Текст книги "Молчание Апостола"

Профессор хитро засмеялся, потирая руки.

– Великий и могучий Интернет. Я разместил кое-что на паре серьезных форумов при исторических онлайновых журналах… – Увидев округлившиеся глаза мадемуазель Бернажу, Коэн поспешно добавил: – Не под своим именем, конечно. И не со своего почтового ящика. В Оксфорде достаточно интернет-кафе. Я, конечно, немолод, но в ногу с веком пока поспеваю шагать.

Эли нахмурилась.

– Вы сыграли в очень опасную игру, профессор. Наткнись я на ваши публикации, пусть и отправленные через сорок ящиков и прокси, – пять минут работы, и я бы знала, кто за этим стоит. Почтенный профессор Оксфорда Арон Коэн. Ведь если это сделал Лонгдейл, пусть и с чьей-то помощью, то специалисту, как я уже сказала, хватило бы пяти минут.

Профессор погладил бороду, несильно дернул ее пару раз и спросил, не поднимая глаз:

– Лонгдейл… Как он погиб? – При последних словах он посмотрел на Артура.

Тот смутился и отвел взгляд.

– Вам лучше этого не знать, профессор.

Коэн покивал.

– Уже ответ.

– Вам стоит быть осторожнее, профессор Коэн, – очень серьезно проговорила Эли.

– Это я понял. Тогда просьба к вам, уважаемые и симпатичные гости. Вы, как я догадываюсь, не из праздного любопытства нырнули во все это…

– Нет, не из любопытства, – ответил Артур. – Это стало для меня… для нас личной и очень серьезной проблемой. На мою жизнь уже не раз покушались. Думаю, будут предприняты новые попытки.

– Это очевидно. Похоже, Лонгдейл и те, кто… вы понимаете. Да, они могут стать очень личной проблемой и для меня.

– Не тот случай, когда можно подсластить пилюлю, поэтому скажу откровенно и просто: могут, профессор, очень даже, – мрачно произнесла Эли.

– Отсюда и просьба: если всплывет что-то, имеющее практическую значимость, то поставьте меня в известность об этом. Я не слишком многого прошу?

– Нет, – отчеканил Артур. – Безусловно, поставим.

– А вы, профессор, уберите все данные со всех своих компьютеров. Особенно с этого. – Эли указала рукой на монитор, стоявший на столе. – Но и дома тоже.

– Да-да, вы, конечно, правы, – заявил Коэн. – Сегодня же. Мой племянник – чародей этого дела. Перенесет и запрячет так, что даже… – Он рассмеялся. – Что даже мадемуазель Бернажу не сыщет.

Теперь рассмеялись и Артур с Эли.

– Мадемуазель Бернажу, профессор, умеет гораздо больше, чем мы с вами можем даже предположить, – вставил Артур. – Вы наверняка удивитесь, узнав, что она свободно владеет ивритом.

– Быть не может! – воскликнул Коэн.

– Может, – с легким оттенком гордости произнесла Эли. – И арамейским тоже.

Профессор только охал, качая головой.

– Что касается иврита, то я владею и скорописью на этом языке.

Коэн встал и поклонился Эли.

– Мадемуазель, вы меня сразили. Стенографировать на иврите и читать ивритские стенограммы – редкое искусство. За пределами Израиля я знаю лишь двух-трех человек, включая вашего покорного слугу, способных на такое. Почитаю за счастье и честь быть знакомым с вами, очаровательная мадемуазель.

Они плюхнулись на заднее сиденье лимузина и закурили. Эли жадно втягивала в себя едкий дым своих «Голуаз», Артур глубоко затягивался собственной сигаретой.

Джеймс нажал кнопку на панели, поднимая стекло перегородки.

– Не надо, Джеймс, – сказал Артур. – Ты уже в команде, хотелось тебе этого или нет. Так что какие уж секреты.

– Слушаюсь, сэр. – Стекло опустилось.

– Что-то или кого-то видел? – спросил Артур. – Ты понимаешь, о чем я.

– Священники, и англиканские, и католические, входили и выходили. И в сутанах, и в черных костюмах. Но наших черных я не заметил. Не видел и их машин.

– Уже хорошо. Тогда двигаем в Гринвич.

– Славный старикан, – заметила Эли. – Я о профессоре.

– Ого! – изумился Артур. – А я было решил, что речь обо мне.

