Текст книги "Белое солнце России"

Назаров, официант, а также окончательно пришедший в себя Марсель Прохорович обернулись.

В дверях стоял высокий мужчина лет тридцати с небольшими завитыми усиками. Одет он был в зеленоватый френч.

– Я все наблюдал с самого начала, – продолжил незнакомец. – Драку завязали двое негодяев, напавших на мирно обедающего гражданина. Товарищ красноармеец всего лишь оборонялся. Я не понимаю, почему официант, вместо того чтобы вызвать милицию, предъявляет какие-то претензии.

– Кто вы такой, гражданин, будете? – спросил официант.

Незнакомец вытащил удостоверение.

– Старший оперуполномоченный, советник аппарата Реввоенсовета республики Дмитрий Сосницкий.

Официант, напуганный таким серьезным титулом, не стал смотреть удостоверение, а сразу же куда-то выскочил, видимо побежал за милицией. Сосницкий подошел к месту побоища.

– Здравствуйте. Вы Федор Назаров?

– Точно так, – ответил Федор, поворачиваясь к незнакомцу.

– Я с самого начала догадался. Когда увидел происходящее, сразу понял: это именно вы. Чуланин кое-что рассказал о ваших дорожных приключениях. Теперь понимаю, почему в поезде из банды никто не ушел. Вообще-то я сначала думал вмешаться, но потом захотелось проверить, каков вы в деле.

– Ах, вот оно как, – сказал Назаров. – Сейчас мы пойдем, только я сперва докончу одно дело.

С этими словами он подошел к бандиту с покалеченной рукой. Тот, опасаясь подняться, пополз к двери, но далеко не уполз. Его напарник уже пришел в себя и тяжело дышал, пытаясь осознать произошедшее.

Назаров взял бандита за шиворот и посадил на стул.

– Дружок, я ведь костоправ знатный. Что, ручку мне не доверяешь? Тогда расскажи, какие у вас претензии к товарищу?

– Наше дело маленькое. Нам еще с февраля было приказано, как увидим где Марселя Ракова, так его сразу привести.

– Куда привести? Кем приказано?

В этот момент второй бандит окончательно пришел в себя, приподнялся и заорал:

– Ванька, хватит, чушь молоть! Простите, товарищ, мы не знали, что теперь этот Раков в высоких чинах, и хотели ему бока немного намять за старые счеты.

Назаров обернулся ко второму бандиту, желая провести беседу и с ним, но тут в зал вошел официант с двумя милиционерами, молодыми пареньками, единственным отличием которых от остальных прохожих были красные повязки на рукаве и винтовки. После выяснения формальностей оказалось, что ногами оба бандита ходить могут, и милиция их уволокла.

Перед тем как выйти из ресторана, Марсель Прохорович, окончательно пришедший в себя после неприятного происшествия, обратился к официанту:

– Эй ты, позор благородной профессии, изволь мне сказать, почему эти щи называются «Замоскворецкими»?

– Сами бы знать должны про то, как, бывает, по весне все Замоскворечье половодье зальет, и жителям нет из домов никакого выхода. Вот тогда они из квашеной капусты и остатков прочей провизии варят такие щи.

– Полезное знание, – заметил Назаров.

* * *

На звонок около минуты никто не отзывался, поэтому посетитель решил дополнить его интенсивным стуком. Наконец в глубине квартиры послышалось шуршание.

– Кто там? – надтреснутый голосок явно принадлежал обитателю запертой квартиры.

– От Ивана Григорьевича Мяснова, – молодцевато ответил визитер.

Несколько секунд ушло на возню со звонком. Наконец дверь отворилась.

Старушка несколько секунд смотрела на гостя – высокого парня с залихватским чубчиком, выбивавшимся из-под картуза, потом, признав его, пригласила войти.

Парень снял шапку, тщательно вытер ноги, уверенно прошел по коридору, демонстрируя, что в этом доме он не впервые. Войдя в гостиную, гость, правда, на миг растерялся, удивленный увиденным. В огромной комнате – почти бальный зал, из мебели остались лишь кресло, журнальный столик и книжный шкаф с опустевшими полками. Дорогие обои были покрыты большими темными прямоугольными пятнами, и гость понял – картины, висевшие здесь полтора десятка лет, сняли совсем недавно.

