Текст книги "В понедельник дела не делаются"

Под этим плакатом тощеватый паренёк, зажав в тисках полоску металла, скрежетал по ней напильником. По параметрам в будущем изделии угадывался кинжал.

Парень обернулся на шаги Рязанцева. Вздёрнул верхнюю губу, показывая плохие передние зубы, один из которых был косо сколот. На морде – прыщи, в ухе – пара сережёк, реперовский чубчик. Один в один его Ленка описала, никаких фоток не надо.

– Привет, Белик! – хлопнул парня Андрейка по плечу. – Ещё одну статью себе точишь?

И отодвинул загородившего спиной верстак парня в сторонку.

– На кой тебе перо? Ты же бегаешь быстро, – Рязанцев накинул на запястье правой руки Беликова браслет наручников, защёлкнул, другой браслет замкнул на своей руке. – Теперь мы с тобой как близнецы сиамские. Отлить не хочешь? Пока возможность есть.

Парень прогундел:

– Чего я сде-елал?

– Поехали в отдел, там будем разбираться. Разговор у нас с тобой долгий… – Андрейка перещупал все карманы Беликова, ничего для себя привлекательного не нашёл.

Хлопнула входная дверь, вошёл мужик, прикинутый в старый танковый комбез. Глаза его под набрякшими веками, рыская, наткнулись на новый предмет в захламленной каптёрке – на Рязанцева, узрели наручник, скрепивший крепкого парня в кожаной жилетке с Беликовым.

– Чё за дела, на? – грубым голосом спросил танкист, в груди его при этом сипло заклокотало. – Серёнька, чё, на, за дела?

– Уголовный розыск, дядя, – свободной рукой Андрейка, расстегнув молнию, вытащил из кармана жилетки удостоверение.

– Ну и чего? – Мужик с дороги не уходил. – Так-ту нельзя забирать, я законы знаю. Не тридцать седьмой год, на!

Серёнька покамест не самостоятельный работник, он этот, как его… ученик… Наставнику надо доложиться… Который за его в ответе, на…

– А кто у него наставник?

Мужик могуче зашмыгнул губчатым фиолетовым носярой.

– Я-а-а…

– Глянь, наставник, чего твой ученик точит в рабочее время! – Рязанцев утащил Беликова за браслет в сторону.

Открыв мужику вид на тиски, в которых была зажата заготовка ножа. Наставник смутился, поскреб корявой лапой заросшую шею, пропустил опера с задержанным, поругиваясь при этом вполголоса.

До троллейбуса добрались без приключений, Беликов шёл покорно, на публику не играл. У обоих на скрепленных руках были приспущены рукава, наручников со стороны не видно было. Как бы просто идут парни рядком, один рослый, плечистый, другой – поменьше калибром, стриженый по молодёжной моде.

В троллейбусе до Рязанцева докопалась кондукторша. Болезненного вида, на птицу похожая женщина в великоватой ей голубой форменной куртке начала требовать с Беликова билет.

С первых слов стала орать, явная психопатка.

– А меня не колышет! Знаю ваши штучки! Берите, мужчина, на него билет!

Андрейка взял бы билет этот чёртов, лишь бы отвязалась, но как на грех он, как Буратино, забыл дома свой толстый кошелёк.

Ни копейки в карманах!

– Я вам русским языком говорю: я доставляю в милицию задержанного, – пытался объяснить.

– Задержанных возить у вас машины есть! – форсировала голос кондукторша. – Давайте, берите на дружка вашего билет, мужчина! Что вам, трёх рублей жалко?!

Пассажиры подтянулись к задней площадке, интересно им, концерт бесплатный. Не признаваться же Рязанцеву прилюдно, что он пустой, как барабан.

– У тебя мелочь есть? – быстро спросил опер у «дружка своего» Белика.

Тот помотал реперовским чубчиком.

– Не-а, в куртке остались. А куртка – в раздевалке.

Андрейка сцепил зубы, исподлобья уставился на кондукторшу. С той, однако, такие штуки не проходили.

– Что ты меня гипнотизируешь?! – заорала она. – Плати за проезд! Троллейбус дальше не пойдёт, пока не заплатишь! Клава, останови машину!

Ход был тактически грамотный, кондукторша мгновенно заполучила в союзники всех пассажиров; Рязанцев с позором покидал салон. Бортовой номер машины он запомнил. Сорок второй.