Она ущипнула его за бедро, а потом провела ладонью выше.

– Эли, – прошептал он. – Но не сейчас же. Не здесь…

Она убрала руку, открыла бар, достала бутылку бренди и бокал. МакГрегор потянулся, взял бокал и для себя. Потом он отобрал бутылку у Эли и наполнил оба бокала наполовину.

– За то, что мы выяснили главное. – Артур потянулся, чтобы чокнуться с ней.

Однако Эли отвела руку с бокалом.

– Что же самое главное мы выяснили, сэр Артур? – хмуро поинтересовалась она.

– То есть? Мы выяснили, почему был убит Лонгдейл, не правда ли?

– А почему идет упорная охота за тобой, дорогой мой?

– Н-да… – протянул он. – Этот небольшой вопрос пока не прояснен до конца.

– И все же кое-что и с ним, этим вопросом, стало понятнее. – Она внезапно просияла и чокнулась с МакГрегором, после чего в несколько глотков опустошила бокал.

– Что-то снизошло? Проблеск интуиции? Ну же, Эли, что именно стало понятнее?

– Вы, баронет, тоже владеете какой-то тайной, которая должна оставаться нераскрытой.

– Иначе говоря, тайной Иерусалима? Да я впервые об этом услышал сегодня. От профессора Коэна. Кстати, теперь с этой тайной знакомы и вы.

– Я имела в виду то, что у вас есть какие-то доказательства правоты профессора Коэна. Вещественные доказательства. Такие, которые можно пощупать.

– Я в растерянности, прекрасная герцогиня. И как же ватиканские головорезы рассчитывают найти их – убив меня?!

– Думаю, они убеждены в том, что вы и только вы можете иметь к ним доступ. Не станет вас, и дверь захлопнется наглухо.

– Тогда непонятно, что вас так обрадовало, – подняв брови, проговорил МакГрегор.

– То, что эти доказательства находятся в вашем особняке, баронет. Если мы быстро найдем их, то обезопасим вашу драгоценную жизнь.

– Найдем… – уныло протянул Артур. – Но что нам нужно искать?

Внезапно лицо его прояснилось.

Он залпом опорожнил бокал и почти заревел:

– Джеймс!

Перепуганный Робертсон прижался к обочине и ударил по тормозам.

– Что случилось, сэр?

– Назад. Обратно. Сейчас же. Отставить Гринвич.

– Назад и обратно – это куда, сэр? – недоуменно спросил Джеймс.

– В колледж Марии Магдалины, куда же еще?

Он ворвался в кабинет профессора без стука. Коэн был на месте. У его стола на краешке стула сидел молодой человек в очках – ассистент или аспирант. Профессор перелистывал принесенные очкариком бумаги.

Бросив взгляд на лицо МакГрегора, он сразу понял, что стряслось нечто серьезное.

– Ричард, – обратился Коэн к очкарику, – благодарю вас, я просмотрю ваши тезисы позже. А сейчас прошу прощения, но мне срочно нужно переговорить… с профессором Смитом. – Он сделал жест в сторону Артура.

– Конечно, профессор, я понимаю. – Очкарик взлетел со стула и исчез за входной дверью.

– Профессор Смит? – Артур улыбнулся. – Впрочем, какая разница? Но прошу прощения, профессор Коэн. Нам всем сейчас не до шуток. Дело серьезное. Мне нужен ответ на один очень важный вопрос.

– Садитесь, – коротко скомандовал Коэн.

– Аргументы!.. – проговорил МакГрегор, вертясь на стуле от нетерпения. – Что может быть вещественным доказательством ваших построений? Таким, которое можно было бы пощупать и предъявить миру?

Коэн задумался, но ненадолго.

– Карта, – сказал он.

– Карта? – переспросил Артур.

– Карта Августа, она же карта Елены, матери императора Константина. Ведь новый Иерусалим строила, вернее, воссоздавала она. Уже на новом месте, но пользуясь картой Августа. Вы историк, должны, наверное, помнить, что Октавиан Август отдал распоряжение составить подробные карты всех крупнейших городов империи и провинций. Так вот эта карта совпала бы скорее с описаниями Иосифа Флавия, чем с Иерусалимом нынешним, с той его частью, которая называется Старым городом.

– Из-за того, что на новом месте?

– Именно. И из-за того, какие районы Елена включила в черту города.