В гостиную вошел мощный, еще полный сил мужчина лет пятидесяти.

– Здорово, Пашка, – сказал он.

– Здравствуйте, Леонид Богданович, – слегка поклонившись, сказал гость. – Меня послал Иван Григорьевич спросить, получили вы приглашение на именины?

– Получил, – ответил хозяин. – Но, по правде говоря, решил, что Иван Григорьевич изволили пошутить.

– Иван Григорьевич Мяснов своими именинами не шутит, – важно ответил парень.

– Так-то оно так. Но ведь боязно. Сейчас на улицу нос высунуть боишься, в квартире дрожишь – вдруг по твою душу придут. А тут известный на всю Москву купец затеял именины справить. Это же будет, как у поэта Пушкина, чумной пир.

– Сомневаться вам в Иване Григорьевиче не придется. Он все подготовил, как в лучшие времена. За столом соберутся только старые знакомые: Федоров, Севрюгин, Карагузлаев. Не будет лишь Рябушинского – он уехал. А насчет неприятностей от властей здесь меры приняты, будьте уверены.

– И когда приходить-то?

– К девяти вечера. Иван Григорьевич хочет, чтобы гулянка до утра дотянулась, как в старые времена.

* * *

Перед началом долгого ночного похода Назаров, Сосницкий и Марсель Прохорович заглянули в номер. Товарищ Раков начал с того, что отрезал ломоть хлеба и, продолжая бормотать ругательства по адресу официанта и «Замоскворецких щей», съел его с куском сала. Назаров последовал его примеру. Сосницкий вежливо поблагодарил, но отказался. Федор попытался расспросить своего постоянного спутника о плохих парнях, напавших на него в ресторане, но Раков в ответ нес какую-то несусветицу, и Федор, утомившись, отвязался от него.

По окончании трапезы Марсель Прохорович хотел было убрать сало. Назаров остановил его.

– Вот что, товарищ Раков. Сунь-ка его в свой мешок. Если сало и вправду в Белокаменной ныне как золото, надо иметь его при себе.

Сосницкий усмехнулся, однако не возразил. Потом он обратился к своим спутникам:

– Как я понял, вы давно в Москве не были. Обстановка сейчас очень тяжелая, товарищи. Все банды, которые занимались своим делом и прежде – остались. С октября к ним присоединилась куча шпаны. Дезертиры с фронтов, петроградские матросы-анархисты, ехавшие на Дон, но задержавшиеся в столице, анархисты, убежавшие с Украины от немцев. Можно встретить даже уголовников из Альконы. Это район под Гамбургом, вроде нашего Хитрова рынка. Их выпускали из лагерей за обещание присоединиться к русской революции. А они присоединились к русской шпане. Вооружены бандиты лучше, чем любая наша рота. Кое-что привезли с фронтов, кое-что взяли здесь на складах и на реквизициях. У самой мелкой шайки считается хорошей приметой иметь ручной пулемет. Поэтому надо быть готовыми к трудностям по полной программе. Как у вас с оружием?

Назаров достал маузер, осмотрел его, заодно пересчитал патроны. Потом вынул из мешка браунинг, взятый вчерашней ночью в качестве трофея, и протянул Марселю Прохоровичу:

– Возьми, товарищ Раков. Без моего приказа не вынимай.

– Отлично, – сказал Сосницкий. – Товарищ Назаров, хорошо ли знаете притонную Москву?

– Мягко говоря, не особенно.

– А мне возле нее приходилось обретаться. Конечно, в вертепы и клоаки буржуазного общества вхож не был, но о географическом расположении их представление имею, – сказал Марсель Прохорович.

– С чего предлагаете начать, товарищ знаток?

– Поблизости от Хитрова рынка есть трактир «Бремен», что в начале Германской войны из-за общественного шовинистического угара изволили переименовать в «Буян». Самое, вам скажу, правильное наименование, ибо темная шушера там всегда собиралась. Мои друзья, кто характером потише, долго к тамошним обычаям притерпеться не могли. Каждый вечер то клиенты ножами порежут друг друга, то полиция с обыском придет.

