Текст книги "Т-34: Т-34. Крепость на колесах. Время выбрало нас"

Самое интересное, что группа, шедшая с Сергеем, несмотря на жестокую рукопашную, убитых не имела. Двое тяжелораненых, практически всех поцарапало, но в живых остались все. Если вдуматься, ничего удивительного – кадровым вопросом ведал Громов, а он и сам умел многое, и понимал, что могут другие. Неудивительно, что отобрал он тех, кто действительно был учен и имел опыт, а потом еще и сам гонял их до седьмого пота. Результат был, что называется, во всей красе. И даже Сергей, до недавнего времени к армии имеющий весьма опосредственное отношение, понимал – они здесь лучшие.

Вот только пока что ему от этого было не легче. Голова после удара никак не проходила, а Светлана Александровна, диагностировав легкое сотрясение мозга, сунула ему какие-то таблетки, сколь противные, столь и бесполезные, и умчалась к более серьезным раненым. Про сотрясение Хромов мысленно согласился, а вот насчет легкого готов был и поспорить. Вот только спорить было не с кем – врачиха металась то здесь, то там, лишь порядком замызганный халат развевался. Вообще, она напоминала Сергею клушу, разрывающуюся в попытках собрать всех цыплят в кучу. Получалось у нее, откровенно говоря, так себе. Да и вообще, для войны и сопутствующих ей лишений доктор не подходила совершенно. Впрочем, ее неприспособленность с лихвой компенсировалась чувством долга. Зря вот только она помощниц своих отправила…

Ближе к вечеру Сергей начал впадать в забытье и в результате выпал из окружающей действительности более чем на неделю. Товарищи кормили его с ложечки, когда он ехал вместе с другими ранеными в кузове одного из трех специально выделенных бронетранспортеров – у боевых машин и ход мягче, чем у полуторок, и огрызнуться, случись нужда, есть чем. А потом он вышел из устойчиво паршивого состояния – разом, будто вынырнул из воды. Впрочем, он в нее нырнул на первом же привале, только на этот раз не фигурально выражаясь, а вполне реально. Больше часа мылся и стирался в холодном, как лед, ручье, сдирая с тела пропитавший, казалось, все вокруг едкий пот. Вода смыла остатки головной боли, и вылез он, словно заново родившись. Переоделся в свою форму, закопав в глинистом обрыве грязную и порядком изодранную в последнем бою немецкую. Разве что куртку оставил – ей, кожаной и удобной, сносу не было. И даже Мартынов не ругался за задержку, тем более, что остановкой с теми же целями, что и Сергей, воспользовались многие вымотанные маршем бойцы.

Уже вечером, жуя довольно паршиво сваренную кашу, порядком сдобренную жестким, но вкусным мясом невовремя для себя вышедшего на дорогу лося, он узнал, как их колонна уходила из города. Паршиво уходила, по чести говоря, совсем не так, как планировалось. А всему виной немецкие машинисты. Или, точнее, вполне себе отечественные – паровозами-то управляли никакие не фрицы, а те самые люди, что водили советские поезда. В начале войны многие из них не видели ничего дурного в том, чтобы работать на новых хозяев, тем более немцы платили совсем неплохо, позволяя не просто содержать семьи, а чувствовать себя весьма состоятельными людьми, поплевывающими сверху на соседей. Так что рулили они своими паровозами, теми же, что и раньше, и даже с теми же звездами, и в ус не дули. Не пришло еще то время, когда обыватели массово поймут, что принесли им немцы.

Как раз в тот момент, когда группа Мартынова намеревалась уже рвать когти, появился один такой шустрик. Именно шустрик – там, где немцы бы, несомненно, придерживались графика, этот гнал паровоз, то ли рассчитывая скорее попасть домой, то ли просто рассчитывая загнать эшелон на станцию и отдохнуть в относительном комфорте. А может, и еще что, теперь уж не узнать. Главное, он прибыл на полчаса раньше, чем ожидалось. Колонна как раз вошла на мост, и тут – опа, приплыли, гость незваный заявился и прет лоб в лоб. И остановиться, что характерно, уже не успевает.

