Текст книги "Бездна Мурены"

Михаил Сельдемешев
Бездна Мурены

В оформлении обложки использована иллюстрация:

© Helenaa / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

⁂

«Нулевой парсек»

Глава I. Аварийный выход

В просторном холле психиатрической больницы было темно. Тем не менее тусклый свет луны проникал сюда через зарешеченное окошко надзорной палаты беспрепятственно, ибо двери в палатах больницы отсутствовали. И вовсе не по причине царящей в стране разрухи, а в силу специфики заведения и его контингента.

Пятно лунного света падало аккуратно на дежурного санитара, примостившегося на стуле у входа в надзорную палату, и освещало его широкую спину с крупным номером 1 на халате. Вообще-то больше всего на свете санитар № 1 обожал кроссворды. Но в полутьме от их разгадывания портилось зрение, и поэтому он предавался второй своей страсти – сну во время дежурства. Спал он, почти уронив голову на колени, насколько позволял солидный живот.

Вдобавок к упомянутым бесхитростным увлечениям, «первый» санитар был не прочь основательно поесть, он понемногу выпивал на рабочем месте тайком от главврача и был не особо отягощён интеллектом, несмотря на обилие заполненных его рукой кроссвордов. Всё это чрезвычайно способствовало крепкому сну санитара с номером 1 на обширной спине. Если б его сейчас кому-то удалось разбудить и отклонить в рабочее положение спиной к стене, то взору предстала бы ещё одна отличительная особенность данного медицинского индивидуума – бирка «Пётр», пришпиленная к нагрудному карману халата.

Отличать санитаров по номерам и биркам придумал нынешний главврач больницы Арфеев. Подобная задумка, по его мнению, позволяла пациентам воспринимать одинаково одетых в белое сотрудников не как безликие инструменты ограничения свободы и проведения неприятных процедур, а как индивидуальностей. Что должно напоминать бедолагам о нахождении среди людей, а не в недрах бездушной психиатрической машины из однотипных шестерёнок и винтиков. А уж как отличать санитаров: по имени на бирке или номеру – каждый пациент решал для себя самостоятельно.

Изначально Арфеев планировал поместить трафаретное имя и сзади на халате, над номером, но тогда санитары невольно бы напоминали ему футболистов. А их главврач, начиная с последнего чемпионата мира, недолюбливал и считал паразитами. От санитаров, как ни крути, всё ж хоть какая-то польза.

Мимо грузного посапывающего тела под номером 1 в надзорную палату, бесшумно ступая босыми ногами по свежепомытому полу, проскользнула девушка. Доведись санитару Петру добросовестно исполнять служебный долг, он бы точно не пожалел о только что увиденном. Посетительница надзорной палаты была необычайно красива, её огненно-рыжие волосы словно помогали слабенькой луне озарять пространство холла. В этом сказочном освещении её полностью обнажённое тело могло бы вдохновить на создание живописного шедевра. Но вдохновляться здесь в этот час было некому.

Главным ценителем женской красоты в этих стенах считался санитар с номером 3 на спине и биркой «Александр» спереди. Вот он бы точно насладился прекрасным зрелищем со знанием дела. Да что там, он несколько минут назад даже совершил попытку познакомиться с новенькой рыжей пациенткой поближе, проникнув в женское отделение. Поэтому в настоящий момент Александр, привязанный полотенцами к батарее, отчаянно ёрзал, безуспешно пытаясь вырваться из западни. Под присмотром нескольких пар глаз, блестящих в свете луны, он чувствовал себя чертовски неуютно. Ибо, как санитару № 3 было прекрасно известно, здравым рассудком обладательницы этих глаз похвастаться не могли.

Очутившись в надзорной палате, рыжая незнакомка взялась за спинку единственной здесь кровати и попыталась потрясти её с целью разбудить спящего на ней человека, который безмятежно улыбался во сне. Ножки железной панцирной кровати оказались привинчены к полу, поэтому сон единоличного обитателя палаты потревожить не удалось. Это был мужчина средних лет с располагающей внешностью и аккуратной академической бородкой. Такого можно запросто встретить на кафедре любого технического вуза, вечно окружённого любознательными студентами и увлечённо исследующего сложные процессы, недоступные пониманию рядового обывателя. Спал он прямо в больничной пижаме, а руки и ноги его были зафиксированы на кровати вязками.