– Значит, начнем с «Буяна», – сказал Сосницкий. – Не возражаете, товарищ Назаров? Конечно, можно было бы, не тратя времени на такие кабаки, сразу заглянуть на Малую Дмитровку, в особняк к анархистам. Но это – поганое гнездо. Если повздорить с обитателями, то без гранат туда не попасть, а без пулемета оттуда не выбраться. Поэтому лучше постараться выйти на Князя в каком-нибудь притоне.

На улице они взяли извозчика.

– Одно плохо, – задумчиво сказал Сосницкий. – Мы не можем на этот вечер расстаться со своими документами. По крайней мере, я. Если будем всю ночь бродить по Москве, наверняка придется объясняться с патрулем. А если нас задержат до выяснения личности – сорвется операция.

– Это плохо, – заметил Назаров.

* * *

То, что товарищ Раков не ошибся, стало понятно, когда Сосницкий приказал извозчику ехать к трактиру «Буян». Мужичок повиновался с неохотой, а когда ездоки расплатились и вышли, тотчас заорал «н-но, залетная!» и от души хлестанул лошадь кнутом, будто желая узнать, на какую максимальную скорость она способна.

К удивлению Назарова, «Буян» оказался довольно чистым заведением, с электрическим освещением, а на столах даже были расстелены чистые скатерти. Как в некоторых других московских ресторанах, клиентов обслуживали девушки-официантки. Лишь только новые посетители сели за свободный столик, к ним сразу же подскочила девица с подносом:

– Что хотите, дорогие гости? Поужинать или лекарствами полечиться?

Назаров переглянулся с Сосницким. Тот ответил:

– У нас сегодня татарский день. Поставь-ка нам самоварчик. Или – нет. Кофе есть? Отлично. Три кофе, да покрепче.

Девица упорхнула. Марсель Прохорович удивленно посмотрел на спутников:

– Я только одного не понял. О каких медикаментах изволила говорить эта трудящаяся барышня?

– А ты взгляни на соседний столик.

За соседним столиком сидела компания человек в шесть. Кроме тарелок с остатками различных закусок, перед ними стояли несколько крупных аптечных склянок и водочных стаканов. Вот к ним подошла официантка, взяла на свой поднос пустую склянку, сменив ее на другую, полную.

– Может, и нам бы, товарищи, следовало полечиться? – сказал Раков.

– Впереди ночь. Может, еще пить придется. Так что пока надо кофейком взбодриться, – ответил Сосницкий.

Между тем с соседнего столика смотрели на новых посетителей. Потом компания разом подняла стаканчики, чокнулась, опрокинула. Двое опять начали разливать «лекарство», а четверо поднялись и направились к соседям.

– Только у рябого, – шепнул Назаров. Сосницкий кивнул, поняв нового друга с полуслова.

Трое парней в модных, но слегка потрепанных пиджаках встали неподалеку от столика. Рябой подошел поближе и обратился к Сосницкому, приняв его за главного:

– Гражданин незнакомый, позвольте полюбопытствовать, на кой ляд вы сюда заявились?

– Вы, наверное, не поверите, но кофию испить.

– Давай, фраер, выкладывай, чего тебе в какой-нибудь «Праге» не сиделось? Если девочки нужны, так можно было внутрь не заходить.

– Чего же вы так, грубить сразу? – обиженно и чуточку испуганно сказал Сосницкий. – Надо сперва познакомиться, сигаретки покурить, выпить за дружбу.

– У тебя, фраер, от моего табачка кишки в штопор завернутся, – сказал рябой.

– Тогда моих покурим, – Сосницкий протянул рябому раскрытый золотой портсигар.

Тот потянулся к нему, намереваясь то ли взять сигарету, то ли выхватить саму вещь. Однако Сосницкий отодвинул руку, а когда парень перегнулся через стол, бросил портсигар на скатерть и схватил рябого за воротник. Левой рукой он поднял с колен заранее извлеченный из кармана наган и коснулся им подбородка собеседника.

Между тем Назаров сунул руку в карман рябому и вытащил оттуда револьвер. Остальные парни выхватили ножи, но, увидев, что двое их противников с пистолетами, а главарь – обезоружен, отступили.

– Это вы правильно, ребята, это мудро, – спокойно сказал Назаров. – Теперь можете вот сюда, на стол, положить.

