Текст книги "Николай Хмурый. Западная война"

Глава 8
1914, апрель, 17, Пиллау

Ефрейтор Дранкель поежился и поправил воротник своей шинели, скосившись на рядового Шранкеля, что стоял рядом и с наслаждением жевал галеты. Где он их только брал? И этот мерзкий, прохладный туман, буквально залезающий за шиворот, его, казалось, совершенно не смущал. Вон какой бодрый и радостный. А ему, честному воину Райхсхеер[57]57
  Райхсхеер (Reichsheer) – краткое название сухопутных войск – Heer – в эпоху Кайзера. Дословно переводится как Государственные (в русской традиции – Имперские) сухопутные войска. Полное название Deutsches Kaiserliches Heer – немецкие императорские сухопутные войска.


[Закрыть], требовалось терпеть и мучиться, ибо жрать на посту галеты можно, а выпивать – нет.

– Что это? – тихо, охрипшим голосом поинтересовался Дранкель, прислушиваясь.

– Галеты, – с удовольствием чавкая, ответил Шранкель.

– Болван! Что это в море за звук?

– Звук? – переспросил ненасытный визави и замер, прислушиваясь. – И верно. Звук.

Не говоря более ни слова, они развернулись и побежали к дежурному. Тот имел наглость сидеть в тихом и уютном месте, избегая плотного общения с этим мерзким туманом.

– Что у вас? – сонно потирая глаза, спросил лейтенант Шмульке, когда эта «сладкая парочка» ввалилась на командный пункт. Что они явились вместе – он в общем-то не возражал. Привык. Но явились же. Эти двое по возможности обходили начальство стороной, предпочитая кухню. Значит, просто так прийти не могли. Что-то явно произошло.

– Шумы, господин лейтенант.

– Много, господин лейтенант.

– С моря, господин лейтенант, – наперебой, явно нервничая, начали рассказывать они.

Дверь осталась открытой, поэтому Карл прекрасно услышал тот звук, о котором говорили они.

– Гарнизон, к бою! – перебив их, жёстко гаркнул Шмульке, обращаясь к остальным присутствующим. – Передать в штаб о шумах. Подозрения на десант.

– Слушаюсь, – козырнул уже немолодой фельдфебель.

– Исполнять! – излишне жёстко произнёс лейтенант, а потом встал и быстрыми шагами отправился будить герра майора. Ситуация явно выходила из-под контроля. Но было уже поздно… слишком поздно…

Выйдя из плавучего дока больших десантных кораблей, лёгкие десантные баржи устремились к берегу, неся туда бойцов морской пехоты Российской Империи. Плоскодонные, тупоносые с передней аппарелью. Они двигались – как и опытные торпедные катера в Русско-Японской – на воздушной тяге, то есть приводились в движение парой воздушных винтов, крутящихся в противоположные стороны[58]58
  На передней стороне гребного винта при достаточной скорости вращения давление падает настолько, что вода вскипает. Мелкие пузыри пара схлопываются, как только поток выносит их в зону, где давление чуть повыше. Это явление называется кавитацией (от латинского cavitas – пустота). Ударные волны, возникающие при схлопывании пузырьков, сильно разрушают поверхность винта. Этого можно избежать защитным резиновым покрытием и/или подбором формы винта, обеспечивающей схлопывание пузырьков уже позади задних кромок лопастей. Но эффективность всё равно падает, поскольку на создание пузырьков уходит ощутимая часть общей энергии, отдаваемой на винт. Поэтому для быстроходных судов воздушные винты оказываются выгоднее: в воздухе пузырьки пара не возникают.


[Закрыть]. Из-за чего эти относительно лёгкие катера носились по воде очень быстро, глиссируя. И на берег выскакивали целиком, вполне уверенно ползая по песчаному пляжу.

Грузоподъёмность таких сверхлёгких десантных барж невелика. Но их задача и не заключалась в том, чтобы доставить всё и сразу. Они должны перевозить авангардные подразделения: те высаживались первыми и захватывали плацдарм. А уже следом должны следовать баржи покрупнее – такие, чтобы уже и пушки перевозили, и прочие тяжёлые виды вооружения. Но и те, впрочем, тоже теперь были на воздушной тяге, дабы пролезать по мелководью и выползать на самый берег по возможности.

Сверхлёгкие десантные баржи выскакивали на песчаный берег. Протягивали по песку. Откидывали аппарель. И тяжеловооружённые бойцы морской пехоты высыпали из неё, устремляясь вперёд.

Ручные и станковые пулемёты, 37‐мм гранатомёты, 60‐мм миномёты, 20‐мм крепостные ружья, карабины Браунинга, самозарядные лёгкие карабины Маузера, самозарядные пистолеты Люгера, штурмовые ружья и гранаты, гранаты, гранаты… целое море гранат. И даже несколько бойцов с лёгкими ранцевыми огнемётами выбежало. Причём вся морская пехота в стальных шлемах и лёгких противоосколочных жилетах, увешанная достаточно прогрессивной разгрузкой, позволяющей тащить с собой в бой максимум боеприпасов.

Топот.

