Текст книги "Фейерверк"

Но здесь было солнце, было все, как тогда, в начале лета, было хорошо, и впереди была вся жизнь.

Наступил вечер. Валерка купил цветов: двадцать одну штуку, ровно столько, сколько они не виделись; обошел дом, в палисаднике, над которым висел дощатый навес, за длинным столом, покрытым клеенкой, сидели люди; дети в старой ванне, наполненной водой, пускали корабли и бросали в них камни, корабли тонули, дети спорили и кричали, кто в чей корабль попал.

Валерка увидел Ингу. Она сидела с мужчиной, тот обнимал ее. Валерка поздоровался. Инга вспыхнула, увидев его. И тут же воскликнула:

– Это мой родственник из Москвы приехал!

Мужчины и женщины, сидевшие за столом, обернулись на Валерку. Лица их ничего не выражали, а тот, который обнимал Ингу, вытер стакан, налил в него водки и двинул Валерке.

– Давай, родственник, чтобы полный!

– Так у кого день рождение?

– У меня, – прищурился мужик. – Цветы мне, что ли? – сказал он, и все за столом засмеялись.

– Инге. Ну, чтобы у тебя все было, – сказал Валерка и хлопнул стакан под одобрительные возгласы.

– И нам ничего бы за это не было, – закончил мужик за Валерку и посерьезнел.

Инга взяла цветы, они ей очень нравились, женщины нахваливали букет.

– Значит, родственник. Это сколько же у тебя родственников в Москве? – обхватил Ингу именинник и так сильно сжал ей шею, что она поморщилась и убрала его руку.

– Дайте ему стул, что ли! – скомандовал именинник.

Валерка сел на табурет на углу стола.

Именинник взял Ингу на колени, казалось, он теперь все делал демонстративно. О Валерке тут же забыли, снова пошли разговоры, именинник смеялся, рассказывал, что недавно был в Минске и зашел в магазин, а там акция – все со скидкой продается.

– Я и купил, – разводил он руки и снова опускал их на бедра Инге и поглаживал их. – А на площади митинг. Оппозиция какая-то. Я затарился, тащу две сумки, а мне менты навстречу. Ты с акции? – спрашивают. Я не допер, говорю, да, с акции, и довольный такой стою перед ними, с нее са́мой. Ну, если с акции, говорят, то пойдем, и свернули мне руки за спину.

– В кутузку увели? – удивлялись за столом и закусывали.

– Куда же еще. Но быстро отпустили.

– Это ведь надо! – верещала женщина и счищала красными ногтями кожицу скумбрии.

– Акция – херакция! Пойдем, покурим, – сказал грузный мужчина и, наступая на ноги, вышел из-за стола.

Засмеялись, всем понравился анекдот именинника.

– У нас сосед тоже с белой ленточкой ходил, а бабушку из квартиры выжил, в дом престарелых ее увезли, – вставил Валерка, смеяться за столом перестали, возникла неловкая пауза. Инга положила в тарелку Валерке селедки под шубой и подвинула к краю стола.

– Как там Москва? – спросил именинник. Он тоже собрался курить. Бил себя по карманам, искал сигарету.

– Ничего.

– Путина видел? – сказала женщина, все евшая скумбрию.

– Он же в Кремле! – не понял Валерка.

– А ты там не живешь?! – именинник задымил сигаретой, и лицо его окуталось дымом.

Вдруг он скинул розы на стул рядом.

– Зачем? Не тебе куплены! – Инга взяла цветы осторожно и вставила их в банку.

– Двадцать одна. А чего? – сосчитал именинник розы.

– Столько не виделись.

– Ты давай за мое здоровье еще пей, ешь! У нас в Белоруссии все натуральное и бабы тоже, – он хлопнул рукой Ингу по заду.

– Мне за руль завтра.

Имениннику не давали покоя цветы, Инга возилась с ними и не обращала на него внимания. Он снова вынул цветы из банки. Инга потянулась за ними, он отстранил ее.

– Положи цветы! – встал Валерка.

– Что?

– Розы, говорю, положи назад в банку.

– А то что? – Именинник улыбался во весь рот, мужчины следили, что будет дальше, женщины с восхищением смотрели на Ингу.

Именинник бросил цветы в сторону.

– Так что мне будет, родственник? – произнес он расслабленно и потер руки, как будто к ним могло что-то прилипнуть.