Первой на мост выползла как раз «тридцатьчетверка», и Хинштейн, по достоинству оценивший удобство командирской башенки, не подкачал. Впрочем, он, высунувшийся из люка, и безо всякой оптики увидел состав и отреагировал наиболее доступным способом – выстрелил по немцу и вдобавок попал.

Советское пятидесятисемимиллиметровое орудие в начале войны считалось даже избыточно мощным. Логично, в общем-то, особенно учитывая, что свою актуальность оно не потеряет даже при появлении у немцев «тигров» и «пантер». Сейчас им довелось воочию увидеть результат этой мощи. Бронебойный снаряд ударил в паровоз, насквозь, как бумажные, прошил котел и будку машиниста, зарылся в уголь, которым был набит тендер, и уже там взорвался. Не так и сильно, по чести говоря, калибр все же невелик, взрывчатки маловато, но это было и неважно. Котел паровоза грохнул куда более звучно и, уж конечно, красочно.

Как не самое маленькое творение рук человеческих превращается в клубок огня и пара, в эту войну, наверное, видели многие. Еще больше увидят, война-то предстоит долгая. Но от своей затасканности зрелище менее фееричным не становится. Вот он есть, паровоз – а вот его уже и нет. А доли секунды спустя начинают громоздиться один на другой вагоны, и все это месиво проползает еще метров пятьдесят, прежде чем окончательно превратиться в бесформенную кучу и рвануть вторично. Что-то легковоспламеняющееся и взрывчатое эшелон таки вез.

Уничтожение эшелона – это, конечно, хорошо, а вот тот факт, что он натворил… Нет, закиданный мелкими обломками танк не в счет, его броня и не к такому приспособлена, зато чтоб проехать по мосту теперь требовалось разобрать завал, да и в каком состоянии сами конструкции, непонятно. Планы менять пришлось, что называется, на бегу.

Два мощных взрыва разрушили опоры моста – к счастью, трофейной взрывчатки имелось в избытке. Теперь эта транспортная артерия вышла из строя надолго, что создаст рвущимся вперед в отчаянной попытке выдержать рушащийся на глазах график наступления немецким частям проблем не меньше, чем отозванная с фронта дивизия. Вот только вместо лихого прорыва в тыл к немцам уходить пришлось более предсказуемым, а значит, и потенциально более опасным путем. И сожженный при отступлении дебаркадер[20]20
  Плавучая пристань в форме судна.


[Закрыть] в такой ситуации выглядел не более чем мелкой гадостью, все равно немцы им практически не пользовались.

А потом еще, не иначе для полноты ощущений, на марше угробили два БТ. Все же неопытные мехводы – зло! Даже немецкие механики ничего не смогли поделать с напрочь запоротыми двигателями. И, хотя остальные машины пока держались, отступление уже нанесло вреда больше, чем немцы. И, что паршиво, на глазах сокращались запасы драгоценного топлива…

А потом они наткнулись на беженцев. Это случилось на следующие сутки после того, как Сергей пришел в себя. Он уже ходил не шатаясь и даже посидел немного за рычагами «тридцатьчетверки», но сил пока было маловато, и большую часть времени Хромов ехал на броне. Надо сказать, он даже научился получать от этого некоторое удовольствие, тем более, погода стояла неплохая. Даже удивительно, что их все еще не накрыла авиация – наверное, потому, что они все же успели отойти достаточно далеко, а самолетов у немцев был не вагон. К тому же, Мартынов перевел режим марша в основном на ночное время, плюс вечер и утро, а днем отстаивался в лесу.

Они как раз свернули с основной дороги на какую-то малоприметную тропу. Судя по ширине, раньше по ней немало ездили. Возможно, лес возили, а может, она просто на какой-то отдаленный хутор шла, неважно. Вот только с того времени прошло уже немало лет, и все капитально заросло невысокими осинами вперемешку с кустами рябины. Снизу, дополняя картину, лезли медлительные, но упорные сосенки, и видно было, что еще немного, и дорога эта исчезнет окончательно. Да и сейчас… Колеи еще видать, а вот между ними и не поймешь, что было. В общем, самое то.

