Текст книги "Белое солнце России"

– Это все, что ты можешь сказать?

– Все, ей-богу, все, – затараторил Никита. Раков встал, поднял руку с браунингом. Паренек побледнел, глаза закрылись. Раков подбросил пистолет, поймал, сунул в карман.

– Отвечай, здесь есть лошадь?

– Нет, – боязливо сказал Никита, опасаясь, что отсутствие лошади станет поводом, чтобы его пристрелить.

– Ладно. Пешком дойдем. Двигай, парень.

Никита сделал два шага и остановился, не в силах сдержать дрожь.

– Да ты перешагни его, не бойся, – сказал Марсель. – Запомни, парень, мертвяков бояться не надо. Вся беда от живых.

* * *

Проституточка Аня дремала, то и дело просыпаясь в тревоге. И тут же выглядывала в автомобильное окошко. Выглянув в очередной раз, она увидела товарища Федора. Он вышел из вокзала вместе с революционными матросами.

Аня не на шутку испугалась за симпатичного товарища Федора. Она знала – дружба с революционными матросами ничем хорошим не заканчивалась.

Но! О чудо! Товарищ Федор и матросы хлопают друг дружку по плечам, улыбаются, смеются. И в глазах Ани товарищ Федор вырос еще больше… Ведь с самими матросами дружит! Это вам не того-этого…

– Твой грузовичок? – тем временем спрашивал Назарова матрос Кошкин.

– И мой, и не мой. На временном сохранении, – уклончиво отвечал Федор.

– А девочка точно твоя, я тебя знаю, – подмигнул Кошкин.

– Девочку не обижайте. Девочка правильная, революционная.

– Если хочешь сохранить – я про грузовик – загони на вокзал. Нам придется с тобой крепко посидеть. Вспомнить фронтовые дела, о новой жизни погутарить. Да и девочке не помешает послушать байки про героев.

– А патруль не прицепится?

– Какой, к подводным чертям, патруль? Мы сами сегодня здесь патруль!

– Ладно. Иди впереди, показывай, куда ехать, – сказал Назаров.

Через пять минут грузовик стоял возле одной из платформ. А Назаров находился внутри одинокого вагона, стоявшего на запасных путях. Приблизительно треть вагона занимал деревянный стол, уставленный почти допитыми и едва початыми бутылками с самогоном. Между ними валялись куски хлеба, селедки, дряблые огурцы, похожие на германские цеппелины.

– Мы теперь революционная братва. Главная гвардия пролетарской революции, – похвастался матрос Кошкин.

– Это как? – поинтересовался Назаров, сооружая примитивный бутерброд из горбушки и огурца.

Максим Кошкин вскочил, поправил бескозырку, схватил винтовку в углу, ударил прикладом об пол и заорал на весь вагон:

– Слушай, братушки! Мы команда загр-радителя «Громовер-ржец»! Чего, корниловская мор-рда, ничего про «Громовер-ржец» не слыхал?! Я этими руками сам задушил контр-адмирала Краббе фон Акселя! Я пер-рвый в Зимний вошел, я всех временных министров в Петр-ропавловку по Невскому гнал, штыком в жопу. Поняли, мор-рды!!!

Кошкин сел, выпил полкотелка воды.

– Вот так мы и разговариваем. Особенно хорошо номер проходит в хохляцком местечке Гнилые Панки, где местный народ думает, что заградитель – корабль побольше линкора.

– Так ты сам себя в матросы записал? – спросил Назаров, уминая бутерброд.

– Конечно. Балтийцы сейчас самые крутые бойцы революции. В Петрограде я и вправду прошлой осенью оказался. Зимний брать не довелось, но об этой ночке наслышался. Потом попал в эшелон к матросам. Катались, катались по России, воююя за пролетариат, за мировую революцию. То в Москву – Кремль брать, то под Могилев – генералов душить, то на Киев – воевать с Радой. Так случилось, матросов среди нашего отряда почти и не осталось. Только братва, которая две вещи делать умеет: пить и стрелять. Зато хорошо умеет.

