Текст книги "Русь: имя, образы и смыслы"

Глава 4. Земля

Название крупнейшей реки Восточной Европы вполне логично было перенесено на окружающие ее земли. Практика образования племенных названий от названий рек была широко распространена у славян. У восточных славян это были бужане, у западных славян – ободриты. Аналогичным образом от рек были образованы названия стран и у соседей славян – балтов: Литва и Латвия²¹¹. Индоарии от имени Волги образовали название Расатала. Согласно древнеиндийскому эпосу Махабхарата там находится исполняющая желания мифическая корова Сурабхи, причем от струи ее молока образовался Молочный океан, отождествляемый рядом современных исследователей с Северным Ледовитым океаном. В индийском эпосе сохранился древний стих жителей этой страны, который они распевали: «Ни в мире нагов, ни на небесах, ни в пышном чертоге, ни в третьем небе нет места для жительства столь счастливого, как в области Расатала!»²¹² Вторая часть индийского названия страны была образована от др.-инд. talam «плоскость, равнина», родственноого русск. тло «основание, дно», ср. выражение «дотла»²¹³. Какой разительный контраст представляет это древнее свидетельство, донесенное Махабхаратой, современному положению дел в нашей стране! Согласно иранской Авесте земля у истоков Ранхи наряду с четырёхугольной Варной, где обитали предки иранцев, также являлась «наилучшей из стран и мест обитания». Эти тексты показывают, что земли Поволжья рассматривались индоиранцами как благословенный край и самое счастливое место для жительства.

Понятно, что наши предки образовали название своей древнейшей прародины не от названия Расатала, а от исходного индоарийского названия Волги Раса. Выше уже отмечалось, что только «южная» версия этимологии Русь способная убедительно раскрыть природу «двойственной огласовки корня» у/о. Она же способна опровергнуть утверждения норманистов о том, что мягкий знак в названии нашей страны указывает на такую структуру словообразования, которая характерна для древнерусских названий финских и балтских племен, но несвойственна остальным славянским племенам. Возражая на это, О.Н. Трубачев указал, что аналогичным образом было образовано др.-русск. сербь «сербы, Сербия»²¹⁴, однако самое первое упоминание этого племени у Птолемея локализует его рядом именно с Ра-Волгой. Поскольку помимо сербь О.Н. Трубачев смог привести в качестве примера из древнерусской письменности только Скифь, это показывает, что в древнерусском языке образование этнонимов на – ь, если речь идет не о финских и балтских племенах, применяется только в том случае, когда племя располагалось в Волжском регионе или являлось ираноязычным. Поскольку из всех славянских племен наши предки подобным образом называли только сербов, данное обстоятельство указывает на то, что и форма Русь образовалась в непосредственной близости от Волги.

В латинском языке есть слово rus, ruris, означающее «деревня, село, поместье», «поле, пашня», а образованное от него rusticus имело две группы значений: 1) «деревенский, сельский, крестьянский», «простой, незатейливый, бесхитростный», «неловкий, неуклюжий, грубый»; 2) «крестьянин, землевладелец», «грубый человек»²¹⁵. Связанная с противопоставлением малокультурного деревенского жителя культурному горожанину группа значений этого корня вряд ли была изначальной, в чем нас убеждают образованные от корня рус этрусское слово Erus и латинское herus, обозначающие «господин, повелитель»²¹⁶. Последняя группа значений явно отражает более раннее восприятие обществом владельца земли.