Они не раз уже пользовались для дневок такими отворотками, опыта хватало. Разведка ушла вперед (именно ушла, мотоциклу здесь было не продраться), затем свернула тяжелая техника, ну и группа маскировки без особой уже спешки замаскировала следы их маневра. Насобачились за последнее время так, что если специально искать не будешь, то и не поймешь, что здесь прошла не самая маленькая колонна. Оставалось углубиться в лес подальше и накрыть технику трофейными маскировочными сетями, благо этого добра хватало, и ветками деревьев. Все, теперь с неба найти их будет ой как сложно.

И все равно, прежде, чем все закончится, командиры обойдут свои зоны ответственности, а потом их еще и Мартынов проверит. Почему? Да просто со стороны огрехи виднее. А еще, лучше десять раз перебдеть, чем попасть под бомбовый удар или прошляпить немцев. Нет уж, нет уж. И Сергей, как только смог нормально ходить, сразу же включился в этот процесс. А куда деваться? Завоевать авторитет сложно, а растерять можно в один миг. И показывать слабость хоть кому-то он не собирался. Как, впрочем, и остальные.

Мартынов как раз заканчивал обход своих владений, когда из леса выскочили двое разведчиков и, запыханно дыша (а вот нечего махрой своей дурацкой беспрерывно дымить, с некоторым злорадством подумал Хромов), подбежали к нему. Видать, что-то интересное нашли. Эх, только сел… Однако Мартынов коротко свистнул в два пальца, собирая всех своих, а заодно и командиров подразделений. Пришлось вставать и тащиться к нему – зря полковник людей дергать не будет.

– Ну, что там случилось? – поинтересовался Игнатьев, добравшийся первым. Понять его недовольство было можно – он только-только разложил костер и собрался кашеварить. Так уж получилось, что в их экипаже хорошо готовил только он. Сергей умел, но – так себе, Хинштейн не умел вовсе, только-только начав постигать это великое искусство, а заряжающий… В общем, не стоит о грустном, всем хватило одного-единственного опыта, и товарищи всерьез завидовали Сергею, пропустившему это событие. Так что сегодня Игнатьев готовил сам, рассчитывая максимально быстро завершить сей процесс и, поев, завалиться спать, – здоровье у единственного целого человека в их инвалидной команде было тоже не железное.

– Да вон, послушай сам. Только пускай остальные подойдут, чтоб десять раз не пересказывать.

Игнатьев пробурчал, что он уже слишком стар ждать всяких молокососов, но последовал совету. Тем более, это ничего ему не стоило – народ собрался буквально за минуту. Впрочем, после этого у него появился еще один повод побурчать – доклад разведки оказался столь коротким, что хоть десять раз повтори, а язык все равно устать не успеет. Да и не было в нем чего-то совсем уж важного.

Километрах в полутора от них и впрямь имелось строение. Не деревня и не хутор – заброшенная невесть когда помещичья усадьба. Сейчас от нее остались одни поросшие одичавшими яблонями развалины, однако не в том суть. Главное, там сейчас люди, человек двести или чуть меньше. По виду гражданские, хотя есть и кое-кто в форме. Разведку не заметили, моторы, судя по поведению, не слышали. Какие будут указания?

– Думаю, пускай идут своей дорогой, – Востриков решил на этот раз высказаться первым. Сергей, чуть подумав, кивнул:

– Поддерживаю. Неспортивно, конечно, но разумно.

– То есть как? – младший лейтенант Кириленко, один из бывших военнопленных, а ныне командир танкового взвода из четырех машин, невысокий парень с соломенно-белыми, вечно растрепанными волосами и покрытым россыпью крупных веснушек лицом, буквально подскочил на месте. – Это же наши люди!

– Они свяжут нас по рукам и ногам, – терпеливо, как маленькому, пояснил ему Востриков. – Если бы там были остатки воинской части, это один расклад, но так, как сейчас… Там гражданские, мы не сможем заставить их двигаться с одной с нами скоростью. Будь там десяток, ну, два десятка человек, запихнули бы в грузовики, и делу конец, но две сотни… А ведь у них с собой вон, и скотина какая-то есть. Вы представляете, как бабы в нее вцепятся? Не-ет, эти люди – источник проблем и никакой пользы.

