Текст книги "Хождение по руинам. Портреты трех сельских районов на фоне новейшей истории"

В ожидании Полиекта

В своих поездках последних лет я предостаточно насмотрелся на эти виллы сельских богачей. В райцентре Шигоны Самарской области имеется целый квартал таких домов, эдакое «дворянское гнезде», состоящее из кирпичных особняков дворцовой архитектуры с гаражами, бассейнами, спортивными залами. А в четырех километрах от этого «гнезда» – разоренная деревня Кушниково с дряхлыми избами, грязной дорогой.

Надо сказать, что в Любиме я таких контрастов не ощущал, хотя богатые люди и там имеются – владельцы хлебозавода, леспромхоза, торговых сетей – и дома попадаются добротные, новые, хорошо отделанные, но не поражающие воображение. А пригласивший нас к себе пообедать после посещения «Красного Октября» начальник райсельхозуправления Константин Владимирович Сизов – второе лицо района – живет с женой и двумя детьми в родной деревне Черново – центральной усадьбе колхоза «Вперед» – в скромном трехкомнатном доме, судя по всему, полученном или построенном им в пору, когда он был колхозным специалистом. На работу в Любим, километров за восемь, он ездит на своих «Жигулях», благо дорога хорошая.

Он мне понравился, этот лет сорока пяти, крепкий, несколько полноватый мужик, являющий собой, как мне показалось, вполне положительный тип современного районного руководителя, образованного, независимого в суждениях и искренне болеющего за судьбу села. И обсуждать с ним районные дела было интересно и поучительно.

По возвращении из Ермаково в Любим мы попросили его подвезти нас к какой-нибудь из столовых.

– Подождите, – сказал Сизов, – ведь и мне надо бы пообедать. Так давайте заедем ко мне домой, только вот жену заберем.

Пересев из служебного уазика в личный, сизовский, «Жигуль», заехали за женой, работавшей в страховом агентстве, и отправились в Черново. Жена – миловидная моложавая женщина, не скажешь, что мать двоих детей, старший из которых кончает школу, разогрела куриную лапшу, порезала помидоры, пожарила докторской колбасы, хозяин достал початую бутылку водки, разлил по рюмкам, но сам только пригубил – предстояло еще работать, да и мы не были расположены пить. За этим скромным обедом, не в пример начальственным застольям, которые были непременным атрибутом журналистских визитов в прежние годы, мы и толковали за жизнь.

А потолковать было о чем. Визит любимских руководителей в «Зарю» был продиктован не только стремлением ознакомиться с передовым опытом. Полуект Подгорнов собирался инвестировать средства в развитие молочного производства в Любимском районе.

– Он что же хочет присоединить какие-то из ваших хозяйств к своему холдингу, так сказать, презрев областные границы? – спросил я у Сизова.

– Да нет, это его личный инвестиционный проект, он выступает в данном случае как предприниматель.

– Свои, что ли, средства вкладывает?

– Свои не свои, но кредиты, которые он пробивает в Москве.

– А дадут?

– Ему должны дать. Слава лучшего молочного хозяина страны.

– Понимаешь, – вмешался Свищев, – для него Любим это по отношению к Вологодчине – юг и земли неплохие, он ведь уже здесь бывал, смотрел, хоть и запущенные, но мелиорированные земли, в них вложить деньги, хорошую кормовую базу можно создать. Вот и выбрал «Красный Октябрь», как лучшее хозяйство района, да, говорят, и «Обнорский» его заинтересовал. Там ведь ферма, на которой мы были, основательно построенная, ее бы техникой набить да современные технологии внедрить по всему циклу – от кормопроизводства до доения и доставки молока…

– Это ж какие миллионы надо вложить, – засомневался я.

– Сотни миллионов, если в масштабах района, – сказал Сизов. —

Ведь то, что вы видели даже в «Красном Октябре», это семидесятые годы. Здесь далеко не уедешь. А современные технологии – в «Заре». Полиект Подгорнов это наша последняя надежда, последний шанс.

– А были и другие?

– Были. Дефолт 98-го, когда импортеры остались с носом и вся надежда, ну пусть не вся, но все же – была на отечественного производителя, когда инвесторы поняли, наконец, что не в ГКО, в государственные казнчейские обязательства надо деньги вкладывать, не в спекуляции, а в реальный сектор экономики, а что может быть реальнее, чем аграрное производство…

– Ну и что? Вы ощутили это? Вам делались предложения?

