Текст книги "Проект «Калевала». Книга 2. Клад Степана Разина"

Третий труп Денис обнаружил в проходе. Неподвижные руки сжимали автомат Калашникова двенадцатой модели. Оглядев каменные стены, изрешечённые пулями, Денис мог заключить, что убитый отстреливался отчаянно, но тщетно. Кровяных следов на стенах не было, что говорило о том, что пули даже не смогли ранить цель.

Денис дошёл до конца пещеры, до кругового зала с пустым постаментом посредине. «Тут-то и должен был быть клад Разина… Но где он сейчас – неизвестно…» Рядом развалился труп человека, которого Денис знал лично. Полковник Кокарев, его непосредственный начальник. Денис увидел в его руках мобильный телефон и тут же вспомнил сегодняшний разговор у УАЗа, понял, чей голос, показавшийся ему знакомым, он слышал в трубке. Сейчас он мог с уверенностью сказать, что Семь – А – десять и Кокарев – это один и тот же человек.

А рядом валялись трупы, с такими же ужасными ранами и оружием в руках, оружием, которое оказалось бесполезным… И ещё очень сильно воняло зверьём… Кое-где можно было увидеть куски шерсти. «Господи…» – вырвалось у Дениса. Возможно, он сказал это слово впервые в жизни. «Что же за чудовище они освободили?.. – он помолчал, а потом добавил, – «Они освободили, а я в этом помог…»

Денис вышел на воздух, чтобы снова увидеть ужасную картину из сотни истерзанных тел станичников. Его взгляд ещё раз скользнул по трупу ФСБшника на входе. У того было буквально откушено лицо, а клыки зверя просто проломили череп. Тело же было исполосовано когтями. Но Дениса отвратительное зрелище на этот раз не смутило. Он уставился на военный жетон. Сам носил на шее такой же. Денис присел на корточки, чтобы рассмотреть данные. На жетоне убитого были указаны имя и фамилия, группа крови и резус фактор. «Хм, такие же, как и у меня…» – подумал Денис. А затем стянул с убитого медальон и повесил вместо него свой, а также нацепил на руку подарочные часы из платины. Потом отволок труп к воде и отправил его в протоку между камышами. «Ну, вот! Теперь, думаю, я стану мёртв официально…»

Он ещё раз огляделся. «Не знаю, какое зло вырвалось наружу, но оно просто ужасно!.. Довольно смертей!» – подумал он и добавил вслух:

– Я, русский офицер, клянусь, что сделаю всё возможное, чтобы остановить это! Я служу своей стране и буду служить до конца!

Но внезапно ему вспомнилась счастливая картина: он, жена и сын просто радуются чему-то… в их уютной московской квартире…

Денис смахнул со щеки слезу. Человечность всё-таки оставалась в нём. «Человечность…» – прошептал он. «Человечество… Человечество столкнулось со злом… С самым отвратительным, самым чёрным злом… Найти это зло!.. Я должен найти это зло и отвести от людей угрозу…»

Денис шагнул в проём между деревьями. Стараясь не наступать на трупы, он отправился по кровавому следу неизвестных чудовищ…

9. Хвалынское море

Фрол шагал по ночному лагерю, разбитому на небольшом каменистом острове. Деревьев на нём не росло, потому костров казаки не разводили. Однако лагерь был хорошо освещён южными августовскими звёздами и огромной круглой луной. Участники похода чинили оружие и врачевали свои раны. Их набег на Баку, состоявшийся несколько дней назад, едва не закончился катастрофой. Сложно сказать, сколько человек потеряло казачье войско. Времени считать погибших не было, по пятам шёл персидский флот. Но брат Фрола, атаман Степан Тимофеевич, предполагал, что полегло около пяти сотен казаков. Притом численность войска ещё оставалась высокой, где-то две с половиной тысячи людей почти на ста стругах, гружённых добычей и ясырками¹⁷. Войско обладало грозной боевой силой, однако потеряло в маневренности. Потерянные полтысячи людей были не просто воинами, они ещё были и могучей гребной силой. Теперь же флот шёл невероятно медленно. Сам Разин коротал все вечера в одиночестве, думал, куда направиться дальше. Но всё не мог принять окончательного решения.