Стрельба. Рваная, отрывистая, эпизодическая.

Редкие взрывы.

Крики. Постоянные крики. На русском и немецком. Сонные укрепления Пиллау пробуждались самым решительным образом…

Понимая, что воевать придётся больше с русскими, чем с французами, в Берлине начали после Русско-Японской войны заниматься укреплением именно восточного направления[59]59
  На западном направлении – в Лотарингии, Эльзасе, Рейнской области – за многие века войн Франции с различными германскими государствами накопилось столько крепостей, что артиллерия из них после появления бездымного пороха полностью простреливала проходы между ними. На востоке Германии войн было куда меньше, и соответственно многократно меньше оказалась плотность укреплений.


[Закрыть]. Сооружая целые крепостные системы в Кёнигсберге и подходах к нему, Данциге и прочих важных направлениях. Особенно они укрепляли Кёнигсберг: он к 1914 году в этом варианте истории мог бы вполне посоперничать с собой же образца 1944 года из оригинальных событий.

Железобетон. Много железобетона. В самом городе мощнейший комплекс защитных сооружений. Вокруг него – сеть фортов и малых укреплений, прикрывающих их. Плюс – Пиллау. О! Эта стрелка была буквально забетонирована. Это была, наверное, самая укреплённая позиция в мире. Ничего сильнее и крепче её нигде и не было. Да и быть не могло, ибо ни для кого в мире большого значения не имел столь незначительный клочок земли, чем для немцев здесь. Ведь Пиллау – морской ключ к Кёнигсбергу. Удержать эту косу – значит не пустить к городу боевые корабли с их чудовищными орудиями.

Город же этот для Германии был очень важен. Город королей. Место коронации очередного короля Пруссии. Он же правил в Райхе, выступая Кайзером. Грубо говоря, Кайзером Германии был король Пруссии. Поэтому этот город выступал идеологическим центром всей Германии. Этаким аналогом Ленинграда для большевиков. Поэтому, понимая грядущую угрозу, немцы его постарались укрепить максимально, не жалея ни железа, ни бетона, ни кирпичей. Город-крепость… или даже крепость городского типа.

Вот бойцы Райхсхеер заперлись в небольшом ДОТе. Мощная стальная дверь заперта. Не войти. Но и в тылу нельзя их оставлять. Не ровен час, выйдут и в спину начнут стрелять. Поэтому огнемётчик осторожно подкрался к пулемётной бойнице и, сунув туда дуло, нажал на спуск. Холостой патрон выбросил внутрь порцию горючей смеси, поджигая её.

Внутри раздались истошные крики и вопли.

– С дымком! – довольно хохотнув, отметил огнемётчик. Перезарядился и отправил ещё одну порцию горючей смеси в этот небольшой ДОТ. Неизвестно, соединён ли он переходами с чем-то ещё. Скорее всего да. Однако бойцы не отходили, готовясь защищаться. Вот и попались…

Тем временем сапёры морской пехоты установили на двери взрывчатку с электродетонатором. Подцепили к нему провода. Отбежали за угол. Крутанули ручку динамо-машинки и нажали ручку спуска.

Бабах!

Жахнул достаточно крупный заряд тротила, выламывая мощную стальную дверь.

И сразу же вперёд устремились бойцы морской пехоты со штурмовыми ружьями. Те сделаны по аналогии с карабинами Браунинга. Такие же lever-action конструкции. Такие же быстросменные коробчатые магазины. Такие же легко разбираемые для чистки и ремонта ствольные коробки и затворы. Только стволы покрупнее. Аж двенадцатого калибра[60]60
  В охотничьих гладкоствольных ружьях калибр измеряют числом круглых пуль соответствующего диаметра, отливаемых из одного английского фунта – официально 453.59237 грамма – чистого свинца. На практике обозначение уже давно стало довольно условным: так, 12‐й калибр у разных изготовителей имеет реальный диаметр 18,20–18,93 мм. Это вызвано и применением не чистого свинца, а различных сплавов, и разным устройством гильз. Кроме того, сферические калиберные пули давно вышли из употребления, ибо имеют низкую кучность боя. На практике применяют пули сложной формы с ведущими поясками или дробь разного размера – в данном случае картечь, чьи шарики сходны с пистолетными пулями ещё и по энергии.


[Закрыть]. Вот из них картечью ребята и долбили в закрытом помещении. В ту степь. Просто по силуэтам.

И вперёд. Вперёд. Вперёд. Не давая никому очухаться.

Кое-где возникали короткие перестрелки. Это гарнизон укреплений пытался контратаковать. Но куда им?

По сути, ведь немцы тех лет представляли только лёгкую пехоту. Шинель, пикельхельм[61]61
  Кожаный шлем с острым металлическим навершием, напоминающим наконечник пики. Трубчатая часть навершия обеспечивает вентиляцию подшлемного пространства: вентиляционные отверстия перекрываются поворотом внешнего слоя трубки. Лёгок, благодаря многослойности хорошо защищает от сабельных ударов. Разработан Николаем I Павловичем Романовым совместно с придворным живописцем генерал-майором Людвигом Карлом – Львом – Ивановичем фон Киль на рубеже 1830–1840‐х годов. В прусской армии введен указом короля Фридриха Вильгельма IV в 1842 году на основе опытного образца, подаренного его младшему брату Карлу во время его дружественного визита к российскому Императору в 1837‐м.


