Текст книги "Пьесы и тексты. Том 2"

Правописание по гроту

Михаил Угаров

Пьеса в трех частях

Действующие лица

ЮВЕНАЛИЙ,

подростки.

ЛЮБОЧКА,

ЛЕОНИД, старший брат.

МАМОЧКА.

Действие происходит в конце прошлого века в маленьком городке.

…Потолки были так высоки – в два света, – что решено было построить антресоли. Еще до самого построения антресоли эти много раз были расчерчены и в уме, и в воздухе, и по стенам, вид сверху, вид снизу, прямо и в разрезе… Видимо, тут и закралась та ошибка, о которой пойдет речь впереди. Еще в умственном начертании закралась она и ждала своего часа. Антресоли эти страшно скрипели, вернее, не сами они, а лестница, что вела на них. Ничего нельзя было с нею поделать. Как ни старели и ни ссыхались, прилаживаясь друг к другу, ступени, скрип оставался неизменным, ужасным и неестественным…

Внизу – большой обеденный стол с венскими стульями вокруг него. Угловая кафельная печь, узкая и белая. А вверху на полуярусе, отделенном перилами, – узкий шкафчик, письменный стол, на нем глобус и подсвечник со свечой. А по стене развернута карта двух полушарий.

Часть первая

Вечер. Он – наверху, она – внизу.

ЛЮБОЧКА. Ну вот, ты же умненький, смотри еще раз. Я специально для некоторых показываю. Свеча стояла во-он там, на столе. Стояла и горела. Характерно что? Характерно, что под самым глобусом. Глобус – он бумажный. Ты знал об этом?

ЮВЕНАЛИЙ. Об чем?

ЛЮБОЧКА. Об том, что он бумажный на самом деле?

ЮВЕНАЛИЙ. Нет. Он не бумажный. Он – папье-маше, факт.

ЛЮБОЧКА. Глобус – бумажный. Свеча – горела. Бабулюшка это увидела. И решила подняться. Чтоб загасить свечу.

Подошла к лестнице.

ЮВЕНАЛИЙ (отскочив от перил, выкрикивает). Правда, что у тебя растут титьки? Леонид сказал, что скоро ты станешь теткой!..

ЛЮБОЧКА (задохнулась). Скотина! Хам! Сейчас я буду тебя пытать!

ЮВЕНАЛИЙ. Я спихну тебя ногой с самого верху!

ЛЮБОЧКА (решительно). А это мы еще посмотрим!

ЮВЕНАЛИЙ (кричит). А что смотреть? Не надо, увольте. Леонид смотрел, а я ему верю…

ЛЮБОЧКА (замерла). Что?

ЮВЕНАЛИЙ. Что слышала!

ЛЮБОЧКА. Ну-ка повтори!

ЮВЕНАЛИЙ. Откинул одеяло, задрал рубашку… «Растут, черт их дери!» – говорит.

ЛЮБОЧКА хватает ртом воздух.

«Давай, говорит, голубчик, каждой ночью станем проверять – на сколько еще выросли…»

ЛЮБОЧКА. Скоты! Я все сегодня же расскажу мамочке! Если ты думаешь… Все – все! Я и про Леонида расскажу. Что он в ванной комнате делает!

ЮВЕНАЛИЙ. А что он делает в ванной комнате?

ЛЮБОЧКА. Я думала, что я умру, когда увидела.

ЮВЕНАЛИЙ. И не умерла.

ЛЮБОЧКА. Неправда! Я раз всего видела, теперь – ни за что, ни за что! (И швырнула в него тапочкой.)

Тапочка попала как раз в глобус. Глобус легко упал на пол и, гремя подставкой, медленно скатился с лестницы к ЛЮБОЧКИНЫМ ногам.

Пауза.

(Взяла себя в руки, тягучим и нежным голоском.) Что это мы – о пустяках? Так вот… Дай, думает она, загашу я эту чертову свечу! А то, не дай Бог, спалят дом… И стала она подыматься наверх…

ЮВЕНАЛИЙ напряжен, молчит.

Вот так и подымалась, по ступенечке, приставным шажочечком…

ЮВЕНАЛИЙ, крепко ухватив перила, стал задыхаться.

ЮВЕНАЛИЙ. А мы теперь… каждую ночь смотреть станем… Я попрошу Леонида… он и на письку посмотрит!

ЛЮБОЧКА (не реагируя, голосом – колокольчиком). Ну вот. Поднялась она примерно во-от досюда. Да, вот до этого самого места. Видишь, эта ступенечка? Это – она.

ЮВЕНАЛИЙ (его затрясло). А когда пьяный офицер на поленицу писал, ты пошла смотреть и рассердилась, что он руку так держал, что не видно…

ЛЮБОЧКА. Вот здесь она и оступилась! На этом самом месте… (Ласково.) Вот, вот это то самое местечко, это всякий знает!..

ЮВЕНАЛИЙ. Заткнись!

ЛЮБОЧКА. И она упала. То есть она села сначала. Но ты же знаешь – ступеньки узкие. Просто ступенечки, приступочки какие-то… Она села, она завалилась и поехала, поехала прямо спиною по острым ступенечкам. Головою вниз поехала. Да так, что куски ее спины остались на гребешках ступенек! Лоскуточки платья и прямо целые кусища кожи!

ЮВЕНАЛИЙ (кричит). Божечка, заткни ей рот! Чтоб у тебя руки и ноги отпали!

