Текст книги "Реверс"

С учётом того, что дождь вновь наддал, бегущие мужчины, если особо не приглядываться, выглядели натурально. С понтом, сахарные, растаять боятся.

Легендируемый предлог для сближения был приемлем, подвигавшуюся навстречу Шаталову не обманул, архитекторша узрела опасность. Однако было поздно, да и куда бы она делась на своих шпильках. Грудастую птичку сцапали.

Гайдук волок из-за руля обалдевшего от такой борзости таксиста, оказавшегося лысым пожилым дядькой, можно сказать, дедком.

Основные силы брали Рожнова. Перед капотом начавшей движение «Audi» вырос крепкий мужик. Его жилетка на липучках показалась Рогу странной, а поведение – дебильным. Здоровяк растопырил руки, как чучело на огороде. Выжав педаль тормоза, Рог обозвал камикадзе мудаком. Удостоить более хлёсткими эпитетами не успел. Внезапно рывком распахнулась дверка, и чьи-то сильные руки вцепились ему в плечо.

Лучший результат в забеге на короткую дистанцию показал важняк Куренной. Вытащить водителя наружу ему не удалось, только развернуть лицом к себе.

У Рога сработал боксерский рефлекс, доведённый годами тренировок до автоматизма. Левая рука пробила нападавшего по корпусу, безошибочно найдя область печени. Резкого и точного удара, нанесённого всего в четверть силы, хватило, чтобы Куренной рухнул на колени, утратив способность передвигаться. На ринге в такой ситуации рефери начинает отсчёт до восьми, в уличной драке вырубленного добивают.

Ни того, ни другого не произошло. КМС по боксу в полутяжёлом весе, Рожнов, переменившись в лице, покорно задирал в гору длинные гиб-боньи руки и, втянув башку в плечи, медленно-медленно вылезал из тачки. Унизительная поза демонстрировала полную покорность, объяснявшуюся просто – владелец «Audi» идентифицировал Яковлева, пришедшего к финишу вторым.

– Я думал – гопники! Тиму-ур, я не знал, гадом буду! – скособоченным ртом Рог выталкивал отрывистые фразы.

Яковлев на пару с экипированным в кевларовый бронежилет оперативником (минуту назад тормозившим авто) повернули задержанного рылом к машине. Обыскав, удостоверились, что он чист. С наручниками вышел конфуз, на широченных мосластых запястьях не защёлкивались браслеты.

Действуя по отработанному алгоритму, шустро подкатил «Соболь», расплёскивая на стороны грязные брызги. Рожнова затолкали в салон. Усадили на заднее сиденье, по бокам втиснулись сотрудники, зафиксировали руки. Напротив сел Витя Шульгин, направил ствол пистолета злодею в живот.

– Не дёргаться! – дал Рогу напутствие Яковлев прежде, чем задвинуть боковую дверь.

Только теперь майор оглянулся на Куренного. Уперев ладони в мокрые колени, важняк трудно восстанавливал дыхание. Мучительная гримаса, исказившая пунцовое лицо, выдавала боль, которую он испытывал.

Подле него хлопотал острожский оперок Иванов, недавно переведённый из Бурятии. Маленький, крепенький, раскосый старлей был воспитан в почтении к старшим.

– Пётр Богданович, может, всё-таки вызвать «скорую»?

– Отвали, – сквозь зубы раздражённо процедил Куренной.

Убедившись, что угроза жизни и здоровью товарища подполковника отсутствует, а урон, нанесённый его самолюбию, залечит лишь время, Яковлев нетерпеливо крутнулся к «аудюхе». Забурился в салон, оставив снаружи только джинсовую задницу с кожаным коричневым лейблом фирмы «Levi's». Справа на ремне топырилась кобура с табельным ПМ, его майор сегодня не обнажал.

Руки его проворно расстегнули молнию на сумке, засунутой меж передних сидений. Залезли внутрь, переворошили содержимое, которым оказались кеды исполинского размера и спортивная форма.