– Зачем ты так? – Инга собирала и складывала розы. – Ты мне хоть один раз купил цветы?

– Куплю! Тебе цветы важны, тварь ты неблагодарная?! – и он ударил ее наотмашь.

Валерка вцепился в него и повалил наземь, их разнимали. Именинник был силен и вывернулся, и несколько раз ударил Валерку в лицо.

Потом, когда именинник держал руку в ванной, где лежали потонувшие корабли, и кровь растворялась, смешивалась с зеленой водой, ему советовали помазать руку перекисью, а то заражение будет. Он вытаскивал руку из воды, прикладывал к губам и посматривал на лежавшего ничком Валерку. Потом подошел к нему, поднял и усадил за стол. Налил водки, себе и ему.

– Пошли все отсюда! – гаркнул он. – Все, и ты, шалава!

Инга ушла. Остались именинник и Валерка.

– Давай, ладно.

Валерка выпил с ним.

– Ты не сердись, я люблю ее. Но меня достали родственники, отовсюду лезут, со всего Советского Союза. Тебя как звать?

– Валера.

– Меня Гена. Только не крокодил. – Он протянул руку, Валерка пожал ее. – Полста мне сегодня. А жизни нет.

Вечер был теплым, стрекотали сверчки, над навесом проносились летучие мыши.

На следующий день под глазом Валерки красовался густо-синий синяк. Он вывел свой автовоз на дорогу и погнал в сторону России.

Включил телефон и перезвонил жене: «Все нормально». Она услышала его голос и успокоилась. Хорошая у меня жена, подумал Валерка, ничего не надо объяснять, все понимает.

У поста его остановил тот же гаишник, Валерка спрыгнул к нему, подумал, отдам пятьдесят баксов, чтобы уж больше не тревожил. Тот увидел лицо Валерки, да так и отпал! Поменял тон и сразу:

– Чего, напали на тебя, помочь?

– Нет, я на ключ, колесо очередное полетело, – соврал Валерка.

– Да ты не бойся, если грабители какие, мы их!

– Да нет, говорю, ключ. Гаечный ключ!

Он и сам начал верить, что на ключ он упал, когда колесо монтировал. Гаишник даже не стал смотреть документы, хлопнул его по спине и пожелал счастливой дороги.

Валерка глянул на колесо, обернулся на дорогу, по которой только приехал, и усмехнулся, и подумал, что все это ему приснилось. Однако глаз болел.

Актриса

Актриса небольшого детского театра Лера Кукина, как обычно, пришла домой поздно, хотя ее спектакль закончился рано. Она не спешила домой, сидела в машине с Виктором Семеновичем, а потом ужинала с ним в ресторане. Чем он занимался, она не знала. В театре, куда он приводил своих внуков, считали, что он силовик.

На улице только что закончился июньский дождь. Лера стаскивала сапоги в прихожей двухкомнатной квартиры, где в одной комнате жила она, а во второй женщина с сыном Петькой.

Петька вышел из комнаты, сел на обувнице и смотрел на Леру. Когда она разулась и хотела его погладить по голове, ударил ее. Лера не стала сердиться на него, ушла и закрылась в ванной. Там она сняла макияж и потом долго стояла под душем, смывая с себя остатки дня. Лера устала – устала играть, разговаривать, врать матери, устала быть одна.

Потом она тыркалась и не могла открыть дверь из ванной.

– Петька, ты! Открой, говорю! Ах, ты, гад!

Дверь открыла мать Петьки.

– Извините, – сказала она.

– Ничего, – Лера прошла в комнату, на голове ее тюрбан из полотенца.

Она сидела с феном и сушила волосы, лицо ее горело, вокруг глаз круги. Спать не хотелось. Вспоминала слова и взгляды Виктора Семеновича и улыбалась. Ей льстило, что он ухаживает за ней.

Потом она заварила на кухне чай из специальных трав, который ей посоветовали пить коллеги из театра. Чай ей не понравился, она поморщилась и выплеснула его в унитаз. Захотела заварить черный чай, крепкий, такой примерно, какой любил пить отец, возвращавшийся из рейса. Чая на полке не было. Тогда она взяла соседский чай и заварила его. Петька вышел из своей комнаты.

– Что не спишь, пират? – сказала она ему.

– Я не пират.

– А кто ты?

– Я – Дарт Вейдер.

Петька вытащил светящийся меч и начал им размахивать. Задел в темноте чашку на столе, уронил ее.

