Текст книги "Еретическое путешествие к точке невозврата"

Но что сделано, то сделано, и на трон взошёл Карл Испанский. Это человек, который немецкого языка не знает, Германию не любит, бывает в ней крайне редко и, по слухам, является фанатичным сторонником инквизиции.

Карл – опытный, храбрый и умелый воин, и свои таланты он решил применить, заставив привыкших при Максимилиане к независимости курфюрстов плясать под свою дудку. Результатом этого явилась рыцарское восстание Франца фон Зиккингена. Подавить его удалось с величайшим трудом. Рыцари Зиккингена осадили Трир, и если бы им вовремя пришли на подмогу другие рыцари со своими отрядами, город был бы взят. Но они не пришли. Кто-то испугался отлучения от церкви, а кто-то получил хороший куш от торговых домов империи – во время войны торговля и финансы замирают, поэтому мы первые, кому выгоден мир.

– Позвольте… – прервал Антона Вольфгер, – Зиккинген – это ведь просто кондотьер[40]40
  Кондотьеры (итал. Condotta – договор о найме на военную службу) начальники наёмных военных отрядов.


[Закрыть]? Кажется, я помню его.

– Да, кондотьер, и довольно удачливый, – кивнул Фуггер. – Его услугами пользовались и предыдущий, и нынешний император. Несчастливая судьба свела Зиккингена с рыцарем Ульрихом фон Гуттеном, вот он-то и познакомил его с идеями Реформации. И вот, Зиккинген загорелся ими и объявил войну архиепископу Трирскому, Рихарду Грейффенклау, убеждённому стороннику Рима. Его отряд с боями дошёл до самого Трира, но осаждённый город яростно защищался, и Зиккинген, в конце концов, вынужден был отступиться.

Как обычно, бунтари надеются на народное восстание, и, как обычно, просчитываются. Простецы сочли восстание обычной господской распрей и остались равнодушными к нему. Тем временем против восставших удалось организовать союз князей. В конце концов, Зиккинген вместе с немногими соратниками и друзьями был осаждён в последней своей твердыне, замке Ландштуль, что в Пфальце. Во время осады Зиккинген был смертельно ранен и не дожил до падения замка. Кстати, фон Гуттена не было в Ландштуле, он сбежал раньше и вскоре умер в Цюрихе от осложнений дурной болезни, которой заразился в молодости.

Итак, бунт был подавлен. Тогда многие думали, что всё кончилось, но на самом деле всё только начиналось. Карл V недооценил нового страшного врага – доктора Мартинуса Лютера и его Реформацию.

– Так значит, виной всему всё-таки Лютер? – подался вперёд Вольфгер.

– Если бы… – Фуггер встал, отошёл к окну и долго смотрел на улицу, опершись руками на раму. – Не Лютер, так кто-нибудь другой, какая разница? Просто нарыв созрел, и кто-то должен был его вскрыть. Учение Лютера, надо признать, пришлось как нельзя кстати. Но если бы оно стало учением черни, ничего страшного бы не случилось, такое уже бывало много раз, в конце концов, ереси появились практически одновременно с той версией христианства, которая впоследствии была признана единственно правильной. Дело совсем в другом.

– В чём же? – спросил Вольфгер. Он решил слегка подтолкнуть собеседника, который говорил всё медленнее, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово.

– Видите ли, мой друг, вопрос на самом деле заключается в том, кто будет править империей и, соответственно, получать с неё доходы. Его величество Максимилиан I, конечно, верил в бога, но верил по-своему, и, если бы он не был монархом, его, возможно, обвинили бы в ереси, но он твёрдо и последовательно защищал интересы страны, ну, и свои собственные, естественно. Однако Максимилиана, к несчастью, больше нет, а Карл – это совсем не тот император, который в заботах об империи не будет спать ночей. Остаются курфюрсты, но они каждый за себя.

И вот тут мы подходим к вопросу индульгенций. Опять-таки, они существуют давно, и раньше недовольства не вызывали, хотя, конечно… Папе Клименту VII, как и его предшественникам, нужны деньги, якобы, на постройку собора святого Петра, но церковных доходов недостаточно. Что делает папа? Он поручает сбор индульгенций монахам, на территории Священной Римской империи – ордену доминиканцев, причём те действуют так нагло и цинично, что вызывают недовольство даже у простых верующих. Половина собранных средств отходит римской курии, половина – архиепископу, а впоследствии и кардиналу Майнцскому, наместнику Рима в империи.