[Закрыть] и винтовка или пистолет. И всё. А много ли с полноразмерной винтовкой в таких условиях навоюешь? Тем более – традиционного для тех лет формата с несменяемым магазином на пять патронов, снаряжаемым из обоймы. Длинная, неповоротливая, с низкой скорострельностью. Такая винтовка хороша в стрельбе на большие дистанции. Желательно лёжа и по неподвижным целям. Но никак не в скоротечном бою накоротке.

Русская морская пехота одними только своими карабинами могла своих противников просто задавливать огнём. Превосходя их по боевой скорострельности в несколько раз. Про удобство и разворотистость более компактного и удачнее сбалансированного оружия и речи не шло: просто несопоставимо.

А ведь там были ещё и лёгкие карабины Маузера, разработанные собственно германским оружейником для нужд России… и выпускались они на российском заводе этого дельца, для них и построенном. Это оружие – вариант самозарядного пистолета С96. Ему сделали нормальный откидной приклад, цевьё, переднюю ручку и быстросъёмный магазин. Ну и приспособили под патрон .360 Mars[62]62
  360 Mars (9×26) разработан в конце 1890‐х в Великобритании для экспериментального тяжёлого пистолета Mars конструктора Габбет-Фэйрфакса. По своим боевым характеристикам сопоставим с американским .30 Carbine (дульная энергия более 900 и более 1300 джоулей соответственно), представляя собой по сути уже скорее лёгкий промежуточный патрон (у современных – 1300–2000 Дж), чем тяжёлый пистолетный (у большинства армейских пистолетов и того же Mauser C96 – 400–600 Дж).


[Закрыть], сделав куда мощнее и действеннее, чем оригинальный пистолет…

Контратаки у немцев не получались, раз за разом натыкаясь на категорическое огневое превосходство. Они в таких вылазках получали словно лопатой по лицу – настолько сокрушительным был плотный огонь русской морской пехоты. Тяжёлой и вооружённой до зубов.

А спустя три часа после начала штурма Пиллау, от Кёнигсберга подошла целая пехотная бригада для парирования действия русских. То есть говоря по-простому, пытаясь сбросить их в море.

Но тут же, буквально с ходу, столкнулись с другой стороной этой пресловутой «тяжести» морской пехоты России – насыщенностью коллективным оружием. Если ручные пулемёты работали на штурме, то станковые стояли в обороне, как и 37‐мм гранатомёты и 60‐мм миномёты.

Более того, их уже подпирали 65‐мм и 92‐мм десантные гаубицы, сделанные на основе горных орудий. А это уже очень серьёзно. Крайне серьёзно. Потому что немцы планировали ударить как можно скорее и перебрасывали железнодорожными составами просто пехоту. Лёгкую. Как и всегда. Просто мужиков в шинелях с винтовками в руках. Много ли такие могут навоевать? Если против таких же, то почему нет? Вполне действенное средство. Но здесь, увы, им пришлось столкнуться с пехотой совсем другой эпохи: для неё такие вот противники просто корм… обычный корм…

Чуть попозже, когда удалось подавить все противокорабельные батареи в основании линии укреплений, в дело вступили эсминцы и корветы. Это окончательно переломило ход боя с германской пехотной бригадой в нужную сторону. Всё-таки 127‐мм и 152‐мм орудия – весомый аргумент в любом сухопутном споре. Тем более – применённые в таком количестве.

Командование в Кёнигсберге попыталось усилить давление. Но безрезультатно. Его пехотные части просто не смогли пробиться через кордон тяжёлой морской пехоты, поддержанной лёгкими силами флота. Так, несолоно нахлебавшись, им пришлось отойти и начать спешно копать траншеи, подготавливая оборонительные позиции.

К вечеру окончательно всё закончилось и на укреплениях косы.

Дольше всего немцы держались в центральном бункере и на артиллерийских складах. Самые хорошо укреплённые и продуманные комплексы. Их нельзя было просто взять и «продуть» огнемётом или закидать гранатами. Даже тяжёлой корабельной артиллерией не вскрыть просто так из-за слишком толстых железобетонных перекрытий.

Поэтому командование корпуса морской пехоты привлекло своих технических специалистов для решения этой задачи. И те не придумали ничего лучше, как организовать обычное выкуривание газом.

Они притащили с кораблей баллоны с углекислым газом: он там использовался для систем пожаротушения в отсеках с автоматическими жидкостными котлами высокого давления. И начали просто его стравливать. Углекислый газ в полтора раза тяжелее воздуха. Поэтому он стелился по земле и, легко проникая в щели, затекал в бункер через вентиляционные отверстия. И там опускался вниз… всё ниже и ниже… вытесняя кислород.

