Текст книги "Точка Невозврата"

3

Пасмурным октябрьским утром у большака на уездный Дмитровск, расположенный в восьмидесяти верстах от Орла, сосредоточился особый отряд Туркула.

Полковник получил приказ прорвать фронт, уничтожая живую силу противника и громя его тылы, идти на юго-запад до села Волчьи Ямы, откуда, описав петлю, вернуться в исходный пункт. По замыслу командования пеший рейд дроздовцев должен был расстроить наступление советской Ударной группы.

Туркул относился к тому же отряду хищных, что и Скоблин. Их биографии роднились во многом. Возрастом Туркул был постарше корниловца всего на полтора года. С учёбой он также не дружил, его «университеты» увенчались четырьмя классами гимназии. До мировой войны служил вольноопределяющимся второго разряда в 56-м пехотном Житомирском полку, квартировавшем в Тирасполе. Мечтая о карьере военного, дважды пытался поступить в юнкерское училище – сперва в Одесское, на следующий год – в Тифлисское. Оба раза с треском провалил экзамены. В Тифлисе председатель приёмной комиссии снисходительно заявил претенденту: «Одного желания и пудовых кулаков, чтобы стать офицером, недостаточно, надобны хотя бы номинальные способности». От обидных слов в Туркуле закипела южная кровь, с трудом он сдержался, дабы не надерзить в ответ.

Уволился в запас в скромном звании младшего унтер-офицера, служил по почтовому ведомству, закисая в стоячем болоте чиновничьего мирка.

Войну воспринял как шанс исправить чудовищную несправедливость в отношении своей персоны. Из запаса был призван в 75-й пехотный Севастопольский полк. Выказал доблесть в осадных боях под крепостью Перемышль, за боевые отличия произведён в прапорщики. Сражался бесстрашно, к октябрю семнадцатого года заработал все возможные награды вплоть до ордена св. Георгия 4-й степени, чин штабс-капитана, должность командира штурмового батальона, личное дворянство и три ранения.

Ух, как жаждал герой войны потолковать по душам с кабинетными спесивцами, забраковавшими его в своё время!

После захвата власти большевиками и роспуска ударных частей штабс-капитан записался в бригаду, формировавшуюся в Румынии полковником Дроздовским. В составе добровольческого отряда совершил знаменитый поход из Ясс в Новочеркасск на соединение с Добрармией, потерпевшей поражение на Кубани.

Командуя офицерской ротой, в июле восемнадцатого был тяжело ранен под станицей Кореновской, едва не потерял ногу. Вернуться в строй смог лишь через полгода. Во главе батальона бился с большевиками в Донбассе. Первым ворвался в Харьков, за что удостоился полковничьих погон.

На днях Туркул был назначен командиром полка, в предводительство которым планировал вступить по возвращении из рейда.

Тяготея к внешним эффектам, полковник предстал перед выстроенным отрядом верхом, при парадной сабле и шпорах. Под ним плясала молодая гнедая кобыла с фасонистыми белыми чулками на точёных ногах и белой звездой на лбу.

– Смирна! Слушай! На кра-аул! – с правого фланга зычно скомандовал командир первого батальона капитан Петерс и, не отпуская ладони от козырька, семенящей походкой двинулся навстречу начальнику.

Следом за ним с тяжёлым предметом в руках шагал пожилой солдат.

В предчувствии сюрприза Туркул спешился, отдал поводья ординарцу и тоже вскинул руку к виску. Остановившись, Петерс торжественным тоном поздравил полковника с повышением и попросил принять подарок в память о батальоне, которым прежде командовал.

Стрелок с седыми висками вышел вперед, демонстрируя серебряную заздравную братину[20]20
  Братина – сосуд для питья, предназначенный для братского, товарищеского питья (устар.)


[Закрыть] искусной работы с шестью чашаребряную заздравную братину ми, по числу рот батальона, команд пулеметчиков и связи.

Круглое как луна лицо двухметрового Туркула расплылось в улыбке.

– Здорово, дроздовцы! – гаркнул он.

Тысяча глоток затаила дыханье, чтобы через секунду загреметь отрывистыми слогами:

– Дра! Жела! Ваш! Высок! Родь!

Полковник снял фуражку, осторожно принял сосуд, до краёв наполненный пузырящимся шампанским, и отсалютовал им:

– Пью ваше здоровье, боевые друзья!

