Текст книги "Властитель"

38
ПОСОЛЬСТВО КНЕХТОВ

Мы находили на своем пути пустые селения. Здесь, в пригороде столицы, слухи о нас были несколько преувеличенны. Или искажены. Так или иначе, обитатели исчезали, оставляя нам дома из камня за каменными же стенами. Однако поля, вползающие на отвалы предгорий, желтели созревающим хлебом. Сады были полны плодами. Бродил скот, которого с собой взять не было никакой возможности – тарканы, лорки, лошади, быки Мелкий скот с движимым имуществом взяли с собой в столицу.

И кто жил здесь, в этих домах-поместьях, теперь нельзя было отгадать. Скорее всего абры, зачем людям бежать.

Из столицы навстречу нашему войску выехало посольство. Возглавлял посольство человек по имени Себастьян. Он прибыл как лучший друг, с дарами сладкой пищи, вина, самоцветов. Все в лучших традициях. Члены посольства – они же слуги Себастьяна, – согласно какой-то внутренней иерархии, состояли из абров и людей. Кнехты благоразумно не показывались. Но Себастьян говорил от имени Прокуратора Монгрота.

Принимали посла в большой юрте. Ставр, я, Сангор и Арсун представляли верховную власть войска. Я попросил присутствовать Малинина как возможного советника. Шестым был кнехт Тсарг, окольцованный железным ошейником, недовольный и злобный по этому случаю.

Себастьян вздрогнул, увидев Тсарга, и, передавая нам волю Прокуратора Монгрота, неизменно кланялся в сторону ухмыляющейся обезьяны – кнехта.

Прокуратор Монгрот, устами смуглого и кучерявого Себастьяна, предлагал нам вечный мир. Он соглашался забыть все обиды, причиненные нами, все беспокойства, смуты и разорения простых граждан. Он предлагал всем абрам и сколотам остаться в пределах великой столицы, где расположена резиденция Бога-Отца, которого представляет Прокуратор Монгрот. Особенно хорошо будет сколотам. Им дадут богатые имения, возделанные поля, дома, сколько угодно красивых женщин. За это сколоты будут служить в войске Бога-Отца и усмирять его врагов, а добычу будут брать себе.

Кентаврам-арланам не предлагали остаться, потому что им противна оседлая жизнь. Они тоже будут союзниками и возьмут с собой вещей и скота, сколько пожелают.

Малинин попросил разрешение у высокого собрания задать несколько вопросов. Ему разрешили.

– Сколько в столице кнехтов? – быстро спросил он.

Себастьян почему-то шмыгнул мокрым носом и покосился на Тсарга:

– Никто не считал. Очень много.

Тсарг удовлетворенно хмыкнул. Ставр подозвал воина и что-то шепнул. Тот подошел к Тсаргу и страшно ударил его рукоятью меча по скуле. Себастьян вздрогнул. Тсарг не потерял сознание, но молчал остальное время приема.

– Когда появились кнехты в столице? – Три поколения назад.

– Сколько сейчас абров в столице?

– Тысяч двести.

Мы переглянулись, но Малинин продолжил:

– Сколько у кнехтов воинов?

– Почти все абры-воины ушли с войском. Остались женщины и дети. Может, тысяч пять-десять осталось.

– Сколько кнехтов?

– Примерно столько же, – ответил Себастьян и испуганно шмыгнул носом.

– Хорошо. Есть ли у кнехтов женщины и дети?

– Нет. Женщин они берут наших и абрских. А детей у них нет.

– Хорошо. Сколько рабов в столице?

– Много. Особенно много приведены в эти дни из пригородов. Все забито. Тысяч сто-сто пятьдесят.

– Абры тоже бывают рабами? Себастьян молчал некоторое время, потом решился:

– Могут, но редко.

– Ты тоже раб?

– Да, я раб Прокуратора Монтрота и его супруги.

Теперь запнулся Малинин. Никто не оглянулся на меня, хотя все знали историю моего здесь появления. Наконец Малинин спросил:

– Имя супруги Прокуратора?

– Елена Ланская.

– Давно она стала супругой Прокуратора?

– Месяца два-три. Как появилась, так вскоре и стала. До нее были другие.

