Текст книги "Бездна Мурены"

Р-Нат сделал шаг навстречу Николаю и вдруг упёр плазмоштык в собственный подбородок. Разряд заставил теннисиста рухнуть на колени, он выронил шокер, но отчаянно пытался подняться, борясь с судорогами мышц. Петя с Шуриком подскочили и подхватили его под локти.

– Мне хлюпики не нужны! – Коля подошёл к Р-Нату и стянул с него белый халат. – Не нравится пасти баранов – возвращайся к ним в стадо!

– Т-ты не б-будешь указывать оргаботу, что ему д-делать, д-дроид! – непослушным языком промямлил Р-Нат. – З-займи своё место в к-кладовке со швабрами! С-с-с!

Побагровевший Николай извлёк из кармана только что реквизированного халата теннисный шарик.

– Теннис, оказывается, пагубно на психическом здоровье сказывается, – покачал он головой. – Придётся запретить эту ересь.

С этими словами санитар № 2 положил шарик на пол и с хрустом раздавил его ботинком.

Этим же вечером разведчики стояли и наблюдали, как богато одетые мужчина и женщина под руки проводили по холлу Р-Ната мимо их отсека. Тот едва передвигал ноги, у него был потухший взгляд, а на тонкой смуглой шее был намотан бинт.

Бортинженер бросил Р-Нату теннисный шарик, который на днях припрятал, чтобы досадить. Но обычно резкий и ловкий теннисист сейчас даже не сделал попытки его поймать, и шарик одиноко заскакал по коридору.

Когда процессия удалилась, все члены «Нулевого парсека» сгрудились у окна. Во дворе больницы стоял чёрный представительский автомобиль, освещаемый уличными фонарями.

– Руслан сегодня пытался повеситься.

Все обернулись на тихий голос – в палате стоял санитар Шурик с печальным взором.

– В туалете, на собственных подтяжках, – продолжал санитар. – Гертруда позвонила его родителям. Они у Искандерова какие-то непростые, влиятельные. Чтобы забрали парнишку от греха.

– Откуда у оргабота родители, долбоёб! – едва слышно прошептал Дипер и добавил уже громче: – Теперь-то их точно осталось семеро.

Сорвавшееся с уст Командора ругательство было настолько для него нетипичным, что те, кого осталось семеро, на миг опешили, но тут же снова повернулись к окну. Р-Ната вели к машине.

– Куда его теперь? – спросил Штурман.

– Подальше в глубокий космос, – вздохнул капрал. – Оргабот мог бы и дальше совершенствовать своё мышление, вершить великие дела. Но вместо этого он приговорён к медленной мучительной смерти в космической пустоте. Наедине со своими грандиозными мыслями такого же космического масштаба.

Перед тем как сесть в машину, Р-Нат обернулся. Семь пар родственных глаз, полных сочувствия, смотрели на него из окна. Зенит поднёс к груди сложенную пальцами букву «О» (а вернее – цифру ноль) и ребром ладони второй руки словно перечеркнул ноль по диагонали.

– Нуль не разделить! – произнёс он.

Остальные тут же хором повторили сказанное и соорудили схожую фигуру ладонями. Отныне у «Нулевого парсека» был и свой командный жест, и девиз. Из-за плохого освещения во дворе больницы разведчики не могли видеть слёз, заблестевших на щеках оргабота.

– И всё-таки он смог бросить вызов бездушным пылесосам! – раздался голос Ровского, когда огни представительского автомобиля скрылись за воротами больничной территории.

– Пора теперь и нам, – едва слышно добавил О'Юрич.

⁂

Капрал уже давно объяснил сослуживцам, что деревья, наблюдаемые сквозь иллюминатор, ненастоящие. Голографическая проекция, облегчающая длительные межзвёздные перелёты и тоску космонавтов по родной планете.

Но сейчас их неподвижная листва приносила мучения и убивала всякую надежду на мало-мальское дуновение ветерка, который мог бы дыхнуть свежестью в душную палату через мелкую прорезь форточки. Злое июльское солнце выныривало после полудня, и лучи его, проникая сквозь громадное окно без занавесок, превращали третий барак в теплицу, а его обитателей – в увядающие овощи. Или даже в овощи, медленно запекаемые в духовке.