ЛЮБОЧКА. В гробу она лежала вся синяя. Нет, вру! Серая! Серая, как серый студень. И распухла вся, как слониха, просто вспучилась. И в животе у ней уже кишели червяки. И кошки долго еще лизали ступеньки, где ее куски застряли, – выискивали…

ЮВЕНАЛИЙ сполз на пол. Круглые очки его запотели, и рот сделался буквой «о».

Тишина.

(Елейно.) Вот так умерла наша бабулечка, царство ей небесное! Мамочка знаешь как плакала, мы все плакали, хоть я и маленькою была, а ревела ужас как… Пусть земля ей будет пухом! Она теперь Богородицу каждый день видает, когда и словечком перемолвятся. Вот счастье-то какое ей за все мучения выпало…

ЮВЕНАЛИЙ хрипит.

Ну что, размазня? Получил полную порцию? Мамочки нет, кто тебе капелек даст? Тю-тю… Съел гуся?

ЮВЕНАЛИЙ икает.

Фу, фу! Перестань, как это неблагородно!

ЮВЕНАЛИЙ (шепчет). Любочка, милая! А я ведь напрудил…

Пауза.

ЛЮБОЧКА взлетела к нему наверх. Села на корточки.

ЛЮБОЧКА (растерянно). Ну что же ты такой нервный, ужас просто… Целая лужа! Зачем?

ЮВЕНАЛИЙ (икая). Не… Не знаю я…

Теперь ЛЮБОЧКА больше не злодейка, а заботливая няня.

ЛЮБОЧКА (воркует). Ножки все замерзли… Конечно, сяка такая холодная. Брр… Снимай штаны!

Судорожно похрюкивая, ЮВЕНАЛИЙ стянул с себя короткие штанишки. ЛЮБОЧКА порылась в шкафчике и достала белую ночную рубашку.

А вот мы сейчас рубаху теплую наденем! Теплая, байковая!..

ЮВЕНАЛИЙ. Отвернись!

ЛЮБОЧКА (хихикает). Я все видела! Я все видела!

ЮВЕНАЛИЙ (плача, залезает в рубашку). Из-за тебя все!.. Ты… Ты… Проститутка!

И вдруг замер. Напряженно стал смотреть в пол.

ЛЮБОЧКА (тоже посмотрела, но ничего не увидела). Что? Опять нюнить начнешь, да?

Он ловко нагнулся и что-то быстро подхватил с полу. Сжав кулак, счастливо смеется.

(Заинтересованно.) Что? Покажи!

ЮВЕНАЛИЙ (счастлив). Не-а…

ЛЮБОЧКА. Ну покажи!

ЮВЕНАЛИЙ. Смотри! (Осторожно разжимает кулак.)

ЛЮБОЧКА оглушительно визжит. Бежит по лестнице вниз. Упала, села и на спине съехала вниз головою – до полу. Лежит неподвижно.

Тишина.

Любочка!.. Это – таракан. Черный…

Тишина.

(Шепчет.) Божечка, пожалей ее… Зачем?.. (Робко ступая босыми ногами по скрипучим ступенькам, спустился вниз. Замер над телом Любочки, бормочет.) Отряд прямокрылых, подотряд бегающих – Курзария… (Помолчал.) …Или прусак, что ли?.. Черт, я же не хотел…

ЛЮБОЧКА (глухо). А если б я убилась? Ты думал об этом?

ЮВЕНАЛИЙ. Нет.

ЛЮБОЧКА. А это – каторга.

ЮВЕНАЛИЙ. Почему?

ЛЮБОЧКА. Убийство. Лишение меня жизни. Это – каторга.

ЮВЕНАЛИЙ. Что я сделал? Я поймал замечательного прусака… А ты взяла и сверзилась…

ЛЮБОЧКА (села). Где прусак?

ЮВЕНАЛИЙ (грустно). Он соскочил с меня. Не нужно было так орать.

ЛЮБОЧКА. Зато я в обмороке была, вот что!

ЮВЕНАЛИЙ. По-правдашнему?

ЛЮБОЧКА. Я за это время в раю успела побывать.

ЮВЕНАЛИЙ. Ты, Любочка, очень сильно головою ударилась, вот что!

ЛЮБОЧКА. Бабулюшку повидала… Оладушек поела…

ЮВЕНАЛИЙ (после паузы). Как все это глупо, между прочим…

ЛЮБОЧКА. Двумя словами с нею перемолвилась…

ЮВЕНАЛИЙ (устало). Ты, Любочка, – подлая…

ЛЮБОЧКА. Шепнула она мне тут… Свеча-то, говорит, не забыта была зажженною… Специально оставлена, вот дела-то каковы… Спе-ци-аль-но!

Пауза.

ЮВЕНАЛИЙ (скучающим голосом). О, Господи!.. Так что там о свече? Черт ее…

ЛЮБОЧКА (шепчет). Понимаешь, какое дело… Перед той самой ужасной ночью… Свеча эта семь ночей зажженною стояла… Понимаешь?

ЮВЕНАЛИЙ. Нет. (Вздрогнул.) Глупо!

ЛЮБОЧКА. Умно! Если б ты еще знал, как это умно! Семь ночей подряд… Ну, уж на седьмую ночь она и не сдержала себя. Полезла ту чертову свечку загашивать.

ЮВЕНАЛИЙ (тревожно). Хватит, Любочка, надоело это, хватит. (Громко икнув.) Ты думаешь, их кто-то нарочно зажигал?

Пауза.