– Это точно, – Игнатьев вздохнул. – Спасти их. Черт, мы должны хотя бы попытаться.

– Я никому и ничего не должен, – вмешался обычно не лезущий вперед Ковальчук. – Я ничего у них не занимал.

– Да как ты можешь вообще так говорить, – Кириленко снова вскочил. Вот ведь неугомонный. И, кстати, уже организовал комсомольскую ячейку, так что с мнением его вынуждены считаться. Здесь комсорг – это пускай не самая большая, но величина. – Мы – армия, мы должны защищать свой народ!

– Поправка, – Хинштейн невозмутимо чистил изрядно запачканные ногти кончиком трофейного штык-ножа. Получалось на удивление ловко, хотя такую бандуру и просто в руке удерживать – подвиг. – Это вы – армия, пролюбившая все, что можно. Да-да, и не надо мне кривиться. На вас страна тратила бешеные деньги, давала самое лучшее, а вы защитить людей не смогли. Да еще и в плен сдались. И не делайте мне страшное лицо. Это не вы гражданских из плена вытаскивали, а гражданские, то есть мы – вас. Не умеете воевать – слушайте тех, кто умеет. Хотя с одним я согласен. Бросать людей просто так… Нехорошо это, честное слово.

Вот ведь… Удивил, ничего не скажешь. Как раз от Хинштейна Сергей ожидал попытку унести свою шкуру подальше, а получилось как бы и наоборот. Чужая душа – потемки. Но это вторично, а первичен сейчас назревающий скандал. Во всяком случае, часть командиров из местных кадров уже оскорбилась и вот-вот начнет творить глупости. А утихомиривать толпу ой как непросто….

– Молчать, – голос Мартынова был тихим и очень спокойным, вот только желающих ослушаться не нашлось. – Вы мне тут еще подеритесь. Бросать людей, конечно, паршиво.

– Александр Павлович, – Сергей встал. – Разреши, я на разведку схожу. Посмотрю своими глазами, что да как, тогда уж и решение примем.

– Справишься?

– Да вроде бы оклемался уже. Полтора километра выдержу.

– Точно?

– Как говаривал старина Архимед, дайте мне бутылку водки, и я переверну здесь все.

– Бутылку? А харя не треснет?

– Не-а – беззаботно ухмыльнулся Сергей. – Я сильный. Справлюсь.

– Хорошо, действуй. Но смотри, осторожнее. Все, разошлись, ждем результата.

– Я с ним, – встал Хинштейн.

– Альберт, а у тебя что, все зажило? Доктор разрешил и все такое?

– Александр Павлович! – едва не взвыл тот. – Я ж так до победы на носилках передвигаться буду! Ей только волю дай.

– Пускай идет, я за ним присмотрю, – вмешался Сергей. Хинштейн и впрямь уже не жаловался на ожоги – вот и посмотрим, чего он может.

– Ну, смотрите, молодежь! И только попробуйте мне не вернуться…

Громов, как оказалось, уже намеревался подрыхнуть минуток пятьсот-шестьсот, когда Сергей прервал его сладкие мечты бодрым воплем:

– Рота, подъем! Васильич, не изображай умирающего лебедя, труба зовет, проблемы ширятся. Бери еще троих – и алга!

– Что случилось? – недовольно пробурчал ветеран. Сергей объяснил в двух словах, Громов раздраженно махнул рукой и вздохнул: – Вот ведь, не было печали – купила баба порося… Ладно, старшой, пять минут у нас есть?

– Хоть двадцать пять, в задницу никто пока не пинает.

