Текст книги "«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война"

Верующие жители Ижевска к сентябрю 1942 г. внесли в фонд обороны 300 тыс. рублей и теплых вещей для воинов еще на 20 тыс. 28 ноября 1942 г. прихожане Свято-Троицкого собора Саратовской епархии сдали на строительство танковой колонны 25 тыс. рублей, и с каждым месяцем суммы пожертвований росли. В 1943 г. верующие Саратова собрали 2339 тыс. руб., а к 15 сентября 1944 г. еще 1350 тыс. руб., из них 600 тыс. на строительство шести самолетов эскадрильи имени Александра Невского. Прихожане и члены причта Покровской церкви Астрахани в начале 1943 г. пожертвовали 400 тыс. рублей. В Свердловской епархии на оборону страны за 1942 – август 1944 г. собрали 2829 тыс. рублей и т. д.[173]173
  ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 13, л. 12–13; Одинцов М.И. Власть и религия в годы войны. С. 252, 274, 378.


[Закрыть]

В конце 1944 г. каждая епархия прислала в Синод отчеты о своей патриотической деятельности по специальной форме. Выяснилось, что к этому времени общая сумма церковных взносов на нужды войны по предварительным неполным данным составила более 200 млн. рублей, в том числе по Горьковской области – 9234 тыс., Ставропольскому краю – 6130 тыс., Свердловской области – 4615 тыс., Красноярскому краю – 4179 тыс. и т. д.[174]174
  ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 16, л. 2, 10–34; ЖМП. 1944. № 12. С. 11.


[Закрыть]

Особую страницу составляет создание на церковные средства танковой колонны «Димитрий Донской». Не существовало почти ни одного даже сельского прихода на свободной от фашистов земле, не внесшего свой вклад в общенародное дело. В воспоминаниях о тех днях протоиерея церкви села Троицкого Днепропетровской области И. Ивлева говорится: «В церковной кассе денег не было, а их надо было достать… Я благословил двух 75-летних старушек на это великое дело. Пусть их имена будут известны людям: Ковригина Мария Максимовна и Горбенко Матрена Максимовна. И они пошли, пошли уже после того, как весь народ уже внес свою посильную лепту через сельсовет. Пошли две Максимовны просить Христовым именем на защиту дорогой Родины от насильников. Обошли весь приход – деревни, хутора и поселки, отстоявшие в 5–20 километрах от села, и в результате – 10 тысяч рублей, сумма по нашим разоренным немецкими извергами местам значительная»[175]175
  ЖМП. 1944. № 7. С. 26.


[Закрыть].

Собирались средства на танковую колонну и на оккупированной территории. Примером тому – гражданский подвиг священника Феодора Пузанова из села Бродовичи-Заполье. На оккупированной Псковщине для строительства колонны он сумел собрать среди верующих целую котомку золотых монет, серебра, церковной утвари и денег. Эти пожертвования на общую сумму около 500 тысяч рублей были переданы партизанами на Большую землю[176]176
  Московский церковный вестник. 1989. № 2. С. 6.


[Закрыть].

40 танков «Т-34», которые составили общецерковную танковую колонну, были построены на заводе Челябинска. Их передача частям Красной армии состоялась у деревни Горелки, что в пяти километрах северо-западнее Тулы, по месту расположения комплектующих военных лагерей.

На торжественном митинге в день передачи колонны, 7 марта 1944 г., выступил митрополит Николай (Ярушевич). Он весь период войны был одним из основных организаторов и руководителей патриотической деятельности духовенства Московской Патриархии. Уже летом 1941 г., будучи Экзархом западных областей Украины и Белоруссии, владыка был вынужден покинуть свою резиденцию в Луцке, и, переезжая с места на место в прифронтовой полосе, своими богослужениями и проповедями поддерживал дух местного населения. Патриарший Местоблюститель одобрил эту инициативу и 15 июля 1941 г. назначил его митрополитом Киевским и Галицким, Экзархом всея Украины. Но 19 сентября Киев был оставлен советскими войсками, и владыка Николай эвакуировался в Москву и в период пребывания митрополита Сергия в эвакуации в Ульяновске в октябре 1941 – августе 1943 гг. был управляющим Московской епархии.

