Текст книги "Волхвы Скрытной управы. Щит"

Южная граница Земли вятичской, лето 6447 от Сотворения мира, разноцвет

Известие о гибели огланкура оказалось действенным способом, чтобы резко уронить боеспособность хазарского отряда. Нет, они не бросились врассыпную, все же не дикари. Но появился строй киевских латников, перекрывший самый удобный путь отхода. И сдержанное, неторопливое отступление превратилось в беспорядочное бегство.

Кто-то из командиров званием пониже, обнаружив малочисленность преследователей, попытался организовать оборону. То ли прикрывая отход телохранителей огланкура, уносящих мертвеца, то ли в надежде умереть с честью. Послушали далеко не все.

А многие и не успели доскакать или добежать до зачатков формирующегося строя. Эти были обречены. Расходный материал. Стальной клин русинов подкованными копытами втоптал их в сухую землю, не щадя ни конных, ни пеших. И врубился в основной отряд, ощерившийся гнилыми зубами и копьями с наконечниками из дрянного сыродутного железа…

Хриплый рев «На ножи!», выдаваемый тренированными глотками, пугал не хуже медвежьего рыка, отчего даже закаленные в боях хазары паниковали. Не говоря уже о неотдышавшихся новичках. Да и любой каратель трусоват по определению.

В лучших традициях испано-филиппинского арниса, с клинком, заведенным за спину, Сергей влетел в хазарский строй. Палаш, сберегая силы, уютно примостился на плече, улегшись «спинкой» на туго обтянувшей плечо байдане. Время! От винта, курва-мать!

С хищным свистом ударил, вынеся из седла разодетого в рваный шелк десятника. Тот безвольно брякнулся на траву, истоптанную копытами множества лошадей. Трудно быть собранным, когда изделие еще не родившегося мастера из Ижевска сносит тебе голову, перерубая шею, словно хворостину.

И закружилась кровавая круговерть, плескающая кровью в глаза, пьянящая резким запахом, бьющая по ушам глухим стуком. Металл о металл звенит хрустальным звоном только в дешевых книжках прошло-будущих лет. По-настоящему звуки боя низки и приземленны. Как хлюпанье кишок, вываливающихся из распоротого удачным ударом живота. Ну или как предсмертный крик человека, понявшего уже всем нутром, что не пережить ему сегодняшнего заката…

А больнее всего в любой схватке, пусть даже и столь быстротечной, – добивать раненых коней. Глаза у них…

Книга

«Тушку старшего хазарина отбили. Особо маскировать было нечего, так что ограничились несколькими ударами по мертвецу. Теперь и эксгумация была не страшна, а посему – к чему осложнять? Бритва Оккама, потомок, не знаю, слышал ли ты о таком премудром человеке? Вряд ли, конечно… Сомневаюсь, что в твоем мире существуют христианские монахи, особенно францисканцы.

В этом бою снова убедились, что подготовлены лучше местных. Намного лучше. Да и по сугубо физиологическим параметрам мы выше на голову. В буквальном смысле.

Серый потом шутил, что можно было не выстраивать хитрый план, а стоптать противника лобовой атакой. Это он, конечно, преувеличил, но в каждой шутке есть только доля шутки.

Мы смели хазар одним броском, особо не запыхавшись. Лишь одна группа оказала чуточку серьезное сопротивление. Да и тех вырезали в три минуты. Впрочем, все на подготовку никак не списать. Уровень доспехов и оружия с местным просто несравним. Только я с пяток сабель банально перерубил. Не считая копий и прочих дубинок.

Одним словом, обошлось. Вот когда вернулись, на вятичей смотреть было тяжело. Смурные, будто не выиграли битву, а проиграли. Победа полная, и потери для такого масштаба мизерные. С нашим пятком легкораненых, конечно, не сравнить. Но все же. Несколько десятков. И «тяжелых» столько же. Легких побольше, но таких здесь и не считают. Но…

Князь погиб. А для местных его смерть – почти поражение. Здесь как: общество – один организм. Крестьяне – ноги, дружина – руки. Гибель каждого – как ранение. А князь – голова! Если голова убита – всему организму смерть! И вроде бы и знали мы про такой момент… Но одно дело знать, другое – увидеть.

