Текст книги "Штрихами по воде наискосок"

Штрихами по воде наискосок
Михаил Мазель

© Михаил Мазель, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

© Михаил Мазель, текст, 2007 – 2012

© Михаил Мазель, фотографии.

© Михаил Мазель, оформление, 2012

Для контактов с автором: http://www.mikhailmazel.ru

От автора

Всем кого люблю…

Дорогие друзья!

Месяц назад я закончил большой четырехлетний труд: 8-й сборник стихотворений, который назвал, практически с самого начала, «Штрихами по воде наискосок». Фотографируя Замок Бельведер в Центральном Парке, я боковым зрением ухватил едва заметное шевеление воды на том берегу прудика, перед Замком у осоки… Возникла белая цапля. Я её почувствовал. Потом – заметил отражение, «прорисованное штрихами ряби». Именно тогда я и «увидел» будущий сборник. А фото с цаплей я поместил на обложку книги. (Стихотворение «Мера Неизмеримого»).

Наверное, стоит в двух словах описать, что происходило со мной «до этого». С самого начала 2006-го года по декабрь 2007-го мне писалось. Писалось настолько продуктивно, что я испугался: за два года – больше чем за предыдущие 5 лет. Я писал так много, что сейчас, листая те стихи, не узнаю некоторые из них. Кроме пары блогов в интернете, я сейчас практически нигде не публикуюсь и не выступаю. И нечитанные никому вслух отдельные стихи забылись…

Уж и не знаю, от страха ли «откуда и куда я несусь», к концу 2007-го года я понял, что добежал до вершины холма и оказался у обрыва. Чтобы взбираться на следующую гору, надо было сигануть с этого обрыва и пересечь пустошь. Что я и сделал. Прыгнул и около полугода провел в состоянии пустоты и тщетного поиска, пока не повстречался с белой цаплей. Были стихи и в этот период, но большинство я отвергал. Мне хотелось нового.

А еще я осознал, что те «истины», на которых я рос и взрослел, стали, во многом, фантомами. Не то чтобы я этого не сознавал раньше: я совсем не идеалист, совсем не,.. но, видимо, в силу моих обстоятельств, в силу того, что я больше живу в мире, который создаю сам, а мои контакты с внешней средой сильно сократились – всё это было очень болезненно. Дело не в том, что уже скоро как двадцать лет я в инвалидном кресле. Тут, в Нью-Йорке, я вполне свободен в передвижениях. Правда, мои передвижения больше связаны с поиском натуры для фотосъемок.

Важно отметить, что первые 4-ре сборника составлялись мною именно как «книги стихотворений». Стихотворения в каждой из них охватывают периоды в несколько лет и перетасованы по главам. Все 4-ре книги выстроены в некий сюжетный ряд… возможно понятный мне одному, хотя хочется надеяться, что не только мне. Начиная с 2006-го года, с пятого сборника, я понял, что не хочу или не могу продолжать ТОТ «роман», и 5-й сборник я оставил и озаглавил «Как есть»… Так случилось, так и продолжается. Я публикую стихи «как есть» – подряд.

В октябре этого года я отмечаю 25-летие первого стихотворения. Первые годы я писал в основном спонтанно. Я много искал, экспериментировал, но всё же большинство строк вырывались на волю легко и непредсказуемо. 8-й же сборник практически «от и до» – «выношенный»: каждый стих, как слонёнок. Многие стихи родились из переживаний трех—пяти—десяти и даже 30-летней выдержки. Например, «Секреты Прядения». В 17-летнем возрасте, прослушав все сонаты Бетховена, влюбившись в 17-ую, я подумал, что умей – я бы сочинил стихи. Писать я начала через 3 года, а строки пришли через 27 лет.

Эти 4-ре года были трудными: много утрат и, увы, не только моральных. Но я старался оставаться верным моей «личной» клятве «Гиппократа», которой я придерживаюсь в творчестве. Пускай я сам сейчас потерялся и сознаю, какие нерадостные процессы происходят и в обществе, и в культуре, и в сознании людей, и, что самое ужасное, в душах: мой путь, не зарываясь в песок и не приукрашивая реальность, всё же как-то помогать людям находить и маленькие радости, и проблески света, пусть не в конце тоннеля, так хотя бы в малом. Во многом мне морально очень помог фильм Олега Дормана «Подстрочник» и Лилианна Лунгина. В сборнике есть три стихотворения, ей посвященные, и я хочу закончить это вступление строками одного из них: «Вся человеческая мудрость».

До свиданья!… В чём смысл сей рутины?

В двух словечках: «надейся и жди!»

Ваш Миша Мазель.