«Ещё разберёмся!» – кипятился, понимая, что вряд ли сможет выкроить для разбирательств время.

В результате в управу они добрались в двенадцать часов, под обед.

На воротах остановились, пропуская чёрную «Волгу» заместителя начальника управления по кадрам полковника Коростылёва. Полковник с сурово сведёнными к переносице бровями ехал к домашним щам. Или к наваристому борщу.

– Чего как долго? – с укоризной спросил Маштаков.

За два часа он полностью пришёл в себя, стал энергичным, приобрёл живой блеск в глазах.

– Потом расскажу… – Андрейка возился с замком наручных браслетов, никак открыть не мог. – Как у тебя?

– У меня – по масти, – осклабился Маштаков и сильно, с хрустом потянулся. – Помыкалов полный расклад дал. Девять грабежей. Четыре? – Проверяя себя, он заглянул в исписанный листочек. – Ага, четыре кражи из подвалов… Майка какая на тебе, Белик?

Старший опер подошёл к парню, расстегнул у него на груди спецовку, двумя пальцами защипнул старую, в прошлом – чёрную футболку.

– Не та! Та – фирменная, «Рибок»! Где, Белик, майка «Рибок», которую в центре на Ленина с парня сняли? Приглянулась она тебе… ты ее потом от кровушки отстирал и носил… где она?

Ну?! Видишь, мы всё знаем! Да присаживайся ты, в ногах правды нет! Где майка-то?

– До-ома, – обессилено выдохнул парень, опускаясь на стул.

– Эх ты! – Маштаков потрепал его по стриженой макушке. – Куришь? Закуривай!

Рязанцев смотрел на напарника и старался угадать, действительно раскололся Димка Помыкалов или Николаич блефует. Но если блефует, как тогда про майку он в цвет попал? По камере Помыкалов за майку не говорил, Ленка тоже ничего такого не сообщала.

– С кем живёшь-то? – Маштаков поднёс Белику зажигалку.

– С баушкой и с матерью…

– Отца нет?

– Сиди-ит… – Беликов вытащил из потухшей сигареты палку, покрутил её в грязных пальцах, разминая. – А дайте ещё зажигалку…

– На! Бабушка сейчас дома?

– До-ома конечно, она на пенсии…

Маштаков движением бровей поднял Андрейку.

– Шуруй к Озерову. Скажи ему, чтоб на после обеда готовил постановление на обыск. Давай бегом, а то он умотает в столовку!

Рязанцев пошёл на второй этаж, который почти полностью занимало следственное управление.

Крохотный кабинет Озерова оказался набитым до отказа. В центре внимания находилась Маша Шишкина. Вертя в пальцах дымящуюся коричневую сигаретку, она увлечённо рассказывала:

– …Своими глазами видела… Опера рубоповские ему ласты за спину завернули. Я с ними в прокуратуре на лестнице столкнулась. Глаза у меня вот такие стали!

Маша сделала уморительную гримаску, выпучив глаза, хлопнула накрашенными ресницами.

– …А он башку опустил, не смо-отрит… Кроме наших «рубоповцев» там ещё из области были. Козырные такие, как ФБР. За что его, интересно, могли хлопнуть? За взятку?

– За что же ещё? Конечно за взятку. – Озеров взял с подоконника пепельницу, поставил перед Шишкиной. – Не стряхивай на пол!

Худенькая Света Полякова по-бабьи вздохнула:

– О-ох, он же к родителям на Украину собирался в отпуск.

Билеты взял…

Старшая из присутствующих, Юрьева Марина Дмитриевна, ветеран следствия, ссыпала в пепельницу с ладони мокрую семечную шелуху.

– Я вам так скажу, молодёжь, обнаглел Игорёк, краёв не видел в последнее время. Думал, что кругом дураки. Дома всё отделал под дуб и под ясень. Жену разрядил. Шуба норковая, плащ кожаный… Такая цаца, не подступись!

– Чего случилось? – спросил Андрейка.

– Не знаешь?! – Шишкина в очередной раз распахнула до отказа глазищи. – У нас Игоря Проскурина «шестой» отдел повязал! Только что!

– А-а-а, – неопределённо протянул Рязанцев.