Кто?

Пауза.

Леонид?

Пауза.

(Нервно смеясь.) А потом ступеньки свиным салом обмазывал, да?..

Пауза.

Ну… Ты говорила, кошки еще лизали, выискивали… Это был жир?

ЛЮБОЧКА (коротко). Это было – убийство!

Тишина.

ЮВЕНАЛИЙ. Я сейчас тебя, Любочка, ударю – вот чем все дело закончится! (Помолчав.) Я совершенно замерз. (Через паузу.) Ты думаешь…

ЛЮБОЧКА. Да.

ЮВЕНАЛИЙ. Что тогда…

ЛЮБОЧКА. Да.

ЮВЕНАЛИЙ. Кто-то…

ЛЮБОЧКА. Да. Просто высунулся из‐за шкафчика и сказал – «Гав». И – готово! И – поехала.

ЮВЕНАЛИЙ. Кто?

Пауза.

ЛЮБОЧКА. Я не хочу больше об этом говорить.

ЮВЕНАЛИЙ. Видишь ли, так-то получается и совсем по-глупому… Ты завела этот ненужный разговор, а теперь… Это частный случай. Кто-то крикнул, кто-то испугался, упал…

ЛЮБОЧКА. Что?! Не хочешь же ты, чтобы я сейчас померла со смеху?!

ЮВЕНАЛИЙ. Зачем ты так? Шутка! Нечаянная шутка!

ЛЮБОЧКА. За нечаянно бьют отчаянно! (Пауза.) Постой, а почему ты так сказал? Что ты сказал, что? Повтори!

ЮВЕНАЛИЙ (кричит). Я сказал: нечаянно, нечаянная шутка. И ничего больше.

ЛЮБОЧКА. Ты сказал.

ЮВЕНАЛИЙ. Нет.

ЛЮБОЧКА. Я клянусь, что сказал!

Пауза.

ЮВЕНАЛИЙ (с трудом). Ты сейчас, только что придумала эту самую свечу. Из свечи вытекает, что это убийство! Фу, как глупо! Из свечи ничего не вытекает! Но это так. А теперь ты хочешь обвинить меня, что я обвиняю, что… Но это же… Чистой воды! Ты сама свалилась с лестницы… и через оладушки подставила горящую свечу. Через вскрик от прусака… ты свалилась… А через оладушки… теперь ты хочешь обвинить меня… (Заплакал.) Мамочка, я ничего не могу выговорить… У меня все распадается в разные стороны, мамочка!..

ЛЮБОЧКА (заткнула уши пальчиками). Я ничего не говорила.

ЮВЕНАЛИЙ (кричит). Ты думаешь, что…

ЛЮБОЧКА. А? Что?

ЮВЕНАЛИЙ. Нет, ты думаешь…

ЛЮБОЧКА. Я ничего не слышу!

ЮВЕНАЛИЙ (шепчет). Ты думаешь…

Тишина.

Хлопают двери. Быстрые шаги.

Стремительно, подкидывая коленями шуршащий шелк, вошла, упала в кресло МАМОЧКА.

МАМОЧКА. Крымской соли несите! Скорей, скорей! Виски давит. Нет, оставьте! Не надо, оставьте! Я забыла – в прошлый раз от крымской соли меня стошнило! И так ужасно стошнило, просто диву даешься. Никогда, никогда – ни до, ни после – так еще меня не сташнивало. Не надо, не надо, никакой крымской соли! Ну ее, ну! Вы ее на двор выбросьте, вот что, на двор! Капель ландышевых давайте!..

Дети не тронулись с места.

Жестокие, жестокие, глупые дети… (Топнула ногой.) Прекрати! Прекрати, Ювеналий, так лупить на меня глаза! Что это за манеру ты взял – лупить? Кто тебе – лупить! – позволил?! (Топнула ногой.) Где капли? Я просила, просила я… Я просила, и мне не дали. Буду умирать – воды не дадут! (Плачет.)

Пауза.

ЮВЕНАЛИЙ (вздохнув). Зачем вы только, мамаша, так пьете?..

МАМОЧКА замерла. Потом встала, повернулась легко и плавно, пошла вверх по лесенке. Дойдя до середины, обернулась.

МАМОЧКА. Кто – пил? Я спрашиваю: кто – пил? (Шепотом.) Ты почему пьешь, дрянь? Я тебя спрашиваю. Ты почему, дрянь, пьешь?!

ЮВЕНАЛИЙ (поежился). Я?..

МАМОЧКА утвердительно мотнула головой, да так, что чуть не свалилась.

(Взвизгнул.) Я?!.

Тут МАМОЧКА повалилась боком на ступеньки и съехала тряпичной куклой вниз.

Дети кинулись поднимать ее, а она схватила обеими руками их и крепко-крепко прижала к себе.

МАМОЧКА (шепчет). Я задушу вас, если вы обо мне плохо думать станете! Что вы такое подумали? А? Плохо? Плохо?..

ЮВЕНАЛИЙ и ЛЮБОЧКА (вместе). Не-ет!..