4 марта 2012 года. Джерси Сити.

Априори

 
Время сравняет всё…
                              и горе —
                                      таков закон.
То, что осыплется вниз,
                                   уже не свернётся в кокон.
Чуть раньше, тоскуя,
                               увидишь ты из окон,
как по весне
                   берёзы завьётся локон.
Но ты встречаешь страхи
                                        за клоном клон
со дна видавшей и не такое
                                            глухой пучины.
Пора настала отвесить низкий
                                                незлой
                                                          поклон.
Совсем не повод на брудершафт глушить с
                                                            кручиной.
 
 
Закурим?.. Можно.
                         Ведь курам на смех такая грусть.
Любовь такая, как хруст костяшек минутой после.
Мой верный ослик кивает,
                                         словно приняв игру,
из уст твоих не слышал странный
                                               призывный посвист.
Закурим?.. Ладно!
                        Я знаю – бросил.
                                                 Не говори.
Ведь пальцы щелкнут совсем без хруста.
                                                                Так…
                                                                   априори.
О, не дари мне сегодня ночью аквамарин,
хотя и с этим, как и со многим, не станут спорить
Мой верный ослик стоит под дверью.
                                                    Верь иль не верь.
Как звали женщин?..
                            Опять накатит по полной мере.
Сравняет время и даже это. Исчезнет зверь…
Я вспомнил имя!
                   Ты вспомнил имя?
                                         Не надо…
                                                    Перья?
Зачем,.. не чая, за чаем взгляды, суча, бросать
за взмах до вздоха, за вздор до хора
                                              прощальных взмахов.
Сравняет время и боль и горе.
                                              Падёт роса.
И всё вернётся:
                      и та же кухня, и те же страхи.
 

9 декабря 2007 года

Аз есмь

Вере Полозковой

 
Новость не в том, что я здесь.
Новость не в том, что «всегда»
самая странная взвесь,
пылью в которой – года
плавают в жидкости слов,
ловко взмывая со дна…
Новость не в том, что я весь.
Сказано было «Аз есмь».
…Новость пребудет одна.
 
 
Вечно под надписью «вход»
подданным собственных лиц.
Пятнышки нотного GO.
Ходики выведут «блиц».
Стенки разверзнутся, и —
вниз или вверх. В никуда?
В этой Галактике мысль,
что в пустоте слово «высь».
Взвесь,.. Это только руда.
 
 
Только опять пузырьком
что-то взметнётся от нас.
Ты не свернёшься зверьком
в правом углу полотна.
В горле не выдох, не ком.
Веком не вымерить жизнь.
Бьётся пинг-понговый шар.
«Выход». Застыл, не дыша.
…Господи! Только скажи…
 

16 декабря 2007 года

Между видом и пейзажем

 
Деревья, как люди, соединяют Землю и Небо.
Вернее люди как деревья.
А я не знаю: верю я им или не верю.
Я снова ищу двери.
Сколько можно.
Я поместил отдельные – на обложку,
Причём не одной книжки.
         Деревья подвергли стрижке.
         Чтобы не пропороли?
         А я вспоминаю пароли, теряя проходы.
 

 
Деревья восходят из камня.
Они ветвятся, как память.
Их окружают здания,
а я поражаюсь незнанию,
и жалость вплетается в выдох.
         Пейзаж становится видом.
Я мог бы заделаться гидом.
         И был бы последним я гадом,
         когда бы я принял…
Не надо!
 
 
                   * * *
 
 
А кто-то идёт по карнизу.
Его не увидим мы снизу.
И ложь, что умеет летать он.
А камни… Неужто питательны?
          Но люди растут, как деревья,
           мужая, мудрея, старея,
           из камня, из неба, из слова
           (порою даже из злого).
 
 
Отдельные личности к небу
растут, разрушая поребрик.
Иные врастают и в землю…
И этому тоже я внемлю.
           Но вид оживает пейзажем.
           Ау, кто сегодня на страже?..
 

18 апреля 2008 года

Да,.. так да

 
У меня на грязных пальцах десять розовых ногтей.
Оттереть их не пытайтесь… Мало вам других затей?
Ведь не так я много лазил, экая для вас беда.
И совсем я не чумазый: неумытый. Да,.. так да.
 
 
И пускай пока на свете я прожил всего пять лет.
Попрекать нечестно этим… и количеством котлет.
Я всегда успею взрослым сделаться: таким, как вы.
Стать им, право, очень просто
                                              в этих зарослях травы.
 
 
Мама, папа, дяди, тети разлеглись, напудрив нос.
Их нисколько не заботит
                                     каверзный, как Мир, вопрос.
И совсем с них не убудет, не преодолеть запрет.
Невдомёк всем этим людям то, что я храню секрет.
 