И вот в последний день октября 1517 года Лютер, следуя старому обычаю о проведении богословских диспутов, прибил на двери дворцовой церкви в Виттенберге свои Девяносто пять тезисов об индульгенции, которые быстро облетели всю страну и сделали Лютера фигурой не менее известной, чем сам император. Недалёкие люди считают, что именно с этих тезисов всё и началось, а я утверждаю, что, наоборот, ими-то и закончилась подготовка к Реформации! – Антон заметно волновался и повысил голос.

– Понимаете ли, Вольфгер, зёрна учения Лютера упали на превосходно вспаханную почву. Римско-католическая церковь в империи стала играть слишком большую роль, а, главное, стала обходиться слишком дорого. Конечно, доктор Мартинус исходил из чисто богословских соображений, уж так он верит в бога. Но его вера исключительно удачно совпала с пожеланиями о реформе церкви курфюрстов, землевладельцев, вообще богатых и влиятельных людей. Понятно, что вера – один из важнейших столпов, удерживающих на себе всё государственное здание, выдерни его – и хаос неверия затопит страну. Но столп может быть мраморным с золотой резьбой, а может быть высечен из сурового гранита. Всё равно он будет держать крышу, не так ли?

Вольфгер кивнул.

– Что предлагает доктор Лютер? Он предлагает на первый взгляд совершенно безобидную вещь: верить в соответствии со Священным писанием, а не в соответствии с поучениями отцов церкви, то есть Священным преданием. А в Евангелии, между прочим, нет ни слова о монастырях, о римской курии и даже о самом папе! И о почитании святых – тоже! Понимаете? Огромные деньги, которые империя расходует на содержание римско-католической церкви, оказывается, можно не тратить и при этом оставаться добрым христианином! Естественно, что лютеранство было встречено с восторгом всеми слоями населения – от простецов до курфюрстов, и со скрежетом зубовным в Риме. Папа даже хотел судить Лютера церковным судом и сжечь, как сожгли Гуса, но Лютер был хитрее и не поехал в Рим.

И вот лютеранство в империи набирает силы. То одно, то другое курфюршество объявляет о разрыве с Римом и принятии учения доктора Мартинуса, монастыри закрываются, монахи и монахини уходят в мир, целибат[41]41
  Целибат (лат. Coelibatus) – обет безбрачия и целомудрия, который давали при принятии церковного или монашеского сана. Включал полный отказ от половой жизни.


[Закрыть] нарушается, церковная десятина не выплачивается, богослужения не проводятся вовсе или проводятся небрежно. И это – только следствие учения Лютера, а есть ещё Томас Мюнцер, который пошёл гораздо дальше, и есть многочисленные секты анабаптистов-перекрещенцев. Они жгут монастыри, убивают священников и монахов, осаждают замки и кое-где даже посягают на их хозяев. Это уже война, и она вскоре может охватить всю страну.

– Н-да, – поскрёб в затылке Вольфгер, – гульдены… Опять гульдены, даже в вопросах веры. С этой стороны я вопрос, признаться, не рассматривал.

– Я – финансист, и обязан всё мерять на деньги, – пожал плечами Антон, – тем более что всё, о чём я говорил, лежит на поверхности, вы просто не обращали внимания. В конце концов, воин не обязан думать о том, как работает обоз его отряда.

– Ну, положим, хороший воин обязан, – засмеялся Вольфгер, – а то сам останется голодным, да и его кнехты тоже. Но оставим шутки. Я хочу поблагодарить вас за ценные сведения, признаться, они открыли мне глаза на многое. В свою очередь, я хочу вам тоже кое-что рассказать, возможно, тогда причины моего интереса к обсуждаемой теме станут вам более понятными.

– Я слушаю вас, – кивнул Фуггер, поудобнее устраиваясь на стуле.

– Скажите, Антон, что вы знаете об иконах, плачущих кровью?

– Да то же, что и все, – вяло отмахнулся финансист. – Страшная сказка, придуманная для черни ополоумевшим от поста и воздержания монахом.

– Увы, это не сказка, – мрачно возразил Вольфгер. – Недавно я видел плачущие иконы сам.

– Подделка исключена?

– Категорически.

– Тогда рассказывайте!