Запись № 32. Раздавленные невыносимой жарой разведчики неподвижно валяются на амортизационных лежаках сутками напролёт. Системы жизнеобеспечения уже не справляются. Звездолёт «Довженко-19» неминуемо подбирается к солнцу Безжизненной Зоны. Она уже распахнула пасть и обдаёт приговорённых носителей Знания своим обжигающим дыханием, готовится проглотить нас вприкуску с тысячами копропараллаксаторов, ежедневно устремляющимися в её ненасытную утробу со всех уголков Космосодружества. Мы слишком изысканная приправа для неразборчивого гурмана.

– Вот я сейчас примеряю на себя шкуру дерьма, которое транспортируют в Безжизненную Зону, и начинаю сомневаться в эффективности подобного мероприятия. – Повар сходил к тазику с водой, стоящему на табуретке посреди палаты, смочил там полотенце и вернулся на кровать, наложив мокрую повязку на лоб.

Раньше тазик использовался исключительно Биологом для подпитки своих «корней». Теперь же служил во благо всего спасающегося от жары экипажа.

– И в чём же неэффективность? – стало интересно Левапу. – Копропараллаксатор наполняется до отказа и неспешно дрейфует в ближайшую Безжизненную Зону по наикратчайшей траектории.

– Зачем фекалии вообще куда-то запускать? – Лыжников протирал мокрым полотенцем лицо. – Не проще их сжигать на месте, в володиевом реакторе звездолёта?

– Это опасно, – покачал головой Штурман. – Попадание метана и сероводорода в реактор чревато катастрофой.

– К тому же в копропараллаксаторе накапливаются не только отходы жизнедеятельности, – вступил в дискуссию капрал. – Но и любой мусор с корабля.

– А почему нельзя всё это тупо вываливать за борт? – поинтересовался Врач, обмахивающий себя снятой с подушки и намоченной наволочкой. – Космос-то бескрайний.

– Наша Земля когда-то тоже казалась необъятной, – заметил Зенит. – А теперь над макушками деревьев в её лесах возвышаются горы помоек, а по океану плавают острова из целлофановых пакетов.

– Человек – вот самый токсичный отход! – недовольно проворчал Биолог.

– Ты, Бак, прямо как наш бывший оргабот запел, – ухмыльнулся Шлемофонцев. – Космический вакуум ему пухом.

– И всё равно не понимаю, – продолжал терзать себя размышлениями Эндрю. – На кой чёрт на космических трассах создавать всю эту толкотню из мусоровозок.

– Ещё и мы у них путаемся под… – отвлёкшийся от чтения Дипер внезапно умолк, не сумев придумать – под чем можно путаться у летающих копропараллаксаторов.

С его вязаной шапочки «Atomic», которую он время от времени полоскал в тазике, сочилась вода. Капли стекали по лицу Командора, которое то ли от жары, то ли от плохого питания покрылось прыщами.

– А куда, кстати, О'Юрич подевался? – спросил Штурман, заметив на кровати сослуживца лишь одиноко нахохлившегося Виталика.

Бортинженер словно специально ждал, когда о нём вспомнят, и тут же возник в дверном проёме. Поверх его пижамы был накинут белый халат добровольного помощника санитаров, который явно жал О'Юричу в его широких плечах. Не успели разведчики остолбенеть, как Бортинженер подмигнул и украдкой сложил руки перечёркнутым нулём – фирменным жестом их отряда.

Следом за ним в палату вальяжно прошагал дроид № 2.

– Ну что, придурки космические, не сварились ещё тут? – Коля-Пылесос потряс лацканами халата в попытках охладиться. – Юрич вызвался в вашем бараке новым старостой. Посмотрим, как вы запоёте. Он вам не теннисный чистоплюй!

Николай расплылся в злорадной улыбке.

– Опять поперёк батьки назначили! – воскликнул Командор, часто моргая от стекающих на глаза струек воды.

Бортинженер чеканным шагом промаршировал до стенки, влепил Диперу подзатыльник, прошагал обратно, вытянулся перед санитаром, козырнул и по-строевому отрапортовал:

– Разрешите приступить к наведению дисциплины в отведённой мне казарме?

– Валяй, – хохотнул Коля.

– Не извольте сомневаться, ваше благородие! – О'Юрич щёлкнул пятками тапочек. – Для наискорейшей адаптации контингента прошу вверить мне плазмоштык, он же электрошокер, в количестве одной единицы! Дабы мерзавцы не вздумали ерундить!

Бортинженер энергично потряс в воздухе своим могучим кулаком.