МАМОЧКА. Нет, конечно, нет. Если уж свою мать не любить, если о ней плохо думать… Это ведь что же! Ведь это же… (Вскрикнув.) А бедной матери что делать?! Уж лучше пойти ночью к постельке да задушить. Я знаю, мне говорили про одну женщину такое. У ней были гадкие дети. Мерзкие-премерзкие. И вот она – о Господи! – она это вот и сделала, я здесь уже говорила – что… (Помолчала, ослабила руки, и объятия их распались; сладко зевнула.) Вот так вот оно и было-а… Я – о чем? Да-да… Так и было-а… (Шепчет.) Я боюсь… Мне каждую ночь мерещится… Такие пакости, что – а-ах!.. Жучки какие-то по мне ползают, по рукам – по ногам… Иной раз даже страшно сделается, спать не могу. По рукам и по ногам…

А в дверях уже давно стоял ЛЕОНИД.

ЛЕОНИД. Это, мамаша, от любовного томления. Физические, так сказать, ощущения…

ЛЮБОЧКА подхватила МАМОЧКУ под мышки и потащила ее.

ЛЮБОЧКА. Спать пойдемте! Спать! Ну что вы, мамочка! Спать давайте, ну!..

МАМОЧКА (хнычет). Бою-юсь… Не пойду-у…

ЛЮБОЧКА. Я с вами, мамочка, лягу! Никаких вам страхов не будет. Жучков зачем выдумали еще? Рядышком ляжемте, рядышком и уснем…

Увела ее.

ЛЕОНИД (вздохнув). Черт… Кажется мне, я напрасно ей сгрубил… Жуки, брат, дело серьезное… С одной стороны, это, знаешь ли, – того… (Покрутил пальцем у виска.) С другой же стороны… Они мне тоже досаждают. И точьв-точь: по рукам – по ногам. По ногам, известное дело, больше. Ну а по рукам, это, знаешь, брат, их женское дело. Черта ли что у них там с руками связано, чтоб – по рукам.

ЮВЕНАЛИЙ. Скажи: она пьяна?

ЛЕОНИД. Этих жуков по телу я исключительно связываю, так сказать, с организмом. Ну со мною – без вопросов. А она-то – что же?.. Что характерно – во сне все так явственно и так осязаемо, что… (Щелкает пальцами.) Вот и жучки! Факт.

ЮВЕНАЛИЙ. Скажи: она пьяна?

ЛЕОНИД (в задумчивости сел на кресло). Ты, брат, водил когда-нибудь в постели по внутренней стороне ноги, от колена и выше?

ЮВЕНАЛИЙ. Что ж не водить-то? Водил…

ЛЕОНИД. И – что?

ЮВЕНАЛИЙ (пожал плечами). Глупости.

ЛЕОНИД. В том-то и дело, что – глупости. Я ведь оттого и спрашиваю, что глупости. И – что?

ЮВЕНАЛИЙ. И – ничего.

ЛЕОНИД. Да…

ЮВЕНАЛИЙ. А скажи, Леонид, отчего она пьяна?

ЛЕОНИД. Когда жив был отец, он не позволял ей мадеру любить. А теперь – что? Кто ж запретит? Прости, вопрос: ты пил мадеру?

ЮВЕНАЛИЙ (коротко). Дерьмо.

ЛЕОНИД (мотая головой). Правда. Правда. Правда.

ЮВЕНАЛИЙ. А ты… Ты – сейчас – пьян?

ЛЕОНИД. А что? Кто запретил?

ЮВЕНАЛИЙ. Знаешь…

ЛЕОНИД. Знаю! (Достал маленькую женскую папироску и закурил.) Я еще, знаешь, что делаю?.. То-то же! Со мной, брат, полный порядок. В смысле. Вот так вот. Понял?

Пауза.

ЮВЕНАЛИЙ. Врешь…

ЛЕОНИД. Я, знаешь, совсем не вру. Совсем – совсем. Только давай не станем об этом больше говорить, а то – ей-богу! – меня сейчас вырвет!.. (Выдохнул.) Фу-у… Как накатило. Уж думал, сейчас и… (Погасил папироску.) Потом-потом… Потом, знаешь, когда-нибудь, через много-много лет я тебе расскажу. Нет ли у нас в доме яблочков? Так, знаешь, яблочков захотелось…

ЮВЕНАЛИЙ. Вчера все съели.

ЛЕОНИД. Жалко-то как… Все правильно! Да! Я, вообще, знаешь, думаю – что человека от людей должно тошнить. Не от всех, конечно, разом. А, так сказать, от от-дель-но-го… Понимаешь? Ты меня понял? И потом… у него такие… подмышки неприятные… Просто противно, ей-богу…

ЮВЕНАЛИЙ. Меня от пенок тошнит…

ЛЕОНИД (кричит). Дурак! Дурак!

ЮВЕНАЛИЙ. Я правду говорю.

ЛЕОНИД. Дурак! Какой дурак!..

ЮВЕНАЛИЙ. Зачем ты так?

ЛЕОНИД. Дурак…

Пауза.

Ты знаешь, я пойду. Пойду и лягу. Нужно же спать, в конце концов…

ЮВЕНАЛИЙ. Хочешь – я с тобой лягу?

ЛЕОНИД. Я один лягу. (И пошел к двери.)

ЮВЕНАЛИЙ. Ну я просто посижу. Пока ты заснешь.

ЛЕОНИД. Не надо. (Уже у двери обернулся.) Я могу полстакана пенок на спор проглотить.

ЮВЕНАЛИЙ. Ага.

ЛЕОНИД. И – ничего.

Ушел.

ЮВЕНАЛИЙ сел, привалился к креслу.

Тишина. Послышались шаги.

ЮВЕНАЛИЙ вздрогнул.

ЮВЕНАЛИЙ (шепчет). Господи! Ты со мной, Божечка! Ты со мной! Ты со мной, понял!

