Текст книги "Николай I. Биография и обзор царствования с приложением"

Одновременно с этим произошли перемены в Министерстве внутренних дел, где высшие посты точно так же были поручены двум генерал-адъютантам, пользовавшимся большим доверием нового государя: в 1828 г. министром внутренних дел на место безличного В.С. Ланского (по словам Вигеля, он «казался быть более призраком министра, чем настоящим министром») был назначен весьма энергичный финляндский генерал-губернатор – генерал-адъютант гр. А.А. Закревский. Государственная полиция с 1826 г. была поручена ген.-ад. гр. А.Х. Бенкендорфу. Петербургским генерал-губернатором после Милорадовича был назначен генерал-адъютант П.В. Голенищев-Кутузов.

Управляющий Министерством иностранных дел гр. К.В. Нессельроде сохранил свое положение в течение всего царствования Николая I. Вначале государь предполагал вверить управление иностранными делами бар. Г.А. Строганову (двоюродный брат известного александровского деятеля гр. П.С. Строганова, члена Негласного комитета), но успехи нашей внешней политики в первые годы царствования в восточном вопросе упрочили положение Нессельроде. «Не менять ничего в установившейся политике Нессельроде» было одним из заветов и цесаревича Константина Павловича своему брату в его последнем отказе от престола. С именем Нессельроде связывалось то направление, какое приняла русская политика во вторую половину александровского царствования. Определенный сторонник идей так называемого легитимизма, Нессельроде являлся, однако, не столько оригинальным истолкователем этих идей, сколько их добросовестным исполнителем. Он не столько наложил определенный отпечаток на внешнюю политику николаевского царствования, сколько сам в области этой политики отражал те руководящие начала, какие были положены в основу всей правительственной программы.

Назначенный в 1823 г. министром финансов Е.Ф. Канкрин, выдвинувшийся еще с 1812 г. в должности генерал-интенданта и стяжавший к этому времени европейскую известность познаниями в области политической экономии и военного хозяйства, был оставлен на своем посту и долгое время пользовался большим доверием и уважением со стороны нового государя. Типичный консерватор в области финансовой науки и практики, Канкрин стоит несколько особняком среди других сотрудников императора Николая, совершенно чуждый той самоуверенности, которая так характерна для всего николаевского режима. Деятельность Канкрина в известной степени улучшила положение русских финансов в первую половину николаевского царствования. Позднее, однако, Николай начал тяготиться большой несговорчивостью Канкрина, особенно когда дело шло о крупных экстренных расходах на военные предприятия. К сороковым годам значение Канкрина начинает падать, и в 1844 г. он выходит в отставку. Финансовая политика николаевского царствования делается с этого времени менее осторожной, что в связи с последовавшими за этим европейскими событиями имело немалые общегосударственные последствия.

Сотрудниками нового государя вообще выступают люди более практического склада; из деятелей предшествовавшего царствования сохраняют свое значение либо те, кто расстался к этому времени со своими политическими мечтаниями, либо те, в чьих государственных взглядах эти мечтания всегда занимали второстепенное место. Теряют свое значение те, кто помнил еще «дней александровых прекрасное начало», и в особенности те, кто был на подозрении в глазах государя за свои отношения к его «les amis du quatorze», как называл иногда Николай декабристов. Александровский сановник, в котором не умер еще екатерининский вельможа и жил дух «вольности дворянской», уступает место николаевскому чиновнику, остающемуся чиновником и на высших ступенях своей служебной карьеры. Недоверчивое вначале отношение императора Николая к Сперанскому вскоре уступило место полному благорасположению. По подозрению в сношениях с декабристами о Сперанском, как и об адмирале Мордвинове, было произведено секретное следствие; оно установило полную несостоятельность этих подозрений. Давно уже во взглядах Сперанского произошли к этому времени большие перемены: после крушения его конституционных планов он с 1810 г. сосредоточивается на мысли утвердить законность при сохранении самодержавия. «Были и другие черты, – говорит биограф Сперанского проф. С.М. Середонин, – сблизившие его (т.е. Николая) со Сперанским: вера в форму, вера в силу предписания, приказы, стремления к наибольшей централизации». Сохранил свое значение, а вначале играл даже довольно видную роль и бывший сотрудник Александра I по Негласному комитету гр. В.П. Кочубей, в 1827 г. назначенный председателем Государственного Совета и Комитета министров. Наиболее сдержанный даже в те годы Кочубей в Негласном комитете гораздо больше интересовался и работал не столько над вопросами политическими, сколько над вопросами администрации и государственного хозяйства. Теперь он окончательно ушел в них и в этой области был очень ценим, как опытный советник. Напротив, другой участник Негласного комитета, Н.И. Новосильцев, не пользовался никаким значением в николаевское царствование и был прямо антипатичен лично Николаю. Утратил теперь всякое значение и последний представитель правительственного либерализма александровской эпохи адмирал Мордвинов. Особняком стоит граф П.Д. Киселев, главный сотрудник Николая I по крестьянскому вопросу, долгое время пользовавшийся большим с его стороны доверием, человек широких государственных взглядов.