– Значит, карта? – полувопросительно-полуутвердительно повторил Артур.

– Карта. И, если это возможно, хроники. Свидетельства. Неважно чьи. Но имя должно быть весомым. Значимым. Достойным доверия.

– Свидетельства чего?

– То есть как это чего? Куда и как исчез тот, настоящий Иерусалим! Ведь не растаял же он в воздухе. Но прежде всего – карта.

– Карта. Хроники. Карта. Карта. Хроники, – бубнил Артур, направляясь к дверям.

Уже открыв дверь, он опомнился, обернулся и произнес:

– Огромное вам спасибо, профессор. И, надеюсь, до встречи.

– Всегда рад видеть вас, баронет. Удачи.

Уже садясь в машину, МакГрегор продолжал бубнить:

– Карта. Хроники. Карта. Карта. Хроники. Но прежде всего – карта.

– О чем ты? – Эли перешла на французский, сама того не заметив. – Какая карта? Какие хроники?

– Дед, – внезапно произнес Артур. – Дед. Это связано с ним, я уверен.

– Боже, – простонала Эли. – Карта. Хроники. Теперь еще и какой-то дед.

– Не какой-то, а мой! Тоже Артур, седьмой баронет МакГрегор! Джеймс! Хэлло, ты не заснул?

– С вами заснешь, прошу прощения, сэр. Один день веселее другого, – отозвался с водительского кресла Робертсон. – Куда рулим?

– Прямиком в Гринвич, к старушке Нэнни.

– Слушаюсь, сэр.

Глава 13

Из дневников графа Чиано, министра иностранных дел в правительстве Муссолини

«29 января 1942 года. Дуче вчера провел трехчасовую встречу с Герингом… Весьма удрученный развитием событий в России, тот обвинял во всем тех армейских генералов, которые были умеренными нацистами либо вовсе не состояли в партии. Он полагал, что трудности продлятся всю зиму, но при всем этом не сомневался, что Россия падет в 1942 году и что Англии придется сложить оружие в 1943 году».

28 января 1942 г., Рим

Геринг, увешанный всеми мыслимыми наградами, включая и те, что получил еще за Первую мировую войну, слегка вспотевший, вошел в зал. Дуче уже шагал ему навстречу.

– Бенито! – Геринг расплылся в улыбке и протянул Муссолини руку, толстые пальцы которой были сплошь в старинных редких перстнях с огромными драгоценными камнями.

– Эрман! – Дуче осторожно пожал огромную лапу рейхсмаршала, стараясь не поцарапать свою ладонь обо всю эту коллекцию перстней, и указал Герингу на старинное кресло у небольшого столика.

Сам он сел рядом, чуть наискосок от гостя.

– «Эрман»… – передразнил его Геринг. – Hermann, Бенито, Hermann. Разве трудно произнести правильно? Это же как выдох: «Х-х-х…» Не обижайся, старина, но, право же, странно, что ты до сих пор едва говоришь по-немецки. Хотя по-французски, насколько я знаю, ты способен говорить почти без акцента, да и по-английски, рассказывали, вполне ловко изъясняешься.

– Эрман! – Дуче наклонился вперед и положил руку на бедро немца. – Но ты тоже не говоришь итальянский.

– Это разные вещи, – напыщенно произнес Геринг. – По-немецки уже говорит вся Европа. Скоро заговорит и Англия. Ты чей союзник, в конце концов? Черчилля или наш?

Дуче рассмеялся с оттенком подобострастия. Геринг, однако, не унимался. Забыв о своей миссии, он словно хотел поквитаться с Муссолини за унижение 1925 года, когда дуче отказался принять его, второго человека в партии, героя недавней войны!

– Когда-то великий вождь итальянского народа отказался принять скромного ветерана в капитанском чине, заместителя по партии другого скромного ветерана, чья фамилия была Гитлер.

– Эрман… – примирительно произнес Муссолини.

– Да, Бенито, я понимаю. – Ноздри Геринга угрожающе раздулись. – Мы еще не были у власти в Германии, а ты уже был в прекрасной Италии человеком номер один. Можно понять. Кто были мы и кто – ты. – Он поднял руки ладонями вперед в жесте типа «не спорю». – Но сейчас?

Дуче пожал плечами, наигранно демонстрируя, что не вполне понимает, о чем речь.