Сначала задохнулись те, кто закрылся в главном подземном хранилище артиллерийских боеприпасов. А потом и те, кто защищал центральный бункер. Что позволило уже ближе к вечеру взорвать двери и начать вентиляцию помещений. Не очень красиво. Да. Но что поделать? Цель ведь была не благородство проявить, а захватить наиболее укреплённую косу в мире. И так или иначе, но большинство защитников всё равно погибло бы…

Тем временем в Фришский пролив начали входить морские силы Российского Императорского флота. Для этих нужд из Вислы перебросили часть флотилии бронекатеров, а из-под Данцига все тяжёлые мониторы. И вот они, под прикрытием эсминцев и корветов, начали продвижение внутрь акватории.

Конечно, им попытались помешать. Но силы были слишком не равны, поэтому с утра 340‐мм орудия тяжёлых мониторов открыли огонь по укреплениям Кёнигсберга. Что означало одно: город обречён.

Это там, в Данциге, у русских просто не было сил для штурма, потому что армия была вынуждена прикрывать довольно широкий фронт ограниченным контингентом войск. А здесь, в Кёнигсберге, армия была всецело сосредоточена против крепости. И начало массированного обстрела укреплений носило не только психологический характер, но и военно-тактический.

Одновременно с этим над городом стали нон-стоп барражировать дирижабли, непрерывно поливая его многими тоннами либо флешетт, либо бомб. Флешетты больше просыпались на центральную часть города, стремясь увеличить нервозность и количество жертв в личном составе. А бомбы сбрасывались на укрепления, куда мониторы или не доставали, или им было не до того. Причём не только «пятисотки» летели вниз, но и «подарки» более увесистого формата – те же «двушки» и даже «десятки». То есть двух– и десятитонные бомбы с колоссальной разрушительностью. Просто чудовищной. Совершенно ни с чем не сравнимой. Тем более что их сбрасывали не по одной штуке, а сразу заходом, вываливая на позиции до сорока-пятидесяти тонн таких чушек…

Крепость Кёнигсберга затрещала по швам, норовя развалиться без всякого штурма…

Глава 9
1914, апрель, 21, Кёнигсберг и его окрестности

Герра майора кто-то потянул за шкирку, вытаскивая из завала. Откатил куда-то и перевалил на спину. Тот кое-как протёр глаза и… заорал самым что ни на есть истошным голосом. И было с чего. В сумраке бункера на него смотрели оскалившиеся белые зубы и глаза, словно зависшие в воздухе.

– Сашка, ну тебя к чёрту! – произнёс его напарник. – У трёх последних разрыв сердца. А скажут – скажут! – что мы их тут сапогами забиваем насмерть.

– Да чего они такие малахольные? – на неплохом русском, почти без акцента, произнёс негр.

– Кто же их знает? – пожав плечами, ответил морпех из Рязани своему сослуживцу, рождённому где-то на берегах озера Виктория.

– Зулу? – наконец, прооравшись, выдавил из себя герр майор.

– Зулус[63]63
  В нескольких германских языках, включая английский, «-s» – окончание множественного числа. У нас его зачастую воспринимают как часть базовой формы слова. В русский многие английские и/или прошедшие через английский слова вошли во множественном числе: зулус от zulu, бутс от boot, рельс от rail…


[Закрыть], зулус, – устало вздохнув, произнёс Александр и, подняв за шкирку этого немецкого офицера, обыскал его на наличие оружия и поволок на выход. Он уже смирился, что каждый немец почему-то считал его зулусом. Видимо, про войну англичан с зулусами слышали, а больше – нет. Как и о том, что в Африке очень много разных народов.

Морская пехота России. Негры.

Чудачество?

Нет. Просто прямое следствие политики Императора.

Николай Александрович твёрдо усвоил правило «We’re all living in Amerika»[64]64
  «Amerika» через «k», потому что песня немецкая – группы Rammstein. Подробнее прочтите в https://ru.wikipedia.org/wiki/Amerika_(песня_Rammstein) и послушайте, например, в https://youtube.com/watch?v=dvzfVQiYEFw


[Закрыть]. Да и слова Ганди «воспитанная колонизаторами элита – главный враг своего народа» он тоже помнил…

В Абиссинии у него были династические и экономические связи: он их всецело развивал через свой морской портал – Джибути. Железная дорога от порта Джибути до столицы Абиссинии построена ещё в 1898 году. К 1914 году она продлилась до озера Туркан и обзавелась десятком вспомогательных веток, что дало феноменальный экономический эффект для региона. Абиссиния не стала промышленным центром мира, но её сельское хозяйство заиграло совсем другими красками. Просто вследствие резкого роста транспортной доступности. Ну и денег Россия немного вложила, стимулируя выращивание кофе, сахарного тростника и хлопка, а также шерстяное овцеводство и разведение крупного рогатого скота.

Экономика – да. Так поступали, наверное, все страны в регионах, которые считали своими колониями. Однако Император дополнил эту схему комплексом мер культурно-образовательного характера. Он развернул в Абиссинии пусть и умеренную, но сеть начальных бесплатных школ. Через них искал толковых местных ребят. И тех, кто не только теоретически мог, но и хотел, то есть старался, тащил дальше… вывозя в Россию для обучения. Те, кто оплачивал обучение сам, могли вернуться обратно в свои земли без ограничений. А те, кто не мог, отрабатывали, служа в России. В том числе и в вооружённых силах, если получали военное образование.