А у Фрола был план. Чёткий, хороший план. Но для его осуществления сперва предстояло решение самой сложной задачи – убедить брата в правильности этого плана. И Фрол робел… Он знал характер брата, знал, что долгий поход ещё более закалил его. Спорить, будучи неуверенным в своей правоте, с Разиным было бесполезно. Лишь изредка кто-то из ясаулов мог сказать дельный совет. В основном Разин прислушивался к бывшему стрелецкому уряднику Бердышу, своему другу Харитонову и, что многим казалось странным, Алёне. Ясаулы порой ворчали под нос, что атаман доверяет бабе боле, чем остальным ясаулам-казакам. Однако открыто этого недовольства никто не высказывал. Всё-таки Алёну уважали, а иной раз и побаивались пуще самых лютых казаков.

Остальных ясаулов: Чертка, Щурого, Шелудяка, бывшего стрельца Кремнева, Разин почти не слушал. Да и предложения их на советах, как правило, были просты и наивны. Эти командиры нужны были атаману в бою, как беспрекословные исполнители его приказов, и ясаулы верностью отвечали.

Но двух людей на совете Разин будто бы игнорировал. Одним из них был Василий Ус, яркий предводитель голутвенных казаков. С виду простой и беззаботный, весёлый и шабутной. Но на деле хитрый и расчётливый, и очень-очень умный, что порой было сложно разглядеть за бесшабашной маской. А ещё у Уса были чёрные, почти бездонные глаза, заглянув в которые можно было ощутить на душе ледяной укол ужаса. Фрол понимал, что его брат давно разглядел и ум, и мудрость Уса, относился к нему серьёзно, но не доверял потому, что не мог разгадать его истинных замыслов… Истинные замыслы Уса вообще были загадкой для всех.

Но то, что Разин игнорировал его, своего родного брата, Фрола невероятно задевало и обижало. Да, пусть он всегда был младшим братом, о котором нужно было заботиться, да, пусть обладал скверным характером и порой совершал скверные поступки. Фрол в этом сам сознавался. Но он ведь всё равно оставался братом Степану. «Братом, не чуждым жо человеком», – повторял он сквозь зубы.

С малых лет Фрол легко схватывал грамоту и счётную науку, а у старых казаков учился языкам разных народов. Точнее заучил основные слова, которые пересказали казаки, ветераны походов. Но мог легко отличить персидский говор от турецкого. В свои шесть лет он считал и писал куда быстрее, чем десятилетний брат Степан. Однако силой Фрол не вышел, из-за чего сверстники часто надсмехались над ним. А сильный и крепкий Степан, гроза всей станицы, которого ещё мальчишкой побаивались взрослые казаки, редко заступался за Фрола, заставляя из всех передряг выпутываться самому. Фрол сознавал, что часто сам был задирой и смутьяном. Но ему очень хотелось внимания от матери и старших братьев, а он того не получал. Фрол был самым младшим в семье, а потому и почестей ему доставалось мало. Иван, а затем Степан были поводом для гордости. Сначала первый, затем второй, был провозглашён кругом Зимовейской в местные атаманы. Сначала первого, затем второго прочили в верховные атаманы… А Фрол всегда был обузой, нелюбимым братом. Оттого ему становилось обидно. «Дык ить аки сяк?» – негодовал он, – «Я жо и грамоту лучшее ведаю, и скорее мыслю… Ан, нема!» «Ты Фрол, мож грамоту и краше ведаешь», – сказал ему однажды Степан, – «Дык токмо хрен сосчитаешь, скока на поход поклажи надобно брать, скока едьбы, скока корму для лошадей, скока пороху, пистолей, да шашек… На що ж ента грамота? Послухай, брате: истая грамота, её нема в книгах, она в жизни! Поживи в походах, да краше ведать обо всём станешьси»… Этими словами и наставил Степан Фрола в свой поход за зипунами.

Но в походе все продолжали смотреть на Фрола, только как на младшего брата атамана. Никто его за ясаула не принимал, прочие командиры общались с ним, как с мальчишкой, а казаки подшучивали. Фрол просил брата помочь поднять свой авторитет в войске, но тот лишь огрызнулся, заявив, что каждого казака товарищи судят по заслугам.

Всегда понурый, с немужественным лицом, небольшого роста и нескладный, Фрол продолжал оставаться в тени.