– Она добровольно стала его супругой? Себастьян был удивлен:

– Как же?.. Кто же не будет рад? За великое счастье почитают.

– Ты тоже считаешь, что это великое счастье?

– Конечно. Это ясно.

– И другим ясно?

– Конечно. – Посол был сбит с толку и не понимал, что удивляло нас

Убедившись, что посол искренен и что ему больше нечего сказать, мы отпустили его: "вожди будут думать, вожди обсудят предложения Прокуратора".

А когда посольство вместе с личным рабом Прокуратора увели, Малинин подошел к кнехту:

– Отвечай, тварь, вы только на людей можете воздействовать или на всех разумных?

Тот попытался прикинуться непонимающим, но наш философ был слишком поражен своей догадкой, чтобы играть в кнехтовы игры.

– Будешь отвечать?

– Не понимаю. Какие такие воздействия-содействия?

Малинин внезапно схватил кисть кнехта и вытащил свободной рукой нож:

– Отвечай! Есть воздействие?

– Не знаю ничего.

Малинин просунул кончик ножа под черный ноготь кнехта и надавил. Когда было отделено уже два ногтя, кнехт разговорился:

– Да, верно, существуют приемы как массового воздействия, так и индивидуального. Один кнехт может справиться только с теми, кто прошел предварительную подготовку. Но предварительная подготовка требует присутствия многих кнехтов. Чем их больше, тем лучше и чище психическая обработка материала. Лучше всего работать с абрами, труднее – с людьми; за людьми нужен постоянный присмотр. Арланы почти не подвергаются психической атаке. Их и оставляют в покое.

Я слушал, и меня душила такая жуткая ярость, что постепенно предметы и люди вокруг исчезли в черном тумане, доносились лишь голоса, которые я тоже перестал понимать, потому что вдруг представил кнехта и Лену одних…

– Сергей! Сергей! – кто-то звал меня и тряс за плечо.

Стало проясняться в глазах. Все смотрели на меня. Потом отвернулись. Даже в оранжевых глазах Арсуна я увидел сочувствие.

– Что будем делать? – спросил Ставр. – Делать что-то надо. Ей ты, пес! – обратился он к кнехту. – А как уберечься от вас?

– А никак, – ответил Тсарг. – Если уж обработка проведена, то это необратимо,

– Не может быть. Ты врешь, отродье. Должно быть противоядие.

– Время может лечить. Но не очень хорошо. Абры, например, не могут нас ненавидеть.

– Арсун! Это правда? – спросил Ставр.

– Нет, почему… Могу… – нерешительно ответил Арсун.

– Тсарг! – сказал я. – Ты сможешь привести сюда Елену?

– Конечно, вождь. А ты ее убьешь? Или ногти вырывать будешь? Я бы посмотрел…

39
СЧАСТЛИВАЯ ЛЮБОВЬ

На лугах, на брошенных вокруг полях в избытке хватало корма для верховых животных и тарканов. Воины ловили для еды скотину, забытую в бегстве. Здесь было меньше зверя, чем в степи, когда походя брали облавами бизонов, антилоп, оленей, свиней. Но домашняя скотина была слаще и нежней.

В садах росли яблоки, груши, сливы и любимая арланами амриса, напоминающая вкусом апельсин и яблоко одновременно. Хорошо обрабатывались огороды с морковью, огурцами, помидорами, свеклой.

Я все ходил, осматривал, а за мной неотступно – то вереницей, то толпой – следовала моя сотня телохранителей-арланов.

Сколько еще?.. Сколько еще до вечера?..

Потом вечер наступил, и все то же посольство с тем же кучерявым Себастьяном привезло ее, Лену…

И она была рада видеть нас, расцеловала всех по очереди – меня, Исаева, Малинина, Катеньку, Марго. Попросила провести к Кочетову и Илье.

Увидев Илью, она расплакалась. Держала его за руку, пыталась что-то сказать, но слезы лились, лились, смывая слова.