– Петь, тебе сколько лет? А ты все в солдатики играешь. Девчонки тебя любить не будут.

– Мне восемь лет, – сказал Петька, – и я женюсь на тебе.

– Я взрослая, на мне нельзя.

– Тогда я не скажу, кто к тебе приходил.

– И кто приходил?

– Не скажу.

– Давай, колись, Петь!

– За поцелуй.

– Ах ты разбойник. Маленький, а уж поцелуй. Я вот твоей матери скажу.

– Не скажешь. Потому что я скажу, что ты у нас чай воруешь.

– Я, кстати, Петь, всегда возвращаю, если что брала. Твоя мама знает.

– И вообще ты злая! – сказал Петька. – Мама говорила, что у тебя детей никогда не будет.

– Много она знает! – выкрикнула Лера. – А ну, марш домой!

Она завела Петьку в комнату. Его мать занималась с кем-то английским по скайпу.

– Это как это у меня детей не будет? – сказала Лера.

Петька убежал из комнаты.

– Вы мне мешаете заниматься.

– Занимаешься, да?! За мальчишкой следи. Занимается она!

Лера вышла из ее комнаты, взяла чашку с терпким на вкус чаем и ушла к себе. Там она плюхнулась в кресло, вытащила телефон и листала переписку в фейсбуке. Никто ей не писал, она поставила лайки под фотографиями своих знакомых и набрала номер Виктора Семеновича.

– Алле! – произнесла она тихим голосом.

– Я же просил не звонить мне в это время! – ответил он яростно.

– Да пошел ты! – Лера отключила его номер и отбросила телефон на кровать.

В дверь постучалась мать Петьки. Подала записку, о которой говорил Петька. В записке было:

«Привет, Лера. Это Котов. Если хочешь, увидимся на вокзале. Я уезжаю сегодня ночью. Курский вокзал».И время.

Лера глянула на часы, еще два часа до отправления. Котов был ее давним парнем. Он был когда-то актером. И так же, как она, мыкался, бегая по кастингам, злился, когда слетала роль. Котов чем только не занимался, лишь бы заиметь дело, и снимал полнометражный фильм, после чего прогорел и влез в долги. Лера любила Котова и во всем следовала за ним, верила в его талант. А он начал употреблять наркотики. После этого они стали чаще ругаться. Он ревновал Леру, не давал ей участвовать в серьезных кинопроектах, приезжал на съемочную площадку, лез драться. Лера терпела его. Но когда он украл из гримерной деньги и драгоценности у одной известной актрисы, она сказала себе стоп и оставила его. Через месяц Лера и Котов сошлись снова. Но все чаще ругались. И когда он ее избил, она вызвала полицию. С тех пор она больше его не видела. И вот теперь снова.

Лера убрала записку, лежала с открытыми глазами и смотрела в темноту. Выдвинула ящик тумбочки, достала пузырек со снотворным и снова убрала. Затем она быстро оделась, натянула сапоги и вышла из дома.

Спускаясь на лифте, она вызвала такси. Машина приехала быстро. Ночью Москва была свободна. Мелькали огни за окном. На вокзале Лера расплатилась с водителем и машина уехала.

Лера стояла на улице и представила, что ей придется снова за кем-то ухаживать, волноваться, нервничать. И она подумала: зачем я приехала? Нет, старого не вернуть.

Она вытащила телефон, чтобы снова вызвать машину. Но тут ее окликнули.

– Лера!

Она обернулась и увидела Юру.

– Ты приехала! – сказал он. – Я знал, спасибо тебе.

– Что ты знал? Я приехала подругу встречать, – соврала она.

– Разве ты не получила мою записку?

– Нет. А что, ты был у меня?

Лера заметила, что он сильно исхудал, щеки его впали, сам он как-то вытянулся и все время кашлял в кулак.

– Я рад тебя видеть, – сказал он.

– Я тоже, Юра, – Лера поняла, что если сейчас не избавится от него, то не избавится никогда. Поэтому захотела побыстрее уйти от него.

– Мне надо идти.

Он схватил ее за руку.

– Пусти!

– Лера!

– Я сказала, пусти!

Он убрал руку. Лера ушла.

Она зашла в здание вокзала. И прямиком в туалет. Там закрылась в кабинке и ревела. Затем умылась. Вышла на улицу – огляделась, Котова нигде не было, вызвала такси.