– Я приехал в Рим позавчера, – продолжал изливать свои обиды Геринг. – Я, рейхсмаршал великого рейха, но разве ты был на перроне, чтобы встретить меня? О нет, ты прислал этого проныру, своего зятя Чиано. – Геринг погрозил собеседнику пальцем. – И наверняка потому, что знаешь, как мы ненавидим друг друга.

– Нет, – примирительным тоном протянул Муссолини. – Это не есть правда.

– А, плевать. – Геринг махнул рукой. – Но прежде чем мы побеседуем о делах военных, а разговор будет серьезным, кое-какие мелочи.

– Да, Эрман. – Дуче подобрался, всем своим видом выражая внимание.

– Ты помнишь мой приезд в тридцать первом году?

– Мы же встретился, нет?

– Да, тогда ты соизволил меня принять. Но мне нужен был Ватикан. Голоса избирателей. Католиков Рейнской области и особенно Баварии. Меня, однако, не приняли ни Папа, ни его статс-секретарь.

Муссолини пожал плечами.

– Я не командую Ватикан.

– Нет? – Геринг наигранно удивился и тут же расхохотался. – А зря! Папа Бенито – звучало бы славно! – Отсмеявшись, он вытер уголки глаз платком и уже серьезно продолжал: – Сейчас такой острой нужды в поддержке Ватикана мы не испытываем, выборы нам, хвала фюреру, не проводить. Но нам нужны слова примирения, произнесенные Ватиканом вслух и громко. Конфронтация с католиками – вещь достаточно неприятная. И в Германии, и в Европе. Папа хмуро смотрит на нас – паства реагирует. Пополняются ряды наших противников, множатся бойкоты, диверсии, саботаж. С этим надо кончать.

– Эрман! – Дуче улыбнулся, развел руками и повторил: – Я не командую Ватикан.

– Да, но дело делать надо. Первые шаги. Пусть даже шажочки. Мы уже заткнули на время рот Розенбергу. Он громче всех вопил о том, что нужно очистить Германию не только от евреев и еврейства, но и от католицизма. Жест доброй воли номер один. Сделаем же и второй шажок. Символический, но тем не менее… – Геринг внезапно взревел: – Кауттер!

Адъютант Геринга приоткрыл дверь, заглянул в зал.

– Слушаю, господин рейхсмаршал.

– Подарок!

– Яволь!

Голова исчезла. Через полминуты Кауттер, подтянутый офицер в форме капитана люфтваффе, беззвучно материализовался в зале, неся небольшую шкатулку черного дерева, обитую по углам золотом и с таким же замочком.

Поставив ее на стол перед шефом, он поинтересовался:

– Какие еще будут приказы, господин рейхсмаршал?

– Свободен. – Геринг небрежно махнул ладонью, отягощенной перстнями.

Капитан исчез так же бесшумно, как и появился.

– Бенито, дружище. – Толстяк пододвинул шкатулку поближе к Муссолини. – Ты вхож в Ватикан. Встречаешься с Папой. Тебе нетрудно будет передать ему этот скромный подарок от имени рейха.

– Просто коробка? – удивился дуче.

– Важна не просто коробка, а то, что в ней. Открой. Взгляни.

Маленький золотой ключик был вставлен в скважину замочка. Муссолини повернул его, открыл шкатулку, потом достал содержимое. Это оказался лист пергамента, в который были завернуты несколько свитков меньшего размера. По центру он был перехвачен тонкой золотой цепочкой.

Дуче вопросительно посмотрел на собеседника.

– Реквизировано в Голландии, у еврея-антиквара. – Геринг хохотнул. – Хотя достаточно было сказать «антиквар». Они же все евреи. Так вот, спецы из моей комиссии по конфискации предметов искусства доложили, что для Ватикана эти пергаменты представляют большую ценность. Для меня – нет.

– Ну да, это же не Рубенс. – Муссолини улыбнулся.

Теперь рейхсмаршал уже хохотал от души. Огромный живот его, хотя и перехваченный поясом и портупеей, колыхался как желе на тарелке.

– Бенито!.. – Геринг вытер слезы смеха. – Отлично сказано. Это не Рубенс. Рубенсом я бы не швырялся, ты прав.

– Но что это? – Дуче держал в руке свиток.

– Какая-то карта и священные тексты первого века нашей эры, Бенито. Первого!

Муссолини уважительно закивал.