Она о чем-то говорила с Катенькой и Маргаритой, просила показать воеводу Ставра, о котором была наслышана, сказала ему несколько теплых слов…

Я… мы все чувствовали какое-то лихорадочное ожидание, странную нервозность, накалившую атмосферу нашей встречи… Она избегала моего взгляда, говорила со всеми одновременно, вспоминала прошлую жизнь, и все ожидали… Чего? Чего ожидал я?..

Наконец более оттягивать неизбежное стало невыносимо, и, вздохнув, она взяла меня за руку:

– Милый, нам надо поговорить. Пойдем погуляем.

Малинин вслед качал головой, Кочетов злобно и ясно поглядывал на нас, на Исаева, на степь, на гигантских тарканов…

– Милый! Ты должен понять меня… Я тебя никогда не забуду… Самые счастливые моменты в жизни в прошлом у меня навсегда будут связаны с тобой… Ты самое светлое, что было… Будем друзьями… Я так счастлива!.. Мой муж… Мой любимый!.. Мое счастье!..

Конечно, она говорила так, как говорит женщина, которая любит, тому, которого уже не любит. Обычный треп, которого не произносила разве что Ева, потому что тогда был только один мужчина – Адам, а другие только проектировались. Но вот в чем дело, до конца все понять мне мешала сидевшая занозой мысль, что в этот извечный треугольник, кроме нас с ней, вовлечен не человек, а чудовище. Злобное, страшное, мерзкое, но в котором весь смысл ее жизни, и что бы там ни говорили об искусственном происхождении ее чувства… Что же тогда естественно?.. И как можно в любви обладать свободой воли?..

– Если с ним что-нибудь случится плохое, умру и я, – говорила Лена, и сердце мое разрывалось, потому что я был согласен и на это…

Кучерявый Себастьян семенил рядом со мной:

– Нам пора, Величайший вождь. Дозволь нам отправиться в обратный путь, ибо, если мы приедем слишком поздно, нас накажут.

– Пусть едут, – сказал Ставр. – Толку-то!.. Потом быстро стемнело, и ярко зависла в небе ополовиненная кровавая луна. Крови напилась…

Небо раздалось, раскинулось еще необъятнее. Земля вся в красном серебре – свет пронизывает воздух и прохладно-душен, я задыхаюсь. Неподвижно, тяжко стояли громады телег и кидали огромные тени, от себя, Тихо бежит вода реки; глубинный холод и мрак манит – какая в общем-то мерзость!.. Что? И что у меня на душе, что за черные толпы видений бродят у меня внутри?..

Я оглянулся: за мной скользили тени кентавров. Охранители моего бренного тела… Но что я мог сделать? Запереть Лену?.. Привязать к столбу пыток?..

Я был рядом с юртой наших раненых. Рядом… я заглянул. Кроме Ильи и Кочетова, были здесь Марго, Катенька и Малинин. Они о чем-то беседовали и замолкли при виде меня. Яркий огонек светильника заставлял их тени заговорщицки метаться по стенам.

Мы смотрели друг на друга. Наконец Илья пригласил:

– Заходи, чего стоишь у входа.

Я вошел.

– Мы о ней говорили, – пояснил Илья. – Вот Виктор, – кивнул он на Малинина, – пытается нас убедить, что кнехты просто перевели вектор влечения, не изменив природы ни ее чувства, ни ее саму.

– О чем это вы? – спросил я, не стараясь вникнуть в суть объяснения, но понимая, что не могут они не обсуждать… Я пожалел, что пришел сюда.

– Нет, ты подумай! – живо вмешалась быстрая Марго. – Они тут договорились, что любовь просто программа и что человек не властен, ни в чем не властен. Просто чушь какая-то!

– Дорогая! – попытался вмешаться Малинин.

– Я тебе, Витенька, не дорогая. Твоя дорогая вон там сидит и молчит. И если она согласна с вами, то я все скажу.

– Ну что ты скажешь? Или ты думаешь, что Лена морочит нам голову? Конечно нет. Налицо все признаки любовного помешательства. Как это?.. Любовь зла, полюбишь и козла. Небольшая корректировка со стороны кнехтов, но суть осталась прежней. Если бы это был человек, даже, извините, арлан, нам бы не было так… противно. И вообще, что такое любовь, как не программа, которая включается в определенной ситуации, при определенных условиях и состояниях организма. И кто охвачен этим вышеупомянутым чувством, так же, как Лена, перестает быть критичным…

– Ты сам, Виктор, чудовище! – вскричала Марго. – Да как же можно!.. Да как у тебя язык повернулся сравнивать! Это преступление!..