Сотрудники императора Николая далеко не всегда были его лично приближенными. Говорить о каких-либо сторонних влияниях в николаевское царствование вряд ли приходится; роль этих влияний в общем направлении правительственной деятельности, во всяком случае, невелика. Зато в это время мы сталкиваемся нередко с другим явлением – личным воздействием государя на политику, шедшим иногда вразрез с тем курсом, которого держались его официальные сотрудники. Экстренные дипломатические миссии, специальные посылки и поручения, отдельные выступления с ведома государя в Государственном Совете и Комитете министров – излюбленные приемы Николая I. Итут выступают на сцену его приближенные. Николаю нельзя отказать в умении подбирать, в пределах заявленной им программы, талантливых сотрудников. Сперанский, Канкрин, Киселев и даже Уваров – все это государственные деятели недюжинного порядка. Знакомясь с его приближенными, мы попадаем в другую среду. В большинстве случаев это люди, всем своим воспитанием и жизнью сросшиеся с придворной сферой, с частной жизнью царской семьи. Другие из них чужды русской жизни по своему происхождению и с чувством культурного превосходства относятся с некоторым оттенком презрения к тому народу, участь которого теперь в их руках. Третьи, наконец, беспрекословные и усердные исполнители воли своего господина. Из самих сотрудников Николая I дольше других сохранили свое значение люди такого типа, как Чернышев, Меншиков, Паскевич, во вторую половину его царствования совершенно заслонившие собой тех, в сотрудничестве с кем Николай начинал свое правление. И еще одно любопытное явление раскрывается перед глазами наблюдателя, когда он знакомится с послужными списками этих людей. С падением Аракчеева не пали аракчеевские традиции: перед нами то и дело мелькают лица, в свое время выдвинутые Аракчеевым, пользовавшиеся его доверием. Таковы Дибич и Клейнмихель.

Наиболее близким к государю лицом, пользовавшимся его исключительным доверием в течение всего царствования, оставался друг его детства, ген.-ад. гр. В.Ф. Адлерберг, после смерти Волконского занявший пост министра Императорского Двора. Быстро начали возвышаться после 14 декабря два лица: ген.-ад. гр. А.Х. Бенкендорф, только что упомянутый начальник 1-й кирасирской дивизии, и командир лейб-гвардии Конного полка А.Ф. Орлов, возведенный к Рождеству 1825 года в графское достоинство. Еще в 1821 г. гр. Бенкендорф представил покойному государю записку с обстоятельными сведениями о «Союзе Благоденствия», о его организации, целях и составе, и тогда же рекомендовал строгие меры, которые могли бы еще, по его мнению, пресечь движение, пока оно не приняло еще широкого распространения. Записка Бенкендорфа была оставлена в то время без внимания. События 14 декабря как бы оправдали его предсказание, и с этого времени начинается его быстрое возвышение и близость к новому государю. До 1837 г. Бенкендорф почти неотлучно находился при особе государя, сопровождал его в походе 1828 г., в его многочисленных путешествиях и был поверенным многих его предположений. Остзеец по происхождению, Бенкендорф по своим отношениям был чужд тех традиций, какими жило в двадцатых годах русское общество. Строгий начальник III отделения Собственной Его Величества Канцелярии, усмиритель крестьянских волнений в Лифляндии в 1841 г., Бенкендорф лично, по отзывам многих, не был жестоким человеком. И однако, с его именем молва связала тот позорный вид казни, какому были подвергнуты жертвы 14-го декабря. С 1837 г. Бенкендорфа начинает постепенно заслонять другой приближенный императора Николая, гр. А.Ф. Орлов, брат декабриста М. Орлова. Орлов совершенно не разделял взглядов своего брата. В свое время он принял в своей части строгие меры против начавших возникать среди офицеров литературных обществ и проявил большую твердость в 1820 г., когда в гвардейских частях стало неспокойно вследствие известной истории в Семеновском полку. 14 декабря Орлов первый привел свой полк, первый же двинулся в атаку против мятежников и вообще своей энергией и решительностью много способствовал быстрому усмирению возмутившихся. После декабрьских событий он с особым рвением старался проявить свою преданность престолу и существующему порядку, как бы стараясь заставить забыть о своем родстве с одним из участников движения. Николай Павлович возлагал обыкновенно на Орлова чрезвычайные миссии, когда не хотел поручать то или другое деликатное дело обыкновенным дипломатическим агентам, и Орлов всегда точно выполнял высочайшие повеления, избегая проявлять свою личную инициативу.