Сохранилась обширная переписка того времени между митрополитами Николаем и Сергием. В ней, в частности, говорилось, что 25 патриарших храмов Москвы и пригородов ко дню рождения советской армии – 23 февраля 1942 г. собрали 1159 тыс. рублей, а к 1 мая на подарки военнослужащим – 541 тыс. рублей[177]177
  Крестный путь Патриарха Сергия. С. 48, 49, 69–73; Религиозные организации в СССР: накануне и в первые годы Великой Отечественной войны (1938–1943 гг.) / Публ. М.И. Одинцова // Отечественные архивы. 1995. № 2. С. 49–50, 59–60.


[Закрыть]. Под руководством владыки Николая московские приходы внесли также 2 млн. рублей на танковую колонну «Димитрий Донской», свыше 1 млн. – на эскадрилью «Александр Невский» и т. д. Сам митрополит неоднократно выступал с патриотическими воззваниями и обращениями, а 2 ноября 1942 г. был утвержден одним из 10 членов Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. В этом качестве он совершил десятки поездок по разрушенным в ходе боев районам.

В работе подобных областных комиссий участвовали десятки архиереев и священников, в том числе митрополит Ленинградский Алексий. В заключительный период войны представители духовенства привлекались и в состав других государственных комиссий, конгрессов и комитетов. Так, настоятель смоленского Свято-Успенского собора протоиерей Тимофей Глебов после освобождения города участвовал в работе четырех военных комиссий по отысканию заложенных нацистами мин[178]178
  Амельченков В.Л. Смоленская епархия в годы Великой Отечественной войны. Смоленск, 2006. С. 132.


[Закрыть]. Ленинградский протоиерей Николай Ломагин не только входил в государственную комиссию, но и выступил свидетелем обвинения на знаменитом Нюрнбергском процессе в Германии.

С каждым годом войны сумма церковных взносов заметно росла. В 1943 г. саратовские православные клирики и миряне 131 тыс. рублей внесли на восстановление Сталинграда, а новосибирские – 110 тыс. на строительство сибирской эскадрильи «За Родину». Но особенное значение в заключительный период войны имел начатый в октябре 1944 г. сбор средств в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной армии.

10 октября возглавлявший Русскую Православную Церковь после смерти митрополита Сергия митрополит Ленинградский Алексий в своем письме к И. Сталину сообщал: «Эта забота со стороны всех верующих нашего Союза о детях и семьях наших родных воинов и защитников да облегчит великий их подвиг, а нас да соединит еще более тесными духовными узами с теми, кто не щадит и крови своей ради свободы и благоденствия нашей Родины»[179]179
  ЖМП. 1944. № 10. С. 2.


[Закрыть]. Еще в мае 1944 г. митрополит Алексий и его сестра А. Погожева передали свою дачу на станции Сиверская под детский дом детей погибших солдат и офицеров[180]180
  Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 9324, оп. 1, д. 13, л. 19.


[Закрыть]. С января по май 1945 г. только в Астраханской области было собрано 300 тыс. рублей на подарки раненым бойцам, которые лежали в госпиталях Астрахани. В Саратовской области верующие собрали 3313 тыс. рублей[181]181
  Редькина О.Ю., Мордвинов С.В. Власть и Церковь в 1943–1950 гг.: проблема церковной патриотической благотворительности (на материалах Нижней Волги и Дона) // Власть. 2012. № 4. С. 119.


[Закрыть].

После освобождения части территории СССР ее духовенство и миряне также активно включались в патриотическую работу. Так, в Орле после изгнания фашистских войск было собрано 2 млн. рублей. «День освобождения Донбасса» – 10 сентября, в 1944 г. священники Ворошиловградской области ознаменовали сбором денежных средств – 202 тыс. рублей в фонд Красной армии[182]182
  ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 13, л. 34; ЖМП. 1944. № 7. С. 39.


[Закрыть]. Десятки тысяч рублей вносили священники освобожденного Крыма.

В отчете епископа Смоленского Сергия о патриотической деятельности духовенства его епархии за 1945 г. говорилось: «Сборы в храмах, производившиеся в фонд обороны, после 9 мая заменились сборами на детей фронтовиков, которые до последнего времени производятся по всей епархии деньгами, облигациями и натурой. Натура в виде яичек, масла, полотна и других продуктов сдавалась в ближайшие госпитали, детские дома, комитеты Красного Креста, сельсоветы и даже поезда с ранеными… Сделано распоряжение по церквам епархии об увековечении памяти павших воинов. Продукты, особенно «красное яичко», собирались в достаточном количестве, например, Смоленским собором сдано в местный госпиталь № 421 1000 яиц, 18 килограммов масла и много других продуктов питания…»[183]183
  Амельченков В.Л. Указ. соч. С. 158.