Паршиво, думал Сергей, когда в сопровождении Громова и еще пары бойцов отправился в путь. Хинштейн и Селиверстов, которому было поручено страховать все еще немного прихрамывающего товарища, чуть отстали. Ну и тем лучше, зато есть время поразмыслить. И, главное, было над чем. В их только-только ставшем полноценной боевой единицей отряде возникли серьезное напряжение и серьезная проблема. Информация разлетелась мгновенно и расколола отряд на три группы. Тех, кто считал, что надо спасать людей, тех, кто думал, что лучше к ним даже и не приближаться, и тех, кому было плевать. Будет приказ – они его выполнят. И, хотя большая часть бойцов с крестьянским цинизмом держала сторону тех, кто не хотел вешать на шею лишний груз, среди молодежи немало было и готовых рвануть на помощь этим людям. И упорно не задумывающихся при этом, что и другим не помогут, и сами погибнут. Защитная реакция мозга, черт бы ее побрал, и упорное нежелание думать хоть на шаг вперед. А еще их так учили… Нет, комсомол – это хорошо, но идеологическая накачка порой заставляет мозги работать чересчур однобоко.

И еще. Он шел, машинально отмахиваясь от комаров… Да, как ни крути, а люди в это время куда выносливее потомков. Может, на рывок более рослые и вообще крупные путешественники во времени и сильнее, но выдерживать долговременную нагрузку у них получалось куда хуже. Или спокойно терпеть комариные укусы и лезущий во все щели гнус. Но не суть. Главное, в ушах все еще звучали слова Мартынова, которые он сказал ему перед самым выходом: «Я понимаю, Сереж, что у тебя иной взгляд на мир, чем у большинства местных. Более простой, циничный… И не обижайся, пожалуйста, но в отношении людей ты смотришь по-немецки. Все мы так смотрим – практично, взвешивая, что с этого поимеем. Помнишь классика? Человек – это звучит гордо. Проблема в одном. Мы – люди, а они – нет. Не люди те, кто сюда пришел, а так, сентиментальные убийцы. Поэтому нам нельзя уподобляться немцам». Он был прав, их отставной полковник, и на душе почему-то было мерзко.

Тем не менее, эти самоуничижительные мысли имели и светлую сторону. Главным образом потому, что Сергей смог отвлечься на них от собственной временной слабости и вполне спокойно дойти до места назначения. Ноги под конец изрядно гудели, но почувствовал он это уже после того, как из кустов появился один из оставленных для наблюдения бойцов и, жестом призвав их молчать, позвал за собой. Ор-ригинально…

Оригинальность, как на проверку оказалось, имела под собой вполне серьезные основания. С того момента, как беженцев обнаружили, ситуация успела кардинально измениться. Проще говоря, подошли немцы. И ничего удивительного в том не было. Дорога-то здесь не заканчивалась.

Ну да, тот участок дороги, на который свернула группа Мартынова, и впрямь был заброшен. А вот с другой стороны к развалинам усадьбы шла вполне себе пристойная грунтовка. Куда она шла – черт знает, карт не было. Главное, она имелась. По ней-то сюда беженцы и пришли. Ну и немцы следом. И сейчас случился ожидаемый результат – две эти жабы встретились. Черт!

Беженцев и в самом деле оказалось порядка двух сотен. Может, чуть больше или меньше – считать не хотелось, да и смысла никакого не было. В основном женщины, дети, старики… Впрочем, и людей вполне себе призывного возраста хватало, что еще больше убедило Сергея в правильности изначального хода мыслей. Вместо того, чтобы идти в военкомат и с оружием в руках защищать свой дом, они предпочли отсидеться, а когда прижало, ударились в бега. Впрочем, было тут и несколько человек в изрядно потрепанной военной форме – может, окруженцы, а может, дезертиры. Здесь и сейчас эти понятия смешались настолько причудливо, что угадать сложно. Да и, откровенно говоря, черту между ними провести тоже не всегда получалось.

Еще транспорт, на котором они прибыли – телеги, забитые нехитрым крестьянским скарбом, и стреноженные лошади. Не заморенные клячи, разумеется, но и не армейских статей. Пасутся вон. Словом, классическая и вполне ожидаемая картина.

Ну и, естественно, те, кто этих людей догнал. Немцы. Числом аж двое. И вдесятеро больше людей в гражданской, в основном серой или черной одежде, с белыми повязками на рукавах и вооруженные советскими винтовками. То ли южнорусский, то ли украинский говор разносился далеко. Похоже, немцы не теряли времени даром, и отряды полицаев формировали максимально шустро.