– «Благородие», скажешь тоже, – смутился Второй санитар, но, судя по довольному лицу, подобное подобострастие пришлось ему по душе. – Пока обойдёшься свистком, а там поглядим.

Дроид Коля поспешил в ординаторскую, где можно было подставить свой перегревшийся корпус под струи воздуха, исходящие от вентилятора.

С этого дня в штрафном третьем бараке началась новая жизнь. Каждое утро, невзирая на жару, начиналось с физзарядки. Неумолимый староста раздавал команды и выполнял задания совместно со всеми. За неукоснительностью повторения упражнений также следил крокодильчик Виталик, который сидел на тумбочке, свесив картонные лапки. О'Юрич из разорванной простыни с кровати Р-Ната соорудил своему питомцу маленький халатик и фломастером написал на нём «ДППС» – Добровольный Помощник Помощника Санитаров.

Разведчики бегали вокруг кроватей на носках, пятках и коленях, ползали на корточках и на животе, прыгали то на двух ногах, то на одной поочерёдно. Бортинженер заставлял их стучать по полу кулаками, рёбрами ладоней и локтями. Парни морщились, но терпели. Они тренировали пресс, отжимались на пальцах и растягивали связки, крича от боли. В любой момент безжалостный надсмотрщик мог неожиданно стукнуть кого-нибудь под дых, приучая подопечных не расслабляться ни на секунду.

Несчастному Диперу не давалось почти ни одно из упражнений, поэтому О'Юрич беспощадно лупил Командора тапком, словно таракана. После физзарядки немилосердный сержант гнал подопечных под ледяной душ.

И никто за всё это время не попытался завести разговор о том, что Бортинженер лишь притворяется помощником дроидов. По его глазам было и так всё понятно. Да и феррудиевые ублюдки могли круглосуточно подслушивать.

Санитары на самом деле частенько наведывались в третью палату. Им нравилось наблюдать, как староста муштрует самых непокорных пациентов больницы. В такие моменты О'Юрич бросался к появившемуся в дверях санитару, вытягивался и радостно рапортовал. Лицо его становилось до неприличия заискивающим, и, казалось, будь у Бортинженера хвостик, он бы вилял им с утроенной частотой. Прежними оставались лишь глаза бывшего сержанта – хищные, цепкие и холодные. Но довольные его пресмыкающимися ужимками санитары ничего подозрительного не замечали.

К штрафному космическому бараку пропали все нарекания. Хозработы разведчики выполняли с максимальным рвением, на паршивую еду не жаловались. Даже издевательства выносили стоически, да так, что верховный дроид № 2 заскучал и от третьего барака во время ежевечерних развлечений за ужином был вынужден отстать.

Коля-Пылесос постепенно поверил, что бывший сержант Варов окончательно тронулся рассудком и реализует с попавшимися ему под руку неудачниками свои авторитарные замашки. По этой же причине Николай так и не решился снабдить своего самого преданного добровольного помощника чем-либо опаснее свистка.

Тем временем, усыпив бдительность дроидов, Бортинженер кропотливо собирал информацию об их слабостях и уязвимостях, не забывая о физической подготовке разведчиков «Нулевого парсека». По вечерам измотанный тренировками отряд обсуждал план предстоящего восстания и возвращения себе власти на борту «Довженко-19». В это время Командору поручали самое ответственное задание – сидеть в холле с книжкой у стены возле входа в третью палату и в случае опасности громко кашлять.

Немаловажную роль в разработанном плане должен был сыграть изобретённый Врачом препарат под кодовым названием «Буравчик Нечто» – специализированная смесь для дезактивации дроидов. День за днём О'Юрич, рискуя быть разоблачённым, добывал необходимые компоненты из бытовки, пищеблока и тщательно оберегаемых шкафчиков медсестры Леровой.

Пока Дипер «кашлял на шухере», нуль-парсековцы испытали придуманную Бортинженером ловушку. Он незаметно пронёс в третий отсек намотанную на руку туалетную бумагу, которая вследствие дефицита являлась привилегией медперсонала и старост (рядовые пациенты довольствовались газетами с кроссвордами, остающимися от санитара Пети).

Слоем намоченной туалетной бумаги обернули цоколь вывернутой лампочки и вернули её обратно в потолочный светильник, чтобы высчитать время, за которое бумага высохнет, а свет в отсеке, соответственно, погаснет. Операция была получена самому высокорослому из команды – Ровскому. Осуществить задуманное с первого раза у того не получилось.