Таким образом он стремился сформировать русскую элиту в этих удалённых регионах. Русскую не генетически, а в плане культуры и менталитета. И учитывая фактически открытые границы в этих далёких африканских землях, то в данном процессе участвовали жители отнюдь не только Абиссинии, но и всех прилегающих регионов. Поэтому даже в Найроби – столице Британской Восточной Африки – к 1914 году уже встречались негры с высшим образованием, бегло говорящие по-русски. Как несложно догадаться, к местным властям они были настроены по меньшей мере скептически, в отличие от России, давшей им «путевку в жизнь».

Аналогичные дела происходили и в других ассоциированных регионах. В Персии, Японии, на Филиппинах, в Новой Каледонии, русской Гвиане, на Кубе, в Панаме и даже в Испании, где состояние образования к началу XX века совершенно просело. В России же этот подход привёл к качественному и количественному росту образовательных заведений просто взрывным методом, увеличив за 1890‐е и 1900‐е годы количество учебных заведений в несколько раз. А местами и в несколько десятков раз, ведь Император и в самой России вёл с 1888 года «борьбу с безграмотностью»[65]65
  К 1914 году грамотность (чтение, письмо, счёт) составила 94 % среди населения от 9 до 60 лет.


[Закрыть]. Резко, фундаментально выросли тиражи учебных[66]66
  Стандартный базовый учебный комплект состоял из «Букваря», тетрадей-прописей для освоения русского письма, «Хрестоматии» для основ чтения, учебников «Русский язык», «Арифметика», «Основы естествознания» и подарочной книги выпускнику начальной школы «Краткий курс истории России». Этот комплект печатался за счёт государства и бесплатно предоставлялся каждому подданному Российской Империи, вне зависимости от возраста. Также он активно утекал за пределы России в ассоциированные регионы, выступая своеобразным инструментом влияния.


[Закрыть] и научно-популярных книг. Появилась обширная сеть публичных библиотек, доступных для любого и каждого. Скромных. С очень небольшим количеством книг. Но она появилась…

Александр потащил герра майора на улицу и едва не столкнулся в дверях с полковником связи – Петром Ильичом Кузьминым.

– Господин полковник, туда пока нельзя.

– Много ещё?

– Не могу знать.

– Сколько вы помещений проверили? – нахмурился Кузьмин.

– Семь. Дальше сильное задымление пока. Проветриваем. Но ходить туда пока опасно. Может, немец задохнулся, а может, и без сознания лежит. Вдруг очнётся и палить станет?

– Ясно, – недовольно кивнул Пётр Ильич и отправился в полевой лазарет со своими бойцами. Выполнение задания пока откладывалось. Поэтому он надумал супругу свою навестить – Изабеллу.

Тихо прошёлся, прислушиваясь к канонаде. И изредка поглядывая на два воздушных шара, откуда его бойцы корректировали огонь флота и присматривали за обстановкой. Вон где-то высоко в небе пролетели три дирижабля в кильватерном строю. Огромных. Он-то их вблизи видел, и не раз. В этой кошмарной раскраске оскалившейся небесной акулы.

– Осторожнее, господин полковник! – окрикнул его кто-то со спины. Пётр Ильич оглянулся и тут же отошёл в сторону, пропуская бойцов, которые несли носилки с наспех перевязанным раненым. А следом ещё. И с ним медбрат с увесистой сумкой через плечо. В каждом взводе такой был. Не медсестра, а именно медбрат – физически очень крепкий парень, способный легко таскать раненых. Медсёстры были только в тылу, пусть и ближайшем.

Пётр Ильич покачал головой, проводя взглядом этих ребят с носилками. Скосился на тихо о чём-то болтающих двух девчонок в форме. И с винтовками в руках. Да-да. В армии были девчонки. Не очень много и на специфических ролях, но и это уже его раздражало. Хотя – чья бы корова мычала?

Наконец, дойдя до лазарета, он прошёл внутрь. Минул импровизированный кордон и вошёл в одну из палаток.

– Как ты? – с порога спросил он у Изабеллы, что лежала с мрачным видом на койке.

– Глупо.

– Но жива же.

– Надо было так напороться?

– Ты жива – и это главное, – с нажимом произнёс Пётр – и Изабелла, тяжело вздохнув, улыбнулась.

В конце Русско-Японской войны, опасаясь захвата этих сведений, японская сторона уничтожила всю свою документацию по агентуре в России. А вместе с тем и всех причастных. И чтобы не болтали, ну и за дело, так как объективных разведывательных сведений они не предоставили, втянув страну в самоубийственную войну. Поэтому дамоклов меч, что висел над головой Изабеллы, пропал. Однако она не отвернулась от Петра, не ушла от него, скрывшись в закате. Нет. Она осталась. Слишком сильным потрясением для неё оказались события тех дней. Да и парень смог произвести на неё впечатление.