Он знал в лицо Проскурина, пересекался с ним на дежурствах, порой выезжали вместе на происшествия. Проскурин вёл «дорожные» дела, работал исключительно с «гаишниками». На Андрейку он производил впечатление человека высокомерного, даже не всегда с ним здоровался.

Рязанцев передал Озерову слова Маштакова насчёт обыска у Белика.

Следователь слушал его кисло, потом демонстративно отвернул манжет рубашки, постучал по циферблату электронных часов.

– Все вопросы в рабочем порядке после обеденного перерыва!

17

Внезапный звонок дежурного обломал Саше Кораблёву праздник.

В результате получасовой возни, сопровождавшейся уговорами: «Сашенька, не надо! Саша, давай не сегодня!», многочисленных проникновений под кофточку к мягким полушариям груди, упакованной в кружевной итальянский бюстгальтер «push-up», заканчивавшихся выталкиванием рук за пределы одежды, затяжных поцелуев, в которых девушка вроде окончательно теряла голову, но потом вдруг некстати спохватывалась, ему почти удалось дойти до цели. Оля лежала на диване топ-лесс. Чрезвычайно тесные джинсики её Саша упорно стаскивал книзу. Открылся крутой, обтянутый беленькими атласными трусиками лобок. Загорелые упругие бедра умопомрачительно контрастировали с импортным бельём…

И надо же было телефону в этот самый момент заверещать на всю пустую трёхкомнатную квартиру!

– Подожди секунду, – Саша губами коснулся тёплого Олиного виска. Выходя в коридор, краем глаза он видел, что, оставшись одна, девушка немедленно приподняла бедра и натянула обратно джинсы. Выразительно вжикнула молния. Выслушав энергичное, наполовину состоящее из ненормативных выражений сообщение Андреича, дежурного по УВД, Кораблёв понял, что Оля сегодня уйдёт домой неудовлетворённая. Так долго он подбирался к ней, такая девчонка классная! Скромная, что в наше время большая редкость. Три месяца они встречались, и до сих пор она ему не уступила. Родители в деревню с ночёвкой уехали, квартира в кои-то веки осталась свободная. Отдыхай не хочу! Саша дежурил эту неделю, но пронадеялся, что ничего сегодня не произойдет. В понедельник выезжал на самострел в район, не каждый же день… – Что-то случилось? – спросила Оля севшим голоском, когда он вернулся в комнату. Она была полностью одета, закалывала растрепавшиеся каштановые волосы. – Случилось страшное, маленькая! – ответил Кораблёв, закуривая. – Роковые обстоятельства нарушили наше счастливое свидание. Если серьезно, мне на происшествие надо ехать. Выпьешь ещё? Саша поднял с журнального столика ополовиненную бутылку «Хванчкары». – Нет, – Оля поджала губы, расстегнула сумочку, достала косметичку. – Пять минут подождёшь, я себя в порядок приведу? – Конечно, маленькая. Пока девушка рихтовала макияж, Кораблёв открыл «дипломат», проверил, всё ли у него на месте в «дежурной» папке. Принёс из кухни пяток шуршащих мешочков для мусора, в которые очень сподручно упаковывать вещдоки. – Ну я пойду? – Саше показалось, что в голосе подружки больше разочарования, чем облегчения. «Тоже ведь живой человек. Растормошил я её», – подумал понимающе, а вслух сказал: – Да, я отвезу тебя домой. – Ты же выпивал?

