Текст книги "Т-34: Т-34. Крепость на колесах. Время выбрало нас"

Уже когда Сергей подходил к полицаям, он поймал себя на мысли, что неосознанно копирует поведение немецких офицеров. Точнее, свое представление о том, как эти самые офицеры должны себя вести по отношению к представителю низшей расы. Хотя, откровенно говоря, в данном случае ничего плохого в таком поведении не было. В конце концов, любой предатель по определению низший. Так что трофейная куртка на плечах, тонкий ивовый прут вместо стека в руке. Им так удобно лениво похлопывать себя по голенищу трофейных же сапог… Или, подцепив под челюсть стоящего на коленях со связанными за спиной руками полицая, заставить его поднять голову.

– Ну, рассказывай, как поживает твое никому не нужное здоровье. Нет ли каких жалоб… на жестокое обращение с животными, к примеру.

Трудно сказать, понял ли вот так, с ходу, не обремененный излишним образованием полицай, что его только что назвали козлом. Все же юмор начала двадцать первого века не то чтобы тоньше нынешнего, а, скорее, более иносказательный. Но сам по себе оскорбительный тон был легко уловим. Только вот опасающемуся за здоровье, не особенно храброму от природы человеку на победителя обижаться не положено. Так что оставалось лишь изобразить на лице смирение и ответить… или промолчать, что полицай и сделал. Поморгал заплывшими от синяков глазами – и смолчал.

– Вот что, – Сергей отдал должное его деликатности. – Я бы тебя с удовольствием обидел, но лучше, чем у природы, у меня все равно не получится. Поэтому давай так. Я спрашиваю – ты отвечаешь. Правду и только правду. Если молчишь – отрежу тебе для начала уши, а потом и… все остальное. Так что выложишь мне все секреты генштаба, просто будет это куда больнее. Ну что, мальчик, ты меня понял?

Возрастом полицай был, пожалуй, раза в два постарше студента, но на «мальчика» почему-то не обиделся. И отвечал быстро, не задумываясь. Кстати, его товарищ по неудаче все подтвердил. Правда, с некоторыми уточнениями.

Знали они, стоит признать, немного. Просто в их городке стоял немецкий гарнизон, сейчас находящийся в состоянии «низкого старта». О том, что где-то неподалеку гуляет сильный отряд окруженцев (Хромов с Альбертом переглянулись и невольно фыркнули), немцы знали и, откровенно говоря, побаивались. Вернее, сначала-то им плевать было, как же, победоносный вермахт и все такое, но потом, видимо, информации накопилось достаточно, чтобы сообразить: неполную сотню «зольдатен» без намека на бронетехнику русские, случись им завернуть на огонек, намотают на гусеницы походя. Обстановка, соответственно, царила нервозная, а ведь надо было в городе и окрестностях еще и за порядком следить!

В понятие слежения за порядком входил и перехват таких групп беженцев, что встретилась им здесь и сейчас. Обнаружили ее с воздуха – ну да, в отличие от спаянного дисциплиной и имеющего опытного командира отряда Мартынова, эти тащились абы как и о маскировке особо не задумывались. Вот их и заметили, после чего с немецкой педантичностью доложили куда следует. И командующему гарнизоном майору требовалось как-то отреагировать. Он и отреагировал, вполне адекватно, кстати. Вместо того, чтобы распылять силы, выделяя для отлова надежных солдат, он отправил лейтенанта с унтером и группу свеженабранных полицаев. Все равно ни на что особое они не годились. Ну а те без особых проблем выследили не маскирующихся толком беженцев, догнали едва плетущихся людей да накрыли их на стоянке, благо тем и защищаться-то нечем было. Несколько винтовок у красноармейцев не в счет, те и за оружие-то схватиться не успели. Вот и вся история…

Двумя часами позже Сергей докладывал о происшедшем Мартынову и прочей честной компании, стараясь делать это максимально четко и точно, ничего не добавляя от себя. Видимо, получилось неплохо – полковник лишь кивал одобрительно. Да и остальные, включая местных кадров, тоже не выказывали особого неодобрения. Только под конец один, здоровенный, как лось, младший лейтенант из пехоты, поинтересовался, а как же слова о том, что никого не надо спасать. Хромов в ответ лишь пожал плечами:

– Я их вытащил, конечно. Вот только мнения своего не изменил. Они абсолютно бесполезный для нас балласт, гиря на ногах.