Биологу сначала показалось, что сидящий снаружи Командор кашлянул. Бак испугался, сорвался с дужек кроватей, на которых стоял босыми ногами, и рухнул на пол. Он ударился больной спиной, но лампочка, к счастью, спаслась, упав на мягкий матрас. Со второй попытки разведчики наконец сумели рассчитать приблизительное время «автоматического» выключения света.

Когда всё было готово, экипаж дождался темноты и снарядил лампочку. Счёт пошёл на минуты. Староста О'Юрич выскочил в холл, пронзительно дунул в свисток и запрыгнул обратно. Дежурящие Первый и Третий санитары прибежали почти сразу же. Александр остался на всякий случай снаружи, а Пётр вошёл в третий отсек, откуда верещала трель тревожного вызова.

– Что у вас тут? – продолжающий что-то жевать Петя пристально оглядывал палату.

– ЧП у нас тут! – отчитался вытянувшийся по струнке Бортинженер. – На вверенном мне участке обнаружено неуставное использование методического пособия!

Он протянул санитару книгу «Архипелаг ГУЛАГ» и раскрыл её. Большинство страниц были безжалостно вырваны.

– Литературное произведение цинично употреблено заместо газет по причине более нежной фактуры, – О'Юрич всё-таки не смог удержаться от улыбки.

– Ты чего ржёшь, дебил? – испуганно зашептал Первый дроид. – Колька за свою любимую книжку знаешь, что с вами со всеми сделает? Давно с картошкой на голове не стояли?

Наконец туалетная бумага на цоколе высохла, и в палате погас свет. Бортинженер тут же мёртвой хваткой обвил санитару шею и приставил ему к горлу открывашку.

– У тебя, дроид, возле шейного шарнира есть тонюсенькая защитная пластина, – зашептал О'Юрич санитару в самое ухо. – Коготь фурдории проткнёт её без усилий, а под пластиной – важный силовой кабель. Будь послушным, если хочешь продолжать функционировать.

Петру совершенно не хотелось проверять уязвимые места своей анатомии, он замер, боясь шелохнуться. В кромешной тьме его подхватили несколько пар других рук.

– Что у вас со светом? – В слабо освещённом из коридора проёме возник силуэт Третьего санитара.

Тот безуспешно щёлкал выключателем.

– Лампочка перегорела! – беззаботным тоном выкрикнул ему О'Юрич из глубины палаты.

После чего подкрался, молниеносно напрыгнул на Шурика и втащил того внутрь. К этому моменту натренированный Ровский удалил с цоколя изолирующую бумагу и вернул в отсек освещение.

Обоим санитарам смотали руки и ноги лейкопластырем, сунули им в рот по куску мыла и завязали кляпы, нарванные из ошмётков простыни Р-Ната. После этого дроидов разоружили и вкатили каждому по минимальному разряду плазмоштыка, чтобы попробовать их перезагрузить.

Петя в спешке прибежал без ветеринарного пистолета, но у Шурика таковой, к счастью, оказался. О'Юрич забрал оружие себе, а Шлемофонцев начинил шприцы «Буравчиком Нечто» взамен галеровской бодяги. Бортинженер вытащил из ботинка санитара шнурок и с его помощью подвесил себе на шею коготь фурдории, как оберег от врагов «Нулевого парсека».

Кто-то из бдительных пассажиров «Довженко-19» успел предупредить дроида № 2, и тот забаррикадировался в ординаторской, перегородив дверь перевёрнутым письменным столом. О'Юрич подбирался к нему не спеша. Маскируясь, наблюдая и анализируя. Коля-Пылесос палил из двух пистолетов поочерёдно, перезаряжаясь после каждого выстрела. На это недолгое время его рука исчезала из проёма двери. Во время обороны Николай подстрелил шприцем одного из бегающих в панике по холлу пациентов.

Доползя до намеченной диспозиции, Бортинженер залёг под теннисным столом и прицелился. Все последние дни, пока санитар № 2 развлекался, стреляя по живым мишеням, О'Юрич внимательно изучал баллистику шприцев, выпускаемых из ветеринарного пистолета.

В очередной раз Колю напугала мелькнувшая тень, он произвёл выстрел и перезарядил оружие. Когда из-за оборонительного укрепления вновь показалась кисть его руки, сжимающая пистолет, Бортинженер, дожидающийся этого момента, нажал на спусковой крючок.