– А я «Орбитом» зажую. Будешь «Орбит» без сахара? – Давай. Кораблёв с девушкой вышли из квартиры, спустились на лифте на улицу. Сидевшие у подъезда на лавочке пенсионеры, с которыми Саша за сегодня здоровался не меньше трёх раз (чтобы не обижались), с интересом разглядывали его спутницу. Чтобы объективно доложить родителям по их возвращении. Открыв припаркованную под окнами «девятку», Саша на сиденье с собою рядом усадил девушку, а на заднее закинул пошарпанный «дипломат». Оля жила по «пятёрке», в блочной пятиэтажке. На прощание она сама подставила щёчку для поцелуя, и это безусловно было положительной динамикой в их непростых отношениях. Ещё раз чертыхнувшись насчет поломанного кайфа, Кораблёв погнал на место происшествия. Ездил он рисково, два светофора проскочил на мигавший жёлтый, отчаянно сигналил мешкавшим «чайникам», на окружной разогнался до ста двадцати километров. Где-то здесь, у строившихся коттеджей, в районе, прозванном «посёлком нищих», был обнаружен труп девятилетнего мальчика. Саша сбавил скорость, припал к рулю, увеличивая себе обзор. У второго от края двухэтажного кирпичного коттеджа он углядел милицейский «УАЗик», «буханку» дежурной части с продольной синей полосой по периметру кузова и людей в камуфляже. Здесь. К месту Кораблёв подъехал осторожно, кругом – битый кирпич, железки. Не хватало гвоздь поймать! На месте происшествия было уже полно всякого нужного народу. Убийство ребёнка – случай из ряда вон. Лица у всех озабоченные, угрюмые; гогота, шуток не слышно. Милиционеры группы немедленного реагирования в сером камуфляже, с автоматами, курили у своего «УАЗика». К Саше размашисто шёл начальник розыска Борзов в распахнутой короткой кожанке, под мышкой в оперативной кобуре – табельный «Макаров». – Здоров, Александр Михалыч! – Привет.

– Такое дело. Я сегодня ответственный от руководства. В семнадцать сорок пять поступает в дежурку звонок от женщины. Говорит, её сына увёл какой-то мужик в коттеджи. Увёл, с её слов, часа два назад. Я с ГБР сразу выехал, подобрали её на повороте на Зою – и сюда. Стали лазить по недостроенным коттеджам и нашли вот в этом. В цокольном этаже.

Кораблёв отвернулся, закуривая на ветру.

В голосе начальника розыска не было привычного ёрничества, а когда Саша взглянул на него, голубые глаза Борзова показались ему стеклянными, остановившимися.

– Посмотрим? – спросил следователь, приглашая майора в попутчики к жуткому месту.

– Подожди, Александр Михалыч… сейчас собачку охрана привезёт. Пусть собачка поработает.

– Вопросов нет. Судмедэксперта я что-то не вижу.

– А его тоже охрана везёт.

– Начальству нашему прозвонились? Виктору Петровичу?

– Я не знаю, дежурный должен был.

– Проверь, Сан Саныч, если не поставили в известность, пусть поставят срочно. А то мне попадёт…

Начальник розыска пошёл к «буханке», стал по рации связываться с дежурной частью.

– «Клёновка»! «Клёновка»! Ответь двести первому…

Подошли к Кораблёву поздороваться «мрошники». В своей обычной джинсе – Ковальчук, мрачный усач Петрушин, подвижный Сутулов.

– Привет, Саш.

– Приветствую, Владимир Борисович, ты чего, уже отпуск отгулял?

– К-какое там, – Сутулов заикался, – ото…отозвали… Из-за п-п-побега этого г-грёбаного… с-слышал?

– Слышал. Вы чего там Маштакова впрягаете? Он разве при делах?

– Я н-не знаю, – Сутулов ушёл от ответа. – М…меня же не б-было.

Кораблёв хотел поговорить на эту тему с Ковальчуком и Петрушиным, но подъехали «Жигули» вневедомственной охраны, с заднего сиденья которых, – только из разных дверей, – выпрыгивала на передние лапы здоровая овчарка, а с другой стороны вылезал, кряхтя, не меньший по габаритам судмедэксперт Никульский.

Милиционер-кинолог в сопровождении начальника розыска ушел по лестничному маршу внутрь коттеджа. Влажные глаза бесшумно двигавшейся овчарки казались бесконечно печальными, мудрыми.

Кораблёв снова закурил. Никульский тронул его за рукав.

– Дай сигаретку, Александр. Забыл дома в спешке.

– Травись.

Здесь, на самой окраине города, в каких-нибудь двухстах метрах от леса, начинавшегося за окружной дорогой, несколько коттеджей, стоявших в двух последних порядках, были не достроены. Строительство заморозили давно. Кто-то сказал, что тут северяне строили, переселенцы из Воркуты.

Поэтому предложение следователя, обращённое к операм МРО, подумать, как установить хозяина коттеджа, энтузиазма не вызвало.

– Как его устанавливать? Тут уж год, наверное, никто не появлялся… – Петрушин постучал ногой по окаменевшей глыбе цементного раствора, едва видной из-за буйно разросшейся крапивы.