Значение слова rus в латыни перекликается с образами двух братьев Руса в «Великопольской хронике». Р. Якобсон обратил внимание на явную однотипность имен основателей соседних западнославянских государств – Чеха и Ляха (Леха). Первоначально, предположил этот лингвист, уменьшительные формы этих имен čedo «ребенок» и ledo «новь, пустошь» рифмовались, а понятие čedska zemja «земля людей» противопоставлялось понятию ledska zemja «необработанная земля». Отсюда возникло и два племенных названия: čech/čach «человек как таковой» и lech/lach «человек необработанной земли». Мнение Р. Якобсона поддержали и отечественные исследования В.В. Иванов и В.Н. Топоров. Следует также отметить, что в английском, немецком и сербском языках слово русский устойчиво ассоциируется с зеленым цветом²¹⁷. Данное восприятие Руси как зеленой страны в достаточно удаленных от нее землях может быть объяснено представлением о богатой зеленой растительности на берегах реки. О достаточной древности подобных представлений свидетельствует схолия 120 к сочинению Адама Бременского: «Даны-варвары называют Русь Острогардом, потому что она расположена на востоке и, словно орошаемый сад, изобилует всеми благами»²¹⁸. Как видим, даны не просто воспринимали Русь в виде богатого сада, по всей видимости зеленого, но и особо подчеркивали такую его особенность, как орошаемость.

Данные индоевропейской традиции показывают, как мог в архаическом сознании воедино соединяться образ предка-эпонима, «зверя», реки и одноименной земли: «В Веронских схолиях к Вергилию рассказывается, что Иллирий, сын Гармонии и Кадма, был оставлен отцом близ р. Иллирик. Ребенка обвила собой змея, придав ему силу, позволившую Иллирию впоследствии покорить всю область, названную затем его именем»²¹⁹. Этот пример важен не только в силу его архаичности и того, что он наглядно демонстрирует связь одного имени с целым кругом символов, но и того, что в глубокой древности иллирийцы, по всей видимости, были непосредственными соседями наших предков. Анализируя самоназвания различных славянских племен, О.Н. Трубачев пришел к следующему выводу: «Описанный тип раннего славянского этнонима весьма далек от типа балтских и германских этнонимов, он ближе к кельтской, особенно же – к иллирийской и фракийской этнонимии, занимая промежуточное положение между двумя последними»²²⁰. Таким образом мы видим, что и латинское значение слова rus, и его ассоциации с зеленым цветом в некоторых европейских языках вполне встраиваются в восприятие Руси уже как страны. Еще более показательно ее восприятие данами в качестве «орошаемого сада», что указывает на достаточно архаичную связь земли и воды, самым ранним примером чего является индоарийское название Расатала.

Глава 5. Огонь

Однако зеленый был не единственным и, пожалуй, не самым главным цветом, который ассоциировался с Русью и русами, – гораздо чаще с ними сопоставлялся красный цвет. Данная ассоциация встречается уже в весьма ранних письменных источниках, упоминающих о наших предках. Ибн Фадлан так описывал свое впечатление от встречи с нашими предками на Волге в 922 г.: «Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились на реке Атыл. Я не видел (людей) с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом»²²¹. Великий азербайджанский поэт Низами описывал их подобным же образом, сравнивая их с пламенем священного огня, которому поклонялись зороастрийцы:

 
С другой стороны красноликие русы,
Пламенные, словно место поклонение магов²²².
 

Аналогичным образом восточные авторы с самого начала описывали и славян. Первое упоминание о них в мусульманской литературе принадлежит ал-Ахталу (ок. 640–710): «Как бы подлинно видишь в них толпу славян красных (или рыжих, русых)»²²³. Позднее и Абу-Мансур (ум. 980) особо подчеркнул: «Славяне – племя красного цвета, имеющее русые волосы; они граничат со страною хазар на вершинах Румийских гор. Человека красного цвета называют славянином по причине подобия его цвету славян»²²⁴.