– А сейчас с кем воюем?.

– Мы было подались на Северный фронт, на Двину. Но там холодно, с закуской плохо. Да и начали нас комиссары прижимать. Теперь мы еще не решили, куда двинуть – на Волгу, с чехами воевать, или на Дон, с казарой. Туда дальше, зато Дон – жирней.

– Ну, за встречу, – сказал Назаров. – За те общие фронтовые денечки, когда мы глохли от обстрелов и в хлюпающей окопной грязи мечтали о возвращении домой, на родину, в Россию.

Все выпили.

– Сейчас, ребята, только я позвоню.

– Погоди. Еще по одной, и вместе пойдем. Начальник вокзала спит, ну, мы его разбудим. Эй, Гарбузенок, с нами не ходи. Ты опять пулемет прихватишь и так настреляешься, что Чека приедет. А наш поезд только утром.

* * *

Князь поднялся на второй этаж. За ним, тяжело дыша от тяжести сокровищ, шли ребята.

Они приблизились к кабинету покойного купца. Оттуда продолжали слышаться хриплые стоны.

– Силен парень, – уважительно сказал Князь. – Неужели Дылда ему язык не развязал?

С этими словами он вошел в кабинет. Первое, что увидел Князь – лежащего на полу Дылду. Над ним стоял Сосницкий.

Князь и его люди выхватили пистолеты. Дмитрий отошел от своей жертвы.

– Дылда, – укоризненно сказал Князь, – у него же руки были связаны.

– Надо было и ноги, – прохрипел Дылда.

– Ты, жеребец, – сказал Князь, прицеливаясь в Сосницкого, – говори, кто такой.

– Кем я раньше был – тебе знать не надобно. А кто я сейчас такой – так и быть, тебе скажу. Я твой новый компаньон.

Кистень ожидал, что Князь выстрелит, но тот не сделал этого.

– И в чем мы компаньоны? – спросил он.

– В сегодняшней операции. Ты взял золото у тех (Сосницкий кивнул в направлении комнаты, где находились купцы), мы – у тебя. Сейчас придется его поделить.

– «Мы» – это кто?

– Я с одним приятелем на днях ехал в Москву пензенским поездом. И узнал, что в багажном вагоне имеется одна неучтенная жидкость.

Ребята, стоявшие вокруг Князя, заматерились. Тот сделал им знак – потише. Разговор продолжился.

– И что же ты, голубчик, сделал с жидкостью?

– Не только я. Без друга не обошлось.

– Это тот, который укатил? – спросил Князь.

– Конечно же. Сперва мы с ребятами, которые были при вагоне, подружились, потом поссорились. Одним словом, те ребята с поезда сошли, а мы – остались.

– Не юли. Ты замочил Кирю?

– Не знаю, – ответил Сосницкий. – Из поезда его еще живым выкинули. Поезд, правда, ехал быстро.

Правая рука Князя вытянулась. Дуло пистолета сильно ткнулось в лоб Сосницкому – так доктора выявляют сифилис, ткнув молоточком. Бандиты задержали дыхание. Их пахан таким манером никогда не брал на понт, он стрелял.

Однако на этот раз Князь убрал пистолет.

– Продолжаем? – спросил Сосницкий. На лбу у него краснел маленький кружочек, обрамленный капельками пота.

– Продолжаем, компаньон, – медленно сказал Князь. – Дальше.

– Прибыли мы в Москву. Вагон оставили в одном месте, потом решили тебя найти. Продать мы все равно не смогли бы, ни оптом, ни ящиками.

– Не смогли бы, – удовлетворенно заметил Князь. – Уже ближе к вечеру на Лубянке оказались бы. Или у меня.

– Поэтому я и решил тебе спирт вернуть. Искали тебя весь день. Так получилось, что нашли лишь здесь. Увидели, как ты за эту ночь разбогател, вспомнили главный большацкий девиз: «Грабь награбленное». Пограбили.