– И что, у тебя есть предложения?

– Конечно, – Хромов усмехнулся. – Дать им оружие из наших запасов. У нас его хватает. Вон, хотя бы с этого боя оставшееся. Два десятка стволов – не комар чихнул. Пускай забирают – и шагают на все четыре стороны.

– И что с ними дальше будет?

– Думаю, если не испугаются, то они имеют неплохой шанс организовать партизанский отряд. Как показывает опыт Великой Отечественной, перспектива у такого рода движения неплохая.

– Чей опыт? – Кириленко влез, как всегда, невовремя. Но, зараза, наблюдательный, оговорку во фразе уловил моментом. Впрочем, там и оговорки-то одно слово, сейчас разрулим.

– Отечественная война тысяча восемьсот двенадцатого года. Помните о такой? Когда Великая армия Наполеона приперлась к нам – и крестьяне подались в леса. И подняли французов на вилы. И этих поднимут, если будут достойны предков. А тебе я бы посоветовал учить историю, а не только по девкам бегать.

Кириленко покраснел, как рак. Историю он и вправду знал плохо, а с женским полом ему стабильно не везло. Ходить налево пытался раз за разом, но результат каждый раз не стоил затраченных усилий, что служило регулярным поводом для подначек товарищей. И, зная это, Сергей нанес coup de grace[21]21
  Удар милосердия (фр.).


[Закрыть]:

– Не переживай, ходить налево – это норма. Женщина священна… А настоящие мужчины всегда ходят в святые места.

Дружный хохот прекрасно понявших подоплеку людей был ему наградой за проявленное остроумие. Кириленко стал даже не красным – пунцовым. Но, вместо того, чтобы спустить дело на тормозах, – ну, позубоскалят и забудут – вскочил и со свойственной молодости горячностью полез в бутылку:

– А ты кто такой, чтоб меня учить, а? Ты чего себе позволяешь?

Вот это было ошибкой. Конкретной. В любой сколоченной «на коленке» группе, неважно, партизанском отряде или обычной банде, формальные звания имеют не такой уж большой вес. Куда важнее заслуги и близость к вожаку, Сергей же сейчас превосходил танкиста и в том и в другом многократно. Но и спускать наезд с рук было нельзя. Принцип волчьей стаи – любой должен подтверждать свое место в иерархии, и потому реакция последовала незамедлительно:

– Слышь, удод, ты на меня шрифт не повышай. Затру, как магнитом.

Сленг будущего для Кириленко был незнаком, но смысл он понял и назад сдавать не собирался:

– Ты что, боец, совсем о дисциплине забыл?

– А ты у меня присягу принимал? Или давно за колючкой не сидел?

– Ах ты!.. – напоминание об унижении плена заставило Кириленко схватиться за кобуру. «Я думал, он умнее», успел подумать Сергей, удивительно хладнокровно наблюдая за происходящим. Впрочем, нервничать было не из-за чего. Сразу несколько рук схватили развоевавшегося лейтенанта за руки, дернули вниз и отобрали пистолет. И только после этого раздался спокойный, чуть брезгливый голос Мартынова:

– Отставить! Ишь, развоевались. Как будто вам немцев мало…

После этого он высказал очень много нелицеприятных слов о происходящем. Досталось обоим – одному за то, что скандал провоцирует, другому – за полное отсутствие мозгов. В общем, обоих отправили проветриться, тут же и наказание выписав. Кириленко – дежурным по лагерю неделю, Хромову – заниматься все теми же беженцами до тех пор, пока не придумают, что с ними делать. А это тот еще геморрой – и на довольствие ставить, и жалобы выслушать, и маскировкой озаботиться и еще куча мелочей, что, в свете тотального отсутствия дисциплины, превращало работу с ними в филиал вялотекущего ада.