Вот семья Изабеллы приняла Петра странно. Русский, да ещё и из крестьян. Как их дочь опустилась до такой низости? Особенно орал её отец, когда они пришли знакомиться. Но, получив в челюсть от Пети, заткнулся.

– Ещё раз повысите на мою жену голос, и я вам ноги переломаю, – прорычал он. – Медленно. Одну за другой. Каждую кость по очереди.

Отец осёкся, удивлённый реакцией парня, и только сейчас заметил две нашивки за ранение и боевые награды. Боевые: их могли вручать только за участие в настоящих делах, а не за тыловое сидение. А ведь он был представлен именно так – как «тыловая крыса».

– Извините, – пошевелив рукой челюсть, произнёс отец Изабеллы. И улыбнулся.

Тепла этот удар в их отношения не добавил, но, по крайней мере, его стали не то уважать, не то побаиваться. И при нём голоса не повышать. Особенно после того, как Пётр заявился на один из семейных вечеров со своим другом – известным российским поэтом – Александром Блоком и его очаровательной супругой. Той самой Норико, от которой и у мужа иной раз холодок по спине пробегал. Надо ли говорить, что после такого ужина Кузьмина в семье Изабеллы именовали не иначе как Пётр Ильич и посмотреть косо боялись, не то что выразить своё неуважение.

Эти две парочки познакомились случайно и совершенно дурацким образом. Под конец Русско-Японской войны. В одном из домов Кореи. Норико по какой-то причине знала часть условно-русской агентуры и, в частности, Изабеллу. Та ведь и японским языком владела, и в Японии бывала, будучи завербованной ещё до войны. В конце концов, красивая девушка европейской внешности в Японии на виду, такую не спрятать. Да и племянница известного генерала – тоже фигура видная.

Вот они и «раскорячились» в одном из особняков Кореи, наставив друг на друга свои пистолеты. Норико на Изабеллу. Пётр на Норико. Александр на Петра. А Изабелла на Александра. Общение получилось сложным. Но очень ярким и запоминающимся. И вот, год спустя, они вновь пересеклись. В этот раз уже в Летнем саду Санкт-Петербурга. Блок вернулся домой, а Пётр отправился к новому месту службы. Супруги же последовали за ними. Так и начали общаться, а потом и дружить. Семьями.

Изабелла же пристроилась в Имперскую контрразведку трудиться. Имея за плечами неплохой опыт собственной работы резидентом, довольно легко охотиться на своих бывших коллег. Да и авантюрный характер сказывался, из-за чего она проявляла чудеса изобретательности. Вот с войсками и выступила вперёд, чтобы быть поближе к мужу. Тут-то её и подстрелили. Пуля прошла ногу навылет, не задев ни кость, ни артерию. Повезло. Но на какое-то время она – капитан Имперской контрразведки! – была вынуждена вот так сидеть в лазарете и бездействовать.

– Стреляют… – тихо произнесла она, прислушиваясь. – Размеренно стреляют. На штурм ещё не пошли? Просто обрабатывают выявленные цели?

– Завтра с утра должны начать.

– Ты уж не лезь на рожон.

– Без тебя?

– Без меня, – вяло улыбнувшись, ответила супруга.

– Ты знаешь, у меня работа тихая. Под пулями бегать не нужно.

– У меня тоже, – кивнув на ногу, возразила она.

– Мне тут шепнули, что тот немец не зря в тебя стрелял. Ты там что-то интересное нашла.

– Что там может быть интересного? – отмахнулась Изабелла. – Просто перепуганный, загнанный в угол мышонок. Он стрелял, потому что боялся. Просто боялся. Он не выглядел грозным защитником.

– Я видел его труп. Обычный военный чиновник. Если этот человек осмелился стрелять, да ещё в женщину, значит, всё было совсем не просто.

– Пусть, – отмахнулась супруга с улыбкой. – Хочешь потешить моё самолюбие? Пожалуйста. Я не против. Ну же, рассказывай, что я там нашла? Королевские регалии Пруссии? Ничего ценнее, полагаю, в Кёнигсберге просто не было.

– Ты зря смеёшься.

– А, оставь, – махнула она небрежно рукой.

Так и болтали. Пётр старался отвлечь её и развеселить, отвлекая от грустных мыслей о бездействии. Он специально утаил от неё то, что штурмовые группы уже начали взламывать оборону Кёнигсберга.

Имперская гвардия и так являлась классической тяжёлой пехотой нового времени. Штурмовые же группы были тяжёлыми даже по сравнению с гвардией. В них отбирали самых физически крепких, но невысоких ребят. Этаких дварфов[67]67
  В нашей литературе этих персонажей англосаксонского фольклора (в других германских языках – цверги) чаще именуют гномами, хотя это слово стало популярно благодаря средневековым алхимикам и означало у них не рудокопов, а элементалей – духов стихии – Земли.


[Закрыть] с ломовым размахом в плечах и мощной, специально прокачанной мускулатурой. Надевали на них стальные кирасы из высоколегированной стали, шлемы из такого же материала, а потом вооружали буквально до зубов.