Все рычаги управления подобрал сестренкин хахаль. Пожалела его Нежданка, не стала убивать, хотя, по предварительным прикидкам, было необходимо. Слишком много он видел, слишком… Впрочем, к лучшему. Буревой оказался совсем не так прост, как хотел казаться. И рулил исправно, и девичье доверие оправдал.

Вот и сейчас командование над вятичами принял. Не дал совсем в уныние впасть. А потом киевляне подошли. Ну и мы по возвращении подключились. Но все разговоры оставили на после возвращения в столицу. И без того работы с головой…»

Кордно, лето 6447 от Сотворения мира, червень

По возвращении в столицу русинов разместили в дружинной избе. После боя места в ней хватало. Да и Ходота строил подворье с размахом. Пришельцы поселились в левом крыле здания. Отдельный вход, поварня рядом, княжий терем и далеко и близко. Как смотреть. Мечта!

Несмотря на уважение, оказываемое хозяевами, вели себя гости сторожко. На входе всегда минимум трое сидело. В кости играли, с дворовыми девками перемигивались, но отходили разве что по нужде, им даже поесть приносили. И то верно, дружба дружбой, а случаи всякие бывают. А еще, Буревой голову на отгрыз давал, что и за окнами следят, и за всем подворьем наблюдают. И что самострелы заряжены, не сомневался…

Появление Буревого караульщики встретили ожидаемо. Лица расплылись в улыбках, а сидящий на завалинке у стены, не спрашивая о причине, радостно заорал в глубь помещения:

– Неждана! Вылазь наружу! Жених твой нарисовался!

Волхв кивнул крикуну, не против, мол, такого именования. Поставив мысленно очередную зарубку. Пускать фактического хозяина внутрь его же собственного помещения никто не собирался. Но обставили грамотно, на кривой козе не объедешь. Обычный дружинник принял бы за чистую монету. Кроме того, теперь любому гостю волей-неволей приходилось объяснять причину прихода. Вряд ли кто рискнул бы к Неждане поперек Буревоя прийти. Впрочем, волхв не прочь поддержать игру, пока развивавшуюся без его участия. Но это пока. Мы тоже в сапогах ходим, а не лаптем затируху хлебаем.

– Это который? – донесся из глубины знакомый голосок. Сегодня в нем лязгающего грохота столкнувшихся мечей не было. Совсем иначе звучал…

– А у тебя их много? – уточнил караульный, ободряюще подмигнув делано повесившему нос Буревою.

– Я считала, что ли? Толпами клеятся!

– Самый большой, – уточнил караульный, – которому ты в знак вечной и неугасимой бинтик одолжила. До сих пор на лапе таскает. Верность доказывает, лыцарь!

– Не лыцарь, а рыкарь! Рычал на хазар, как бобер некормленый на славное деревце пихту! А на верность глянуть еще надо! По первости все они романтики!

Буревой так и не решил, чему удивляться больше. То ли лыцарю-рыкарю, то ли некормленому бобру с пихтой, то ли неведомому ругательству «романтик». А услужливая память со всего размаху взрезала деревяху, отмечая которую по счету зарубку-несуразность. Добавляя штрихи к очевидному.

Неждана, одетая уже не в кольчугу, а в мужские гачи да простую рубаху, вышла споро. Наверное, и вправду торопилась увидеть чудо дивное. Окинула гостя, начавшего неуверенно перетаптываться с ноги на ногу, веселым взглядом:

– Ты гляди, не сбрехал Мстиша в кои-то веки, действительно таскает! Скажи мне, горе луковое, ты слышал такое слово: «перевязка»? – Когда девка подошла вплотную, оказалось, что как раз макушка видна… Но долго рассматривать не удалось. Неждана тут же задрала голову, хитро усмехнулась и продолжила: – А бинтик-то не моей рукой намотан. По девкам бегаешь, изменщик?! Не прощу ни за какие коврижки!

– Зачем напраслину возводишь, – в тон ответил Буревой. Играть, так до конца. Если по-другому не выходит, то скрытень и в выгребную яму нырнет, не то что перед девкой куражащейся гонор раньше времени проявит. Сам же своих учил. Никак нельзя устои подрывать… – Cам полотно диковинное стирал, да на руку мотал. Но так красиво, как у тебя, не выходит. Может, окажешь милость, перевяжешь руку по-вашему? – и негромко добавил: – Заодно и с князем вашим словцом бы перебросились. Дюже интересно поспрошать его маленько.