Впрочем, с задачей Сергей, к собственному удивлению, справился. Правду говорят, что кадры решают все, а у него кадры имелись. И для начала «главкадр», в смысле Громов, прихватил за шкирку тех красноармейцев, что уже шли с беженцами. Ну а что? Обстановку они знают, понятие о дисциплине имеют и, что дальнейшая судьба их зависит от того, насколько они будут нужны командованию, тоже соображают. Ну а остальное проще. Так что в течение каких-то двух часов была осуществлена маскировка, выставлены караулы, показано, где можно гадить, а где нельзя, и весьма оригинально решен вопрос с жалобщиками. Просто объявили, что будут рассматриваться только заявления, поданные в письменной форме – и все! А если кто-то не знает языка, не имеет бумаги и принадлежностей для письма – так это исключительно его проблема. И большинство вопросов, явных, а чаще мнимых, сами собой потихоньку рассосутся.

Правда, как Сергею вечером по секрету поведал Востриков, нашлись лихие бабы, что направили стопы аж к Самому Главному, прорвались до Мартынова сквозь охрану и засыпали его претензиями уже на самого Хромова. Тот подумал немного – и вышел из положения, используя опыт младшего. Все претензии в письменном виде. Словом, отмахались.

Куда худшей оказалась проблема с продовольствием. Как только беженцы пришли в себя, то подавляющее большинство тут же решило, что их обязаны не только защищать, но и кормить-поить. При этом собственное же продовольствие может полежать в телегах. Нормальный для людей ход мысли, если только не учитывать, что по запасам группы Мартынова это било, как молотком по стеклу. А намек на то, что коров придется бросить, вызвал бурную истерику. В общем, Сергей в очередной раз убедился, что прав, не желая тащить их за собой. А толку-то…

Вечером он, окончательно вымотанный, сидел на полусгнившем бревне у костра и рассматривал найденную в одной из телег игрушку. Как оказалось, оружия у беженцев хватало. Не только те несчастные винтовки, что были у обезоруженных в первые секунды бойцов. Нашлось еще более тридцати стволов, большей частью, правда, охотничьих ружей, но попадались и вполне себе пристойные экземпляры винтовок, зачастую самых невероятных систем, и даже один автомат нашелся. Причем польский – Сергей даже не знал, что такие бывают. И пистолеты тоже нашлись. В препоганом состоянии, кстати, не особенно за ними следили. Впрочем, Сергей, прибарахлившийся сегодня в дополнение к уже имеющимся стволам реквизированным у погибшего офицера вальтером РР, не особенно ими заинтересовался. Главное, что он понял, вооружены эти люди были неплохо, вот только себя почему-то защищать не пожелали.

Заинтересовавший его образец выглядел в чем-то даже экзотичнее автомата. Изделие польских оружейников носило вкусное имя «Морс» и ничем хорошим, кроме него, не выделялось. Вполне рядовой образец. Облюбованная Сергеем модель, правда, тоже вроде бы обычная – вот только не здесь, а где-то далеко за океаном. Здоровенная, оснащенная скобой Генри дура знаменитого американского сорок пятого калибра[22]22
  Американская система калибров исчисляется в сотых долях дюйма. Дюйм – 25,4 мм. Сорок пятый калибр – 25,4 х 0,45 = 11,43 мм.


[Закрыть] с полустершейся надписью Marlin. Этот самый марлин со своим брутальным дизайном и почти артиллерийским жерлом неплохо смотрелся бы в седельной сумке какого-нибудь ковбоя. Ну, или в руках Терминатора из второй серии – там, помнится, было что-то похожее, только более компактное. Но каким ветром его занесло сюда, оставалось лишь гадать. И – неухоженное. Впрочем, похоже, достойным и вдумчивым присмотром за оружием местные крестьяне-беженцы себя вообще не утруждали.