С первых же дней нового царствования стал выдвигаться и П.А. Клейнмихель. С 1812 г. Клейнмихель служил у Аракчеева и быстро начал возвышаться, главным образом с 1819 г., когда он был назначен начальником штаба военных поселений. Первое знакомство с Клейнмихелем Николая Павловича относится, как было сказано выше, еще к 1814 г. Генерал-адъютант с 1826 г., дежурный генерал Главного штаба Е. В. с 1831 г., Клейнмихель был ближайшим помощником Николая как член многочисленных комиссий по вопросам о перереформировании армии и флота и как заведывавший различными сооружениями и постройками. Когда в конце тридцатых годов возник вопрос о сооружении в России железных дорог – дело, которое близко принимал к сердцу император Николай, – Клейнмихель был один из немногих, высказывавшихся за этот новый способ сообщения, чем окончательно завоевал доверие государя. В 1845 г., после смерти Толя, Клейнмихель был назначен главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями. С этого времени значение Клейнмихеля чрезвычайно вырастает и выходит далеко за пределы сферы его непосредственного управления, покрывая собой тот развал, к какому приходит теперь вся николаевская система. В лице Клейнмихеля как бы возрождается Аракчеев.

С обоими своими братьями Николай Павлович в течение всего своего царствования сохранил теплые дружеские отношения. Что касается цесаревича Константина Павловича, то в отдельных случаях приходится отмечать его влияния на политику Николая. Михаил Павлович, напротив, держался в стороне от большой политики, замкнувшись в сферу артиллерийского управления и забот о военно-учебных заведениях.

13 июля 1826 года правительство обратилось к обществу с манифестом о совершении суда над участниками заговора 14 декабря. Этот манифест заключал в себе как бы программу предстоящего царствования. Оповещая об очищении общества «от следствий заразы, столько лет среди него таившейся», от «зла долголетнего», манифест объявлял «умысел, составленный горстью извергов», «не в свойствах, не во нравах русских»: «сердце России для него было и всегда будет неприступно». Одновременно с этим предуказывались и те средства, какими, по мнению правительства, зло могло бы быть предупреждено в будущем. Родителям рекомендовалось обратить «все их внимание на нравственное воспитание детей. Не просвещению, но праздности ума, более вредной, нежели праздность телесных сил, – недостатку твердых познаний должно приписать сие своевольство мыслей». Домашнему воспитанию ставилась цель «приуготовлять нравы и содействовать видам…» правительства. «Дворянство, ограда Престола и чести народной», должно было стать «и на сем поприще, как на всех других, примером всем другим состояниям» и способствовать «усовершению отечественного, природного, не чужеземного воспитания». Государственная служба указывалась как род занятий, предпочтительно свойственный дворянству: «Для него отверзты в отечестве Нашем все пути чести и заслуг. Правый суд, воинские силы, разные части внутреннего управления – все зависит от ревностных и знающих исполнителей». «Все состояния» призывались «соединиться в доверии к Правительству». Опираясь на положение, что в России «любовь к Монархам и преданность к Престолу основаны на природных свойствах народа», манифест провозглашал начало реформ сверху и определял ту сферу и ту ступень сотрудничества, которая оставлялась за обществом. «Не от дерзновенных мечтаний, всегда разрушительных, но свыше усовершаются постепенно отечественные установления… В сем порядке постепенного усовершения всякое скромное желание к лучшему, всякая мысль к утверждению силы законов, к расширению истинного просвещения и промышленности, достигая к Нам путем законным, для всех отверзтым, всегда будут приняты Нами с благоволением».