Один из фрицев, командующих этим сбродом, лениво бродил по развалинам, с интересом рассматривая остатки местной архитектуры. Судя по форме, офицер, хотя погоны на его плечах с точки, где залег Хромов, было не различить. Второй, рядовой или унтер, расположился на телеге. Развалился на сене, курил и лениво пускал в воздух клубы дыма, но при этом одной рукой ласково поглаживал ствол пулемета. Вот так, использовали опыт применения тачанок и, хотя крестьянская телега далека от подрессоренной брички, как земля от неба, доставить скорострельный громыхальник из точки в точку она способна вполне.

Полицаи же вели себя так, как и положено дорвавшимся до власти над жизнью и смертью безоружных людей холуям. Не зря говорят, что обливание холодной водой дарит отличное настроение. И неважно, кого ты обливаешь. Главное, чтобы он ответить не мог, что сейчас, в общем-то, и происходило.

Людей быстро сортировали. Женщин и детей в одно место, мужчин, включая стариков и подростков, в другое. Отдельно тех, кто был в военной форме – их уже отогнали к чудом сохранившейся стене и охраняли. В принципе, все логично.

По мнению Хромова, надо было уходить. У противника людей почти втрое больше. Правда, это нивелировалось тем, что автоматического оружия у них всего две единицы – пулемет и еще автомат у офицера. Но все равно, драка сейчас выглядела совсем лишней. Доложить Мартынову, и…

А потом двое полицаев, радостно гогоча, потащили в кусты совсем еще молодую девчонку, и Сергей, поглядев на своих людей, осознал: не поймут. Если сейчас отступить… Послушаются, конечно, вот только кровью заработанный авторитет можно будет сметать в совочек и высыпать в мусорное ведро. Проклятие!

– Селиверстов, Чагин. Ноги в руки – и этих двоих, – тут Хромов сделал недвусмысленный жест, проведя ребром ладони по горлу. Расшифровывать не было нужды, поняли все. Два бойца тут же тенями скользнули в кусты, и наверняка вопрос решится уже через минуту-другую, эти козлы тащили свою жертву как раз в сторону разведчиков. – Так, всем приготовиться.

Оглянувшись еще раз, Сергей злобно сморщился. У Хинштейна при себе только пистолет. Нашел, с чем в разведку идти. А с другой стороны, возьми он что посерьезнее, то со своими ногами и не дошел бы. Но в результате их снайпер оказался не у дел.

Решение пришло быстро – видать, в стрессовой ситуации мозги хорошо смазываются.

– Альберт, со «светкой» управишься?

– А куда ж я денусь, – буркнул в ответ лучший стрелок их группы. – Давай.

Хромов кивнул, передав товарищу свою винтовку. Из-за деревьев раздался короткий то ли писк, то ли всхлип – ну, все, насчет тех двоих можно не беспокоиться. Но и отступать уже некуда.

– Твой офицер… и пулеметчик. Стоят вроде удачно.

– Угу, – Хинштейн уже поводил стволом СВТ, хищно выцеливая жертв. – Только вначале пулеметчика, а то может натворить дел.

– Твой вопрос, – Хромов, раздраженно пыхтя и ругаясь, прилаживал к маузеру кобуру-приклад. Несмотря на хваленое немецкое качество, пазы никак не хотели совмещаться, и удалось это ему лишь с третьей попытки. Хорошо еще, удлиненный магазин встал на место штатного сразу и правильно, с едва слышным сытым щелчком-чавканьем. – Так, парни, распределяйте цели между собой, надо их разом положить.

– Неудобно, своих зацепить можем, – отозвался кто-то, Сергей не заметил, кто именно.

– А ты постарайся, – зло прошипел он. – А промахнешься… Если стрелять не будешь, их точно всех тут и положат. Так что считай это принципом меньшего зла. Работаем!