Тем не менее, когда Сергей, с техникой держащийся на короткой ноге, да еще и консультируемый Громовым, кладезью военной информации, перебрал и смазал карабин, оружие оказалось вполне работоспособным, жирно клацало затвором и заставляло шарахаться случайно проходящих мимо зевак. Надо сказать, пушка ему нравилась. Пожалуй, когда он будет возвращаться, стоит взять ее с собой. И «светку». И маузер. И оба вальтера… Блин, и танк уж, до кучи. Вот ведь маньяк-оружейник проснулся, нет бы о вечном подумать, о золоте, к примеру… Только где ж его взять-то?

Хрустнула ветка за спиной. Сергей прикрыл глаза – идиот, сидел в незаметно подползающем сумраке лицом к огню, сейчас и не увидишь ничего, ослепленный пламенем. Несколько секунд придется на слух полагаться – а рука уже легла на кобуру…

– Молодец, рефлексы, необходимые для выживания, приобретаешь, я вижу.

– Не подкрадывайся больше, Александр Павлович, душевно прошу. У меня что-то сегодня нервы уже ни к черту, мог и пальнуть сгоряча.

– Понял, учту, – насмешки в голосе Мартынова, как ни странно, не было. – Покажешь трофей?

– Держи.

Мартынов присел рядом, поерзал, устраиваясь поудобнее, и принялся с интересом рассматривать марлина. Щелкнул для пробы скобой, хмыкнул:

– Да уж… Жаль, патронов к такой экзотике не найдешь.

– Шестнадцать штук есть. Четыре магазина.

– Этого не хватит даже для того, чтобы научиться толком из него стрелять. Впрочем, не бросать же. Мне уже жаловались, что ты ограбил честного пейзанина, ценную вещь присвоил…

– Да и хрен с ними, пускай жалуются, – безразлично ответил Хромов. – Не только у него изъял, кстати.

– А не только он и жаловался. В письменной форме причем. Даже бумагу где-то раздобыли… И грамотея, что по-русски умеет писать без ошибок, нашли. Кстати, автомат я уже посмотрел. Интересная вещь, их и выпустили всего с полсотни штук. У тебя шанс на линкор нарваться и то предпочтительнее выглядел.

– Хочешь – забери себе, – так же безразлично отозвался Сергей.

– И заберу. Вот только я с тобой не о том поговорить хочу.

– А о чем? Чтоб людей не дразнил?

– Именно. Ты пойми, мне вполне хватит сил отстричь башку тому идиоту, что осмелится на тебя наехать…

– Я и сам ему голову состригу, если что.

– Знаю. Но! Сейчас нам не нужны конфликты внутри отряда. От слова «ващще», понимаешь? И я, и остальные знают: ты – это ты. Разведка, командир лучшего танка… Самые опасные задания выполняешь. За тобой идут, не задумываясь. Кстати, в разведку даже конкурс образовался, чем твой зам беззастенчиво пользуется. Храбр, умен, безжалостен – это все о тебе, репутацию создал, молодец. Тебя, кстати, уже человеком без нервов называют… Хотя я тебя назвал бы отморозком.

– Нервы у меня как раз есть. Впрочем, никогда не думал, что так быстро стану… тем, кем стал.

– А ты еще никем не стал, – усмехнулся Мартынов. – Как был сопливым мальчишкой, дорвавшимся до стреляющих игрушек, так и остался. Разве что нервы крепкие и соображаешь быстро, но это не столько твоя заслуга, сколько твоего спорта. Ладно, неважно. Ты – это ты, Кириленко же пока – никто, расклады все понимают. Но и публично унижать человека… Сейчас твою выходку, да и твои нестандартные фразы спишут на бой, усталость и остаточную контузию. Но больше так не делай, пожалуйста.

– Обещаю, – мрачно ответил Сергей. Ему и впрямь было стыдно. – Но если он или кто другой начнет первый – извини, Александр Павлович, отвечу. Не собираюсь я оправдываться перед инвалидом за то, что у меня ноги на месте.