С манифестом 13 июля интересно сопоставить другой документ. Указанными в начале настоящего очерка результатами не исчерпывается значение для политики николаевского царствования «дела декабристов». Знакомство с этим делом, те показания, какие давали обвиняемые, не ограничивавшиеся иногда ответами на предлагаемые им вопросы и излагавшие в пространных письмах к самому государю мотивы, приведшие их к образованию тайного общества, и недостатки государственного и общественного строя – все это раскрыло перед глазами Николая широкую картину современной русской жизни в ее отрицательных сторонах. По поручению государя в конце 1826 г. правителем дел Следственной комиссии А.Д. Боровковым был составлен свод показаний декабристов по вопросу о внутреннем состоянии государства, который и был представлен им 6 февраля 1827 г. Этот свод всегда находился с этого времени в кабинете у Николая, и он часто его перечитывал; два других его экземпляра были переданы им цесаревичу Константину Павловичу и председателю Государственного Совета и Комитета министров кн. Кочубею. Достигший уже к этому времени видного положения, не чуждый литературе и переживший свою пору довольно невинного либерализма, а теперь исполнительный чиновник, Боровков использовал для своего свода показания, главным образом Пестеля, А. Бестужева, Батенкова и Штейнгеля. Сохраняя зачастую не только их мысли, но и выражения, он систематически излагает все те причины современного неустройства, на которые указывали декабристы. Резюмирует он и те пожелания, которые высказывали декабристы, но значительно смягчает их, придает им субъективное освещение и совершенно обходит вопрос о политическом переустройстве («откинув, как он выражается, пустословие»). В этой своей части свод Боровкова может быть, таким образом, рассматриваем скорее как план тех преобразований, которые признавались правительством как приемлемые, в пределах провозглашенной им программы. Не преминув воспользоваться соответствующими указаниями декабристов, чтобы подчеркнуть, что «в течение двадцати четырех лет само правительство, как млеком, питало юношество свободомыслием», Боровков отмечает прежде всего недостаток в России «твердых, ясных и коротких законов» и «чрезмерную сложность судопроизводства». Следующая причина неустройства – недостаток в управлении «твердого положительного плана». «Учреждение о губерниях изменилось в существенных основаниях: губернаторы присвоили себе всю местную власть»; «коллегии уничтожены»; «сенат, это хранилище законов… обращен в простую типографию, подчиненную каждому лицу, пользующемуся доверенностью монарха»; «учреждение министерств… составлено было на скорую руку»; «ничего невозможно было придумать лучшего к прикрытию всех беспорядков перед государем и выставке одного его лица перед народом», как Комитет министров; к тому же «по множеству частных случаев учреждали разные комитеты с такой же силой, как и главный». Вследствие всего этого «верховное правительство в последние годы… расшаталось, потеряло единство и представляло нестройную громаду». С другой стороны, недостаточность и неравномерность распределения жалованья чиновникам порождает среди них неудовольствие и способствует взяточничеству.