Но начать в этот раз суждено было не им. Диспозиция сменилась прежде, чем Хромов, выстрел которого должен был прозвучать первым, успел напрячь палец на спусковом крючке. Просто один из полицаев, решив, наверное, выслужиться, подошел к сидящим у стены красноармейцам и, выдернув одного, принялся его пинать. Тот, судя по бинтам, раненый, и не сопротивлялся даже. Но в этот момент встал один из его товарищей, высокий, крепкий малый со светлыми, почти белыми волосами, и заехал полицаю в ухо. Тот кубарем укатился под кусты, остальные начали поворачиваться к замершему, набычившись, бунтарю, одновременно вскидывая винтовки…

– А пропади все пропадом, – Сергей даже не смог позже вспомнить, сказал он это вслух или подумал. Скорее, второе, очень уж быстро все произошло. Маузер дернулся, выплевывая пулю, один из полицаев без звука начал оседать, заваливаясь вперед, и через секунду все завертелось.

Хлесткий звук выстрела СВТ ударил по ушам, и голова пулеметчика разлетелась кровавыми брызгами. Второй выстрел… Немецкий офицер оказался опытным, сразу, на рефлексах, пригнулся и кубарем скатился под защиту стены. Это его спасло, но ничего уже не меняло, потому что его подчиненные, попав под огонь, валились один за другим, а навыками, необходимыми для настоящего боя, они не обладали. Человек с оружием, обыватель или бандит, неважно, это еще не солдат. У него нет понимания того, как действовать в настоящем бою, нет вбитой армейской муштрой дисциплины. Зато всего этого хватало у атакующих, плюс дистанция боя для автоматчиков была очень удобной, и в какие-то секунды вопрос был решен. Немец еще отстреливался, но остальные или лежали бесформенными кучами готовящейся к разложению протоплазмы, или побросали винтовки и отчаянно тянули руки вверх. Потом вновь громыхнула СВТ, и офицер, неосмотрительно высунувшийся из укрытия, нелепо взмахнув руками, уронил автомат и осел.

– Вот и все, – Сергей встал, держа маузер наизготовку, повернулся к Хинштейну. – Альберт, ты песню «Красное на черном» слышал?

– Ну?

– А я сейчас ее смысл понял. Это кровь дохлого полицая на его же одежде. Хорошая картинка, кстати. Пошли, что ли?

– Бред, – фыркнул Хинштейн, вставая. Судя по тому, как он двигался, адреналин снял остатки болевых ощущений, и пока его в крови достаточно, их боевой еврей реально опасен для любого, кто рискнет дернуться. – А ты маньяк. Лично мне картинки такого плана не вставляют. Пошли, что ли?

– Штык примкни – грознее вид будет.

– Не учи отца, и баста, – фыркнул Хинштейн, но штык приладил. Вокруг, не скрываясь уже, вставали их бойцы, и на открытое пространство они вышли вполне представительной компанией.

Результаты боя можно было назвать… приемлемыми. Куча трупов, двое пленных, и несколько раненых среди гражданских. Еще хорошо, никого не положили и сами не подставились. Пока бойцы сноровисто вязали руки полицаям и передавали родителям с рук на руки зареванную девушку, которую выдернули из-под тех хмырей буквально в последний момент, Сергей медленно подошел к поспешно вставшим при его приближении красноармейцам. Посмотрел на того, который врезал полицаю, и спросил:

– Фамилия, звание?

– Курсант Тоомас Ильвес, – с характерным прибалтийским акцентом ответил тот, машинально становясь навытяжку. – Второе Ленинградское артиллерийское училище.

– Э-э-э… Из Прибалтики, что ли?

– Так точно, из Нарвы.

Нарва, Нарва… Сергей хоть и относился к поколению «детей ЕГЭ», все же честно попытался вспомнить, где это.

– Эстония?

– Так точно!

М-дя… Оригинально. Все, что помнил Сергей по поводу Эстонии, можно было описать буквально в нескольких предложениях. Карликовое во всех отношениях государство на побережье Балтийского моря. Бывшая республика Советского Союза. До распада Российской империи никогда не имела государственности. Шестерка Евросоюза. Населена профессиональными предателями и моральными уродами… Вот только первый эстонец, встреченный в этом времени, оказался весьма далек от сложившихся в мозгу стереотипов. Силен, решителен, храбр… И, похоже, никого не собирается предавать. Скорее, наоборот. Что там еще из общеизвестного? Ах, да, легендарная эстонская медлительность. Хромов с трудом удержался от нервного смешка, вспомнив случайно услышанный диалог в магазине:

– Дайте мне колбасы медленной.