И Вольфгер стал рассказывать. Всё, с самого начала. Антон слушал его молча, подливая вина в бокалы и всё больше и больше бледнея. Когда Вольфгер закончил, молодой Фуггер был похож на древнего старца: изжелта-бледный, с посиневшими губами и зрачками во весь глаз.

– Вам плохо? – испугался Вольфгер.

– А как бы вы почувствовали себя, узнав о приближении светопреставления? – выдавил усмешку Антон.

– Но… Может быть, это неправда? В конце концов, это только наши предположения, мы и приехали затем, чтобы спросить совета у архиепископа…

– Нет, похоже, вы правы, – мрачно сказал Фуггер. – Сходятся мелочи, а когда мелочи сходятся, это означает, что задача решена правильно. Что ж, от нас теперь мало что зависит. Мы не можем изменить Его промысел, но всё-таки подготовиться стоит. Вот что: я попрошу вас ни в коем случае не бросать свою миссию, доведите её до конца в любом случае. Обещаю вам любую поддержку со стороны нашего дома, а поддержка торгового дома Фуггеров и слово Антона Фуггера в империи кое-чего стоят, скажу вам, не хвастаясь. Теперь я вижу, что ваша аудиенция у архиепископа приобретает значение первостепенное, поэтому я постараюсь организовать её как можно быстрее. Но… Я бы не стал ждать от неё многого. Альбрехт Бранденбургский, хоть и курфюрст, умный и влиятельный человек, но всё-таки наместник римской курии. Мне кажется, что после встречи с архиепископом Майнцским вам придётся ехать в Виттенберг.

– В Виттенберг? – удивился Вольфгер. – А зачем?

– Да ведь там живёт Лютер, – просто ответил Антон, – думаю, без серьёзного разговора с ним вам не обойтись. В худшем же варианте будьте готовы отправиться и к Мюнцеру. Именно эти люди определяют сейчас церковную жизнь империи, и с этим ничего не поделать.

– Н-д-а-а… – протянул Вольфгер, – похоже, наше путешествие затягивается.

– Что вам потребно? – быстро спросил Антон и придвинул к себе пергамент. – Называйте без стеснения: деньги, снаряжение, люди – всё будет. Я легко могу выставить армию, превышающую армию курфюрста. Но у меня к вам будет одна, не совсем обычная просьба: не обращайтесь в торговые дома Вельзеров, Гохштаттеров, Имгофов, вообще ни в какие торговые дома, кроме моего, и, ради всего святого, не открывайте им то, что открыли мне. От этого известия рынки могут рухнуть в одночасье, и страна погрузится в самый настоящий хаос. Хуже этого может быть только само светопреставление.

– Вы правы, – кивнул Вольфгер, – так я и сделаю. А теперь, пожалуй, мне пора. Рад был познакомиться, для меня эта встреча была чрезвычайно полезной.

Он встал и направился к двери, но на полпути остановился:

– Антон, позвольте задать вам ещё один странный вопрос: в Дрездене есть маг?

– Какой маг? – удивился Фуггер.

– Не знаю… Наверное, тёмный. Мне всё равно какой, лишь бы он был опытным. Сам я его ни за что не найду, магики тщательно прячутся, да это и понятно, в случае чего их ждёт костёр.

Финансист на миг задумался.

– Ха! А ведь есть такой! Городской аптекарь доктор Гервиг, насколько я знаю, балуется магией, мне как-то приходилось обращаться к нему по одному щекотливому вопросу. Идите к нему и просто назовите ему моё имя, он сделает всё, что будет нужно.

– Благодарю, вы в очередной раз выручили меня, – поклонился Вольфгер, – тогда позвольте спросить ещё вот что. Среди моих спутников есть гном. В город ему нельзя, и он прячется в каком-то убежище, о котором, якобы, известно Фуггерам. Я смогу послать ему весточку?

– Сможете, – кивнул Антон, – прикажите моему сотруднику, с которым вы начинали разговор и который ждёт вас за дверью, и он всё сделает.

– Откуда вы знаете, что он ждёт за дверью? – удивился Вольфгер.

– Да ведь я не отпускал его, – пожал плечами Антон.

* * *

– Ну что, второй полуденный колокол уже был? – спросил Вольфгер у Карла, выйдя на улицу, – а то этот дом как крепость, внутри ничего не слышно.

– Наверное, нам пора, – согласился Карл, садясь на своего жеребца. – Долго вы там пробыли, господин барон, хоть с пользой?