«В качалку собрался, атлет херов! Где доллары?!» – в голове Яковлева бушевал торнадо.

Майор суетно шарил под сиденьями – пусто. Пришлось улечься на живот, протиснуться дальше. В бардачке обнаружилась нейлоновая сумочка со многими отделениями. Боковой карман топорщился и на ощупь был твёрд. С хрустом отодрав липучку козырька, Яковлев увидел пучок желтовато-зелёных банкнот, стянутый посередине резинкой. Не касаясь пальцами, вытряхнул пачку больше, чем наполовину. Номинал определил по физиономии длинноволосого мужчины, презрительно поджавшего тонкие губы.

– С возвращением, сэр Франклин!

«Сотенные! То, что доктор прописал!» – пришлось сделать усилие над собой, чтобы не завопить от радости.

– Понятых, живо! – скомандовал майор буряту Иванову. – Хорош шланговать!

Осматривать автомобиль и изымать валюту следовало, не отходя от кассы. Приглашать в понятые людей с улицы противоречило конторским обычаям. Сегодня роль лиц, не заинтересованных в исходе дела, отводилась охранникам Первомайского рынка.

Глядя на вывеску над входом в крытый павильон, Яковлев неожиданно озадачился проблемой, далёкой от сфер его деятельности.

«Почему рынок – колхозный? Никаких колхозов давно в помине нет!».

2

29 мая 2004 года. Суббота.

08.00–09.30

Не отработав и недели, Миха решил квартирный вопрос. Везение он объяснял законом парных случаев.

Менеджер Вера Платоновна, положившая глаз на бесхозного мужика, принесла ему готовый вариант на блюдечке. Пустующая однушка располагалась в пяти минутах ходьбы от магазина.

– Угловая, зато этаж крайний! – подмигнула менеджер.

С учётом протекции хозяйка просила по-божески, три тысячи рублей в месяц. В качестве предоплаты – тысячу. Её одолжила Вера Платоновна.

– Чуть чего, из зарплаты вычту, – предупредила без обиняков.

Заселиться Маштаков решил в субботу с утра. Благо начальство разрешило ради такого дела припоздать. В восемь ноль-ноль он вошёл в подъезд хрущёвской пятиэтажки по улице Циолковского.

Бабулька в туго подпоясанном дерматиновом плаще, из-под которого виднелся подол трикотажной ночнушки, караулила потенциального квартиранта у двери. Ощупала его с головы до ног слезящимися глазками. На правом мутнело бельмо.

– Ну, смотри хоромы, – произнесла сурово. – Если глянутся, проведу вводный инструктаж.

Маштаков прошёлся по квартире. Аттестация, данная «хоромам» Верой Платоновной, носила объективный характер.

– Старьё, но не притон, жить можно. Зимой там ветродуй, но до зимы чего-нибудь придумаем.

Широкий проём из прихожей в комнату, в народе метко прозванный «хайлом», первозданно зиял. Почему-то не стали хозяева его закрывать. На низком потолке меж лежавших уступом плит бугрился шов, грубо заделанный цементным раствором. Бледно-пегие обои с выцветшим геометрическим рисунком отстали по углам и закрутились неряшливыми свитками. В люстре из пяти плафонов уцелели два. После того, как Миха щёлкнул выключателем, один рожок тускло забрезжил.

– Будет тёмно, купишь лампочек, да ввернешь, – откомментировала его действия хозяйка.

– Нет проблем, – прозвучало в ответ.

Треть комнаты занимал пружинный диван-книжка в разложенном состоянии. Болотного цвета обивка была вытерта, но не до дыр, и засалена в меру.

– Диван не собирай, спинка падает.

– Понял.

Ещё из мебели наличествовали пара крепких с виду венских стульев, полированный платяной шкаф и продавленное кресло, из сиденья которого торчал жёлтый ноздреватый поролон.