Игла шприца вошла в кисть Второго санитара между средним и безымянным пальцем. Коле поначалу показалось, будто он в суматохе ударил руку о дверной косяк. Но тут в действие вступил «Буравчик Нечто». Санитары Петя и Шурик должны были благодарить судьбу, что им достались банальные разряды электрошокера и куски вонючего мыла во рту.

Николай опрокинулся навзничь и начал кататься по полу, корчась в болезненных судорогах. Изо рта его шла обильная пена, глаза вылезали из орбит. Приступы удушья чередовались у него с тошнотой, голова раскалывалась, внутренности выжигало раскалённой кочергой, жар сменялся ознобом. Жуткий вой санитара № 2 многократным эхом отразился в коридорах больницы.

Мучения Николая продолжались не меньше часа. Когда он наконец перестал биться и извиваться на полу и снова смог воспринимать окружающую действительность, то увидел окруживших его штрафников из третьего космического барака. После острой фазы «Буравчика Нечто» наступило облегчение. Но даже в этом состоянии страдания санитара были раз в пять тягостнее, чем от самого сильного похмелья. Коле-Пылесосу не хотелось жить.

– Кажись, переборщил ты со своим «Буравчиком», – заявил Лыжников Врачу, глядя на измождённое зелёное лицо санитара № 2.

– Наверное, магнезия в составе была лишней, – задумчиво произнёс Шлемофонцев.

– Если эта штука даже безмозглую херню так расколбасила, то представляю, что сотворил бы «Буравчик Нечто» с человеком, – заметил Биолог и весь передёрнулся от отвращения.

Вялые манипуляторы дроида № 2 смотали лейкопластырем. Сопротивляться он даже не пытался. После этого Дипер осмелился приблизиться к пленнику и принялся его пинать, пока Зенит не отогнал Командора, указав на недостойное для разведчика поведение.

В углу за телевизором обнаружили едва живую от страха кибераптечку Лерову. Медсестра успела не раз проклясть собственную алчность – в этот вечер она задержалась на работе, чтобы запастись рецептурными препаратами для перепродажи.

Санитаров заперли в кабинете главврача. Там уже не осталось ничего, кроме пустых полок, стола и одиноко стоящего на нём телефона. Правда, воспользоваться им санитары не могли из-за туго стянутых рук и ног. С Пети и Шурика сняли кляпы, и бедолаги тут же принялись ожесточённо отплёвываться остатками мыла. Медсестру решено было не запирать вместе со всеми, так как, по общему мнению, пользы она за всё время полёта принесла разведчикам больше, нежели вреда. Галеру лишь обвязали за талию верёвкой, чтобы не потерялась во время предстоящей суматохи. Вторым концом верёвки поспешил завладеть Лыжников, привязав его к своему запястью.

Недолгое безвластье вызвало на «Довженко-19» самый настоящий хаос. Пассажиры звездолёта, днями напролёт пресмыкавшиеся перед дроидами и влачившие жалкое существование в виде безмолвных теней, преобразились до неузнаваемости. Шахтёры вперемешку с туристами носились по отсекам, громя всё на своём пути.

Когда обезвредившие дроидов разведчики вернулись в ординаторскую, там царил настоящий кавардак. Пространство оглушал вывернутый на всю громкость телевизор. Пациенты, больше напоминающие вырвавшихся из клеток обезьян, прыгали на диване и столах. Повсюду валялись переломанные стулья, пол был усеян ворохом бумаги. Один из пациентов бегал, держа в руках горшок с кактусом, и колол им визжащих сотоварищей. Ещё два пассажира доламывали барабан, подаренный больнице много лет назад подшефной пионерской организацией.

Нуль-парсековцы переглянулись и бросились наводить дисциплину, пока ошалевшие от свободы люди не разнесли звездолёт к чёртовой бабушке. Бортинженер раздавал тумаки налево и направо, Повар отобрал у вандалов единственную уцелевшую барабанную палочку, капрал убавил громкость на телевизоре, Врач реквизировал пару бутылок водки, которую какой-то пронырливый псих обнаружил в тумбочке Первого санитара. Дипер подобрал валяющийся на полу фен, оставшийся от женского отделения, и с гордым видом сунул его за пояс.