– Думаю, да, с пользой, – уклончиво ответил Вольфгер. – Во всяком случае, я много чего интересного узнал. И вино у них превосходное. Называется «малага». Интересно, где-нибудь такое можно купить?

– Я такого названия даже и не слышал, – пожал плечами Карл. – На что хоть оно похоже?

– Ну… – задумался Вольфгер, – на… малагу! – и рассмеялся.

– Тогда да, действительно, такое винцо будет нелегко найти, – тоже улыбнулся Карл.

Ждать девушек пришлось недолго, всего лишь какие-то полколокола. Раскрасневшиеся и весёлые, они вышли из купален и, увидев мужчин, замахали им руками.

– Я получил посылку из дома, – сказал Вольфгер и хлопнул по кошелю, ответившему мелодичным звоном. – Предлагаю совершить набег на лавки Альтмаркта[42]42
  Altmarkt – одна из самых старых площадей Дрездена. На ней в Средневековье был рынок и многочисленные лавки купцов.


[Закрыть]. Дамы не возражают?

Дамы не возражали.

Рынок уже не работал – торговля начиналась на рассвете и заканчивалась к полудню, поэтому хозяйки и кухарки из богатых домов старались прийти пораньше, чтобы купить лучшую и самую свежую снедь. Перед закрытием рынка непроданные остатки предлагали за полцены или вообще выбрасывали, в подгнивающих кучах овощей ожесточённо рылись старики и нищие. А вот богатые лавки к полудню только открывались. Купцы отлично знали, что те, у кого есть деньги, любят поспать, поэтому не спешили и ждали, пока рыночная чернь разойдётся, а подметальщики наведут на площади порядок.

Оставив паланкин у одной из лавок, Алаэтэль и Ута начали их обход. Они удивительно быстро нашли общий язык, и Вольфгер с улыбкой наблюдал за двумя девушками, увлечённо перебирающими ткани, кружева и флаконы с восточными благовониями. В некоторые лавки Вольфгер и Карл даже не заходили, терпеливо ожидая на улице, и если из дверей выбегал посыльный и направлялся к паланкину, то Вольфгер заходил в лавку, подписывал счёт или платил наличными. Постепенно ящик паланкина заполнялся и Вольфгер с тоской прикидывал, сколько лавок им ещё предстоит посетить. В одной из лавок девушки пробыли что-то уж слишком долго. Вольфгер решил посмотреть, что же так привлекло их внимание, и вошёл внутрь. Это была ювелирная лавка, и Алаэтэль взялась рассказывать Уте о волшебных свойствах камней. Ведьма увлечённо слушала.

Внезапно Вольфгер ощутил на поясе лёгкую тяжесть. Он посмотрел вниз и с удивлением увидел, как из-за его спины чья-то рука осторожно лезет в поясную сумку с деньгами. Он только собрался схватить воришку за руку, как вдруг кисть жулика обхватили железные пальцы Карла. Оборотень, оказывается, был начеку и незаметно охранял своего господина. Укрыться от зоркого глаза бывшего разбойника было невозможно.

Жулик было дёрнулся, но понял, что с Карлом бороться бесполезно, и обмяк. Карл слегка ослабил хватку. Воришка понял его совершенно неправильно и попытался освободиться. Как только его рука, удерживая несколько монет, выскользнула из сумки и попала в ладонь Карла, тот резко сжал пальцы. Раздался неприятный хруст, и вор завизжал, выронив монеты и держа изуродованную кисть на весу – несколько пальцев наверняка были сломаны.

– Уходи, – тихо сказал Карл, – я не буду звать стражу, но воровать ты больше никогда не будешь.

В этот момент из тёмного угла лавки выступила ещё одна фигура, блеснуло лезвие ножа. Вор работал на пару с охранником, и тот решил отомстить за своего подельника.

– Карл, сзади!!! – заорал Вольфгер, понимая, что не успевает отбить нож.

Время замедлило свой ход и потекло медленно, как густая сметана из разбитого горшка. Карл начал медленно поворачиваться, но он не успевал, не успевал! Нож летел ему прямо в бок. Помощь пришла неожиданно, и откуда её вовсе не ждали.