– Д-думаешь, хо…хозяин мог у-убить? – с сомнением крутил головой Сутулов.

– Хозяин, строители… Те, кто ориентируется на месте, в доме… Знает, что он не жилой, – развил мысль Кораблёв.

Он сам понимал, что версия – из числа маловероятных. Но и она будет отрабатываться, если преступление зависнет. Начинать, конечно, надо с других направлений.

Служебная собака, прижимая морду к земле, прогнувшись в середине длинного мохнатого тулова, увела сержанта-кинолога от коттеджа к другому, соседнему, тоже нежилому. А оттуда – в направлении города.

Многого это не давало, на чудо никто не надеялся, но по крайней мере обозначился путь отхода предполагаемого преступника. Вероятный путь отхода! Не факт, что собака взяла нужный след.

После пса на место происшествия запустили эксперта ЭКО.

Чтобы он, пока затоптано ещё не всё, поискал следы. Обуви, рук… Сделал несколько снимков, пока обстановка не нарушена.

На криминалиста много надежд не возлагали. Стройка! Кругом битый кирпич, грязь. Вероятность обнаружить пальцевые отпечатки стремилась к нулю. Другое дело, если бы осмотр проводился в помещении.

– Макс, хорошенько там посмотри, – наказал Кораблёв эксперту Елину, с усилием подхватившему с бетонной плиты тяжёлый пластмассовый чемодан.

Молчаливый по жизни Елин коротко кивнул. С экспертом им сегодня повезло, эксперт серьёзный, с большим опытом.

Минут через пять Саша поднялся по лестнице (дольше не вытерпел).

– Можно? – крикнул он Елину.

– Проходи, – разрешил эксперт. – Вот тут есть фрагмент следа обуви, я коробкой накрыл. Больше ничего.

Следователь огляделся. Первый этаж коттеджа был поднят высоко, на полтора метра от уровня земли. Бетонные перекрытия, служившие полом, были в углу испятнаны бурыми пятнами разной величины, неправильной формы. Кро-овь… Наискось шёл извилистый след волочения. Там валялся обломок бетона, весь из углов, тяжёлый, также в крови.

Эксперт присел на корточки перед этим обломком. Осторожно поднял его, посмотрел на свет, поворачивая.

– Волосы есть, – сказал тихо. – Вероятно, этим камнем.

Кораблёв подошёл к Елину и тоже осмотрел камень. Увидел два волоска, прилипших к страшным зазубренным граням в местах, где темнели кровяные сгустки – почти дегтярного цвета, жирноватые, блестящие.

Внизу живота у Саши мгновенно похолодело, он представил, как тяжеленный этот осколок бетона с вкраплениями щебня опускается на голову девятилетнего мальчика, ломая тонкие ещё кости черепа, дробя их. Как заверещал на невообразимо высокой ноте мальчик, осознавая ужас происходящего…

Кораблёв испытал потребность немедленно закурить.

– Окурков нет тут интересных? – прокашлявшись, чтобы голос стал обычным, ровным, спросил он.

– Нет, все старые, закаменели уже. – Елин для наглядности подобрал один коричневый бабарик от овальной сигареты, продемонстрировал следователю.

Под плитой открывался цокольный этаж. Глубокий, по всей площади заполненный водой. Близость грунтовых вод к поверхности, по Сашиным прикидкам, вероятно, послужила одной из причин, что строительство затухло.

Внизу в воде виднелся труп убитого ребёнка. Не полностью, только нижняя часть. Длинные тонкие ноги, маленькие ягодицы.

– Он что, голый? – вполголоса спросил Саша, вглядываясь в полумрак подвала.

– Похоже на то, – очень серьезно ответил эксперт.

Поднялись оперативники МРО. Присутствие их не было праздным. Прежде чем начать поиск, следовало получить личное впечатление, как всё происходило. По характеру повреждений, по способу убийства попытаться представить преступника.

Они перемещались осторожно, осматривались. Наклонились над бетонным обломком, испачканным кровью. Эксперт приподнял коробку с обнаруженного следа обуви, тоже кровавого.

– Похоже на кроссовку… Рисунок такой… ромбами…

– Ты сфотографировал? – спросил Петрушин.

– Три кадра сделал.

– Получится?