Надолго припал к братине. Когда оторвался, смоляные усы его были мокры насквозь, а распахнутые настежь глаза лучились азартом.

Невысокий Петерс благодаря пропорциональному сложению и преисполненной достоинства осанке не терялся на фоне великана Туркула. Глядя на выправку капитана, невозможно было догадаться, что он из студентов. В его спокойном лице с волевым подбородком просматривалась азиатчинка.

Петерс доложил о готовности к выступлению. С первым батальоном в бой шли две гаубичные батареи и две роты из нештатной команды, которую оборотливый Туркул сформировал в ближнем тылу втайне от начальства. Благодаря секретному резерву численность ударного кулака удалось довести до полной тысячи бойцов при восемнадцати пулемётах.

Полковник внимательно оглядел строй, щетинившийся сизым ёжиком гранёных штыков. Батальон был экипирован по форме – фуражки с малиновой тульей и белым околышем, на суконные малиновые погоны через трафарет жёлтой краской нанесена литера «Д». Запасные роты смотрелись разномастно, но и в них отсутствовали безшинельные, что было важно – приметы сулили раннюю зиму. Сытно позавтракавшие стрелки имели бодрый вид, хворых отсеяли заранее.

Во всех ротах значительной была офицерская прослойка. Только четвёртая состояла исключительно из солдат. Командовавший ею капитан Иванов наотрез отказывался пополняться интеллигенцией, ставя в строй пленных красноармейцев крестьянского сословия, которых он отбирал по одному ему известным критериям. Ни разу интуиция не подвела Иванова. Его рота считалась в полку одной из лучших, все солдаты в ней были рослые здоровяки.

С четвёртой соревновалась вторая рота, которой до недавнего времени руководил капитан Петерс. В её рядах находилось много шахтёров, мобилизованных весной в Донбассе. Вопреки догмам марксизма, из этих угрюмых рабочих парней с въевшейся в лица угольной пылью вышли стойкие белогвардейцы. У воспитавшего их Петерса ординарцы и связисты были исключительно шахтёрскими.

Туркул кратко, самыми простыми словами объяснил ближайшие задачи:

– Походным маршем с одним привалом идём в Дмитровск. Там – ужин и ночлег. Утром атакуем.

По команде дроздовцы разошлись для оправки и перекура. Через десять минут отряд тронулся. Ушла вперёд конная разведка. В голове колонны на гнедой красотке Гальке шагом ехал сосредоточенный Туркул. К красным, зверски замучившим его старшего брата-офицера, полковник имел персональный счёт.

4

По краю оврага, извилисто прорезавшего поле в видимости станции Золотарёво Орловско-Грязской железной дороги, залёг взвод офицерской роты первого Корниловского полка. Здесь проходила передовая линия. Части девятой стрелковой советской дивизии, несмотря на превосходство в живой силе, активности не проявляли. С утра они обозначили двумя цепями движение в сторону станции, но обстрелянные артиллерией оттянулись на исходную позицию.

К полудню в сплошной завесе туч проклюнулось солнце, иззябшие офицеры приободрились, мечтая о скорой смене и горячих щах.

Командовавший заставой штабс-капитан Маштаков – невысокий сухощавый шатен с потрёпанным лицом и перебинтованной шеей – имел отсутствующий вид. Он один из собравшихся в вымоине ударников не внимал рассказу поручика Цыганского, в составе первого батальона участвовавшего в пленении красного комдива Станкевича.

Особый интерес вызывало то, что Станкевич был генерал-майором Императорской армии и добровольно поступил на службу к большевикам.

– Матёрый такой дядя, годков эдак под шестьдесят. Борода как просяной веник, – Цыганский энергичными жестами обозначил внушительные размеры генеральской бороды. – Сопротивления не оказал, браунинг на стол выложил, представился чин по чину. Ну, и мы с ним деликатно, даже обыскивать не стали. Препроводили к командиру. Тот документы проверил и без промедления на пароконной повозке снарядил его в Орёл, в штаб группы. Что в штабе было, не знаю, не сопровождал, только вечером глядим – они обратно вернулись. «Неуж так быстро допрос сняли?» – удивляемся. Хвать, а Станкевич этот с депешей прибыл, полковником Скоблиным подписанной, о передаче пленного в распоряжение захватившего его батальона для предания военно-полевому суду…

– Может, и не возили ни в какой Орёл? – усаживаясь на корточках, подмигнул приятелю атлетически сложенный подпоручик Риммер.