В столовой вакханалия достигла своего апогея. Одуревшие от скудного и однообразного рациона пациенты добрались до съестных запасов пищеблока, предназначавшихся для привилегированной касты медработников и старост. Взору появившихся на пороге разведчиков открылась ожившая картина средневекового пиршества в захваченном после долгой осады замке, когда правилами приличия в пылу победной эйфории можно было пренебречь.

– Имею мнение, капрал. – Повар разгладил пальцами усы, глаза его азартно горели. – Проще к этому безобразию примкнуть, чем прекратить!

– К мнению присоединяюсь. – Врач потряс отбитыми у конкурента бутылками водки. – Не каждый день из рабства спасаемся. Достойный повод отметить!

Поколебавшись какое-то время, Зенит одобрительно кивнул. Отряд разведчиков радостно устремился к столам с провизией. Притащенный из ординаторской магнитофон изрыгал весёлую музыку. Лыжников с завидной энергией принялся готовить разнообразные деликатесы, а из водки и прочих ингредиентов смешал в миске пунш. Его коллеги, не раздумывая, набросились на угощение.

Эндрю вдруг осознал, что всё это время ему для счастья не хватало барабанной палочки, спасённой им сегодня в ординаторской. С её помощью он смешивал блюда и напитки, дирижировал пустившимся в пляс пациентам и стучал по головам особо наглым из них, пытающимся дотянуться до медсестры Леровой. Женщина была ни жива ни мертва. Повару приходилось всё время подматывать «поводок», чтобы иметь возможность оградить кибераптечку от посягательств озабоченных масс.

К слову, ряды этих самых масс, освобождённых от санитарного гнёта, редели на глазах. Захмелевшие и осмелевшие пациенты один за другим исчезали за воротами территории психбольницы.

– Чего пригорюнился, капрал? – К Зениту подсел О'Юрич, подкармливая с ладони своего чёрного крокодильчика.

– Не могу придумать, как нам развернуть звездолёт, – поделился капрал своими переживаниями. – В отсеке, где был бортовой компьютер, не осталось никаких следов навигационного оборудования. Дроиды его, похоже, разгромили.

– Завтра подумаем. – Бортинженер поставил перед ним стакан с пуншем Лыжникова.

Зенит осушил стакан и довольно крякнул.

– Растёт у кока мастерство, – одобрительно улыбнулся О'Юрич и тоже замахнул свою порцию.

– В туалете Колю-Пылесоса к ответу призвали! – раздался истошный крик.

Немногочисленные пациенты, оставшиеся в столовой, одобрительно гудя, ринулись к выходу. За ними последовали и разведчики «Нулевого парсека».

Санитар № 2 лежал в ванной, куда из шлангов наливалась холодная вода. Он был всё ещё связан пластырем по рукам и ногам. И до сих пор страдал от последствий «Буравчика Нечто». Но ледяная вода немного отрезвила Колю, и в осмысленном взгляде его читалась смесь неуверенности и ненависти. Он вращал глазами, стараясь запомнить всех мерзавцев, что обступили его с довольными ухмылками на дебильных физиономиях.

Особняком выделялся Командор, который кружил вокруг ванны, сжимая под мышкой свой радиоприёмник. Разведчики и не заметили, когда Дипер умудрился улизнуть с пиршества.

– Того, кто меня сейчас развяжет, – п-пощажу. – Язык всё ещё плохо слушался Николая, а зубы его стучали от холода. – Остальным – п-пиздец!

После этой угрозы половина зевак выскользнула из туалета и скрылась за воротами больницы.

– П-попомните мои слова! – увещевал оставшихся санитар.

– П-попомните! П-попомните! П-попомните! – затараторил Командор, передразнивания Колю.

Вышагивающий вокруг ванны, сгорбившийся и подбоченившийся, он в своей шапочке «Atomic» с гребешком напоминал деревенского петуха, бесстрашно роющего землю возле сидящего на цепи пса. Неожиданно Дипер поднял радиоприёмник над головой и бросил его на покрытый керамической плиткой пол. Несчастный прибор треснул от удара и развалился на части.

Поковырявшись во внутренностях приёмника, Командор извлёк оттуда золотой перстень – ту самую печатку, потерянную Вторым санитаром.

– А вот это п-помнишь? – Дипер надел печатку на палец и поднёс её к самому носу Николая.

– Ах ты ж, гадёныш! – Санитар яростно забился в воде. – Не жить тебе, Д-дипер, не жить!