Шестиметровая кухонька оснащена всем необходимым. Раритетного вида двухконфорочная плита «Тула», ей под стать – газовая колонка «Дарина» на стене. Над покоцанной раковиной навис кран в известковых разводах. Из-под столика с исцарапанным пластиковым покрытием выглядывала деревянная табуретка.

Санузел, как положено, был совместным. Заглянув в сливной бачок, Маштаков обнаружил там паутину и лежавший на боку пластмассовый поплавок.

– Вода-то перекрыта, – объяснила хозяйка. – Щас я вентиль поверну.

Крутнула и тотчас в унитазе зажурчал ржавый ручеек, а на кухне из крана бойко застучала капель.

– Ты мужик, уделаешь, чай, – старуха не смутилась.

– Авансик возьмите, – Миха протянул две пятисотки.

Хозяйка в раздумье пожевала впалым фиолетовым ртом. Запах корвалола, густо исходивший от неё, одурманивал.

– Вера Платоновна сказала – тысяча, – напомнил Маштаков.

– Ох, уж эта Верка-пионерка, – осуждающе вздохнула старуха, но деньги приняла, сжала в кулачке, покрытом пигментными пятнами. – Десятого числа остальные две тыщи отдашь. Это, значить, за июнь месяц. А дальше, кажного десятого будешь платить.

Инструктаж на девяносто процентов состоял из запрещений: не пьянствовать, не шуметь, компании не водить, бумагу в унитаз не кидать.

Ограничения по части женщин устанавливались щадящие:

– Когда бабу приведешь, аккуратней с диваном, одна ножка дрягается, не сломите.

– За свет, сколько нажжёшь, тебе платить! – помолчав, хозяйка вспомнила важное.

– Это всё твоё добро, что ль? – ткнула пальцем в сумку, оставленную в прихожей. – Немного ты нажил, парень, а ведь не молоденький. Жена, что ль, турнула?

– Угу, – кивнул Миха.

Ему, напротив, казалось, что он обрастает добром не по дням, а по часам. Пока добирался сюда пешкодралом, багаж оттянул руки. Гардероб пополнился шмотками, подаренными сестрой с мужниного плеча. Ощущать себя зажиточным было непривычно.

Бабулька обитала в соседнем доме, на первом этаже которого функционировала детская поликлиника.

– Не потеряй, другого нету, – наказала, вручая ключ на грязном шёлковом шнурке.

С трудом Миха дотерпел, когда домохозяйка отчалит. Времени было в обрез. Пока шаркающие шаги удалялись вниз по лестнице, он осмотрел входную дверь. Замок имелся один – врезной, сувальдный, устойчивый к взлому. Но открывалась дверь внутрь, выбить её можно было одним ударом ноги. Однако в таком случае не избежать шума, а хозяйка разрекламировала бдительность соседей, которые при малейшем шухере вызывают милицию. Если она не сочиняла, данное обстоятельство можно было записать в плюс.

Наконец лязгнул ригель кодового замка двери подъезда.

Маштаков быстро прошагал в комнату, прихватив сумку. Сверху в ней лежали одолженные у зятя инструменты. Молоток, стамеска и лом-гвоздодёр. Предназначались они для обустройства тайника. Место под него Миха придумал.

Сперва он отодвинул от стены диван. Делал это осторожно, памятуя о шаткой ножке. Груз был тяжеленный, пришлось покряхтеть. Затем пролез в образовавшееся пространство. Распинал ногой клубки пыли в углу.

Присев на корточки, вбил сплющенный конец гвоздодёра под плинтус, рычагом надавил вниз. С изуверским скрипом плинтус отделился от пола. Под слоем краски виднелась рифлёная шляпка. Маштаков поддел её раздвоенной лопаткой гвоздодёра. Раздался натужный кряк и наружу медленно вылез кривой гвоздь-сотка.

Дальше дело застопорилось. Битых полчаса Миха воевал с плинтусами. Один демонтировал целиком, а другой наискось обломал. Иначе не получалось. Попутно разодрал до крови руку.