Столь же неправильно поставлено дело распределения и взимания податей и несения различных повинностей: вся податная система сводится к стремлению «выколотить недоимку». Столь же вредно для народной жизни развитие казенных монополий, в особенности винной и соляной: «под видом хозяйственных способов правительство мало-помалу отделилось от народа; оно лишило пропитания целые семьи, отнимая у них промышленность». Торговля не могла развиваться вследствие шаткости тарифной системы. Флот, в особенности в управление морским министерством маркиза де-Траверсе, пришел в полный упадок. Вместо здравой реформы воинской повинности, в смысле подготовки запаса, были устроены дорого стоившие и вызвавшие всеобщий ропот военные поселения. Дворянство, в особенности мелкопоместное, развращено крепостным правом; язву этого сословия составляет также быстро увеличивающийся класс личных беспоместных дворян. Сельское духовенство всецело зависит от милости прихожан. Купечество разорено, а присвоение прав, облагораживающих граждан, не лицу, а капиталу, порождает массу несправедливостей. «Класс мещан… почтенный в других государствах, у нас ничтожен, беден». Казенные крестьяне зависят от многочисленных начальников и в то же время разорены: о них никто не печется. Свод заканчивается следующим заключением, далеко не всегда, как легко заметить, вытекающим из предшествовавшего. «Надобно даровать ясные, положительные законы, водворить правосудие учреждением кратчайшего судопроизводства, возвысить нравственное образование духовенства, подкрепить дворянство, упавшее и совершенно разоренное займами в кредитных учреждениях, воскресить торговлю и промышленность незыблемыми уставами, направить просвещение юношества сообразно каждому состоянию, улучшить положение земледельцев, уничтожить унизительную продажу людей, воскресить флот, поощрить частных людей к мореплаванию… словом – исправить неисчисленные беспорядки и злоупотребления».

Свод Боровкова и манифест 13 июля, действительно, стали как бы канвой всей внутренней политики императора Николая, но канвой, далеко не целиком заполненной узором. Основные начала, провозглашенные в манифесте, неуклонно проводились в течение всего царствования. Положительные задачи, намеченные в своде, нашли свое отражение лишь в отдельных мероприятиях.

Внутренняя политика первых лет царствования

Внутренняя политика первых лет николаевского царствования слагается под живым впечатлением тягостных событий дня вступления на престол нового государя. Она характеризуется за это время прежде всего рядом мер полицейского характера, направленных на охранение государственной безопасности и порядка и на борьбу с нежелательными для правительства политическими идеями. За этим следуют попытки ответить на наиболее назревшие общественные и государственные нужды, остававшиеся в забвении в последние годы предшествовавшего царствования.

Из мероприятий репрессивного характера на первом месте надо поставить новую организацию государственной полиции. В январе 1826 г. ген.-ад. Бенкендорф представил проект о восстановлении Министерства полиции, существовавшего с 1811 по 1819 гг., и об организации особого корпуса жандармов. Последний должен был объединить в себе жандармский полк, несший с 1815 г. при отдельных войсковых частях военно-полицейскую службу, и жандармские части корпуса внутренней стражи, существовавшие с 1817 г. по отдельным местностям в ведении местной администрации. Корпус жандармов, по проекту Бенкендорфа, должен был подчиняться министру полиции, которому присваивалось звание инспектора корпуса жандармов. Сочувственно отнесясь к мысли Бенкендорфа, император Николай не пожелал, однако, учреждать особое Министерство полиции, но предпочел сосредоточить новое ведомство при своей собственной канцелярии. 25 июня 1826 г. Бенкендорф был назначен шефом жандармов и командующим Императорской Главной квартирой. 3 июля того же года Особая канцелярия при Министерстве внутренних дел была преобразована в III отделение Собственной Е. И. В. Канцелярии (о II отделении этой канцелярии будет сказано ниже). Шеф жандармов Бенкендорф был поставлен во главе этого отделения; директором канцелярии отделения был назначен М.М. Фок. Особый корпус жандармов был образован значительно позднее – в 1836 г.; со времени его образования окончательно сливаются: должность шефа жандармов с должностью главного начальника III отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии и начальника штаба корпуса жандармов с должностью управляющего этим отделением.

В ведении III отделения были: 1. Все распоряжения и известия по делам высшей полиции. 2. Сведения о сектах и расколах. 3. Известия о фальшивых ассигнациях, монетах, документах и т.п., дальнейшее разыскание о которых оставалось в ведении Министерств внутренних дел и финансов. 4. Сведения и распоряжения о всех лицах, состоявших под надзором полиции. 5. Высылка подозрительных лиц. 6. Заведывание всеми местами заключения, где находились государственные преступники. 7. Все постановления об иностранцах в России. 8. Ведомости о всех происшествиях. 9. Статистические сведения, до полиции относящиеся. 10. Театральная цензура (с 1828 г.).