– Подожди, дорогая.

– Не называй меня дорогой!

– Все равно, рассуди сама. Что является целью любви?

– Дети, конечно.

– Да, да, хорошо. Конечно дети. Но дети отлично получаются и без высокой любви, что бы там ни говорили. Любовь на качество детей не влияет. Я говорю о лично-эмоциональной стороне вопроса. И в таком случае приходится утверждать, что любовь самоценна. Она в нашем мире до сих пор приносит одно из величайших удовольствий. Поэтому ее так и ценят. И я говорю не о сексе. Ведь правда?

– Да…

– А теперь вернемся к Лене. Она влюблена? Влюблена. Она готова даже ценой жизни сохранить свою любовь? Готова. Так что же нам можно сделать?..

"А не пошел бы этот философ хренов!.." – подумал я и, повернувшись, ушел не прощаясь.

И как же было тошно! Как тошно!..

40
ШТУРМ

Огромная стена опоясывала столицу Бога-Императора. И далеко в центре города вздымалась в небо башня замка-резиденции. Знаменитой резиденции, которую мало кто видел, но о которой знал каждый житель Империи.

Ближе к крепостной стене столицы поселений не было. Вероятно, так задумал верховный архитектор: поля, лужайки, стройные ряды аллей. Стена высотой метров пятнадцать, шириной около семи метров, чтобы вместить любое количество защитников.

В течение всей истории существования столицы никакое потрясение не волновало жителей. Три или четыре поколения назад, воспользовавшись отсутствием Создателя, пришли кнехты, а с ними – страх, удачно, впрочем, ими же нейтрализуемый на психическом уровне. Теперь страх обрел конкретную форму в виде полчищ кентавров, абров-предателей

и диких людей. То есть – нас. И жители столицы и пригородов, запершись за этими прочными стенами, готовились, не щадя жизни, защищать ее.

На красной пыльной стене было многолюдно. Под огромными глубокими котлами приготовлены дрова для кипячения воды и разогрева смолы. Сложенные пирамидами, лежали камни, еще дальше штабелями укреплены бревна, которые тоже предназначалось сбрасывать на наши головы.

Столица болела войной; воздух дрожал от ржания лошадей, воплей лорков, блеяния овец, мычания коров. Кто-то по глупости загнал внутрь тарканов, кто-то не мог расстаться с быком. Судя по звукам, не город, а загон для скота.

И не только для скота, но и для людей, потому что множество жителей предместий пришли сюда спасаться и привели свое двуногое имущество – рабов, которых тоже было жаль бросить.

Большей частью поместья в пригороде и дальше принадлежали кнехтам. Управляли хозяйством абры, потому что кнехты предпочитали жить в городе. Абры-управляющие, будучи свободными, за имущество, вверенное им, отвечали головой, потому при приближении нашего войска старались спасти все.

И город задыхался. Пыль, поднятая множеством ног, солнце, стиравшее тени, которые среди камней и без того были лишь видимостью. Все хотели пить, и колодцы пересыхали от множества ртов. И испражнялись где попало, потому что и нужников не хватало.

Штурм еще не начался, а город уже казался преддверием ада.

Мы не видели на стенах кнехтов. Хитрые твари прятались за спины абров и людей. Мы знали от перебежчиков, что многими тысячами людей, которые не поддавались усмирению, были забиты тюрьмы. От скученности не выдерживали слабые – трупы закапывали где придется.

Мы пришли не гноить рабов заживо. Мы пришли освобождать их от черной чумы – от крехтов. Поэтому решили не затягивать беды жителей. Пора кончать со всем этим…

Собственно, все было готово к штурму. Из привезенных тонких бревен соорудили лестницы – я видел, с какой удивительной быстротой Ставровы дружинники врезали ступени. Абры не умели так играть топором, поэтому, подхватив готовые лестницы, уносили их, чтобы были наготове, когда начнется дело.