[Закрыть].

А в телеграмме, отправленной Святейшему Патриарху Алексию I в августе 1945 г., епископ Сергий писал: «В период после 9 мая производились сборы в пользу детей и семей фронтовиков. От Смоленского Собора на «красное яичко» в местный госпиталь было сдано питательных продуктов на 16000 руб., а от епархии на этот предмет собрано 52440 руб. В Троицу на детей-сирот убитых воинов передано в банк от Собора 20000 руб. и от неизвестных лиц 4000 руб. То же производится и по всей епархии. За текущий год в епархии собрано на оборону 1336596 руб.[184]184
  Там же. С. 158.


[Закрыть]

Епископ Уманский Иосиф (Чернов) в апреле 1944 г. сразу же после вступления советских войск в город обратился с воззванием к его жителям: «Поздравляем вас с освобождением от иноверцев – немецких оккупантов… мы призываем вас… помочь вашими пожертвованиями через Церковь или банк в Фонд обороны страны… Женщины и девушки! Не пожалейте своих колец и серег, своих ценностей, шейных крестиков и других золотых и серебряных предметов, они пойдут на помощь вашим мужьям и братьям. Помогите стране! Боголюбивые старушки! Не пожалейте для ваших сыновей ничего, ваша лепта будет принята самим Господом… да вознаградит вас Господь здесь и в загробной жизни»[185]185
  Религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны (1943–1945 гг.) / Публ. М.И. Одинцова // Отечественные архивы. 1995. № 3. С. 51–53.


[Закрыть].

В рапорте благочинного Черкасского района Киевской области протоиерея Е. Телишенко Патриарху говорилось, что сразу же после освобождения Черкасс 14 ноября 1943 г. он призвал к сбору пожертвований на оборону страны, и в результате к 1 июля 1945 г. было собрано 223 тыс. рублей и 39 тонн продуктов. Монахи Киево-Печерской Лавры за 1944 г., хотя из 30 тыс. рублей их ежемесячных доходов 25 тыс. выплачивалось в виде налогов, дополнительно внесли на оборону страны более 70 тыс. рублей[186]186
  Там же. С. 67–68; ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 18, л. 50–58.


[Закрыть] и т. д.

В советских документах можно встретить самые разные суммарные цифры патриотических взносов Русской Церкви в годы войны – от 50 млн. до 10 млрд. рублей[187]187
  РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 313, л. 3.


[Закрыть]. Но если первая цифра явно занижена, то вторая представляется многократно завышенной. По подсчетам Московской Патриархии, к лету 1945 г. было собрано более 300 млн. рублей, не считая драгоценностей, вещей и продуктов. Эту же цифру указывает в своем отчете в ЦК ВКП(б) от 27 августа 1946 г. Г.Г. Карпов[188]188
  Васильева О.Ю. Указ. соч. С. 42; РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 407, л. 72.


[Закрыть].

Реально общая сумма была больше как минимум на несколько десятков миллионов рублей, так как далеко не везде был организован четкий учет взносов даже прихожан Патриаршей Церкви, не говоря уже об обновленцах, григорианах и иосифлянах. Естественно, не учитывались и суммы, вносимые верующими под влиянием призывов иерархов Церкви непосредственно в банки.

Трудно назвать все виды патриотической деятельности духовенства. К ним относятся и антифашистские послания к народам захваченных Германией стран, и постановление Архиерейского Собора 8 сентября 1943 г. «Осуждение изменников вере и отечеству», в котором говорилось, что «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик – лишенным сана»[189]189
  ЖМП. 1943. № 1. С. 16.


[Закрыть].

В прифронтовой полосе при храмах существовали убежища для престарелых и детей, а также перевязочные пункты, особенно в период отступлений 1941–1942 гг., когда многие приходы взяли на себя попечение об оставленных на произвол судьбы раненых. Участвовало духовенство и в рытье окопов, организации противовоздушной обороны, мобилизуя людей, утешая потерявших родных и кров. В тылу, в сельских местностях бывали случаи, когда священники после воскресной литургии призывали верующих вместе с ними выйти на колхозные поля для выполнения тех или иных срочных работ[190]190
  Pap Г. Указ. соч. С. 81.


[Закрыть].