Елин промолчал. Качество фотоматериалов, находившихся в распоряжении специалистов ЭКО, было отвратное. Фотоплёнка, бумага, реактивы – всё с просроченными сроками давности. Гарантий поэтому эксперт дать не мог.

Ковальчук, присев на краю плиты, тщился рассмотреть при-топленное в воде тельце.

– Вот сука! – обернулся он резко. – Убивать надо таких! На месте!

– Владимир Борисович, – обратился Кораблёв к Сутулову как к старшему, – организуйте понятых. Начнём осмотр.

Сутулов послал Ковальчука.

Саша вынул чистый бланк протокола осмотра места происшествия. Примерился как будет писать – на коленках, подложив под протокол дипломат. Надо всё делать качественно. Убийство малолетнего, сто пятая часть вторая[65]65
  Часть 2 статьи 105 УК РФ предусматривает ответственность за убийство, совершённое при отягчающих обстоятельствах.


[Закрыть], областная подсудность.

Потом в суде (если раскроем, конечно!) дело может развалиться из-за несоблюдённых формальностей.

Удивительно скоро Ковальчук привёл понятых. Судя по домашней одежде, из ближнего жилого коттеджа. Молодую симпатичную девчонку в длинном халате (она поддёрнула вверх подол, чтобы не подметать грязь) и пожилого мужчину, очень худого.

Кораблёв записал в протокол их данные, подробно объяснил, что и зачем сейчас происходит, в чём их задача, заранее извинился за потраченное время.

– Такое дело. Сами поймите.

– Да мы ничего, – за обоих ответила девушка.

Саша уловил в её быстром взгляде, кроме страха, любопытство к невиданному ранее.

– Ну господа, – обернулся он к операм, – надо труп вытаскивать.

Сумрачный Петрушин не пошелохнулся, как будто не к нему обращались. Сутулов стал застёгивать форменный бушлат.

– П-правильно б…бушлат н-на…надел. А т-то п-пришлось б-бы своё па-ачкать… – Единственный из мрошников, Сутулов никогда не отказывался совершать манипуляции с трупами.

Хоть и работал пятнадцать лет, майор целый.

Встав на самый край, придерживаясь рукой за стену для равновесия, он вытянул вперёд шею, примеряясь, как будет спускаться и как потом выходить.

– Я его н-на у-улицу в-вынесу.

Они вышли наружу, обогнули коттедж. Сутулов нырнул в боковой дверной проём, наклонился там, закряхтел. Пятясь задом, он вытаскивал мёртвого мальчика. Пацанчик был худенький, лёгкий. Почти без видимых усилий опер нёс его, ухватив под мышками. Осторожно положил на траву.

Кораблёв тяжело присел подле трупа. Пропала последняя призрачная надежда, что возможно это и не убийство вовсе, может несчастный случай – ребёнок упал, играя на стройке.

На удлиненной к затылку стриженой мальчишеской голове на виске и затылке зияли многочисленные ушибленные раны.

Раны были глубокие, рваные, но чистые, без крови.

«Водой промыло, когда под плитами лежал».

Сутулов яростно вытирал руки об траву, морщился. Понятая девушка отвернулась, подняла воротник халата, прятала в нём лицо. Худой мужчина сильно закашлялся, потащил из кармана сигареты.

– Вот тварь! Кхм! Ребёнка! Без суда и следствия… кх… таких расстреливать!

– Р-растрелив-вать н-нельзя т-теперь, о…отец, – Сутулов выпрямился. – М-мораторий!

На мальчике из одежды оставались рубашка, вязаный синего цвета свитерок с геометрическим красным орнаментом и трикотажный полосатый носок на одной ноге. Веки у него были смежены, а рот, наоборот, полуоткрыт. Между посиневшими уже губами белели ровные мелкие зубы. Мальчик был ухоженный, домашний.

Саша попытался отстраниться от происходящего. В голове у него промелькнуло, что вот час назад они выпили с девушкой по бокалу красного вина, он дурашливо боролся с нею, они смеялись, он раздевал её, возбуждённый, в предчувствии скорой близости; а мальчик этот маленький, не успевший ещё ничего в своей короткой жизни, уже был убит, валялся лицом вниз в грязной воде, проступившей из грунта в цокольном этаже недостроенного коттеджа.