– Ну, вот и ладушки, – отозвался Мартынов, вставая, и хлопнул парня по плечу. – А автомат я у тебя все же реквизирую…

А я вам говорил, я вас предупреждал… Именно эти мысли вертелись в голове Сергея два часа спустя, когда он, сидя за рычагами танка (а нечего прохлаждаться, раз уж на утренние подвиги сил хватило, придется работать, а там уж Игнатьев сменит, и можно будет покемарить), вел свою машину по дороге. «Тридцатьчетверка» обиженно ревела, ей не нравилось тащиться по дороге черепашьим темпом, но что-то изменить не получалось – табор, который к ним все же прилепился, двигался едва-едва со скоростью пешехода. В первую очередь потому, кстати, что скотина, с которой этих умников расстаться было никак не убедить, не слишком рвалась переться куда-то ночью. Взбешены были все, но бабы вопили, заламывали руки. В общем, вместо того, чтобы пустить стадо на мясо, пришлось еле двигаться самим. Оставалось лишь надеяться, что на следующем привале Мартынов все же наплюет на местные нормы и приличия и железной рукой восстановит порядок.

Ночное вождение – своеобразная штука. Стальная громадина тащилась по дороге едва не вслепую, до ксеноновых фар здесь еще лет пятьдесят не додумаются, а то недоразумение, что стояло на их танке, да еще и со светомаскировкой, практически не давало света. Хорошо еще, шли практически без поломок, за ночь только рассыпалась гусеница у одной из «троек», что можно было отнести к «неизбежным на море случайностям». Все же задумка с пленными механиками себя вполне оправдала, они целый день возились, что-то подкручивая и регулируя, за что им был почет и уважение. Впрочем, ровно до тех пор, пока танки на ходу. Если же встанут – значит, огребут они по полной, и немцы, хорошо это понимая, старались, как проклятые.

В общем, ночка выдалась та еще, и, вставая утром на привал, Сергей буквально кожей чувствовал, как растет число людей, согласных с его мнением. Тем более, что они оказались пустой, совершенно бесполезной обузой. Да чего там далеко искать. В стихийно образовавшемся обозе имелась куча баб, но заниматься чем-то еще, кроме как собой и своими семьями, они не собирались. Могли бы хоть постирать, что ли, желчно думал едва держащийся на ногах Хромов. А то, получается, забесплатно проблемы имеем, и они это как должное воспринимают. Однако гордые польские женщины стирать красноармейские подштанники явно не планировали, так что пришлось тащиться через весь лагерь и, отрывая время от собственного сна, через силу заниматься этим самому, благо остановились практически на берегу небольшой реки. Хоть что-то хорошее, а то прошли едва треть от обычной дневной нормы, и это совсем не радовало.

Но, как оказалось, не все так плохо, бывает еще хуже, и им всем предстояло очень скоро убедиться в этом на собственной шкуре. Буквально к вечеру, когда сладко-сладко дрыхнущий между широких гусениц собственного танка Хромов был разбужен жутким грохотом…

Откровенно говоря, он настолько вымотался, что даже от взрывов авиабомб проснулся не сразу. Может, после пятой, а может после шестой, зато качественно. Аж подпрыгнул из положения «лежа», больно приложился многострадальной головой о стальное днище. Наверное, именно поэтому не было никакой паники, одна лишь злость, и вылезал на свет Божий он уже почти спокойным. Наверное, еще раз подтвердится репутация человека без нервов – мысль промелькнула мимоходом и исчезла, но страшно и впрямь не было. Совсем. Зато почему-то стало дико интересно. Выбравшись, он облокотился на успевшую изрядно нагреться за день танковую броню и принялся наблюдать за происходящим. А посмотреть было на что.

Шестерка «юнкерсов» восемьдесят седьмых и четверка «мессершмиттов». Десять самолетов, аж хочется выпятить грудь со всеми несуществующими регалиями от осознания собственной значимости. Следовало признать, у фрицев нашелся кто-то неглупый, сопоставивший исчезновение этого вшивого лейтенанта (ну не полицаев же, те для немцев самую малость меньше, чем ничто), танковую группу, беженцев и выстроивший радиус, в котором их стоило искать. Впрочем, может статься, это все домыслы, и ситуация была совсем иной. Плевать, главное, нашли и бомбят, гады!