– Нет – тебе! – огрызнулся Командор. – Как сказал бы один небезызвестный оргабот.

С этими словами он извлёк из-за пояса квентабер и приставил Коле к голове.

– Ну что, дурачок, не стреляет пистолетик? – расплылся в улыбке санитар № 2. – Мозгов под шапочкой так и не завелось!

Дипер озадаченно оглядел фен, взял в руки вилку на конце его провода, покрутил её и тут заметил розетку на полу возле ванны, куда иногда включали нагреватель воды. Лицо Командора исказила ухмылка, от которой у многих присутствующих пробежал по спине холодок.

Дипер воткнул фен в розетку. Капрал было ринулся к ванне, но был остановлен Бортинженером.

– Это всего лишь дроид, – объяснил О'Юрич. – Пускай Командор учится их деактивировать – ему этот навык пригодится.

Дипер снова приставил квентабер к голове Николая и включил его. Фен загудел, вырвался из руки неуклюжего Командора и нырнул в воду. Последовал громкий треск и шипение, тело Второго дроида на миг натянулось, словно струна, и тут же безжизненно обмякло.

Воцарилась тишина, которую почти сразу нарушил мерзкий скрипучий смешок Дипера. Он был негромким, но пробирал до мозга костей. Да так, что на выход из больницы заспешили те, кто до сих пор почему-то ещё не сбежал. Отряд «Нулевой парсек» остался в гордом одиночестве.

– Не погружай в жидкость тело, которое потом погрузит тебя самого! – Командор склонился над трупом Николая и показал «козу» из пальцев его остекленевшим глазам.

Раздался тихий всплеск – печатка соскользнула с тонкого пальца Дипера и опустилась на дно ванны. Достать её тот не решился.

Экипаж поспешил покинуть мрачное место и переместился в ординаторскую. Телевизор там продолжал работать. На его экране крутился земной шар из заставки к телепередаче.

– Земля! – закричал капрал, словно матрос, завидевший долгожданную сушу. – Мы подлетаем к дому! Скоро выйдем на околоземную орбиту!

– Но кто сумел перенастроить курс звездолёта? – удивился Штурман.

Зенит подошёл к телевизору и снял с него антенну, дабы убедиться, что «Довженко-19» не на ручном управлении. Спрятанный за антенной теннисный шарик тут же скатился и заскакал по полу. Р-Нат с некоторых пор хранил их в ординаторской, оберегая от порчи обиженными соседями по палате.

– Оргабот перенастроил! – догадался Ровский. – Развернул-таки звездолёт!

– Всё же человечность в Р-Нате победила бездушную электронику, – констатировал капрал.

– Идёмте – выпьем, почтим память товарища, – предложил О'Юрич.

Запись № 33. Благодаря самоотверженности оргабота нам удалось вырваться из лап Безжизненной Зоны и не слиться со вселенским дерьмом. Слаженными действиями мы одолели взбунтовавшихся дроидов и можем немного отдохнуть. Совсем скоро произойдёт автоматическая посадка на космодроме Земли. Что ждёт нас на Родине? Как встретят нас дома? Хочется надеяться, что руководство меня выслушает и Космосодружество предпримет меры против Белой Мурены. А потом пусть отправляют меня досрочно в отставку. Сопротивляться не стану. Я невероятно устал без конца спасать миры.

Банкет продолжался долго, и рассвет застал разведчиков в самых разных уголках звездолёта «Довженко-19».

Пришедшая в сознание медсестра Лерова обнаружила себя в одном нижнем белье на столе рядом с мирно похрапывающим Эндрю Лыжниковым. Накануне он намотал на руку связующую их верёвку почти до конца. Зубами Галера отвязала её с запястья Повара, соскользнула со стола и побежала прочь, тихо шлёпая по полу босыми ступнями.

Её грандиозная грудь, затянутая усиленным бюстгальтером, подпрыгивала от каждого шага и напомнила Гертруде Альбертовне, как она вчера зажигательно танцевала, раскрепощённая лыжниковским пуншем и шлемофонцевскими таблеточками. Лерову стошнило.

В кабинете Арфеева на неё уставились проснувшиеся санитары № 1 и № 3. Они были вынуждены провести всю ночь на твёрдом полу со связанными руками и ногами. В их печальных глазах промелькнула надежда.

Медсестра сняла трубку телефона и набрала «02».