Прочие посетители «Буяна» обернулись на шум, но, увидев пистолеты и ножи, тут же вернулись к прежним занятиям. Официантки по-прежнему разносили блюда и «лекарства».

– Это же надо, так оружие запустить, – качая головой, проговорил Назаров. – Ствол ржавый, боек сбит, барабан крутится, как колодезный ворот. У городового взял?

– Да, – испуганно ответил рябой.

– А у тебя он среди какой дряни хранился? Под огуречной кадкой, что ли? Да вы, ребята, чего стоите-то? Можете обратно за свой стол сесть. К тебе, рябая морда, это не относится.

Рябой не отвечал. Он по-прежнему стоял в неудобной позе, уставившись взглядом в белую скатерть. Потом все-таки раскрыл рот:

– Товарищи, вы из Чека?

– Ну и дурак, – искренне сказал Сосницкий. – Будь так, ты бы сейчас ехал с нами на Лубянку. А может, и не ехал бы. Они ради такой дешевой дряни машину бы гонять не стали. Тут бы на задворках тебя бы и угомонили. Нет, сявка, мы здесь по своим интересам. Если хочешь не вспоминать этот вечер обидными слезами, поможешь нам с человеком встретиться. С Князем.

На лице рябого изобразился немалый страх. – А если я правду скажу, убивать не будете?

– Не будем, – ответил Сосницкий. – Говори.

– Я не знаю. Только слышал, будто он на Малой Дмитровке появляется. А где там, что – не знаю. Вам все девки могут рассказать.

Сосницкий пристально взглянул в глаза собеседнику.

– Пожалуй, и вправду не знаешь. Твое счастье. Скажи только напоследок, откуда вы такие взялись и чего не хотели дать нам посидеть спокойно.

– У нас в округе мелкие дела. Заблудившихся фраеров до дому провожаем. А здесь нам хозяин ставит водки, чтобы мы следили за посторонними посетителями.

– Скажи ему – все в порядке. А сам вали за свой стол и сиди мирно, нам не мешай. Не рад?

– Простите, любезный, – несмело сказал Рябой. – Может, вы ствол вернете?

Назаров повертел в руках револьвер, вынул из барабана все патроны и протянул его Рябому.

– Как же я без них? – жалостливо протянул тот.

– Бери, пока дают. Потом достанешь. Сегодня фраера без твоей помощи до дому доберутся. Как звать-то тебя, герой? Если вдруг найти понадобится.

– Лужковы мы. Фамилия известная. Кого хошь спроси на Сухаревке или на Хитровке, каждый знает.

– Да, фамилия известная.

С этими словами Назаров протянул Рябому револьвер и три ножа. Тот схватил их и попятился к своему столику.

В этот момент официантка принесла заказ – кофейник, из-под крышки которого вырывался ароматный пар.

– Большое вам, уважаемые посетители, спасибо, – сказала она.

– За что спасибо-то, барышня? – поинтересовался Назаров.

– Да за то, что не стали много шуметь и посуду бить. Я, когда у вас пистолеты увидела, заранее огорчилась: хозяин рассердится, что я поспешила вам чашки поставить, может, потом их из моего жалованья вычтет. Совсем плохо получилось бы, если бы у вас до худшего дошло. Так, один господин недавно все спорил, ругался. Пистолет хотел выхватить, да не успел. Потом его отсюда вытащили, а пол от разной гадости пришлось мне замывать. – Девушку передернуло от неприятных воспоминаний.

– Сколько мы должны? – спросил Сосницкий. Официантка назвала цену. Сосницкий протянул ей несколько «керенок». Официантка мгновенно произвела мысленный расчет и с удивлением взглянула на щедрого клиента.

– А на сдачу, если тебя не затруднит, скажи, где можно Князя найти.

Девушка посмотрела на деньги, посмотрела на Сосницкого и сказала:

– Лучше я вам сдачу принесу.

Она хотела уйти, но ее остановил Назаров:

– Барышня, не хотите провинциального деликатеса?

После чего солдат достал шмат сала и отрезал от него почти треть. Официантка несколько секунд разглядывала дорогой подарок. Потом она взяла его, понюхала, сладко улыбнулась и кинула в карман фартука.

– На Малой Дмитровке, – сказала девушка. – В особняке анархистов Князь обретается. Там он и днюет, и ночует. А вы, случаем, не чекисты?