Но ему, наконец, представился шанс. «Треба токмо не заробеть перед братом, аки всегда бывало», – наставлял он сам себя, – «В глаза ему усё гутарить, да стоять на своём. Ежели он в сомненьях, то послухать мени должон!»

Фрол отдалился от лагеря, встав на каменистом берегу Хвалынского моря. Ласковый тёплый ветерок трепал его кудри и мягкую, выросшую во время похода, бороду. Спокойное море, освящённое лунным светом, отдавало красотой и безмятежностью.

– Фрол… – окликнул его сзади голос, младший Разин обернулся, – Фрол Тимофеич… – к нему медленно ковылял Василий Ус.

– Чагой тобе, Василий?

– Чай не заблудилси? – Ус, как обычно, хитро улыбался.

– А тобе що с того? – Фрол, как и Степан, недолюбливал Уса, хотя тот и был ему вроде собрата по несчастью.

– А чагой ты зол на мени? Я, поди, тобе худа не содеял!

– Що тобе надобно, гутарю?

– Проводить тобе… Я гляжу, що заблудилси!

– Да що ты заладил: заблудилси!

– А то, що в шатёр к брату ступить хошь, да трухаешь токмо.

Фрола как ледяной водой окатили. Его нервы и так были напряжены до предела, а тут ещё Ус будто прочёл его мысли. Фрол больше не мог сопротивляться его напору.

– Аки вызнал? – опустив глаза спросил он.

– Дык усё ж у тобе на лице писано! – опять усмехнулся Ус.

– Ну, к брату я собираюси… И що?

– А чагой трухаешь-то?

– Да що привязалси-то!!! – почти взвизгнул Фрол.

– А то що не послухает тобе атаман, на юг к Фарабаду не пойдёть…

Фрол побледнел. Всю прошлую ночь он корпел над картами, весь день дорабатывал план. И молчал, молчал… Первым, кому он хотел всё изложить, был стать его брат Степан. Никто более не мог знать о замыслах Фрола Разина. А тут перед ним стоял Василий Ус и злорадно улыбался. А в его чёрных бездонных глазницах отражались яркие августовские звёзды.

Фрол ничего не ответил, а Ус, пользуясь его замешательством, продолжил.

– Да, вот токмо ежели я подмогу тобе предложу, тады глядишь и послухает…

– Що за подмогу?

– Сотню голутвинцев моих хватить тобе, щоб город взять…

«Да, он сяк усю мою задуму ведает!» – продолжал думать Фрол.

– Ты про що?

– Слухай, Фрол Тимофеич, – Ус впервые спрятал улыбку, – Давай ужо по чести! А чести ентой, аки вишь, и тобе, и мени нема от атаману… Сяк що срок настал сообща дела творить…

– Пощо мои планы ведаешь?

– Я много що ведаю. Василь Ус, поди, учёней усех, да вот токмо помалкивает. И шолом ты вчера одевал, и совету с него ждал, пока атаман спал… И що ж его таки разморило?..

Каждое слово, будто стрела, поражало Фрола. «Мож убить его? А то ить растреплет усем…» – подумал он.

– Дурень, ты Фролка, не зря твой брат гутарит! – Ус неожиданно сменил тон, а младший Разин точно снова умылся из ледяной кадки, – Пощо ж мени убивать то, коль я подмогу тобе обещаю?!

Фролу стало страшно. Он затрясся.

– Да ты, поди, колдун… Али сам чорт! Сатана истый! Сгинь! Сгинь!!!

Брат Разина повалился на камни, забился в истерике и пытался отбиваться руками. Когда он открыл глаза, Ус продолжал стоять над ним, как ни в чём не бывало.

– Усё Фрол, брось! А то, неровен час, казаки заслышат…

– Сяк и кто ты?

– Человече я, не боись. А щоб мысли читать по лицу, тутова не токмо дар нужен, тутова наука цельная… Ну що, веруешь мени? Гляжу, що нема покедова…

– Тобе шолом нужен! – равнодушно отрезал Фрол. Он впервые стал понимать замыслы этого странного человека. «Или нелюдя», – кем был на самом деле Василий Ус, Фрол уже не знал.