Например, здесь использовались новейшие лёгкие штурмовые карабины – новое детище Браунинга, сделанное под заказ Императора. Этакие ППШ‐41, только с рядом нюансов, изрядно усложнивших конструкцию.

Автоматика осталась прежней, основанной на свободном затворе. Только выстрел производился с переднего шептала, а не заднего, что кардинально поднимало точность одиночной стрельбы[68]68
  Заднее шептало фиксирует затвор в открытом положении. Выстрел происходит сразу после его прихода в переднее – закрытое – положение: зачастую ударник связан с затвором жёстко и накалывает капсюль ещё до того, как затвор ударит по заднему срезу ствола. В любом случае движение затвора изрядно сотрясает всё оружие. Переднее шептало фиксирует отдельный ударный механизм, и выстрел происходит уже после того, как затвор дойдёт в закрытое положение и успокоится там.


[Закрыть]. Появился довольно сложный трёхпозиционный переключатель, позволяющий вести огонь одиночными, «тройками»[69]69
  При обычных сочетаниях скорострельности ручного автоматического оружия и его сотрясения отдачей не более трёх пуль укладываются в габариты туловища человека на дистанции до 200–300 метров.


[Закрыть] и непрерывной очередью. Темп стрельбы, как и у оригинального ППШ, был высок[70]70
  Техническая скорострельность (при стрельбе непрерывной очередью без смены магазина) ППШ – 1000 выстрелов в минуту. Это приводит к быстрому расходованию боезапаса, но во многих обстоятельствах полезно. По сходной причине немецкий единый пулемёт MG42 (и его современный вариант MG3) имеет темп стрельбы 1200–1800 выстрелов в минуту (в комплект поставки входят два затвора разной массы: с тяжёлым темп ниже). Во многих станковых пулемётах есть переключатели темпа стрельбы (в советском ДС – Дегтярёв станковый – 1939 года 600 выстрелов в минуту при огне по наземным целям и 1200 по воздушным). Впрочем, в большинстве пистолетов-пулемётов (да и обычных пехотных пулемётов) техническая скорострельность 400–600 выстрелов в минуту: боевой опыт показал, что в обычном пехотном сражении (не у штурмовых групп, как в данном случае) этого хватает.


[Закрыть]. Он получился даже выше, чем у оригинала, благодаря чему плотность очереди из такого агрегата изрядно повысилась. Использование патронов .360 Mars, приближающихся по своим характеристикам к знаменитому немецкому 7,92×33 Kurz[71]71
  Kurz – короткий. 1909 джоулей при стрельбе из нижеупомянутого Sturmgewehr. Для сравнения: советский патрон 7,62×39 – точнее, 7,62×38,7 – развивает в автомате Калашникова разных модификаций до 2000 Дж, а в более длинноствольных видах оружия до 2200 Дж; американский патрон 5,56×45 – в зависимости от длины ствола – 1560–1890 Дж; советский патрон 5,45×39 – точнее, 5,45×39,82 – 1143–1528 Дж.


[Закрыть], существенно подняло дальность и действенность боя. Конечно, не «штурмгевер» вышел, но уже далеко и не классический пистолет-пулемёт. На 400 и даже 500 метров он мог вполне уверенно работать одиночными выстрелами, в режиме самозарядного карабина. А на дистанциях до 300 метров им уже можно было продуктивно оперировать как автоматическим оружием.

Т-образный трубчатый приклад регулируемой длины, наклонная пистолетная рукоятка, перфорированный (как и в ППШ) кожух ствола, дульный тормоз-компенсатор (у ППШ передний скос кожуха работает в основном как компенсатор, но слабо – по сравнению с конструкциями посложнее – тормозит отдачу), передняя рукоятка и большой «барабан» патронов завершали образ. Такая тяжёлая «пушка». Плюс обвес, куда штатно вошёл специальный фонарик, облегчающий зачистку затемнённых помещений. Суровая машинка. Серьёзная. По тем годам уж точно. И ею вооружена добрая половина бойцов штурмовых групп…

Штурм вёлся без излишнего героизма.

Осторожно.

Аккуратно.

При подавляющем огневом превосходстве, создаваемом локально. Пулемёты и 37‐мм гранатомёты долбили по окнам и бойницам, вынуждая противника отойти или укрыться. Под прикрытием огня подходили штурмовики, и это становилось началом конца. Гранаты чередовались с плотным огнём из скорострельного личного оружия. Пленные были не нужны, как и лишние потери. Поэтому зачистка зданий и помещений превращалась в одну сплошную череду взрывов гранат, прерываемых кратковременными всплесками перестрелок. Очень кратковременными. Обычно просто одиночные выстрелы по контуженым, раненым или убитым. На всякий случай. Для контроля. Из-за чего на фоне канонады, устроенной 340‐мм орудиями тяжёлых мониторов, не только Изабелла, но и многие не замечали штурма…

Тем временем в Санкт-Петербурге был очень непростой разговор.

– Ваше Императорское Величество, – не унимался Ренненкампф. – Вы играете с огнём!

– Друг мой, вы излишне переживаете.