– Нет. Мы из провинции, на москвичей приехали посмотреть, на знаменитостей. Чтоб дома было чаво рассказать.

– Жаль, что не чекисты, – вздохнула официантка. – Они любят рассказывать, как всех врагов победят и нормальная жизнь вернется. Бандитов, говорят, изведем, хлеб белый будем уминать, сколько влезет, без пайков и карточек. А ты из буржуазной прислуги в воровском притоне превратишься в пролетарскую подавальщицу, и никто тебя не будет лапать за зад, кроме собственного мужа. Приятно послушать.

– Понимаю, – сказал Назаров. – Как звать-то, барышня?

– Татьяна, – ответила девушка.

Знакомство Назарова и Татьяны развития не получило. Девушку окликнули из кухни, а Сосницкий поторопил спутников:

– Давайте допьем скорее. Или кофе слишком горячий?

– Кофей изволил остыть, – сказал товарищ Раков. – Только я этой господской причуды не любитель.

– Я тоже больше к чаю приучен, – сказал Назаров. – Но если впереди ночь без койки и подушки, лучшего напитка не придумаешь. Когда я был на Кавказском фронте, под Батумом, пил турецкий кофе, так от одной чашки больше прока, чем если с вечера чая самовар выдуть.

– Тогда допивайте. И пойдем скорей.

* * *

Между тем Татьяна в маленькой каморке, рядом с посудомойней, рассказывала своей подружке о редкостной удаче:

– Представляешь, Маруська, полфунта сала отрезал не моргнув. Всего лишь за одно слово. Вот какие люди иногда в Москву приезжают.

– Танька, а ты их тоже на Малую Дмитровку послала?

– А ты что бы стала делать? С хозяином надо было поссориться? Он же каждое утро нам твердит: кто бы ни спрашивал о любой фамилии или кличке, милиция, громилы, чекисты, говорить одно – на Малой Дмитровке ищите. Ему в прошлом году Князь ухо отрезал за то, что из-за такой же болтовни на его след чуть сыщики не вышли. Если это Князевы друзья, то им на Дмитровке все объяснят. А если нет – у них хватит ума туда не соваться.

* * *

– Что же вы, товарищ Сосницкий, заставили товарища Назарова столько сала потратить? – чуть не плача, бормотал Марсель Прохорович. – Ведь вам рябой громила и так все про Князя сказал.

– Мне надо было окончательно убедиться, – задумчиво ответил Сосницкий. – Очень не хочется идти на Малую Дмитровку. Но делать нечего. Теперь или по домам, или туда.

– Это точно, – заметил Назаров.

Уже почти стемнело. Они недалеко отошли от «Буяна» и старались углядеть в сумерках извозчика. Пока никаких результатов это занятие не принесло.

И тут они услышали крик. Из-за угла выскочила запыхавшаяся девушка и, не разбирая дороги, понеслась дальше. Ее преследовали трое мужчин, хрипло выкрикивая «сука» и прочие нехорошие слова.

– Сейчас проститутки здесь на каждом углу, – невозмутимо пояснил Сосницкий.

Они как раз стояли на углу, ожидая извозчика. Даже не взглянув на них, девушка промчалась мимо. Первый из преследователей – щуплый парнишка в гимназической тужурке уже вытягивал руку, чтобы ее схватить.

Назаров сделал полшага вперед и выставил ногу. Парнишка не ожидал подобной неприятности, поэтому не просто грохнулся на мостовую, а пролетел метра три по курсу прерванного движения. Сделав такую гадость, Назаров скромно отступил, так что перед остальными двумя негодяями оказался Сосницкий.

Тот мгновенно сориентировался в изменившейся ситуации. Марсель Прохович смотрел на него, ничего не понимая, однако Назаров отлично видел, как напрягся Сосницкий, как за один миг проверил каждый мускул и какими глазами он смотрит на подбегающих противников.

Первый из них тоже ничего не успел понять, когда Сосницкий ударил его ногой в живот, ударил, а не лягнул, Назаров отлично понимал разницу. Бандит отшатнулся назад, чуть не завертелся волчком и свалился на спину. Следующий на очереди негодяй, крепыш, прыгнул вперед, выбросив руку с ножом в направлении горла Сосницкого. Марсель Прохорович зажмурился, но контрразведчик легко ушел в сторону, и нож прорезал пустое пространство.