– Шолом мени не нужен, вот тобе и крест, и клятва, и кровью роспись сделать можу… Вот токмо треба мени, щоб шолом в чуждые руки не попал… Покедова он у гарного человека, то и дело любо, но ни персу, ни царёвым слугам не должон он достатьси!

– А я що? Чагой мени енто баешь, а не Степану?

– А потому, що ты узрел то, що от Степана сокрылось… Ну? Принимаешь подмогу мою?

– Принимаю…

– Вот и любо, а коль удастси усё сполнить, тады и погутарим о том, що наперёд ждёт…

Ус развернулся и ушёл, оставив Фрола со своими мыслями. Тот ещё долго приходил в себя. Но, окончательно набравшись уверенности, всё же направился в шатёр к брату. И вот он сделал несколько самых важных в своей жизни шагов к пологу разинского шатра.

Перед тем как войти внутрь, он невольно вспомнил всё, что приключилось с ним, его братом и прочими казаками за последние полгода.

Флот вышел из Яицкого городка в начале марта. Местные жители, сначала относившиеся к казакам, как захватчикам, провожали их как героев.

Казаки, хоть и прилично опустошили запасы Яицкого городка, зато целую зиму охотились, валили деревья, а затем делились с жителями мясом и дровами. Местное население первую зиму ело так много мяса. Сначала люди Разина пьянствовали и покушались на молодых девок, но после нескольких судов атамана окстились. Стали уважать местных и даже помогать им по хозяйству.

А многие мужики, даже те, кто ничего не ведал в военном деле, примкнули к казакам. Их прельстили сила, независимость и тяга к приключениям.

На воды был спущен самый крупный флот в истории казачества. Так говорил атаман, а старые казаки вторили ему. Сто стругов длинным караваном спускались по Яику. Если в пошлом году под весенним солнцем на голубых водах Волги войско Разина казалось крепким и грозным, то сейчас сделалось просто величественным.

Но тягаться с мощным Персидским флотом, состоящим из тяжёлых кораблей, атаман даже не думал. Это не представлялось возможным. Казачьи струги были легки и обладали слабой артиллерией, в то время как на одном персидском сандале могло помещаться до полусотни тяжёлых пушек. Старые казаки поговаривали, что турки, знатные мореходы, помогают персам в морских делах и кораблестроении.

Но зато флот Разина можно было сравнить с ордой степняков, что стремительно совершает набег на плохозащищённый город и также стремительно уходит.

Казаки, даже вся прошлогодняя голытьба, значительно преобразились. Уже нельзя было увидеть в войске людей в лохмотьях, или с плохим оружием. На каждом был стёганый тулуп или казакин. Казакины перешивались из бывших стрелецких кафтанов. Некоторые ветераны по-прежнему носили кольчуги, но от этого становились в бою медлительными и неповоротливыми. В обязательном порядке у каждого казака имелась пищаль с лёгкой подставкой под неё, похожей на ухват для стряпни. Самые расторопные бойцы, прятали себе за пояс пистоли. И отдельное внимание Разин уделил ближнему бою. За прошедшую зиму матёрые казаки обучили новобранцев владеть саблей, кого-то довольно сносно, а кто-то уже представлял, что так и родился с ней в руке. Неопытных бойцов в войске Разина больше не было.

Когда флотилия вышла в Хвалынское море, слёзы на глазах стали наворачиваться даже у самых бывалых казаков. Седые воины клялись, что никогда в жизни не видели более прекрасной картины и благодарили атамана за то, что взял их в этот поход. Юнцы были преисполнены радости и гордости, пели много песен и дурачились.

Была у них одна любимая песня, которую голосил Филька-певец:

 
Ай, ну, аки по морю, по морю,
Морю синему,
По тому было по морю, по Хвалынскому,
Сям плывут жо, восплывають усё на сто носов,
 

Фрол не выдерживал и тоже подключался к общему пению:

 
Ай, сям плывут жо, восплывають
Усё на сто носов,
Аки на ста носов, да на ста судов.
Аки един-то с их стружик поперёд бежит,
 

Эти строчки особенно весело распевались, когда на горизонте показывались одинокие купеческие суда:

 
Ай, как един-то с их стружик
Поперёд бежит,
Поперёд он возбегаеть, що ясен сокол летит,
Аки и нос-то со кормою – по-звериному,
Ай, аки и нос-то со кормою —
По-звериному,
А бока-то сведённые по-змеиному,
Ну, аки голову он держить по-кониному
 

Конечно же, никто из купцов на Каспии не мог оказать казакам достойного сопротивления, более того, купеческие кормчие, видя такой мощный флот, даже не пытались удирать, дабы лишний раз не злить своих грабителей. Когда казаки штурмовали какое-то судно, люди на нём молили только об одном – сохранить им жизни. Разин охотно всех миловал, наполняя свои струги всё новым и новым добром.