– А депеша тогда откуда взялась? – возразил Цыганский.

– Ты её видел, Анатоль? – Риммер цеплялся как репей.

– Отстаньте, поручик, пусть рассказывает, – вмешался пулемётчик Морозов.

– Без волокиты открывается заседание суда. Председательствует наш ротный князь Булаев, – продолжил Цыганский. – Станкевич стоя даёт показания: как в восемнадцатом вступил в Красную армию, на каких должностях работал. Его слушают, не перебивают. Сперва бойко он говорил, но потом завибрировал. Дескать, давно искал случая перейти к нам и только теперь такой случай представился. Князь Булаев сразу – вопрос не в бровь, а в глаз: «Должно быть, в ожидании перехода вы так рьяно колотили нас зимой в каменноугольном бассейне?» Станкевич там дивизией командовал. Ну, ответа не последовало. Булаев зачитал приговор: повешение. А к качелям на площади к тому времени удавку приладили. Станкевич попросил сообщить его матери, ему пообещали. Подошёл к виселице, долго стоял задумчивый, потом надел на себя петлю и спрыгнул с ящика. В общем, достойно себя вёл.

– Хотел бы перекинуться, давно бы дал дёру, – убеждённо заявил Риммер, недолго служивший в РККА[21]21
  РККА – Рабоче-крестьянская Красная Армия.


[Закрыть] по мобилизации и перебежавший при первой возможности.

– Не всегда ситуация благоприятствует, поручик, – вздохнул Морозов. – Военспеца такого ранга знаешь как комиссары блюдут? В нужник и то еврейчик провожает.

Пулемётчик состоял на совдеповской службе полгода и сдался белым в июне под Полтавой. «Как швед», – шутил он на сей счёт без тени улыбки. Морозову повезло быстро проскочить бюрократические рогатки «реабилитационной» комиссии. Уже в середине августа он был зачислен в полк, успел показать себя в деле, однако права ношения нарукавных шевронов и цветных погон пока не удостоился.

Во взводе не было первопоходников[22]22
  Первопоходник – участник 1-го Кубанского, Ледяного похода.


[Закрыть] и идейных добровольцев. Офицерские роты в именных частях исполняли роль фильтра, через который пропускали новичков всех мастей. Поэтому резкого осуждения работа Станкевича у большевиков среди собравшихся не вызвала. Больше удивлялись, почему так много генералов и штаб-офицеров, причём дворянского происхождения, подалось к красным, а те доверили им высокие должности.

– Конная разведка ходила в набег на Мценск, – Цыганскому не терпелось поделиться слухами, которых он насобирал за время прикомандирования к первому батальону, – захватили там коменданта города, так он, представьте, господа, тоже из «превосходительств» оказался. Сапожников, если память не изменяет, его фамилия. Этого без суда на месте расшлёпали.

– Мценск – крайняя точка на пути к Москве, где мы побывали, – задумчиво промолвил Морозов, оглаживая приклад «льюиса»[23]23
  «Льюис» – британский ручной пулемёт, широко применявшийся в гражданской войне в России.


[Закрыть], смотревшего стволом на север.

– Разберёмся с латышами, двинем дальше, – чернобровый подпоручик Львов, недавно произведённый из юнкеров, выглядел бодрее других. – Наш второй полк, наверное, к Кромам подходит. Пары дней, чтобы сообща с дроздовцами распушить инородцев, думаю, им достаточно будет. И марш-марш на Тулу!

– Вашими бы устами, – вздохнул Морозов, настроенный пессимистически.

Накануне в Орле от однокурсника по юнкерскому училищу, служившего в штабе бригады, он получил неутешительные известия об Ударной группе красных, вторгшейся в тылы корпуса. Связанный обещанием не распространяться об услышанном, пулемётчик помалкивал.

Не давая затухнуть разговору, отвлекавшему от тревожных мыслей, он подпустил шпильку Цыганскому:

– Почто, поручик, в первом батальоне не задержались? Почто вдругорядь в нашу дисциплинарную воротились? Или не пришлись ко двору княжатам?

Плечистый харьковчанин Цыганский сплюнул с напускным безразличием:

– Язык у вас без костей, господин штабс-капитан. Может, они и княжата, только я не холоп. У них свой взводный из отпуска вернулся, вот и вся разгадка.