РА-СА-РА-СА-РА.

Монотонно повторяющиеся звуки, произносимые визитёршей, в конце концов разбудили лежащего.

РА-СА-РА-СА-РА.

Он тщетно силился разглядеть источник звука, но перед его взором маячило лишь огненно-рыжее пятно в освещении луны. В какой-то момент взгляд пациента наконец сфокусировался на мерцающем треугольнике меж кроватных перил. То, что он поначалу принял за глаз внутри треугольника, оказалось женским пупком. Мужчина попытался заговорить, но его язык отказался повиноваться, перебив мелодичные переливы ночной визитёрши бессвязным мычанием.

На миг обнажённое совершенство осветилось ещё ярче, и тут же лучи фонариков, бесцеремонно ворвавшиеся в надзорную палату, запрыгали по ней и ослепили привязанного пациента, нарушив прекрасную гармонию. Вместе с лучами ворвались обладатели фонариков: отвязавшийся наконец санитар № 3 с биркой «Александр» и разбуженный им санитар Пётр, непрерывно зевающий и пытающийся размять затёкшую спину с номером 1.

Подхватив девушку под руки отработанными движениями, пронумерованные блюстители порядка покинули наблюдательную палату, оставив её обитателя снова наедине с блеклой луной за решёткой окна. Он несколько минут пытался бороться с чудовищной слабостью, приподнимая голову, но тут же роняя её обратно на подушку. Перед тем как вновь провалиться в беспамятство, пациент надзорной палаты успел заметить нескольких медведей на дереве.

Запыхавшись, в палату забежал ещё один санитар, с виду дюжий крепыш, энергичный и деятельный, в отличие от своих коллег. В линейке санитаров больницы он расположился между Первым и Третьим – на спине его красовался номер 2, а на бирке значилось: «Николай». Фонарик он направил на кровать, сжимая в другой руке резиновую дубинку, которую на днях приобрёл на толкучке. Николаю не терпелось опробовать её в деле, но «овощ», как назло, уже снова оказался в «отключке». Проверив надёжность вязок, санитар № 2 с досады врезал дубинкой по железной спинке кровати и отправился восвояси. Больше выместить зло было попросту не на чем – какой-либо иной мебели в наблюдательной палате не предусматривалось.

Улыбающийся во сне пациент снова остался в компании луны за окном и нарисованных на картине медведей. На самом деле он уже не спал.

Кто я? Где я? Помню космический корабль, секретное задание, прорыв для человечества, да и для всей остальной галактики. Значит, мы уже возвращаемся. Задание выполнено. В чём была его суть? Почему я так мало и обрывочно помню? Руки и ноги чем-то зафиксированы. Это определённо камера для анабиоза – искусственного сна с целью замедления физиологических процессов. Я вышел из него, но вышел, судя по всему, аварийно. Это объясняет проблемы с памятью.

Перед погружением человека в анабиоз его память сохраняют во внешнем хранилище, чтобы уберечь сознание. Из-за того, что у анабиозного замедления биологических процессов существует побочный эффект – деградация нейронных связей мозга за время многолетней консервации. И если предварительно не сохранить состояние нейронных связей, то на выходе из анабиозной камеры вместо подготовленного специалиста с высоким интеллектом можно получить полного идиота. Поэтому бортовой ИИ, искусственный интеллект, непосредственно перед процессом пробуждения должен был закачать мне память обратно. Но что-то пошло не по плану. ИИ аварийно прервал анабиоз, не успев довести процесс восстановления моего сознания до исходного состояния.

Светящийся треугольник! Вот причина сбоя. «Ра-Са-Ра-Са». Что это означает? Со мною пытались вступить в контакт. Очертания контактёра были размыты. Известна лишь одна раса во Вселенной, представители которой не имеют оформленной физической оболочки. Их так и называют – Бестелесые. Что же их занесло сюда, на наш звездолёт? Явно что-то серьёзное, раз они пошли на контакт экстренным образом.