Алаэтэль обернулась на отчаянный крик Вольфгера, мгновенно оценила ситуацию и с неженской силой толкнула нападающего под руку так, что сбила удар – нож скользнул по боку Карла, разрезав одежду. Потом эльфийка сделала шаг назад, ничуть не смущаясь, высоко поддёрнула подол длинной юбки и впечатала носок сапожка в пах убийцы. Человек выдохнул, выронил нож, схватился за живот и кулём осел на пол.

– Карл, ты цел?!! – хрипло спросил Вольфгер. У него внезапно пересохло в горле.

– Вроде цел, господин барон, – ответил Карл, ощупывая левый бок. – Кафтан только придётся зашивать, этот тип располосовал его сверху донизу…

– К дьяволу кафтан! – просипел Вольфгер. Он никак не мог заставить себя говорить обычным голосом. – Тебя же чуть не зарезали, балда!

– Ну так не зарезали же… – флегматично ответил Карл и, повернувшись к эльфийке, низко поклонился ей: – Госпожа, вы спасли мне жизнь.

Алаэтэль коротко кивнула, принимая благодарность.

Гремя доспехами, в лавку ввалились стражники, за которыми успел сбегать один из приказчиков.

Старший, седеющий десятник, взял вора за подбородок и повернул его лицо к свету.

– Опять ты, парень… М-да, сегодня точно не твой день. Кража с сообщником, да ещё покушение на убийство. Молись всем святым, чтобы завтра на рассвете не угодить в объятия Толстой Матильды. Забирайте их! – приказал он стражникам.

Карманник безропотно пошёл к выходу из лавки сам, а его напарника пришлось тащить волоком – ноги его не держали.

– Кто есть такая «Толстая Матильда»? – спросила Алаэтэль.

– Виселица, – пояснил Карл. – В каждом городе есть место для казней воров, разбойников и прочего сброда. Людей низких сословий у нас обычно вешают, но виселицу не принято называть виселицей, это считается дурной приметой, ну как накликать её на свою шею, что ли. Вот и придумывают всякие имена. Здесь вот «Толстая Матильда», где-то – «Горбатая Эльза», ну и всё такое.

– Пойдёмте отсюда, – напряжённо сказала Ута. – Мне расхотелось делать покупки, я хочу поскорей очутиться в своей комнате.

– Фройляйн что-то купили у вас? – обратился Вольфгер к старшему приказчику.

– Увы, господин барон, нет. Такой печальный случай… Примите мои нижайшие извинения. Может быть, в другой раз…

– Может быть, – кивнул Вольфгер. – Если платить не за что, мы уходим. Карл, будь добр, распорядись, чтобы паланкин поднесли ко входу в эту лавку.

* * *

В гостинице Ута и Алаэтэль занялись рассматриванием покупок. Вольфгер приказал хозяину вызвать к девушкам лучших портних и белошвеек. Он знал, что лучшего лекарства для расстроенных девичьих нервов не существует.

Мужчины решили отметить второе рождение Карла вдумчивой попойкой, для чего заняли угловой столик в общем зале и заказали обед, а для начала пару кувшинов вина. Вольфгер послал служанку наверх, чтобы узнать, не желают ли девушки присоединиться к пирушке. Вернувшаяся служанка сообщила, что фройляйн решили кушать в своих комнатах.

Через колокол, когда обед уже был съеден, а Вольфгер и Карл, не торопясь, допивали второй кувшин, появился отец Иона. Увидев барона и его слугу, он присел к ним за стол.

– Обедать будешь? – спросил Вольфгер. – Что тебе заказать?

– Что-нибудь, всё равно, – вяло отмахнулся монах.

– Опять что-то случилось? – насторожился Вольфгер.

– Даже и не знаю, что сказать, – ответил отец Иона. – Я с утра был в Кройцкирхе, выслушал мессу, говорил с монахами, пытался рассмотреть икону Святого семейства.

– Ну? – подбодрил его Вольфгер.

– В том-то и дело, что сказать мне толком нечего. К иконе близко не подпускают, она украшена цветами так ловко, что разглядеть, есть слёзы или нет, невозможно. Убрать икону они, конечно, не осмелились, вот и закрыли бумажными цветами. Прямой вопрос монахам я задать не решился, так, ходил вокруг да около, но они сильно напуганы, ничего толком не говорят, только жмутся, как овцы.

– Ну а ты почувствовал в храме что-нибудь? – спросил Вольфгер.