К началу лета флот покинул северный Каспий, Разин более не хотел испытывать терпение русского царя и повёл струги на Персидское побережье. Подчистую были разграблены все мелкие поселения на западном берегу. Персов казаки уже не щадили. Атаман разрешал брать ясырок для утех. Мужчин в плен не брали, сразу убивали. Персидские же правители либо ещё не знали о мощном казачьем флоте, либо боялись вступить с ним в бой.

После очередного удачного набега в конце июня Разин вместе со своими ясаулами стал держать совет. Совещались о том, как захватить первый хорошо укреплённый, но в тоже время очень богатый персидский город Дербент.

План был невероятно простым, но в тоже время дерзким и решительным. Ранним туманным утром струги, выстроившись в поперечную линию, одновременно причалили к побережью. Две тысячи казаков разом ринулись в атаку. Стражники на стенах Дербентской крепости единственное что успели – поднять тревогу, но даже не закрыли ворота. Город был взят с минимальными потерями, не больше двух десятков казаков пало. Грабежи продолжились до вечера, пока казаки окончательно не перепились. На следующее утро флот отплыл от берега, оставив за собой дымящийся в руинах город.

Впечатлённые успехом, Разин и его ясаулы решили идти на самый большой и богатый город западного побережья – Баку. Разин использовал точно такую же тактику, как и при штурме Дербента. И она принесла результат. Снова в дремавший город ворвалась дикая казачья орава, сметая всё на своём пути. Город был окружён двойной стеной. Стены эти образовывали малый и большой город. Малый представлял из себя богатый дворец, с садами, фонтанами и гаремами. В большом проживало прочее население.

Стоял полдень. Казаки увлеклись грабежом. Разин расположился на лежанке под сенью живого навеса из листьев во дворце местного хана. Две раздетые наложницы их ханского гарема пытались ублажить его. Фрол разгуливал рядом. Оказавшись в первый раз в подобном месте, он растерялся. Ему тоже безумно хотелось поскорее взять себе какую-нибудь наложницу и насытиться ею. Но его внимание отвлекали яркие цветущие сады и павлины, разгуливавшие по ним. Всё было таким причудливым и интересным…

А когда Фрол перестал отвлекаться на внутренне убранство, выбрал себе наложницу, сорвал с неё шаровары и потащил на лежанку, где-то за городом запели трубы. Разин мигом раскидал персиянок вокруг себя и напялил портки.

– А ну, за мной, брате! – скомандовал он Фролу, так и не успевшему насладиться всеми прелестями победы.

Разин увлёк брата на внутреннюю стену, с которой они могли наблюдать, как вплотную к городу подходит персидское войско, приблизительно на две-три тысячи человек.

Персы шли слаженными отрядами, держали строй. Воины разных отрядов были облачены в халаты определённых цветов: красного, жёлтого, рыжего, зелёного или голубого. Поверх халатов надевались стёганные безрукавки. Из-за широких поясов торчали сабли, а в руках наготове зловеще поблескивали подобия пищалей. Люди из отрядов, шедших позади, были вооружены длинными луками. На головах персидских воинов чернели длинные остроконечные шапки. Одинокие стражники в подобных шапках вызывали у казаков смех. А море чёрных шапок в трёхтысячном войске уже навивало испуг.

– Ах, ты жо, сучье дело! Дурни мы! Проглядели! – ругался Разин. – Аки сяк…

Потом он объяснил брату, что, видимо, гарнизон находился где-то неподалёку от города, возможно, на укреплениях, защищавших торговые пути. А на внезапную атаку с моря неизвестного врага персы никак не рассчитывали.

– Усех на стены выводить! – орал Разин, – Фролка! Дуй во дворец и казаков в больший город гони!

