед за ним на вершину его «монумента». Собственно говоря, ни волку, ни даже росомахе не удаётся зацепиться (тем более зацепиться устойчиво) лапами там, где нашли опору крохотные, но очень крепкие копытца снежного барана. Специалист по экологии баранов, изучавший их в Кроноцком заповеднике, Володя Мосолов показывал мне снимок, на котором самка барана стоит на вершине останца вместе с детёнышем. При этом ягнёнку на камне места не хватило, и он наступил копытцами на копыта матери, чтобы удержаться…

Понятным здесь становится и другое.

Есть хищник, по отношению к которому эта тактика защиты является абсолютно проигрышной. И хищник этот – человек.

Собственно, на использовании этой особенности снежного барана – его постановке на отстой – построены два варианта охоты на этого зверя, которые чаще всего использовались северными аборигенами. Это охота с собакой и охота на верховом олене.

В первом случае на поиски баранов пускается собака. Увидев её, баран становится на отстой. Потом собака отвлекает внимание зверя и не даёт тому спуститься вниз, а человек подходит к жертве на расстояние выстрела и сбивает её с камня.

Результат охоты.

Охота с подъезда на олене основана на том странном для нас факте, что баран человека, сидящего верхом на олене, за человека вообще не принимает. Всадника верхом на олене он воспринимает, видимо, как такого чудовищного оленя – но именно оленя, поэтому подпускает его практически в упор. О том, насколько близко бараны подпускают стрелка, красноречиво говорит тот факт, что основное оружие, из которого аборигены стреляют этих животных, – малокалиберная винтовка под патрон кольцевого воспламенения.

Памятниками таких охот становятся лежащие под отстоями черепа снежных баранов с отрезанными концами рогов – их чукчи и коряки традиционно используют на ножевые рукоятки. Эти черепа сохраняются в холодном и сухом северном климате многие десятилетия и служат свидетельством существования в здешних местах баранов спустя много лет после того, как последние представители этого вида перебиты оленеводами или изыскателями. Я помню, как спрашивал бригадира пастухов на хребте Уш-Урэкчен о том, жили ли здесь когда-нибудь снежные бараны. Пастух, очень внимательный мужчина лет сорока – сорока пяти, пожал плечами и сказал, что никогда их тут не было. То же самое я услышал от участников геологоразведочной экспедиции, года три назад покинувшей этот район. На вопрос же о баранах меня натолкнули наблюдения с борта вертолёта, когда я подлетал к оленеводческой стоянке. Дело в том, что сами места мне показались очень благоприятными для этого зверя, и более того – под гребнями сопок протянулись весьма характерные ниточки троп.

Однако и пастух, и геологи говорили правду. Баранов в этих горах не было.

Позднее, ведя маршрутные работы, я поднялся на один очень привлекательный лужок со стоящими над ним останцами. И там в каменной россыпи обнаружил то, чему совсем не удивился, – полтора десятка характерных «треугольных» черепов с огромными кольцеобразными глазницами. Роговые чехлы на пеньках рогов рассыпались в прах, кости были покрыты серыми пятнами лишайников. Лишайники свидетельствовали, что эти останки лежат здесь уже больше тридцати лет. Так что, вполне возможно, я стоял над последней братской могилой популяции снежных баранов этого хребта.

Ещё одним специфическим способом охоты на снежного барана (впрочем, на любого копытного зверя) является охота на солонцах. Солонцы эти, как и везде, бывают естественного происхождения и искусственно созданные. В классической охоте закладка искусственных солонцов происходит с применением крупных массивов соли-лизунца. Сейчас этот вид солонцов – значительная редкость. Вообще, на Севере практически отсутствуют сложные традиции закладки солонцов, поэтому все искусственные солонцы для охоты на снежного барана (охота на крупных копытных двух других видов – лося и северного оленя – не требует их применения), виденные мной, выглядели одинаково. Это была огромная масса соли (от полутонны до трёх), сваленная на косогор между камнями, оболочки мешков были разорваны, и разжиженная атмосферной влагой солёная масса стекала в грунт. Пропитанный солью грунт и поедался снежными баранами. Этот способ привлечения животных в таких масштабах совершенно губителен, если территорию, прилегающую к солонцу, специально не охранять. Применение такого метода способствует полному уничтожению этого зверя в целом очаге обитания – в горном узле или на небольшом хребте.

Естественные солонцы выглядят немного иначе. Как правило, это выходы на поверхность глинистых почв светло-серого цвета с голубым оттенком. Животные вылизывают и выедают эти обнажения, при этом образуются обширные полости, куда они залезают даже на коленях.

В принципе, засада на солонцах, как естественных, так и искусственных, приводит к добыче снежного барана хороших трофейных качеств с очень высокой вероятностью.

Вообще, когда говоришь о неотъемлемых признаках обитания снежных баранов в тех или иных местах, нельзя упускать из виду такую очень характерную деталь, как тропы. Тропа снежных баранов для подавляющего большинства северных млекопитающих – что-то вроде общественного шоссе. Она служит путём сообщения и оленям, и медведям, и лисам, и росомахам, и вообще всем животным, которые нуждаются в тропах. Иногда эти тропы представляют собой едва заметные стёжки – например, на каменных россыпях, которые они пересекают наискось или поперёк. Иногда это пробитые до суглинка тропы по краю кустарников, тянущиеся вдоль головокружительных обрывов морского побережья подчас на многие десятки километров. Иногда это настоящие дороги, по которым можно ехать на квадроцикле, с несколькими чётко выраженными колеями.