– Было кое-что. Да не сумели мы воспользоваться моментом, откровенно говоря, упустили шанс.

– Так, стало быть, этот шанс теперь Подгорнов с его миллионами и его опытом? Но вот вложится он в два хозяйства, а остальные одиннадцать?

– Как-нибудь уж. Лиха беда начало.

– А социальная ситуация? Люди? Смогут ли они соответствовать подгорновским технологиям? Не произошло ли необратимое социальное разложение? Вон ведь в том же «Обнорском», куда Подгорнов собирается вкладывать средства, доярки запили и пропустили дойку. Ну, когда это было, чтобы деревенская баба, напившись, не подоила корову? Не знаю, может ли служить утешением, что не у одних вас такое бывает.

И я вспомнил историю, вычитанную в географических очерках Нефедовой. Известный производитель масломолочной продукции компания «ЭФКО» приобрела масложировой завод на глухой восточной окраине Белгородской области, в Алексеевском районе. Менеджеры компании решили, что с помощью денежных вливаний они смогут поднять лежачие колхозы района, стимулировав активность населения, предлагая беспроцентные ссуды, акции и всякие возможности работы. Но предварительно проведенное социологическое исследование показало довольно высокую степень социальной деградации местных крестьян. 60 процентов опрошенных не хотели бы расширять свое личное подсобное хозяйство и это при наличии земельных паев размером в пять – семь гектаров. Они же заявляли, что отнюдь не считают воровство зазорным. И еще интересная деталь: каждый второй сказал, что ему не нужен туалет в доме. Только пять процентов опрошенных были готовы к предпринимательской деятельности, но предвидели негативную реакцию окружающих и потому ничего не предпринимали.

Вот как сформулирован диагноз социологов: «Крайняя нищета населения и слабая мотивация, неопределенно-мечтательные надежды, что все как-нибудь улучшится, налицо пассивность, минимизация потребностей… Причем, уклонение от активности тем сильнее, чем беднее человек, и наоборот».

– Как здесь-то, у вас? – спросил я у Сизова. – Ведь в конечном счете успех любого инвестиционного проекта решается, как в том эпизоде в кабинете Стародубцева, – бросил ли Володька трактор в борозде, или не бросил?

За столом наступило тягостное молчание.

– Ну не будем так мрачно смотреть на вещи, – прервал паузу в разговоре Сизов. – У нас ведь в районе дефицит не столько рабочей силы, сколько рабочих мест. Только официально зарегистрированных безработных триста человек.

– Так безработица в основном в Любиме, – вспомнил я признание Кошкина. – Молодежь, прежде чем совсем уйти из села, пытается найти себе место под солнцем сначала в райцентре.

– Тоже верно, – сказал Сизов. – И все же, я думаю, при наличии нормальных условий труда нормальные работоспособные люди найдутся.

Расширительность видения

Старая журналистская байка. Хрущев привез на Московский автозавод имени Лихачева Фиделя Кастро. Секретарь парткома Вольский (тот самый, который годы спустя возглавлял Российский союз промышленников и предпринимателей) водит знатных гостей по цехам, рассказывая и показывая автоматические линии и всякие технические новинки. Хрущеву, видно, надоедает это, и он говорит: «Вольский, кончай о гайках, начинай о людях».

Вот и мне пора заканчивать о гайках, сиречь о производстве молока и начинать рассказывать о том, как же в любимском крае живут люди?

Конечно, за несколько дней, что мы со Свищевым провели в районе, многого не узнаешь, но ведь есть еще неоценимый по достоверности и непосредственности ощущения источник – районная газета. Я обычно подбираю в редакции наиболее интересные для себя номера и увожу их с собой для вдумчивого чтения и размышления. Так было и в этот раз. Мы вспоминали с редактором любимской районной газеты Лидией Степановной Смагиной общих знакомых, а она перелистывала подшивку, подбирая мне номера, которые сейчас лежат на моем рабочем столе.