Итальянский епископ Лиутпранд Кремонский, бывший в 949 и 968 гг. послом в Константинополе, так сообщает о походе Игоря на столицу Византии: «В северных краях есть некий народ, который греки по его внешнему виду называют Ρουσιοσ, русиос, мы же по их месту жительства зовем «нордманнами». Ведь на тевтонском языке «норд» означает «север», а «ман» – «человек», отсюда нордманны, то есть «северные люди». Королем этого народа был (тогда) Игорь; собрав более тысячи судов, он пришел к Константинополю»²²⁵. Хоть в оригинале текста стоит слово нордманны, однако практически все норманисты переводят его как «норманны»: «Ближе к северу обитает некий народ, который греки по его внешнему виду называют русью, рουσιος, мы же по местоположению именуем норманнами. Ведь на немецком языке nord означает север, а man – человек; поэтому-то северных людей и можно назвать норманнами»²²⁶ или «Этот северный род, который по телесному качеству греки зовут «красный», мы же по месту его обитания именуем норманнами»²²⁷. Что же касается отмеченного Лиутпрандом у византийцев сближения названия нашего народа с красным цветом, то еще М.К. Сюзюмов высказал по этому поводу весьма правдоподобное предположение: «Вероятно, византийцы, встретившись с народом, который называл себя «русь», невольно поразились созвучием этого слова с греческим рουσιοσ (красный) и стали объяснять это название оттенком цвета кожи»²²⁸. Аналогичного мнения придерживался и А.В. Соловьев: «Ясно, что в народном византийском произношении наряду с формой «рос» слышалось и «рус» и что греки отождествляли это имя с прилагательным ρουσιοζ (красный, рыжий)…»²²⁹ Следует отметить, что задолго до похода Игоря византийцы, как и арабы, соотносили этот цвет со славянами. Описывая в VI в. антов и славян, Прокопий Кесарийский подчеркивает: «У тех и у других один и тот же язык, достаточно варварский. И по внешнему виду они не отличаются друг от друга. Они очень высокого роста и огромной силы. Цвет кожи и волос у них очень белый или золотистый и не совсем черный, но все они тёмно-красные»²³⁰. Таким образом, данная цветовая характеристика косвенно указывает, что как византийцы, так и арабы воспринимали русов как часть славян.

Этот же цвет присутствовал в восприятии русов и на Западе. Французский эпос о Карле Великом так описывают внешний вид великана Фьерабраса (буквально «Железная рука») Русского: «Фьерабрас русский поднялся на ноги, во весь свой исполинский рост в 14 футов, с прекрасной гривой русых и курчавых волос, рыжеватой бородой и рубцеватым лицом»²³¹. Анна Ярославна, вышедшая замуж за французского короля Генриха I, называлась во Франции Анна Русская, или Рыжая. Гильом Оранжский, один из главных героев французского эпоса, однажды видит вещий сон:

 
Со стороны Руси идет пожар,
Который Рим со всех сторон объял…²³²
 

Здесь Русь вновь напрямую отождествляется с огнем. С. Герберштейн, приводя слышанные им мнения о происхождении имени русских, упоминает в качестве одного из вариантов и его происхождение от красного цвета²³³.

Весьма важно, что связь с данным цветом фиксируется и в русской средневековой традиции. В «Слове о полку Игореве» русичи упомянуты четыре раза: «…съ вами, русици, хощю главу свою приложити…»; «Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша, ищучи себѣ чти, а князю – славы»; «…а храбрии русици (поля) преградиша чрълеными щиты»; «…ту пир докончаша храбрии русичи» – «…с вами, русичи, хочу либо голову свою сложить…»; «Русичи великие поля червлеными щитами перегородили, ища себе чести, а князю – славы»; «…а храбрые русичи (поля) перегородили червлеными щитами»; «…тут пир докончили храбрые русичи»²³⁴. Как отмечает А.В. Соловьев, трудно сказать, являются ли эти эмотивные формы удачной находкой талантливого поэта, или, вернее, архаическими эпическими формулами, восходящими к песням Бояна XI в. или даже к песням времен походов Олега и Святослава, когда Симеон Магистр уже говорил об эпониме Русе. Мы видим, что два раза русичи упомянуты как храбрые воины и два раза подчеркивается их связь с красным (червленным) цветом. На западе Волыни находился город Червен (от др.-русск. чьрвьнъ «красный»), уже достаточно рано ставший центром прилегающей к нему территории, называвшейся в летописях «Червенскими городами» или «Червенской землей». С XV в. эта территория у польских и западноевропейских авторов именуется Червонной (т. е. Красной) Русью, что предполагает возникновение данного названия у восточных славян в более ранний период.