Настал черёд половой доски. Оторвав крайнюю, Маштаков сунул ладонь под настил, разгрёб строительный мусор, оставленный там полвека назад ударниками соцтруда. Расстояние между досками и цементной стяжкой равнялось высоте лаги, имевшей сечение в пять сантиметров.

Миху это устраивало. Перекатившись через диван, хрустнувший пружинами, он уселся по-турецки на полу возле открытой сумки.

Кулёк, для которого готовился схрон, лежал под одеждой. Вчера пришлось подсуетиться, чтобы незаметно достать его с чердака. Домовитый зять собрался в выходные подремонтировать крышу. Хотя треснувший лист шифера располагался не над тайником, рисковать не стоило.

Вечером взрослые весьма кстати отлучились, а племяннику Маштаков заговорил зубы. Надобность слазить на чердак объяснил тем, будто слышал, как ночью там скреблась крыса. Уже смеркалось, и мальчик не заметил объёмистого пакета за пазухой дяди Миши, когда тот спустился по лестнице на землю.

Чтобы свёрток уместился под досками, его содержимое надлежало переупаковать. Обрезав стамеской шпагат, Миха развернул грубую мешковину. Она скрывала несколько предметов. Один, завёрнутый в кусок ткани, формой напоминал пистолет. Им он и являлся. То был маленький бельгийский браунинг, удобный в скрытом ношении.

Маштаков осмотрел его. Озабоченно потёр пальцем ствол, где померещилась ржавчина. Пятно на воронении оказалось обычной грязью, однако пистолет настоятельно требовал чистки и смазки. Выщелкнув магазин, Миха убедился, что он по-прежнему наполовину полон. Три тусклых латунных цилиндрика с круглыми головками выглядели игрушечными. Да и сам браунинг, помещавшийся на раскрытой ладони, походил на детский пугач. Тем не менее, это было надёжное боевое оружие, проверенное в деле. Маштаков вернул обойму в рукоять, убедился, что предохранитель включен, и как можно туже обмотал бельгийца тряпкой.

Другой пакет, завёрнутый в лоскут почище, имел плоскую форму. В нём пряталась помятая картонная книжечка с полустёртой надписью «Воинский билетъ» на обложке. Здесь же таился тёмный железный крест на колодке, вылинявшей и изветшалой до такой степени, что с трудом угадывались её цвета – чёрный, жёлтый и белый. В центре креста находилось миниатюрное изображение бородатого старца в церковном облачении. Девиз, выгравированный вокруг лика, гласил: «Верой спасётся Россия». Надпись также соответствовала правилам дореволюционной орфографии. Орден Святителя Николая Чудотворца, учреждённый в 1920 году последним главкомом Русской армии Врангелем, вручался за воинские подвиги в борьбе с большевиками. Сейчас он, несомненно, представлял собой ценный раритет фалеристики.

Миха освободил от синей провощённой бумаги третий предмет. Нужды в этом не было, но он не удержался – драгметаллы наделены притягательной силой. Небольшой по размеру слиток был увесист той особенной тяжестью, что присуща исключительно золоту. Целиковый, он тянул на девять кэгэ. Сейчас он был ополовинен, причём явно не в ювелирной мастерской. Косоватый отпил имел неровности и засечки, тогда как остальные поверхности бруска гладко отливали благородной желтизной. На верхней грани стояло клеймо в виде двуглавого орла с короной. Стоимости слитка Маштаков не представлял даже приблизительно.

Каждая из этих штуковин имела свою драматическую историю. Разархивировать их Маштаков не хотел. Воспоминания могли выбить из колеи, а ему требовалось быть в тонусе.

Упаковав «штуковины» порознь в пластиковые пакеты, Миха плюхнулся животом на диван и засунул их как можно дальше под настил. Вернул на место доску. Присандалил старыми гвоздями плинтуса. Старался, чтобы вышло крепко и незаметно. Но, как ни изгаляйся, поломанные деревяшки не срастишь. Утешился мыслью, что случайно хозяйка махину дивана не отодвинет, а если кто-то мудрый вздумает вести целенаправленные поиски, никакой камуфляж не спасёт.