– Скажи Папе, кардиналу Пачелли, всем, кто там у руля, что мы протягиваем им руку дружбы. Но скажи красиво, как ты умеешь. И потеатральнее.

Дуче нахмурился. Он не любил, когда ему намекали на излишнюю театральность его манер.

– Хорошо, Эрман. Но не сегодня.

– Ну, уж настолько-то я тебя не тороплю. Хотя постарайся и не тянуть. За пару недель, я думаю, управишься?

– Да.

– Прекрасно. – Геринг откинулся на спинку античного кресла, вытирая пот.

«Это не от жары, – подумал Муссолини. – Моему другу Эрману явно пора уколоться. И это хорошо. После этого военные разговоры не будут долгими. Я заранее знаю, что Геринг будет просить направить на Восточный фронт еще несколько итальянских дивизий. Эрман уже грезит о вожделенной дозе морфина. Тем лучше. Когда человек очень спешит, с ним легче торговаться».

– Бенито! – встрепенулся вдруг Геринг. – Ты же мне еще не сказал, как тебе это? – Он поднял кисти, ладонями к себе, камнями перстней к дуче.

– Это есть чудо. – Муссолини нимало не кривил душой.

Камни были огромными, работа – старинной и абсолютно уникальной.

– Мое утешение в эти мрачные дни, – вполне серьезно произнес Геринг. – Н-да. – Он помолчал и снова наклонился вперед. – Ну а теперь…

Из дневников графа Чиано

«4 февраля 1942 года.

Геринг уезжает из Рима. Мы с ним пообедали в отеле «Эксцельсиор», и во время всего обеда он только и делал, что говорил о своих драгоценностях. И в самом деле, на его пальцах были камни редкостной красоты. Он сказал, что купил их относительно недорого в Голландии, после того как в Германии реквизировали все драгоценности…

Один из его старших офицеров вчера вечером сказал: «У него две страсти в жизни – предметы искусства и война». И то и другое – дорогостоящие увлечения».

Глава 14

Они обогнули Гринвич-маркет, повернули направо с Нельсон-роуд и оказались в какой-то сотне ярдов от сухого дока, в котором стояла «Катти Сарк». Эли ахнула.

– Хороша? – поинтересовался Артур.

– Она просто великолепна! – отозвалась Эли.

– А теперь представь ее с поднятыми парусами в открытом море, – мечтательно произнес МакГрегор. – Рассекающей волны и словно летящей над ними.

– На паркинг, сэр? – спросил Джеймс.

– Конечно. Мы же не знаем, сколько времени там пробудем.

Когда водитель поставил «Роллс-Ройс» на платную стоянку, Артур и Эли двинулись к красавцу-клиперу. Джеймс, которого Артур звал с собой, отказался, вполне разумно заметив, что кому-то надо покараулить машину, чтобы под нее не сунули какую-нибудь гадость.

– Красавица наша не очень везуча, – заметил Артур, медленно шагая к сухому доку.

– Почему? – поинтересовалась Эли.

– В мае две тысячи седьмого она едва не сгорела. Пожар был серьезный. Восстанавливали ее целых пять лет. Я был на торжественном открытии обновленного судна в двенадцатом году. В октябре прошлого года – снова пожар, но на сей раз меньшего масштаба. Удалось и погасить быстро, и подремонтировать там и сям. Однако для посещения публики клипер пока закрыт.

– Я полагаю, к члену палаты лордов виконту Кобэму это не относится?

– Конечно, нет, – с улыбкой проговорил МакГрегор. – Равно как и к его секретарше.

Эли толкнула его локтем в бок.

– Шутки шутками, но у тебя в сумочке найдется чем и на чем писать? – осведомился Артур.

– Безусловно.

Они подошли к трапу, у которого стоял один из смотрителей музея в форме лейтенанта-командора королевского флота. Артур, махнув волшебной корочкой, поведал смотрителю, что он, виконт Кобэм, состоит в парламентской комиссии по охране памятников истории и культуры. Ему хотелось бы убедиться в том, что «Катти Сарк» вскоре сможет снова принимать гостей.

Офицер сделал приглашающий жест, и виконт с секретаршей шагнули на трап клипера. Смотритель, идя чуть позади, объяснял причины последнего пожара, уверял высокого гостя в том, что повреждения были весьма незначительны.

Эли, наклонив голову к Артуру, спросила:

– И которая из этих мачт «грот»?