Кажется, начинает проясняться. Датчики корабля зафиксировали нештатное воздействие извне и активировали аварийный режим. А бортовой компьютер не сумел справиться с анализом, и ему понадобилась помощь старого доброго человека. Но что помешало ИИ вернуть мне память? Это же дело нескольких минут. Неужели техническая неисправность? Бестелесые что-то повредили? Атаковать нас они не должны – у Космосодружества с ними мирные соглашения. Знают ли о ситуации на Земле?

Мои предположения необходимо срочно занести в бортовой журнал…

⁂

Когда улыбающийся пациент с академической бородкой пришёл в себя в очередной раз, он обнаружил, что сидит в кабинете главврача и с отсутствующим видом слушает, как тот распекает медсестру, флегматичную даму средних лет с обесцвеченными пергидрольными волосами. На её внушительном и даже, можно сказать, монументальном бюсте примостилась сравнительно неприметная бирка «Г.А. Лерова».

Главный врач больницы сидел в кресле за столом, на котором валялись папки и стопки бумаг, а с недавних пор появился компьютер, потеснив макулатуру. На вид главврачу было около 50 лет, на его интеллигентном лице лежала печать сильной усталости. Бирка на халате гласила: «В.К. Арфеев». Номеров на спинах ни у доктора, ни у медсестры не было. Это своё нововведение главврач решил ограничить санитарами. Пока медсестра выслушивала упрёки, стоя возле стола, улыбчивый пациент разглядывал шкафы и стеллажи с книгами.

– Думаете, мне доставляет удовольствие мотаться по ведомствам и выбивать дефицитные лекарства? У нас и так в каждом квартале перерасход, Гертруда Альбертовна, – взывал к совести медсестры доктор. – Приходится каждый раз оправдываться, словно мальчишке. В стране бардак, вы заметили? Скоро вообще вернёмся к поливанию пациентов холодной водой. Если её совсем за долги не отключат в ближайшее время.

Излишне доверчивому главврачу было невдомёк, что повышенный расход сильнодействующих препаратов напрямую связан с персональным теневым бизнесом медсестры Г.А. Леровой, которую санитары и некоторые пациенты за глаза прозвали «Галерой».

– Я же просил без самодеятельности в моё отсутствие, – Арфеев пытался вызвать сочувствие у Галеры, безразлично потупившей глаза. – Зачем Вазенитову галоперидол-то назначили?

– Вениамин Константинович! – В тоне медсестры угадывалось желание побыстрее закончить бесцельный разговор. Для выслушивания подобных нотаций у неё была слишком мизерная официальная зарплата.

– Да я уже почти 50 лет как Вениамин Константинович.

Бортовой компьютер с искусственным интеллектом, как я его ласково называю – «Веня», выдаёт сейчас какую-то бессмысленную информацию. Явно произошёл сбой. Я, судя по всему, терял сознание. Последствия длительного анабиоза. Интересно, зачем здесь ошивается передвижная кибераптечка? Наверное, с помощью Галеры я пытался привести себя в чувство.

Я. А кто я? Имя, звание? ИИ упомянул какого-то Зенита. Что-то до боли знакомое. Да, точно. Зенит – это моя фамилия. Должность – звёздный разведчик. А вот звание… Лейтенант, полковник? Быть может, капрал? Капрал Зенит. Так точно. Капрал звёздной разведки.

Пока не получу бортовой журнал обратно в своё распоряжение, происходящие события придётся фиксировать в памяти. В журнал потом перенесу. Это будет запись номер… Какой был последний? Неважно. Пока пусть будет второй. Затем скорректирую нумерацию.

– Я ж вам объясняю, что у него обострение случилось без вас, – вяло оправдывалась Гертруда Альбертовна. – Я пыталась кризиса не допустить.

– А что произошло-то? Вот так вот на ровном месте взяло и обострилось?

– Когда Любимцеву, ну, ту рыжую эксгибиционистку, в женское привезли, она мимо Вазенитова проходила и что-то ему на ухо шепнула. – Медсестра кивнула в сторону пациента с бородкой. – Он сидел себе тихо, улыбался, как сейчас, а после её слов прямо разошёлся, насилу угомонили.