Этот регион занимал исключительно важное положение на перекрестке международных торговых путей: «Дорога из Киева через Волынь и Червенские города на Краков и Прагу являлась отрезком магистрального пути, который связывал города Запада (Кельн, Майнц, Аугсбург, Регенсбург и др.) с крупнейшими центрами Востока: Багдадом, Самаркандом и городами Китая. От трассы Киев – Краков отходила дорога через Галицкую землю и Карпатские перевалы в Словакию, Венгрию и Среднее Подунавье. К Византии вел Днестровский путь, отмеченный находками византийских монет… Через Галицкую и Волынскую земли проходила значительная часть второго пути «из варяг в греки»: Балтийское море – Висла – Западный Буг – Днестр – Черное море»²³⁵. По аналогии с известным из летописи путем «из варяг в греки» А.В. Назаренко предложил назвать эту идущую с востока на запад важную торговую магистраль путем «из немец в хазары». Косвенным показателем значимости данного пути является напряженная борьба за расположенные в Волыне Червенские города, через которые проходил его ключевой отрезок, между Русью и Польшей. По мнению А.В. Назаренко, этот регион был подчинен власти Киева еще при Олеге или при Игоре. Под 981 г. летопись сообщает о взятии Червеня Владимиром. Воспользовавшись начавшейся после его смерти междоусобицей, польский король Болеслав захватывает Червенские города в 1018 г., а в 1031 г. их отвоевывает Ярослав в союзе с Мстиславом.

В одном сравительно позднем отечественном источнике XVII в. упоминается трехчленное цветовое деление нашей страны, к которому автор известия добавил еще деление и по региональному признаку, отнеся их возникновение ко времени правления родоначальника княжеской династии Рюрика: «Первый убо от тѣхъ князей варяжскихъ рурикъ, безопасна и безоружна наѣхавъ корелу и сотвори себе единовладѣтеля, роксоланiю или русу всю раздели на великую, еяже столный градъ новгородъ великiй, на малую, еяжъ столный градъ кiевъ, на красную, еяже стольный градъ галичь, на бѣлую i черную, ихъже столный градъ мстиславль»²³⁶. Понятно, что полностью доверять данному сообщению мы не можем. В строгом смысле слова Великая и Малая Русь начинают упоминаться в источниках лишь с конца XII – начале XIV в. Тем не менее региональное деление территории нашей огромной страны существовало в гораздо более ранний период. Константин Багрянородный уже в середине Х в. знает «внешнюю Росию» с центром в Новгороде, которой чисто логически должна соответствовать и «внутренняя Росия», или «Русская земля» в узком смысле этого слова, центрами которой, как показал А.Н. Насонов, были Киев, Чернигов и Переяславль. Из этого следует, что региональное деление только что образованного Древнерусского государства возникает вскоре после объединения севера и юга Руси под единой властью, т. е. во времена не Рюрика, а его сына Игоря. Не вполне точен наш автор и в отношении цветового деления страны. Красной Русью он именует не волынские Червонные города, а лежащий южнее их Галич, что, правда, можно объяснить объединением в одно политическое целое Галицкого и Волынского княжеств, просуществовавшее с XII по XIV в.

Вместе с тем нельзя не заметить, что эти три цвета славянского протогосударства весьма точно совпадают с цветовой характеристикой индийских сословий-варн:

 
Так владыка существ, Брама, создал сперва браминов,
Развивавшихся собственной силой и воссиявших светом
Творца света (Солнца);
Затем правду, долг (дхарму), подвиг (тапас) и вечное Брахмо,
Небесную чистоту, нравственность установил владыка.
(…)
У браминов белая, у кшатриев кроваво-красная краска;
У вайшьев – желтая, у шудр – черная (краска).
(…)
Без различия варн этот мир преходящий весь браминским
Брама некогда произвел, но делами окрасились (варны).
Резкие и гневливые, любители вожделенья, насилия,
наслаждений,
Нарушив свой долг и обагрив кровью руки, до состояния
кшатриев дошли такие брамины.
Желтые, занимающиеся скотоводством,
живущие земледелием,
…не устояв в своем законе, пришли к состоянию вайшьев.
Жадные, любители неправедности, врежденья,
живущие разной работой,
Черные, утратившие чистоту, пришли к состоянию шудр
(такие) брамины²³⁷.
 