Усилившийся ветер нещадно трепал кустарник, росший вдоль оврага, сшелушивая с веток остатки морщенных листьев, шуршал длинными коричневыми космами сухой травы.

Начальник заставы Маштаков поднял воротник кожанки, подтянул за отвороты перчатки и тусклым голосом произнёс:

– Возвращайтесь, это самое, в цепь, господа. Похоже, гегемоны опять зашевелились.

5

Облапошить уличную не удалось. Приняв кредитные билеты, она склонилась к тускло светившему ночнику и принялась их пристально рассматривать.

– Ты чего это, хипесник[24]24
  Хипесник – вор, обкрадывающий посетителей проститутки при её соучастии (жарг.)


[Закрыть], удумал?! – пронзительный голос проститутки вдруг взвился под самый потолок. – Дурака под шкурку загнал, а бумажки пихаешь негодные! Ах ты, мазурик! Ах, фармазон! Рятуйте[25]25
  Рятуйте – помогите (укр.)


[Закрыть], люди добрые!

Скандал на занимаемой жилплощади в планы Вени Брошкина не входил. Его отношения с квартирной хозяйкой и без того были натянутыми.

– Тихо! Не орать, как там тебя! Ошибся я, Клеопатра. Не хочешь «пятаковскими»[26]26
  «Пятаковские» – кредитные билеты 1918 года, подписанные управляющим Госбанка РСФСР Пятаковым Г. Л.


[Закрыть], изволь «колокольчиками»[27]27
  «Колокольчики» – деникинские бумажные деньги с изображением «Царь-колокола».


[Закрыть]! Не блажи, кому говорю!

Женщина, успевшая к моменту расчёта натянуть лишь сиреневые нансуковые[28]28
  Нансук – тонкая хлопчатобумажная ткань, отделанная в подражание льняному полотну.


[Закрыть] панталоны, левой рукой вырвала у кавалера банкноты, а правой швырнула ему в физиономию порченые кредитки. От размашистого движения тяжело колыхнулись груди, отвисавшие чуть не до пояса. Бумажки, крутясь и шелестя, разлетелись по комнате.

Проститутка, не переставая сволочиться, закопошилась в брошенных на стуле одеждах, а Веня на ощупь раскрыл портсигар. Шумная вспышка фосфорной спички показалась неправдоподобно белой. В руке заплясал острый огонёк. Макнув в него кончик папиросы, Веня порывисто затянулся, услышав шорох тлеющей бумаги.

«Поскорей бы выметалась дешёвка», – подумал, боясь взглянуть в сторону одевавшейся женщины.

Когда полчаса назад Брошкин на углу Рыбной и Университетской сторговался с уличной проституткой, её глуповатое лицо показалось вполне подходящим для каверзы, которую он проворачивал не впервые. Предыдущие вольты прошли без сучка и задоринки.

Советские деньги образца 1918 года, наречённые народом «пятаковками», активно ходили в губерниях, занятых белыми. Запретить их в приказном порядке не удалось, поэтому власти решили обменивать «пятаковки» на донские ассигнации по курсу «один к одному», но не более пятисот рублей в руки. Выкупленные кредитки гасились пробивкой и передавались в ОСВАГ[29]29
  ОСВАГ (ОСВедомительное АГентство) – информационно-пропагандистский орган Вооружённых Сил Юга России.


[Закрыть]. Там на них типографским способом наносились ругательные надписи: «деньги для дураковъ», «обманули комиссары, кучу денегъ надавали, а теперь за эти знаки ты не купишь и собаки», «деньги у большевиковъ, как и всё остальное, – обманъ» и тому подобные. Испорченные купюры в подрывных целях сбрасывались с аэропланов над городами, на которые наступала Добрармия. В верхах ОСВАГа всерьёз считали, что такая акция способствовала взятию Киева.

В Харьковском отделении агентства, где с недавних пор служил Брошкин, мешками с «пятаковками» было забито несколько кабинетов. Сотрудники втихую растаскивали их. Беря пример со старших коллег, новичок Веня также умыкнул тысчонок пять. Эффективность работы пропагандистского аппарата от его действий не пострадала, тем не менее он терзался нравственными страданиями, потому как дорожил своим местом. Служба в ОС-ВАГе кормила Вениамина, а, главное, освобождала от мобилизации.