Лидия Степановна – человек разнообразных дарований и романтического мироощущения, проявляющегося и в стихах, которые она пишет и издает малыми тиражами, и в поступках – порывистой смене жительства (где ее только не носило – Сибирь, Урал, теперь Ярославщина). Да и семья у нее необычная – девять детей – своих и приемных.

Районные газетчики по моим многолетним наблюдениям – народ пестрый. Иной раз сидит в редакторском кресле типичный чиновник местного розлива, благообразный, осторожный, взвешивающий каждое слово и соотносящий его с мнением начальства, а в соседней комнате, в той же редакции, – краевед, влюбленный в старину и собирающий ее свидетельства по крупицам, или поэт, возмещающий недостаток профессионализма пылкостью воображения, или юродивый, яростно защищающий всякого страдальца и обиженного. И уж во всех случаях в редакции, как нигде, знают подоплеку районных дел, да и сама газета при неторопливом и внимательном чтении открывает эту жизнь крупным планом как под увеличительным стеклом. Всматриваясь в нее через призму прочитанного, я вспоминаю булгаковскую Маргариту. Вот она склонилась над глобусом Воланда и видит, как крохотный квадратик земли расширился, многократно расписался и превратился как бы в рельефную карту” – ленточка реки, какое-то селение возле нее. Домик, который был размером с горошину, разросся и стал как спичечная коробка… А потом взрыв, кровь, смерть – работа Абадонны.

Для меня в этом увеличении плана – расширительность видения, стереоскопичность мира, которые открывают документы письма, любительские фотоснимки, страницы районной газеты.

Железных дел мастер

Хорошо вылепленное крупное мужское лицо с глубокими морщинами, камуфляжная куртка, разношенный ворот свитера, токарный станок, выщербленный кирпич мехмастерской. Николай Алексеевич Булатов. Он и токарь, и сварщик, и тракторист – и швец, и жнец, на дуде игрец. На таких вот старых механизаторах (а где молодых возьмешь?), от беды-нужды освоивших и токарное, и сварочное и иное металлическое ремесло и целыми днями вытачивающих, наваривающих, восстанавливающих нужные детали для изношенных донельзя тракторов, косилок, культиваторов, держится хоть как-то идущее колхозное дело. Мало их осталось, но, пока есть хоть два-три на хозяйство, «железная» работа здесь движется. А когда приходит время пахать, садится Николай Алексеевич за рычаги старого ДТ-75… Далее цитирую корреспондента Анатолия Мирутко: «Лоснятся под майским солнцем свежевывернутые пласты. Следом важно вышагивают грачи, добывая пропитание. Пашня курится легким парком. Нынешняя пахота была тяжелой. Непромерзшая почва, что резина. Да и к тому же с прошлогодней осени после обмолота хлебов вся изрезана глубокими колеями».

Над Соколиным тишина

В селах района много «бывших». Вроде бы нестарый еще человек и непонятно, чем живет – усадьбой ли, случайными ли приработками. Ненароком узнаешь – в прошлом агроном или бригадир. Куда же девалось его агрономство-бригадирство? Исчезло вместе с производством, сломав судьбу, опустошив человека?

В селе Соколином лет десять назад был льнозавод. Говоря языком городов, градообразующее по местным меркам предприятие – сто человек работающих, клуб, детский сад, баня. В перестройку завод приватизировали – продали, перепродали, сырья все меньше становилось, лен в колхозах не сеяли. Встал завод. Да просто так памятником прошлому производству ему стоять не дали. Вырезали стекла, ломали кирпич, полы, растаскивали оборудование. Теперь на этом месте руины – котлован и стены. А люди, кто работал там, живут без дела. Иногда приходят в эти руины, вспоминают прошлую жизнь, плачут.

Татьяна Васильевна Иванищева работала на льнозаводе главным инженером. Сейчас ей под пятьдесят, на руках семья: двое школьников, трехлетний малыш, дочь-инвалид. Да и у самой – инвалидность. Муж, слава богу, работает в лесхозе. Она вспоминает прошлую жизнь, которая ей теперь кажется счастливой. Как молодыми специалистами после института приехали с первым, ныне покойным, мужем на Тутаевский льнокомбинат, он – директором, она – главным инженером. Потом после смерти мужа перебралась в Соколиное – новый брак, дети, работа. Жизнь наладилась. А потом сломалась. И завод, и здоровье – все пошло под откос. Она тоже приходит на руины, повспоминать, всплакнуть.