– Эта. – Он указал рукой. – Самая большая. Ведь я не ошибся, офицер?

– Так точно, сэр. Это грот-мачта.

– Может быть, вы знаете, каков диаметр ее основания? В той части, что уже над палубой?

– Секунду, сэр. – Лейтенант-командор нырнул в шкафчик у правого борта и достал небольшую книжечку.

– Мисс Браун, мне хотелось бы иметь эти цифры, – сказал Артур, давая понять Эли, что ей пора достать из сумочки записную книжку и авторучку.

Смотритель-офицер листал буклет. Артур неспешным шагом подошел к основанию грот-мачты. Что-то есть. Цифры, нанесенные несмываемым тонким маркером.

Он наклонился и проговорил:

– Три, девять. Еще раз девять.

– Нет, сэр, – возразил смотритель. – У меня совсем другие данные.

– Я о другом, лейтенант-командор. Мисс Браун, вы записали?

– Да, – едва сдерживая смех, отозвалась Эли. – Это все?

– Думаю, да. – Артур обошел грот-мачту со всех сторон. – Да, это все. С мачтой, я имею в виду.

Для приличия они еще минут пятнадцать побродили по палубе, слушая объяснения смотрителя: что горело, что удалось погасить сразу, что выгорело и подлежало ремонту. Сделав круг по кораблю, высокие гости снова оказались у трапа.

Артур протянул смотрителю руку.

– Благодарю вас, командор.

– Пока лишь лейтенант-командор, – смущенно улыбаясь, ответил тот, пожимая руку МакГрегора. – Надеюсь, вы получили представление о ситуации в целом.

– Безусловно. И доложу обо всем нашей комиссии. Удачи вам.

Они сошли на берег.

Оказавшись вне зоны слышимости, Эли позволила себе рассмеяться.

– Ваша фантазия, сэр, просто поражает. «Мисс Браун»!.. Почему не «Смит»?

– Потому что Смитом был я при втором посещении профессора Коэна, – спокойно ответил Артур.

– Серьезно? – Эли едва не расхохоталась.

– Абсолютно. Он представил меня своему аспиранту как профессора Смита.

– Джеймс! – обратилась Эли к Робертсону, который уже открывал пассажирскую дверцу. – Вы знакомы с профессором Смитом?

– По правде говоря, нет, мэм. С одним Смитом я однажды выходил на ринг. Не думаю, что он был профессором. Да и бойцом тот Смит оказался, честно говоря, слабоватым.

Когда все трое уже сидели в машине, Артур поинтересовался:

– Что ж, Джеймс, никто не пытался присобачить к днищу магнитную мину?

– Полагаю, я бы заметил это, сэр.

– Что ж, тогда… – Артур сделал паузу и скомандовал: – Аэропорт Хитроу, терминал номер один.

– Слушаюсь, сэр, – отозвался Робертсон.

МакГрегор и Эли подошли к дверям камеры хранения. Охранник-контролер спросил у них номер ячейки. Артур заглянул в бумажку и сообщил ему цифры. Контролер набрал их на компьютере и проинформировал МакГрегора, что багаж находится в ячейке уже неделю. Следовательно, оплата составит сорок пять фунтов: пятнадцать за первые сутки и по пять за остальные шесть. Артур сначала достал кредитку, но задумался, снова спрятал ее в бумажник и вынул требуемую сумму наличными. Эли едва заметно кивнула, одобряя этот вариант.

Они прошли к ячейкам, отыскали нужную.

– Набираем?

Эли продиктовала ему последовательность цифр.

– И три последние, свеженькие…

– Помню, – отозвался Артур. – Три, девять, девять.

Замок щелкнул. Дверца открылась.

– Пакет, – хором произнесли они.

Это действительно был приличных размеров плоский предмет, завернутый в плотную светло-коричневую оберточную бумагу. Артур вытащил его.

– Весит неплохо. Фунтов под десять, я бы сказал.

– Вскроем, я думаю, дома?

– Конечно, не здесь, дорогая. Тем более что…

– Что, Артур?

– У меня такое чувство, что за нами следят.

Они начали осторожно озираться, но не заметили никого и ничего подозрительного, вышли к «Роллс-Ройсу», снова осмотрелись и сели в машину.

– Предваряю ваш вопрос, сэр, – сказал Джеймс, захлопнув за ними дверцу и садясь на водительское сиденье. – Не видел никого и ничего. Группка кришнаитов и лютеранский священник. Ни черного «Смарта», ни бандитов того же цвета.