Для управления жандармскими командами вся Россия делилась на 5 округов (к 1843 г.– на 8); каждый округ подчинялся особому генералу. Округа делились на отделения (2–3 губернии), во главе которых стояли штаб-офицеры. На офицерские должности должны были назначаться лица благонадежные, отличавшиеся обхождением, имевшие связи в обществе, с помощью чего им было легче следить за настроением умов. В инструкции жандармскому полковнику Бибикову, повторявшейся затем и при других назначениях, обязанности жандармов определяются так: 1. Следить во всех учреждениях и состояниях о всех злоупотреблениях и закону противных поступках. 2. Наблюдать, чтобы спокойствие и права граждан не были нарушены какой-либо личной властью, сильными лицами или пагубным направлением злоумышленных людей. 3. Предупреждать и пресекать всякое зло, поселять в заблудших стремление к добру и выводить их на путь истинный. 4. Стараться приобрести уважение и доверие всех сословий и внушать уверенность, что через посредство новой должности голос всякого гражданина может дойти до царского престола. 5. Отыскивать и отличать скромных вернослужащих. Со времени учреждения III отделения начальники губерний по всем делам, входящим в ведение этого отделения, должны были доносить уже не министру внутренних дел, а непосредственно Государю Императору, с надписью: «в III отделение Собственной Е. И. В. Канцелярии». С учреждением же должности шефа жандармов ему было подчинено, непосредственно и независимо от местной администрации, все жандармское ведомство.

Свой проект об организации государственной полиции Бенкендорф мотивировал необходимостью иметь более зоркое наблюдение за теми идеями, которые распространяются в обществе. Влиянием вредных, и притом чужеземных, политических идей объясняли и возникновение тайных обществ, и события, имевшие место 14 декабря. С целью борьбы с нежелательными политическими идеями, наряду с новой организацией государственной полиции, в начале царствования Николая I был предпринят ряд мер в области вероисповедной политики, цензуры и народного просвещения.

Характерной особенностью всех эти мер, поскольку они были направлены на охранение веры и внедрение религиозного начала, был их вероисповедный оттенок. Космополитический мистицизм, столь характерный для последних лет александровского царствования, был признан теперь почвой слишком благоприятной для развития вольномыслия и антигосударственных целей. Выдвигалась защита учения и постановлений Православной Церкви. Весной 1826 г. было закрыто Библейское общество. После отставки Шишкова Главное управление иностранных исповеданий было отделено от Министерства народного просвещения, и во главе Управления иностранных исповеданий был поставлен статс-секретарь гр. Дм. Ник. Блудов, ревностно боровшийся против инославного прозелитизма. С 1825 года борьба с отдельными сектами начинает возлагаться на гражданские власти, «без всякого участия духовной власти». С 1827 г. было разъяснено, что отступление в раскол есть уголовное преступление.

10 июня 1826 г. был издан новый цензурный устав, очень обширный (более двухсот параграфов) и значительно превосходивший по строгости цензурные распоряжения второй половины александровского царствования. Управление цензурой по-прежнему оставалось в ведении Министерства народного просвещения. Но теперь для высшего руководства цензорами учреждался особый верховный комитет, состоящий из трех министров – народного просвещения, внутренних и иностранных дел – сообразно трем главным задачам, возложенным на цензуру: 1) о науках и воспитании юношества; 2) о нравах внутренней безопасности и 3) о направлении общественного мнения согласно с настоящими политическими обстоятельствами и видами правительства. Само управление цензурой сосредоточивалось в Главном цензурном комитете в Петербурге, непосредственно подчиненном министерству, и в комитетах в Москве, Дерпте и Вильне, подчиненных местным попечителям учебных округов. После отставки Шишкова и назначения министром народного просвещения кн. Ливена цензурные строгости были несколько смягчены, а в 1828 году (22 апреля) появился и новый цензурный устав, отступавший несколько от строгих требований 1826 г. и рекомендовавший цензорам принимать за основание прямой смысл речи, не позволяя себе произвольно толковать его в дурную сторону. Одновременно, однако, с изданием устава 1828 г. по жандармскому ведомству было сделано негласное распоряжение, по которому лица, подвергшиеся цензурной каре, тем самым подпадали под негласный надзор полиции. Высшей инстанцией по делам цензуры стало теперь Главное управление цензуры при Министерстве народного просвещения, состоящее из президентов Академии наук и Академии художеств, товарища министра народного просвещения, представителей от духовного ведомства, Министерств внутренних и иностранных дел, управляющего III отделением Собственной Е. И. В. Канцелярии и попечителя С.-Петербургского учебного округа. Местные цензурные комитеты, под председательством попечителей учебных округов, были учреждены в С.-Петербурге, Москве, Риге, Вильне, Киеве, Одессе и Тифлисе, а должности отдельных цензоров – в Дерпте, Ревеле и Казани. Кроме того, был учрежден Комитет иностранной цензуры для привозимых из-за границы произведений.