– В смысле?

– Эстонской.

Однако здесь и медлительностью тоже не пахло. Ну да, чуть растягивает слова, но совсем недавно двигался не хуже кошки. И что с ним делать теперь? Наградить в меру своих скромных возможностей или расстрелять во избежание дальнейших разочарований?

– Понятно. Ладно, артиллеристы нам нужны. Вот что, Томас… Я правильно выговариваю имя?

– Тоомас, – улыбнулся курсант. – Но мне все равно, я привык.

– Хорошо. Курсант Ильвес, возьмите автомат убитого немца и охраняйте пленных. А мы пока займемся остальными.

А говорят, у прибалтов нет эмоций. Еще как есть! Вон как радостно за автоматом поскакал. Не-е, видать, не все они пропащие. Сергей вздохнул и принялся осматривать доставшееся ему хозяйство. И очень скоро понял, что результаты неутешительные.

Как он и предполагал изначально, здесь было нечто среднее между детским садом, деревней на колесах и цыганским табором. В прямом, кстати, смысле – несколько представителей этого кочевого народа и впрямь затесались в толпу беженцев. Цыган же Хромов не любил, и их присутствие настроения ему не добавило.

Итак, люди, телеги, лошади, коровы – их Сергей первоначально не видел; останавливаясь на отдых, скотину отогнали пастись в небольшую ложбинку, надежно скрывавшую от посторонних глаз. И что с ними теперь делать? И если бы только коровы, но тут же козы, овцы, свиньи… Вон, даже куры – этих, правда, везли в телегах. Полнейшее веселье, разбавленное густо висящими в воздухе матюгами побитых мужчин и всхлипами испуганных женщин. Очень похоже, банальная для этой поганой войны картина, лишь на видевшего ее в первый раз производящая впечатление.

Впрочем, хуже всего, на взгляд Сергея, оказалась даже не подборка скотины и не цыгане. В конце концов, они хотя бы обречены слушаться и молиться на спасителей. Немцы их – это Хромов помнил, когда-то в кино видел – с превеликим удовольствием отправляли в концлагеря или расстреливали, причем даже активнее, чем истинных евреев. Нет, хуже всего дело обстояло с общей подборкой национального состава.

Русских здесь почти не было, только среди красноармейцев, да и то не все. А беженцы… Кто-то с Украины, кто-то с Белоруссии, но подавляющее большинство – поляки, из тех, кто оказался в СССР после тридцать девятого года. Правда, теперь была возможность смотреть на своих людей чуть свысока и говорить с нотками «а я вас предупреждал». К полякам отношение у них было так себе, помнили и Польскую кампанию Тухачевского, закончившуюся разгромом, и то, как доблестные шляхтичи-кавалеристы несколько лет тренировались на пленных красноармейцах в рубке лозы. Помнили провокации на границе. И как поляки разбегались, практически не пытаясь сопротивляться в том же тридцать девятом… Да и, откровенно говоря, более ранние обиды тоже не забыли. Словом, знай они, что за контингент здесь собрался, может, и вмешались бы, но далеко не так азартно. Впрочем, что сделано – то сделано, назад не отыграешь.

А вот Громов чувствовал себя, похоже, как рыба в воде. Очень быстро перешел к инвентаризации всего и вся, явно уже прикидывая, что во что запрягать. Ну да, он ведь на такое, небось, еще в ту войну насмотрелся. Ну и пусть занимается. Настроение при мысли о том, что можно переложить процесс, в котором мало смыслишь, на чьи-то широкие плечи, разом улучшилось. Все же повезло с тем, что сразу нашелся такой соратник. На этой мысли Сергей ловил себя уже не раз, что, впрочем, не снижало ее актуальности. Оставалось только послать одного человека к Мартынову с кратким отчетом о происшедшем, свистнуть Хинштейну, чтоб не маялся без дела, а помогал, благо штык на винтовке смотрелся внушительно, и направиться к пленным, дабы уточнить кое-какие моменты.