В дверях показалась ЛЮБОЧКА. Скользнула неслышным шагом, присела в кресло и сладко зевнула.

ЛЮБОЧКА. Мамочка, бедная, такая пьяная… Знаешь, ее затрясло так всю. Я уж хотела вас кричать, да она взяла и заснула. И я со страху заснула. А потом думаю: что это я? Проснулась вот. А где Леонид?

ЮВЕНАЛИЙ (мрачно). Спит.

ЛЮБОЧКА. Так ужасно маме дерзил… Хорошо, что она пьяная вся, ничего не запомнила. (Зевнула.)

ЮВЕНАЛИЙ. Любочка?.. Ты водила когда-нибудь в постели по внутренней стороне ноги, от колена и выше?..

ЛЮБОЧКА. Глупости.

ЮВЕНАЛИЙ. Скажи! Да? Водила?

ЛЮБОЧКА. Водила.

ЮВЕНАЛИЙ. И – как?

ЛЮБОЧКА. Глупости. Никак.

ЮВЕНАЛИЙ (радостно). Да?

ЛЮБОЧКА. Леонид говорит – проведи. Я и провела. Ничего. Ты знаешь, он очень-очень глупый. Я все время над этим расстраиваюсь… фокусничает все себе… (Склонила головку на спинку кресла и заснула.)

ЮВЕНАЛИЙ привалился спиной к креслу и задрал на себе ночную рубашку, оголяя ноги. Одну ногу вытянул в воздухе стрункой носочком вперед – получилась очень тощая белая палочка. Его ладонь – на коленке. С легким нажимом потянул он ее к себе… Ничего.

И вдруг сжал зубы, втянул со свистом воздух в себя. Рот открылся буковкой «о»… На лбу испарина.

ЮВЕНАЛИЙ (шепчет). Есть.

Нога упала. Сам он сжался калачиком у кресла.

Часть вторая

Снова вечер.

ЛЮБОЧКА сидела в кресле, сжав кулачки меж коленками. ЮВЕНАЛИЙ – на полу. Вокруг него – коробочки, скляночки и колбочки.

ЮВЕНАЛИЙ. Ничего страшного, противного в этом как раз и нет! Вот, допустим, – саранчонок. Он хрустит, если погладить его по жесткой спинке. Видишь, в склянке ватка с эфиром, – теперь он спит… Впрочем, это самка. Саранчиха. У ней могут быть детки. Ты можешь потрогать ее.

ЛЮБОЧКА. А потом – что?

ЮВЕНАЛИЙ. На булавочку! Тихонько так: дрынк – булавочкой. Только спинка хрустнет. И выступит капелька внутренностей…

ЛЮБОЧКУ передернуло.

ЛЮБОЧКА. Прекрати.

ЮВЕНАЛИЙ. Почему?

ЛЮБОЧКА. Не надо.

ЮВЕНАЛИЙ (вздохнул, взял другую склянку). Вот неуснувшие экземпляры. Они у меня здесь случаются.

ЛЮБОЧКА (мрачно). Делаются?

ЮВЕНАЛИЙ. Как это?

ЛЮБОЧКА. Так. На дворе один раз собаки делались. Уморительно так, знаешь. Я прямо обхохоталась.

Пауза.

О чем-то подумали.

ЮВЕНАЛИЙ. Знаешь, после того как они… сделаются… Она съедает его… Самка. Сжирает с хрустом! Животик выедает, и крылья, брони его, всю жесткую коробочку оставляет…

Молчат.

ЛЮБОЧКА. Ай! Ай! Божечка! Что это?! (Вскочила с кресла.) По мне что-то проползло. Говорила тебе, говорила – прекрати, не надо! Хватит!..

ЮВЕНАЛИЙ. Помстилось тебе. Это, знаешь, бывает.

ЛЮБОЧКА (злобно). Нет уж, пойду, платье вытряхну! (И убежала.)

Вошел и встал перед зеркалом ЛЕОНИД. Он в халате, на голове – сеточка.

ЛЕОНИД. Знаешь, брат, я, пожалуй что, – красив! Положительно красив… Что молчишь?

ЮВЕНАЛИЙ. Вот если б ты был чужим, я бы знал. А так – нипочем не скажешь. Видно, присмотрелся. (Помялся.) Вот нос у тебя, к примеру…

ЛЕОНИД. Что – нос? У самого – нос! Нос ему… Дался ему нос! Да если ты хочешь знать, большой нос у мужчины – означает! А это нехудо, брат! (Расстановочно.) Если у мужчины нос большой… – и так далее!

ЮВЕНАЛИЙ (замер). А у женщины?

ЛЕОНИД (захохотал). А у женщины, стало быть, – рот!

ЮВЕНАЛИЙ стал думать.

Черт! Про себя никогда ничего не знаешь – хорош ты или плох собою, кто ж себя разберет… Тут, видать, другой нужен. Я, к примеру, всю жизнь свою думал, что у меня ноги кривоватые. А вот недавно человек сказал, что – ничего. Что – прямые, сказал. Что молчишь?

ЮВЕНАЛИЙ. Я все про этот чертов рот думаю. Ведь у Агаши – больше всех. А она – старая!

ЛЕОНИД. Я все думал, что уши мои – того… А вот человек говорит – в самый раз!

ЮВЕНАЛИЙ. Ты все говоришь: человек, человек… Какой такой человек?