– И что только мужики не придумают, чтобы к девке несчастной клинья подбить, – рассмеялась поляница. – Что ж с тобой делать-то, неумеха, проходи.

Посторонилась, пропуская, и, войдя следом, буркнула себе под нос:

– Яр, Серый, клиент к вам.

На этот раз Буревой сумел разглядеть за вырезом рубахи, расстегнутой на грани приличия, не только основание девичьей груди, но и черную проволочку с бусиной на конце. И уходила та проволочка под одежду…

Неждана не заметила взгляда. Или виду не подала. Русинский князь и воевода ждали в оружейной. То ли изначально там были, то ли подошли быстрее. Девушка, введя гостя в покои, тут же развернулась, чтобы уйти, но волхв задержал ее.

– Уважь, красавица, останься. Руку и в самом деле перевязать бы надо, раз за тем шел. А то сбежишь, ищи тебя потом…

Неждана, не став противиться, присела на лавку у стены. Вот и славно, вот и пусть сидит. Разговор у Буревоя предстоит особый. А девка, хоть и девка, но вес немалый имеет. Сам видел, да и приглядывали. И сообщали исправно…

По-хорошему, разговор предстоял не только особый, но и опасный. Был бы жив Ходота, такое и в лихоманке не приблазилось. Но Ходота мертв. А жить надо. Речь теперь о таком пойдет, что и за меньшее, бывало, поганок случайно переедали. Впрочем, чего медведя за мудя тащить… Звяга предупрежден. И, ежели что, то кровью все умоются.

Буревой посмотрел Ярославу в глаза и произнес:

– Завтра будет сход глав племен. Будем нового князя выбирать. Малая дружина Ходоты хочет тебя князем вятичским кликнуть.

Замолчал, ожидая, может, скажут чего. Молчат. Даже не переглянулись. Словно знали… Головой в омут? Да легко. Чай, сразу резать не будут…

– Но прежде, чем на сход думу такую выносить, хотел я спросить у тебя, князь, и у тебя, воевода, – выдохнул коротко, понимая, что обратной дороги не будет, и продолжил: – Кто вы? Без баек о купцах и беглецах из перебитого рода. Смердов дурите, а мне все же ближе к правде требуется.

Пришельцы снова даже не переглянулись. В горнице повисла тишина. Даже мухи убоялись своим жужжанием растревожить натянутую тетиву ожидания. Отчаянно захотелось вжать голову в плечи и закрыть глаза…

– А что тебе не понравилось? – вопросом ответил Серый после затянувшегося молчания. – В байке?

Ну, слава богам, в отказ не идут. Видно, и сами поняли, что торчат повсюду несуразности-зарубки.

– Многое, воевода. Многое не так у вас, столь многое, что любой приметит. А не только тот, кому положено, – Буревой начал загибать пальцы. – Что вы никакие не купцы, то и ежику видно. Что никакие не беглецы, так имеющий глаза – увидит. Поклажа на возах не беглецами собрана. Столько берут, когда в поход уходят. И брони не побиты и выправлены, как после боя должно быть. Поцарапаны они, дабы видимость создать, что из сечи вышли. А еще не поверю я, что из всего народа вашего только малая часть дружины ушла. Числом в пять десятков ровно. Достаточно? Аль продолжать? – Буревой с удовольствием наблюдал, как меняют цвет щеки Нежданы. От бледного до алого. А, нет, уже и пятнами пошла. Видать, со всего размаху, да на нужную мозоль сапогом наступил.

– А если нет? – спросил Серый. – Если не достаточно этого?

– И вообще… – попыталась вставить слово Неждана.

– Тихо, – обрезал воевода, а князь глянул очень неодобрительно. Сбитая с толку поляница обиженной мышкой притихла в углу. И то верно. Негоже длиннокосой в мужские разговоры лезть со своей бабской дурью.