Наверное, у человека, постоянно находящегося в опасности, мозги работают все же иначе, чем у простого обывателя. Раньше Сергей об этом не задумывался, да и сам до недавнего времени был вполне мирным, к армии отношения не имеющим человеком, но сейчас поймал себя на мысли, что испуга нет совершенно. Зато присутствует довольно четкий анализ происходящего. Самое интересное, шел он вроде бы вне сознания, однако выводы следовали вполне актуальные. И один из выводов – не так уж велика опасность, как может показаться. Конкретно ему так и вовсе может угрожать разве что случайный осколок, и вероятность, что он сюда долетит, невелика. Бомбы-то рвались в стороне. Именно поэтому, когда его попытались затащить обратно под танк, Сергей лишь отмахнулся не глядя и вновь принялся наблюдать за развивающимся действом. А посмотреть, надо сказать, было на что.

Пикировщики бомбили – но почему-то не танки. Здоровенные (хотя тут наверняка играли роль фокусы восприятия, вряд ли немецкие самолеты несли очень мощные бомбы, скорее уж, какую-то мелочь в полсотни килограммов, зато много) кусты взрывов и фонтанчики то ли от крупнокалиберных пуль, то ли от малокалиберных снарядов один за другим поднимались чуть в стороне. Там, где расположились беженцы. Сергей едва удержался от того, чтобы злобно сплюнуть. Ну конечно, эти долбодятлы то ли хреново замаскировались… Хотя нет, их ведь проверяли. Он сам, кстати, и проверял. Скорее всего, раздергали маскировку, бегая проверять своих коровок с овечками. Ух, польский снобизм, чтоб его! Для них слово «москаля» ничего не значит – ну так и пусть расхлебывают. И сейчас именно их рвет на части бомбами. И хрен бы с ними, зато, похоже, проблема решилась сама собой.

Насколько мысли бывают далеки от реальности, Сергей понял всего через несколько секунд, когда из-за спины раздался грохот и в небо пошла короткая прерывистая трасса. Обернулся – ну да, расчет уже сумел развернуть одно из зенитных орудий и теперь азартно лупил по немецким самолетам, демаскируя собственную позицию. Идиоты!

Результат оказался закономерен. Кое-как обученный расчет даже теоретически не имел шансов зацепить немцев. Вспугнутыми курами самолеты шарахнулись, набрали высоту, а уж там, практически мгновенно сориентировавшись, выбрали новую цель для атаки. Развернулись, перестроились и с диким воем, тянущим нервы даже сильнее, чем сами бомбы, спикировали на зенитку, которая, к слову, была совсем рядом с танками.

На сей раз их встретили аж из четырех стволов. Таиться уже не было смысла, задействовали все, что успели. Вот только ничего, кроме массовости, добиться не удалось – стреляли зенитчики из рук вон плохо. Немцы, судя по всему, прекрасно понимали, с кем имеют дело, поэтому не слишком обращали внимание на их жалкое противодействие. И вот тут сработали рефлексы – Сергей рыбкой нырнул под танк, а потом земля затряслась, и все затянуло пылью…

Их спасло тогда, как он сообразил позже, лишь то, что немцы уже высыпали практически весь бомбовый груз на телеги, превратив их в эпичные, но не оправдывающие расходов кучи дров. Но все равно, после того, как немцы, израсходовав боезапас, улетели, выяснилось, что ущерб они нанесли знатный. Пожгли всех «чехов» и один БТ, сейчас они чадили едким жирным дымом. Смахнули расчеты двух зениток, в том числе и тот, что их по дурости выдал. Сами орудия не пострадали, царапины на краске не в счет, однако от этого не легче. Один из бронетранспортеров, тот, что напоминал решето, превратился теперь в самый настоящий цветок. Бомба угодила точно в кузов, разорвав стальные листы в клочья. Как не рванули машины с боеприпасами и топливом, оставалось только гадать. Наверное, потому, что их поставили чуть в стороне. Погибло двенадцать человек, раненых было чуть больше. Суетились медики, ходили вяло матерящиеся, все еще пребывающие в шоке бойцы… Словом, наворотили дел летуны, чтоб им ни дна, ни покрышки.