ЛЕОНИД (со значением). Такой. (Вздохнул.) Что такое – уши, зачем?! Дырочки, понятно, – для слуха; можно – капли спускать. А ракушки – для чего? Сплошная нелепость, капуста какая-то! Вареники. Ни для чего. (Помолчал.) Кстати, знаешь, брат, фокус? Если вдруг взять женщину за уши, с нею, должен тебе сказать, – случается нечто!..

ЮВЕНАЛИЙ (смеется). Как это – женщину за уши? Разве так бывает?

ЛЕОНИД (смеется). Именно что за уши, именно! Еще как бывает! Если взять да прикусить ухо… легонько, конечно… Или – вот! Язычком – в самое ухо, в самую дырочку – залезть! – ого! – что тогда сделается!.. Есть, брат, такие на теле человека зыбкие места… (Щелкает пальцами.)

ЮВЕНАЛИЙ (вскинулся). Не говори! Когда ты так говоришь, мне страшно делается!

ЛЕОНИД (усмехается). Глупости.

Молчат.

ЮВЕНАЛИЙ (с трудом). Ты ничего не понимаешь, ничего… Неужели ты, Леонид, такая скотина, что ничего не понимаешь?.. (Замолк.) Я знаю, как это сделать. Это просто. Смех прямо как просто… Взять да подушкою удавиться…

ЛЕОНИД. Дурачок, дурачок… Зачем?

ЮВЕНАЛИЙ. Знаешь, я сначала подумал, что это я просто так пи´сать захотел… Бегал-бегал, и – вот! А оказалось… (Через паузу.) Чего-то, страх как чего-то, чего не бывает, – хочется…

ЛЕОНИД. Знаешь, об этом не говорят!

ЮВЕНАЛИЙ. Если это так, то почему нельзя об этом говорить?! Это уж совсем мучительство!.. Пустяковое дело – петушок! – просто пописать, больше ничего, никуда, ни за чем…

ЛЕОНИД (обрывая его). Что хочешь делай, а так не говорят! Разве – для смеха. А так – не говорят совсем. Ты б – гулял! А то сидишь все как сыч. У тебя по правописанию плохо. Взял бы лучше Грота, сидел бы, чем так…

ЮВЕНАЛИЙ. Чем – как?!

ЛЕОНИД. Вот так! У тебя по правописанию плохо?.. (И ушел к себе.)

ЮВЕНАЛИЙ, не зная, куда себя деть, подхватил с полу колбочку с саранчой.

ЮВЕНАЛИЙ. Такая скотина, такая скотина… Ничего не понимает… (Встряхивает колбу.) Тут вот – сорок штук таких скотин, ничего не понимают! Скоты безмозглые! Засели друг за дружку! (Всхлипнул.) Господи, ему-то хоть напиться можно… а мне, а я?! Если меня от вина только рвет, то – что тогда? Когда от вина меня только рвет?! (Подносит колбу совсем близко к глазам.) Боже… Какие у них лица! Костяные лбы! Белые глаза. (Прислушивается.) Скрипят! Челюстями своими там свиристят. Зубы у них такие скрипучие… (Вскрикивает, резко отводит колбу от лица.) Ай, сукин сын! Пополам его, хрясь – пополам! На две половинки. Перекусил его, кишки ему перекусил!.. А-а, кровь своего братца почувствовали! Ишь, глаза-то налились… Рвут друг друга! Безумные, безумные вы, костяные лбы… Все стенки кровью забрызгали, внутренностями своими. Слово «стенки» пишется через ять!.. Господи, зачем Ты их сделал, для чего?! (Помолчал.) Кончен бой… Точно намесили их там… Самые жирные остались. Глаза кровью налились…

Почти на самом верху лестницы замер ЮВЕНАЛИЙ зачарованный, с колбой в вытянутой руке.

Вот тут-то из‐за шкафчика и высунулась подлая ЛЮБОЧКА, высунулась и крикнула: «Гав!..»

Колба выпала из его рук и со звоном разбилась. Сам он дернулся, оступился, повалился набок и поехал по лестнице вниз.

Тишина.

ЛЮБОЧКА сбегает вниз. Стоит над телом.

ЛЮБОЧКА. Голубчик! Голубчик! Черт тебя… (Закрывает лицо руками.)

ЮВЕНАЛИЙ (открыл глаза). Любочка… миленькая… Тебе нужно, чтобы я – убился?

ЛЮБОЧКА мотает головой.

Что я тебе, Любочка, такого сделал?

ЛЮБОЧКА. Это шутка.

ЮВЕНАЛИЙ. Разве я тебе, Любочка, мешаю?

ЛЮБОЧКА. Я хотела, чтоб весело было. Попугать тебя…

ЮВЕНАЛИЙ (поднял голову). А что это, Любочка, сейчас через меня скакнуло? Что бы это было?

ЛЮБОЧКА. Не знаю. Ничего.

ЮВЕНАЛИЙ (вытянул руку, показывает). А что, Любочка, вон там – скачет?

ЛЮБОЧКА стала озираться, но ничего такого не увидела.

(Сел.) Ты разбила мою колбу. Разбила колбу, и они теперь – скачут…

ЛЮБОЧКА. Кто?

ЮВЕНАЛИЙ. Саранча.

ЛЮБОЧКА даже присела со страху.

(Шепчет.) Что ж ты, гадина, наделала такого?!

ЛЮБОЧКА была не промах, и возможность трепки она предполагала. Но – рано или поздно – ЮВЕНАЛИЮ удалось подставить ей подножку, и тогда он уселся верхом и началась – трепка.