Она ехала по ночной Москве домой. И ей не хотелось возвращаться. Все равно не уснуть. А таблетки пить и вообще. Все казалось таким ужасным, и, самое главное, она как будто сделала что-то поганое, измазалась, и скорее хотелось забыть об этом. Поэтому она попросила водителя изменить маршрут. Через минут десять такси остановилось у ночного клуба.

Лера сидела у барной стойки и выпивала. Светящиеся лучи, то зеленые, то фиолетовые, то желтые, красные, прорезали потолок. Со сцены доносилась музыка, звучал контрабас.

К Лере подсел какой-то парень, на нем была рубашечка в горошек и бабочка.

– Скучаешь? – сказал он.

– Отвали!

– Да ладно ты. Знаешь, в Южной Америке женщины в новогоднюю ночь надевают трусы желтого цвета.

– На фиг ты мне это рассказываешь?

– Вот ты уже улыбнулась!

– Ничего я не улыбнулась!

– Улыбнулась. Я же вижу.

– Слушай, чего ты ко мне привязался? Других баб нет? Если снять меня хочешь, так валяй!

Они вышли из клуба и сели в его машину. Поехали. Леру рвало всю дорогу.

Проснулась она днем от того, что парень толкал ее.

– Давай, давай! Поднимайся!

Лера не узнавала его. Смутно в ее голове через зеленый свет выходила фигура этого парня в бабочке.

– Я спать хочу. Отстань!

– Давай, сказал! – он стащил с нее одеяло. – У меня сейчас жена придет.

Лера хотела поиздеваться над ним. Но, заметив часы на стене, всполошилась. Репетиция! Как она про нее забыла!

Лера схватила свои вещи, оделась и так, с растертой вокруг глаз тушью, выбежала за дверь.

– Сумочку возьми! – крикнул он ей и выбросил на площадку ее сумочку.

Лера вытащила губную помаду, нарисовала на его двери большой толстый член и написала «козел».

Она спустилась в метро. И ехала через кольцевую ветку, так было быстрее. Рядом с ней стояли какие-то азиаты и рассматривали новенький телефон. Крутили его в руках, радовались, как дети. Она почувствовала, что на нее через черные очки смотрит кавказец.

Лера протиснулась дальше. Вспомнила, как приехала впервые в Москву с Котовым. Они тогда были молодые, полные сил. Только и думали, что вот сейчас завоюют мир. У Юры из-за спины выглядывала гитара, и он расчехлил ее и начал бренчать прямо в вагоне, и смеялся, и был такой невероятно непосредственный.

Дальше она пересела на другую ветку, вокруг нее стиснулись люди, так сжали ее, что ей показалось, вот сейчас у нее внутри что-то лопнет.

По дороге в театр она купила воды в магазине и жадно пила на ходу.

Параллельно ей тихо двигалась иномарка. Остановилась. Из машины вышел Виктор Семенович.

– Лера! – позвал он.

Она развернулась на него, и такими смешными показались ей его седые волосы бобриком и какая-то старческая моложавость, что она засмеялась.

– Я звонил. Ты недоступна. Не обижайся, – подошел он к ней. – Ты бы еще на работу пришла. Садись в машину. Я тебя довезу.

Она села в машину.

– Поехали, – сказал он. – Я знаю ресторанчик. Грузинский. Они сейчас снова в Москве открываются.

– Не могу. У меня репетиция, – она все никак не могла остановиться: смеялась и смеялась.

– Что с тобой? Что смешного?

– Ты смешной, – выговорила она сквозь смех. – Посмотри на себя, ты похож на Фавна!

Он ударил ее ладонью. Лера замолчала, смотрела на него испуганно.

– Проспись! – сказал он ей, открыл дверь и вытолкнул ее.

Лера осталась одна на улице. Ее душили злоба и отчаяние. Она хотела выплакаться и не могла. Ей казалось, что все в жизни устроено так, чтобы ей было плохо.

У служебного входа стояли актеры и курили. Она поздоровалась с ними. К ней подошла помреж и сказала, что у нее есть изменения в графике. Лера не слушала ее, смотрела на лица своих коллег. И ей казалось, что они все ненавидят ее, ведь она их ненавидела за то же, за что ненавидела себя: лицемерие, предательство и тщеславие.

Она вошла в театр, взяла ключи от гримерки, поднялась на второй этаж. Открыла дверь. К ней подошел режиссер.