– Тогда домой! – скомандовал МакГрегор. – Подъедешь с Тревор-сквер, сзади.

– Разумеется, – ответил дворецкий.

Машина уже сворачивала на Тревор-сквер, когда Джеймс резко ударил по тормозам и выругался. Черный фургон с темными стеклами вдруг подставил лимузину правый бок. С другой стороны фургона выскочили четверо одетых в черное головорезов, которых МакГрегор мгновенно узнал. С ними он уже имел дело в подвале. В руках у троих из них были пистолеты с чрезмерно длинными стволами. Длинными их делали навинченные на стволы глушители.

Робертсон начал сдавать назад, когда черный фургон внезапно вздыбился, двинулся в их сторону боком и сбил одного из бандитов, который оказался к нему ближе всего.

– Что за чертовщина?.. – Артур ничего не мог понять.

А произошло вот что: мусоровоз, стоявший у контейнеров на Тревор-сквер, задним ходом скорости врезался в фургон своим тяжеленным кузовом. Из кабины и с бортов мусоровоза спрыгивали люди в серых комбинезонах с бейсбольными битами в руках, сразу бросаясь к вооруженным типам.

Артур невольно поморщился, когда увидел, как бита обрушилась на черную руку с пистолетом. Оружие полетело на асфальт, а предплечье бандита изогнулось почти под прямым углом. МакГрегору даже показалось, что он услышал хруст ломающихся костей. Но вот дикий вой раненого киллера резанул по ушам без всякого сомнения.

– Что это?.. – недоумевающе спросила Эли, поднявшаяся с пола, куда она нырнула сразу же, как только увидела черный фургон.

Понять, что происходит, было непросто. Биты «мусорщиков», или кем там были эти парни в серых комбинезонах, гуляли вовсю, лупили по рукам, спинам и даже головам растерявшихся воинов Ватикана. Но кто-то из них все же успел выстрелить, однако не в направлении «Роллс-Ройса», а в «мусорщиков». Один из них выронил биту и схватился за правое плечо.

Раненый – кстати, именно он сломал руку киллеру в черном – производил весьма странное впечатление: очень низкорослый, почти карлик, но с невероятно широкими плечами. Несмотря на полученную рану, лицо его не выражало ни боли, ни страдания.

– Ritirare![26]26
  «Отступать!» или «Уходим!» (итал.).


[Закрыть] – скомандовал тот из «черных», который выскочил из фургона невооруженным.

Его люди, помогая двоим раненым, мгновенно скрылись в своем фургоне. Тот сдал пару метров назад, тут же рванул вдоль по Тревор-сквер, обогнув машину странных людей в сером. Они тоже молниеносно загрузились на свой мусоровоз и исчезли в опустившемся на город тумане.

Артур положил пакет на стол в библиотеке и плюхнулся в кресло.

– Не торопишься открывать? – полюбопытствовала Эли.

– Дай перевести дух, дорогая. У меня голова идет кругом. Что все это было? Что за ангелы-хранители от мусорного бизнеса?

– Не факт, – заметила Эли, садясь в кресло у книжного стеллажа.

– В каком смысле не факт? – удивленно спросил Артур.

– В том смысле, что они могли быть не твоими ангелами-хранителями, а просто врагами киллеров в черном.

– Что в той или иной степени делает их нашими союзниками, – заявил МакГрегор.

– Связаться с которыми мы пока не умеем, – заметила Эли. – Не знаем о них ничего.

– Не совсем так. Мы знаем, что опасности для нас они не представляют.

– Возможно. Пока.

– Вы неисправимая пессимистка, мадемуазель, – со вздохом проговорил Артур, вставая с кресла.

Он взял на полке стеллажа нож для бумаг, направился к столу, на котором лежал пакет, аккуратно надрезал обертку по периметру и открыл ее как обложку книги.

– Что за?.. – пробормотал баронет.

– Икона, – произнесла Эли, уже вставшая рядом с ним. – И очень-очень старинная.

Они принялись внимательно рассматривать ее. В центре был изображен старец с Евангелием в левой руке. Правой ладонью он закрывал себе рот. Артур прочитал сперва надпись слева на греческом: «απόστολος», и чуть ниже «Iω» со значком-тильдой над этими двумя буквами. Он означал, что это акроним, то есть сокращенное написание имени «Ἰωάννης».