Поэтому огласки он боялся как укуса тифозной вши. Костеря себя за непрозорливость, Брошкин с трудом дождался, пока проститутка полностью оденется. Потом пришлось в потёмках провожать её бесконечным коридором, загромождённым старой рухлядью, бороться со щеколдами и крючьями входной двери.

Напоследок женщина наградила кавалера ещё парочкой хлёстких эпитетов. Когда её каблуки выдали дробь по ступеням лестницы, Веня перевёл дух. Неистовое сердцебиение сотрясало его утлое тело.

«Разве мог я предположить, что она Клеопатрой окажется, к тому же заблатнённой, а не кукушкой Агафьей какой-нибудь. Морда-то самая посконная», – оправдывался перед собой Брошкин, пробираясь в обратном направлении.

В комнате он долго ползал по полу, собирая разбросанные «пятаковки».

«В плите незаметно спалить не удастся, на кухне всегда народ. Поутру снесу на помойку. Не дай Бог, эта лоретка[30]30
  Лорефтка – женщина лёгкого поведения (устар.)


[Закрыть] стражникам донесёт или, того хуже, в контрразведку», – тревожные мысли стали овладевать Веней.

Месяц назад он чуть не лишился работы по причине национальной нетерпимости властей. Генерал Деникин объявил, что считает вредным участие евреев в ОСВАГе, и распорядился уволить их до последнего. Глава агентства профессор Соколов понимал, что в условиях нехватки сотрудников, способных членораздельно говорить, грамотно писать и убедительно агитировать, безусловное исполнение приказа нанесет вред делу. Поэтому он оставил лазейку для выкрестов[31]31
  Выкрест – перешедший в христианство из другой религии.


[Закрыть], к числу которых принадлежал Веня.

Начальник агитационной части Харьковского отделения Татев, вызвав Брошкина на ковёр, с порога озадачил вопросом:

– Что мне с вами делать, кудрявый юноша?

Веня, недоумевая, вздёрнул плечи:

– Фёдор Васильич, но я – православный христианин.

В ответ Татев широко осклабился, выказывая крупные, редко расставленные зубы:

– Э-э-э, Вениамин Александрович, передо мной можете пьеску не разыгрывать. Брошкин – Броха, Бруха… Всё здесь ясно как белый день. Да и Александрыч вы такой же, как я пророк Магомед. Как батюшку вашего величали до новокрещения?

– Авелем, – вздохнув, признался Веня.

– По мне, хоть Каином, – Фёдор Васильевич, имевший привычку в разговоре сокращать дистанцию с собеседником до предела, притиснул подчинённого к книжному шкафу. – Жаль мне с вами расставаться. На ногу вы легки, да и перо у вас бойкое…

Брошкин взирал на начальство со щенячьей преданностью, не зная, чем её доказать. В тощем бумажнике от жалованья оставалось меньше двухсот рублей «колокольчиками», сумма мизерная.

– В данный момент я на мели, но я займу, – залепетал он, чувствуя, как жарким полымем полыхнули уши.

Татев гомерически расхохотался, уронив с губчатого носа пенсне, и произнес спич, в котором прощал Вене в силу молодости озвученное обвинение в мздоимстве. Затем поведал, что нуждается в верном помощнике, умеющем отличать объективный доклад о настроениях коллектива от презренного доносительства.

«Цена приемлемая», – подумалось Брошкину, и он поклялся служить не за страх, а за совесть.

Дополнительные обязанности не тяготили. Наушничая о прегрешениях того или иного сослуживца, Веня утешался мыслью, что при первой возможности коллега глазом не моргнув взаимообразно накляузничает на него. К тому же серьёзных провинностей накопать не удавалось, всё больше подворачивалась мелочёвка, наподобие воровства канцелярских принадлежностей. Хищения надпечатанных «пятаковок» Брошкин замалчивал. За такое можно было загреметь под суд.

Но беспокойство ширилось, достигая масштабов паники. Сна не было ни в одном глазу, тогда как следовало набираться сил перед командировкой в Орёл, убыть в которую предстояло поутру. Страх разоблачения затмевал риск предстоящего выезда в прифронтовую полосу.

«Надо было пугнуть её, чтоб молчала как индийская гробница», – Веня нащупал под подушкой рукоятку «жилеточного» браунинга[32]32
  «Жилеточный» браунинг – 6.35-мм пистолет FN Browning M 1906.


[Закрыть].