Но то, что произошло с военным лагерем, было лишь бледной тенью случившегося с беженцами. Их-то бомбили прицельно и совсем без противодействия. За последние дни Сергей много чего повидал, но здесь и сейчас его замутило. И от густого запаха крови, и от туч мух, невесть откуда узнавших о свежей пище, и от живописно разбросанных рук-ног-кишок… А вот когда он увидел безголовое, распоротое до паха тело, которое, вопреки всему, еще дергалось, упорно пытаясь жить… В общем, тут-то его и вырвало, как оказалось, не одного. Многие, кто раньше, кто позже, блевали тогда по кустикам, и закаленные вроде бы бойцы ничем не уступали тут новобранцам. И те, кто удержался, смотрели на это безо всякого превосходства, с трудом сдерживая позывы к тому, чтобы присоединиться к процессу.

В общем, там погибло народу очень много. Не меньше трети, пожалуй – несколько бомб легли точно в центр стоянки. Куча раненых, детский плач… Какая-то женщина, стоящая на коленях возле убитой коровы, а рядом лежит ее сын лет пяти, разрубленный пулями мало не пополам. Похоже, тронулась умом, или просто сознание милосердно не дает осознать увиденное. Семья. Видать, сели есть – да так, кружком, и лежат. Труп лицом в костре, воняет паленым шашлыком. Сергея вновь стошнило, на сей раз желчью. Дальше смотреть он уже не мог. Повернулся – и направился обратно, к своему танку. И остальные бойцы понурой цепочкой шли за ним.

Мартынов был взбешен настолько, что даже не ругался. Просто мрачно прогуливался туда-сюда. Ну и говорил. Досталось всем, и всем по делу, хотя ясно, что просто под горячую руку попали. Но человеку тоже надо выговориться, особенно после такой плюхи. Сергей отлично понимал, что произошло. Расслабился полковник, привык легко побеждать, не отдавая себе отчета, поверил в собственное превосходство над немцами. А немцы – они совсем не дураки, воевать умеют, и практического опыта у них как бы не больше, чем у офицера из будущего. Это не говоря еще про куда лучшую материальную базу. И, как только пускай более грамотный, но зарвавшийся полковник допустил серьезную ошибку, они ею тут же воспользовались. Вот и результат получился соответствующий.

Наконец Мартынов закончил масштабную выволочку и заговорил по делу. На карте, брошенной на сколоченный из кое-как оструганных досок щит, заменяющий на таких вот привалах стол, кончиком остро отточенного карандаша полковник указывал проблемные, с его точки зрения, места и выдавал план действий. Звучало логично, во всяком случае, явных нестыковок Сергей не замечал, да и более опытный в подобных делах Игнатьев тоже.

По мнению Мартынова, им требовалось срочно уходить, прорываться. Немцы – они народ обстоятельный, вцепятся, как бультерьеры (местные офицеры, о такой породе собак в большинстве и не слышавшие, удивленно переглянулись), и постараются зажать беглецов. С учетом единственной доступной русским дороги это не так и сложно. Наверняка они пойдут с двух сторон, вдогонку и навстречу, а значит, надо их опережать, это – единственный шанс. Сегодня, вероятнее всего, самолеты уже не прилетят – немцы воюют по графику, а уже смеркается. Значит, до завтра время есть. Но уйти… Нет, не получится, при всем желании. Слишком предсказуемы пути отхода. Или назад – а оттуда, к бабке не ходи, уже прет что-то бронированное, или вперед, и там наверняка ждут. Но!

Но также немцы уже сообразили, что у русских вместо кандалов – беженцы. Удерживают не хуже. Стало быть, и расчеты они будут делать исходя из возможностей телег, а уж штабисты они грамотные на всех уровнях. Вот только если сбросить эти телеги, то за ночь можно в два счета добраться до – тут карандаш ткнул в карту, едва не пробив толстую бумагу – развилки дорог. Немцы, идущие навстречу, могут воспользоваться любой, а то обеими, хрен знает, откуда они выдвинулись, и, зная, что русские еле шевелятся, неприятностей ждать не будут. Но, так или иначе, точки, где начинается развилка, им не миновать. Если ночью успеть до нее добраться, то танково-артиллерийская засада получится шикарная. Уничтожив же охотничков, можно вырваться на оперативный простор и вновь затеряться в лесах. Вот только оставались два нюанса.