– Кто сказал, что я тут? – прервал его Князь.

– И у компаньонов бывают маленькие тайны. Одним словом – нашли. Не беспокойся, таблички на своем пути не вешали: «Сюда идите – Князя найдете».

– Тогда последний вопрос, голубчик. Я вот, положим, сейчас прикажу с тебя кожу снять, как те краснокожие, о которых в детстве ты, надеюсь, книжки читал. Что ты мне предложишь, компаньон, чтобы я такое удовольствие отложил?

– Грузовичок с золотишком. И вагон со спиртом, если он тебе еще нужен.

– Где они, голубчик?

– Князь, – сказал Сосницкий, – ты геометрии обучался?

– Приходилось, – ответил изумленный пахан.

– Это хорошо. Значит, поймешь. Завтра, то есть какое завтра, уже сегодня, я должен встретиться с дружком в радиусе двух километров от Курского вокзала. Там мы заранее условились.

– Когда, где?

– Об этом скажу чуть позже. Когда мы туда придем. Но сперва договоримся. Нам столько золота не надо. Трети хватит.

– От того, сколько в грузовике? – спросил Князь.

– Конечно.

– Хорошо, голубчик. Одно непонятно: какого черта твой приятель будет там тебя ждать, а не рванет с золотишком куда подальше. О дружбе не говори, кто хоть час на шести пудах золота посидит, заразится болезнью похуже сифака. От такой болезни маму забывают, не только друзей.

– Здесь расчет, – сказал Сосницкий. – Ты золото получишь, спирт, если тебе он еще нужен. Потом мы с тобой простимся. Надеюсь, навсегда. И тут же уедем. Мой друг понимает: если я его не найду в условленном месте, то все тебе сразу расскажу, кто мы да откуда, где можно искать в Москве. Ему такой груз на руках из города не увезти, придется распорядиться золотом тут же. А я недавно слыхал: кто в Москве металлы и камешки пристраивает, в стороне от тебя пройти не может.

– Верно, голубчик, – подтвердил Князь. – Золотой браслет – не бумажка, в банке не разменяешь. Тут другие ходы нужны. Впрочем, какие сейчас, к черту, банки? Так что умные вы, ребята. Может, я вас даже к себе в постоянную долю возьму. Слышишь, Дылда? Ведь свяжи я тебе руки, тебя любой запинает. И мозги у ребят на месте. А это редкость.

– У нас другие планы, – сказал Сосницкий. – Главное, на рассвете друзьями расстаться. Может, увидимся на Монмартре.

– Друзьями так друзьями, – сказал Князь. – Ладно, голубчик, условия принимаю…

* * *

Назаров почти сразу же пожалел, что пошел звонить в сопровождении пятерых братишек с «заградителя „Громовержец“». Естественно, телефон имелся только в кабинете начальника вокзала, а тот, естественно, не хотел никого пускать и даже попытался вызвать красноармейский патруль. Это привело лишь к тому, что начальника вышвырнули из кабинета, а потом спустили с лестницы. Такая же неприятность ожидала и четверых прибежавших солдат; Назаров уговорил друзей лишь, чтобы они не отнимали у них винтовки, а только вынули обоймы.

Чуланин подошел к аппарату уже после второго звонка.

– Товарищ Чуланин, – сказал Назаров, оглянувшись по сторонам. Братва с «Громовержца» в этот момент продолжала гонять патрульных по лестнице. В кабинете Назаров был один. – Я на Курском вокзале.

У Курского вокзала стою я, молодой.

Подайте, Христа ради, червончик золотой.

Шутю я, шутю. У меня грузовик, а в нем золото – десяток пудов наберется. Это уже без шуток.

Чуланин полминуты переваривал информацию. За стеной топала и материлась братва.

– Одно плохо, – продолжил Назаров. – Товарищ Сосницкий у Князя в лапах оказался.

Эта новость огорчила Чуланина, но удивила явно меньше, чем сообщение про золотой грузовик. Он попросил Федора рассказать о его недавних приключениях и слушал, не перебивая.