Особенно много священнослужителей трудилось в военных госпиталях. Такие госпитали были устроены в значительной части монастырей и находились на полном содержании и обслуживании монашествующих. Так, например, сразу же после освобождения Киева в ноябре 1943 г. Покровский женский монастырь исключительно своими силами организовал госпиталь, который обслуживали в качестве медсестер и санитарок насельницы обители, а затем в нем разместился эвакогоспиталь, в котором сестры продолжали работать до 1946 г. Монастырь получил несколько письменных благодарностей от администрации за отличное обслуживание раненых, а настоятельница игуменья Архелая была представлена к награждению орденом за патриотическую деятельность. Настоятельницу другого – Одесского Михайловского женского монастыря игуменью Анатолию (Букач) наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», так как она с сестрами оказала советской армии большую помощь медикаментами, продуктами и одеждой[191]191
  ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 530, л. 53; Тихие обители // Наука и религия. 1995. № 5. С. 9.


[Закрыть].

Слишком активную, по мнению властей, помощь духовенства госпиталям они порой даже пытались ограничить. Так, 12 мая 1943 г. заместитель наркома государственной безопасности Б.З. Кобулов писал секретарю ЦК ВКП(б) А.С. Щербакову: «По сообщению УНКВД по Тульской области, в г. Калуге местный епископ Православной Церкви Питирим обратился к командованию госпиталя № 2751/ФЭП № 1 с предложением принять шефство над госпиталем. Согласовав этот вопрос с…политотделом Западного фронта, командование госпиталя приняло предложение… В дальнейшем, осуществляя это шефство, церковный совет собрал среди верующих 50 000 рублей, приобрел на них до 500 подарков, которые были розданы раненым… На те же средства церковники купили и передали госпиталю плакаты, лозунги, портреты руководителей партии и правительства, нанимали парикмахеров, баянистов и т. д. В апреле месяце силами церковного хора в госпитале дважды устраивались концерты с программой русских народных песен и песен советских композиторов. Получив эти сведения, НКГБ СССР приняты меры к недопущению впредь попыток со стороны церковников входить в непосредственные сношения с командованием госпиталей и ранеными под видом шефства»[192]192
  РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 188, л. 13.


[Закрыть].

В Красноярске в годы войны в должности главного хирурга эвакогоспиталя трудился епископ Лука (Войно-Ясенецкий), известный ученый-медик, прошедший лагеря и ссылки. Благодаря его операциям большому числу раненых воинов были сохранены жизнь и здоровье. В кабинете, операционной владыки висели иконы, и каждую операцию он начинал с молитвы. Это вызвало недовольство Г.Г. Карпова, и 4 мая 1944 г. председатель Совета по делам Русской Православной Церкви попросил Патриарха Сергия принять соответствующие «меры воздействия». И все же в 1945 г. за капитальный труд «Очерки гнойной хирургии» возведенному в сан архиепископа владыке Луке была присуждена Сталинская премия I степени, большую часть которой он пожертвовал на помощь сиротам[193]193
  ГАРФ, ф. 6991, оп. 1, д. 4, л. 25; ЖМП, 1946, № 3. С. 44; Поповский М. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга. Париж, 1979. С. 330, 382–385.


[Закрыть].

В 1945 г. главный православный праздник – Пасха – отмечался 6 мая, в день святого Георгия Победоносца, и непосредственно предшествовал Дню Великой Победы. В Пасхальном послании Святейшего Патриарха Алексия I от 6 мая говорилось: «Пасхальная радость Воскресения Христова соединяется ныне со светлой надеждой на близкую победу правды и света над неправдой и тьмой… Свету и силе Христовой не возмогли противиться и препятствовать темные силы фашизма, и Божие всемогущество явилось над мнимой силой человеческой». Именно 6 мая германское командование впервые выразило желание сложить оружие.

Празднование Пасхи в 1945 г. особенно широко отмечалось в стране. В «северной столице» оно проходило без всяких ограничений: в первый раз за военный период были разрешены ночные богослужения, крестные ходы, организована массовая выпечка куличей и изготовление пасх, которые свободно продавались в магазинах (несмотря на существовавшие в тот период продовольственные карточки). В связи с ночным пасхальным богослужением был временно отменен комендантский час.