– Лерочка, ты была права! И сцену нужно делать по-другому. Героиня не должна стреляться и уж тем более закалываться! Ни за что! Это глупо. Абсолютно глупо. Подумаешь, граф! Да разве мало таких графов!

Портниха из пошивочного делала замер, нужно было перешить рукав.

– Вот так, – говорила она, и булавка торчала у нее во рту. – А теперь вот так.

Лера слушала их и не слышала. Она пошла прямо по коридору, свернула в цех декораций, какие-то тюки с кулисами лежали на полу. Лера упала на них и начала заворачиваться, ее душило отчаяние, и ей хотелось стать коконом.

– Лера! – услышала она над собой голос помрежа. – Репетиция же!

– Оставьте ее, – сказал режиссер. – Она готовится к роли. Разве не видите?!

– Актриса! – восхищенно произнесла над ней молодая актриса.

Через неделю сыграли премьеру. О Лере написал серьезный театральный журнал. В гримерку завалился с охапкой цветов Виктор Семенович.

– Лерочка! – вытащил он из кармана бордовый футлярчик. – Солнце мое! Хорошо, что ты тогда мне позвонила ночью. А то бы я так тянул и тянул. Выходи за меня замуж.

Он вез ее по ночной Москве, в районе Пушкинской площади у Леры зазвонил телефон.

– Да, – сказала она.

– Ты знаешь, – сказал ей неизвестный женский голос, – что Юра Котов умер?

– Какой Юра?

– Юра Котов! Ты забыла?

Лера отключила телефон.

– Кто такой Юра Котов? – спросил Виктор Семенович.

– Не знаю, – ответила она и отвернулась к окну.

Политика

Дядя Леша – краснолицый, маленького роста с крепким стриженым затылком мужичок стоял у подъезда и курил. Он уже вмазал сто пятьдесят водки и, встретив Витьку Бадина, соседа со второго этажа, доложил ему, что сейчас еще догонится соткой и пойдет смотреть «про политику».

– Чего смотреть? – переспросил Витька Бадин.

– Политику! Ты чего, ток-шоу не смотришь? – дядя Леша удивился.

– Нет. Не смотрю. Времени не хватает. Работы много.

Витька сегодня пострадал из-за политики. Вот как это случилось. Он работал на рыбном заводе, на погрузчике, и поцапался с одним из менеджеров, когда отгружал в холодильник ванну с засоленной горбушей. Он поставил ванну в проем и забаррикадировал одного из менеджеров, который в это время вел там учет. Тот потом примчался и давай качать права. Менеджер был человеком новым на заводе и приходился каким-то близким родственником генеральному. Витька этого не знал, поэтому со свойственной ему искренностью и простотой послал этого менеджера куда подальше. Тот оскорбился, ударил Витьку. Витька – его. Потом они закурили. Вроде как помирились и начали говорить за футбол.

Менеджер любил футбол и болел за «Челси».

– Потому что Абрамовича команда!

– И что? – возражал ему Витька.

– Как что? Абрамович, он же наш?

– Я за «Локомотив» болею. Там Палыч.

– Что твой Палыч!

– А что твой Абрамович!

– Я англичан вообще не уважаю, – воскликнул Витька.

– У них футбол! У них королева!

– А у нас Палыч! Он выйдет в своей шапочке-«петушок», и его команда сразу всех побеждает.

– Зато у них фунт стерлинга, Стинг и «Роллс-Ройс».

– А у нас подлодки сильные.

Витька горячился. Менеджер тоже. Снова закусились, и начали толкаться. Этим все и закончилось. И только после, когда Витька ставил погрузчик в гараж, к нему подвалил бригадир, лысый и пузатый мужчина лет пятидесяти шести. Он предупредил:

– Короче, попал ты, Витюня! По полной попал. Пиши по собственному.

– Как так?

– На фига ты его толкал?! Он же племянник генерального.

– А я знал. Мы с ним за футбол спорили.

– Ну вот и доигрался.

– И что теперь? Ничего нельзя сделать? – Витька боялся остаться без работы. Работу было найти трудно.

– К начальнику гаража надо идти. У него жена работает в бухгалтерии.

Они сходили к начальнику гаража, тот был подшофе: уходил в самом начале лета в отпуск и проставлялся.

Бригадир сел к столу, выпил. Витька стоял и ждал у пожарного щита, на котором висели, выкрашенные в красный цвет, багор, ведро, топор и лом. Бригадир вернулся, сильно выпивши.