Итак, мы видим, что белый цвет соответствовал в Индии сословию браминов-жрецов, красный – воинов-кшатриев, желтый – вайшьев, т. е. земледельцев и скотоводов, а черный – порабощенному ариями местному населению, отнесенного к низшему сословию шудр.

Аналогичным образом цветом одежды различались между собой представители трех сословий в Иране: жрецы носили белые одежды, воины – красные, земледельцы – синие²³⁸. Как видим, цвет третьего сословия у различных народов может варьироваться, однако жрецы и воины устойчиво соотносятся с белым и красным цветами. Вне связи с этим сословным делением в древнерусской литературе красный цвет ассоциируется с кровопролитием, а белый – с изобилием-гобино: «Аще чернъ бываше адамантъ, см(е) рть провозвѣщаетъ, аща червлень, то кровопролитие, аще ли бѣл, то гобзину являше»²³⁹. В силу этого неудивительно, что в «Слове о полку Игореве» храбрые русичи упоминаются вместе с червлеными щитами. Аналогичный цвет воинов фиксируется и на противоположном конце индоевропейского мира – в Ирландии: «На белом теле воина темно-красная рубаха бойца, что доходит ему до колен, и украшена узорами из красного золота»²⁴⁰. В силу этого устойчивое соотнесение Руси с красным цветом можно было объяснить как указание на то, что наша страна является страной воинов, однако остается открытым вопрос, появилась ли данная связь до или после возникновения сословного деления индоевропейского общества и соотнесения каждого сословия с соответствующим цветом. Кроме того, восприятие русов как красных присутствует и у некоторых мусульманских авторов, чуждых этих индоевропейских ассоциаций.

А.Г. Преображенский понимал славянский корень рус- как русый, темнорыжий, приводя такие индоевропейские параллели, как лат. russus «кроваво-красный», лит. rusvan «темно-красный», лтш. rusa «ржавчина»²⁴¹. В.Л. Васильев сопоставил название южноприильменской Руссы с лит. rausvas «красноватый», лтш. Rusa «ржавчина», сербохорв. рус, словен. rus «красный, желтый»²⁴². Ряд лингвистов полагает, что общеславянское прилагательное рус имеет значение «красный»²⁴³. А.Н. Афанасьев еще в XIX в. утверждал: «Рыжий, по значению, тождественно с словами русый и красный, и подобно им заключало в себе первоначальное понятие светлого, блестящего»²⁴⁴. Подобное значение корня выходит за пределы индоевропейских народов, и финское rus означает также «красный, рыжий»²⁴⁵. К этому перечню можно добавить санскр. arusa «красный», «пламенный»; лат. russus «красный»; ит. rosso «краcный»; фр. russ «рыжий»; фр. ars «гореть»; перс. ruxs «сияние»; румын. rosu «красный». В индийской тантрической традиции звук r считается семенной буквой огня²⁴⁶. Наиболее ранними ассоциациями с красным цветом у человечества были кровь и огонь. Однако Русь с кровью ни у нашего народа, ни у его соседей не ассоциировалась, зато с огнем она напрямую соотносилась как у Низами, так и во французском эпосе о Гильоме Оранжском. Все это показывает, что еще одной устойчивой ассоциацией названия нашего народа был огонь.

Глава 6. Вода и огонь: вечный антагонизм или синтез?