– Как тебе сказать, – потупился монах, – храм такой огромный и в нём столько молящихся… Вроде какое-то дуновение я ощутил, но наверняка сказать не могу.

– Что ж, будем ждать, когда архиепископ соизволит принять нас, больше ничего не остаётся, – вздохнул Вольфгер. – Пей, святой отец, какой смысл встречать конец света трезвым?

* * *

Вечером к Вольфгеру пришла Ута.

Барон, пьяный до бесчувствия, лежал ничком на постели, в сапогах, при мече и кинжале. В комнате стоял тяжёлый винный дух. Ута вздохнула, кое-как стянула с Вольфгера сапоги, отряхнув руки, расстегнула пояс с оружием, вытянула из-под барона меч, поставила в изголовье кувшин с вином и кружку, потом разделась сама и легла с краю.

Глава 8

24 октября 1524 г.

День св. Бернарда из Кальво, св. Кадфарха, св. Мартина, св. Мартина из Вертю, св. мучеников Награнских, св. Сеноха, св. Фромунда, св. Эвергисла.

– Дьявольщина, давно я так не напивался, – прохрипел Вольфгер, с трудом разлепляя глаза. За окном занимался серенький осенний рассвет, было ещё очень рано. Руки затекли, он со стоном повернулся на бок и наугад пошарил по полу в тщетной надежде обрести кувшин с вином. Неожиданно рука его нащупала что-то гладкое и прохладное.

«Не может быть!» – подумал барон, осторожно наклоняясь над краем постели и пытаясь разглядеть, что же он нащупал. Всё-таки это был он, вожделенный кувшин! Вольфгер со стоном схватил его и начал пить прямо через край, булькая, задыхаясь и давясь прохладным, терпким вином.

– Фу, а ещё благородный! – раздался из-за спины ехидный женский голос.

Вольфгер с трудом заставил себя оторваться от кувшина и оглянулся. В постели рядом с ним лежала Ута.

– А-а-а… Э-э-э… – выдавил из себя Вольфгер.

– Вот именно, – кивнула Ута. Она лежала под аккуратно расправленным одеялом, а Вольфгер валялся в постели прямо в верхней одежде.

– Но сапоги-то я снял… – попытался оправдаться барон.

– Он снял! – передразнила его Ута, – он! И пояс с мечом – тоже он, ага.

Тут в голову несчастного барона так ударило, что он со стоном рухнул на подушку.

– Ута, – простонал он, – помоги мне, а то сейчас голова лопнет. Ну пожалуйста…

Ведьма вгляделась в лицо Вольфгера, вздохнула и откинула одеяло. Несмотря на похмелье, у Вольфгера перехватило дыхание: девушка была совершенно обнажённой.

– Поставь кувшин! – скомандовала она. – Да прекрати меня лапать, больной, тоже мне, а ну, лежи смирно!

Вольфгер послушно затих.

Ута наклонилась над ним (у Вольфгера ухнуло сердце), положила одну руку ему на лоб, а другую подсунула под затылок, сосредоточилась и прошептала заклятие.

– Всё, теперь лежи, жди, сейчас подействует. И пока не пей больше, прошу тебя. Раздевайся!

– З-зачем?!

– З-затем! – передразнила его Ута. – Во-первых, спать одетым это свинство, а, во-вторых, нет ничего лучше от похмелья, как это.

– Но я…

– Что ты? Пропил свою мужскую силу? Ну и на что ты мне нужен такой, барон Вольфгер фон Экк?!!

– Иисусе! – схватился за голову Вольфгер. – Представляю себе, что было бы, если бы эта женщина стала фрайфрау фон Экк!

– Она бы оч-чень быстро овдовела! – зловеще отпарировала Ута. – Раздевайся, говорю, сейчас я тебя малость подлечу! Ты думаешь, очень приятно лежать в постели с мужчиной, пьяным до изумления? А что делать? Замка в двери твоей комнаты нет, только засов, всё нараспашку, вон, кошель с золотом валяется, бери кто хочешь! Хотела Карла отправить тебя стеречь, так он такой же. Мужчины! Ну, чего ты лежишь с дурацкой улыбкой, как будто поленом по голове получил, а?

Вольфгер, которому уже стало заметно лучше, улучил минуту, обнял девушку и опрокинул её на себя.

– Лечи! – приказал он, положив ей руки на талию и постепенно опуская их ниже. – Я знаю одно такое лечебное место. Сейчас…

Ута не возражала.