В сообщении Ленинградского уполномоченного Совета по делам Русской православной церкви А. Кушнарева отмечалось: «Пасхальная заутреня впервые за время войны проходила ночью. Кроме того, в отличие от предыдущих лет, пасхальные богослужения проводились с крестным ходом, что также, естественно, отразилось на увеличении количества верующих, присутствующих на богослужении… В 1945 г. количество присутствующих на асхальном богослужении значительно увеличилось: если в прошлом 1944 г. на богослужении во всех церквах Ленинграда было до 35 000 чел., то в этом году количество присутствующих доходило до 90 000 человек. Помещения соборов и церквей не вмещали всех желающих, и вокруг церквей образовывались большие толпы народу»[194]194
  Шкаровский М.В. Религиозная жизнь Ленинградской области в годы Великой Отечественной войны. С. 172–175.


[Закрыть].

Через несколько дней – в ночь со вторника на среду Светлой седмицы – был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. Долгожданная Победа соединилась с Пасхальной радостью. И закономерно, Святейший Патриарх Алексий присутствовал на трибуне мавзолея во время проведения в Москве 24 июня 1945 г. Парада Победы.

Таким образом, Русская Православная Церковь внесла значительный вклад в общую победу над нацистской Германией. Всего за патриотическую деятельность почти 40 представителей духовенства были награждены медалями «За оборону Ленинграда» и «За оборону Москвы», более 50 удостоены медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», несколько десятков – медали «Партизану Великой Отечественной войны». Личным примером духовенство Московского Патриархата призывало народ к мобилизации всех сил в помощь обороне и укреплению тыла. Все это, наряду с другими факторами, не могло не оказать воздействия и на религиозную политику советского правительства[195]195
  ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 1, д. 4, л. 1–3; Якунин В.Н. «Велик Бог земли Русской». С. 37; Религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны (1943–1945 гг.). С. 57–58


[Закрыть].

В настоящее время Русская Православная Церковь много делает для патриотического воспитания населения России, и изучение ее вклада в победу над нацистской Германией в этом плане большое значение. Важную роль в этой связи имеет устройство храмов-памятников Великой Отечественной войны (в частности, Блокадного храма Успения Пресвятой Богородицы на Малой Охте в Санкт-Петербурге), музейных экспозиций, выставок, фильмов, радиопередач, экскурсий и т. п.

2. Церковная жизнь блокадного Ленинграда

Церковная жизнь блокированной с суши «северной столицы» России составляет важную, однако недостаточно известную страницу ее истории. Без ее знания трудно понять, чем же держался город, ведь помощь извне была очень мала. До сих пор почти не освещена роль блокадного духовенства в укреплении духа защитников Ленинграда. Среди страха, голода, страданий измученной паствы священники православных храмов показывали примеры удивительной стойкости, христианского терпения и выдержки. Они поддерживали и ободряли прихожан, не давая погаснуть надежде, что не будет оставлен и побежден народ русский, что их соборная молитва окажется услышана, и город выстоит. Именно вера являлась тем источником, откуда черпали силы многие защитники и жители «северной столицы».

К началу Великой Отечественной войны в одной из крупнейших епархий страны – Ленинградской – уцелел лишь 21 православный храм. К тому же были еще не изжиты церковные расколы 1920-х гг. Большинство храмов относилось к Московскому Патриархату, Ленинградскую епархию которого возглавлял митрополит Алексий (Симанский). В самом городе и северных пригородах, оказавшихся в кольце блокады, в его ведении находились шесть храмов: Николо-Богоявленский кафедральный и Князь-Владимирский соборы, церкви Никольская Большеохтинская и Волковская кладбищенские, Димитриевская Коломяжская и Спасо-Парголовская. К обновленческому движению[196]196
  Обновленчество – реформаторское движение в Русской Православной Церкви. Организационно оформилось в мае 1922 г. Среди инициаторов его преобладали священнослужители, недовольные своим положением и рвавшиеся к церковному руководству, которые понимали, что это возможно лишь с помощью гражданских властей. Но были и видные обновленцы-проповедники, искренне выражавшие реформаторские идеи. Большинство же рядовых участников движения оказалось включено в него самой логикой развития событий. После ареста Патриарха Тихона и вынужденного отказа его 12 мая 1922 г. от руководства церкви, обновленцы более года доминировали в церковной жизни, запятнав себя прямым сотрудничеством с ГПУ. Однако, сразу же вслед за освобождением Патриарха 27 июня 1923 г. начался катастрофический спад их влияния. Обновленчество в целом, как явление того времени, оказалось ошибочным. Преобладающая часть верующих была настроена к нему враждебно, и это оказалось непреодолимым препятствием. Постепенно все более угасая, движение окончательно прекратило свое существование в 1944–1946 гг.