– Скорее начнем, скорее и кончим, – говорил Ставр, за эти недели так привыкший к победам, что уже не различал этапы: лестницы ли соорудить, кнехтов ли уничтожить – работа.

Из том участке стены, где предполагалось начать штурм, было так многолюдно, что казалось, весь город пришел сюда. И лишь один раз возникла черная безобразная фигура, которой сразу расчистили коридор для обзора.

Отвлекая внимание, кто-то из наших пустил стрелы метрах в пятидесяти от кнехта, и сразу же другие ударили в цель. Я тоже пустил стрелу из своего лука. И надеялся, что одна из тех четырех, что поразила кнехта, была моей.

Больше владыки жизни не появлялись. А где они прятались? Неужели в замке Бога-Императора?

Сверху повалили клубы дыма, взвился, вместе с воплями боли, огонь; несколько перекаленных котлов зажгли смолу, где-то разлили…

Абры взяли лестницы на плечи и остановились метрах в ста от стены, задрав зеленые морды вверх. Будь наверху меньше тесноты, лучникам легко было бы найти жертву.

На общем совете было решено штурмовать стены силами абров и сколотов. И лишь когда откроют городские ворота, вступят в бой кентавры. В городских условиях удобнее, конечно, людям и антропоморфным абрам, по ничего, не танки, как-нибудь справятся.

Толстые струи багрового пламени с чадными хвостами жирного дыма развевались вверху. Там продолжали кричать, что-то приказывали. Один из котлов окончательно опрокинулся, заливая кипящей смолой защитников. Несколько абров сорвались вниз в общей давке.

Пора!

Сколоты редкой цепочкой растянулись за спинами абров. Не далеко, не близко: метров сто пятьдесят от стены. Пока на стенах заняты ремонтными работами, можно начать штурм.

Сколоты одновременно пустили стрелы. Еще рубила жильная тетива стальную пластину поручня, а пальцы, накладывая новую стрелу, уже рвали жилку. Стрелы стелились по стене с плотностью ливня, подхваченного бурей.

С внутренней стороны стен были свои лестницы. Какие? Приставные или широкие каменные? Все равно их не хватало. Толпа отхлынула назад, завопила, давилась, повалила оставленные котлы. Стрелы подчистили самых цепких, тех, кто умудрился не упасть со стен в общей давке. Им тоже, конечно, не повезло.

Арсун дал сигнал, и его бойцы, спокойно добравшись до стен, приставили лестницы. Доверяя меткости сколотов, спокойно лезли в самый ливень стрел.

Они добрались уже до гребня стены, а по лестницам лезли все новые и новые. Защитники дрогнули и побежали в панике: что может быть хуже! Не веря в благоразумие других, раз собственное утеряно, а эталон всегда один – ты сам, каждый забыл о ближних. Только бы спастись, только бы!..

Абры сверху кричали нам, спокойно ходили, смотрели. Арсун, взобравшись к своим, заставил вылить черпаками оставшуюся смолу внутрь стен. Скинули и бревна. Было все как-то буднично, и, чувствуя настроение вождя, рядовые солдаты проникались двойственным чувством: вроде война и можно убивать, а вроде как-то что-то…

Арсун открыл городские ворота. Люди пропустили вперед уже обижавшийся молодняк арланов, так и не успевший еще применить оружие в битве. Пусть потешатся, где-то засели тысяч двадцать кнехтов. При воспоминании о них рука сама тянулась к мечу – будет вам война!

Ворота впустили несколько тысяч арланов и только затем, порциями, заглотили отряды абров.

Собственно, сопротивление было сломлено сразу, едва войско союзников оказались в городе. Защитники, вернее, те, кто только что были защитниками, готовились сдаться кому угодно – абру, человеку, арлану, – лишь бы не трогали его, а главное, семью. Таким приказывали выходить за ворота города, чтобы не усугубляли хаос.

И все-таки многое не учли. Город – улицами, проспектами, переулками – разделил нападавших. Где-то были вожди, где-то задержался сотник. Внезапно не стало ни армии, ни солдат. Явились группы и группки, связанные расовыми признаками и товариществом. Всеобщий хаос породил свободу, недавнее сопротивление защитников заставляло оправдывать насилие. Хмелея от свободы, многие начали убивать каждого попавшегося под руку.