«Стоит над Соколиным тишина, – пишет корреспондент Светлана Широкова, – которую нарушает лишь крик петуха, и от этой тишины щемит сердце. Над дорогой кружит ястреб, выискивая добычу, сильный ветер гнет деревья – все как и тридцать, и сто, и тысячу лет назад».

Эти живописные исторические ассоциации не случайны. Соколиное – деревня старая, и название ее пошло от царских соколиных охот. Здесь охотились государи, начиная с Ивана III, деда грозного царя. Места были сказочные – в сосновом бору по берегам Обноры водились медведи, вепри, лоси. По легенде именно здесь царские уста произнесли слово, ставшее названием города, – Любим, любимое, стало быть, место охоты и отдыха от дел государственных.

Партийная жизнь

Давненько я не слышал этих слов – партийное собрание, кризис партийной работы. Минувшей осенью в Любиме проходило партийное собрание единороссов. Это на нем говорили о кризисе партийной работы в Ярославской области. Выступали местные начальники. Оно и понятно – партия власти. Власти-то власти, но тем не менее в округе на последних выборах больше голосов было отдано за партию «Родина». Ее депутат Госдумы Грешневиков (помню его в конце восьмидесятых журналистом-районщиком, сотрудником Борисоглебской газеты) активен, умно ведет прием населения, помогает людям и в помощники себе выбрал, о чем я писал выше, Валерия Александровича Кудряшова, который все здесь на прожог знает. А единоросовские начальники, говорили на собрании, в районе не бывают. Секретарь районного политсовета «Единой России», начальник райгаза Николай Михайлович Кузнецов так и заявил: «Члены политсовета области – это кучка олигархов… Мы теряем связь с народом».

Но Сизов-то Константин Владимирович, наш недавний сотрапезник, Сизов-то каков! Вообще вышел из партии. «Для чего мы начинали в девяностые годы все эти демократические преобразования? Чтобы опять вернуться к старой командной системе?.. От имени единороссов уже сказали за назначение губернаторов. Что после этого интересоваться мнением партячейки? Какой смысл? Лично я не уверен в правильности такого решения… Не будет выборов – не будет и социальных программ. Губернатор теперь будет отчитываться не перед народом, а перед Путиным. Утратится связь с народом. Почему развалился Советский Союз? Не было обратной связи с народом. Будут выборы – будет связь. Я выхожу из этой партии, не хочу быть статистом».

Что это, дальний политический расчет или искренний порыв взволнованного всем происходящим вокруг него человека? Скорее второе.

Новогодие

2005 год встречали невесело. Кошкин давал интервью Смагиной. Говорил о первоочередных делах, из которых главное – ремонт Центральной районной больницы. Она на грани разрушения: крыша вот-вот обвалится, фундамент размыт, трубы прогнили. Наконец, областной бюджет начал выделять деньги на ремонт, но такими порциями, что стройка может продлиться лет пять. Ну, а сельская ситуация обоим беседующим кажется тупиковой, тут и говорить нечего.

На последней странице газеты даются советы, как избавиться от похмелья. Тема актуальная, праздничная. Материал сделан с размахом, на полполосы и с некоторой претензией на научность Оказывается, «русские, если верить последним исследованиям, напиваются в десять раз медленнее любого европейца, хотя генетически организм россиянина совершенно не приспособлен к употреблению больших доз алкоголя». Дозы же эти и в самом деле способны привести в изумление любого европейца. Советы даются для тех, кто «не ограничивает пиршество двумя-тремя литрами алкоголя». Ну и что делать, если вы не ограничились двумя-тремя литрами? Рецептов множество, и даются они с трогательной заботливостью хотя и с некоторым налетом иронии – от рекомендации перед началом мероприятия «навернуть кашки» и заблаговременно выпить пятьдесят граммов, после мероприятия выпросить у мамы или бабушки кислого морсу, не заставляя бедных женщин бежать поутру за пивом. Не ограничиваясь, однако, собственными рецептами, редакция обращается к богатому народному опыту, попутно характеризуя тех, кто дает советы. Так «интересная девушка» выдает следующую сентенцию: «Зачем напиваться и ползать, если можно покурить и летать». Насколько мне не изменяет память, наркоманы презирают пьяниц: «Свиной кайф». «Маленький мальчик с большими амбициями» предлагает изысканные способы излечения от похмелья: зеленый чай, по десять граммов «вискаря» в три подхода, ледяную воду с лимоном. У «маленького мальчика», судя по всему, большой опыт. «Барышня-модница» советует просто поблевать, а «серьезный мужчина» – искупаться в проруби. Ох, какая животрепещущая тема!