Пока возился в тесноте, страдал от недостатка света. И это несмотря на наличие двух окон в угловой комнате! На улице как-то аномально потемнело.

Маштаков надеялся, что произведённый им шум не насторожит бдительных пенсионерок, живущих по соседству.

Внимательно оглядев комнату, внёс последние штрихи – выровнял диван-кровать по половице, собрал в карман щепки, спрятал инструменты. Хмыкнув, извлёк из сумки гантели, положил на виду. Вроде нехитрый трюк с ними удался, Светка ничего не заподозрила.

Закрыл входную дверь, проверил, как её держит замок, и покатился с пятого на первый, прыгая через щербатые ступеньки.

На улице обнаружил наводнение. Повсюду стояли лужи, изукрашенные пенистыми ядовито-зелёными разводами. Преграждая выход из подъезда, полноводно бурлил мутный ручей. На асфальте валялись варварски обломленные ветки тополя с глянцевыми умытыми листочками. Не судьба им оказалась вырасти до взрослого размера.

Оказывается, пока он возился с тайником, город накрыло ливнем. Вот чем объяснялась внезапная темнота за окошком. А грохотал гром, не стройка!

Ни близкое расстояние, ни лихие прыжки через лужи не спасли – в магазин Маштаков прибежал с ногами, промоченными насквозь.

С ходу собрал разбросанные пластмассовые корзинки, воздвиг из них высокую башню на столе у турникета.

Остроносая кассирша Катя, увидев охранника, завопила: «Иди к Вере, она тебя обыскалась!»

Миха не пошёл, побежал через зал в кабинет старшего менеджера. Та, с новой причёской, встретила упрёком:

– На сколько мы договаривались, Михаил?

– Извините, Вера Платоновна, больше не повторится, – бурно вздымавшаяся грудь охранника демонстрировала, что сюда мчался он быстрее лани.

– Ну, всё нормально хоть прошло? – начальство меняло гнев на милость.

– Даже отлично. Огромное вам спасибо.

– Не булькает. Я правильно понимаю, Михаил, вечером я звана на новоселье?

Женщина повернулась в профиль, показывая достоинства креативной стрижки – объёмный приподнятый затылок и острые удлинённые пряди волос на висках. Возраст, разумеется, не обманешь, но иллюзия омоложения наблюдалась.

– Так точно, Вера Платоновна! – на неожиданное заявление Маштаков отреагировал, как на само собой разумеющееся.

– Насчет угощения не парься, я соберу покушать. Ты, как я помню, в завязке?

– Угу.

– Молодчик. Если я в твоём присутствии винца выпью, тебя не напряжёт?

– Воодушевит.

– Смешно. Ой, а чего у тебя с рукой?

– Где? – Миха обнаружил засохшие бурые помарки на правой ладони. – Ерунда, поцарапал.

– Давай, обработаю и пластырем заклею, – менеджер достала из стола аптечку.

– Не стоит беспокоиться.

– А я, как лицо, ответственное за ТБ[169]169
  ТБ – техника безопасности.


[Закрыть], говорю: «стоит». Попадёт инфекция, разнесёт руку, как работать будешь?

Завладев его кистью, женщина смоченной в спирте ваткой стёрла следы крови. На открывшуюся ссадину, довольно глубокую, подула. Руки у неё были маленькие, горячие и ловкие.

Маштаков стиснул зубы. Желание, дремавшее в нём, как медведь в берлоге, заворочалось, пробуждаясь. Зная себя, он понимал, что дотерпеть до конца рабочей смены будет непросто.

3

29 мая 2004 года. Суббота.

10.00–11.00

Ликование, охватившее Яковлева, длилось недолго.

– Чего ты шепчешь, Витя? Говори членораздельно! Кто нас здесь подслушает?

Но старший опер всё равно сбегал к двери, выглянул в приёмную, вернулся и с вытаращенными глазами огорошил:

– Доллары не те, Эдуардыч!