Дмитрий не стал ждать, пока негодяй попробует ударить еще раз, а взял его за шиворот и треснул головой о фонарный столб. Нож со звоном упал на мостовую, вслед за ним глухо шмякнулся хозяин.

После этого наступила тишина, изредка прорезываемая скулежом «гимназиста» и хрипящим дыханием бандита, валявшегося возле стены дома. Крепыш не был способен даже на такие примитивные звуки. Наконец в тишине раздался голос успокоившегося Марселя Прохоровича:

– А неприличная барышня-то убежать-с изволили, так и не разъяснив нам причины своего злоключения.

– Да и так все ясно, – сказал Сосницкий. – Товарищ Назаров, вы что, планируете за каждую московскую блудницу заступаться?

– Нет, товарищ Сосницкий, не за каждую. Просто захотелось мне проверить, каковы вы в деле.

– Довольны?

– Как любил говорить мой фронтовой товарищ капитан Терентьев, можно одобрить.

– Тогда пошли. Впрочем, минутку. Это что, я себе, что ли, локоть ушиб без всякого результата?

Сосницкий нагнулся к парнишке, который распластался на грязной мостовой, всем своим видом демонстрируя грозным врагам, что он не собирается подняться до самого утра. Однако когда каблук Сосницкого нежно опустился на его правую ладонь, «гимназист» усомнился в том, что его неприятности закончились.

– Слушай, дикий поросенок, ты чего после наступления комендантского часа девок гоняешь?

Казалось, парню понравилось такое определение, и он взвизгнул в ответ:

– Не виноват я, товарищи! Они меня сами во все втянули. Спиртом насильно поили, старушку-маму обещали зарезать, если с ними ходить не буду.

Юноша хотел добавить еще что-то, но следующее предложение слилось в нечленораздельный визг, так как Сосницкий чуть-чуть перенес центр тяжести на правую ногу.

– Ты будешь завтра сестре милосердия рассказывать, как они твою маму насильно спиртом поили. А мне объясни свое глупое поведение.

– Эта стерва, ну девчонка эта, из салона мадам Розенфельд. Она не захотела на Ахмедку работать. На того самого, что рядом лежит. Он приказал помочь ее догнать и проучить. Чтобы другие девчонки вокруг «Буяна» не ломали ему коммерцию…

– Довольно, – сказал Сосницкий. – Пойдемте, товарищ Назаров. Как вы полагаете, пнуть его напоследок?

– Лишнее, – ответил Федор.

Когда они отдалились от места битвы, Сосницкий сказал:

– Этой зимой в Москве закрылось несколько борделей. Хозяева, которые не ужились с новой властью, подались кто в провинцию, кто подальше. А контингент – остался. Много девок пошло под «котов», но им, конечно, после прежней галантной жизни работать на таких хозяев противно. Поэтому кое-кто до сих пор пытаются сами собой выжить. Их сперва вежливо предупреждают, потом ребята, которые берут навар с местных котов, такую девчонку ловят. Забавляется вся шайка, а последний должен ее прирезать.

– Я, товарищи, никак не изволил ожидать, что в Москве такие варварские нравы смогут воцариться, – сказал Марсель Прохорович.

– Кстати, товарищ Сосницкий, – спросил Назаров, – не доводилось ли, случаем, вам задерживаться в японском плену?

– Не довелось даже воевать.

– Это я потому так говорю, что с упомянутым капитаном Терентьевым произошло именно такое приключение. Взяли его при капитуляции Порт-Артура, тогда еще поручиком, а он, будучи в городе Киото, не расписывал с утра до вечера пульки, как прочие офицеры, а интересовался, как японцы живут. Так заинтересовался, что задержался в Японии на полгода после войны. Свел дружбу с местными мудрецами, которые знают джиу-джитсу – сейчас она в моде – и еще какие-то полезные штуки. Когда я на Германской войне встретился с Терентьевым и по разным причинам – рассказывать о них долго – наше знакомство укрепилось, он мне некоторые штуки показал. Вот они мне и вспомнились, когда я на твою работу глядел.