Итак, приведенные выше данные показывают, что со времен индоевропейской общности название нашего народа ассоциировалось с двумя природными стихиями – водой и огнем. Эти начала противоположны друг другу и, казалось бы, самой природой обречены на вечное противоборство. На него указывает и русская загадка «Какая сестра сильнее брата? Вода – огня»²⁴⁷. Тем не менее в мифологии известно два случая соединения этих взаимоисключающих начал в один образ. Это – огонь, скрытый в водах ведийских риши, и огненная река. Если первый образ ограничивается Индией, то второй распространен по миру гораздо шире и присутствует в мифах различных народов. Огненная река упоминается в Библии: «Видел я, наконец, что поставлены были престолы, и воссел Ветхий днями… Огненная река выходила и проходила пред Ним…» (Дан. 7: 9—10). Неоднократно ее образ встречается и в апокрифах. Однако подобные представления были известны людям задолго до Библии. При описании загробного мира древнеегипетская Книга мертвых упоминает ужасного бога – пожирателя мертвых у Бухты Озера огня, а в 22-й главе – Водоем Огня, который преодолел усопший. Также там было Озеро двойного огня, «в котором нет места ликованию и в котором не осталось ничего дурного», а также огненный поток в тринадцатом Аате, из которого смог испить усопший²⁴⁸. Согласно древнеегипетской Книге Двух Путей в центре загробного мира Дуата протекала огненная река²⁴⁹. В Греции Платон в диалоге «Федон» говорит о существовании в Тартаре реки Пирифлегетонт (букв. «огненная река»), которая «изрыгает наружу брызги своей лавы повсюду». В нее попадают души отце– и матереубийц²⁵⁰. Данная река при описании Аида упоминается уже Гомером: «Быстро бежит там Пирифлегетон в Ахероново лоно» (Од. Х, 514).

Если обратиться к отечественной традиции, то образ огненной реки встречается уже в языческую эпоху. Анализируя захоронения на севере Руси, А.А. Фролов отмечал: «Случаи сооружения бревенчатого частокола, закрепленного в канавке, окружающей курган, известны по всей территории расселения восточных славян. (…) В древнерусских курганах с трупоположением подобная деталь обряда отмечена на территории древлян, вятичей, полян, дреговичей, в Волго-Окском междуречье. Во многих случаях частокол сжигался уже во время погребения или сразу после него. Это особенность и славянских, и древнерусских курганов. (…) Известно, что любое замкнутое пространство символизировало границу. И если насыпь представлялась как вход в иной мир, то кольцо пламени горящей оградки было символом «огненной реки», разграничивающей два мира. Представления о реке-границе многократно зафиксированы фольклористами и этнографами. Еще в XIX веке крестьяне воспринимали образ «огненной реки», лежащей на пути в страну мертвых, буквально, как объективную реальность. Этот же образ дают нам русские народные сказки, в которых герой, путешествующий в тридевятое царство, к Бабе-яге или другим подобным персонажам, связанным с миром смерти, как правило, пересекает реку или озеро, часто огненные. Образ «огненной реки» характерен и для древнерусских апокрифов, впитавших народные, то есть еще языческие, представления о мире. Обращает на себя внимание формальная противоречивость образа, совместившего противоположные стихии – огонь и воду. Вероятно, их единство, как и единство верха и низа, в представлении язычника и двоеверца, было присуще логике иного мира»²⁵¹. Образ огненной реки достаточно широко представлен как в русских сказках, так и в былинах, причем, как правило, безо всякого христианского контекста. В сказках она является границей мира людей и владений черта, девичьего царства, но чаще всего именно там происходит встреча героя со змеем: «На другую ночь Иван, крестьянский сын убил шестиглавого змея, на третью ночь девятиглавого и побросал их в огненную реку»²⁵². Исследуя сказочные сюжеты, еще В.Я. Пропп отметил, что река становится границей царства живых и мертвых и вместе с тем она является рекой огненной. Как огненная река изображается подчас в былинах Пучай:

 
Свирепая река да е сердитая:
Из-за первоя же струйки как огонь сечет,
Из-за другоей же струйки искра сыплется,
Из-за третьей же струйки дым столбом валит.
Дым столбом валит да сам со пламенью²⁵³.
 