* * *

Когда они, наконец, спустились вниз, время завтрака давно закончилось и приближалось время обеда. Как ни странно, Вольфгер чувствовал себя здоровым и голодным. Разрумянившаяся Ута заявила, что тоже не прочь съесть кусочек чего-нибудь такого.

Хозяин предложил жареную ветчину, яйца и горячие булочки с мёдом.

– Чем будешь сегодня заниматься? – спросил Вольфгер после того, как Ута отодвинула от себя пустую тарелку и откинулась к стене.

– Ой, спать… – сказала девушка и зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Оказывается, я не высыпаюсь, когда рядом храпит мужчина, да ещё вдребезги пьяный!

– Привыкай, – хмыкнул Вольфгер, – все мужчины храпят! А уж после выпивки тем более.

– У меня будут отдельные покои! – задрала нос Ута.

– Хорошо, ваша будущая баронская милость, – шутливо поклонился Вольфгер. – Идите почивать, а ночью приходите, вдруг мне опять понадобится помощь целительницы?

Ута зашипела:

– Вот стоит только сделать мужику что-нибудь хорошее, так он тут же садится на шею! Не приду!

– Придёшь, – улыбнулся Вольфгер, – ты же клятву давала не отказывать во врачебной помощи, я сам грамоту твою читал. И вот что: дверь своей комнаты никому не открывай, на улицу одна не выходи: город – место опасное, полным-полно всяких мерзавцев. А я с Карлом попробую отправить Алаэтэль обратно в страну эльфов. Антон Фуггер сказал, что местный аптекарь балуется чёрной магией, вдруг он сумеет открыть Врата миров?

Ута явно обрадовалась перспективе избавиться от эльфийки уже сегодня.

– Удачи тебе, Вольфгер! И… тоже будь осторожен, прошу тебя! Ну их, этих колдунов!

– А сама-то ты кто? – засмеялся Вольфгер, – ведьма, а колдунов боишься.

– Ты просто не понимаешь, – стала вдруг серьёзной Ута. – Ведьма это так, мелочи, лекарское умение и чуток неопасного волшебства. А вот колдун и, тем более, чёрный маг – они стоят на самом краю ада, понимаешь? И в любой момент могут не удержаться и утянуть с собой тех, кто рядом. Поэтому я и говорю: бойся их. Я знаю, ты бесстрашен, но всё-таки прошу: будь осторожен! Кроме тебя у меня никого нет, и, быть может… – на её глазах показались слёзы.

Вольфгер растерялся.

– Ну-ну, что ты, ведьмочка моя? – нежно спросил он, заглядывая ей в лицо и осушая поцелуями слёзы.

– Иди, – сказала Ута, через силу улыбаясь. – И прости меня, я наговорила лишнего, это всё бессонная ночь виновата, забудь, что я сказала, хорошо?

– Конечно, – Вольфгер погладил Уту по щеке. – Пойдём, я провожу тебя, и, может быть, мы успеем…

– Нет! – твёрдо сказала она. – Одно для дня, другое для ночи. Иди. И помни: я всегда буду ждать тебя. Каким угодно, хоть…

– Не каркай, женщина! – в шутливом ужасе Вольфгер закрыл ей рот ладонью. – Ты что?!

– Ш-ш-ш! – зашипела девушка, по-кошачьи выставив вперёд согнутые пальцы. – М-р-р-ряу!

* * *

Аптеку мэтра Гервига барон, оборотень и эльфийка нашли очень быстро, она занимала весь трёхэтажный дом в центре города. Вольфгер толкнул отделанную бронзой дверь, и в глубине помещения забренчал колокольчик.

В темноватом торговом зале не было ни покупателей, ни фармацевтов. В аптеке стоял настолько крепкий травяной дух, что Карл не удержался и чихнул. Ему ответил звон флакончиков, теснящихся на полках за прилавком. Справа на специальных подставках красовались большие стеклянные шары, наполненные разноцветными жидкостями – малиновой, синей и зелёной. Под потолком на цепях висело чучело неизвестного гада с устрашающими зубами и крыльями, как у летучей мыши.

Алаэтэль, заинтересовавшись монстром, встала на цыпочки, задрав голову, осмотрела его и шепнула Вольфгеру на ухо: «Это есть подделка, кукла, таких животных не бывает».