Конечно, не только пьют

Жизнь районная идет в разных измерениях. В сельских библиотеках прошел конкурс под таким вот девизом: «Я в мире промелькну падучею звездой». Это цитата из стихотворения поэтессы XIX века Юлии Жадовской, местной помещицы, чье 180-летие со дня рождения отмечали в районе. В Вахромеевской библиотеке поставили литературный спектакль, в библиотеке села Покров провели литературный вечер. Интересно: много ли народу было на этих вечерах или только школьники по принуждению? Жадовская сейчас позабытая, а в середине позапрошлого века она весьма известная писательница. О ее романах писали Белинский и Добролюбов, романсы Глинки, Чайковского, Даргомыжского на ее слова пела вся Россия, да и сейчас поют – «Я плачу», «Я все еще его, безумная, люблю»… У нее, судя по всему, была какая-то любовная драма, отразившаяся в стихах.

Открываются церкви. Недавно в селе Воскресенском создан пятый по счету приход, где служит молодой священник отец Вениамин. Так что из сорока трех церквей района пять теперь действует. Интересно, что и в некоторых бездействующих «спасах на картошке» местные жители убирают мусор, сохраняют окна и двери, рассчитывая на восстановление храма. Насколько здесь сказывается живое религиозное чувство или скорое стремление к возрождению национальной традиции, воплощенной в православии, – сказать трудно. Но узнаются все новые детали церковной жизни. Вот живущий в Москве богатый земляк Владимир Григорьевич Попов в родном любимском селе Пустынь церковь строит. Давняя русская купеческая традиция – часть богатства в конце жизни отдавать на сооружение храма. А в апреле в любимской церкви Святой Животворной Троицы молящиеся часами простаивали перед чудотворной иконой с трогательным названием «Призри на смирение», которая, путешествуя по России, прибыла на время в Любим.

«Хорошо овес зелененький жать»

И хор в районном Доме культуры есть, и народный театр, и всякие ансамбли, и своя юная звезда Светлана Государева, исполняющая русские народные песни – «Жила я у Миши», «Ой, да никто ж меня не любит», «Хорошо овес зелененький жать». Государева – еще школьница, но ее уж и в области знают, недавно губернатор принимал. А в школе, где Светлана учится, и свои песни распевает, недавно проводилась профилактика терроризма. В коридоры были подложены две черные сумки. Ребята их обнаружили и сообщили о находках классному руководителю и завхозу. После чего были даны три коротких звонка – сигнал эвакуации. Все эвакуировались за шесть минут. Такие учения проводятся раз в квартал. Враг в Любимском районе не пройдет.

На масленицу в районе гуляют. В Отрадном сжигали чучело зимы, угощали друг друга блинами. В селе Покров на гулянье смельчаки лезли на столб за призами. Призы – мешок зерна, бутылка водки. Потом состоялось соревнование пенсионерок – они бежали наперегонки, вскинув на плечи коромысла с полными ведрами воды.

А в Обнорской стороне, там, где мы со Свищевым ездили, гуляний не было. Деревни здесь стариковские. От Слободы до Обнорского – восемь километров – снежная целина. Дороги не торятся, не чистятся, трактора стоят без горючего. Вот и вьются по девственно-белому полю нити тропинок. Но и их все меньше. Ходила в Слободу фельдшерица Галина Пашина, а потом перестала, закрыли фельдшерский пункт, и пошла Галина заведовать в Обнорском клубом. За год по сельсовету умерло пятнадцать стариков да еще двое молодых покончили жизнь самоубийством. Родилось же двое младенцев, да и то одного увезли в Ярославль. Самая главная беда для стариков – дрова. Дорого. Двести рублей за кубометр, а ведь их еще расколоть надо.