– Товарищ Назаров, – наконец сказал он. – Видите, как положение осложнилось? Теперь надо и уберечь жизнь Дмитрию, и прихватить банду. Поэтому вести себя будем осторожно. Лишь бы бандиты про засаду не догадались. Конечно, насчет особняка того купчика я сейчас сообщу. Но дело такое серьезное, что дежурному на Лубянке не скажешь. Надо наверх выходить. Поэтому готовьтесь, товарищ, вам придется еще поработать. Где-нибудь на вокзале дождитесь шести утра и загоните грузовик в депо. Мы обо всем позаботимся.

– Значит, я и грузовик как два живца на одном крючке?

– Иначе, товарищ Назаров, нам Сосницкого не освободить и банду не взять. Если было бы можно, я с вами местами бы поменялся.

– Хорошо, – вздохнул Назаров. – Скажите, чтобы поменьше из пулеметов стреляли. В депо стены крепкие, большой рикошет получится.

– Хорошо, обязательно. Слушайте мои инструкции…

Инструкции заняли минуты три, после чего разговор завершился. Братва притащила обратно в кабинет его хозяина и предложила Назарову наложить как следует этой сухопутной, да еще и тыловой крысе. Назаров защитил чинушу от расправы, после чего направился на прерванную пирушку. По дороге он отметил, что с грузовиком все в порядке – заглянуть в кузов никому не пришло в голову.

На столе почти ничего не изменилось, зато под столом прибавилось пустых бутылок. Кроме них, там же валялись двое менее стойких членов экипажа «Громовержца».

– Пока ты на боковую не ушел, сделай еще одно доброе дело. Мне надо патронами к маузеру запастись. И гранат бы пара не помешала, – сказал Назаров.

– Пошли, – сказал Максим, поднимаясь с немалым трудом. Он поплелся в ближайшее купе, откуда еще издали разило оружейной смазкой. Запах был настолько мощным, что заглушал острый дух немытой человечьей плоти, наполнявший вагон.

Среди груд ящиков и коробок Максим нашел необходимую. Где-то отыскались и обоймы. Назаров быстро заполнил две из них. Максим пытался ему помочь, но патроны вываливались из рук. Поэтому он ограничился тем, что вытащил из дальнего ящика две гранаты. Назаров облегченно вздохнул, когда друг протянул ему лимонки; Федору показалось, будто тот готов тут же в вагоне проверить их годность.

После этого они вернулись к столу, где сделали неприятное открытие – в силах продолжать попойку, кроме них, была только Аня. Остальные герои с заградителя «Громовержец» валялись под столом или на скамейках. Скулу одного из храпящих украшал синяк.

– Он полез тискаться без моего согласия, – сказала Аня. – Я этого не терплю.

– Так и надо. Молодец, товарищ женщина, – сказал революционный матрос Кошкин. – У нас полная свобода. Если ты не хочешь, тогда лапать нельзя. Назаров, за свободу. По полной!

– Погоди, дай налить, – остановил его Назаров. – Я, кстати, внимания не обратил: часовые-то у вас есть?

– Зачем, мы тут все часовые, – устало ворочая языком, сказал Максим. Он звучно ударил по столу пустой жестяной кружкой, заложил руки, за голову и захрапел, откинувшись на стену.

– Барышня, если хотите, можете не допивать, – сказал Назаров, тоже ставя на стол пустую посудину.

– Я это дело трескать научилась давно, – ответила Аня. И тотчас же опровергла свои слова, поперхнувшись самогоном.