– Короче, он все уладит. Его жена там со всеми вась-вась.

– Спасибо. Магарыч с меня.

– Я водку не пью. Ты, если что, коньяк мне. Армянский только.

– Ладно. Мне выходить завтра или нет? – решил уточнить Витька.

– Вечерком сегодня звякни. Я узнаю. Может, день-другой нужно будет переждать. Главное, начальник гаража в курсе. У него сегодня хорошее настроение. А хорошее настроение – это признак решеного дела.

Витька обрадовался. Они стали выходить через проходную. Бригадир усмехнулся:

– Ты вообще это правильно замутил, – сказал он. – Достало это все. Одни свои да наши. Я сына хотел своего сюда к нам пристроить. Он институт закончил. Умный парень. Физик. Не берут – мест, говорят, нет. А этого взяли… Позвони мне часов в девять.

Витька доехал на автобусе до дома и встретил у подъезда дядю Лешу. Было часов восемь.

Света – жена Витьки наварила кастрюлю борща. Витька отказался от ужина. Вышел на балкон и закурил, глядя на темнеющий город.

– Остынет же! – заглянула на балкон Света.

– Потом.

– Случилось что?

– Времени сколько?

– Половина.

– Половина чего?

– Девятого. Так ты есть будешь? Я два раза подогревать не стану.

Витька дождался девяти часов и позвонил через пять минут. Телефон бригадира временно не обслуживался. Витька звонил еще несколько раз. Но телефон у того был отключен.

На балкон снова заглянула Света.

– Закрой дверь! – прикрикнул на нее Витька. Подумал и позвонил на охрану, узнал у них номер телефона начальник гаража. Перед тем как позвонить ему, волновался. Ушел с балкона на кухню, съела тарелку борща с густо намешанным майонезом.

Света сидела напротив мужа.

– Ты скажешь наконец-то, что случилось или нет?

– Увольняют меня.

– За рыбу? Ты же ее не брал больше?!

– Дура! Причем тут рыба! Поцапался там с одним. Он племянником генерального оказался.

– А не мог не поцапаться?

– Не мог. Он за «Челси» болеет. А я за «Локомотив», и подлодки наши лучше.

– Какие подлодки?

– Наши. – Витька решился, набрал номер телефона начальника гаража. Мужской властный голос ответил:

– Да. Кто это?

– Это я, Владимир Сергеевич, Витя Бадин.

– Ну.

– Я на погрузчике работаю.

– Ну.

– Вы, наверное, помните, к вам походил наш бригадир.

– Ну.

– Вы вроде обещали ему, что поможете мне…

– В чем?

– Ну, сегодня же вроде…

– Слушайте, как вас?

– Витя Бадин.

– Витя… Виктор! Я никому ничего не обещал. Я еду в поезде. У меня отпуск.

Телефонный разговор прервался.

– Может, и не уволят? – высказалась Света.

Витька хотел сорваться на нее, но, увидев ее преданное лицо и дрожащие губы, сдержал себя. Он был женат всего как год. Сразу после армии женился на Свете, с которой познакомился в парикмахерской. Она работала там.

«Можно было, конечно, прождать какое-то время, деньги были в загашнике. Но кредиты! – думал Витька, оглядывая стены, мебель, потолок – весь этот евроремонт, пропади он пропадом. – А еще машина, и тоже в кредит».

– Как же быть? – пролепетала Света.

Витька обнял ее.

– Ничего, все нормально будет. Придумаю чего-нибудь. За кредиты не волнуйся.

– Я не волнуюсь. Я за тебя боюсь. Вон у одной муж тоже уволился и теперь второй год пьет.

– Все будет хорошо, – сказал Витька как-то неопределенно и накинул куртку. Хотелось пройтись, развеяться.

– Ты куда?

– У подъезда постою.

– Может, попросить у него прощения, у этого племянника? – сказала Света.

– За что? Он меня тоже толкнул. Вот ты интересуешься политикой?

– Нет.

– Вот и я не интересуюсь. И он не интересуется. А она – есть.

– Все равно, зачем было драться?

– Что я должен был, вторую щеку ему подставить?! Что ты вообще понимаешь? Ты как глупая! – Он спустился вниз и вышел на улицу.