Саша зарёкся, что когда он сегодня или завтра уже (если выезд затянется) попадёт домой, то выпьет сразу полный стакан водки.

Чтобы перебить застывшую в глазах жуткую противоестественную картину, он пошёл позвать потерявшегося судебно-медицинского эксперта. Понадобились его специальные познания.

Оказалось, что Никульский и ещё человек десять милиционеров, – по всей видимости, по тревоге подняли весь личный состав УВД, – стояли вокруг мальчика такого же возраста, что и мёртвый, который что-то рассказывал.

С мальчиком разговаривал Борзов.

– …Дяденька говорит: «Хотите в кино сняться? Я вам десять тысяч рублей заплачу». Я говорю: «Нет, не хочу». Антон согласился. И они пошли, дяденька его за руку взял. Я побежал за ними, кричал Антону, чтобы он не ходил, что мама ему не разрешает с чужими ходить, но он не послушал. Я бежал за ними до светофора… Дорогу не стал переходить, мне не разрешают через дорогу…

Кораблёв протолкался вперёд. Непосредственный очевидец, видевший преступника. Вот это находка. И так скоро! Надо признать, что им вообще везло нынче. Труп могли обнаружить только завтра или вообще через несколько дней. Уже разложившимся. Сейчас хоть какие-то следы зафиксировали. Да и разматывать начали по горячему.

– Вов, ты знаешь этого дяденьку? – спросил Маштаков, который тоже был тут, среди других милиционеров.

Мальчик обернулся, задумался, как в классе у доски.

Кораблёв счёл нужным вмешаться.

– Сан Саныч, давай по-другому сделаем. Давай с ребёнком один будет разговаривать, а то у него глаза разбегаются. Останемся около него – ты, Николаич вот, он с детьми умеет, и я.

Остальные пусть отойдут. Мужики, отойдите, вам начальник потом приметы доведёт. Идите, гляньте туда, – Саша показал рукой в сторону прогона между домами, где Сутулов на пожухлой траве выложил детский труп, – чтобы злее стали.

Борзов поддержал следователя. Когда они остались втроём, повторил вопрос Маштакова:

– Ты знаешь этого дяденьку, Вовчик? Видел когда-нибудь?

– Нет, – уверенно ответил мальчик.

– Описать его сможешь? Ну сколько ему лет? Какого он роста? Какое у него лицо? Во что он одет?

Паренёк снова надолго умолк, поджал губы. Помог ему Маштаков.

– Вов, давай мы сравним с кем-нибудь из нас. Так тебе легче будет, увидишь. Со мной хотя бы. Посмотри на меня. Он старше меня или младше?

Мальчик уставился на Маштакова, рассматривал.

– Примерно такой же.

– А сколько мне лет, как ты думаешь?

– Ну лет сорок или пятьдесят, – ответил Вова опять после паузы.

Кораблёв понимающе переглянулся с начальником розыска. Как и всем детям, мальчику любой взрослый казался старше действительного возраста. А преступнику гораздо меньше сорока и тем более пятидесяти лет. «От двадцати до тридцати», – предварительно прикинул Саша. – А рост у него какой? – продолжал Маштаков. – Примерно как у вас. Только он похудее. Худой он. В последующие пять минут выяснилось, что «дяденька» был хорошо подстрижен, на висках и на затылке у него волосы сведены на «нет», курил дорогие сигареты «Русский стиль», причём лёгкие, в синей пачке, но при этом одет был плохо, и у него были очень грязные руки. – Чёрные! Как у бомжей, которые металл жгут в лесу! Маштаков видоизменял одни и те же вопросы. Добросовестный мальчик соответственно отвечал на них по-разному. Кораблёв отозвал в сторону оперативников. – Учитывайте, мужики, это ребёнок, который оказался в центре внимания взрослых. Похоже, он фантазирует во многом. Бомж, который курит лёгкий «Русский стиль»? Пф… тринадцать рублей пачка! Я такой только по праздникам покупаю. – Бомж, он на эти деньги, это самое, пять пачек «Примы» возьмёт, – поддержал Маштаков. – Сан Саныч, – следователь взял Борзова за рукав, – я пошёл осмотр писать. Ты озадачь народ. Чего все кучкуются без дела? И протянул руку Маштакову. – Привет, Николаич, мы с тобой сегодня не здоровались. – Привет, Сань.