«А еще вспомнились гонконговские боевики», – мог бы добавить Федор.

– Джиу-джитсой я занимался, – признался Сосницкий. – Еще занимался французской борьбой. Я сам преподаватель гимнастики. Конечно, в гимназии, где я работал, ученикам давал Сокольскую систему[5]5
  Сокольская система гимнастики, созданная в Чехии, была распространена в России в начале века. Эта система, включавшая как обычные упражнения, так и упражнения с различными снарядами, нередко называлась «славянской системой физического воспитания».


[Закрыть]. Но после уроков кое-кто из ребят оставался, и мы практиковали разные новшества… Ладно, поговорить об этом еще успеем. Вот порожний извозчик.

Извозчик действительно остановился, привлеченный тремя прохожими, интенсивно махавшими руками. Через минуту пролетка уже неслась в сторону Малой Дмитровки.

* * *

– Товарищи, а почему вы столь уверенно полагаете, что нам сюда? – спросил Марсель Прохорович.

Ни Назаров, ни Сосницкий не ответили ему. Они подошли к особняку и уже за двадцать шагов прекрасно слышали, что происходит в его стенах.

Могло показаться, будто в здании одновременно состязаются десять хоров. Назаров улавливал отдельные мотивы, от «Варшавянки» до куплетов про красоток в кабаре. Видимо, хормейстеры время от времени ссорились друг с другом: доносились звуки выстрелов. На минуту всех певцов сразу перекрыл мощный голос: «Товарищи, настал час». Назаров так и не узнал, о каком часе велась речь – оратора заглушила длинная пулеметная очередь.

Возле приоткрытой двери, в полоске тусклого света, падавшего из окна, Назаров заметил блестящую груду отстрелянных гильз. Широкая мраморная лестница освещалась значительно хуже. Тусклая электрическая лампочка горела лишь при входе. На лестнице, в полутьме, сидел парень с огромной, почти поповской гривой. В одной руке он держал бутылку, в другой – пистолет.

– Вы… ик… Сто – ик – ять! К-к… Кто?! Переп… пре… стр-р-р… Я есть… ик… пу… пу… – длинноволосый принялся размахивать пистолетом, как волшебной палочкой, и, похоже, был настроен не пустить посторонних в охраняемый им особняк. А хуже всего – он хотел говорить, спорить, расспрашивать и допытываться. Что могло и затянуться.

Товарищ Сосницкий сделал шаг вперед, с ловкостью фокусника-покусника вырвал пистолетик из руки длинноволосого и сложенными щепкой пальцами двинул обезоруженного в шею. Тот клюнул носом и затих.

– Алкоголик, – с укоризной покачал головой Сосницкий и, выцарапав у обезвреженного из ладони бутылку и понюхав содержимое, влил его в рот своей жертвы.

– Для надежности, – пояснил он.

Раков испуганно завертел головой, а Назаров лишь пожал плечами, мол, может, оно и правильно, не знаю, вам, москвичам, виднее.

Путь наверх по широкой, пустой и полутемной лестнице был свободен, чем троица незваных гостей и воспользовалась.

Мрамор ступенек устилал такой разнообразный мусор, что казалось, будто его свозили сюда со всей Москвы. Под ногами поднимающихся хрустело, шуршало, трещало и хлюпало. Сверху доносились визги, крики, пальба и топот.

Лестница уперлась в стену, от которой, словно оттолкнувшись, уходила выше, раздваиваясь. Но что левый, что правый ее рукав выводили на широкую площадку, на которой наблюдалась группа товарищей. Странных товарищей… Впрочем, может, и обычных для этого места. И обойти их не было никакой возможности.

Безмятежное восхождение по лестнице нарушила девица в зеленой, как болотная плесень, шляпке. Она прыгнула сверху, с площадки, и, пролетев над тремя ступенями, повисла на шее у Дмитрия Сосницкого. И если бы не его мощное телосложение, считать бы ему спиной ступеньки.

– Возьми меня, мон шер! Возьми меня прямо здесь! – заверещала зеленошляпая, обвив могучую шею бывшего учителя гимнастики. Сосницкий встал как вкопанный, в растерянности развел руки в стороны.

– Назад, профура! – донесся сверху мужской хрип, следом за которым бухнул пистолетный выстрел, и пуля прожужжала над головой Сосницкого.