– Во-первых, что мы будем делать с беженцами, – ну, это опять неугомонный Кириленко. И первый момент он сумел уловить еще до того, как Мартынов расшифровал свои слова. – Нельзя их бросать.

На него посмотрели мрачно, причем все. Похоже, внутренне злобно усмехаясь, подумал Сергей, даже до самых упертых дошли расклады, один этот… комсомольский вожак все еще пытается из себя что-то строить. И ведь не может не понимать, что происходит, но то ли идеи заменили мозги, и он сейчас демонстрирует всем несгибаемого Павку Корчагина, или настроился на карьеру так, что глаза теперь зашорены наглухо. Первый вариант плох, а второй… Из таких в будущем вырастали цеховики и олигархи, наслышан, как же, хотя сам и не застал. Хотя организаторских способностей у него не отнять. Ладно, посмотрим. И помолчим – все же Мартынов командир, пускай он и отдувается, тем более, сам вчера просил держать себя в рамках.

– Если они пойдут с нами – погибнут наверняка, – голос полковника звучал спокойно, и только успевшие хорошо изучить его люди могли различить в нем нотки злости и раздражения. – И нас погубят, от них надо избавляться. Поэтому мы своим прорывом отвлечем внимание немцев, а гражданские пойдут сами по себе. Оружие им дадим, захотят защититься – будет чем. Не захотят – их дело. В любом случае, так у них шансов не в пример больше.

– Но…

– Товарищ МЛАДШИЙ лейтенант. Вы приказ слышали? Извольте исполнять.

Старорежимная по местным понятиям манера речи произвела впечатление, и комсорг заткнулся, всем своим видом, правда, выражая несогласие. Ну и пусть его. Тем более, все командиры подразделений поддерживают Мартынова, а значит, нечего и высовываться. Тем более тому, кто хочет сделать карьеру. Впрочем, Кириленко, скорее всего, просто не дошел еще по молодости до понимания этого принципа. Сопляк, с легкой ноткой превосходства подумал циничный Хромов, но, естественно, озвучивать это не стал.

– А какова наша вторая проблема? – Востриков, как журналист, умел вычленять главное и не забывать о нем. И то, что он подвизался в основном на либеральной ниве, менее профессиональным его не делало. Скорее, наоборот, хочешь критиковать власть – делай это качественно, а то вмиг за жабры взять могут.

– А вторая проблема – те немцы, которые будут угрожать нашему тылу. Их надо остановить. Ну, или хотя бы задержать, причем сделать это минимальными силами.

По коже пробежал холодок, Сергей почти физически ощутил, как взгляды всех собравшихся скрестились на нем.

Вот так, создал репутацию – теперь расхлебывай. И отказаться не получится, все из-за той же, мать ее, репутации. У-у, гадский папа!

– Мне нужен мой танк, – удивительно, но голос звучал ровно и совершенно не дрожал, – минимум один бронетранспортер, хотя бы два десятка человек пехотного прикрытия, а то мне все танки пожгут. Лучше, если это будут мои люди. И хотя бы несколько орудий.

– А броневик-то зачем?

– А на чем я вас догонять буду? – вопросом на вопрос ответил вновь решившему вмешаться Кириленко Сергей. – Напомню азбучную истину. Скорость движения колонны равна скорости самого медленного из ее составляющих. Сейчас это будут пехотинцы. Часть посажу на броню, часть – в бронетранспортер, к ним же прицеплю артиллерию.

– Но вы наверняка понесете потери, а чтобы вывезти уцелевших, хватит и танка.

– А не рановато ли вы хороните моих людей, лейтенант? – в голосе Хромова звучал лед. – И не хотите ли сами оказаться в числе потерь?

– Все! – Мартынов хлопнул ладонью по доскам, едва не порвав карту. Получилось на удивление звонко, и стычка закончилась моментально. – Сергей, действуй. А…