[Закрыть] принадлежали Спасо-Преображенский собор и церкви на Серафимовском кладбище и станции Лисий Нос. Ими управлял протопресвитер Алексий Абакумов. Наконец, в городе оставался последний иосифлянский[197]197
  Иосифлянство – церковное течение, возникшее в Ленинграде осенью 1926 г., после того, как был арестован и сослан только что назначенный на Ленинградскую кафедру митрополит Иосиф (Петровых). В конце 1927 г. организационно отделилось от большинства Патриаршей Церкви, последовавшего за митрополитом Сергием (Страгородским). Иосифляне протестовали против фактического подчинения Церкви государству. Движение жесточайшим образом подавлялось репрессивными органами и в основном было разгромлено к 1934 г. Ленинградский храм святой Троицы, с этого времени оставался единственным официально действовавшим в СССР. Значительная часть иосифлян перешла на нелегальное положение и продолжала свою деятельность тайно.


[Закрыть] храм – Свято-Троицкий в Лесном, где служил иеромонах Павел (Лигор). Общее количество штатных православных священнослужителей в Ленинграде не превышало 25 человек, кроме того, было около 30 приписных, заштатных и тайных священников.

С первых же дней войны духовенство «северной столицы» посвятило себя защите Родины. Ленинградский митрополит Алексий (Симанский) утром 22 июня служил литургию в Неделю всех русских святых в Князь-Владимирском соборе. Престол, посвященный этому празднику, был устроен в притворе храма в декабре 1920 г., к 1941 г. он был давно упразднен, но сам праздник продолжал отмечаться в соборе архиерейским служением. Вернувшись после службы в свою квартиру при Николо-Богоявленском соборе, митрополит узнал о начале войны. Получив вскоре патриотическое послание Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия от 22 июня, владыка Алексий сразу же сделал его достоянием всех православных города. А 26 июля митрополит сам написал обращение к верующим и духовенству «Церковь зовет к защите Родины», в котором отмечалось: «…война – священное дело для тех, кто предпринимает ее по необходимости, в защиту правды и, приемля раны и страдания и полагая жизнь свою за однокровных своих, за Родину, идет вслед мученикам к нетленному и вечному венцу. Поэтому Церковь и благословляет эти подвиги и все, что творит каждый русский человек для защиты своего отечества… Церковь неумолчно зовет к защите Матери-Родины. Она же, исполненная веры в помощь Божию правому делу, молится о полной и окончательной победе над врагом»[198]198
  Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война: Сборник церковных документов. М., 1943. С. 54.


[Закрыть]. Отмечая горячий отклик ленинградцев на послание митрополита Сергия, владыка поддержал инициативу приходских советов и многих верующих по оказанию помощи обороне страны.

Особенную известность получило слово митрополита Алексия за литургией, произнесенное 10 августа в Московском Богоявленском соборе. В нем говорилось, прежде всего, о патриотизме и религиозности русского человека: «Русский человек бесконечно привязан к своему отечеству, которое для него дороже всех стран мира. Ему особенно свойственна тоска по Родине, о которой у него постоянная дума, постоянная мечта. Когда Родина в опасности, тогда особенно разгорается в сердце русского человека эта любовь. Он готов отдать все свои силы на защиту ее; он рвется в бой за ее честь, неприкосновенность и целость и проявляет беззаветную храбрость, полное презрение к смерти… Как во времена Димитрия Донского и святого Александра Невского, как в эпоху борьбы с Наполеоном, не только патриотизму русских людей обязана была победа русского народа, но и его глубокой вере в помощь Божию правому делу; как тогда и русское воинство и весь русский народ осенял Покров Взбранной Воеводы, Матери Божией, и сопутствовало благословение угодников Божиих, – так и теперь, мы веруем, вся небесная рать с нами. Не за какие-нибудь наши заслуги пред Богом достойны мы этой небесной помощи, но за те подвиги, за то страдание, какие несет каждый русский патриот в своем сердце за любимую Мать-Родину… и какие бы ужасы ни постигли нас в этой борьбе, мы будем непоколебимы в нашей вере в конечную победу над ложью и злом, в окончательную победу над врагом»[199]199
  Правда о религии в России. М., 1942. С. 104.


[Закрыть].

Через несколько дней после богослужения в Москве митрополит возвратился в свой город, к которому уже рвались немецкие войска. Авторитет и влияние Ленинградского владыки в это время были настолько велики, что 12 октября Патриарший Местоблюститель в своем завещательном распоряжении именно его назначил своим преемником.