Первым делом Фрол выскочил на дворцовую площадь, где два десятка казаков насильничали шаховых наложниц и прочих жительниц дворца, иные выкатывали винные бочки, кто-то сносил дорогие вещи: ковры, утварь, ткани, украшения в кучи, обозначая своё награбленное добро. Казаков при взятии города всегда одолевало желание награбить побольше. И это несмотря на то, что Разин после набега отнимал всё добро и делил поровну.

– Шабаш, браты!!! Усе на стены! – заорал Фрол.

Казаки не шелохнулись.

– На стены, сучьи выродки!!! Аль слух потеряли?!

Ближайший к Фролу казак с чаркой вина в руках, икнув, ответил ему пьяным голосом:

– П-пасть закрой, хуй собачий! Ты ни атаман мени! – и отвернулся от него.

– На стены, рыла пьяные!!! – с этими криками Фрол выхватил саблю и обрушил её на голову казаку, оскорбившего его.

Фрол никогда не обладал силой способной проломить голову человеку. Но удара остроотточенной калёной саблей хватило, чтобы нанести смертельную рану.

Казак, которого он ударил, лишь обернулся, поглядев на него ненавистным взглядом.

– Ах, вымесок… – прохрипел он и упал.

– Дык що ж ты творишь!!! – вскочил ещё один казак, за ним потянулись другие, бросая свою добычу и женщин.

– Глухие щоль?!! Беда!!! – раздалось за спиной Фрола, – На стену окаянные! Перс в городе!

Фрол обернулся. За ним стоял Николай Бердыш с десятком казаков в полном боевом облачении, при пищалях, саблях и пистолях. Их вид моментально привёл всех пьянствующих в чувство. Казаки, что тешились с персиянками, стали быстро одеваться или поправлять одежду. Прочие, вскидывая на плечи пищали, сразу же кинулись на лестницы, ведущие вверх.

А Фрол стоял поражённый, проглатывая горький комок обиды. Казаки не приняли его как ясаула, даже когда им грозила опасность. Зато Бердыша, бывшего царского командира, послушались моментально. Он почувствовал, как на его глаза наворачиваются слёзы отчаянья. Зарубленный казак был первым человеком, которого Фрол убил. Только отвращения совсем не было. Вместо этого младший брат Разина снова замахнулся саблей и с криком нанёс несколько ударов по уже мёртвому телу. Затем, опомнившись, он поспешил на стены к остальным.

Ту битву, по словам самого Разина, выиграл для него Бердыш. Только его навыки стрелецкого командира помогли правильно расставить казаков на стенах и перебить персов, ворвавшихся в большой город. Оружие у персов оказалось в разы хуже, чем у казаков. Их пищали били слабо и сразили только несколько человек на стенах. А персидские лучники вообще редко добивали до цели. Зато казаки сверху вниз били точно, почти наверняка и без промахов.

Но победа эта далась большой ценой. Поднять на стены по тревоге удалось не больше трёх сотен казаков. Самых расторопных. Они в итоге и спасли большую часть своих товарищей, которые занимались в городе грабежом и насилием. Однако завязались уличные бои. Многих казаков персидские воины застигали врасплох безоружными…

Пребывая в неистовстве и отчаянии, Разин дал приказ срочно бросать город, грузить награбленное на струги и уходить. Ему лично приходилось подгонять казаков, а некоторым и грозить своей саблей. Ему уже никто не решался перечить…

Казаки захватили богатую добычу, заплатив за это жизнью пятой части своего войска. Но, что самое главное, их теперь преследовал персидский флот, появившийся из ниоткуда. И, судя по всему, это были основные морские силы шаха. Около двадцати тяжёлых парусных сандалов с высокими бортами и мощными пушками отправились в погоню за стругами. На совете ясаулы сошлись во мнении, что появление сандалов не стало результатом набега на Баку. Персидский шах, наверняка, выслал их раньше, может быть, после Дербента, может быть, после первых атак на побережье.

Но всё крайне неудачно совпало. Теперь, когда флоту Разина так нужна была скорость, он лишился гребной силы, а струги, напротив, были почти что полностью заполнены награбленным добром.

Разин не находил себе места. Фрол и ясаулы видели, что он больше не надевает свой шлем, легенды о котором ходили с самого начала похода. Чтобы заснуть каждую ночь Разин выпивал несколько мехов вина, и лишь потом разражался приступами громогласного храпа, чтобы следующим утром снова погружаться в свои чёрные думы и давать приказы гребцам направлять струги вдоль береговой линии навстречу неизвестности.