Однако при всём при этом вдумчивому наблюдателю стоит помнить о том, что тропы могут сохраняться многие годы даже после того, как бараны исчезнут из этих гор, и будут выглядеть вполне посещаемыми, я бы даже сказал, ухоженными. «Виноваты» в этом будут все остальные млекопитающие, включая человека, которые продолжают ими пользоваться.

Здесь я хочу заметить, что в некоторых случаях бараньи тропы можно спутать с тропами диких северных оленей. Но оленьи тропы обычно: 1) гораздо более многочисленны; 2) тяготеют к нижней части склонов, выходя только на закруглённые и пологие гребни; 3) никогда не выходят на острые гребни хребтов.

А ещё у используемых бараньих троп есть один совершенно уникальный опознавательный признак – запах.

Запах баранов очень характерен и стоек. Есть точка зрения, что его источником у этих животных служит особая межпальцевая железа. Запах, очень похожий на запах бараньего сала, просто висит в воздухе над часто посещаемыми тропами и излюбленными пастбищами этих зверей. Кроме того, в летнее время вдоль «рабочих» троп лежат крупные неопрятные куски шерсти: мех у снежного барана имеет пустотелое строение, как у северного оленя, и поэтому при линьке отваливается пластами. Но главное – всё-таки запах. Я скажу одну удивительную вещь: мы, люди, привыкли при обнаружении дичи полагаться в основном на зрение и, в меньшей степени, на слух, но вот запах группы баранов в шесть-семь особей чувствуется по ветру человеческим носом на расстоянии до двухсот метров!

Бараньи тропы.

Резюмируя вышесказанное, дам совет: если вы нашли горный уголок, где присутствуют все вышеописанные признаки, – забирайтесь на господствующую высоту, доставайте бинокль и с его помощью обшаривайте склоны, гребни и западины.

Существует время суток, когда непотревоженные бараны могут показать себя. Это восход солнца и минуты перед самым закатом. Звери уходят на места ночёвки, расположенные на возвышенностях среди камней, где к ним очень трудно подобраться бесшумно. Обычно эти «станции отдыха» лежат возле скальных гребней или подле вершин. Именно там на фоне рассветного или закатного неба вы и можете увидеть силуэт одного из самых интересных зверей сибирского Севера.

Однако даже если вы и заметили баранов на выбранном вами участке, это ещё не значит, что вы видите именно трофейных животных. В бараньем «обществе» существует три разные социальные группы, даже четыре, если рассматривать как социальную группу одиночных старых особей (ими, разумеется, бывают как самцы, так и самки).

Самую многочисленную часть бараньего племени составляют самки и сопутствующий им молодняк. Они формируют специфические стада, иногда довольно значительные по численности (мне случалось наблюдать на Анадырском нагорье группу из тридцати пяти зверей разного возраста). Эти животные настолько сильно отличаются от «сильной части» своего племени, что сплошь и рядом даже опытные профессиональные охотники принимают их за представителей другого вида – никогда не существовавших на севере Евразии горных коз. Это небольшие (максимум до пятидесяти килограммов весом) животные с бочкообразным туловищем и тонкими, но очень сильными ногами – «спичками», крохотные копытца которых позволяют цепляться за малейшие каменные уступы.

Мощное туловище и относительно короткие ноги придают этим овечкам несколько кургузый вид. Но самое характерное у этих животных – рога. Рога, венчающие маленькие и изящные головы самок снежного барана, очень похожи на козьи: они лишь слегка изогнуты и очень коротки. Самки в маточных стадах составляют от половины до трёх четвертей общего количества особей. Остальные – или бараны-сеголетки, или прибившиеся к этим стадам молодые, не старше четырёх лет, самцы. Хотя именно молодые, от двух до четырёх лет, самцы формируют и свои, совершенно самостоятельные группы. Стада молодых самцов автоматически вытесняются в самые плохие угодья, так что если вы видите каких-нибудь баранов на голых скалах или на каменной россыпи – чаще всего это они и есть. Хотя в биотопическом распределении этого зверя довольно трудно найти совершенно однозначные тенденции.

Горные охотники.

Однако вожделенная цель трофейного охотника – уже упоминавшийся «пул холостяков».

Это небольшие по численности (от трёх до двенадцати голов) стада, состоящие из крупных самцов старше пяти лет. По личным наблюдениям, я бы не сказал, что они более осторожны по сравнению с маточными стадами. Просто из-за большей крепости сложения эти звери могут осваивать, с одной стороны, более продуктивные, с другой – труднодоступные участки. Но никогда мне не приходилось наблюдать корреляции между «самыми большими скалами» и «самыми рогатыми баранами», как иногда это приходится слышать. Скорее наоборот: своих самых крупных рогачей я убивал на пологих вершинах невысоких сопок на самой границе лиственничной тайги.