Прикосновение к оружию, опробованному в августе на пикнике, уверенности не добавило. Полную обойму выпалил он тогда с десяти шагов по шеренге пустых бутылок, и ни одна не разлетелась осколками. Своим боязливым отношением к пистолетику, умещавшемуся на ладони, Брошкин изрядно потешил общество. Дамы даже хохотали.

«Легко сказать «пугнуть». А если бы разоралась ушераздирающе? С такой хабалки станется», – Веня рассудил, что верно поступил, уладив вопрос миром.

Отметив вернувшуюся способность соображать логически, он попытался устремить хаотический поток сознания в более спокойное русло. Стал думать о поездке в Орёл, всего два дня назад отбитый у красных. Будучи по природе своей пацифистом, Брошкин болезненно переживал любые тяготы, имевшие касательство к военной сфере. Дальнее путешествие, сопряжённое с риском, пугало, однако отказаться Веня не мог. Его благодетель Татев заявил об этом без околичностей.

– Не подведёте агентство, «Любимый сын»[33]33
  «Любимый сын» – перевод с древнееврейского имени Вениамин (Беньямин).


[Закрыть]? – прищурился Фёдор Васильевич.

– Безюсловно, – стараясь не выказать огорчения, откликнулся Брошкин.

За частое употребление данного наречения, в котором вторая гласная произносилась, как «ю», он имел среди сослуживцев прозвище «Безюсловно». В связи с Вениной безобидностью оно порой употреблялось и в глаза.

Официальной целью поездки значилась доставка наглядной агитации. Три тяжеленных, перевязанных бечёвкой пачки плакатов, на которых русский богатырь-доброволец насаживал на гранёный штык омерзительно скрючившегося жида Троцкого, дожидались в отделении. В семь утра нужно было увезти их на извозчике на вокзал. Деятельный Татев заблаговременно забронировал для багажа и Брошкина место в крытом товарном вагоне состава, везущего на позиции боеприпасы.

Когда Фёдор Васильевич, победоносно скалясь, оглашал данный пункт, Веня смежил веки и обмер.

«Эшелон с боеприпасами! Со снарядами! С динамитом! Прилетит маленькая пулька, искорка из трубы прошмыгнет, и мы разлетимся на молекулы! Ужас!»

Этим перечень подвохов не исчерпывался. У командировки обнаружилась тайная составляющая, на первый взгляд безобидная.

– Сдав агитацию, Бенджамин, навестите одного моего знакомца. Адрес записывать не надо-с, запомнить надо-с. Передадите в ремонт брегет, знакомый мой – часовых дел мастер. Но, прежде чем передать, скажете: «Господин с шевелюрою просит починить четвертной репетир[34]34
  Репетир – механизм для боя в карманных часах.


[Закрыть]». На это он вам ответствует: «Луковица знакомая, но механизм в ней капризен, посему гарантий не дам».

Татев взором сверлил дыру в Венином люстриновом[35]35
  Люстрин – тонкая тёмная шерстяная или хлопчатобумажная ткань с блеском.


[Закрыть] пиджаке, давно сменившем фабричный лоск на засаленный блеск. Заставил заучить дурацкие фразы и, уподобившись попугаю, несколько раз повторить их вслух. Ослу понятно стало – это пароль и отзыв. Слухи о шашнях Фёдора Васильевича с контрразведчиком Листовским, имевшим жуткую репутацию, в отделении считались достоверными.

По окончании инструктажа Брошкин получил «Qualite Breguet» в заурядном стальном корпусе. Вене оставалось утешаться мыслью, что не бомба же в часах запрятана, в крайнем случае, тайное послание, которое без разборки не обнаружится. Но кого сотруднику ОСВАГа стеречься на своей территории?

«А вдруг здесь, как в зазеркалье, всё наоборот? – обмер Брошкин от неожиданной догадки. – И Татев не с контрразведкой дружен, а с большевистским подпольем?»

Веня – в одежде, не скинув даже ботинок, вертелся на кровати, скрипел панцирной сеткой. Голова разболелась страшно. Полное впечатление, что в правый висок по самую шляпку вогнали гвоздь – толстый и кривой.

Сон сбежал безвозвратно. В окошко пялилась луна, испещрённая голубоватыми лишаями, наглая, как давешняя шлюха. На продавленном сиденье стула в фосфорно-чёрной мозаике переломанных теней вкрадчиво тикал «Breguet» с анкерным ходом.