И вот, в тот момент, когда ЮВЕНАЛИЙ уже заканчивал драть и мылить ей уши, в тот момент…

Он замер так неожиданно, что ЛЮБОЧКА от любопытства даже перестала визжать.

(Дрогнувшим голосом.) Прости…

ЛЮБОЧКА. Даже и не думай! Все будет мамочке рассказано – пересказано! Если тебе твои поганые козявки дороже сестрицы родной… Полюбил своих козюлек, с ума прямо посходил… Убить готов из‐за нечисти!..

Надранные уши ее оттопырились… ЮВЕНАЛИЙ осторожно прикоснулся к одному бордовому уху.

ЮВЕНАЛИЙ. Очень больно?

ЛЮБОЧКА. Больно. А что?

ЮВЕНАЛИЙ. Давай я пожалею.

ЛЮБОЧКА. Чего?!

ЮВЕНАЛИЙ. Ну, подую. Можно?

ЛЮБОЧКА. Плюнешь?

ЮВЕНАЛИЙ. Глупая…

ЛЮБОЧКА. Или крикнешь…

ЮВЕНАЛИЙ. Зачем?.. Я подую. Можно?

ЛЮБОЧКА (не ощутила подвоха). Ну подуй…

И она придвинулась к нему поближе. Тепло и нежно стал он дышать ей в ушко.

(Дернула плечиком.) Щекотно!..

ЮВЕНАЛИЙ (коварно). Не болит?

ЛЮБОЧКА (доверчиво). Чуть-чуть.

Тогда ЮВЕНАЛИЙ придвинулся совсем близко и острым кончиком языка залез ей в ухо, в самую его дырочку. ЛЮБОЧКА стала увертываться, хохоча от щекотки. А ЮВЕНАЛИЙ взял ее за плечи и, крепко держа, снова – язычком… А ЛЮБОЧКА застучала ножками и завизжала.

Вдруг визг ее перешел в хрип, лицо покрылось испариной, сжатые кулачки ее побелели косточками.

Так и застыли: будто он шепчет ей на ухо что-то тайное. А она этой новостью страшно поражена.

ЮВЕНАЛИЙ (отодвинувшись). Господи… Подлец какой. Правду сказал.

ЛЮБОЧКА. Ы-а-а…

ЮВЕНАЛИЙ (встает, встряхнулся). Фокус! Это, Любочка, только фокус. Это все – Леонидовы штучки. Как это он только их выдумывает? Может, учит его кто?

ЛЮБОЧКА. Ы-а-а… А-а… Я все мамочке скажу, все-все, вот увидишь…

ЮВЕНАЛИЙ (усмехнулся). Не скажешь! Это – стыдно. Вот и не скажешь.

ЛЮБОЧКА (помолчала, передернула плечиком). А чего тут стыдного? Ну скажи, чего?

ЮВЕНАЛИЙ даже присвистнул.

ЮВЕНАЛИЙ. Ты тоже ничего не понимаешь? Ничего-ничего?.. Ты в неведении? Ты врешь! (Заскучал.) Противно-то как, Боже ты мой! Зачем Ты сделал это, Господи, для чего?..

Молчание.

(С отвращением.) Ну что? Не больно уже?

ЛЮБОЧКА (неуклюже встает). Я, знаешь, пойду… Схожу в уборную…

ЮВЕНАЛИЙ. По-большому или по-маленькому?

ЛЮБОЧКА. Что?.. Я не знаю еще пока… (Идет.) Я вдруг из физики вспомнила. Лейденские банки.

ЮВЕНАЛИЙ. Ты в уборную хотела.

ЛЮБОЧКА. Просто стеклянная баночка с электричеством. Я не знаю подробностей, но в ней происходит электричество. А внутри у нее – угольная палочка. Она в банке что-то такое делает. В лейденской…

ЮВЕНАЛИЙ (хохочет).

 
Карл Иваныч с длинным носом
Подходил ко мне с вопросом:
– Как избавить этот нос,
Чтобы больше он не рос?
– Вы купите папиросу,
Приложите это к носу,
А потом, потом, потом,
Отрубите топором!..
 

ЛЮБОЧКА. Не надо мной смеяться.

ЮВЕНАЛИЙ. Не над тобой. Я просто так смеюсь. (Глядя в пол.) Расползлись. Кто куда.

ЛЮБОЧКА. Кто? Куда?

ЮВЕНАЛИЙ. Саранча. Из разбитой колбы – черт-те куда.

ЛЮБОЧКА. Выметем. Сказать Агаше, она их всех выметет.

Влетела и упала в кресло МАМОЧКА.

МАМОЧКА. С какой целью его теперь там нет?! Я спрашиваю вас: с какой целью?.. Он там лежал всегда – на саратовском блюде! – и он должен лежать именно там! И его нет. От пяти отделений ключи есть, от шестого – фьють!.. (Свистнула.) Фьють! (Свистнула еще раз.) Если бы пропали все ключи – пропали бы все ключи! Так бывает в случаях пропажи. А если пятеро ключей есть, а шестого – фьють?! Он думает, что это очень смешно – украсть ключ. Украсть или перепрятать, я не знаю, как там у него дело шло. Вполне перепрятал! С саратовского блюда, допустим, на мейсенское – вполне! Пять ключей на саратовском, шестой на мейсенском! Чтобы мать голову сломала, когда будет искать. А я не могу, не могу искать, у меня нет сил, я еле на ногах, я не могу, не хочу искать!