– Эксгибиционизм у Любимцевой, кстати говоря, весьма условный. От своих актов обнажения она не получает эмоциональной разрядки. Такое ощущение, что прожила в джунглях, где не имеют представления о нормах приличия. – Доктор в задумчивости забарабанил пальцами по столу. – Всё ж таки интересно, что она ему такого шепнула?

– РА-СА-РА-СА-РА-СА, – пациент, о котором велась речь, сумел наконец произнести что-то членораздельное, хотя и по-прежнему бессмысленное.

Главврач удивлённо поглядел на подопечного и пощёлкал перед собой пальцами. Внимание пациента тут же переключилось на них.

– Что это означает, Володя? Роса? Сара? – поинтересовался Арфеев.

– Росара. Её имя, – уверенно заявил капрал. – Только на языке их цивилизации Бестелесых после каждого слога следует делать паузы: Ра-Са-Ра.

Лицо Зенита внезапно стало предельно серьёзным.

– Но осторожнее! От продолжительности пауз может измениться весь смысл сказанного. И не факт, что Бестелесые отреагируют доброжелательно, если вы их оскорбите, пусть и невольно.

– Вот видите! – Доктор метнул укоризненный взгляд на медсестру. – У человека была, можно сказать, интеллигентная эпилепсия, а мы ему, как шизофренику, галоперидол колем! У нас с вами, Лерова, что – мало шизофреников?

– Как везде, – пожала плечами женщина и с тоской поглядела на дверь.

– Вам, я погляжу, всё равно, Гертруда Альбертовна, – угадал её намерения Арфеев. – Стоите, наверное, и думаете, как бы поскорее вернуться в ординаторскую, дабы к новой серии мексиканского сериала не опоздать.

От проницательности начальника Галера смутилась, и щёки её тронул едва заметный румянец.

– Как вы себя, чувствуете, Володя? – дружелюбно улыбнулся главврач пациенту.

– Сносно, если не считать, что ты меня некорректно из анабиоза вывел, Веня. Шалишь, железяка! – Капрал расплылся в ответной улыбке. – Слабоват твой искусственный интеллект перед внеземным разумом. Хотя сам ты ни при чём, конечно. Горе-инженеры в твои электронные мозги дрянную программу заложили. Вернёмся на Землю – устрою им порядочную взбучку. А тебя, видимо, придётся перезагрузить.

Выслушивая тираду пациента, доктор всё сильнее хмурился, после чего подал медсестре знак удалиться. Та не заставила себя уговаривать и, гордо колыхнув монументальным бюстом, скрылась за дверью начальственного кабинета, оставив доктора и его пациента наедине.

– Значит, это мой интеллект слабоват? – глянул Арфеев исподлобья.

– Не сердись, Веня. Хотя вы, компьютеры, сердиться не способны. – Зенит по-отечески добродушно поглядел на собеседника. – Но искусственный разум и супротив человеческого-то пока не тянет. Вспомни, как лихо я тебя в шахматы обыгрывал регулярно. А здесь мы имеем дело не абы с кем – с Бестелесыми! Они нашу человеческую цивилизацию в развитии тыщ на десять лет обогнали.

– Что-то про шахматы не припомню. – Главврачу стало обидно не так за «искусственный интеллект», о котором талдычит больной, как за свой собственный, только что поставленный под сомнение.

– Кого из нас в анабиоз законсервировали – тебя или меня? – продолжал дружелюбно улыбаться капрал.

– Что это вы, Володя, фамильярничаете? Ещё недавно обращались ко мне на «вы» и по имени-отчеству.

– Когда ж это было, Веня? Перед анабиозом? Так ты сам виноват. Процедура возвращения мне памяти по какой причине не выполнилась? Рекомендую проделать это немедленно. Тогда уж я окончательно вернусь в строй и смогу тебя починить. И, так уж и быть, снова заслужишь уважительное обращение.

– Меня починить? – Арфееву уже становилось интересно, как ловко больной манипулирует собственными фантазиями. – И о каком анабиозе вы всё время твердите, Володя?