Быстрее других озаботившийся беспорядком, Ставр послал гонцов к Арсуну и Сангору. Те медленно, в меру сил гасили буйные порывы и хмель своих бойцов.

Искали кнехтов – единственное, что оправдывало скученность войск в переставшем сопротивляться городе.

Заранее договорившись, мы – Михайлов, Малинин, Исаев и я – отправились в город все вместе. Своих телохранителей я, успев привыкнуть, уже не замечал.

Прошли через площадь, заваленную разбросанной одеждой. Сломанная повозка. Здесь, недалеко от городских стен, жили небогато. И пусто везде. Мы заглядывали в окна, двери – ни души. Близко от ворот вот почему никого – жители вняли совету выйти за пределы стен.

Дальше изредка попадались трупы. Почти всюду абры. В латах и без них; не поймешь кто – наши или горожане.

Стали встречаться группы абров и людей, потом уже приходилось расчищать дорогу. Мои кентавры помогали себе древками копий, когда угрозы голосом уже теряли убедительность. И все больше людей из местных. Застывший исподлобья взгляд, часто железный ошейник. Я как-то забыл, что люди здесь успели вырасти в рабстве. На всякий случай они боялись нас, сильных. Наши уверения в доброжелательности слушали с внешней радостью, за которой пряталось неверие.

Но именно они, бывшие уже рабы, согласились провести нас к кнехтам. Темер, начальник моих телохранителей, послал за подкреплением. Мы шли к центру города. Узнав, что здесь будут охотиться за кнехтами, к нам все больше присоединялось бывших рабов, вооруженных кто чем мог. И даже тут старались скрыть меч, с детства усвоив основной закон: человек и оружие несовместимы.

Приближалась башня резиденции Бога-Императора. К моему удивлению, проводники забирали левее, обходя сады, обрамляющие замок. Нас привели к кварталу, застроенному домами столь тесно, что при случае весь комплекс превращался в единую крепость. Снаружи тянулась сплошная стена, внутри разделение на блоки домов было явным. Но это узнали уже потом. Пока же ожидалось, что все здесь кишит кнехтами, словно гусиная тушка паразитами.

В ответ на наше требование сдаться сверху стали сбрасывать бревна и камни. Кому-то досталось и смолы. Наши лучники сняли несколько обезьяноподобных кнехтов с крыши, что несколько остудило пыл черного воинства.

В одном месте арку, ведущую внутрь двора, запирали окованные железом ворота. Подоспевший Ставр раздраженно приказал тащить дрова, мебель – все, что горит. Он решил выжечь деревянную основу с тем, чтобы затем ворваться внутрь.

Эта остановка всех безумно раздражала. Наконец нашли врага, а достать не можем. Ничего.

Вскоре огонь охватил железо ворот, раскалил. Через час несколько абров ударили бревном; железо мягко прогнулось. В него били до тех пор, пока смятые листы не сложились по сторонам.

И сразу, не дожидаясь команды, несколько сот арланов прямо по горящим угольям ворвались во двор. Успеха это особого не принесло, потому что кнехты попрятались за стенами из камня, но несколько врагов все же убили стрелами.

Подступал вечер, а основной очаг сопротивления до сих пор не был подавлен. Подтянулись основные наши силы и заняли все вокруг. Лучники искали малейшее шевеление в окнах и на крышах. Потом решили начать разбивать узкие двери, редко попадавшиеся внутри двора.

Откуда-то, конечно от крепостных стен, арланы принесли лестницы. Под прикрытием луков сколотов абры полезли на крышу. Какой-то кнехт было высунулся, но, получив в горло стрелу, живо слетел вниз. Скоро крыши всех домов кнехтов были заполнены абрами. Сотник-абр спустился и доложил, что в каждом доме имеется железный люк, который невозможно открыть. Есть и отдушины, в которые можно попытаться лить масло, а потом бросать горящие угли. План одобрили.