Рука товарища Назарова уже сжимала маузер, товарищ Раков озирался, просматривая пути отхода. «В беспокойное место мы зашли», – подумал Федор. А Сосницкий, отчаянно ругаясь, отдирал от себя назойливую дамочку.

Троих из великолепной семерки, обосновавшейся на площадке, на какое-то время перестала волновать революционная действительность, их несло по водочным или кокаиновым волнам к архипелагу Забвения, в то время как тела все-таки оставались лежать живописными кулями на лестничной площадке. Другое дело оставшиеся четверо. Недопившие-недобравшие, они могли еще двигаться и стрелять, и было видно, из чего они могли стрелять. Даже от второй дамочки в боа из перьев, курящей папиросу на длинном мундштуке, допустимо было ожидать вредных выходок. Но более прочих Назарова заботил тип, что уже разок бабахнул из револьвера: почти трезвый с виду, в матросском клеше и грязном тельнике, опоясанный пулеметными лентами, он грозным утесом нависал с последней ступеньки над лестничным подъемом и дырявил новоприбывших взглядом, каким, верно, смотрит на мир пулеметное дуло.

– Назад, профура! – повторил приказ «матросик» и опять шарахнул из револьвера. На сей раз пуля угодила в ступеньку перед туфелькой непослушной дамочки. Револьверное убеждение подействовало.

– Дурачок! – надув губки, обиженно пискнула зеленошляпая, села на ступеньки и заплакала.

– Кто такие? Куда претесь? – пулеметные глаза не предвещали ничего хорошего, похоже, гости особняка очень не нравились суровому матросику.

– Нас позвали, – сказал Назаров, потому что требовалось что-то сказать. Одновременно Федор вроде бы невзначай поднялся еще на одну ступеньку.

– Кто вас таких мог сюда позвать? Отвечать, живо! – револьвер подрагивал в лопатообразной ладони. Матросик явно был на взводе, и Назаров с тоской подумал, что, пожалуй, в любом случае перестрелки с ним не избежать. Даже если начнут они сейчас извиняться, дескать, миль пардон, ошиблись адресом, и попытаются уйти. Тогда их спины все равно превратятся в решето.

Федор заметил, что и Сосницкий переместился на две ступеньки вверх. Значит, они с ним одинаково читают ситуацию.

Молчать было никак невозможно. Назаров открыл рот, чтобы наговорить что-нибудь навроде того, что, дескать, они ищут Князя, они его люди, они выполнили его задание и идут отчитываться.

Рано, конечно, было называть это имя в этом месте, не оглядевшись, не прикинув, что у них к чему. Весьма небезопасное занятие, но какими еще словами удержать взвинченного матросика, Федор не представлял. А магическое «Князь» должно было подействовать.

Итак, Назаров открыл рот, но вовремя удержал срывавшегося с языка «Князя». Вместо этого он громко и торжественно произнес:

– Грянуло Новомирье! А мы его навоз, его ступени, его кости и прочее! Долой тухнущих карасей! Да здравстуют новые люди рождающегося в муках мира!

– Батюшки, спятил, – воскликнул где-то рядом боец Раков.

Сосницкий с удивлением посмотрел на Назарова, а у матросика так прямо челюсть отвисла.

Федор знал, что с ума он не сошел. Просто он всегда следовал заветам бывалого разведчика капитана Терентьева: «Запоминать все, в первую голову – мелочи, сгодятся, сынок, непременно когда-нибудь сгодятся».

И еще один человек, услышавший солдата, не посчитал его за помешанного. Этот человек в числе небольшой группы как раз перед началом удивительного монолога Назарова вышел на лестничную площадку. К нему, к этому человеку, собственно, и обращался Федор. Для него, для этого человека, и следующие фразы Назарова предназначались:

– Ты звал нас, и мы пришли! Дети новой эпохи! Дети поезда «Пенза-Москва»! Мы поверили тебе, гуру!

И солдат вытянул руку в направлении того, кто уже сам продвигался к Назарову, зачарованный его словами, как звуками волшебной дудочки. Долговязый молодой человек с волосами до плеч и изможденным лицом. Поэт, мелькнувший в поезде «Пенза-Москва», но не забытый Федором Назаровым.