 
У меня на каждом пальце десять песенок живут.
Если очень постараться, выбор будет пресловут.
Я ношусь быстрее ветра, солнцу подставляя нос.
Взрослым я шепчу: – Не верьте,
                                                 что ещё я не подрос.
 
 
У меня на каждом пальце десять солнечных лучей.
Знаю я секреты счастья. Знаю я, что мир ничей.
Я сыграю серенаду искоркам на шкурке трав.
Я промчусь быстрей торнадо, ничего не поломав.
 
 
А секрет мой проще репки и рыжей моих кудрей.
Он висит на ржавой скрепке…
                                 Если хочешь – мне не верь.
Только каждым божьим утром
                                      он подмигивает вновь
солнышком смешным и мудрым,
                              приподнявшим в небе бровь.
 

6 мая 2008 года

Безделушка

 
Я не врун и не обманщик.
Не пускаю я туманы.
Я – весёлый балаганщик,
наполняющий карманы
уймой гаек и стекляшек
и неясных безделушек.
Я в душе бездонный ящик.
Я ещё умею слушать.
Вы не верьте. Вы ругайте.
Обвиняёте в пустобрёхстве.
Вы другого настругайте.
Вы с собой ищите сходство.
Я смеяться буду, с грустью,
выдаваемой глазами.
Только пальцы тихо хрустнут.
Кто я?.. Догадайтесь сами.
 
 
Нет – совсем не Буратино.
Просто вечный мальчик Миша.
Нарисована картина.
Балаганчик. Кто-то вышел.
Только света луч прорезал
черноту диагонально.
Словно ниткой, тонким срезом
к небу тянутся желанья.
Чувство выпало из сотни,
слово выпало из тысяч,
словно тень у подворотни
я его пытаюсь высечь.
Вертит рукоять шарманщик.
Песня плачет и шаманит…
Я не врун. И не обманщик.
Шут, танцующий в тумане.
 

8 мая 2008 года

Щавелевые щи

 
– I —
Моя муза носит очки
              (незначительный минус)
                               и длинные волосы.
А я, признаюсь вам, – сдвинулся.
Я почти умираю
                        от её голоса.
Она
    невысокого роста
                  и худощавая.
Она лучше всех готовит
                        щи из щавеля.
Свою собаку она
                называет Авелем.
И это правильно,
что она
    считает меня сумасшедшим…
Привет всем подошедшим.
                    * * *
Мою музу зовут Алёна.
Она живёт в центральном районе
нашего города.
А я
   отпустил бороду.
                 Небольшую.
Уже лет как пятнадцать.
И я рад стараться
          уколоть при случае
                                   в щечку.
Я всякий раз ищу щёлочку
                     в её серьёзности.
(Есть у меня и другие особенности.
Улыбка… и отсутствие собранности).
 
 
                    * * *
Иногда мне почти удаётся…
Но всегда остаётся
поле
      для новых попыток.
И это совсем не пытка.
Кстати
      и Алёна не жалеет напитка
                                 своего поцелуя,
хотя не часто балует…
                           и это правильно.
Ведь поцелуи – отравлены
                             моей нерешительностью.
 
 
Отчасти она простительна.
                                          Но…
длительность ожидания становится ощутимей.
Как ветер.
 
 
                    * * *
Алёна без сомнения светит
(в университете, и на работе).
И её совсем не заботит такая солнечность,
как и соло на флейте,
                           к ужину…
Она просто простужена.
А я как будто контуженный:
сперва с рождения, а потом и ею.
Я, по правде сказать, шизею.
И не от взгляда и вздоха —
                            от шороха.
От бровей над очками.
И всполохи
затмевают и взгляд, и сознание,
и так уже мающееся скачками,
что прибавляется к моим странностям
                                                в вечернем свете.
(Спрашивается – куда же больше,
                                        А всё туда же).
Я припрячу, пожалуй, пряности.
Я обожаю щавель, и не переношу
                                    петрушку и спаржу…
 
 
– II —
Я спрятал Алёнины очки, и она
                                       идёт и щурится.
Ей кажется,
              что на неё смотрит вся улица.
Улица,
        может, и смотрит.
                                  Что мне она.
Мне она
           не видна,
                       хотя зрение было нормальным.
Улица ведь
                нереальна,
                               когда на ней…
Ясное дело, что видней
мне кусок за Алёной.
Всё остальное – покрыто плёнкой
                                                  ненужности
и… уже известной контуженности
                                  вашего покорного брата.
 
 
Подтягивайтесь, ребята.
 