Снизу продолжали долбить таранами узкие двери. Окна были расположены высоко, на уровне второго этажа. Весь комплекс, как и крепостные стены столицы, достигал высоты двенадцати-пятнадцати метров. Окна были к тому же закрыты ставнями.

Наконец несколько дверей поддались. За ними находились винтовые лестницы, нижние пролеты которых хитрые кнехты разобрали.

Эта война стала всех откровенно раздражать.

– Не знаю! – рявкнул Ставр па разумный вопрос Арсуна, которого интересовало, что делать дальше.

Тех охотников, кто попробовал вскарабкаться по винтовым перилам, сверху немедленно облили кипятком. Тогда мы стали заваливать нижние пролеты подъездов горючим хламом и поджигать. Абры на крыше продолжали лить в отдушины смолу и масло, изредка перемежая посылки углями. И через некоторое время мы с удовлетворением заметили струйки дыма, пробирающиеся тут и там сквозь щели ставен.

Хоть какой результат!

Усилия удвоили, утроили,

Через пару часов ратных трудов – первый результат. Открылись створки ставен, высунулась черная рука с белым платком, и, как всегда, мерзейший голос проскрипел, что осажденные не прочь выйти на переговоры.

Мы обещали неприкосновенность, и тогда в одном из подъездов сбросили веревочную лестницу, и вниз спустились кнехт с золотым обручем на поясе и Лена. Чтобы довершить абстрактное безумие ситуации, моя потерянная любовь, оказавшись на земле, быстро приставила себе к шее кинжал, видный даже издали. Кнехт весело прокричал одному мне, что его любимая супруга Елена Ланская немедленно зарежется, если мы не сдержим слово или не проявим уважение.

Прекрасное личико Елены застыло в маске решимости, и можно было не сомневаться, что это правда. В какой-то миг мне захотелось, чтобы все кончилось хоть таким образом. На моем лице тоже что-то образовалось; кнехт протестующе взвизгнул, и Мстиша положил руку мне на плечо:

– Не надо, побратим.

– Что тебе нужно на этот раз? – спросил я Лену.

Она посмотрела на меня лучистым взором и кивнула на кнехта. Я было испугался, что кивок может разрезать кожу на шее, но обошлось.

– Познакомься, мой муж Монгрот.

– Предпочел бы, чтобы твоим мужем был другой, – с горечью сказал я.

– А я знаю, кого бы ты предпочел, лжепророк, – хихикнул кнехт.

Я посмотрел на него, оглянулся на Ставра, и тот кивнул.

Если вы не сдадитесь сейчас же, мы никого не пощадим.

Даже ее? – кивнул Прокуратор на Лену.

– Даже ее, – подтвердил я.

– Тогда мы согласны, – немедленно подтвердил Монгрот. – Нам нужно только сообщить всем о прекращении возможного сопротивления и убедить самых ретивых. Предлагаю вам, – он кивнул мне, – сопровождать нас в качестве гаранта безопасности. Вы должны подтвердить, что жизнь будет оставлена всем.

– Нет, – сказал Ставр. – Так не пойдет.

– Как хотите, – пошел на попятный Монгрот, – но тогда процесс затянется. Впрочем, если вы боитесь… Можете спросить Елену, намерены ли мы обманывать вас.

Мы невольно посмотрели на нее. Лена энергично отрицала – нет, нет, не способны. Она полагается на мужа.

– Пойдем, Сережа. Надо покончить с этим кошмаром.

– Хорошо, – внезапно согласился я. – Я пойду.

– Не надо, слишком рискованно, – вновь воспротивился Ставр.

– Да нет, они все равно в западне.

По веревочной лестнице мы взобрались на второй этаж. Лена уже не хваталась за кинжал, но уцепилась за руку кнехта.

– Моя самая любимая жена! – с гордостью сказал кнехт, и Лена счастливо улыбнулась.

Они, обнявшись, шли впереди меня. Удивительно, но мерзость кнехта и мерзость ситуации незаметно добавили новые оттенки в мое отношение к ней. Какие? Я не стал вдумываться.

Внезапно кнехт остановился посреди коридора и повернулся ко мне. Впереди появилось несколько черных фигур. Монгрот оглянулся на них:

– Все готово?