В основу народного образования был положен принцип сословности и зависимости уровня образования от общественного положения лица; одновременно с этим был усилен надзор за частными учебными заведениями. Рескриптом 14 мая 1826 г. на имя министра народного просвещения адм. А. С. Шишкова учреждался под председательством министра Особый комитет устройства учебных заведений, в который вошли: кн. К.А. Ливен, Сперанский, гр. Ламберт, С.С. Уваров, Сиверс, Шторх, исправляющий должность попечителя Харьковского университета Петровский, фл.-ад. Перовский и гр. Строганов. Этот комитет должен был проверить уставы всех учебных заведений, определить точно курсы этих учебных заведений и указать книги для этих курсов. Это касалось учебных заведений как казенных, так и частных. Другим рескриптом (19 августа 1827 г.) на имя того же министра устанавливалось как основное требование, «чтобы повсюду предметы учения и сами способы преподавания были по возможности соображаемы с будущим предназначением обучающихся, чтобы каждый вместе со здравыми, для всех общими понятиями о вере, законах и нравственности приобретал познания, наиболее для него нужные, могущие служить к улучшению его участи, и, не быв ниже своего состояния, также не стремился через меру возвыситься над тем, в коем по обыкновенному течению было ему суждено оставаться». Находя, что в настоящем порядке многое противно предположенному правилу, рескрипт предписывал: чтобы в университеты и другие высшие учебные заведения, а равно в гимназии принимались только люди свободных состояний, не исключая, однако, и вольноотпущенных, чтобы крепостные крестьяне и дворовые люди обучались лишь в приходских и уездных училищах и частных заведениях, не превышающих по объему своего преподавания уездные училища; чтобы крепостные допускались в заведения особого рода для обучения сельскому хозяйству и вообще земледельческому и промышленному искусству, но чтобы предметы общего преподавания в этих заведениях не превосходили по объему преподавание уездных училищ. Выполнение этого требования и легло в основу выработанного комитетом нового устава средних и низших учебных заведений 8 декабря 1828 г. Сохраняя три существующие ступени общей школы, этот устав предназначал приходские училища для лиц «самых низших состояний», уездные – для горожан, гимназии – для дворян и чиновников. При гимназиях учреждались дворянские благородные пансионы.

В системе государственных учреждений в первые же годы николаевского царствования наметилось одно характерное явление, указывавшее на стремление государя сосредоточить в своем непосредственном ведении все наиболее существенные очередные вопросы государственного устройства и управления, а именно – рост значения Собственной Е. И. В. Канцелярии. Только что было указано, при каких обстоятельствах возникло III отделение этой канцелярии. Почти непосредственно после вступления императора Николая на престол стал на очередь вопрос об издании свода законов. Этот вопрос обсуждался государем совместно со Сперанским, бывшим в то время членом Государственного Совета по департаменту законов. Рескриптом от 31 января 1826 г. на имя председателя Государственного Совета кн. П.В. Лопухина существовавшая под его ведением Комиссия составления законов была упразднена, а взамен ее 4 апреля того же года было учреждено II отделение Собственной Е. И. В. Канцелярии. Начальником этого отделения был назначен старший член бывшей Комиссии М.А. Балугьянский[37]37
  При учреждении II отделения Сперанский не получил в нем никакого официального назначения. Фактически, однако, все дело сосредоточилось в его руках: он имел личные доклады по делам этого отделения у государя, и теперь же им были начаты те работы, которые позднее привели к изданию Свода законов.


[Закрыть].