– Апостол Иоанн, – произнес Артур, переводя взгляд на надпись справа от фигуры, три коротенькие строчки: «ο θεο», «λό», «γος». – Теолог. Богослов.

– Автор четвертого Евангелия, – утвердительно произнесла Эли.

– И Откровения, то есть Апокалипсиса, – добавил МакГрегор.

– Но отчего же рука закрывает рот? Он призывает к молчанию или сдерживает себя, дабы не проговориться в чем-то? – недоумевала Эли.

– Хотелось бы мне это знать, – задумчиво проговорил Артур.

– И эта картинка. – Эли прикоснулась пальцем к правому нижнему углу иконы.

– Это клеймо, – пояснил Артур.

– Какое же это клеймо? Это картинка, причем совершенно не потемневшая.

– Такие картинки, расположенные на полях иконы, называются клеймами, Эли.

– Но все остальные абсолютно темные. И что на них?

– Обычно клейма последовательно, начиная с предпоследнего снизу, описывают житие святого, изображенного на иконе. Здесь, мне кажется, не тот случай.

– Почему?

– Потому что последнее должно было бы изображать его кончину или положение во гроб, то есть завершение жизненного пути. А что видим мы?

Они снова наклонились над иконой. На последнем клейме была изображена коленопреклоненная женщина в короне, склонившаяся над лежащим на земле деревянным крестом на фоне скалы с пещерой. Эта миниатюрная картинка была выписана очень тщательно, вплоть до крошечных точек на короне женщины, которые должны были изображать драгоценные камни.

– Ну, господин эрудит? – настаивала Эли. – И что же мы видим?

– Во-первых, то, что это клеймо не имеет отношения к апостолу Иоанну. Согласны?

– Похоже на правду, – согласилась Эли.

– Во-вторых, это, несомненно, царица Елена, мать императора Константина. Хорошо известно, что именно она нашла крест, на котором был распят Спаситель. Произошло это в четвертом веке. Иоанн, как известно, был долгожителем, имеются записи его современников о том, что он прожил сто, даже сто двадцать лет, но уж никак не три столетия. Значит, клейма, которые мы пока, увы, не в состоянии рассмотреть, рассказывают не его историю, а кого-то или чего-то другого.

– Елена… – задумчиво произнесла Эли. – Не та ли, о которой говорил профессор Коэн? Карта Елены?

– Именно та, – подтвердил МакГрегор.

Он раздвинул пальцы, измерил ими размер клейма и начал прикладывать их к краю иконы, постепенно двигаясь вверх от нижнего изображения.

– Четыре, – сказал Артур. – Значит, и слева тоже четыре.

Теперь он откладывал то же расстояние по нижнему краю.

– Да, так и есть. Всего их двенадцать.

– Ну да, двенадцать, не спорю. Но что на них?

– Хороший вопрос. К счастью, есть человек, который может помочь нам с ответом. – Баронет снял трубку радиотелефона, стоявшего на полке с книгами, и, не заглядывая ни в какие записные книжки, по памяти набрал номер. – Будьте добры Джорджа Митчелла, – попросил он. – Джордж! Прости, сразу не узнал твой голос. – Баронет хохотнул. – Это Артур МакГрегор. Как поживаешь? Как дела в целом? О, у меня все отлично. Лучше и быть не может.

Эли, услышав последнюю фразу, грустно хмыкнула.

– Джордж, есть работа. Знаю-знаю, ты занят всегда, но это очень срочная работа. Ты же понимаешь, что за срочность полагается прилично накинуть. – Артур услышал ответ собеседника и рассмеялся. – Ты прав, главное, чтобы я это понимал. Так вот, Джордж, дорогой, я очень хорошо понимаю. О чем идет речь? Старинная икона, потемневшая до состояния полной неразборчивости клейм.

– Объясни ему, что такое клейма, – прошептала Эли.

– Кому? Реставратору Британского музея? – прикрыв трубку рукой, отреагировал Артур и продолжил общение с Митчеллом: – Да. Сейчас… – Он бросил взгляд на настенные часы. – Начало седьмого. Ну, до восьми мы поспеем с гарантией. До встречи, старина. – Он нажал кнопку отбоя и положил трубку радиотелефона на место. – Думаю, повезем в этой же обертке. Сейчас прихвачу скотчем ее верхний край…