Тысячи верующих ленинградцев ушли в первые дни войны из родного города на фронт. Духовенство «северной столицы» не только утешало молитвами оставшихся прихожан, но и поощряло их к самоотверженному труду, вселяло веру в победу над врагом. Священнослужители в своих проповедях разоблачали антихристианскую и античеловечную сущность нацистской идеологии. Горячий отклик в сердцах верующих находили ежедневные молитвы о победе русского оружия. Но не одними молитвами и проповедями вносила Церковь свой вклад в защиту Родины.

По предложению митрополита Алексия, уже с 23 июня приходы Ленинграда начали сбор пожертвований на оборону. Владыка поддержал желание верующих отдать на эти цели имевшиеся в храмах запасные суммы, порой очень значительные. Следует отметить, что сбор средств на нужды обороны получил широкое распространение среди приходских общин города с июля 1941 г., хотя всецерковный призыв «трудами и пожертвованиями содействовать нашим доблестным защитникам» глава Русской Православной Церкви митрополит Сергий огласил только 14 октября 1941 г.[200]200
  Куроедов В.А. Религия и Церковь в Советском государстве. М., 1981. С. 98.


[Закрыть] Особенно активно проявлялось желание оказывать запрещенную с 1918 г. благотворительную помощь. Вспоминали опыт Первой мировой войны, когда многие приходы устраивали госпитали.

Вскоре после начала войны тревожные сводки с фронта стали дополняться прибытием живых свидетелей сражений, раненые бойцы заполнили городские больницы и переоборудованные под госпитали школы и другие учреждения. Забота о раненых стала важным делом жителей Ленинграда, и в городской совет Красного Креста и Ленгорисполком начали поступать заявления от церковной общественности. В одном из таких заявлений от президиума «двадцатки» (приходского совета) Князь-Владимирского собора от 24 июля 1941 г. говорилось: «В минуты трудно переживаемых обстоятельств военного времени долг каждого гражданина – идти навстречу Отечеству в облегчении разного рода затруднений. Этому учит нас и религия наша. Исполняя завет Христов о любви к ближнему, представители верующих – двадцатка Князь-Владимирского собора – выражает свое желание открыть в тылу лазарет для раненых и больных воинов. На оборудование и содержание лазарета двадцатка могла бы предоставить все имеющиеся у нас средства – свыше 700 тыс. рублей. В дальнейшем, если материальные условия доходности собора не изменятся, двадцатка принимает на себя решение, отказавшись решительно от всех расходов, кроме самых неотложных по содержанию собора, ежемесячно субсидировать лазарет в сумме 30 (тридцать) тысяч рублей»[201]201
  ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 79, л. 1.


[Закрыть].

Приходской совет собора выполнил свое обещание и 8 августа передал для раненых воинов 710 тыс. из 714 тыс. имевшихся у общины рублей. Однако открыть и содержать свой лазарет прихожанам не разрешили, подобная конкретная благотворительная деятельность осталась под запретом и после начала войны. Приходам позволяли перечислять деньги только в общие фонды: Красного Креста, обороны и т. п. Но даже такое ограничение не погасило воодушевления верующих и духовенства. Храмы отказывались от всех расходов, кроме самых необходимых. Повсеместно солдатам собирали теплые вещи, прихожане жертвовали продовольствие для больных и т. д. В своем обращении от 26 июля 1941 г. митрополит Алексий упомянул, что какие-то неведомые богомольцы принесли в храм и положили у иконы святителя Николая в укромном месте пакет, в котором оказалось 150 золотых десятирублевых монет старой чеканки; они тут же были внесены в банк на нужды обороны. 385 тыс. рублей в первые дни войны выделил Николо-Богоявленский собор, всего же к концу 1941 г. свои патриотические взносы сделали все православные приходы Ленинграда на общую сумму 2144 тыс. рублей[202]202
  Там же, д. 209, л. 154, ф. 9324, оп. 1, д. 4, л. 1–2, 53,


[Закрыть].