– Штатный анабиоз звездолёта. – У Зенита сделалось обиженное лицо. – Ты отсутствовал, пока меня в него погружали перед стартом?

– Верно, отсутствовал. И вам в моё отсутствие безрассудно назначили сильнодействующий препарат. Что ещё, чего я не знаю? Надеюсь, вам не устроили сеанс ЭСТ? Пугает меня этот ваш неожиданный провал в памяти.

Доктор в своих догадках оказался близок к истине. Санитар Коля, обозначенный номером 2, к работе, в отличие от коллег, относился с рвением. И даже большим, чем положено, – наблюдать за страданиями пациентов откровенно обожал. И накануне именно он настаивал на электрошоковой терапии для внезапно разбушевавшегося Вазенитова. Капрала от суровой процедуры уберёг лишь страх медсестры Леровой быть уволенной и потерять налаженный лекарственный бизнес.

– Вам какие-нибудь таблетки давали? – пытался прояснить для себя картину внезапной амнезии главврач. – Быть может, выпили чьи-то чужие? Например, кто-то из ваших соседей по палате обронил или спрятал, а вы заметили и подобрали. Сосредоточьтесь, Володя.

Чёрт подери! Кто-то ещё! Я же не один здесь лечу в окружении компьютеров и роботов, это очевидно. Со мною целый экипаж таких же звёздных разведчиков. Сколько же нас? Восемь. Точно, именно восемь, сомнений быть не может. И где они сейчас? Их Веня тоже вывел из анабиоза с горем пополам, без восстановления памяти? Или они всё ещё в состоянии искусственного сна?

Чтобы вернуть внимание собеседника, Арфеев снова пощёлкал пальцами.

– Володя, сколько минут в четверти часа?

Капрал изобразил снисходительную улыбку, словно перед ребёнком, ляпнувшим милую глупость:

– Я же умею огромные числа в уме перемножать и делить не хуже тебя, Веня.

– Помню, помню об этой твоей уникальной способности. Но мне уж не льсти, будь любезен. Мне, Володя, в отличие от тебя, без калькулятора в этом деле не обойтись. Ничего, кстати, что я тоже на «ты»?

– В стакане четыре карандаша – один определённо лишний, – вместо ответа заявил Зенит.

Главврач какое-то время соображал – не вознамерился ли пациент озадачивать его загадками в ответ, но тут же понял, к чему тот клонит:

– Извини, Володя, не учёл, что ты не терпишь чётное количество однотипных предметов.

С этими словами доктор вынул из стаканчика на столе один лишний карандаш и принялся что-то машинально чертить на листе бумаги, погрузившись в раздумья.

Белый лист бумаги. Начинает заполняться. ИИ пытается распечатать для меня какую-то информацию. По идее, это штатное сообщение о сбоях бортового компьютера. Или же кто-то другой использует Веню для связи со мною. Бестелесые! Они продолжают попытки что-то экстренно донести до меня. Проклятая недокачка памяти! Скорее всего, послание связано с последним заданием. Что же это? Белый лист. Что чертит искусственный интеллект на белом листе? С виду – какую-то муру.

– Что это за мура у тебя выводится на бумаге? – озвучил капрал свои сомнения.

– Вообще-то это кот, а не мура, – обиделся на критику Вениамин Константинович. – Ну, или, в крайнем случае, Мурка, кошка.

Арфеев развернул лист бумаги и придвинул к пациенту. На рисунке действительно бесцеремонно разлеглось существо, напоминающее земную кошку. Она грациозно возлежала на боку. Её задняя и передняя лапы синхронно раскинулись в разные стороны, а остальные две, наоборот, – касались друг друга так, что все четыре лапы вместе образовали букву «М». Прежде чем с лица Зенита сползла улыбка, в глазах его вдруг застыл дикий ужас.

Нет, не белая мура. Белая Мурена! Запись № 3 бортового журнала. Созвездие Белой Мурены, самое загадочное место во Вселенной, самое жуткое. На всех языках его называют не иначе, как Бездной. Его боятся даже такие сверхразвитые цивилизации, как Бестелесые. Они о чём-то пытаются предупредить, пользуясь нашим корабельным бортовым компьютером. Из Бездны Мурены всему нашему Космосодружеству что-то угрожает!