Левую стену торгового зала снизу доверху закрывал стеллаж со множеством ящичков. На каждом красовалась бело-синяя табличка с надписью по-латыни. На прилавке стояли сложные, красивые и, наверное, очень дорогие аптекарские весы с женской головкой в центре коромысла, лежало увеличительное стекло в бронзовой оправе и толстая, затрёпанная книга.

– Господин Гервиг! – позвал Вольфгер.

– Сию минуту, благородный господин, сию минуту, – прозвучало из глубин аптеки.

Вскоре показался и сам хозяин – человек неопределённого возраста, весь в чёрном, с длинными седеющими, давно не стрижеными волосами, покрытыми чёрной шёлковой шапочкой. Недельная щетина странно контрастировала с очками в золотой оправе.

– Чем обязан, благородная дама и господа? – спросил аптекарь, заученно кланяясь. – Травы? Декокты? Настои? Пилюли? Моя аптека – лучшая в Дрездене.

– Мы знаем это, – сдержанно сказал Вольфгер. – Но мы нуждаемся в ваших услугах э-э-э… не как аптекаря.

– Да? – мэтр Гервиг непритворно удивился. – Чем же, в таком случае, могу служить?

– Вы нужны нам в качестве мага, – напрямик сказал Вольфгер.

Аптекарь заметно побледнел.

– Благородные господа, вас, вероятно, кто-то обманул, я всего лишь провизор… – произнёс он дрожащим голосом. – И потом, занятия магией запрещены церковью и караются костром… Я не…

– Ваше имя мне назвал Антон Фуггер, – прервал его Вольфгер.

– Ах, вот как… – сник аптекарь. – Что же вы сразу… Впрочем… Ах, какая досада… Герр Фуггер так неосмотрителен… Что же мы стоим? Нижайше приглашаю следовать за мной, не здесь же мы будем говорить!

Мэтр Гервиг подбежал к входной двери, выглянул на улицу, потом запер её, вернулся к посетителям и откинул доску прилавка:

– Прошу! Правда, здесь темновато, сейчас я зажгу ещё свечей…

– Не трудитесь, – спокойно сказала Алаэтэль, – мы видим и так. Куда идти?

Аптекарь удивился, но промолчал. Сам он без свечи не мог сделать и шагу.

Помещение аптеки оказалось неожиданно большим. Вольфгер редко бывал в подобных местах, ему всегда казалось, что аптека – это прилавок и аптекарь за ним, а откуда берутся лекарства, барон никогда не задумывался. Теперь он видел, что аптечное дело хлопотное и трудоёмкое.

Они проходили мимо больших, скудно освещённых комнат, где подмастерья с помощью хитроумных машинок катали пилюли. В других комнатах толкли тяжёлыми пестиками в больших медных ступах снадобья, в третьих – варили резко и неприятно пахнущие составы, в четвёртых – разливали лекарства по флакончикам и повязывали на их горлышки разноцветные ярлычки-сигнатуры[43]43
  Сигнатура (лат. Signature, обозначать) – указания для больного о порядке приёма лекарства.


[Закрыть].

– Наверху мы сушим травы, там же склад посуды и комнаты для приготовления дурно пахнущих мазей, например, на основе дёгтя, – пояснил мэтр Гервиг, перехватив удивлённый взгляд Вольфгера. – За всем нужен пригляд, мои подмастерья по большей части тупоголовые, невежественные кретины, способные отравить полгорода. Более-менее важную работу я рискую поручать буквально двоим-троим, ну, а опасные снадобья, содержащие яды, я всегда составляю самолично, тут уж никому доверять нельзя!

Они вошли в комнату без окон. Её стены занимали полки с коробками. В них, судя по характерному терпкому запаху, хранились травы. Карл опять громко чихнул. Аптекарь тщательно запер дверь, настороженно огляделся, сунул руку за коробки и что-то с заметным усилием повернул. Раздался резкий щелчок. Мэтр Гервиг вцепился в стеллаж и изо всех сил потянул его на себя, стеллаж с пронзительным скрипом повернулся на невидимых петлях, и за ним обнаружился коридор, ведущий вниз.

– Прошу за мной, – пригласил аптекарь, поднимая над головой свечу. – Будьте осторожны: внизу скользкие ступени, а потолок низкий.

Вольфгер, пригнув голову, шагнул в проём, за ним последовала Алаэтэль. Карлу, чтобы войти, пришлось согнуться в три погибели.