На улице было светло, хотя и вечер. Витьке хотел с кем-нибудь подраться, чтобы только погасить злость. В палисаднике какой-то выпивоха рвал сирень. Витька перешагнул через забор, взял этого мужика за грудки и тряхнул. Тот заулыбался ему идиотской улыбкой. Витька бросил его и направился к магазину.

У его дома на маленьком пятачке, заставленном легковушками, пытался вывернуть прицеп, чтобы подъехать на разгрузку, грузовик. Витька постучался к водителю. Он открыл дверь.

– Чего тебе?

– Хорош ездить! – сказал ему Витька.

– Пошел ты! – спокойно ответил ему водитель и закрыл дверь. Его грузовик снова начал пятиться назад.

Тогда Витька рванул дверцу на себя.

– Ты чего, не понял? У меня тут машина стоит. Заденешь ее.

– Я ее задевал раньше? – сказал водитель фуры все так же спокойно.

– Нет.

– Тогда в чем проблемы?

Витьке нужен был повод.

– А чего ты с прицепом приезжаешь? Мог бы без него, проще было бы! – сказал он.

– Слушай, мужик, тебе работа нужна? Иди устраивайся к нам в логистику. Я посмотрю, как ты будешь выкручиваться! – Водитель закрыл дверь и уставился в боковое зеркало, чтобы довершить свой маневр.

Витька остыл, ему было досадно, он сунул руки в карманы и зашел в магазин. Там было тихо и пусто, шумел холодильник, и кассирша рассказывала уборщице, как недавно ездила к ворожее.

– К колдунье, что ли? – переспросила уборщица.

– Нет, к ворожее. Я ж православная. К колдунье бы ни за что не пошла.

Витька взял пиво.

– Не продаем, – сказала ему кассирша. – Уже время.

– Так на моих без двух.

– А на моих ровно, – произнесла она равнодушно, как будто его и не было здесь.

– Ну хорошо, – Витька сдерживал себя. – На ваших столько. На моих столько. Но ведь вы меня часто видите, я здесь живу в соседнем доме.

– Вы законы читать умеете?

– Причем тут это!

– А потом меня по шапке.

– Да что же вы за люди! – воскликнул Витька. – Тоже через родственников устроились? – Он оставил бутылку и вышел на улицу.

Начиналось лето. Июнь месяц. Закончились майские грозы и дожди. Вечером дышалось хорошо. Он вспомнил, что в такую погоду любил с ребятами бегать на озеро и купаться там ночью. У магазина его окликнул дядя Леша.

– А я тебя ищу.

– Что тебе?

– Света приходила к моей дочери. Тебя увольняют, что ли?

– Тебе какое дело!

– Я Батона знаю. А он знает всех.

– Какого Батона?

– Авторитета. Он район держит. – Дядя Леша уловил в лице Витьки недоверие и добавил: – Я уже договорился о встрече! Идешь или нет? Будешь работу искать?

Авторитет Батон когда-то отбывал срок на «пятерке» – зоне в черте города. А дядя Леша был начальником его отряда. Потом дядя Леша вышел на пенсию и занялся плотницким делом. И вот как-то наняли его сделать у одного бизнесмена беседку в доме. Дом этот, или лучше сказать, коттедж принадлежал Батону. Фамилия Батона была Сухарев. Так они снова встретились и на почве любви к песням Фрэнка Синатра сошлись.

Батон ждал их на улице. Одет он был по-домашнему: в трениках, шлепанцах и сиреневой майке с английской надписью «Messi». Лицо его с выпученными глазами было похоже на морду бульдога.

– Чего на сухую калякать? – сказал он. – Пойдем, посидим, смажем горло.

Они направились в ресторан «Фрегат». Батон по дороге сорвал ветку сирени. У входа охранник остановил их.

– Ирина Денисовна строго настрого запретила в спортивных штанах пускать.

Батон поднялся к ней в кабинет. Ирина Денисовна была сорокалетней блондинкой, которая молодилась и для своей дочери, точно такой же блондинки, только двадцати одного года, была как подружка. Батон преподнес ей веточку сирени. Ирина Денисовна застеснялась и поставила сирень в вазу. Потом она сделала лицо строгим и сказала, что не потерпит в своем ресторане спортивную одежду.

– Это не стадион!

– Согласен. Но только я сюда как домой прихожу. Здесь уютно. – Батон был галантен.

Дядя Леша и Витька томились у входа. Витька рассматривал себя в нескольких больших зеркалах, развешанных по стенам. В каждом из них он искажался.