ЮВЕНАЛИЙ. Снова о ключе… Это все Леонидовы проделки.

МАМОЧКА. Он мог бы не устраивать буффонад в память об отце, в конце концов! Ваш отец чудесно ко мне относился, чудесно, то есть – в высшей степени… Если бы он не умер так рано… Если бы он, ваш папа, не простудился тогда и не умер так рано…

Тут ЛЮБОЧКА рассмеялась.

ЮВЕНАЛИЙ (испуганно). Любочка, что ты?

ЛЮБОЧКА показала ему язык.

МАМОЧКА (плачет). Пускай он простудился, пускай его – умер! Но это еще не значит, что можно все перепрятывать!..

А в дверях стоял ЛЕОНИД.

ЛЕОНИД. Ваш ключик на мейсенском блюдце, я его по ошибке туда опустил, вместо саратовского!..

МАМОЧКА, не в силах ничего сказать, лишь затопала ногами.

ЮВЕНАЛИЙ (быстро). Я схожу, мамочка. Ключик возьму и все принесу!

Вдруг ЛЮБОЧКА рассмеялась.

ЛЮБОЧКА. Я принесу! Я схожу! (И выбежала.)

Пауза.

ЛЕОНИД (вяло). Вам, мамаша, охота меня дураком показывать? Вам охота, чтобы ко мне приятели – с усмешкой? С намеками? Нет уж, извините!.. Мне ваше дело безразлично, но я одного, одного… Чтобы мои же приятели мне не усмехались! Ювеналий, марш спать!..

ЮВЕНАЛИЙ (кричит). Какое – спать?! Рано спать. Что это – все спать, да спать! Как что – так спать!..

Легко вошла ЛЮБОЧКА, неся в руках графин.

МАМОЧКА, не вставая с кресел, вырвала его.

МАМОЧКА (звонким голосом). Послушайте! Что это за нумера?! (Потрясает графином.) Здесь было больше налито! Я запомнила. Куда ж делось?!

ЛЕОНИД. Прошу прощения, но я лишь отпил. Но немножко. (Указывая на графин.) Я не пил дальше.

ЛЮБОЧКА (смеясь). Какие вы глупые! Это я – дальше отпила. Если вы, мамочка, браниться станете – то мне все равно!..

МАМОЧКА (заплакала). Но здесь же мало осталось! Здесь же – капля!..

ЛЕОНИД. Минуточку! Может быть, не будем ставить друг друга в неловкое положение? Мне ваше дело безразлично, но когда приятели намекают… слухи разные! Неприятно!

МАМОЧКА припала к горлышку графина и все разом выпила. Аккуратно поставила графин возле кресел.

МАМОЧКА. Дети!.. Я хотела бы, чтоб Владимира Ивановича вы называли – папой! Это будет ему приятно. Ведь он будет заботиться о вас, а вы его за это папой звать. И я не стану – слышите? – не стану повторять об этом дважды! Я попрошу Владимира Ивановича высечь розгами – кто меня не услышал! Не надо здесь недоразумений. (Откинулась в креслах.)

Молчание.

ЛЕОНИД. Как хотите, мамаша, но я не стану его отцом звать. Я буду – Владимиром Ивановичем. По фамилии неудобно, а Владимиром Ивановичем – что же, мне это безразлично.

ЛЮБОЧКА (мягко улыбаясь). А можно мне… если он красив… я стану у него на коленях сидеть?..

ЮВЕНАЛИЙ молчит.

ЛЕОНИД. Мне, конечно, неудобно, но о розгах вы… Фуй… Давайте как-нибудь без этого. Право же, неудобно. И насчет Любочки я бы еще подумал. Насчет розгов. Не дело! Незнакомый в принципе мужчина…

ЛЮБОЧКА (мурлычет). Я с ним лисанькой буду, ему и самому не захочется. Пусть вон Ювеналия сечет!..

ЛЕОНИД (засмеялся). А так – что же… даст Бог, еще и деток нарожаете!

ЛЮБОЧКА рассмеялась.

ЮВЕНАЛИЙ молчал.

МАМОЧКА. Деток – да. Владимир Иванович как раз и любит деточек. Я вот с завтрашнего дня не буду больше мадеры пить. Можете прямо сейчас ее выбросить. Выбросьте, выбросьте! Леонид знает – где, можете прямо сейчас и выбросить. (Обняла детей. С жаром.) Я бы всех деток любила!.. Ведь они хорошие, что ж их не любить-то? Ведь это счастье!.. Уж если деток своих не любить – земля рухнет! Вся как есть возьмется да рухнет! И не станет ее больше никакой. Ни горстиночки не станет. Грязюлька крохотная, глиночка малая – и та по ветру раструсится!.. Вот что будет, если перестать деток любить!..

Грянул хор цикад и сверчков. Дружно, разом грянул, будто дело было в густом и диковинном саду. Под каждым кусточком гремели кузнечики, кобылки и богомолы. И все Божьи стрекозки…

Все обнялись и очаровались. Рассмеялись легко и свободно. Удивлялись своей недавней угрюмости. ЛЮБОЧКА смеялась, запрокинув головку, будто подзывала и остальных не останавливаться и смеяться вместе с нею дальше.

ЮВЕНАЛИЙ молчал.

ЛЕОНИД (глядя в пол). Черт его знает, что под ногами путается!.. Откуда здесь все эти стрекозы? Безобразие в доме!