– А вообще мелочей много, воевода. Настолько много, что любой вам скажет, что за спинами вашими такая тайна скрытая, что ни мне, ни кому другому не превозмочь. Не о том речь, – волхв перевел взгляд на Ярослава, – мы тебе, князь, хотим вручить судьбы свои. Нельзя столь большое дело без доверия начинать. Если отказаться захочешь от княжения, то дело твое, и тайны свои при себе оставь. А ежели примешь стол, значит, доверяешь вятичам. И мы тебе верить должны.

Ярослав выдохнул, как ему показалось, незаметно.

– Хорошо, воин. Но правда за правду. Ты ведь тоже князю не простым соратником был? Да и оговорки у тебя бывают… – князь с трудом подобрал подходящее слово, – соответствующие.

Буревой слова не понял, но позволил себе малость расслабиться. Получился разговор. Дальнейшее проще пойдет.

– Скрытень я, – сказал он. – Голова над доглядчиками. Татей тайных ловлю, да про то, что у врагов наших происходит, разузнать пытаюсь.

– Я же говорила! – радостно воскликнула Неждана, которую на этот раз обрывать не стали. Или не успели. – Я ведь сразу сказала, что у него оченятки блудливые, по сторонам рыскают очень специфично! Разведка, контрразведка и уголовный розыск! Спецслужба десятого века! С Мстишки причитается!

Поляница бросила взгляд на нахмурившегося воеводу и виноватым голосом произнесла:

– Ну вы же все равно колоться собрались! А Буренька нам очень пригодится! – и так посмотрела на скрытня, что тот чуть не поперхнулся.

– Зря дома не оставили, – буркнул Серый, особо, впрочем, не выказывая раздражения. – Бабий язык ничем не укоротить. А вообще, Неждана, дура ты, – и, не дав продолжить вскинувшейся было девке, добавил: – Особисты неистребимы, под любыми широтами найдутся и в любые времена. Это я всегда знал. Но вот чтобы влюбиться первый раз, да так точно попасть…

– Дык ведь бабы дуры не потому, что дуры, а потому, что бабы! – закончил мысль воеводы Буревой. – Хоть и не знаю, что за личностник[32]32
  Особа – личность. Вот и получилась… конструкция.


[Закрыть] такой, но раз девка влюбилась, так я ни разу не против.

– Ты потише такими словами бросайся, – украдкой оглянулся Ярослав, – она такая, что еще и глотку перегрызет ночной порой. Как законная жена.

Мужчины заржали так, что начала потрескивать оконная слюда. А Неждана тихо пунцовела ушами и молчала. Уели ее. Напрочь. Сволочи!!!

Книга

«Знаешь, потомок, личные отношения людей – очень странная вещь. Наши воспитатели не делали нас заложниками пуританской морали. Больше того, открою тебе маленький секрет, в «Дубраву» привозили женщин. Тех, кого мы незаслуженно называли неприличным словом. Естественно, привозили не тех, кто стоял на Тверской паперти. Проверенных и перепроверенных. Одобренных. И все же… Это было их работой, так что словечко к ним относилось. Руководство заботилось о нашем образовании во всех сферах жизни.

Кстати, понятия не имею, что ждало «учительниц» в дальнейшем. Не заметить странностей они не могли, а следовательно, знали слишком много такого, о чем не следовало рассказывать. Надеюсь, выбирали тех, кому не приходилось затыкать рот выстрелом в затылок. Неприятно осознавать, что смерть становится оплатой женщине, доставившей тебе удовольствие и чему-то научившей. Хотя не слишком переживаю по этому поводу. Генерал всегда казался порядочным человеком. А если кто из женщин нарвался, то вполне заслуженно. Увы, мир жесток. Любой мир. И старый, и новый.

Мужиков, естественно, не возили. К однополой «любви» нормальные люди относятся с отвращением. Признаю, нас трудно назвать таковыми. Но в этом отношении все мы совершенно нормальны. Даже слишком. Поклонник «греческой любви» мог и не пережить встречи с любым из нас. Что же касается Нежданы, то начальство вполне обоснованно считало, что тут специальная подготовка может ограничиться теорией. В конце концов выбор партнеров у девушки достаточно богатый. Сестренка, естественно, вела совсем не монашеский образ жизни. И абсолютно никого не стеснялась, когда надо было переодеться или выкупаться голышом. Не ходить же в промокшей от пота одежде в первом, и не мочить ее во втором случае. А насчет остального… Честно скажу, до сих пор не знаю. Свечку не держал и визуальное наблюдение не организовывал. Серьезных чувств не было. А насчет мелких интрижек Неждана не распространялась. И ее избранники, если существовали, – тоже. Но наивной девочкой, не понимающей, что от нее нужно мужику и откуда берутся дети, сестра не была.