Характеризуя древнерусские представления о загробном мире, А.Н. Соболев констатировал: «Преддверием рая и ада служит огненная река, которая отделяет жилище живых от умерших. Она со всех сторон обтекает землю, так что избежать ее нет возможности как праведным, так и грешным»²⁵⁴. Волоколамский патерик так описывает видение огненной реки, загораживающей грешникам вход в рай: «Чрезъ рѣку огненную мостъ, а на немъ искусъ. Грѣшнiи же на томъ искусѣ удержаны бываху от бѣсовъ, и во огненную рѣку пометаеми»²⁵⁵. Сохранился этот образ не только в письменной, но и в устной традиции. По смоленским поверьям, связанным со смертью, «каждая баба, идя в баню, несет с собой лучину, которую она кладет через огненную реку при переходе ее в будущей жизни»²⁵⁶. Помимо моста эту реку можно было переплыть и на лодке. В последнем случае предполагался и перевозчик, которым на Руси после ее христианизации был объявлен архангел Михаил:

 
Протекала тут река огненная;
Как по той-там реки, реки огненныя,
Да тут ездит Михайло-архадьел-царь;
Перевозит он души, души праведныя,
Церез огненну реку ко пресветлому раю,
Ко пресветлому раю да ко пресолнышнему,
К самому Христу – царю небесному²⁵⁷.
 

В этом стихе обращают на себя внимание два момента: перевозчик назван царем, как и Иисус Христос, а сам рай, названный «пресолнышним», явно связан с дневным светилом.

Данные славянского фольклора показывают, что огненная река в нем наделена космогоническими чертами. В русских заговорах ее появление относится к эпохе возникновения мира: «Сотворил Господь небо и землю и всю подвселенну; протекала река огненная, в той же огненной реке крестилась сила Господня, Петр и Павел, Михаил Архангел, сам Иисус Христос». Она имеет космические масштабы, достигая в высоту неба, а в глубину – бездны. В заговоре на сохранение скота обращаются к Господу с просьбой провести вокруг стада «реку огненную глубиною до самыя бездны»²⁵⁸. Понятно, что представление о крещении в огненной реке Иисуса Христа, его апостолов и архангела Михаила восходит не к каноническому тексту Библии, а к «двоеверной» традиции. Русские духовные стихи связывают с огненной рекой и конец мира:

 
Потечет Сион-река огненная,
От востока река течет до запада;
Пожрет она землю всю и каменья,
Древеса и скот, и зверьев, и птицу пернатую.
Тогда месяц и солнушко потемнеют
От великого страха и ужаса,
И звезды спадут на землю…²⁵⁹
 

Пока же конец мира не настал, данный элемент мироздания выполнял важную функцию его поддержания. Болгарский апокриф X–XI вв. рисует следующую картину мира:

«Вопрос: Ответь мне, что держит землю?

Ответ: Очень высокая вода.

Вопрос: А что держит воду?

Ответ: Большой плоский камень.

Вопрос: А на чем покоится камень?

Ответ: На четырех золотых китах.

Вопрос: А где живут золотые киты?

Ответ: В огненной реке.

Вопрос: А она на чем расположена?

Ответ: На другом огне, в двенадцать раз более жарком, чем сама река.

Вопрос: А на чем держится тот огонь?

Ответ: На железном дубе, посаженном прежде всего другого, и все корни его опираются на Божью силу»²⁶⁰.

Данный текст не только не соответствует библейскому описанию мира, но и содержит упоминание железного дуба, а дуб, как известно, был деревом громовержца Перуна. Это обстоятельство позволяет предположить влияние славянского язычества на текст данного апокрифа. Металлический дуб известен и русским заговорам, где он находится в центре мира: «Есть Окиан-море, на пуповине морской лежит Латырь камень, на том Латыре камени стоит булатной дуб…»²⁶¹