Однажды Фрол воспользовался этим. Ночью он подошёл к шатру, откуда доносился храп.

– Я до брата! Немедля надобно! – сказал он Ивану Молчуну, неустанно охранявшего Разина.

– Спит он…

– Гутарю тобе немедля! Перса завидели…

– Ну, проходь, – засмущался Иван, – Коль разбудишь…

Нескольких минут Фролу хватило, чтобы одеть шлем и выслушать то, что скажет ему неведомый таинственный голос. Иван застал Фрола склонившимся над картами.

– Не добудилси… – пожал плечами Фрол, – Токмо усёк я: не перс то! Вот карты бают, що не пройти кораблям тутова… Почудилось дозорным, кажись…

Целый день Фрол выстраивал дерзкий план, обдумывал, и набирался смелости, чтобы поговорить об этом с братом. И вот он снова предстал на пороге его шатра.

Младший Разин сделал шаг внутрь…

– А, брате… – уныло проговорил Степан. Он сидел за столом над очередной чаркой вина. Усталые зрачки на тяжёлых, налитых кровью, белках глаз застыли в неподвижности.

– Погутарить надобно… – начал Фрол.

– Ну дык, давай гутарить. Иван бает, що ты вчерась в ночь захаживал…

– Захаживал… Исчо вчерась гутарить хотел. Да разве тобе добудисся…

– А про перса баял?

– Дык, разве Иван запрост сяк бы и впустил? Вот про перса и пробаял…

– Не дело, брате, шутковать сякими вещами, – укоризненно покачал головой Разин. Фролу показалось, что он впервые в жизни упрекнул его по-доброму. Без злости и ругани.

– Я тутова карты твои поглядел…

– Беда нам, брате… – как бы, не слушая его, продолжил Разин. – А ведашь с чагой?

– Я…

– Худое дело я затеял, брате!

– Аки худое?

– Вот ходили мы кады на турку! Вот то дело было! Там казаки с вояками турчинскими бились, кои нам обиды чинили! И по делу мы турку били. А ноне сами худое дело затеяли… Дербент порушили, Баку… Они жо хоть и нехристи, да токмо мы… Енто… Кабы мыслю донесть… Сами вольные, а ясырок неволим. Нема за дело мужиков чернявых губим… Чую я, що не по правде енто!

– И що таперича, брате? Що делати мыслишь?

– Що-що? Тикать надобно, да аки? Ты жо ведаешь, мне Сварог совет давал, а ноне перестал… А усё по сему, що на худую тропу встал…

Фрол буквально озарился. Он понимал, что брат, возможно впервые в жизни, так откровенен с ним. И Фрол всё больше и больше укреплялся в мыслях, что план его примет.

– Мне Ермил-кузнец баял, – продолжал Степан, – Що шолом достойному вручает… Думал, що я за люд простой встану. А я… разбоем да грабежом упились мы, вот и плата ноне! Вертатьси, Фролка, надобно! Вертатьси! Да истую правду вершить! Вот що открылось мени!

– Любо гутаришь, брате… – ответил ему Фрол, – Вот токмо от перса уйти надобно…

– Надобно, да вот не ведаю аки…

– Я ведаю…

Разин поднял на брата свой тяжёлый взгляд. И Фрол снова ощутил привычную суровость…

– Поглядь на карту! – сказал ему Фрол.

– Ну! – Разин развернул на столе самую большую.

– Вот мы по сему берегу вниз идём, сяк? А перс с севера догоняет?

– Ну, сяк…

– Коль берегом захотим на север уйти, то перс нас может зажать меж сандалами и воями в Баку. Ты ить трухаешь, що подойдуть новые…

Разин кивнул, одобряя брата и как бы давая добро на то, чтобы он продолжал.

– А ежели крюк сделаем на большую воду, то сандалы на парусах нас вмиг догонят. Ты усё хошь оторваться скорей, повертать на восток, щоб время было до того берегу дойти.

– Ну, молодцом брате, – Разин хлопнул Фрола по плечу, – Вот аки в военном деле стал мыслить! Ладного ясаула из тебя сей поход кроит!