– Чего вдруг замкнулся в себе, Володя? Помрачнел, – спокойный голос доктора вывел капрала из ступора.

– Экстренные обстоятельства требуют экстренных мер.

– Логично, – кивнул Арфеев и непринуждённо улыбнулся. – А это ты, извини, к чему?

– Мурена-то не дорисована – непорядок. Можно я ей недостающее добавлю? – Зенит подался всем телом вперёд.

Поколебавшись несколько секунд, главврач придвинул бумагу с рисунком и карандаш к самому краю стола и сложил руки замком. Рука пациента, потянувшаяся к карандашу, описала неожиданный пируэт и зацепила стакан с остальными. Тот с грохотом опрокинулся, карандаши покатились по столу и полетели на пол, хотя Вениамин Константинович и пытался их безуспешно поймать. Он настороженно посмотрел на капрала.

– Прошу прощения, – Зенит виновато улыбнулся. – Это не я. Вернее, я, но не нарочно, из-за анабиоза.

– Из-за галоперидола, если точнее. Привыкай называть вещи своими именами. – Арфеев вздохнул и, кряхтя, полез собирать карандаши с пола.

В этот момент капрал с неожиданной с его стороны прытью навис над столом, перегнувшись пополам и неестественно вывернув шею, ловко извлёк из компьютера дискету и вернулся на место, попутно успев заметить на экране какую-то миловидную женщину и пять выложенных в ряд игральных карт. Добытый из недр дисковода трофей проворно исчез в рукаве больничной пижамы.

Запись № 4. Блок памяти теперь у меня. Придётся как-то закачивать в мозг своими силами. Кто эта женщина на экране, если она из блока моей памяти? Жена? Сестра? Любовница? В настоящий момент не так важно, можно не обращать внимания. А вот картишки беспокоят. Две шестёрки и две десятки. Вот если б одна шестёрка и три десятки. Или наоборот. Но чётное число и того и другого, как назло, сильно отвлекает. Надо как-то убедить себя не думать об этом некомфортном сочетании.

Доктор уселся на место и вернул собранные карандаши в стакан:

– Всё же на «вы» мне как-то сподручнее, – его уставшее лицо вдобавок стало виноватым. – Вы уж простите, Володя, за произошедшее по вине моих бестолковых подчинённых. Идут сокращения, люди сами увольняются, чтобы не работать за копейки. Персонала и особенно лекарств не хватает. Сами видите – как это с каждым днём пагубно отражается на пациентах. Наверняка ощущаете всё это безобразие и на собственной шкуре.

Главврач снова выудил карандаши из стакана и принялся их нервно перебирать.

– Зато за окном демократия, страшно стало домой ходить – сам бы тут ночевал, честное слово, пока эта зараза и сюда не докатилась. Представляете – демократия в дурдоме! – разошёлся Арфеев и тут же осёкся. – Кхм, простите.

Он встал, заложил руки за спину и принялся ходить вокруг стола. В ходе променада Вениамин Константинович признался, что Зенита он после сегодняшнего инцидента решил перевести обратно в общую палату. К связанному и беззащитному пациенту, как выяснилось, может проникнуть любой. И в его больную голову может прийти что угодно, вплоть до нанесения увечий. По причине же нехватки средств набрать дополнительных санитаров больница не в состоянии. Эти бы не разбежались.

Доктор уселся за стол и уставился на экран монитора:

– Вот жила себе обычная женщина, книжками торговала, и вдруг средь бела дня на людной улице её застают разгуливающей в голом виде и тараторящей абракадабру. Не книжки же довели её до такого состояния, верно? Смутное время – вот истинная причина. Хотя и современные книжки ежели почитать – запросто свихнёшься.

Кого неугомонный бортовой компьютер имел в виду: незнакомку из блока памяти либо кого-то ещё – капралу было невдомёк. Он ещё какое-то время выслушивал заверения Арфеева в том, что тот не видит опасности в поведении Зенита по отношению к его соседям по палате, и очень надеется, что смущать их своими фантазиями капрал не станет.