С конца июня 1941 г. храмы стали заметно заполняться народом: горожане приходили помолиться за своих близких. Существует много свидетельств активного проявления религиозных чувств буквально с 22 июня 1941 г. Перед лицом надвигавшейся великой беды у людей пропал страх подвергнуться репрессиям за посещение храмов, проповедь Слова Божия и т. п. Это была первая победа над воинствующим безбожием. Тяжелые испытания и лишения войны тоже стали одной из причин значительного роста религиозности в стране. Представители разных слоев населения искали и находили в Церкви моральную опору и утешение, своеобразную психологическую нишу. Способствовали всплеску религиозности и патриотические призывы церковных иерархов, появившееся чувство православного возрождения, а также эсхатологическое восприятие произошедших событий у части горожан. В сводках партийных информаторов и Ленинградского Управления НКВД осенью 1941 г. сообщалось о широком распространении в городе путем рассылки анонимных писем религиозного содержания[203]203
  Ломагин Н.А. Неизвестная блокада. Кн. 1. СПб.; М., 2002. С. 317.


[Закрыть].

Богослужения пришлось приспособить к военным условиям: утром они начинались в 8 часов, вечером – в 16, ведь молящимся нужно было успеть благополучно вернуться домой до наступления комендантского часа. Молодые церковнослужители ушли в армию, народное ополчение, на оборонное строительство. Оставшиеся изучали средства противопожарной и противовоздушной обороны и возглавили соответствующие группы прихожан, созданные при каждом храме. Были образованы и группы сохранения порядка на случай паники во время богослужения. Среди оборонных мероприятий важное значение имела маскировка соборов, которые могли бы стать ориентирами и целями при воздушных налетах на город. В августе началась маскировка их золотых куполов с помощью чехлов, маскировочных сетей и окраски в защитный цвет. До сих пор на окнах Николо-Богоявленского собора остались внутренние ставни, сделанные в начале войны. Тогда они плотно закрывались, чтобы даже огонек свечи или лампадки не просочился наружу и не стал ориентиром для фашистских бомбардировщиков.

Фронт стремительно приближался к Ленинграду. 15 июля в городе были введены продовольственные карточки. Немало ленинградцев, среди них и несколько священников, опасаясь за свои семьи, проводившие лето на даче, выехали за ними, но неожиданно сами оказались в оккупации[204]204
  ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 1, д. 7, л. 19.


[Закрыть]. 8 сентября сомкнулось кольцо блокады. Начались артиллерийские обстрелы города. От снарядов и бомб пострадали Никольский, Князь-Владимирский соборы, здание бывшей духовной академии, где тогда размещался госпиталь. Даже отдаленная Коломяжская церковь св. Димитрия Солунского в ночь с 17 на 18 ноября 1941 г. подверглась бомбардировке. Один из ее прихожан – С.И. Каякин – был убит прямо в церковной сторожке. В сообщении приходского совета о последствиях ночного налета также говорилось о причиненных церкви повреждениях: «Входные двери с левой стороны храма повреждены и раскрыты силой воздуха, выбиты стекла с левой стороны здания, внутри здания повреждены четыре образа, разбиты в них стекла»[205]205
  Там же, ф. 7384, оп. 33, д. 126, л. 86.


[Закрыть]. Кроме того, была разрушена ограда и повреждена церковная сторожка.

Но богослужения в действовавших храмах продолжали совершаться ежедневно. Первоначально по сигналу тревоги верующие уходили в бомбоубежища, затем привыкли, и службы зачастую не прерывались, лишь дежурные МПВО поднимались на крыши храмов. «Всегда точно в 8 часов утра начиналось утреннее богослужение и в 4 часа дня вечернее, – вспоминал позднее прихожанин Князь-Владимирского собора, – иногда во время служб раздавались сигналы воздушной тревоги. Сначала молящиеся уходили в оборонные убежища, но потом уже настолько свыклись с шумной работой тяжелых зениток, с раскатистым гулом отдаленных фугасных разрывов, с дребезжанием стекол, что продолжали стоять, как ни в чем не бывало, только дежурные МПВО занимали свои места. Наши нервы оказались крепче, чем предполагали наши враги. На всякий случай у нас в соборе ввели дежурство двух медицинских сестер на праздничные и воскресные богослужения для оказания медицинской помощи. Особенно тяжело стало с наступлением зимних холодов. Стали трамваи, прекратилась подача электрического света, керосина не было… Иногда в соборе мы заставали с утра весьма неприятную картину. В соборе более 500 стекол, за ночь от упавшей вблизи бомбы воздушной волной выбито несколько стекол, по собору гуляет свежий ветер. Пока шла срочная зашивка фанерой окон, масло в лампадах замерзало, руки стыли»[206]206
  Как мы переживали в Ленинграде первый год войны // ЖМП. 1943. № 3. С. 30–31.


[Закрыть].