Фрол вдруг вспомнил убитого им казака и его дерзкие речи. Его передёрнуло.

– Но не могём мы оторватьси-то от Перса! – продолжил он.

– Не могём пока… – вздохнул Разин.

– Исть мысля! – радостно продолжил Фрол, с каждым словом чувствуя себя всё более уверенным, – Вишь, на юге город Фарабад? – пальцем он указал его на карте. – Он ить един сякой большой на усе южные краины!

– Ну… – напрягся Разин.

– А по карте усё кругом островки малые, да мелководья! Флоту персидскому не пройти! – Фрол увидел напряжение в лице брата и понял, что тот уже думал о Фарабаде, но всё равно продолжил, – Возьмём сей город, воев перебьём, оружейные разграбим, а первое заглавное – флот сожжём! Ить жо должен там флот стоять, в пример нашим стругам, по мелководью ходить!

– Должен…

– Ну вот! Город возьмём, а позжее укроемси зимовать на острове аком-нить малом! Ну а по весне разузнаем що с большим флотом у перса, и двинем нужным берегом.

Разин устало посмотрел на брата. Его лицо на секунду посетила кроткая улыбка.

– Добро, добро! Аки пить дать, ладным ясаулом быть тобе! Но про сиё я думал, брате… Дюже много думал…

– И що?

– Хрен через плещо! Сякое не выйдеть аки с Дербентом аль Баку, Перс наготове ноне. Возьмём город, дык опять казачки′ усё разграбят, да пуще шаха обозлят. А положим исчо сотен пять, енто инакше не выйдет… Флот наш незримым не пройдёть ужо… Пустое дело!

– Дай мени сотню самых лихих казаков, да десяток самых смышлёных! И возьмём!

– Брате! – Разин посмотрел с укором, – Ну, глянь правде во глаза, аки ты смогёшь сяк?

– Сможу! У нас жо исть судно купеческое, що на буксире? Вот явлюсь на нём в Фарабад, да пробаю, що купец. Товаров-то множе у нас! Я речь перса ведаю, що да аки. Станем торговать, да сяк що переполох в городе будеть. За гроши будем отдавать!

– Не поверуют! – отрезал Разин.

– Поверуют! Казаки ж на море гуляют, вот усе купцы от товара и сбаляютси! Ужо лучшее за малую цену отдать, нежели совсем лишитьси.

– Ну, положим…

– А сотня наших в тот миг в город войдёть, да усех воев порежет! Поклянусь, що насильничать не будут, и люд забижать! С сотней-то ужо сладить можно… – а вот в этом на самом деле Фрол как раз не был уверен, что разбоев и насилия не будет, но брата нужно было убедить.

– И кто ж сотню поведёт?

– Ус поведёт!

– Воно оно що! – Разин вскочил с места, – Дык енто он тобе, пёс, надоумел! А я тутова бахвалю тобе! – атаман закипал.

– Пощо обиду мени, брате, гутаришь? – старался быть твёрдым Фрол, – Я сиё задумал! А его вопросил – могёт ли. Он пробаял – могёт!

– Брешешь!

– Вот тобе крест хретьянский! – Фрол перекрестился троеперстием, – И вот тобе слово братское.

Разин опустил глаза, видимо, испытывая небольшое чувство стыда за то, что вновь несправедливо осудил брата.

– А ты с флотом стой на мелководье да жди вестей! – закончил Фрол.

– А коль погибнешь? – тяжело вздохнул Разин. – Мать ить…

– Я ж казак, брате, – Фрол положил ему руку на плечо.

Атаман поднялся, сделал круг по шатру. Его шаги были гулкими и тяжёлыми. Наконец, он посмотрел на брата и выдавил из себя:

– Ну, добро! Токмо береги собе, Фролка!

Степан и Фрол впервые с детских лет заключили себя в тесные мужские объятья.

Так Разин решился вести струги на юг, к Фарабаду.

За семь дней флот дошёл до южных берегов Каспия. Струги осадили маленький город Решт, и договорились с его ханом об условной дани для откупа. Тот, видимо, обрадовался подарку судьбы в виде столько малой платы за свою безопасность. Однако истинной целью Разина было пополнение запасов пресной воды. Это удалось. И флотилия двинулась уже вдоль южного побережья на восток.