Повторюсь, мы не были пуританами. И все же наша мораль проросла из христианской. Думаю, кое-что из этой религии осталось и в ваше время. Наша деятельность сильно подорвала ее позиции в мире. Но религии редко погибают бесследно. Крайне редко. А такие живучие – никогда. Так что ты должен знать их догмы касательно плотских удовольствий. Хотя если вспомнить историю христианских сект получше… Адамиты попадались всякие и прочие хлысты. А уж когда не на словах, а на деле…

Наше общество жило под сенью Креста почти тысячу лет. За такое время очень многое загоняется на уровень подсознания. И где-то в глубине намертво сидели понятия о единственно правильном порядке вещей. Моногамный брак, непозволительность измен и прочая подобная чепуха.

Здесь все иначе. Крест не успел раскинуть паутину своей тени над русскими степями и лесами. Первые попытки провалились. Без грохота, конечно, но след в летописях оставили.

Никто ничего никому не запрещал. Девушкам не обязательно блюсти девственность, скорее наоборот. Да и сложно блюсти, когда существует куча дат, в порядок празднования которых входит то, что потом назовут «свальным грехом». Хотя именно «свального», то есть группового, и не было: все происходило тет-а-тет. А кто с кем, сколько раз и в каком положении, не волновало. А уж всевозможных обрядов с полным оголением тел… Про мужиков и говорить не приходится.

И с браком все обстояло очень свободно. Хочешь, чтобы девчонка рожала тебе детей, – женись! Корми, пои, обеспечивай всем необходимым. А сколько жен уже есть – непринципиально. Если все они довольны. Мало кто решался более чем на двух жен. Чаще всего князья и другие видные воины. К примеру, когда Ходота отправился в Перуново войско, по нему безутешно плакали четыре жены. А вот у Буривоя – наличествовали всего две. Но еще была «краля». Что-то типа наложницы, но совсем не в греческом или иудейском смысле этого слова. Не любовница, поскольку жила у своего мужчины, но и всех прав жены не имела. Впрочем, если такая «краля» беременела – автоматически становилась женой.

Кстати, вполне могла сложиться и обратная ситуация, когда женщина имела несколько мужей. Если оказывалась барышней сильной и самостоятельной, а мужики – не особо. У Нежданы девки без всякой стеснительности спрашивали, сколько у нее мужей и разрешает ли она им брать других жен. Сестренка мигом нашла правильную линию поведения. Многозначительно улыбалась, широким взмахом руки обводила нашу «казарму» и радостно сообщала:

– Да, почитай, что все! Насчет других… Не знаю, подумать надо… Ну, если кто из моих малышей вырастет, могу и уступить в хорошие руки…

Девки мечтательно смотрели на широкоплечих «малышей», крутящих «солнышко» на подходящей ветке или изображавших ветряк тяжеленным мечом, и мысленно желали им скорейшего вырастания. Особенно после первого же праздника в «славянском стиле». Кстати, где пропадала сама Неждана во время плясок, мы не знали. В «казарме» не отсиживалась.

И что смешно получилось. У Бура две с половиной жены. И достаточно желающих пополнить ряды. Сестренка где-то пропадает по праздникам, молчит, как партизанка, и купается голышом на виду у половины столицы (впрочем, иначе здесь никто не купается). И между этими двумя вспыхивают чувства. Да какие! На вид и не скажешь, что взрослые люди с кучей трупов за спиной. Казалось, обоим лет по пятнадцать, если не меньше! «Первая любовь, школьные года», – как пела какая-то группа в дни молодости Серого. Пикировочки, стеснения, румянец, заливающий лица при случайных прикосновениях…

Нет, некоторое отличие было. Сходили не в кино, а на хазар. Преподнесли друг другу по паре степных головенок, отделенных от тела. Это вместо аттракционов в Парке имени Горького с вручением цветов и мороженого. А за проникновение в девичьи тайны не пощечина полагалась, а секир-башка. Но это же так, мелочи, недостойные внимания. Специфика десятого века. И профессиональная деформация влюбленных личностей.