 
                    * * *
 
 
Я уже не боюсь
                    класть ладони на талию,
одновременно болтая
(чего не делал до этого).
Я осмелел числа третьего
(тому назад).
И, по правде сказать,
                             я рад.
Мне – осталось немного:
Показать свои стихи
                             и фотографии,
подробнее
            рассказать биографию.
Пойти со временем в ногу.
Не пытаться преодолевать это жжение.
И…
    Сделать Алёне предложение.
 
 
                    * * *
 
 
Спасибо, Господи, что нету предела
мурашкам на моём теле,
поломкам в моей разумности,
зачаткам моей необузданности,
за то, что в сознании идут скачки…
 
 
                    * * *
 
 
Алёна отыскала очки.
 
 
Я – поправил её чёлку,
чем и расширил щёлку
собственной смелости.
 
 
Расширил…
 
 
Не от этого ли так сводит челюсти.
И откуда
            такая смешинка?
 
 
Мимо промчалась машина.
 
 
Так странно,
                 что я её заметил.
 
 
И почему так светел
                            этот вечер?
Это он
        расправил мне плечи?
 
 
– Мишка,
             мой взрослый ребёнок.
                                Что случилось?
– Выходи за меня замуж!..
 
 
                    * * *
 
 
Получилось?
 
 
                    * * *
 
 
Пёс Авель
            лежит на кабеле, который
я тяну к компьютеру.
 
 
Сегодня четвертое.
                            Утро.
Мне кажется.
             Мне это часто…
                 Что части
                     реальности сглаживаются
                        время от времени
                            в завихрениях
                                 моего воззрения.
 
 
В очках у Алёнки отличное зрение,
но даже в очках Алёнка меня не гонит.
 
 
Неужели?..
Неужели я понят…
 
 
– III —
У неё в рюкзаке моя книжка.
А я
   изучаю стрижку,
                           которой нету.
Мой разум
               сплетается в косу
                             совсем без спросу,
                                           как и её волосы
                                                      в моих руках.
 
 
И я затерян в веках.
                Или в веках.
                    Я
                        их целую.
                                      Я в реку вхожу
                                                            вторую.
Ищи, где я – свищи.
 
 
– Алёнка…
– ?!.
– Сготовь нам щи.
                     Будь другом…
 
 
Ребята, я не хочу из круга
 

1 – 9 мая 2008 года

Акварель
с ползущей по стеклу пчелой

…выборка в программировании баз данных коротко называется «квери»

 
– 1 —
 
 
Я не вру,
           даже когда сочиняю.
Парадокс или опыт?
…то дверь хлопнет,
         то пчела влетит в форточку,
а кто-то мокнет
             и счастлив,
                        сидя на корточках
                                        под ливнем в скверике,
и части нового «квери»
                              складываются
в новое чувство
                       или поэму
                                  на вечную тему.
Других ведь нету.
А где-то,
           где-то не здесь
                                  отчаливает фрегат,
прикинь… или взвесь
                                 (каждый
                                            и так богат).
Но бескрайни просторы моря,
пока я мокну, не споря с тем,
кто водит моей рукой,
пока нарушаю твой покой,
пока ползёт по стеклу пчела
из вчера.
 
 
– 2 —
 
 
– Ты кто?
– Я поэт. А Вы подумали, пьяный
                                             или чокнутый.
Вы угадали… но умоляю —
                                     смолкните
                                                   минут на
десять.
Я теряю рифмы.
Да нет тут никакой нимфы.
Есть состояние.
Помокните со мной,
    обливаясь слезами,
           которых не видит
                и тот, кто любит,
                       и тот, кто нет.
Вы шутите… кабинет.
Конечно, писатель, но
Вы же видите – чокнутый…
Всего хорошего, и
                 ради Б-га, не мокните
                                            без тренировки.
Я пошутил.
 
 
Да нет. Это не стиль…
 
 
– 3 —
 
 
Машины ползут с парковки.
 
 
Скоро вечер.
                 Пчела улетела.
Кузнечик выполз
                         на мокрый асфальт.
Чуть слышен надрывный альт.
Юрий Башмет
                   по телевизору?..
Ему
    достанет сноровки…
 
 
Солнце ползёт карнизами.
Солнцу хорошо наверху,
а мне —
        неплохо снизу
(чешущему ручкой в макушке).
Каждому своё:
      поэту, кузнечику,
                         девушке
(той самой,
              у которой пчела),
 
 
Ах, да… то было вчера.
 