– И что за жизнь такая? – сказала она, мелко кашляя. – Все друг за другом гоняются, покоя не дают. Мне самой житья нет. Знаешь, товарищ, может, меня Господь наказал? Помню, еще года четыре назад, когда я только пришла к мадам Розенфельд и все мне было впервой… За окном тоже светает, клиент рядом храпит, я сижу, как будто кожу содрали, будто нутро выковыряли. И кажется: ничего хуже такой жизни со мной уже никогда не случится. Задремлешь, проснешься потом…

– И сейчас вы, барышня, подремлите, – сказал Назаров. – Ну, а насчет дурной памяти… Вот тут ребята в лежку валяются. Я кое-кого помню по первому бою. Сейчас орел-орлом, а тогда пришлось штаны стирать. Занятные ребята, и в каждом странность своя была. Может, потому и выжили – не положено непростым людям от свинцовой дуры просто так загибаться. Видите, Филимон Сомов. Вроде взглянуть сейчас – для войны родился. А пришел на фронт из общества, где по графу Толстому живут. Нечаянно угодил в окопы из госпиталя. Винтовку хотел бросить. Капитан Терентьев его чуть на месте не положил, как труса. Но разобрался – не в трусости дело. Усовестил его: ребята за тебя жизнями платят. Как такой долг отдашь? Втянулся позже он в военное дело, даже капитан удивился, хотя дивиться не в его привычке.

Аня слушала, положив тонкий подбородок на руки.

– Товарищ солдатик, можно вам неудобный вопрос задать? – вдруг спросила она.

– Валяй, товарищ бабонька.

– Скажите, а вы после первого боя штаны стирали?

– А вот это, барышня, военная тайна, – улыбнувшись, ответил Назаров. – Давайте-ка до рассвета чуть-чуть соснем.

– А может, вместе соснем?

* * *

– Ты уж не обижайся, голубчик, – сказал Князь Сосницкому, – но нам скоро в путь. Ручки тебе нам связать придется. Если ты махать ими умеешь как ногами, так лучше будет.

Сосницкий вздохнул, допил бокал и безропотно вытянул руки, позволяя Дылде их скрутить.

– Кистень, к фейерверку готов? – спросил Князь.

– Все готово, – отозвался тот. От него и еще двоих бандитов, вошедших в кабинет, ощутимо несло керосином. – Когда скажешь, тогда и запалим.

– Князь, не бери грех на совесть. Отпусти советских товарищей. И купцов, – сказал Сосницкий.

– А это, голубчик, уже мое дело. Ты позаботься, как из нынешнего пекла свою шкуру унести без больших потрат. Я сейчас с тобой точу лясы, как папаша с сыночком. Но знай: не окажется твоего напарника на месте, дружба наша врозь.

– Не надоело тебе меня пугать?

– По правде говоря, надоело. Об одном думаю – как бы нам расстаться поскорее. И чтоб каждый при своем. Пошли, голубчик.

Во дворе их уже ждала открытая легковушка, вмещавшая до дюжины пассажиров. Бандиты набились в машину. Сосницкий оказался между Дылдой и Князем. Не было только Кистеня.

Наконец появился и он. И сейчас же потянуло гарью, а окна на первом этаже правого крыла зловеще осветились.

– Ну, вроде все, – сказал Князь. – Ладно, спасибо этому дому, пошли к другому.

Авто затряслось, непривычное к такому количеству пассажиров, однако сдвинулось с места и медленно покатило к воротам.

И лишь тогда в темных окнах второго этажа, еще не объятого огнем, мелькнул силуэт человека. Секунду-другую он целился вслед машине из пистолета, потом выругался, опустил руку. Человек поднял винтовку, прислоненную к подоконнику, оперся на нее, как на костыль, страшно ругаясь, заковылял по комнате, вышел из нее в коридор. Лампочки тускло светили в клубах дыма, всплывавших с первого этажа.

Ругаясь еще яростней, человек прибавил в скорости. Он добрался до пиршественной залы, вынул из кармана связку ключей, открыл дверь, предварительно отскочив в сторону.

Предосторожность не была излишней. Оттуда выскочила толпа купцов и заметалась в широком коридоре, не рискуя бежать навстречу густому дыму.

Человек, стоявший у стены, поднял пистолет и выстрелил в потолок. Лишь после этого на него обратили внимание.

– Пашка, – обратился один из них к камердинеру купца Мяснова. – Помоги нам отсюда выбраться.