Если мы обратимся к текстам русских заговоров ХVII – первой половины ХIХ в. – жанру, в котором особенно сильны были языческие пережитки, – то мы увидим, что огненная река там фигурирует в первую очередь в качестве защиты, причем в заговорах самой различной тематики. Она упоминается в заговоре от укуса змеи: «Заклинаю вас шестию десятих и пять, половина рода зверина, ползающих по земли, именем Господа нашего Исуса Христа, сотворшаго небо и землю, море и небесной престол Его неподвижимый, и отрясаю болезнь и угрызения во огненную реку, исходящию от подножия Господа нашего Исуса Христа…» Фигурирует она и в заговоре от оружия: «Помолюся я, раб Божей имрык, самому Христу, Небесный Силе. Пойду я, рап Божей имрык, на море на кияне, на огненой на реке передам. (…) Обрати, Господи, раба Божева имрыка, сердце каменые, тело жилезная, ноги вощаные, руки стальныя, голова булатна. Заговариваюсь я, рап Божей имрак, от ножей булатныих, от вострыих, от сабли и каменых стрел летящих…» В заговоре от супостата ангелы «ставят вокруг раба Божия имярека гору камену, тын железной и реку огненную от колдуна, от колдуньи…». Упоминается она и в заговорах на защиту скота: «И сотвори, Господи, около моег(о) стада, раба Б(о)жия имярек, со всех стран огненную реку и огненное пламя, чтоб ни зверю, ни человеку, ни которым моим супостатом невозможно зрети, ни подумат(и), ни помыслом злым помыслити на (ра)ба Б(о)жия имярек и на его стадо и на ег(о) паству»; «…и постави, Господи, огненную реку со все с четыре стороны…»; «…и вы проведите огняную реку от востока и до запада, от лета и до севера, со всех четырех сторон…» Встречается она и в любовном заговоре: «Изо уст моих медевяных течет река огненная. Не пади, моя река огненная, ни в мед, ни в патоку… сей девицы и(мярек)… в еи в ретивое сердце и в печень… И запали, моя изоустная река огненная, тую красную девицу огнем нерукотворенным от моих слов и от моего языка…»²⁶² Как видим, в заговорах образ огненной реки достаточно положительный и используется в основном в качестве мощной защиты человека и его имущества. Появление ее в любовном заговоре возможно было обусловлено стремлением вызвать в избранном объекте жар любви, и река в данном случае является символом этого жара.

Еще более интересен другой заговор от сглаза и болезней из старинной рукописи, в котором явственно прослеживаются языческие начала, а христианство в нем едва присутствует: «Стану я, раб Божий (имярек), благословясь, и пойду, перекрестясь, отцем своим прощен и матерью благословен, из избы дверями, из двора воротами и далече в чистое поле под восточную сторону. Течет огненная река и есть через огненную реку медяной мост, и ездит медяной муж на своем медяном коне с медяным войлоком и медяными стременами. И помолюся я, раб Божий (имярек), Спасу и Пресвятой Богородице и медяному мужу: ой еси ты медяной муж, почто тебе ездить через огненную реку по медяному мосту, и поезжай ты, медяной муж, ко мне, рабу Божью (имярек), на правое плечо, а с правого на левое, а с левого под правую пазуху, под левую пазуху, и из-под левой в мою сердечную утробу, и в горячую кровь, и черную печень, и в семьдесят суставов, и восемьдесят жил. И сам ты, медяной муж, вынимай из раба Божьего (имярек) всякую скорбь и болезнь, и всякие притчи и призеры, и прикосы, и оговоры, и ветреные переломы, и ветреные прострелы и всякие грыжы; и сам ты, медяной муж, на коне выезжай, и конем своим выкармливай, и очами своими высматривай. Да в чистом поле едет встречь черемный муж и несет булатный меч, и доидоша до черемнаго камня и разсекает черемный муж булатным мечем камень на четыре части и раскинет на четыре стороны и развеет буйными ветрами по чистому полю, по темному лесу. Такожде бы у раба Божия (имярек) рассыпалась всякая скорбь, оговоры, прикосы, ветренные переломы и всякие прострелы по чистому полю, по темному лесу, всегда, ныне и присно и вовеки веков, аминь»²⁶³. Поскольку в данном заговоре черемный, т. е. красный, муж фактически тождествен медяному мужу с медяного моста через огненную реку, это обстоятельство подтверждает связь красного цвета в первую очередь с огнем. Хоть произносивший заговор человек молился Спасу, Богородице и медяному мужу, однако реальной помощи он ожидал только от последнего, что показывает позднюю и формальную вставку этих двух христианских персонажей. То, что медяной муж упоминается в одном контексте с двумя ключевыми персонажами новой религии, показывает, что под его образом скрывается какое-то языческое божество. С одной стороны, оно исцеляло людей от «всякой скорби и болезни, и всяких притч и… оговоров», а с другой – было связано с огненной рекой.