– А он точно решит? – спросил Витька.

– Батон? Батон – политик. На зоне бунт успокоил.

Ирина Денисовна и не хотела запрещать Батону приходить в ее ресторан в спортивных штанах, она просто хотела немножко показать себя, покапризничать. Ей нравился этот немногословный, похожий на собаку мужчина.

Мужики вошли в зал, где играла музыка. Батон шаркал в шлепанцах, обутых на голую ногу, и по-свойски, с легким пренебрежением рассматривал присутствующую публику и со всеми здоровался, его приветствовали в ответ, над столами поднимались руки.

Администратор усадил их за дальний столик у окна с видом на озеро. Это было лучшее место. Подошел официант и склонился.

– Нам, значит, графинчик водочки и че-нить мясного, – распорядился Батон.

Официант кивнул и ушел. Батон улыбнулся Витьке, глянув на него своими ледяными глазами. Витька отвел свой взгляд.

– Голова болит, – сказал дядя Леша.

– Может, у тебя червь вокруг мозга завелся? – предположил Батон.

– Как это? – сделал испуганный вид дядя Леша.

– В Советском Союзе, – начал рассказывать Батон, – у одной старушки тоже болела голова. Мигрень не мигрень, а болит и все тут. Пришла она к врачу, тот назначил ей операцию. Вскрыли старушке черепушку, а там змей сидит и на всех удивленно смотрит, вроде как, братцы, вы чего-то попутали! Я тут живу, а вы меня с жилплощади выселяете. – Дядя Леша усмехнулся и потрогал голову, нет ли у него там змея. – Батон продолжил и сказал Витьке: – Ты его убить хочешь?

– Кого?

– Менеджера.

Официант принес на подносе шашлык и водку.

– Что-то еще будете заказывать? – спросил он.

– Иди, родной. Если надо будет, я позову. – Официант ушел. – Это тебе дорого станет, – продолжил свой разговор с Витькой Батон. – У тебя деньги есть, заказ ведь дорого стоит?

– Я не хочу его убивать. Я только хочу, чтобы…

– Ноги ему обломать? – перебил его Батон и коварно ухмыльнулся. – Понимаю! Это будет стоить дешевле. Хорошая месть! Ты приходишь к нему в больницу и приносишь мандарины. Ты здоровый, а он больной! Отлично!

– С чего вы взяли, что я хочу его покалечить?

Батон утратил интерес к Витьке и отвернулся, начал снова рассматривать зал. Дядя Леша наливал себе водки, макнул кусок мяса в томатный соус, крякнул, выпил и начал закусывать.

– Так твоя же жена приходила ко мне и сказала, что тебя увольняют и нужно решить эту проблему? – говорил он с набитым ртом. Дядя Леша искренне не понимал, чего боится Витька и артачится.

– Ты Макбета читал? – спросил Батон Витьку.

– Нет. А кто это? – Витька когда-то слышал это слово, но не помнил и не знал, кто это или что.

– Макбет – это Макбет. Мужик один, шотландец. Всех порезал и убил. Ты тоже так хочешь? Вижу, что хочешь, только боишься. Никогда не надо бояться. Мир очень простой. Есть менты, а есть не менты. Есть зона, а есть воля. Я волю люблю. А если сижу там, то я знаю, что это временно, потому как воля – больше зоны. Диалектика. Меньшее не может быть большего. И вообще, красота спасет мир.

– И политика, – добавил дядя Леша.

– Нет, дядя Леш, не политика. А Фрэнк Синатра, – и Батон пропел вполголоса, произнося и коверкая как-то по-своему: – «Стрендзи оф ту найт! Экстендзи лайти!» – Голос у Батона был красивый. Баритон.

– А что со старушкой стало, у которой змей вокруг мозга обвился? – спросил Витька.

– Умерла старушка. Змея не стало и ее не стало.

К их столу подвалил какой-то кривоногий малый.

– Батоно! – воскликнул он и развел руки.

Батон приподнялся, и мужчины начали обниматься. Кривоногий малый лобызал его, целовал ему чуть ли не руки и называл отцом-спасителем! И пригласил его за свой столик. Батон ушел с ним.

– Я те про Батона так скажу, – тронул Витьку дядя Леша. – Он на Бору сидел, так его работать заставляли. Как мужика. Так он знаешь, что сделал, чтобы не работать?