– Это война! Большая и серьёзная война! И для победы в ней нужно использовать все возможные ресурсы!

– Война – это продолжение политики иными средствами. Это просто инструмент для решения тех или иных экономических или хозяйственных задач. Не более.

– Что вы такое говорите?!

– И я не хочу, чтобы после победы от моей страны остались одни руины. Зачем мне нужна такая победа? Вам – понятно. Вы раб лампы и мыслите категориями войны. Но ещё Талейран говорил, что война слишком серьёзное дело, чтобы доверять её военным. Вы слишком увлекаетесь! Вы превращаете всё в войну ради войны. А это недопустимо.

– А допустимо будет, если немцы всё-таки проведут мобилизацию и раздавят нас как лягушек паровым катком?

– Вы настолько не верите в нашу армию? Серьёзно? Или столь высоко оцениваете германскую?

– Я не пренебрегаю численным превосходством, Ваше Императорское Величество. Бог на стороне больших батальонов.

– При прочих равных.

– Что, простите?

– Я говорю, что Бог на стороне больших батальонов при прочих равных. Чтобы компенсировать недостаток численности, применяют разные ухищрения – от занятия выгодной позиции до лучшего вооружения личного состава. Самым известным примером правильно занятой позиции являются триста спартанцев. Это всего лишь легенда, но она прекрасно иллюстрирует, насколько ничтожным может оказаться даже категорическое численное превосходство, если ты грамотно используешь рельеф и свои сильные стороны. Второе же не менее ярко демонстрирует сражение у Роркс-дрифт.

– Но там были дикари!

– А чем дикари в том случае отличались от цивилизованных людей?

– Всем!

– Это неверное утверждение. И там были мужчины, и там. То есть как минимум анатомически в своей основе они не отличались.

– Вы же поняли меня.

– Понял. Именно поэтому и пошутил. Битва при Ляо-Яне, где вы сами командовали – тоже, я полагаю, не в счёт?

– Там же были японцы!

– А потом, во время второй битвы у Ялу, что, тоже были японцы?

– Нет, но…

– Что «но»? Чем цивилизованные люди отличаются от дикарей? Отличие базируется на трёх китах: организация, выучка и снаряжение. Так? Так. Дай дикарям организацию, выучку и снаряжение, как у цивилизованных людей, и ты их не отличишь.

– Есть национальные различия…

– Которые лишь слегка корректируют ситуацию, но не более. Главное же заключается в другом. Мы в плане организации, тактики, выучки и снаряжения существенно превосходим немцев и австрийцев. Бои первых дней показали это в полном объёме. И я не вижу смысла в том, чтобы в угоду миражам рушить экономику России. Или вы забыли про экономику? Пусть катится колбаской по Малой Спасской! Ведь голод будет потом. И разруха тоже. Потом. Зато сейчас мы людей спасём немного. Так, что ли? Ну а что? Люди же погибнут! Уже сейчас. А то, что будет потом, не важно. Даже если в десять раз всё хуже – это произойдёт потом. А слеза ребёнка – вот она, уже катится. Как же вы можете пройти мимо? Вы что, бессердечный человек?

– Нет, – нахмурился Ренненкампф. – Я не это имел в виду.

– А что вы имели в виду? Золотое правило разумности – не делать того, что приведёт к ещё большим проблемам. Не поддаваться эмоциям. Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Но зато с них и спрос выше. Обыватель может себе позволить простые человеческие эмоции, сострадание и прочее. А тот, чьи решения определяют судьбы миллионов, такой роскошью не обладает[72]72
  Говорил наш герой, а сам вспоминал: до чего довела излишняя сердобольность оригинального Николая II, ставившего семью и личные рефлексии выше дела.


[Закрыть]. Он должен уметь спокойно смотреть на гибель тысяч, если понадобится сотен тысяч, чтобы спасти миллионы. Ибо Империя – превыше всего. Империя. А не его ничтожные страсти, которым он жаждет уступить и побежать творить всякую фигню.

– Николай Александрович, но солдаты же гибнут… Сердце кровью обливается.

– Работа солдат и офицеров сопряжена с высоким риском для жизни. Они могут погибнуть. Риски есть всегда – и немалые. И чтобы они ни в чём не нуждались, им нужен тыл. Хороший тыл. Крепкий. И спокойный. Чтобы там и с продовольствием беды не было, и с порядком. Вы же хотите поднять народное ополчение в погоне за численностью войска. А это не только разрушит тыл, но и лишит Россию того военного преимущества, каковым она обладает. Пока что наши бойцы лучше всего вооружены, организованы и применяют наиболее продуктивные тактики. Это следствия использования профессиональной армии. Не нужно их сильно и быстро разбавлять мобилизованными… иррегулярами, которых волею судьбы оторвали от их профессии и отправили заниматься вещами, о которых они знают лишь понаслышке. Да, потери в армии есть, и их нужно восполнять. Да, какие-то тыловые и второстепенные задачи не требуют столь серьёзных профессионалов. Но для решения этих вопросов проводить тотальную мобилизацию не требуется. Достаточно будет и ограниченной.