– Что значит не те? – Яковлев грешным делом подумал, что болезнь ударила Шульгину в голову. – Сумма меньше? Значит, не всё она притащила менять.

– Хрен с ней, с суммой! – старший опер сократил дистанцию до предела, заставив Яковлева отодвинуться со стулом вместе. – На этих сотках морды маленькие, а у нас были большие. У нас новые баксы были! Врубаешься?! Потом, тут много с таможенными штампами, а наши все чистенькие были. А, главное, номера не бьют!

Последний аргумент заставил призадуматься. Кому, как не Вите Шульгину было знать номера банкнот, использовавшихся в оперативном эксперименте. Именно он составлял акт осмотра и пометки предметов для проведения ОРМ. В настоящий момент листок, испещрённый многозначными числами, волновался у него в руке.

Яковлев зажмурился и хлопнул ладонью по столу с такой силой, что на стене вздрогнул портрет Дзержинского. Выжженный по дереву железный Феликс, как талисман, кочевал за майором по всем его кабинетам, включая командировки.

– С нашей темой связь обязана быть! – распахнувшись, васильковые глаза Яковлева источали одержимость. – Конспирация при встрече! Рог – правая рука Катаева! Всё это неспроста! Таких совпадений не бывает! Разгадка где-то рядом. И мы её отыщем! Подними-ка, Виктор, законодательство. Чем нынче караются незаконные валютные операции? А я с мадам потолкую.

Майор вновь ринулся в бой. Архитекторшей занимался оперуполномоченный Гайдук, кабинет которого находился в конце коридора.

Замедлив шаг, Яковлев по дороге ухватил суть событий, развивавшихся в другом служебном помещении. Туда набились сотрудники облуправления, крутизна. Приоткрытая дверь позволяла видеть по-хозяйски усевшегося на столе Куренного. Кулак его давил мускулистую ляжку, обтянутую тонкой материей брюк, на коленях ещё не просохших.

Важняк драконил клиента, как матадор – быка:

– Или ты, родной, думаешь за причинение телесников старшему офицеру Федеральной службы безопасности отделаться лёгким испугом?!

Ответная реплика Рожнова, усаженного в дальний угол, прозвучала глухо:

– Говорить буду только в присутствии своего адвоката.

Монотонность интонации свидетельствовала, что фраза произносится не первый раз и не второй.

Рог – орех с бронированной скорлупой. Но от попытки расколоть его отказываться нельзя. Тактику Куренной избрал верную – клевать, пока горячо, сулить вплоть до пожизненного за полученную плюху. Может, и развяжется язык у бандюгана. С конторой он раньше не пересекался, возможности её знает понаслышке. А народная молва по старой памяти наделяет Комитет безграничными полномочиями.

В угловой кабинетик майор вошёл, лучезарно улыбающийся, со словами:

– Рожнов полный расклад дал. Сравним, Наталья Викторовна, с вашими показаниями.

Гайдук обозначил намерение уступить место за столом. Яковлев покровительственно его остановил:

– Продолжайте, Артём Богданович, а я послушаю.

Отставил свободный стул к окну, чтобы в сектор обзора попали и опер, и подозреваемая. Присел, закинул ногу на ногу, вперился в Шаталову.

Та после променада под дождём выглядела неказисто. Сырые волосы слиплись жидкими сиротскими косичками. Платье, до нитки промокнув, облепило изобильный бюст. Рельефно проступили кружева на чашках бюстгальтера. Чувствуя себя неловко, женщина переплела на груди руки. Как будто арбузные прелести поддаются маскировке!

Лейтенант Гайдук инициативой владел, вопросы ставил грамотно и однозначно работал на результат. Но режим жёсткого цейтнота не позволял расставлять хитрые силки и ожидать, пока в них угодит дичь. Да и соседство с туалетом, распространявшим специфический душок, не располагало к долгим посиделкам.

Яковлев форсировал общение. Реакция на его колкий выпад оказалась предсказуемой. Снова хлынули в два ручья дешёвые бабьи слёзы.