 
– 4 —
 
 
Странный какой-то тип:
весь вечер сидит под дождём.
Кого же он ждёт,
                      Зинку или Марьяну?
А может быть, просто пьяный?
Не похоже.
           Совсем не рожа.
                         Симпатичный.
Да и одет прилично.
Может быть,.. поэт?
Тривиально.
А почему бы и нет?..
 
 
Опять эта пчела.
Возможно, та, что вчера…
Я не люблю вечера.
Позвать, что ли, этого типа?
 
 
Опять влипну.
 
 
– 5 —
 
 
Вот и кузнечик упрыгал.
Мда…
      Я всё же не рыба.
Надо пойти просохнуть.
Солнце зашло и
                    уже холодно.
Романтик, блин…
     И не поможет мне клин.
     Только усилит.
Такому
          нужна кандидат, как минимум.
Интересно,
          вон та у окна…
                         Линии её профиля внушают,
но…
  Чувство голода
                   возвращает меня к реальности.
Не нужно крайностей:
влюбляться в профиль
на фоне заката и отражения.
 
 
Стаккато.
           Потом скольжение.
                  Аплодисменты. Бис!
И тот же карниз,
                       за которым садится солнце.
Только последние кольца
                                   тают в окне.
 
 
А она – реальна.
                         Вполне.
                                Всё. Хватит.
Простудиться – совсем не катит.
 
 
Ушёл.
 
 
– 6 —
 
 
Марьяна, посмотри в окно.
Ты видишь странного типа?
                              Рядом с беседкой.
 
 
Он снял квартиру моей соседки?!
                                                Когда?
Вчера?!.
       А откуда такие сведения?
                                    Сама сказала?
Интересно. Не знала, что она
                                             укатила в Париж.
Ну ладно.
             Иди, обедай.
                            Что говоришь?
                   Да так – любопытство.
Он под дождём сидел.
               и писал что-то.
                         Необычно. Не так ли?
                                             Неистовство?
                                             Идеи иссякли.
 
 
Да нет, уже не видно.
                              Б-г с ним.
Да…
   Зинка бывает скрытной.
 
 
Поговорим.
 
 
– 7 —
 
 
Я совсем окосел
                     от этих экспериментов.
Может, хватит?
                   Ну, лето – конечно, лето,
        но простудится – раз плюнуть.
Я вроде на пять минут присел
                       (дунуть
                             в строчку),
a теперь сорочку
           надо выжимать (со мной).
Нет…
    точно пора домой.
Кстати…
          Где он?
                   Кажется, этот.
Я, без сомнений, с приветом:
ведь незнакомка – моя соседка,
а у меня не крыша – беседка
(причём дырявая).
        Вот как эта – большая с краю.
 
 
Соседка.
     Что-то меняет?
 
 
– 8 —
 
 
– Здравствуйте
– ?!
– Вы здесь живёте?
А где же Зина?
Уехала в лимузине?
Вы что, поэт? Или шутник?
Поэт, но только без шляпы?
А я… кандидат… растяпа…
 
 
Захлопнула дверь.
 
 
Не смейтесь.
            Вы уверены, что сумеете?
Через балкон? Мама…
 
 
Ой, Вы же совсем промокли.
 
 
Мне так неудобно, прямо.
          Вы тоже упрямый?
                 Нет! Сперва переоденьтесь.
                 Куда же я денусь.
                      А вы?
                      Пойдёте с приветом?
                      В сухое!!! Неважно, что лето.
                      О да, я люблю Башмета. И…
                           Раз нас связала случайность
                           (длинная пауза),
                            позвольте попотчевать чаем.
                                   (Поклон)
                                       Я так волнуюсь…
                                                    Через балкон.
 
 
– 9 —
 
 
Я не вру.
           Даже не сочиняю.
Если только
                самую малость,
перенося реальность
акварелью слов
      в записную книжку.
Сорокалетний мальчишка,
                    лазающий по балконам.
 
 
Детали моего «квери»
            да сложатся благосклонно.
Мечтатель…
        Отчасти.
                    Конечно:
«квери» лишь взгляд на вечность.
 
 
Пчела…
       До чего упряма.
Всё это, пожалуй, не странно,
                                           как строки,
что вы прочитали.
 
 
Взгляд нежно скользит вдоль талии,
                            соскакивает на одеяло.
Сердце
        стучать перестало
                        в давешнем бешеном темпе.
В стихах появляется темпера,
и в пляске всех «да» и «нет»
опять возникает Башмет.
 
 
(Я должен купить его диски!)
 
 
Далёкое сделалось близким.
 
 
– 10 —
 
 
Пчела шевелит головкой.
 
 
Перед Зиной неловко, хотя
                          я заплатил на год вперёд.
 
 
Тише!…
      Она встаёт.
 

10—13 мая 2008 года