– Подойди-ка, Иван Севастьянович, – сказал Павел, вынимая бумажку из кармана. – Взгляни, убедись, я сотрудник Чека.

Эта информация настолько поразила купцов, что они ненадолго забыли про пожар, однако Павел не позволил им долго считать ворон.

– Иван Севастьянович, тебе повезло сегодня. Я тебя пока не арестую, а ты окажешь мне услугу. Войди в тот коридор, иди до конца. Там кухня – выпусти прислугу. Дверь на обычном засове. А вы не мечитесь, как угорелые куры, возвращайтесь в зал и выбейте стекла. Скорей, пока и взаправду не угорели.

Опасливо глядя на пистолет в руке бывшего слуги их друга, купцы вернулись в залу и высадили рамы. Сразу стало свежее, но одновременно донесся победный шум пожара.

Показался Сергей Никодимыч. Обгоняя его, по коридору бежала кухонная обслуга.

– Марфа Игнатьевна, – приказал Павел, – выведешь гостей по черной лестнице. Там должно быть еще безопасно. А ну-ка, на месте стоять! Видите, рядом спят товарищи. Двое за руки, двое за ноги. Во дворе положить аккуратно. С наркомом и Горьким поосторожней. Ну, повторить, что ли?

Ошалелые от неожиданного спасения, купцы послушно схватили советских деятелей и потащили к выходу. Двое, которым выпало нести Максима Горького, тяжело кряхтели.

– Дядя Вася, – обернулся Павел к истопнику, – у меня для тебя персональный приказ. Быстро спускайся в подвал, посмотри, нет ли Марины в той дурацкой камере. Наверх уже не поднимайся, выходи во двор. А ты, Сергей Никодимыч, не беги, сейчас мне поможешь.

Прошло минут десять. Во дворе толпились купцы, опасливо поглядывая то на мирно храпевших комиссаров, то на чекиста-Пашку, не выпускающего наган из руки. А тот с беспокойством смотрел на здание, полыхавшее все сильнее. Время от времени всем приходилось отступать на несколько шагов.

Внезапно из-за угла показались три фигурки. Когда они вошли в освещенную зону, Павел узнал Марину и двоих незнакомцев – подростка, с жалобным оханьем придерживающего правую руку, и семенящего рядом пожилого мужчину.

– Где ты была? – крикнул он. – Откуда ты этих субъектов вытащила?

– Потом объясню. Я просидела под замком два часа и никого из наших предупредить не смогла. Ты ранен?

– Ногу прострелили, и я тоже ничего сделать не мог. Два посторонних бандита откуда-то нам на шею свалились, потом Князь со всем золотом утек. Операция сорвалась, ко всем чертям собачьим сорвалась. Что теперь мы товарищу Дзержинскому скажем?

– Придумаем, – устало сказала Марина.

* * *

Ни будильники, ни петухи Назарову были не нужны. Когда надо, он просыпался и так. Даже если на сон выпадало двадцать минут после двухдневной бессонницы.

На этот раз проспать удалось больше – час с небольшим кусочком. Поэтому он проснулся бодрым, даже не зевнул ни разу.

На улице уже рассвело. Сквозь мутное стекло вагона виднелся грузовик с сокровищами. Назаров осмотрелся по сторонам. Братва с заградителя «Громовержец» валялась повсюду, немилосердно храпя. На одной из лавок свернулась клубочком Аня. Она накрылась одной шинелью, другую подложила под голову. Из-под этой импровизированной подушки выглядывала рукоять нагана.

Конечно, обидно, что так получилось. Славные фронтовые ребята напились, как последние свиньи, и никто из них не сможет помочь ему в том тяжелом деле, которое ему предстоит. А что делать? Ладно, придется, как уже бывало не раз, надеяться только на себя. Так даже лучше. Так оно надежней. Так оно привычней.

Осторожно обходя недавних собутыльников, Назаров выбрался из душного вагона и направился к грузовику.