– Хватит болото разводить! Надоело! – майор открыл служебную книжку, отчеркнул ногтем нужную запись.

Сверяясь с ней, набрал комбинацию цифр на клавиатуре мобильника.

– Николай Иванович?

– Слушаю вас, – громкая связь выдала густой баритон, насторожившийся от звонка с незнакомого номера.

Шаталова, умоляя взглядом, трагически зашептала:

– Не говорите мужу, я всё расскажу…

Обладавший отличной реакцией Яковлев без запинки предложил Николаю Ивановичу кредит «Райффайзенбанка» под пятнадцать процентов годовых. Абонента данная тема не заинтересовала, он отключился, буркнув: «заколебали».

– Одно слово неправды – перезваниваю и предлагаю более выгодные условия кредитования, – ледяным тоном объявил комитетчик.

Шаталова уразумела, что шутки кончились. Профессионально выключив слёзы, она приступила к докладу, получившемуся достаточно информативным.

Обмененные три тысячи долларов США принадлежали Левандовскому. Он отдал их ей на хранение в октябре прошлого года. Сказал, что умный хозяин яйца в одну корзинку не складывает. По её соображениям, основным источником побочных доходов главного архитектора является концерн «Монолит». Рожнов Олег Геннадьевич, занимающий там важный пост, регулярно посещает Левандовского. Спектр вопросов, решаемых ими, широк – выделение земли, согласование проектов, выдача разрешений на строительство. В отсутствие главного Рожнов общается с его замом Темляком. Конкретика Шаталовой неведома, но про один факт, относящийся к 2000 году, она рассказать может. Тогда Левандовский, перебрав лишнего, хвалился, что получил через Рожнова двадцать одну тысячу долларов за изготовление проектно-сметной документации для автозаправок московской компании «Чёрное золото», бизнес-партнёром которой в Остроге является «Монолит». В ту пору личные отношения Шаталовой и Левандовского находились на пике. С крупного куша любовник (обычно скуповатый) подарил ей перстень с бриллиантом и браслетик-цепочку. Перстень сейчас у Натальи Викторовны на пальце, а браслет лежит дома в шкатулке, у него сломалась застёжка.

«Драгоценности изымем сегодня же. Вкупе с показаниями мадам они подтвердят наличие у Левандовского крупных денежных сумм», – Яковлев сделал помету в блокноте.

– У вас сигареты не будет, Тимур Эдуардович? – Шаталова прервалась. – Извините за наглость, но мои промокли. Благодарю…

Несколько раз истово затянувшись, она возобновила повествование. Обменять долларовую заначку на рубли велел адвокат Сизов.

– Якобы Вале на залог срочно деньги понадобились. А может, себе в карман. Знаете, наверное, какие у этого Сизова ставки? Пять тысяч рублей – судодень! Он же насоветовал обратиться к Рожнову. В банк ходить запретил, там спрашивают паспорт…

«Надо поднимать следователя, – определился майор. – Пускай закрепляет показания на видео. Эх, и взовьётся Самандаров, когда услышит, какие козни Сизов следствию строит. Рафа давно на говнистого Ростика ножик точит».

– Артем Богданович, запишите всё, что Наталья Викторовна поведала.

Гайдук вопросительно двинул по столешнице два бланка – объяснения и протокола допроса свидетеля.

Яковлев пристукнул пальцем по второму:

– Чего зря бумагу переводить? Отдельное поручение следователя у нас имеется.

Эту фразу он произнёс больше для Шаталовой, укрепляя её уверенность, будто колода в их руках. Опасаясь спугнуть добычу, майор не стал педалировать тему насчёт долларов, исчезнувших неделю назад. Пусть сначала титястая подпишется под тем, что наговорила. А потом разговор продолжится.

Объём работы по забрезжившему эпизоду намечался колоссальный. Выходные опять летели псу под хвост. По данному поводу Яковлев, впрочем, горевал меньше всего. Он знал, за что пашет.