– Готово, Прокуратор, уже начали. Он повернулся ко мне:

– Должен сказать, уважаемый лжепророк, что мы вас обманули. Правда, Ленок?

Ленок, сделав виноватую гримаску, кивнула:

– Извини, Сереженька, но ты сам поставил меня перед выбором. А я жизнь своего мужа ценю выше всего на свете Даже собственной жизни.

– Я тебе уже говорил в лагере. Эта обезьяна просто перестроила твою психику. Одумайся. Ты же человек!

Кнехт с любопытством посмотрел на нее. Лена вспыхнула:

– Не смей оскорблять моего мужа! Он лучше, он благороднее, он… а ты просто каторжник!

Это был, конечно, фарс. Глупый, пошлый… Я приготовился убить Монгрота, они это поняли, и Лена вскрикнула Прокуратор быстро коснулся стены, и в то же мгновение я уже летел вниз Створки люка вверху быстро захлопнулись, но, прежде чем оказаться в темноте, я заметил что-то похожее на веревку… за которую благополучно и уцепился.

Итак, я висел в кромешной тьме на веревке в каком-то колодце, и подо мной что-то шуршало в тишине Шуршанье и легкое поскрипывание веревки под моим весом. Больше ничего.

Шуршание и мягкое царапанье внизу стало меня беспокоить. Рискуя оборвать веревку, я стал раскачиваться. Колодец был шире, чем я успел определить в первые мгновения. Наконец я почти коснулся стены. Еще раз. Попытавшись зацепиться ступнями, я ударил по стене и пробил дыру. Из рваного пролома в фанере или картоне ударил яркий в здешней кромешной темноте свет. На следующем витке качения я расширил дыру обеими ногами, еще раз, еще… и отпустил руки. Несколько ссадин, несколько заноз в ладонях, но я в относительной безопасности.

Помещение, в котором я оказался, на самом деле едва вмещало меня. Свет лился из маленького трехрожкового светильника. Здесь была железная дверь с большим винтовым запором. Шуршанье за спиной усилилось. Я взял светильник с полочки у двери и заглянул в шахту. Буквально в полуметре, заполнив весь колодец, шевелилась какая-то масса. Внутренне похолодев, я опустил светильник ниже и… чуть не выронил его. Я разглядел тысячи, нет, миллионы огромных мохнатых пауков! Словом, не особенно изощряясь в фантазиях, кнехты пошли по проверенному пути, наверняка вызывая у жертв панический ужас перед кончиной.

Ну уж нет. Я изо всех сил рванул колесо. Оно сорвалось с оси и оказалось в моих руках. В панике я оглянулся; первые, величиной с мой кулак плотоядные членистоногие уже переваливались через разлом фанеры, Я еще раз осмотрел вал… Боже мой! Он просто был не закреплен контргайкой. Я быстро вставил колесо запора на место и стал откручивать: Сзади шевелилось все громче. Мне пришлось прыгать на месте, чтобы затруднить им ужин. Что-то хлюпало под ногами, дверь вдруг стала медленно открываться, и я выскочил в огромный зал.

Здесь горели факелы, но нефтяной запах не мог забить кнехтовой вони. В другом конце помещения находилось нечто вроде ворот, достаточно широких, чтобы прошел человек. Или кнехт. Туда они как раз и заходили, мгновенно исчезая, словно испаряясь. Я понял, что это устройство вроде пропускных ворот из Мечтограда сюда.

Зал почти опустел, и последними были Лена и Монгрот.

– Тебе везет, лжепророк, – крикнул кнехт. – Прощай!

– Прощай! – крикнула Лена и исчезла.

– Жаль, что мы не успели всех эвакуировать. А впрочем, ерунда… – И Монгрот тоже исчез, после чего устройство рухнуло, рассыпавшись с металлическим лязгом

Ну а я, найдя выход, пошел бродить по этому дому, потом по коридору, перешел в другой.

Подождав полчаса и не получив от меня известий, добровольцы рискнули влезть в здание. Осмотрев его, они пошли по моим следам, было это было нетрудно сделать, потому что кнехтов после Монгрота оставалось видимо-невидимо, а после меня – лишь трупы, трупы, трупы…

Мне их не было жаль!