Наконец, когда доктор замолчал, переводя дыхание, Зенит произнёс отчётливым шёпотом:

– Умоляю тебя, Веня, запусти на ночь самодиагностику. И если есть хоть малейший шанс, что ты продолжаешь функционировать и подчиняться командам человека, – передай на Землю, что с большой долей вероятности случилось самое страшное, чего боялось всё Космосодружество последние сотни лет. Созвездие Белой Мурены активизировалось. Нужен срочный межпланетный саммит.

– Ну не делайте же вы такое серьёзное лицо, Володя! Верните ему добродушное выражение – оно вам подходит гораздо больше.

По этой нелепой тираде бортового компьютера капрал понял, что шансов гораздо меньше, чем он надеялся. Он натужно улыбнулся, встал и задержался в дверях:

– Кстати, Веня, мне необходимо сделать новую запись в бортовом журнале – зафиксировать время выхода из анабиоза. Не напомнишь – какой сейчас год?

– Это вы мне напомните, если не трудно, – главврач оживился.

– Как же всё запущено. – Зенит возвёл глаза к потолку. – Суперкомпьютер звездолёта не в состоянии определить даже текущую дату. Я бы мог подсобить беспомощной электронике и согласиться, что год сейчас 1992, как на том календаре, что висит на стене позади тебя. Но я же прекрасно понимаю, что это ретросувенир от кого-то из шутников нашего экипажа.

Капрал взялся за ручку двери, но подозрительно вкрадчивый голос Арфеева заставил его вздрогнуть:

– Сами свою палату найдёте или санитара позвать?

Проверка! Я вдруг вспомнил, что ИИ во время экстренной ситуации имеет полномочия тестировать членов экипажа на случай возникновения у тех психологических проблем, неизбежных во время стресса. И, в крайнем случае, даже изолировать отдельных космонавтов посредством бортовых дроидов, чтобы уберечь корабль и остальной экипаж.

Запись № 5. Отныне следует тщательно контролировать каждое слово и действие.

– Да, Веня, найду, – ответил Зенит как можно более непринуждённо. – Мне ещё надо прогуляться по отсекам, проверить функционирование систем.

– Не забредите ненароком в какой-нибудь запретный отсек.

Спасибо, железяка, что хотя бы прикидываешься, будто судьба вверенных людей тебе не безразлична.

Капрал улыбнулся, открыл дверь, но тут же рухнул на пол, сотрясаемый приступом эпилепсии. Доктор проворно подбежал и уверенно перевернул пациента на спину, подсунув тому под голову небольшую подушку, которую всегда держат в кабинете, если среди контингента находились эпилептики.

Арфеев привычно засёк на часах время начала приступа. В этот раз он длился четыре с половиной минуты. Зенит полежал ещё какое-то время с закрытыми глазами, потом встал и огляделся.

– Как вы себя чувствуете? – Доктор протянул ему сушёный чернослив, и капрал машинально отправил его в рот.

– Уж точно лучше, чем наше Космосодружество, учитывая назревающую катастрофу, – ответил он, жуя, и поднялся на ноги.

Слегка пошатываясь, Зенит вышел из кабинета. Главврач тяжело вздохнул, поднял подушку с пола и вернулся за стол. Как бы ему тоже хотелось, чтобы на дворе сейчас был не безобразный во всех отношениях 1992 год. Любой другой, только не этот. Безумие висит в воздухе, оно прямо ощущается. Распахнул форточку, подышал – и вот уже нормальный человек с небольшими допустимыми отклонениями превращается в параноика или того хуже – шизофреника. Начинает мучиться бредовыми расстройствами, деградировать, как личность.

Вениамин Константинович машинально пририсовывал кошке безобразные отростки, напоминающие то ли недоразвитые перепончатые крылья, то ли оттопыренные плавники. После этого он в полной прострации вернулся к покеру на экране. И битый час безуспешно пытался раздеть девушку, извлечённую из недр памяти капрала звёздной разведки Зенита. Не исключено даже, что его законную жену.