Развивались отношения сумасшедшими темпами и одновременно стояли на месте. В общем, всем все было понятно. Кроме самих влюбленных, естественно. Чем кончится, тоже все понимали. И делали ставки исключительно на то, когда свадьба, заставит ли невеста жениха выгнать старых жен и кралю, ну и кто будет посаженым отцом: Вукомил, Игорь или Серый.

Между прочим, жениться просто. Развестись сложнее. Не приветствовалось. Кому нужно детей сиротами оставлять? И неважно, что второй родитель рядом живет и от родительских обязанностей не отлынивает, да и весь род за мальца горой встанет и в обиду не даст. Не принято здесь так. Да и смысла нет. Измена не запрещается, а жен несколько… Впрочем, не суть.

Вот поляница какая могла и выгнать кого. Ей по статусу положено. Раз мужей несколько, то отец у ребенка будет обязательно. А что не по крови… Так то еще неизвестно, кто по крови. А по уму подлинный не тот, кто сунул, кончил, высунул, а тот, кто воспитывал и на себе тянул. Про природного в таком случае и вспоминать никто не будет. Что холопа вспоминать…

Да, чуть не забыл. Мы считали холопов некой разновидностью рабов. Так утверждали историки в нашем мире. Возможно, именно так и стало бы позже. Но здесь и сейчас происходило совсем иначе.

Рабство славяне ненавидели. И ненавидели тех, кто делает людей рабами. А институт рабства был вне их понимания. Ни один купец, ехавший на Русь, не брал с собой рабов. Отберут и освободят. А самого укоротят на голову. Подобное отношение было не только у вятичей. Позже пришлось убедиться, что так было на всех славянских землях. Аскольд и Дир заплатили головами не за отказ подчиняться Рюрику. И не за одно лишь принятие христианства. За попытку ввести рабство зарезали, за желание иметь рабов. На них ополчились все, и в первую очередь поляне и сивера, которыми правили отступники. Олег Вещий стал исполнителем общей воли. Карающей рукой Велеса.

А холопами называли людей, неспособных самостоятельно разбираться с возникающими проблемами. Нуждающихся в постоянном или регулярном руководстве и опеке. Например, детей. Они все были холопами, хлопчиками. Хоть ты восемь раз княжий сын, а все равно для окружающих в первую очередь – хлопчик. А когда ребенок вырастал, он становился отроком. И лишь проявив себя – мужем.

Бывали и исключения. И совсем запутанные случаи. Серьезно раненные или изувеченные воины и охотники становились холопами, но продолжали оставаться в своем статусе. С одной стороны, кто-то должен о них заботиться. С другой – серьезные, уважаемые люди, которых стоит послушать. А бывало, что калека находил себе такое занятие, что ни о каком холопстве и речи не шло. Аналогично и со стариками.

Впрочем, никто особо не заморачивался, насколько тот или иной человек холоп. Где граница между хлопцем и отроком? С какого момента ребенок становится взрослым? Обряды инициации воина с зубодробительными и костеломательными испытаниями уже давно умерли, и точно определить время взросления невозможно. Здесь примерно так же.

Женского рода это понятие не имело. Девка, женщина по определению нуждается в опеке или защите. А ежели иначе – то она поляница. И никакого отрицательного смысла слово «холоп» не несло.

Вспоминается книжка, прочитанная еще в «Дубраве». Подкинули нам ее специально для обсуждения. Там какой-то менеджер, попав в прошлое, строил не то коммунизм, не то первобытно-общинный строй с человеческим лицом. Обсуждали не это, думали, кем бы он стал на самом деле. Здесь прикинули мгновенно. Холопом стал бы. До тех пор, пока не научился чему-нибудь полезному. А вот потом, как себя показал бы.

Но чтобы что-нибудь строить, надо было научиться этому чему-то намного лучше, чем весь остальной род. Тогда его бы слушали. Нам проще, мы кое-что умели очень хорошо. И быстро это доказали».